(Из послания, приложенногок дарственному кувшину с вином)Сначала мать вина[4] приносим в жертву мы,Потом само дитя ввергаем в мрак тюрьмы[5].Немыслимо дитя у матери отнять,Покуда не убьешь и не растопчешь мать.Но мудрость нам велит (ее закон блюди!)Дитя не отнимать до срока от груди.Семь месяцев ему питаться молокомСо дня, как расцвели цветы весны кругом.Когда же осени обильной минут дни,Сажай дитя в тюрьму, а мать его казни.И вот в узилище дитя заключено.Семь дней, смятенное, безмолвствует оно;Потом опомнится – припомнит боль обид,Из глубины души застонет, закипитИ шумно прянет вверх, подняв протяжный вой,И снова вниз и вверх – о стены головой.В плавильне золото, когда кипит оно,Не так свирепствует, как пленное вино.Но пена наконец, как бешеный верблюд,Взъярилась, вздыбилась и облила сосуд.Тюремщик, пену снять! Настал заветный срок.Исчезли муть и мгла – и светел красный сок.Кипенья больше нет, – недвижность и покой!Но укрощенное ты бережно закрой.Вино очищено, и свет играет в нем,И каждый род его другим горит огнем.Как йеменский самоцвет, багров один,Другому пурпур дал пылающий рубин.Одни – весенних роз дыхание струят,Другие – мускуса иль амбры аромат.Итак – сосуд закрыт. Пусть минет Новый год,Пускай апрель придет и полпути пройдет, —Тогда в полночный час раскупори сосуд:Как солнце яркое, струи вина блеснут.И трус, его вкусив, внезапно станет смел,Румяным станет тот, кто бледен был как мел.Кто осушил его, возвеселится тот,Свой разум оградив от скорби и забот,И новой радости изведает прилив,Десятилетние печали заглушив.И если выдержан годами пьяный сокИ не дерзнул никто отпить хотя б глоток, —Пир будет царственный. Укрась цветами стол,Чтоб он жасминами меж роз и лилий цвел.Преобрази твой дом в сияющий эдем,Такое зрелище не видано никем.Парча и золото, ковры, сплетенья трав,Обилье многих яств – на всякий вкус и нрав.Ковры цветные здесь, там чанг, а там барбут.Там ноги стройные влюбленный взор влекут.Эмиры – первый ряд, и Балъами средь них;Азаты – ряд второй, средь них – дехкан Салих.На троне выше всех сидит, возглавив пир,Сам Хорасана царь, эмиров всех эмир.И тюрок тысячи вокруг царя стоят,Как полная луна, сверкает их наряд,Пурпурный, как вино, румянец на щеках,И волосы, как хмель, в душистых завитках.И кравчий за столом красив, приветлив, юн,Отец его – хакан и мать его – хатун.Кипучий сок разлит, и царь внезапно всталИ, тюрком поданный, смеясь, берет фиал.И возглашает царь с улыбкой на устах:«Тебе во здравье пьем, о Сеистана шах!»