"Выстрел в водопад" - читать интересную книгу автора (Леднев Вадим)

Глава двенадцатая

Крышу кабины задела ветка, потом еще одна. Потом они градом застучали, зашуршали по дверцам и по стеклам. Дорога сузилась окончательно. Таксист Виктор Сергеевич остановил свою «волгу» и заглушил мотор. Прямо перед капотом начиналась маленькая березовая рощица, уже, впрочем, через пару десятков метров обрывающаяся крутым склоном.

— Приехали, выгружаемся, — не услышав ответа, он обернулся к своему спутнику и усмехнулся. Андрюха, который, еще несколько минут назад трепался не переставая, теперь сладко дрых, скрючившись на заднем сидении, сложив лохматую голову на рюкзак.

Стояло раннее утро, от реки тянуло прохладой, навевая воспоминания о рыбалке. Настоящей рыбалке. Когда вода не пахнет гнилью, а пахнет свежо и вкусно. Когда по реке плавают не трехметровые крокодилы и страховидные змеи, а пескари и караси, в крайнем случае, щуки. Той настоящей рыбалке из прошлой жизни, когда вода стелется зеркалом и подсеченная рыбина бьется в росистой траве, когда в кустарнике у реки рассуждают и беседуют о своем мирные птахи, а не каркают уродливые птеродактили.

Виктор Сергеевич прищурился на невысокое солнце и с неудовольствием подумал о том, каких новых пакостей следует ждать им от нарождающегося дня?

Ждать, начиная с утра и до самой ночи, весь день. Потому как торопиться им некуда…

— Я тебе Сергеич так скажу, херней они маются вместо того чтоб делом заняться… интеллигенты недоделанные! — шофер Андрюха шел по еле заметной тропинке среди ивовых зарослей, поминутно уворачиваясь от, норовящих угодить прямо в лицо, нависших веток. Придумали, блин, летать… Карлсоны, их мать! И Семенов этот, мудак, поддержал их зачем-то… Я его нутром чую — майоришко отставной, а корчит из себя генерала. Я таких повидал на срочке.

Виктор Сергеич, к которому обращался Андрюха, тоже не одобрял фантастических идей своих товарищей, но и осуждать их не спешил. Он вообще не особенно прислушивался к своему болтливому, злословному спутнику. Как примерно, к своей, оставшейся дома, собаке Лайке. Ну, гавкает и гавкает — суть потому что такая собачья. А все не одному идти. Помповое ружье на плече поминутно цеплялось стволом за низко склонившиеся ветки. Он перевернул его прикладом кверху. На другом плече болтался маленький рюкзак со снастью и инструментом. Андрюха пыхтел сзади, волоча под мышками самодельные удилища, бухая новыми кирзачами. Виктор же Сергеич щеголял в китайских кедах, найденных накануне в спортзале. Никому из мужиков сороковой размер не подошел, а у него нога небольшая ему как раз впору. Таксист улыбался, чувствуя, как полупустой рюкзак приятно хлопает по штормовке, а кеды мягко пружинят на утоптанной земле.

Тропинка вильнула и пошла под откос к реке. Заросли облепихи в этом месте образовали своеобразный туннель из зелени. Поднимающееся из-за горизонта солнце било в прорехи сплетенных ветвей, рассыпая снопы, скачущих по тропинке и трепещущих в такт порывам ветра, солнечных зайцев. Все мирно и благостно. Только вот железная дура на плече, мешается и портит приятные впечатления от прогулки. Но без оружия сейчас никуда.

Внизу плескалась река. Противоположный берег окаймляла стена низкорослых деревьев с толстыми, корявыми стволами. Андрюха с ненавистью посмотрел в их сторону.

— Слышь Сергеич, какое сегодня число?

— Тебе какая разница? — удивился таксист.

— Да просто прикидываю, сколько мы уже в этой жопе находимся?

Виктор Сергеевич посмотрел на наручные часы. Механически, скорее, посмотрел, потому что и так знал дату.

— Двадцать пятое.

— А день какой? — продолжал интересоваться Андрюха. В смысле… день недели?

Тот удивленно глянул на него.

— А хрен бы его знал. Тебе, не все ли равно? Считай, что воскресенье. У бродяг всегда красное число.

Андрюха принялся что-то прикидывать на ходу, бормоча:

— Так… попали мы сюда семнадцатого… он по-детски загибал пальцы. Споткнулся о корень, выругался и констатировал — Ё-моё, Сергеич… мы тут уже восьмой день!

— Какая разница? — равнодушно повторил таксист и остановился. Кажись пришли. Вон он знак, который Федя вчера оставил.

Небольшая фигурка плюшевого медвежонка, висела на березовой ветке. Порывы ветра раскачивали ее, подвешенную на длинной нитке, словно нелепый маятник.

— Точно он сказал: мимо не пройдете…

Федор вчера еще прошелся берегом, подыскивая место для рыбалки. Он-то и был главным инициатором этого дела. Виктора Сергеевича и Андрюху уговорил, а сам в итоге не пошел. Не смог пропустить старт аэростата. Да кому он нужен этот сраный аэростат? Все равно перевернутая гигантская виноградная гроздь никуда не полетит, в этом Виктор Сергеевич был твердо уверен, и упускать такое замечательное утро, смысла не видел. Хорошо, думал он, что Федька вчера присмотрел местечко и сегодня они не потеряли время на поиски стоянки.

Место и впрямь было неплохо подобрано — берег здесь образовал небольшую заводь. Течения в ней почти не было. Глубина у берега небольшая, вода прозрачная как чисто вымытое стекло — ни одна крупная тварь незамеченной не подберется. Да они еще и вялые поутру. А рыбы, пожалуйста вам, так и шныряют по мелководью, скользят живым серебром в зеленоватой полутьме.

Удовлетворившись первичным осмотром, они стали устраиваться на покрытом свежей травой откосе. Похлопали предварительно по нему удилищами, чтобы вспугнуть змей, если таковые здесь водились. Расстелили брезент. Расположившись на нем стали налаживать удочки. Затем Виктор Сергеевич отправил Андрюху, как самого младшего, в ближайший лесок с топориком, нарубить валежин для костра, а сам извлек из рюкзака и открыл стеклянную банку с копошащимися в ней дождевыми червями (накопал вчера вечером во внутреннем дворе института). С удовольствием стал насаживать их на крючки. Уложив удочки по краям заливчика, окаймленного травой, он уселся на брезент и стал ждать.

Над рекой колыхался неплотный туман. Сквозь его дымку проглядывало нежаркое еще солнце.

На берегу ощутимо припахивало гнилью. «На такой воде уху-то можно ли варить?» — заволновался Виктор Сергеевич, но обследовав берег, вскоре разобрался, что неприятный запах издают комки бурых водорослей, то тут, то там прибившиеся к берегу. Сама же вода была чиста и ничем не пахла. Таксист успокоился и прилег на брезент.

Ах, какие были рыбалки в прошлой жизни… Мерцающие огни деревень на том берегу, гудки пароходов, волна, с ласковым шорохом набегающая на берег, треск костра и веселый танец языков пламени, вкусный дым, наваристая уха в закопченном котелке…

Приятные воспоминания прервал Андрюха, явившийся из леса с огромной охапкой сучьев.

— Подсекай, подсекай, уйдет! — истошно завопил он, заставив Виктора Сергеевича вздрогнуть.

Около берега, схватив наживку, ходила, приличных размеров рыбина. Таксист схватил удочку. Рыбина ожесточенно сопротивляясь, металась из стороны в сторону. Виктор Сергеевич осторожно, чтоб не сорвалась, подводил ее к берегу. Наконец, умело подсек, выдернув из воды под острым углом. Миг и она уже кувыркалась в траве. Рыбаки склонились над добычей.

Рыба была очень красивой, в крупной золотистой чешуе, темной на спине, и более светлой на брюхе.

— Не меньше кило будет! — уважительно сказал Андрюха. Сергеич, это кто, карась что ли?

— Сам ты карась! Карась, он шире и площе. И усов у него нет. Это кажись, сазан молодой. Килограмма на полтора потянет! Давай разводи костер, варить его, голубчика, будем. Виктор Сергеевич весело потер руки, — Ну, начало положено! Хорошо, что я толстую леску взял!

Почти сразу же он вытащил еще одну рыбину, на этот раз значительно меньших размеров. Рыбаки дружно решили, что она похожа на окуня. Потом наступило длительное затишье. Андрюха после нескольких неудачных попыток, разжег-таки костер. Где он умудрился набрать таких влажных веток в сухом лесу, уму непостижимо. Виктор Сергеевич, морщась от едкого дыма, чистил «сазана».

Стало припекать. Андрюха снял рубаху и кирзачи, оставшись в завернутых до колена джинсах. Он ходил вдоль берега и то и дело патетически восклицал:

— Ну, где же вы? Чего не ловитесь-то? Ловись рыбка, большая и маленькая! Может мы не в том месте сели, а, Сергеич?

— А ты раньше времени не суетись, — урезонивал его Виктор Сергеевич. Будет тебе клев. Где две, там и двадцать. А вот, кстати… показал он на дернувшийся поплавок.

На этот раз, на крючок попало что-то весьма крупное.

— Держи, держи его! — Андрюха носился вокруг и руководил. Сергеич, твою мать, подсекай!

Толстая леска неожиданно ослабла, бессильно упала на воду, затем неожиданно напряглась и рванула с такой силой, что уронила ошалевшего, но так и не выпустившего удилища из рук, таксиста, в воду. Андрюха, матерясь, кинулся на помощь. Вместе они кое-как подтянули добычу поближе. Но когда, наконец, увидели, кто им попался, дружно выскочили на берег. Удочку впрочем, Андрюха так и не выпустил, а упрямо продолжал тянуть. Из воды показалась темно коричневая туша, длиной, наверное, с полметра. Существо отчаянно сопротивлялась, вода вокруг него бурлила, как от винта моторной лодки.

— Ебическая сила! — орал Андрюха. Кто это? Крокодил, что ли?

Передняя часть существа, действительно напоминала крокодила. Во всяком случае, пасть у него была точь-в-точь крокодилья — длинная, сужающаяся к концу, с кривыми кинжалами зубов. На этом, правда, сходство и заканчивалось, вместо лап были плавники, да и хвост оказался рыбий. Почти уже вытащенный на берег, монстрик, наконец, сообразил, что лучшая защита это нападение, и внезапно атаковал. Разинув пасть, он бросился вперед, и вцепился Андрюхе в ногу.

— А-а-а… заорал тот словно резанный, и, бросив удочку, рванулся прочь, таща ухватившую его тварь на ноге, как медведь собаку. Сергеич, отцепи его от меня… А-а-а!..

Таксист схватил ружье, но вместо того, чтобы выстрелить, использовал его как дубину — двинул чудищу прикладом по башке. То лишь коротко взрыкнуло, но Андрюхиной ноги не отпустило.

— Сергеич!.. вопил Андрюха. Хули ты делаешь? Стреляй! Стреляй в него! Пока он мне ногу не отгрыз на хрен!

Тот, наконец, сообразил, перевернул ружье как надо, и, передернув ствол, бабахнул в крокодиловидную рыбину зарядом картечи. По счастью, не зацепил Андрюху. Разжав челюсти, тварь отлетела на полметра и упала в воду. Сдыхать, тем не менее, она не собиралась. Оскалилась, попятилась, ударила мощным хвостом по воде, подняв фонтан брызг, и рванула прочь, таща за собой удочку.

Плыла она, впрочем, вдоль берега не удаляясь к середине реки.

— Стой, сука! — охваченный праведным гневом таксист побежал за ней по берегу, не желая терять ценную снасть.

Бежал он за ней метров триста, и как оказалось не зря. За очередным изгибом реки, тварь обнаружилась неподвижно лежащей среди стеблей молодого камыша. Удочка плавала рядом. Вдавливая кедами траву в мокрый грунт, Виктор Сергеевич осторожно приблизился и, потыкав стволом ружья, убедился, что рыба-крокодил мертва окончательно и бесповоротно. Рассудив, что она, хоть и крокодиловидная, но все же рыба и добычу упускать грешно, таксист ухватил ее за хвост и выволок на берег.

Когда он повернулся к реке, чтоб подобрать удочку, внимание его привлекло нечто плывущее по реке. На первый взгляд, это нечто выглядело, как большой ком водорослей. Да что там ком, целая маленькая копна. Ну, плывет себе и плывет. Виктор Сергеевич уже хотел, было, отвернуться, как вдруг увидел, что следом за первым, плывет второй, а немного поодаль и третий, и четвертый, и пятый… В бога, душу, мать, да их тут целая флотилия. Что же это такое? Он пытался вглядеться, но мешала близорукость, а очки оставил на брезенте. Дерьмо какого-нибудь динозавра? Ну, нет, столько навалить — это целое стадо нужно. Первые шары меж тем, уже проплывали мимо него, быстро приближаясь к берегу. Река в этом месте сужалась, и таксист смог подробней разглядеть странные предметы.

Это были не предметы.

Они шевелились. Словно состояли из чего-то текучего, непрерывно движущегося. Движение это выглядело тошнотворным, но никак не угрожающим. Мучимый любопытством, Виктор Сергеевич зашел в воду и, вытянув руку, дотронулся концом удочки до ближайшего к нему… как это назвать?.. шара. С удивлением он увидел, что удочка, словно не встречая никакого сопротивления, ушла вглубь шевелящейся массы. Когда же он попытался ее вытащить, выяснилось, что ком ее не отпускает и тянется следом. Испугавшись, он бросил удочку и схватился за ружье.

На его глазах, ком ткнулся в берег, и вдруг рассыпался… Да это же… Виктор Сергеевич попятился, споткнулся о какую-то кочку и со всего маха сел, при этом больно ушибив копчик. Муравьи. Сотни, тысячи огромных муравьев. Здоровенных муравьев. Вскочив на четвереньки, он увидел, как другая колонна отрезает ему путь к отступлению. Не обращая внимания на боль, таксист направил ружье в сторону бегущих на него насекомых. Картечь, расплескав песок, пробила ощутимую брешь в первых рядах нападающих. Те впрочем, словно и, не заметив потерь, тут же сомкнулись вновь. Он выстрелил еще раз, с тем же успехом. Осознав бесполезность этой затеи, таксист вскочил на ноги и кинулся бежать, рассчитывая на скорости преодолеть преградившую ему путь колону. Не схватят же они его за ноги. Хоть и большие, но человек все равно много больше. Под подошвами китайских кедов противно захрустели хитиновые оболочки насекомых. Ему почти удалось это осуществить — с разбегу пересечь шевелящийся рыжий ковер, благо он был не слишком широким. Но тут муравьи стали прыгать. Таксист никогда не видел прыгающих муравьев и не ожидал от них такой подлости. Муравьи тоже вряд ли раньше встречали бегущего человека, но вот бегущих динозавров они, видимо, повидали достаточно. Виктор Сергеевич не успел ничего понять, как в течение нескольких секунд уже весь был усеян хищными тварями, каждая из которых, словно маленький бульдог, намертво вцепилась в него серпами своих жвал. Каждая впрыснула ему под кожу порцию яда. Сказать, что это было больно — значит не сказать ничего. Это было адски больно. Тогда он закричал в первый раз. Ослепленный болью и ужасом, он споткнулся обо что-то и полетел кувырком. Он катался по земле, колотя себя, что есть силы. Но на месте раздавленных, тут же появлялись новые легионы злобных тварей. Подтянулись главные силы. Он кричал, как может кричать человек съедаемый живьем. Кричал, пока муравьи не забили ему горло.

Андрюхе было больно. Больно и страшно. Кинжальные зубы мерзкой рыбины хорошо прошлись по голени, разрезав кожу и разорвав мышцу. Несколько минут, Андрюха тупо следил, за тем, как кровь быстро заливает брезент. Чего она так хлещет? Наверно повреждена какая-нибудь артерия. Ни хрена себе сходил, называется, на рыбалку! Он огляделся — чем бы перевязать, но ничего подходящего не увидел. Чертов таксист, побежал за рыбой бросил его тут истекать кровью.

Андрюха стянул с себя майку и принялся рвать ее на лоскуты. Хоть как-то остановить кровь, чтоб добраться до машины. Лишь бы гадина оказалась неядовитой. Сколько они шли сюда? Минут пятнадцать? Ничего, доковыляет… Сергеич поможет. Ну, где же он?

Грохнул выстрел, потом еще один.

Протяжный страшный крик прокатился над сонной речкой. Зловещим откликом отозвалось эхо. Сперва, Андрюхе показалось, что он ослышался — человек не может так кричать. Наверное, на том берегу один динозавр, живьем жрет другого, вот тот другой и верещит. Но как же выстрелы? Когда вопль повторился, Андрюха, несмотря на жару, почувствовал, что мороз ледяным дыханием прошел по коже, заставив встать дыбом все до одного волоски.

— Сергеич? — сказал он, почему-то шепотом.

Человек там за поворотом реки, кричал и кричал. И столько боли и смертной тоски было в этом голосе, что Андрюха не в силах терпеть, зажал ладонями уши. И уже зажав, даже не услышал, а почувствовал, что крик оборвался.

Забыв про раненную ногу, Андрюха вскочил и заметался. Что делать, куда бежать? Помогать Сергеичу? Но ведь он безоружен — помповуху таксист унес с собой. Бежать к машине? Так она как раз в той стороне…

По реке мимо него проплывали странные предметы. То ли коряги, то ли кучи водорослей или сплетение иных каких растений. Вот один из комьев вынесло на отмель. Андрюха протер глаза. Там где только что был бесформенный ворох, теперь по берегу разливалась рыжая копошащаяся масса. Вглядевшись, он понял, что эта масса состоит из отдельных элементов. И что она не просто рассыпается, а явно движется в его направлении. Быстро движется. Сперва, он не ощутил опасности все стоял и таращился. Да ведь это…

Это были муравьи. Но какие! Величиной с небольшую мышь, и двигались они с не меньшей скоростью. Надвигающийся шорох тысяч лапок заставил Андрюху очнуться. Наконец, он осознал опасность. Еще не ассоциируя с ними крик таксиста, он понял, что от этой стремительной рыжей лавины надо держаться, как можно дальше. К берегу приставали все новые и новые комки живой массы. Рассыпались в рыжую лаву. Схватив удочку и опираясь на нее, как на костыль, Андрюха заковылял в сторону леса. За ним тянулась кровавая полоска — перевязать раны он так и не успел.

Утро выдалось безоблачным и почти безветренным. Майя посчитала эта хорошим знаком. Несмотря на ранний час, было уже жарко. Едва приподнявшись над горизонтом Солнце, торопилось нагреть, не успевшую остыть за ночь землю, швыряя вниз снопы косых, злых лучей. Единственным местом, куда оно пока не добралось, была, закрытая зданием Института, площадка перед крыльцом, с которой, собственно, Майя и готовилась покорять небеса. Вокруг от утренней свежести уже не осталось и следа, а здесь ее остатки легким ветерком холодили разгоряченные от волнения щеки девушки.

Аэростат уже был готов. Огромная полупрозрачная конструкция из множества пластиковых коконов колыхалась в нескольких метрах от земли, готовая стартовать в любой момент. Майя и представить себе не могла, что эта гроздь получится такой необъятной. На боку одного из баллонов какой-то шутник написал красным маркером: «Crazy baby», а внизу пририсовал корявый смайл.

Мужчины заботливо избавили ее от необходимости наблюдать процесс наполнения (тем более что продолжался он всю ночь). Все-таки одно дело знать, что над тобой восемьдесят с лишним кубометров водорода, ограниченные лишь тонкой пленкой пластика, а другое дело видеть, как взрывоопасный газ перекочевывает из стальных баллонов в призрачные резервуары. Сами баллоны, вот они. Одиннадцать штук пустых, один к одному, лежат рядышком, зеленые как исполинские огурцы на грядке. Еще один полный стоит рядом. От него к одному из коконов тянется трубка. Расширяясь, шипит газ. Под связкой возятся Илья с Егором, что-то там проверяют и закрепляют. Поблескивают на солнце какие-то манометры и клапана.

— Ну, где ты ходишь, родная?! — голос Славки был неестественно радостным. Эта связка сарделек тебя ждет не дождется! Ну, быстренько сюда, наденем на тебя уздечку!

«Нашли, блин, пони» — подумала Майя. То, что никакой корзины ей не полагалось, она, конечно, знала заранее, и все-таки на что-то, непонятно на что надеялась. Вид, свисающих из под брюха многоголового, полиэтиленово-водородного монстра веревок, монтажных ремней и досточки для сидения вызвал у нее панический ужас и желание сбежать обратно в институт. В такой темный, прохладный, уютный вестибюль… А лучше еще дальше, куда-нибудь в подвал. Поздно… Илья уже ухватил ее за руку и ласково, но настойчиво тянул к этой ужасной конструкции. Девушке захотелось зажмуриться, но она с удивлением отметила, что ее глаза раскрываются еще шире, словно у какого-нибудь лемура.

— Готова? — спросили ее приторно сладким голосом.

Судорожно сглотнув, она кивнула.

— В туалет сходила?

Кивнула опять. Сходила и не раз. Еще бы ей не сходить с таким-то настроением. В дурацком комбинезоне спасателя было отчаянно жарко. Ей подобрали самый маленький, и все равно он был размеров на пять больше чем нужно — пришлось основательно подвернуть рукава и штанины. А что это топорщится в правом кармане? Ах да — это ее блокнот с записями. Она сейчас и сама не смогла бы себе объяснить, за каким собственно бесом, собираясь, сунула в карман блокнот. Неужто прямо в воздухе намеревалась записывать свои летные впечатления?

Пока ее запрягали в шар, она, чувствуя себя, пионером воздухоплаванья начала прошлого века, тревожно озиралась вокруг.

Почти все, кто еще оставался дееспособным из их поредевшей команды, собрались здесь. Кто просто понаблюдать, а кто и непосредственно поучаствовать. Майя затравленно переводила взгляд с одного лица на другое. С удивлением отметила, как Альбина ожесточенно грызет ноготь на большом пальце. Маринка, хлопая коровьими ресницами, пребывала в своем обычном состоянии испуга. Поскольку женщин больше не было, гендерная солидарность выражалась только этими двумя. Мужчины выглядели менее встревоженными. Хотя нет, если приглядеться, и там можно было заметить беспокойство. Мрачная сосредоточенность Семенова, бегающие глаза Егора, нервные смешки Славки, оптимизма не внушали. Но ведь надо надеяться! Другого способа узнать, где находится проклятый источник радиосигнала, у них нет. А если она его не найдет — Марек обречен… и трое женщин тоже… Нет, никаких сомнений быть не может! Если надо, пусть ею даже из рогатки выстрелят, лишь бы люди остались живы!

Пока Майя себя, таким образом, подбадривала и вдохновляла, на шею ей, повесили бинокль, на нагрудном кармане закрепили зажим рации, а запястье туго сжал ремешок компаса.

— Смотри на меня!

Блуждающий взор Майи наткнулся на серьезные глаза Семенова.

— Ты меня слышишь? Эй, девочка?! — он буравил ее изучающим взглядом своих серо-голубых глаз.

Она вымученно кивнула.

— Тогда давай повторим? — он взял ее правую руку и стукнул согнутым пальцем по стеклу компаса. Под стрелкой циферблат, разбитый на триста шестьдесят градусов. Когда ноль совпадает с севером, мушку вручную направляешь на цель. Закрепляешь, вот так… После этого сообщаешь нам… и мы знаем направление в котором надо двигаться… дальше сообщаешь ориентиры — нечто такое, что поможет нам впоследствии узнать местность…

Она делала вид, что внимательно слушает (хотя знала все это наизусть), чувствуя, как внутри неприятно шевелиться мохнатый комок страха. Нет, ее, конечно, никто не неволит. Теоретически она еще может отказаться. А практически? Нет, никогда! Как это будет выглядеть? Ясно дело как! Как предательство! Согласилась ведь. Пускай сдуру, пусть не подумала, как следует… Но больше-то ведь все равно некому. Не мальчишек же, в самом деле, посылать… Люди понадеялись… Нет, трусихой она никогда не была. Хотя высоты всегда побаивалась. В пятом классе, ради самоутверждения, зимой прыгала вместе с пацанами из окна новостройки в сугроб, с третьего этажа. Помнила, какую эйфорию она испытала в тот раз — она не хуже других, она тоже может! А потом узнала, что мальчик из параллельного класса, прыгнув из того же окна, упал прямо на кучу строительного мусора слегка припорошенного снегом. Мальчика этого она больше никогда не видела, говорили, что он стал инвалидом. Майю передернуло.

— Эй! — снова окликнул ее Семенов. Очевидно, он догадывался, что творится у нее на душе, и своими наставлениями пытался отвлечь от панических мыслей.

— Гляди в бинокль внимательно… твой сектор — северо-восток, ищи что-то необычное, выбивающееся из общего пейзажа… найдешь, определяй направление и сообщай. Поняла? Сможешь? Готова? Давай, девочка соберись!

— Ага, поняла, смогу, — машинально кивала она — готова… да.

Пока закрепляли ремни, она старательно улыбалась, изображая готовность к приключениям. Очевидно, улыбка получалась довольно жалкой, потому что Славка, тщательно проверяя застежки, подмигнул ей.

— Не дрейфь, воздухоплавательница. Немного полетаешь. Вон пацанята, как тебе завидуют. Не жмет? Я бы сам с удовольствием, но ты же знаешь — этот цепеллин и шестидесяти килограмм не подымет…

— I'm all right! — гримасничая, она сложила большой и указательный пальцы в кольцо. Вышло как-то глупо и совсем не смешно. Да нормально все… Не боюсь я.

Как же объяснить им, что она, конечно, благодарна за участие, но отстали бы уже!

Удерживаемая веревками куча цилиндрических пузырей, шуршала и подрагивала у Майи над головой, словно стая невероятных существ, стремящихся вырваться на свободу в небо. Поразительно, до чего же ненадежная с виду фигня. Хотя Егор уверял, что наоборот — модульная (как он ее назвал) конструкция гораздо более живуча, чем один большой шар. Даже если несколько резервуаров сдуется, катастрофы не произойдет. Да, впрочем, какая разница? Надежная, ненадежная… (настроение у нее к тому времени сменилось с панического на какое-то покорно-обреченное) главное, чтоб взлетел. Про спуск, потом станет думать. Ремни уже пристегнули, так что, как говорится: приятного полета и мягкой посадки. Температура за бортом… неизвестно какая. Здесь жарко, а там? Но Славик зуб давал, что она не замерзнет до состояния льда. Хотелось бы ему верить…

А мальчишки и, вправду, были не прочь оказаться на ее месте. Гришка, сохраняя серьезность и скрестив руки на груди, о чем-то чинно беседовал с Михаилом Аркадьевичем, кося, однако же, глазами на аэростат. А Женька суетился, стараясь быть полезным взрослым. То подаст что-нибудь, то рванет поддержать расползающиеся веревки. Больше, конечно, путался под ногами, но его никто не гнал. Жалели.

Они все еще что-то говорили ей, но Майя уже плохо понимала сказанное. В какой-то момент почувствовала, что вокруг талии застегнули ремень, после чего возникло ощущение дополнительной тяжести.

— В общем, мы решили, — Слава горячо шептал ей прямо в ухо, — возьмешь с собой пистолет… Колин ПМ тебе пожертвовали… и ремень его же с кобурой… Слава хохотнул, — дырку пришлось на середине вертеть. Достаешь его только в самом крайнем случае! Поняла?

— Поняла? — это спрашивал уже Илья, он, оказывается, был у другого ее уха. Огнестрельное оружие, рядом с водородом… только если какие-нибудь птеродактили тебя атакуют! И никакой возможности избежать… Поняла?

— Да поняла, поняла! — она уже начинала тихо ненавидеть этих заботливых садистов. Что ж так издеваться-то?

— Ну, все тогда! — все разом отступили от нее. Удачи тебе смелая женщина! Майя тут же почувствовала жуткое одиночество. Не уходите, будьте рядом. Болтайте свои глупости. Только не оставляйте наедине с этими проклятыми воздушными шарами!

Земля прыгнула из под ног — полет начался. Первые ощущения совершенно не совпали с ожидаемыми. Взлёт был очень плавный, без малейшей качки, словно ее поднимал какой-то небесный лифт. Складывалось обманчивое впечатление, что она остается на месте, а земля сама потихоньку отодвигается вниз. Мимо проплыла институтская крыша с трубами вентиляции. Люди внизу стояли молча, словно еще не осознали того, что только что произошло. Напряженно запрокинутые вверх лица, глаза, смотрящие на нее с тревогой и надеждой. Майя зажмурилась и прислушалась к себе. Солнце оранжево светило сквозь веки. В общем-то ничего страшного с ней пока не произошло. Самым неприятным было отсутствие опоры под ногами. От этого возникали периодические спазмы в желудке. На чертовом колесе хоть пол кабины дает ощущение надежности. А тут — пустота. Нет, в добротности ремней и веревок она не сомневалась (почти не сомневалась), но все же было бы куда лучше, если б ноги не болтались на весу. А глаза пора открывать. Именно за этим ее и отправили — смотреть. Открыла, и сразу захотелось крикнуть, чтоб ее опустили обратно. Земля уже далеко внизу. Лишь веревка, пуповиной связывавшая ее с благословенной твердью, давала надежду на возвращение. Ветерок ласково ерошил волосы. Подъем меж тем продолжался. Ей обещали — слишком высоко поднимать не будут. Майя посмотрела вниз — ничего себе невысоко! Маленькая россыпь человечков — без бинокля уже и не разберешь, кто есть кто. Кто-то махал руками, мальчишки прыгали, изображая дикий танец. С удивлением она обнаружила, что хорошо слышит звуки снизу — даже то, как люди переговариваются между собой, (слов правда было не разобрать), и скрипит, разматываясь, катушка с веревкой. Майя перевела взгляд дальше. Дорога тонкой ниткой огибала здание института, а лес, прорезанный просеками, напоминал выцветший ворс ковра. Прошло еще минут десять. Подъем продолжался. Девушка совершенно успокоилась и расслабилась, растворяясь в огромном, открывшемся ей пространстве.

— Высота — двести метров, — захрипела рация, заставив ее вздрогнуть. Ну что там?

Спохватившись, Майя прижала к глазам бинокль, закрутила головой. Где этот чертов северо-восток? Абсолютно ничего необычного. Насколько хватает взгляда — всюду зелень… вон речка.

— Ничего! — крикнула она. Пока ничего интересного, одни деревья.

— Поднимаем выше, — обнадежили ей, — смотри внимательней!

— Тьфу, дура!.. сказала сама себе Майя, глянув на компас, — я ж на юг смотрю!

— Что? — сейчас же заинтересовалась рация. Что ты сказала?

— Ничего, поднимайте! — не сознаваться же в своей глупости.

Как бы развернуться-то посмотреть в другую сторону? К высоте Майя уже несколько привыкла. Даже стала находить в этом некоторое удовольствие. Подрыгав ногами, убедилась, что таким образом ничего не выйдет. Чертыхаясь на дурацкую «связку сарделек», она принялась выгибаться, пытаясь хоть немного изменить положение тела. Толку от этого было мало, а сильно дергаться и раскачивать аэростат она боялась. Чуть шею не свернула, пытаясь заглянуть себе за спину. И увидела… море. Зрелище было настолько великолепным, что у девушки от восторга захватило дух. До самого горизонта простиралась голубая гладь, только у берега расчерченная гребнями волн. Лишь кое-где ее пятнали небольшие зеленые островки, оправленные в белую пену прибоя. Граница с небом была почти не различима. Казалось, ей не было ни конца, ни края. Померещился запах соли и какой-то изумительной свежести. Глупости… на таком-то расстоянии.

Майя зажмурилась от слепящего солнца. Его лучи, казалось, проникали всюду. Еще немного времени и она сама начнет светиться. По вискам и лбу потекли ручейки пота. Майя утерлась рукавом, и продолжила отчаянные попытки развернуться в нужную сторону. Наконец, это удалось. Правда, особой заслуги ее в том не было — аэростат, влекомый потоками воздуха сам повернулся куда надо. Снова и снова вглядывалась девушка в сияющую под лучами солнца гладь моря, пыталась выделить что-то необычное в сплошном зеленом ковре леса, но так ничего и не находила. Только море и лес. Неужели, они ошиблись, и никакого источника не существует? Или он, дрянь такая, так замаскирован, что с высоты птичьего полета незаметен. Что в лоб, что по лбу! Ни та ни другая версия ничего хорошего им не сулила.

На фоне пронзительно голубого неба прямо над береговой линией кружили три черные черточки.

— Мамочка! — жалобно пискнула Майя и уткнулась в бинокль.

Они парили примерно на той же высоте, что и аэростат. Летучие твари. Огромные птерозавры, один, из которых напал на Женьку. Воображение тут же красочно нарисовало картинку — ее беспомощное тело разрывают на кусочки без отрыва от аэростата. Илья, правда, утверждал, что птерозавры не охотятся в воздухе — их добыча на земле. Но кто знает этих уродцев, что взбредет в их ископаемую башку? Время шло, однако летучие ящеры не приближались, и даже кажется, удалялись, смещаясь к северу. Не заметили? Это вряд ли. Скорей всего не сочли ее достойной причиной отвлекаться от своих дел. Ну и славно! Майе было нисколечко необидно за такое пренебрежение к ее персоне. За это время, порывами ветра ее развернуло лицом к линии берега. Девушка сверилась с компасом. Да, теперь она смотрит прямо на северо-восток. Побережье ничем примечательным не отличалось. Узкая полоска песчаного пляжа, утопающие в зелени деревьев многочисленные заливчики. Красиво конечно, но не для того же она тут парит на манер Винни-пуха, чтоб любоваться красотой природы. А это что?.. Мама родная! По полосе отлива усеянной обломками дерева, неторопливо брело целое стадо каких-то огромных неуклюжих животных. Они растянулись по узкому берегу, на добрую сотню метров, в длинную, неровную вереницу — где гуще, где реже. Майя приникла к биноклю. Животные мерно шагали, задрав мощные широкие зады, увенчанные острыми змеиными хвостами. Головы на изогнутых шеях, напротив, были длинными и узкими, и имели к тому же расширение на конце, словно клюв у какого-нибудь селезня. Шкура у них была серо-зеленоватого оттенка с темными полосами поперек хребта, а передние ноги заметно тоньше задних. Опирались они ими при ходьбе легко, словно могли спокойно передвигаться и на двух, но по какой-то своей надобности прикидывались четвероногими. Действительно, то один, то другой монстр приостанавливался и поднимался во весь свой огромный рост, мотая утконосой башкой, словно озираясь по сторонам.

— Триста метров, — сообщила рация голосом Семенова, — ну что там? Сейчас ты уже должна увидеть!

— Ничего пока… Майя почувствовала в своем голосе виноватые нотки. Ну, нет ничего необычного… лес… море… динозавры, — и подумала — ну чего, действительно, необычного в стаде динозавров?

— Динозавры? — озадачился Семенов, — И чего они делают?

— Чего? Да ничего… идут по берегу.

— Идут, говоришь? — хмыкнул Семенов. Ну и пусть себе идут, хрен с ними.

Попробуем поднять тебя еще повыше. Но, много не выйдет… метров пятьдесят, так что это почти ничего не даст… Черт, кажется ветер усиливается… Смотри, девочка, смотри! Вся надежда на тебя! Ищи милая!

К чему только не привыкает человек, вот и она… Ведь недавно еще тряслись поджилки при взгляде вниз, а сейчас кажется, чего боялась? Ведь это оказывается так здорово — воздухоплавать! Когда подружка Лилька прошлым летом, вернувшись из Таиланда, рассказывала, как летала на парашюте за катером и как это было классно, Майя только хмыкала недоверчиво. А теперь… Вообще говоря, может, ей радоваться надо — такая насыщенная приключениями жизнь… Тут же она одернула себя — нечему радоваться! Это тебе не экстремальное шоу выживания с призом в миллион. Такие приключения в гроб загонят — глазом не успеешь моргнуть! Если она сейчас ничего не найдет — люди там внизу умрут. В голове крутилась идиотски-пафосная сцена, словно из блокбастера — она спасает всех ценой своей жизни… Нет уж — сказал внутренний голос — такого геройства нам не надо. Стоп… что там такое? Среди однородного зеленого массива мелькнуло светлое пятно. Прижимая к лицу бинокль, Майя снова и снова вглядывалась и не могла поверить своим глазам. Вот она удача! Кажется, нашла! У самой воды, там, где песчаный берег неровной границей сливался с деревьями, в сплошной зелени выделялось серебристое пятно. Деревья мешали рассмотреть, как следует, но все же в бинокль было ясно видно, что поверхность объекта имеет сферическую форму. Да и никакая она не серебристая, как показалось в первый момент… округлые бока странно переливаются в лучах яркого солнца, играя красками, словно на поверхности мыльного пузыря. Сомнений не было — странное сооружение имело искусственное происхождение. Кто же ее там установил?.. положил? (Вопрос: «как?» она даже не пыталась себе задавать) В любом случае — кто-то разумный! Это шанс! Нужно добраться до них, попросить помощи. Если там разумные существа, неужели же откажут? Пусть даже они не гуманоиды. Майя разволновалась — как же она раньше не заметила этот пузырь?.. ведь он такой большой! А потому и не заметила, что раньше его закрывал холм. Вереница этих холмов тянулась вдоль линии горизонта. А теперь шар поднялся выше, да еще и сместился влево и вот он, как на тарелочке. Тарелочке с золотой каемочкой!

Несмотря на то, что ее всю распирало от счастья и желания сообщить скорее о находке, она сперва сделала то, чему ее учили: поймала нулем шкалы Север и тщательно навела мушку на загадочную полусферу. Щелкнула фиксатором. Все! Она справилась! Она сделала! Только вот незадача — рация молчит, не спеша посодействовать ее нестерпимому желанию. Девушка трясла ее и жала на кнопки, но дурацкий прибор никак не оживал.

Ветер меж тем усиливался. Аэростат мотало из стороны в сторону и начало крутить. Это было неприятно, но сейчас не сильно ее пугало. Главным было сообщить о находке. Хорошо, — попыталась она мыслить логически, — допустим, рация сломалась… Но почему же ее не опускают вниз? Должны же они обеспокоится ее долгим молчанием?

Когда, спустя минут десять, ее беспокойство стало принимать совсем уже угрожающие размеры, рация внезапно ожила.

— Да! Да! Умничка! — Майя готова была расцеловать бездушную черную коробку, — Вы меня слышите? Прием!

— Майя, ответь, — сквозь шум и хрипы к ней прорывался голос Семенова, — Ответь Майя!..

— Северо-восток, тридцать градусов… там что-то странное, — в упоении она не замечала, что кричит во весь голос, — северо-восток, тридцать градусов… Есть! Нашла! Радужная полусфера, серебристого цвета… Ориентация — берег… холм на берегу… он там один…

Майя повторяла снова и снова, страшась больше всего, что ее не слышат. Радость была недолгой. Рация вновь молчала. Что ж… если ее услышали — должны опускать уже. А если все же нет? Долго еще здесь болтаться придется? Одни вопросы, ответов нет. Как же тяжело просто ждать.

— Все. Улетела птичка, — Слава, задрав голову, смотрел на неспешно удаляющийся аэростат.

— Типун тебе на язык! — недовольно буркнул Семенов. Он придерживал ногой бухту с веревкой, не давая ей разматываться слишком быстро. Улетела… скажешь тоже!

— Да ладно, — зевнув, с хрустом потянулся Славка, — Ну, не улетела… он задумался, подбирая слово, — взлетела, во! Как ангел! — он секунду подумал, — нет, опять не то… запутали вы меня. Иваныч, давай я послежу?

— Последи, — согласился Семенов и, убедившись, что Славка установил контроль за катушкой, отошел в сторону, и уселся в вынесенное кем-то во двор офисное кресло. Кресло жалобно заскрипело и осело под его внушительных размеров телом.

— Улетела, взлетела, — Штерн нервно покусывал губы, — теперь, главное, чтоб вернулась, — видно было, что он не на шутку волнуется за Майю.

— Ну не скажите, Михаил Аркадьевич, — весело прогудел Егор, — главное, чтоб она оттуда что-нибудь увидела, иначе не стоило всю эту бодягу разводить.

— А спускать-то будет сложнее, — неожиданно изрек Борис, — вверх-то она сама идет… а вниз вручную скручивать придется.

— Сволочная жара… не в тему сказал Семенов, щелкнул зажигалкой, поджигая могучую самокрутку, набитую табаком из недокуренных бычков, поскреб могучую, лоснящуюся потом грудь, подумал немного и добавил. Чертова подлость… Славик, сколько метров уже?

— Сто, — немедленно откликнулся тот, — только сейчас метка была. Остановить?

— Нехай себе крутится, — разрешил Семенов, — низко еще. На двухстах зафиксируй, — он развернул кресло к готовому разразиться возражениями Штерну. Все мы за нее волнуемся, Михаил Аркадьевич. Как же можно не волноваться? Разве ж я чурбан бесчувственный какой? А девчонка — золото! Храбрая девчонка! Тут ведь что главное? Главное верить, что все у нас получиться, правильно? Без веры нам никуда…

Старый технолог только рукой махнул, не зная, что возразить на эту демагогию.

Тень от здания все сужалась, оставляя все меньше пространства, не затронутого палящими лучами светила. Илья нехотя встал и, отойдя на несколько метров следом за ушедшей тенью, снова присел на корточки, крутя в пальцах травинку. Несмотря на важность момента, он чувствовал себя как-то отстраненно. То ли сказалась усталость последних дней, то ли еще что-то… вслед за недолгой эйфорией от удачного старта аэростата пришла эмоциональная тупость. Не оставляло безнадежное ощущение, что все зря. Ничего она там не найдет, не увидит. А если даже увидит, что это даст? С чего мы взяли, что это как-то нам может помочь? А если даже и может помочь — до него ж еще добраться надо. Экспедиция? Кто пойдет и кто останется? Смешно. Во всех голливудских ужастиках герои вопреки здравому смыслу всегда норовят разделиться, после чего легко поедаются довольными монстрами.

Поскрипывала, неспешно разматываясь, катушка.

Народ, меж тем, его мрачных настроения не разделял. Или, по крайней мере, бодрился.

— Эх, в баньку бы, — мечтательно протянул Славка и удивленно посмотрел на заржавших над ним товарищей. Чего вы?

— А сейчас тебе, чем не банька? — скептически скривился Николай.

— Ничего-то ты, Колюня, не понимаешь, хоть и дослужился до целого прапорщика. Во-первых, я к тому, чтоб помыться…

Илья поскреб поясницу. Действительно, помыться бы не мешало.

— Во-вторых — продолжал Слава, — банный жар, он костей не ломит. Зато после парной, как обольешься ледяной колодезной водичкой… он аж причмокнул от удовольствия.

— Нет уж, я б сейчас лучше в холодильник с головой залез, — мечтательно сказал Федор.

— Прямо в шляпе что ли? — ухмыльнулся Слава. Где ты их только берешь?

Щеголяющий в шортах и ковбойской шляпе Федор и впрямь выглядел своеобразно.

— Где надо, там и беру, — меланхолически огрызнулся он.

— Эх ты Федя, съел медведя, — не отставал от него Славка, — А, если и ее потеряешь? Сомбреро будешь носить или может пробковый шлем?

— Что надо, то и буду носить, — однообразно отвечал Федор.

— Этот вон уже залез в холодильник, — неприязненно буркнул прапорщик. Он имел в виду Крюка, который, забравшись в «ауди» своей подруги, пустил двигатель на холостой ход и наслаждался в кондиционированной прохладе. Договаривались же бензин зря не жечь… Ишь ты барин, блин! — он зло сплюнул.

— Твое какое дело? — голос Альбины звенел от возмущения, — Хомяк толстопузый! Мой бензин — хочу и жгу!

— Ты дамочка тут не очень… начал Николай.

— Остынь Коля! — остановил его Семенов. И ты Альбиночка не задирайся. Скажи Виталику, что бензинчик нужно экономить.

Альбина, метнув в их сторону, полный негодования взгляд, направилась к машине. Спина ее изображала крайнее презрение. Мужчины, как по команде посмотрели ей вслед.

«Хороша, — машинально отметил про себя Илья, глядя как мелькают из под чересчур короткого халата ее обалденно стройные ноги — хоть и стерва…»

— Правильно говоришь, Славик, — прервал затянувшееся молчание Семенов, — а после баньки пивка холодненького хорошо, — он похлопал себя по мускулистому животу.

Тут уж не нашлось несогласных. Начались дебаты, какой сорт и марка лучше. Сошлись во мнении, что сошло бы любое, окажись оно вот прямо здесь и сейчас, лишь бы было холодное.

Установили связь с воздухоплавательницей. Все собрались вокруг Семенова с рацией, кроме Крюка, так и оставшегося в машине. Люди вытягивали шеи, как будто от этого слышимость могла стать лучше. Сейчас она им скажет — вот оно, наше спасение! Чего уж греха таить, все жаждали хороших новостей, даже Крюк, так и не вылезший из машины. Ждали. Вопреки предчувствиям. Чтоб облегченно вздохнуть, обрести, наконец, надежду.

Но нет, пока ничего утешительного. Море. Лес.

— Ну, ничего, сейчас поднимем повыше, оттуда точно должна увидеть, — выразил общее мнение Семенов. Даже Штерн не стал возражать.

Опять заскрипела катушка, вытравливая следующую сотню метров.

Очередной сеанс связи. И очередная порция безнадеги. Все то же море, все тот же лес. Только к ним прибавились бредущие куда-то динозавры.

Решили поднять еще на пятьдесят метров.

Разочарованные люди разбрелись кто куда, стараясь держаться в тени. Семенов пошел в институт, как он сказал «попить водички».

Один Слава остался на солнцепеке, терпеливо перенося жару. На предложения подменить, он отмахнулся, сказав, что обещал Майке, лично спустить ее на землю.

Тихо о чем-то переговаривались Борис с Егором. В окошко медпункта высунулся Алексей Федорович, из-под ладони вглядываясь в небо — где там его помощница. Мальчишки бегали вокруг пустых баллонов. Их звонкие неунывающие голоса не давали впасть в дрему.

Мимо Ильи прошла Маринка. Уселась на бордюр крыльца, куда еще не добрались злые лучи солнца, принялась обмахиваться старым глянцевым журналом.

Неожиданно что-то пронеслось мимо лица, аж ветерком дунуло. Приподняв голову, Илья увидел осу. Да нет, то была не оса — осища. Он сразу вспомнил Егора, который упоминал шершня, размером с указательный палец. Оса меж тем, сделала заход на Маринку и уселась той прямо на голову, очевидно, привлеченная яркой заколкой в черный волосах. Илья только глаза успел выпучить. Маринка не видела полета шершня — смотрела в другую сторону — но должно быть, что-то почувствовала. Не зная, что за жуть устроилась на ее голове, она подняла журнал и, небрежно проведя по волосам, смахнула осу. Сброшенный в траву, но оставшийся невредимым, шершень снова поднялся в воздух, грозно гудя крыльями. Илья решив, что Маринке пришел конец, приготовился крикнуть, чтоб спасалась, но оса внезапно взмыла вверх, метнулась куда-то в сторону и исчезла за углом здания.

Маринка громко ойкнула. Все взгляды обратились на нее.

— Крутила, крутила сережку, — виновато улыбаясь, принялась объяснять девушка, — а та возьми и расстегнись. И прямо в траву.

Илья поймал себя на том, что разглядывает, как она наклонясь, шарит по траве руками. При этом вырез ее халата распахивался, девица придерживала его рукой, но все равно видно было достаточно много. Михаил Аркадьевич пришел ей на помощь, близоруко щурясь, присоединился к поискам.

Илья, наконец, оторвал взор от Маринкиного выреза, и сделал это как раз вовремя, чтобы увидеть еще одну осу, зависшую прямо перед его носом.

— Пошла на хер! — передернувшись от отвращения, он рефлекторно отмахнулся и как ни странно попал. Оса с сочным чмоком стукнулась об асфальт. Илья, ловя удивленные взгляды окружающих, вскочил, озираясь в поисках товарок мерзкого насекомого.

Оглушенная оса возилась на асфальте, изгибаясь и беспомощно трепеща крыльями. Выпуская и втягивая из огромного, с фалангу пальца, брюшка, жало, наверное, двухсантиметровой длины.

— Ё-мое, народ!.. Борис, от удивления разинул рот, — что за на фиг?

— Ой! — испугано вытаращила глаза Маринка, — Это что, пчела?

— Ага, меду тебе принесла!

— Чего у вас там? — крикнул Славка, он не мог отойти от катушки и сгорал от любопытства.

— Ни фа себе, шмель! — просунулся между взрослыми Женька, — смотри Гриш.

— Сам ты шмель! — урезонил брата Гришка. Это шершень! Осина здоровая такая!

— Точно, — сказал подошедший Егор, — шершень. Я такого уже видел! Он тебя не цапнул, Илюха? Ты чего-то какой-то очумевший?

Илья, молча, покачал головой. Еще бы не очуметь, видели бы они, как подобная тварь собиралась свить гнездо на Маринкиной голове.

— Раздавите кто-нибудь гадину, а то я босиком.

Это было сказано вовремя — пока собравшиеся цокали языками и качали головами, шершень, кажется, пришел в себя и, встав на лапы, шустро побежал в сторону — вот-вот взлетит. Не успел, с отвратительным хрустом, закончив свои дни под подошвой Егорова башмака.

Воздух гудел. Причем все громче. Илья потряс головой — уши, что ли заложило? Переглянулся с Егором, не послышалось ли? Тот недоуменно пожал плечами и завертел головой. Он тоже слышал. Гул нарастал. Казалось, где-то рядом заработала мощный трансформатор.

Лишь когда померк свет, они догадались поднять глаза.

В десятке метров над ними весело желто-черное облако.

Испуганно вскрикнул кто-то из мальчишек. Словно в ответ завизжала Маринка, перейдя почти что в ультразвук. Этот визг, словно послужил сигналом для атаки. Желто-черное облако пало вниз подобно ловчей сети, брошенной на головы загнанных животных.

Воздух вокруг потемнел, наполнившись жужжанием крыльев тысяч яростных бестий. Началась паника. Кто-то кричал, кто-то бежал куда-то. Позади Ильи кто-то отчаянно матерился, обернувшись, он увидел прапорщика, машущего руками, как мельница крыльями. Рядом Штерн извивался, словно одержимый бесами, колотя себя своими костлявыми руками по всему, куда мог попасть. Темный вихрь вокруг его головы напоминал мученический венец. Потерявший свою ковбойскую шляпу Федор, пригнувшись, словно под обстрелом и обхватив голову руками, бежал к крыльцу, завывая от страха. Наконец, дошло и до Ильи. Раскаленное шило воткнулось в плечо. И тут же словно по команде еще два, в грудь и, что особенно больно в щеку. Из глаз хлынули слезы. Он заорал, смахнул с себя копошащуюся мерзость и побежал. Бежал не глядя, отмахиваясь от норовящих сунуться в лицо ос, просто потому что не мог оставаться на месте, куда угодно, лишь бы подальше от этого жалящего ужаса. В секунды преодолел несколько десятков метров, оглянулся. Взгляд выхватил силуэты людей, среди желто-черной вьюги, охваченные ужасом лица-маски. Быстрее в институт, а то зажалят насмерть! Это его собственный голос, или кто-то зовет? Толчок в спину, истошный вопль. Илья упал, содрав кожу на ладонях и коленях, поднялся, снова побежал. На ходу подхватил под мышки свернувшегося в комок мальчишку, кажется, это был Гришка. Пока бежал, ужалили еще несколько раз. Со всего размаха влетели в дверной проем.

Опомнился он только в холле. Несколько раз громко хлопнула дверь, впуская очередных спасшихся. В висках бился пульс. Вырвавшись из рук Ильи, Гришка стал бегать кругами вопя от боли, очевидно, его тоже прилично искусали.

— Что они там рассматривают? — облокотившись на капот, Альбина некоторое время наблюдала за возней юных, и не очень, натуралистов, потом постучала по стеклу, — может, домой пойдем?

Стекло приспустилось.

— Чего? — из салона выглянуло довольное лицо Виталия, — Давай лезь сюда, не люблю потных теток, — он осклабился и подмигнул. Альбину это несколько покоробило, но ведь знала, с кем связалась — не принц голубых кровей. Но, и, правда, чего стоять на солнцепеке, когда можно хоть немного расслабиться в кондиционированной прохладе машины. Плевать на указания Семенова. Хлопнула дверцей. Откинулась на спинку кресла, суховатая ладонь Виталика тут же поползла по колену, задирая и без того короткий подол халата.

— Когда же они придумают что-то действительно умное? Как же меня все доста… она замолкла на полуслове, увидев, как у Виталика лезут глаза на лоб.

Снаружи творилось нечто настолько кошмарное, что Альбина не сразу поняла, что происходит. Словно клубы дыма опустились на площадку перед институтом. Только этот дым… был живой! Он распадался на отдельные клочья, окутывал людей. Люди заметались, вопя и беспомощно размахивая руками. Приглушенно и отрывочно доносились крики.

— Валим отсюда! — Виталий вдавил педаль акселератора. Машина, завизжав резиной, рванула с места.

— Куда? — выдохнула, опрокинувшаяся на спинку кресла, Альбина.

— Валим! — повторил, мельком оглянувшийся на нее Виталий. И тут же нажал на тормоз. Не успевшая разогнаться «ауди», встала, как вкопанная. Выматерившись, он выскочил из машины.

Пока ошарашенная Альбина хлопала глазами, Виталик с несвойственной ему прытью несся уже обратно к машине, а в его руках беспомощной тряпичной куклой моталось тело ребенка. За ними вился черно-желтый шлейф. В следующую секунду открылась дверца и, вместе с волной горячего, пахнущего чем-то странным воздуха, на руках у Альбины оказался Женька, младший из мальчишек.

Виталик, тяжело дыша и обливаясь потом, плюхнулся на водительское сиденье. В стекло, с тупым стуком, бились огромные мерзкие насекомые.

Виталий снова выжал газ и машина, вильнув на повороте, выскочила на трассу.

— Слышь, ты, видать, в рубашке родилась, — повернулся он к Альбине, — одна осталась не при делах. Остальным-то не повезло. А я гляжу — улепетывает этот, мелкий… да растянулся на асфальте…

На руках и ногах мальчика красным бугрились несколько укусов. Да еще колени разбиты. Но это, вроде, было и все.

— Дышишь нормально? Отека нет? — Альбина взяла обеими руками лицо Женьки.

— Гри-и-ша… тот заскулил, глаза его покраснели и наполнились слезами, которые тут же, грязными ручейками, потекли по щекам. Впервые она видела как это — когда реально слезы в три ручья. Сердце отчаянно и непривычно сжалось от жалости.

— Не видел я твоего Гришку, видать успел спрятаться, — неуверенным голосом сказал Виталик, — других-то видел…

Мальчишка рыдал беззвучно. Только рот кривил, да тело его содрогалось.

Майя вглядывалась в окуляры бинокля. Земля, как будто отдалилась… Ее что, опять поднимают? Или кажется? А море… Боже! Взгляд ее метался с одной стороны в другую. Здание института было так далеко, что Майя не сразу его нашла. Зато море — вот оно. Еще немного и она окажется прямо над ним! Но ведь от института до моря не меньше пары километров. Неужели веревка такая длинная? Как же теперь ее вернут назад?

Девушка глянула под ноги, и сердце испуганно трепыхнулось в груди — веревка безвольно болталась под ней колышась порывами ветра. Она никуда не вела, просто висела перпендикулярно земле. Оборвалась… Ужас удушливой волной захлестнул все ее существо. Холодный пот заструился по вискам и спине. Теперь сомнений не было — аэростат, поднимался все выше, одновременно, широкими зигзагами уносясь в сторону моря.

Как же это вышло? Доигралась… Сознание помутилось от страха и, казалось, целую вечность она была не в состоянии соображать. Потом мозг начал лихорадочно перебирать возможные варианты спасения. Так, не паниковать! Надо решить что делать. Что же делать? Да что делать, что делать… спускаться надо как-то, а то унесет к черту на кулички, в стратосферу. Хотя какая стратосфера? На высоте нескольких километров, атмосферное давление упадет настолько, что водород разорвет баллоны изнутри… Господи, даже страшно думать, что будет потом. Сколько она уже в воздухе? Девушка глянула на часы. Так, взлетала в девять пятнадцать, а сейчас двадцать три минуты десятого. Уже больше часа воздухоплавает. Бог ты мой! Море уже близко. Если избавиться от десятка баллонов, подъемная сила ослабнет, и она опустится. Но как от них избавиться? Обрезать веревки, как же еще. Чем? Нож ей дать, конечно, не догадались. Растяпы! Надо же, пистолет дали, а нож не дали. Точно, у нее же есть пистолет… Прострелить оболочку? Совсем спятила идиотка! Там же водород!

Следующие несколько минут прошли в бесплодных попытках ответить на извечный русский вопрос: что же делать? Она успела уже отчаяться, как вдруг пришло решение. Решение было таким простым и очевидным, что оставалось только диву даваться, как же она раньше до него не додумалась? Видимо, совсем отупела от страха. Другого объяснения не было. Конечно же!.. раз она не может перерезать веревку, следует ухватиться за эту веревку и подтянуть себе один из коконов. А подтянув, разорвать его оболочку. Майя начала действовать и тут же обнаружила слабое место своего плана — как она не тянулась, как не вытягивала руку, как не елозила на своем сидении, до металлического кольца к которому были привязаны веревки, она не доставала добрых полметра. Как это не ужасно, но другого выхода, кроме как отстегнуть страховочные ремни и подтянувшись на веревках, встать на досточку-сидение, у нее не было. Только так она могла достать до кольца. Тяжело вздохнув, Майя сплюнула накопившуюся во рту кислую слюну и принялась за дело. Одну за другой расстегнула пряжки брезентовых ремней. Один ремень теперь болтался на центральной веревке, а второй тут же улетел вниз. Девушка проводила его взглядом до самой земли. Теперь она сидела как на качели. Попробовала, не отрывая зада поставить ногу на досточку. Не вышло. С обмиранием сердца она подтянулась на веревках и повторила попытку еще раз и еще. С какого-то раза удалось. И выдохнув воздух, она медленно выпрямилась. Теперь заветное кольцо располагалось в десяти сантиметрах от ее носа. Только вот своими неумелыми кульбитами, она сильно раскачала аэростат. Цилиндры над головой негодующе шуршали и хлопали стукаясь друг о друга, а досточка под ногами предательски ходила взад-вперед. Эквилибристка, блин! Воздушная акробатка на трапеции… От злости страх куда-то пропал. Подтянув к себе первый попавший под руку цилиндр, девушка вцепилась в него, как Тузик в грелку! Треснула, разрываясь, прочная пленка и испустивший дух кокон повис на веревке безвольными ошметками, а Майя уже тянула к себе следующий. После десятого или одиннадцатого по счету, она сообразила, что пора остановиться и оценить обстановку. Не переусердствовать бы — лететь кубарем вниз нисколько не лучше, чем подниматься вверх. Подъем, кажется, прекратился, но и спускаться аэростат вроде не спешил. Да спускаться ей, собственно, пока и ни к чему — при таком ветре, сядет она прямиком в море.

Только вот ей туда не надо. Кишащие всякими чудовищами морские воды, не лучшая посадочная площадка. Ой, не лучшая! Проклятый ветер, хоть бы он сменил направление. До воды оставалось совсем немного… Уже можно было невооруженным глазом разглядеть линию берега и крупные прибрежные валуны. А в бинокль и вовсе страшно смотреть — кажется, протяни руку и коснешься этой синей бездны. Явственно слышался шум прибоя. Конечно, аэростат продержится какое-то время на плаву. Но разве это может служить утешением? Это, скорее всего лишь продлит ее мучения. Девушка представила себе кружащие вокруг нее плавники морских чудовищ. Кто там водится? Акулы? Крокодилы? Эти… как их… мозазавры, плезиозавры? Нет, мучений скорей всего не будет — сожрут быстрее, чем она успеет пискнуть!

Аэростат, однако, снижаться не торопился, и понемногу Майя стала успокаиваться. Похоже, удача снова с ней! Ветер переменил направление, и теперь шар несся вдоль берега. Лучше всего сесть на берегу. Ведь по берегу проще вернуться назад к институту. Сможет ли она вернуться? А может за ней пошлют помощь? Вспомнилось, гуляющее по берегу стадо чудовищ. Они-то скорей всего, травоядные. Хищники такими толпами не ходят, хотя это не означает, что на берегу их совсем нет. Сидят себе тихонько в засаде и ждут, когда Майя спланирует к ним прямо в пасть… Фиг вам, не дождетесь! Как далеко ее унесло? Плато еле виднелось на горизонте. Сколько до него? Тридцать километров? Пятьдесят? Ветер снова сменил направление и усилился — теперь ее сносило в сторону леса. Море осталось справа, а впереди неизвестность первобытной сельвы. Допустить, чтоб ее унесло куда-нибудь в чащу, она не могла, и, подтянув к себе, разорвала еще несколько цилиндров. Расправившись с пузырями, Майя огляделась. Поискала глазами радужную полусферу и не нашла. Зато цепь холмов приблизилась вплотную. Ясно — неизвестное сооружение вновь скрыл холм и с этой точки его никаким образом не увидеть. Одновременно она поняла, что тяжело раненный ей аэростат стал быстро снижаться. Лес уже не казался монолитным зеленым массивом. Легко были различимы и хвойные деревья, похожие на привычные сосны, и какие-то лиственные с толстыми переплетенными ветвями. С одной стороны, хорошо, что спускаюсь, — подумала воздухоплавательница, — но с другой стороны, хоть бы какая полянка, что ли… Запутаться в огромной кроне на высоте тридцати метров над землей или шмякнуться с размаху о какой-нибудь ствол, Майе хотелось меньше всего.

Прошло еще минут десять. Кроны деревьев проплывали уже под самыми ногами. Майя напряженно всматривалась в мелькавшую время от времени землю. Кто там внизу? Какое зверье поджидает ее на земле? Но никаких явных следов живности не обнаруживалось. Не может же, чтобы тут не водились какие-нибудь годзилы. Неужели ей опять повезет? Ладно, об этом подумаем позже, а сейчас хоть бы целой остаться при приземлении. Глазомер отказывался определять, сколько еще оставалось до земли — может пятьдесят метров, а может и все сто пятьдесят. Отчасти потому, что деревья внизу были самого разного размера — от вздымающихся к небу многометровых исполинов, до толкущихся у них под ногами карликов-пигмеев, отчасти оттого, что ей навстречу стремительно надвигался пологий склон холма.

Еще минут через пять Майя достигла вершины холма. Казалось, под самыми пятками проплыла широколистная крона очередного древесного переростка. Дальше холм ухнул вниз крутым обрывом, под которым блеснула водная гладь. Длинный узкий залив извилистой лентой тянулся от самого моря, забираясь глубоко в гущу леса. А может, это устье какой-то реки? Времени гадать не было, Майя поняла, что дующий за холмистой грядой, мощный муссон стремительно уносит ее вглубь материка, прочь от загадочной полусферы. Блуждать остаток жизни по проклятой сельве не входило в ее планы, и она яростно разодрала еще пару пузырей. Будь что будет, пора на посадку!

Как не старалась Майя быть готовой к этому, но все получилось довольно неожиданно. Ее очередной раз мотнуло в сторону, и она нырнула в зеленую крону. Ветки хлестали по лицу, по рукам, несколько раз ее стукнуло о стволы, пока она, наконец, не догадалась отпустить веревки. Освобожденный аэростат, птицей рванул в небо, а полет Майи, наоборот, перешел в неуправляемое падение. К счастью густые ветви существенно снизили его скорость, да сверзиться воздухоплавательнице повезло прямиком в ворох опавших листьев.

Все. Приехали…

Вместе с людьми в холл проникло немало ос, но, оказавшись в помещении, они разом потеряли весь боевой задор и теперь бессмысленно жужжали под потолком словно мухи.

Илья обвел взглядом уцелевших. Таковых оказалось немного.

— Братцы, да что же это такое, а? — на тощей шее Бориса ходуном ходил кадык, растерянный взгляд его метался по лицам, — да что же это такое, а? — повторял он раз за разом.

— Зараза, больно-то как, — на бродящего в прострации Егора было страшно смотреть — опухший, одутловатый, он с удивлением разглядывал свои раздутые пальцы, — У меня такого никогда не было…

По лестнице с громким топотом, прыгая через четыре ступени, спускался Семенов, за ним спешил доктор.

— Что случилось? — заорал Семенов, обводя собравшихся бешеными глазами. На минуту оставить нельзя!

— Осы, осы… начали ему говорить со всех сторон.

— Какие, на хер осы?

— Шершни на нас напали, дядя Вася! — заголосил Гришка. Много, миллион целый… Женьку закуса-а-али!..

Семенов глянул на него и глаза его стали еще более бешенными.

— Где Славка? Кто на катушке? — я вас спрашиваю, — кто на катушке, вашу мать?

Вопрос повис в воздухе. Все отводили глаза. Семенов кинулся к выходу. На пути у него оказался Егор.

— Иваныч… нельзя туда…

— Уйди с дороги Егор, не доводи до греха.

— Подожди Иваныч! — к ним спешил Борис, держа в искусанных руках сорванный с дивана плед, — хотя бы это накинь! Нельзя там раздетым.

Отмахнувшись от него, Семенов выскочил на улицу. С минуту стояла гробовая тишина. Внезапно ее прорезал дикий вопль. Напряженно прислушивающиеся люди, одновременно вздрогнули. Илья почувствовал, что у него внутри все похолодело.

Неужели и Семенова?..

Через секунду яростно матерясь, охотник вломился обратно в вестибюль, попутно едва не вышибив дверь. Подскочивший к нему Борис принялся колотить его свернутым пледом, сбивая с тела не желавших отцепляться ос.

— Падлы! — орал Семенов приплясывая в диком танце, поворачиваясь к Борису, то одним боком, то другим. Суки, бля!

Откуда они взялись не пойму, — рассказывал он, спустя несколько минут, разглядывая вспухающие на глазах волдыри в местах укусов.

— Дайте-ка гляну, — подошел к нему Алексей Федорович.

— Да ладно вам доктор, — отмахнулся от него Семенов, — ерунда… спиртом надо протереть и все… вон на этого лучше гляньте, — он кивнул на корчившегося в углу Федора, — что-то он совсем доходит.

С Федором действительно было неладно. Лицо его стало синим, он закатывал глаза и хрипел.

— Отек сильный в области шеи, отягощенный аллергической реакцией, — констатировал после осмотра Алексей Федорович. Опасно. Задохнуться может.

— Я не могу, не могу больше! — просипел Федор, — Больно… Жжет… везде… тошно… он вдруг задергался и обмяк.

— Положите его, я попробую что-нибудь найти, — с несвойственной для его комплекции прытью, доктор помчался по коридору, через несколько секунд хлопнула дверь медпункта.

Ощущая свою полную беспомощность, Илья уложил Федора на диван в холле. Тут только подумал — а где же остальные? Здесь в холле, едва половина их команды. Где женщины? Где прапорщик? Славка? Куда все делись?

— Там во дворе один Штерн… сказал Семенов, словно услышав его мысли. Он вытирал краем пледа кровоточащий нос. Откуда столько кровищи-то? Это ж надо, сам себе двинул по носу! Но он уже не дышал… в смысле Аркадьевич… весь распух, как колода… В общем, мертвый он уже был. Я когда выскочил, то сперва никого, а потом… как налетели!.. И кусучие, собаки! Откуда они взялись-то, дьявольское отродье?

Вопрос повис в воздухе.

Опять эта дорога. Опять бегство. И опять они втроем. Дежавю какое-то. О том, что стало с людьми в институтском дворе, Альбина старательно не думала. Настолько старательно, что как это всегда и бывает — всей кожей ясно ощущала почти реальное прикосновение мерзких насекомых, копошение их лапок…

— Да за какие такие грехи я сюда попала? — ее передернуло, — не убила ведь никого, не ограбила. Знаешь, что это мне напоминает? — поглядела на мрачного Виталика, — видел фильм «Десять негритят»?

— Не… Не люблю американские…

— Ну, ясно, — Альбина оглянулась на мальчишку, тот уже перебрался на заднее сиденье и сосредоточенно смотрел в окно, обхватив худые коленки руками, — только вот, если с нами все более-менее понятно, то этих за что?

— Ты бы меньше языком чесала, — раздраженно буркнул Виталий, — развела тут философию — за что, да почему… А хоть бы и было за что… Подыхать все равно никому не хочется — вот и весь ответ.

Всю дальнейшую дорогу молчали. Альбина перебирала в памяти свою прошлую жизнь. И выходило, что вроде и не зря ее сюда закинуло. И мужа чужого уводила ради забавы, и да, подленько, бывало, поступала с людьми. И с денежками не все всегда по-честному выходило. Но ведь все так живут. А как иначе-то? Нет, ерунда выходит. Не может такого быть. Может, не может, — а поневоле начнешь выдумывать какие-то высшие карающие силы, когда такое с тобой приключается. Мысли эти зрели у нее давно, почти с самого начала этого безумного приключения. Гнала их, гнала, да что толку. Возвращаются…

Виталик свернул на проселочную дорогу. Пейзаж был умиротворяющим — будто на пикничок выехали. Папа, мама, я — дружная семья. Только вот, если присмотреться, то ничего радостного. То и дело яркими пятнами мелькали разросшиеся повсюду цветы, погубившие Светку-наркоманку. И, несмотря на яркое солнце, довольно уныло смотрелись березки да сосенки.

— Куда мы едем-то? — запоздало спохватилась Альбина.

— На кудыкину гору.

— Чего ты злишься-то? Я что ли виновата во всем?

— Поселок тут дачный есть, забыла? Хоть крыша над головой, да может, еще какой жратвы осталось.

— Туда ж вроде не проехать было? — удивилась Альбина.

— Это раньше было не проехать. Из-за снега тающего, все проселки развезло… А сейчас ехай хоть в любую сторону. Да вон сама смотри.

И верно. Проселочная дорога мал по малу превращалась в улицу. Вдоль ее обочин потянулись заборы, из-за которых торчали разнообразные домишки садоводов-любителей. На черных грядках уже проклюнулись какие-то ростки, что-то начало всходить и распускаться. Некоторое время они медленно ехали по узкой, кривой улочке. Наконец, остановились. Альбине было непонятно, из каких соображений Виталий выбрал один из участков, но спрашивать не стала — какая, собственно, разница. Возможно, он знает, что делает. Забор вокруг этого участка смотрелся поприличнее, понадежнее многих, но от чего он защитит? От любопытных взглядов разве.

Майя прислушалась к себе. Вроде цела, только немного больно пониже ключиц. Еще бы — пересчитала ребрами все встречные ветки, а потом корни. Во рту какой-то затхлый вкус. Пока катилась кубарем, наелась прелой листвы. Она сплюнула, отерла с век влажную грязь и попыталась разлепить глаза. Получилось. Мутная сперва картинка, стала постепенно проясняться. Дрожащие ладони перепачканы чем-то буро-зеленым. Майя провела пальцами по лицу, оно оказалось немногим чище. Да еще и в крови. Видать оцарапалась о ветки. Хоть бы шрамов не осталось! Они, как известно, украшают мужчину, а ей вряд ли прибавят красоты… Тьфу, о чем она думает? Какая красота? Почему-то ей стало смешно от своих глупых страхов. Нашла чего бояться! Она тихонько засмеялась, потом все громче. Чувствуя, что не может остановиться, со всей силы шлепнула себя ладонью по щеке. Потом второй, аж звон по лесу пошел. Несмотря на боль, сразу полегчало. Нервишки шалят. Еще бы, столько натерпелась. Майя огляделась. Вокруг был не тот матерый лес, над которым она только что пролетала, а так, лесок-перелесок. Тонкие, не толще Майиной ноги деревца смыкались над головой своими кронами, образуя сплошную тень. Лишь кое-где, тонкими лучиками солнце ухитрялось пробиваться сквозь широкую листву. Эта же листва, только опавшая, толстым ковром лежала под ногами. Кряхтя, как старая бабка, держась за ушибленные при падении бока, Майя поднялась на ноги. Так, что мы имеем? Да ничего мы, собственно, не имеем. Так всякую мелочевку: компас, часы… ах да, еще пистолет. Ну, это уже кое-что! Теперь надо сориентироваться. Проще говоря, решить куда идти.

Илью раздирали необходимость прийти на помощь и чувство самосохранения. Недолго. Победило первое.

— Надо сходить за Штерном.

— Чего? — удивился Семенов.

— Я говорю, надо сходить за Штерном, вдруг он еще жив… Илья сделал движение в сторону двери.

— Стой, тебе говорят! — охотник ухватил его за руку, — Ты что, дурак? Хочешь как этот? — он кивнул на скрючившегося на диване Федора.

— Да вы же сами только что…

— Ну и я дурак, — согласился Семенов, — героев нам тут строить не перед кем. Михаилу, царство ему небесное, уже не помочь… он поморщился. А вот насчет остальных вопрос открытый. Их я там не видел. А катушка размоталась… улетела птичка… он тяжело вздохнул. Выходит, накаркал Славка. Эх, Майя, девочка…

Послышались торопливые шаги. Илья обернулся. К ним направлялся Алексей Федорович. В металлическом лотке позвякивали шприцы и ампулы.

— Ну вот, слава богу, кое-что есть, — пробормотал он, присев возле Федора, — сейчас попробуем…

Федор повернул к нему раздутое до неузнаваемости лицо и захрипел, что-то неразборчивое.

— Голубчик, держитесь, — уговаривал его доктор, — сейчас станет легче…

Илья опустился в кресло, его била крупная дрожь, наверное, сказывалось действие яда. Он стал яростно тереть лоб, виски, веки. Перед глазами замелькали яркие пятна, но стало легче. Внезапно его слуха достиг, какой-то слабый звук. Илья повернул голову, прислушиваясь. Словно кто-то звал откуда-то издалека. Может, чудится? У местных ос галлюциногенный яд? Покосился на Семенова, но тот был занят с рацией — безуспешно, раз за разом пытаясь вызвать Майю. Егор с Борисом разговаривали вполголоса, демонстрируя друг другу и доктору, покрасневшие и распухшие места укусов.

Стараясь не привлекать внимания, еще примут за умалишенного, он вышел в тамбур. Отодвинув засов, приоткрыл дверь. Сперва совсем чуть-чуть, потом пошире. Потом и вовсе высунул голову.

После полутемного холла, с забитыми фанерой окнами, солнечный свет на несколько мгновений ослепил. Илья зажмурился.

Когда глаза привыкли к свету, первое, что он увидел, было безмятежное голубое небо. И все. Никто не попытался на него напасть. Никаких шершней, ос и прочих насекомых. Словно все, что с ними только что произошло, было кошмарным сном. Илья задрал голову ввысь и ничего не увидел. Аэростата не было. Внутри все сжалось, словно кто-то затянул стальную петлю. Хороши же они, затейники хреновы. Угробили девчонку…

Нелепо торчало посреди двора, черное офисное кресло. Пустая бухта монотонно поскрипывала, оттого, что ветерок раскачивал ручку держателя.

Взгляд упал на ноги в грубых ботинках, виднеющиеся из-за деревянной опоры. На асфальте лицом вниз лежал Штерн. Жалко старика, хороший был человек — подумал Илья, и тут же поймал себя на кощунственной мысли, что не слишком-то ему и жалко, видать, уже начал привыкать. Еще одна бессмысленная смерть. Скверно, конечно, но не сказать, что осиротели. Да и не понятно, по большому счету, кому повезло больше, им, которые пока живы или ему, раз уж отмучился.

Илья уже собирался прикрыть дверь, когда услышал негромкий оклик:

— Илюха! Эй!

Он зашарил глазами по двору, пытаясь установить источник.

— Это я, Славка…

Славка? Жив? Да где же он?

— Не туда смотришь… здесь я в шахте вентиляционной.

Взгляд Ильи уперся в квадратный оголовок вентиляционной шахты, краснеющий кирпичным боком по левую сторону институтского двора, почти у самых кустов. Там за проволочной сеткой, еле видное в полутьме, маячило Славкино лицо.

Славка махал ему рукой.

— Сейчас, — махнул в ответ Илья. Лучше бы он этого не делал. Напротив двери, очевидно, привлеченные его резким движением, мгновенно появились и зависли, угрожающе жужжа, с десяток полосатых бестий. Чтоб избежать нападения, пришлось моментально захлопнуть дверь.

Через пять минут они с Семеновым уже перекрикивались со Славкой с маленького балкона третьего этажа. С радостью узнали, что кроме него в колодце нашли спасение Марина и Николай. Самым поразительным было то обстоятельство, что девицу, не смотря на то, что она первая вступила в контакт с осами, не ужалили ни разу. А вот прапорщику не повезло — спускаясь, он упал и повредил ногу, опасение на перелом. Теперь сидел на бетонном полу теплотрассы и жаловался на судьбу. Но перелом, не перелом, светился оптимизмом Славка, главное, что все живы.

Странно, подумал Илья, почему дверцы шахты оказались открыты? Ведь он, шагая на работу, сотни раз проходил мимо квадратного оголовка, отмечая в петлях люка большой замок, заботливо укутанный от влаги в полиэтилен. Куда же он делся? Впрочем, скоро ему стало не до логических построений. Привлеченная их криками, с гудением атакующих штурмовиков, явилась новая эскадрилья шершней, и пришлось срочно ретироваться с балкона. Получать новые укусы категорически не хотелось. И старые-то, болели так, что казалось, по коже периодически водят раскаленным утюгом.

Они спустились обратно в вестибюль. Там Алексей Федорович, налепил им спиртовых примочек, накормил таблетками от аллергии и воткнул каждому по уколу противогистаминной сыворотки, предупредив, чтоб больше не подставлялись — медикаментов немного, а надо еще оставить для бедолаг в теплотрассе.

Тут Илья вспомнил, что в Отделе кадров, на окне есть противомоскитная сетка, и они всей компанией перебрались в кабинет инспекторов.

Отсюда, из-за пересечения прочных нитей, они могли безнаказанно общаться со Славой. Разъяренные шершни кружили возле окна, садились на сетку, бегали по ней, но сделать ничего не могли.

Диспозиция была понятна. Оставалось решить, что же со всем этим делать. Итак, в институте их осталось пятеро дееспособных (мальчишку и Федора к таковым решили не относить). В вентиляционной шахте еще трое. Как быть с ними? Теоретически, Славка мог попытаться прорваться в Институт. За десять секунд, которые ему потребуются, чтоб пробежать сотню шагов отделяющих шахту от дверей, может быть, даже напасть не успеют. Проблема была с остальными сидельцами — Маринка наотрез отказалась выбираться на открытый воздух пока там барражируют полчища ос, а Николай без посторонней помощи и шагу ступить не мог. Послали Славу, проверить, нельзя пробраться в институт под землей.

Затем обсудили вопрос, куда подевались еще трое из присутствующих во дворе в момент нападения, а именно Крюк, Альбина и Гришкин брат — Женька? Вспомнили, что Виталий не выходил из машины, а Слава, когда прыгал в шахту, слышал шум мотора. Решили, что все трое скрылись с поля боя на автомобиле. Зачем им понадобилось уезжать, было непонятно, ведь в закрытую машину осы, очевидно, проникнуть не могли. Впрочем, от людей попавших в подобную ситуацию логичного поведения ожидать не приходилось — тут, у кого угодно мозги свернутся набекрень. Илья вспомнил себя, как несся, не видя света белого, и можно сказать, по чистой случайности, угадал в сторону крыльца.

Оставалось выяснить, судьбу еще двоих — таксиста и шофера автобуса Андрюхи. Никто не мог вспомнить, когда их видели в последний раз. Кстати, и таксишной «волги» во дворе не оказалось. Все пожимали плечами, но тут, очнувшийся Федор пролил свет на обстоятельства их исчезновения, просипев, что шофер с таксистом с раннего утра отправились на рыбалку, а он не поехал с ними только потому, что хотел присутствовать при взлете аэростата. Ну, хорошо, удивился Семенов, отправились, но даже если не учитывать сам факт их глупого и безответственного поведения, то на часах уже двенадцатый час, где шляются-то?

Объявился Слава и сообщил, что обследовал отвод теплотрассы ведущий в сторону института. К сожалению трубы там уходили в глухую стену и прохода не было. Стали думать, как быть. Егор предложил взломать стену, в то время как рассудительный Алексей Федорович, советовал просто дождаться вечера, ведь как известно осы, как и другие дневные насекомые, по ночам спят и можно будет спокойно передвигаться по двору в свое удовольствие. С ним начал спорить Борис, доказывая, что это нормальные осы по ночам не летают, но, он назидательно поднял грязный указательный палец и помахал им перед носом доктора, нормальные осы и на людей просто так ни с того, ни с чего, не нападают. Тогда Илья предложил надеть костюмы противохимической защиты — их толстую прорезиненную ткань никакому шершню не прокусить, будь у него хоть семь пядей в жале. Борис и ему возразил, что костюмы это, конечно, хорошо, вот только лежат они на складе, а до него, он саркастически усмехнулся, еще добраться нужно, а это триста метров по открытой местности. От частностей перешли к общему, как им жить дальше, если летающие исчадия ада не уберутся к себе в преисподнюю? Действительно, перспектива вырисовывалась хуже некуда, маленькие (хотя, не такие уж и маленькие) жалящие твари хуже динозавров. Тех хоть пули брали. Борис предложил распылить с крыши какие-нибудь ядохимикаты. На что Илья лишь грустно показал на лежащее посреди двора, тело Штерна. Единственный человек, которые что-то мог знать об инсектицидах, был мертв и помочь им уже ничем не мог. Семенов вспомнил, что пасечники отпугивают пчел дымом, но потом сам засмеялся, представив себя бродящим с дымокуром. Все охотно похихикали вместе с ним, хотя на душе скребли кошки. В самом деле, не жечь же круглые дни костры, да и не факт что шершни-монстры испугаются дыма. Может они вообще ничего не бояться. Собрав воедино свои немногие знания про общественных перепончатокрылых, колонисты решили: избавиться от непрошенных гостей можно только одним способом — найти и уничтожить их гнездо. Но это в будущем, а пока предстояло решить — ждать ли им вечера или попытаться вызволить узников теплотрассы каким либо другим способом. Разумней, конечно, было подождать темноты — кроме заполошного Бориса в ночных ос никто не верил. Вся проблема заключалась в том, что темнота наступит лишь через одиннадцать часов. Как перенесут люди в теплотрассе эти одиннадцать часов без воды и лекарств? Ну, за Славку, положим, Семенов не опасался, и не в таких переделках приходилось бывать. Непокусанная Маринка тоже особой тревоги не вызывала, тем более в теплотрассе не жарко можно и без воды потерпеть. Хуже было с Николаем, которому в равной степени досталось и от ос и от закона всемирного тяготения.

В итоге Алексей Федорович предложил, чтоб его замотали в какие-нибудь тряпки, наподобие египетской мумии, после чего он совершит выход в открытый космос, то бишь во двор, доберется до вентиляционной шахты и окажет помощь пострадавшим. У этого плана было всего лишь одно «но» — никто до конца не знал, чего ждать от крылатых убийц. Доктором рисковать никто не желал и поэтому перешли к плану «Б», то есть то, что с самого начала предлагал Егор — проломить стену в подвале. Сообщили об этом Славке, тот отнесся с энтузиазмом — сидеть целый день в теплотрассе ему тоже не улыбалось. На том и порешили: Семенов, Егор и Илья отправились искать стенобитный инструмент, Бориса, как самого слабосильного оставили помогать Алексею Федоровичу. С ними остался и Гришка, к тому времени взявший себя в руки и прекративший скулить. Тем более что выяснилось, что его брат предположительно жив и здоров, и находится вдали от ужасных шершней.