"Звёздный десант" - читать интересную книгу автора (Хайнлайн Роберт)

Глава 3

Базовую подготовку я проходил в лагере имени Артура Курье, расположенном на севере, в голой степи. Я был в числе тысячи других таких же жертв. Слово «лагерь» в данном случае звучало даже слишком громко, поскольку единственным солидным строением там был склад для хранения оборудования и амуниции. Мы спали и ели в палатках, но большую часть жизни проводили на открытом воздухе. Хотя и слово «жизнь» к тому периоду, по-моему, не подходит. Я вырос в тёплом климате, а там мне всё время казалось, что Северный полюс находится в пяти милях к северу от лагеря. Без сомнения, наступал новый ледниковый период.

Однако бесчисленные занятия и упражнения заставляли согреваться, а уж начальство строго следило, чтобы нам всё время было тепло.

В первый же день в лагере нас разбудили ещё до рассвета. Я с трудом привыкал к переходу из одной часовой зоны в другую, и мне показалось, что нас подняли, когда я только-только заснул. Сначала не верилось, что кто-то всерьёз хочет сделать это посреди ночи.

Но так оно и было. Громкоговоритель неподалёку врезал военный марш, который, без сомнения, мог разбудить и мёртвого. К тому же какой-то неугомонный надоедливый тип орал возле палаток:

— Всем выходить! Вытряхивайтесь наружу!

Он влез в нашу палатку, как раз когда я укрылся с головой, пытаясь снова заснуть. Сорвал с меня одеяло и спихнул с кровати на твёрдую холодную землю. Похоже, это дело было для него привычным: даже не оглянулся и пошёл вытряхивать остальных.

Десятью минутами позже, натянув штаны, майку и ботинки, я оказался в шеренге таких же новобранцев, построенных для поверки и гимнастики. Над горизонтом на востоке показался узкий краешек солнца. Перед нами стоял большой, широкоплечий, неприятного вида человек. Одет он был так же, как мы, но, глядя на него, я чувствовал себя замухрышкой: он был гладко выбрит, брюки отутюжены, в ботинки можно было глядеться, как в зеркало. Но главное, его движения — резкие, живые, свободные. Возникало впечатление, что он не нуждается в сне. Он хрипло крикнул:

— Слшш меня!.. Внима… Млчать!.. Я Крейсерский сержант Зим, ваш командир. Когда будете обращаться ко мне, салютуйте и говорите «сэр». Так же обращайтесь к каждому, кто носит жезл инструктора…

В руках у него был стек, и теперь он махнул им в воздухе, словно рисуя всё, что хотел сказать. Я ещё в день прибытия заметил людей с такими же жезлами и решил, что приобрету себе такой же — очень они симпатично выглядели. Однако теперь я понял, что лучше об этом и не думать.

— …потому что у нас не хватает офицеров, чтобы обучать вас всех, и вам придётся иметь дело с нами. Кто чихнул?

Молчание.

— КТО ЧИХНУЛ?

— Это я, — раздался чей-то голос.

— Что я?

— Я чихнул.

— Я чихнул, СЭР!

— Я чихнул, сэр. Я немного замёрз, сэр.

— Ого! — Зим подошёл к курсанту, который чихнул, поднёс кончик жезла почти к самому его носу и спросил:

— Имя?

— Дженкинс… сэр.

— Дженкинс… — повторил Зим с таким видом, будто в самом слове было что-то неприятное и постыдное. — Могу представить, как однажды ночью, находясь в патруле, ты чихнёшь только потому, что у тебя сопливый нос. Так?

— Надеюсь, что нет, сэр.

— Что ж, и я надеюсь. Но ты замёрз. Хмм… мы сейчас это дело поправим. — Он указал своим стеком. — Видишь склад вон там?

Я невольно бросил взгляд в том же направлении, но ничего не увидел, кроме расстилавшейся до горизонта степи. Только пристально вглядевшись, я различил наконец какое-то строение, которое, казалось, было расположено на линии горизонта.

— Вперёд. Обежишь его и вернёшься. Бегом, я сказал. И быстрее!

Бронски! Пришпорь-ка его.

— Есть, сержант! — Один из той компании со стеками, окружавшей сержанта, рванулся за Дженкинсом, легко его догнал и звучно стегнул по штанам стеком.

Зим повернулся к нам. Он раздражённо прохаживался туда-сюда вдоль строя, искоса оглядывая нас. Наконец остановился, тряхнул головой и сказал, обращаясь явно к самому себе, но так, что всем было слышно:

— Кто бы мог подумать, что этим буду заниматься я!

Он опять оглядел нас.

— Эй вы, обезьяны… нет, даже «обезьяны» для вас слишком хорошо.

Жалкая банда мартышек… За всю свою жизнь я не видел такой толпы маменькиных сынков. Втянуть кишки! Глаза прямо! Я с вами разговариваю!

Я невольно втянул живот, хотя и не был уверен, что он обращается ко мне. А он всё говорил, всё хрипел, и я начал забывать о холоде, слушая, как он бушует. Он ни разу не повторился и ни разу не допустил богохульства и непристойности. Однако он умудрился описать наши физические, умственные, моральные и генетические пороки с большой художественной силой и многими подробностями.

Но я не был потрясён его речью. Меня больше заинтересовала её внешняя сторона — язык, манера говорить.

Наконец он остановился. Потом снова заговорил:

— Нет, я не знаю, что делать. Может, отослать их всех обратно. Когда мне было шесть, мои деревянные солдатики выглядели куда лучше. Ну хорошо!

Есть кто-нибудь в этой куче, кто думает, что может сделать меня? Есть хоть один мужчина? Отвечайте.

Наступило короткое молчание, в котором, естественно, принял участие и я. Я хорошо понимал, что не мне с ним тягаться.

Но тут с правого фланга шеренги раздался голос:

— Может быть… думаю, я смогу… сэр.

На лице Зима появилось радостное выражение.

— Прекрасно! Шаг вперёд. Я хочу на тебя взглянуть.

Новобранец вышел из строя. Выглядел он внушительно: по крайней мере, на три дюйма выше самого Зима и даже несколько шире в плечах.

— Как твоё имя, солдат?

— Брэкенридж, сэр.

— Каким стилем ты хочешь драться?

— Какой вам по душе, сэр. Мне всё равно.

— О'кей. Тогда обойдёмся без всяких правил. Можешь начинать как захочешь. — Зим отбросил свой стек.

Борьба началась — и тут же закончилась. Здоровенный новобранец сидел на земле, придерживая правой рукой левую. Он не издал и звука.

Зим склонился над ним.

— Сломал?

— Думаю, что да… сэр.

— Виноват. Ты меня немного поторопил. Ты знаешь, где санчасть? Ну, ничего. Джонс! Доставьте Брэкенриджа в санчасть.

Когда они уходили, Зим хлопнул парня по правому плечу и тихо сказал:

— Попробуем ещё раз — примерно через месяц. Я тебе объясню, что у нас сегодня получилось.

Эта фраза скорее всего предназначалась только для Брэкенриджа, а я расслышал лишь потому, что они стояли совсем недалеко от того места, где я постепенно превращался в сталактит. Зим вернулся и крикнул:

— О'кей, в этой компании по крайней мере один оказался мужчиной. Моё настроение улучшилось. Может, ещё кто-нибудь найдётся? Может, попробуйте вдвоём? — Он завертел головой, осматривая шеренгу. — Ну, что ж вы, мягкотелые, бесхребетные… Ого! Выйти из строя.

Вышли двое, стоявшие рядом в строю. Я подумал, что они договорились между собой шёпотом. Зим улыбнулся.

— Ваши имена, пожалуйста. Чтобы мы сообщили вашим родственникам.

— Генрих.

— Какой Генрих? Ты, кажется, что-то забыл?

— Генрих, сэр. Битте. — Парень быстро переговорил с другим и добавил:

— Он не очень хорошо говорит на стандартном английском, сэр.

— Майер, майн герр, — добавил второй.

— Это ничего. Многие из тех, кто приходит сюда, поначалу не умеют хорошо болтать. Я сам такой был. Скажи Майеру, чтобы не беспокоился. Он понимает, чем мы будем заниматься?

— Яволь, — тут же отозвался Майер.

— Конечно, сэр. Он понимает, только не может быстро объясняться.

— Хорошо. Откуда у вас эти шрамы на лице? Гейдельберг?

— Наин… нет, сэр. Кёнигсберг.

— Это одно и то же. — У Зима в руках снова был его жезл. Он покрутил его и спросил: — Может быть, вы тоже хотите драться с жезлами?

— Это было бы несправедливо, сэр, — ответил Генрих. — Мы будем драться голыми руками, если вы не возражаете.

— Как хотите. Кёнигсберг, да? Правила?

— Какие могут быть правила, сэр, если нас трое?

— Интересное замечание. И договоримся, что, если у кого-нибудь будет выдавлен глаз, его нужно будет вставить обратно, когда мы закончим драться. И скажи своему соотечественнику, что я готов. Начинайте, когда захотите. — Зим отбросил свой жезл.

— Вы шутите, сэр. Мы не будем выдавливать глаза.

— Не будем? Договорились. И давайте начинайте, или возвращайтесь обратно в строй.

Я не уверен, что всё произошло так, как мне помнится теперь. Кое-что подобное я проходил позже, на тренировках. Но думаю, случилось вот что: двое парней пошли на сержанта с двух сторон, пока не вступая с ним в контакт. В этой позиции для человека, который работает один, есть выбор из четырёх основных движений, дающих возможность использовать преимущества более высокой подвижности и координированности одного по сравнению с двумя.

Сержант Зим всегда повторял (он был совершенно прав), что любая группа слабее одного, за исключением того случая, когда эта группа специально подготовлена для совместной работы. К примеру, сержант мог сделать ложный выпад в сторону одного из них, затем внезапно рвануться к другому и вывести его из строя (в элементарном варианте — хотя бы ударом по коленной чашечке). Затем спокойно разделаться с первым из нападающих.

Однако он позволил им обоим напасть. Майер быстро прыгнул к нему, видимо, надеясь каким-то приёмом повалить сержанта. После этого Генрих мог, например, пустить в ход свои тяжёлые ботинки. Поначалу, по крайней мере, казалось, что сценарий развивается именно так. На самом деле с захватом у Майера ничего не вышло. Сержант Зим, поворачиваясь ему навстречу, одновременно ударил двинувшегося к нему Генриха в живот. В результате Майер как бы взлетел и мгновение парил в воздухе.

Однако единственное, что можно было утверждать точно — это то, что борьба началась, а потом оказалось, что на земле мирно спят два немецких парня. Причём лежали они рядом, только один лицом вверх, а другой — вниз.

Над ними стоял Зим, у которого даже не сбилось дыхание.

— Джонс, — сказал он. — Нет, Джонс ушёл, не так ли? Махмуд! Принеси-ка ведро воды и верни их на место. Кто взял мою палку?

Немного погодя ребята пришли в сознание и мокрые вернулись в строй.

Зим оглядел нас и спросил уже более умиротворённо:

— Кто ещё? Или приступим к упражнениям?

Я никак не ожидал, что кто-нибудь ещё отважится попробовать. Однако неожиданно с левого фланга, где стояли самые низкорослые, вышел из шеренги парень. Он повернулся и прошёл к центру строя. Зим посмотрел на него сверху вниз.

— Только ты один? Может, хочешь взять себе партнёра?

— Я лучше один, сэр.

— Как хочешь. Имя?

— Суцзуми, сэр.

Глаза у Зима округлились.

— Ты имеешь отношение к полковнику Суцзуми?

— Я имею честь быть его сыном, сэр.

— Ах вот как! Прекрасно! Чёрный пояс?

— Нет, сэр. Пока ещё нет.

— Приятно послушать скромного человека. Ладно, Суцзуми. Будем драться по правилам или пошлём за доктором?

— Как пожелаете, сэр. Однако я думаю, если позволите высказать мне своё мнение, что по правилам будет благоразумнее.

— Не совсем понимаю, о чём ты, но согласен. — Зим опять отбросил свой жезл, затем они отступили друг от друга, и каждый из них поклонился, внимательно следя за противником.

Они стали двигаться, описывая окружность, делая лёгкие пробные выпады и пассы руками. Я почему-то вспомнил о боевых петухах.

И вдруг они вошли в контакт — и маленький Суцзуми оказался на земле, а сержант Зим пролетел над ним и упал. Однако сержант приземлился не так, как шлёпнулся Майер. Он перекувырнулся и в одно мгновение был уже на ногах, готовый встретить подбирающегося Суцзуми.

— Банзай! — негромко крикнул Зим и улыбнулся.

— Аригато, — сказал Суцзуми и улыбнулся в ответ.

Они снова почти без паузы вошли в контакт, и я подумал, что сейчас сержант опять совершит полёт. Но этого не произошло. На несколько мгновений всё смешалось: они схватились, мелькнули руки и ноги. А когда движение прекратилось, все увидели, как сержант Зим подтягивает левую ногу Суцзуми чуть ли не к его правому уху.

Суцзуми стукнул по земле свободной рукой. Зим тотчас же отпустил его.

Они встали и поклонились друг другу.

— Может быть, ещё один раз, сэр?

— Прошу прощения. Но у нас есть дела. Как-нибудь потом, хорошо?..

Наверное, я должен тебе сказать. Меня тренировал твой уважаемый отец.

— Я уже начал об этом догадываться, сэр. Значит, до другого раза.

Зим сильно стукнул его по плечу:

— Становись в строй, солдат… Равняйсь!

Следующие двадцать минут мы занимались гимнастическими упражнениями, от которых мне стало настолько же жарко, насколько раньше было холодно. Зим проделывал все упражнения вместе с нами. Я всё хотел подловить его, но он так ни разу и не сбился со счёта. Когда мы закончили, он дышал так же ровно, как и до занятий. После он никогда больше не занимался с нами гимнастикой. Но в первое утро он был с нами и, когда упражнения закончились, повёл всех, потных и красных, в столовую, устроенную под большим тентом. По дороге он всё время прикрикивал:

— Поднимайте ноги! Чётче! Выше хвосты, не волочите их по дороге!

Потом мы уже никогда не ходили по лагерю, а всегда бегали лёгкой рысью, куда бы ни направлялись. Я так и не узнал, кто такой был Артур Курье, но у меня возникло подозрение, что это был какой-то великий стайер.

Брэкенридж был уже в столовой, рука у него была забинтована. Я услышал, как он сказал кому-то, что обязательно разделается с Зимом.

На этот счёт у меня были большие сомнения. Суцзуми — ещё, быть может, но не эта здоровенная обезьяна. Зим, правда, мне не очень понравился, но в самобытности отказать ему нельзя.

Завтрак был на уровне, все блюда мне понравились. Судя по всему, здесь не занимались чепухой, как в некоторых школах, где, садясь за стол, чувствуешь себя несчастным. Если ты не можешь удержаться и обжираешься, загребая со стола обеими руками, — пожалуйста, никто не будет вмешиваться.

В столовой меня всегда охватывало блаженное чувство расслабленности и свободы: здесь на тебе никто не имеет права ездить. Блюда ничем не напоминали те, к которым я привык дома. Вольнонаёмные, обслуживающие столовую, в свободной манере швыряли тарелки к нам на столы. Любое их движение, думаю, заставило бы маму побледнеть и удалиться к себе в комнату.

Но еда была горячая, обильная и, на мой взгляд, вкусная, хотя и без особых изысков. Я съел в четыре раза больше обычной нормы, запив всё несколькими чашками кофе с сахаром и заев пирожным.

Когда я принялся за второе, появился Дженкинс в сопровождении капрала Бронски. На мгновение они остановились у стола, за которым в одиночестве завтракал Зим, потом Дженкинс хлопнулся на свободное сиденье возле меня.

Выглядел он ужасно: бледный, измученный, он хрипло, прерывисто дышал.

— Эй, — сказал я, — давай плесну тебе кофе.

Он качнул головой.

— Тебе лучше поесть, — настаивал я, — хотя бы пару яиц съешь. И не заметишь, как проглотишь.

— Я не могу есть. О, эта грязная, грязная скотина… Он добавил ещё кое-что.

Зим только что закончил есть и курил, одновременно ковыряя в зубах.

Последнюю фразу Дженкинса он явно услышал.

— Дженкинс…

— Э… сэр?

— Разве ты не знаешь, что такое сержант?

— Ну… я только изучаю…

— У сержантов нет матерей. Ты можешь спросить любого, прошедшего подготовку. — Он выпустил в нашу сторону облако дыма. — Они размножаются делением… как все бактерии…