"Том четвертый. [Произведения]" - читать интересную книгу автора (Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович)

СЦЕНА II

Те же и Баев (старик, не помнящий своих лет, поросший мохом и согнутый, одет в синий кафтан, в руках держит толстый березовый сук, на который и опирается).

Баев (сиплым голосом). Здравствуй, матушка Василиса Парфентьевна! как можется?

Василиса Парфентьевна. Слава богу, старина; ты как?

Баев. А мне чего сделается? я еще старик здоровенный… живу, сударыня, живу… Только уж словно и жить-то надоело… (Садится на стул и кашляет.)

Мавра Григорьевна. Водочки, что ли, поднести?

Баев. Не действует, красавица, не действует! ни пойла, ни ества, ничего нутро не принимает… Ох, да уж и стар ведь я, словно даже мохом порос.

Василиса Парфентьевна. Ну что, как у вас? Иван Прокофьич здоров ли?

Баев. Рычит, сударыня, с места встать не может, а рычит…

Велегласный. Аки лев рыкаяй ходит, иский кого поглотити…

Баев. Ноги-то у него, знаешь, отнялись, так он лежмя рычит!

Василиса Парфентьевна. Да хоть бы ты, что ли, Прохорыч, его с простого-то ума вразумил… с чего он рычит-то?

Баев. Вразумлял я, пытал вразумлять, только он все рычит… словно он и бог знает какой енарал! (Встает и декламирует, подражая Ивану Прокофьичу.) «И не смей, говорит, мне про подлеца Прокопку поминать! он, говорит, меня антихристом назвал, он желает жить, как дедушки жили, так пущай же, говорит, вместе с дедушками за пестрою свиньей в поросятках ходит! Фу-фу-фу!» Вот как осерчал! (Садится.)

Василиса Парфентьевна. Ишь ты!

Баев. Да еще говорит: «Он, говорит, супротив моей воли на поганке женился, чтобы, то есть, сына своего, Гаврюшу, имением решить, так я, говорит, его самого имением решу, Гаврюшку-то ему заместо отца сделаю!» Даже и не поймешь, что он говорит!

Василиса Парфентьевна. Смотри-ка, уж и жениться нельзя! Не с него ли пример брать, как он гнусным манером весь век изжил!

Баев. И я ему то же говорил: Иван, мол, Прокофьич! разве человеческую плоть легко рассудить! вот я, мол, уж на что стар, а бывает, что сам только дивишься, как защемит! Ну, и в Писании тоже сказано: не хорошо, то есть, человеку одному быть, а подобает ему жить с супружницей…

Велегласный. Это справедливо.

Василиса Парфентьевна. И с чего только он остервенился так? давно ли сам-от, не скобля рыла, без стыда в народе ходил… только чудо, право!

Баев. Давно ли, сударыня! сам я своими глазами видал, как в Черноборске исправник пытал его за браду трясти: «Не мошенничай, говорит, не мошенничай!», а теперича легко ли дело: и браду свою антихристу пожертвовал, да и сына-то обездолил…

Велегласный. «Постризало да не взыдет на браду твою…» И в Стоглаве так сказано!

Василиса Парфентьевна (иронически). Оттого, видно, и стал он к бесовскому-то житию очень способен, что исправники его за бороду часто таскали…

Баев. Таскали, это я сам видел, что таскали. То были, сударыня, времена грозные, такие времена, что даже заверить трудно. Ивана-то Прокофьича папынька волостным писарем был, так нынче, кажется, и цари-то так не живут, как он жил! Бывало, по неделе и по две звериного образа не покинет, целые сутки пьян под лавкой лежит! Тутотка они и капиталу своему первоначало сделали, потому как и волость-то у них все равно как свои крепостные люди были. А Иван-от Прокофьич подрос, так куда тоже ворист паренек стал; ну, папынька-то ихний, видемши такую их амбицию, что как они из-за денег готовы и живого и мертвого оборвать, и благословили их по питейной части идти… Так вот каки времена, сударыня, были!

Василиса Парфентьевна. Ну, а теперь, чай, и вспомнить-то ему про эти времена стыдно: во сне, дескать, все это видел!

Баев. Теперь, сударыня, он в благородные, чу, скоро попадет! Губернатор-от его уж в надворные советники за общеполезное устройство представил! Только я вот ему намеднись и говорю: Иван Прокофьич! не все ли тебе равно в гробу-то лежать, что купцом, что надворным… только грех, мол, один!

Велегласный. Поменьше-то еще лучше, потому как там маленького-то да смиренного на первое место посадят!

Василиса Парфентьевна. Только чудо, право! Ну, а про духовную разговору у вас не было?

Баев. Поминала было Живоедиха, так куда тебе! еще пуще зарычал! Я, говорит, еще годков пять поживу, да чего, чу! и глупости-то своей до сих пор не оставляет, даже ни на шаг от себя Живоедиху-то не отпущает!

Василиса Парфентьевна. Она, видно, и сплётки-то ему на Прокофья Иваныча плетет!

Баев. Она, сударыня, это именно, что она.