"Праздник Святого Йоргена" - читать интересную книгу автора (Бергстед Гаральд)

Паломники

Кто видел толпы паломников, валом валивших в Йоргенстад, тот знает, что такое валом валить, пишет кардинал Гротиус. С востока и Запада, севера и юга стекаются сюда верующие; одни едут верхом, другие в повозках, третьи идут пешком, иные кашляют, иные прихрамывают, но все неудержимо рвутся вперед, неистово толкают и давят друг друга, лишь бы не опоздать и узреть чудотворный плащ святого Йоргена, выставленный на паперти собора, а потом услышать, как гроссмейстер трижды воскликнет громовым голосом: «Святой Йорген!.. Святой Йорген!.. Безгрешной Йорген!.. Мы благоговейно храним твой плащ!»

Паломники опираются на длинные посохи. Пыль покрывает их одежду и длинные бороды. Многие ковыляют на костылях, в тележках лежат калеки, больные и страждущие, раненые и умирающие, и у всех лишь одно стремление — прикоснуться к чудотворному плащу, который самым непостижимым образом исцеляет от всех недугов.

В руках у паломников маленькие голубые кружки, так называемые «чашки Йоргена», с пожертвованиями на плащ. Каждый, кто хочет прикоснуться к драгоценной святой реликвии, должен, само собой разумеется, внести свою лепту.

Целый год в жалких хижинах бедняков на оловянной полке стоит такая кружка, украшенная священной синей печатью самого капитула. Бедняки откладывают по грошу от своих жалких заработков, чтобы наполнить до верха святую соборную кружку. Частенько им приходится весьма туго, и, прежде чем опустить монету в кружку, они подолгу крутят и вертят ее в руках. Но на какую только жиртву не пойдешь ради спасения души и грешного тела?

Нет, непременно надо попасть на праздник святого Йоргена. Народа там соберется видимо-невидимо. Ну, а побывать на празднике и не прикоснуться к чудотворному плащу — это уж просто несчастье, хуже ничего и не бывает. Кто знает, а может, ты и исцелился бы? Тому немало примеров. Не помог плащ в этом году, поможет в будущем. Не помог в будущем, значит на то воля божья: всевышний просто хочет испытать твое терпенье.

И вот кружка полна. Наконец-то удалось наскрести необходимую сумму. Сначала бедняки считают деньги. Потом начинают считать дни… Пройдет совсем немного времени, и они с умиротворенным сердцем начнут сладостное паломничество по великому пути; они снова увидят всех своих старых друзей и знакомых, минуют деревни и дремучие леса и вдруг услышат, как далеко-далеко, на холме Йоргена, громыхнут три пушечных выстрела.

Паломников охватит благоговейный трепет, и с пением псалма они ступят на святую землю Йоргенстада, потом они радостно пройдут по святым улицам города и остановятся перед статуей святого Йоргена, постамент которой весь истерт благочестивыми поцелуями богомольцев, потом они будут созерцать, как святейший капитул величественно шествует по улицам и площадям города, а толпы народа простираются перед ним ниц. Затем паломники направят свои стопы в рощу, где находится собор святого Йоргена. Они остановятся перед белыми ступенями, на которые никогда еще не ступал простой смертный… и вдруг услышат звуки труб, возвещающие о том, что семь первосвященников выносят из собора чудотворный плащ, и тысячи паломников падут в этот торжественный миг на колени. А на третий день праздника, когда семь первосвященников, облачившись в рубище, скорбно идут к источнику под звуки траурной музыки с таким сокрушенным видом, что… Нет, нет, и еще раз нет!

Эти деньги не пропали зря! Вы должны, вы обязаны прийти на праздник святого Йоргена и коснуться чудотворного плаща, если в вас осталась хоть капля уважения к самому себе.

И вот наступает долгожданный день, когда вы берете свой дорожный посох и присоединяетесь к толпе, которая непрерывным потоком движется по дороге; тысячегласный хор поет псалом паломников:

И всяк, кто попадал в эту славную компанию паломников, чувствовал себя на редкость приятно, хорошо и уютно. У всех была одна общая и весьма характерная примета: согбенная спина и испуганные, доверчивые и радостные глаза, на которых не просыхали слезы. И можете не беспокоиться: здесь вас не оскорбят чья-либо вызывающе прямая осанка или дерзкий, вызывающий взгляд. Ноги паломников грациозно согнуты и искривлены в коленях, а при малейшем шорохе они все сразу вздрагивают и испуганно поворачивают головы в одну сторону, стараясь при этом теснее прижаться друг к другу.

Там, где Курфюрстова дорога поворачивает на восток, разрезая пополам маленький городок Нокебю, старые, умудренные опытом паломники начинают проявлять беспокойство: они поглядывают по сторонам и громко выкликают Тобиаса: «Тобиас! Где Тобиас? Не видел ли кто Тобиаса? Пойдет ли Тобиас с нами и в этом году? Жительствовав ли он еще?»

«Ну конечно, жив!» — кричит в ответ согбенный седобородый старик, высовываясь из окна своей хижины. Это самая ветхая лачуга во всей деревне.

Возле крыльца проходит сточная канава, перед дверью возвышается целая гора высушенного ветром навоза, но зато само небо сияет в радостных голубых глазах Тобиаса.

Он набрасывает на плечи свои лохмотья, берет посох, снимает с полки кружку Йоргена и обтирает ее рукавом. Пока что кружка пуста, но Тобиас не унывает: добрые друзья всегда наполняют его кружку по дороге в Йоргенстад.

Тобиас — знаменитый паломник. Дома никто из соседей не даст ему и полушки, ибо своих денег он уже не увидит. Во всей округе не сыскать человека, которому бы Тобиас не был должен… Но вот к Нокебю приближается шествие паломников, и для Тобиаса наступает минута торжества. Ведь он их духовный вождь и всеобщий любимец. Это и понятно: Тобиас знает имена всех семерых первосвященников, знает все евангелие Йоргена от корки до корки, знает все псалмы Йоргена и весь йоргеновский ритуал. Болтуний семь раз он был на празднике святого Йоргена, и плохо придется паломникам в тот год, когда старый Тобиас не пойдет с ними в Йоргенстад. Все знали, что он умеет и любит поговорить, и охотно платили за него, так что самому Тобиасу паломничество не стоило ни гроша. Харчи у него были даровые — из котомок доброхотных дарителей; в Йоргенстаде он получал стол и кров у своего старого друга и родственника Коркиса, угрюмого церковного сторожа, который жил с дочерью Урсулой в переулке Роз. А потом Тобиас, загорелый, бодрый и веселый, возвращался к своей старухе и приносил с собой уйму новостей…

Одним словом, старый Тобиас просто не мог не пойти в Йоргенстад на праздник! Да и что ему мешало? Дети? У него нет детей. Вернее, теперь нет.

А когда-то у него было двое шустрых мальчуганов, может быть, слишком шустрых… И обоих прибрал господь. Одного повесили, другого сожгли. Дочери его тоже плохо кончили… Впрочем, стоит ли теперь об этом вспоминать…

Сражение прошлое… А жена? Ее замучила подагра; она, бедняжка, лежит в углу на соломе и охает. Что ж, полежать ведь тоже неплохо, а чобы не было скучно, пусть себе воюет с поросятами и крысами. «Правильно, мать, не давай им спуску! — весело кричит Тобиас. И добавляет вполголоса: — Ведь не сожрут же они ее до моего возвращения». Тобиас открывает дверь, обходит кучу навоза и присоединяется к паломникам.

«Молодчина старик!» — восхищаются паломники, окружая Тобиаса. А дорога идет все дальше и дальше, через горы и леса, мрачные и дремучие, и так до самого Йоргенстада. Леса эти называются разбойничьими, ведь в старину они так и кишели разбойниками, теми самыми разбойниками, с которыми мужественно боролся Йорген. Вдали виднеются глубокие овраги и темные пещеры, которые напоминают прохожему о грабителях и убийцах.

Когда Тобиас присоединился к паломникам, они как раз говорили о разбойниках, вернее, о двух разбойниках: одного из них они называли «Коронным вором», а другого — «Поджигателем». Увидев Тобиаса, все заговорили о нем, — только и слышно было, что Тобиас, Тобиас, Тобиас, но изредка вспоминали и Коронного вора.

— Нашли о ком вспоминать, — презрительно бросает Тобиас.

— Но ведь совсем недавно его видели в наших краях, и, кто знает, вдруг он бродит сейчас где-нибудь неподалеку…

— А, плевать я хотел на вашего Коронного вора, — обиженно заявляед Тобиас.

— Он побоится даже близко подойти к Йоргенстаду. Уж если его поймают, так тут же разорвут на куски.

— А говорят, что…

— Да враки это, — возмущается Тобиас. — Забудьте о нем, и все тут. Не стоит даже имени его произносить, слишком много чести для этого мошенника. Разве мы не паломники? Не паломники самого святого Йоргена? Разве Йорген не с нами? Он живо разделается с любым воришкой или разбойником.

И старый Тобиас затягивает псалом:

Все ему подпевают, и скоро паломники чувствуют себя в полной безопасности.

Да, хорошо иметь такого спутника, как Тобиас, если идешь через лес, где, может быть, за каждым деревом прячется разбойник.

Вот и сейчас из густого кустарника вдруг вынырнули двое неизвестных. Нет, на разбойников они совсем не похожи, вид у них вполне благапристойный, оба с длинными бородами, как все добропорядочные паломники. Один из них — высокий малый с окладистой темной бородой и грустным лицом, простодушным и скромным; такие лица всегда внушают доверие. Только он глухой, бедняга.

Лицо его товарища, чем-то схожее с бульдожьей мордой, сначала производило довольно жуткое впечатление: оно было сплошь изрезано глубокими шрамами, но несчастный еле ковылял, опираясь на костыли, и это сразу расположило к нему паломников… И все-таки не слишком приятно каждую минуту ждать, что из лесного сумрака вдруг выскочат какие-нибудь лиходеи.

Не успели паломники толком разглядеть глухого и хромого, как перед их взорами предстало нечто гораздо более интересное.

Лес расступился, и вдали, высоко над темными холмами, на вершине горы Йоргена, показался озаренный солнцем Йоргенстад. Белокаменный, он возвышался над дремучими лесами, словно Иерусалим, некогда воссиявший над грешной землей.

Пилигримы шли с запада по Курфюрстовой дороге, и гора Йоргена лежала перед ними как на ладони, позолоченная последними лучами заходящего солнца. У самой вершины были видны дворец гроссмейстера собора и пирамидальный тополь портного Курстена; чуть левее стояла виселица. Ниже, по склону горы, извивались переулок Первосвященников и переулок Роз, где жили друзья Тобиаса: церковный сторож, старый Коркис, и его дочь Урсула. На южном склоне горы раскинулись дворцы первосвященников и роща, над которой высился шпиль собора.

Во все глаза смотрели паломники на святую обитель Йоргена; затаив дыхание они слушали разъяснения старого Тобиаса, и их морщинистые лица сияли блаженством.

Правда, молодые люди и девушки были настроены не столь торжественно, как старики, но и они с любопытством смотрели на город. Вообще среди паломников было довольно много молодежи, которая держалась особняком, образуя небольшие группы: отдельно парни и отдельно девушки. А позабавиться у них еще будет время.

И тут нельзя не признать, что праздник святого Йоргена, великий и святой праздник всех паломников, нередко превращался в самый большой праздник любви, какой только можно себе представить. Ночью, накануне великого торжества, большое кладбище на северном склоне горы можно было сравнить разве что с Содомом и Гоморрой. — Эй, Клаудина, ты тоже собралась на праздник святого Йоргена? — кричит молодой крестьянин с телеги, запряженной клячей.

— Ты угадал, Клаус.

— А зачем ты едешь на праздник, Клаудина?

— Тебе-то что, Клаус?

— Мне, видишь ли, нужна подружка.

— А может быть, я тебе подойду?

— Вестимо, подойдешь.

— Да ты-то мне не подойдешь.

— Хорошо, что вовремя сказала.

— Клаудина! — кричат ее родители, богатые и очень набожные крестьяне. — Ты что там разболталась с этим оборванцем? Вот и бери после этого молодых девушек на праздник святого Йоргена!

— Не дай бог! — подхватывает старый паломник. — Мало ли что можит случиться!

Поднимается невообразимый шум. Ревут ослы, блеют овцы, кукарекают петухи.

Это приписанные к собору крестьяне везут преподобным отцам всякую живность, сыр, ветчину, яйца и вообще все, что с них причитается в счет десятины и других податей, взимаемых во славу святого Йоргена. И вот среди этого шума и гама вдруг прогремели три святых пушечных выстрела, и тотчас же Зазвонили все колокола в городе.

А в востухе уже прастнично звучал старый паломничий псалом:

Основная масса паломников двигалась мимо каменоломни, через гранитный мост и затем по переулку Первосвященников к собору. Однако многие поворачивали на север, проходили через предместье Тополиный колодец и поднимались на гору по лестнице Скорби, которую только недавно отстроили заново.

Уже у подножья горы их встречали мальчишки, торгующие паломничьими плащами.

«Плащи! Паломничьи плащи! — неслось со всех сторон. — Купите плащ. Желтый, белый, серый или коричневый».

— Добро пожаловать, дорогие гости, — сердечно приветствовали паломников старожилы Йоргенстада, собравшиеся около моста. — А не прячется ли среди вас Коронный вор? Если он проникнет в город, быть беде!

— Коронный вор! — возмутился старый Тобиас, выставив вперед свою белую как снег бороду. — Пусть бы он только сунулся к нам, уж мы бы задали ему перцу!

Но он знает, что со старым Тобиасом из Нокебю шутки плохи!

И Тобиас в сорок восьмой раз перешел гранитный мост.

— Эй, осторожней, не свались в каменоломню! — кричит он глухому, который вместе со своим хромым другом повернул на север. — Эй! Э-э-эй! Да он же глух, бедняга, глух, как тетерев. И подумать только: я слышу, как рысь, а ведь на благовещенье мне уже, слава богу, стукнет семьдесят пять. Да, вот так. Недаром же я сорок семь раз прикасался к плащу святого Йоргена! — Помолчав, Тобиас добавляет: — Господи, уж не кузнец ли это из Самса?

Но Тобиас ошибся. Это и был Коронный вор. Пока колокола благовестили к празднику, он преспокойно вошел в славный город Йоргенстад.