"Хождение по квадрату" - читать интересную книгу автора (Коулмен Рид Фаррел)

10 февраля 1978 года

Я посмотрел на телефон, начал набирать номер, остановился и положил трубку на рычаг. Мне безумно хотелось услышать ее голос, но теперь все усложнилось. В последние два дня — и во время разговоров по телефону со страховщиком, и в гараже проката автомобилей, и во время ужина с Мириам и Ронни — меня беспокоила эта угроза: «Тебя предупредили. В следующий раз это будет не машина».

Только глупцы смеются над угрозами, и я не смеялся. Эта угроза исходила не от какого-нибудь придурка на школьном дворе, который разозлился из-за подножки, или от какого-нибудь болвана, которого я арестовал за мошенничество. Нет, этот парень не шутил. Для достижения своей цели он рисковал серьезным тюремным сроком — если бы газовый баллон взорвался и были человеческие жертвы.

Меня серьезно беспокоило, что он готов был подвергнуть риску жизнь других людей: даже считай это блефом, где гарантия, что целили именно в меня? Когда я сидел напротив Мириам и Ронни во время обеда в понедельник, я не мог выбросить из головы эту мысль. А что будет с семьей Арона? Вдруг однажды Синди повернет ключ зажигания и взлетит вместе с детьми на воздух над Бэй-паркуэй? Беда была в том, что звонивший мне человек не пожелал сказать, что такого я сделал, или делаю, или должен перестать делать, чтобы дамоклов меч убрали в ножны. К несчастью, ответы, которые я мог дать сам себе, не очень-то мне нравились. Вот почему я не слишком опасался за Кэти и почему вся ситуация осложнилась. Мне на ухо что-то нашептывал дьявол, сидящий у меня на плече, и я не мог его стряхнуть.

На этот раз я таки набрал номер и почувствовал легкое облегчение, поняв, что предстоит говорить с автоответчиком. Но оно длилось недолго. Услышав, что это я, Кэти подняла трубку.

— Эй, — сказала она веселым голосом, — я надеялась, что это ты. Мне не хватало тебя вчера.

— Мне тоже. Что ты делаешь сегодня вечером?

— Надеюсь, что обедаю с тобой. Все в порядке? У тебя такой голос…

— Я все еще в трауре по моей машине, — уклонился я от ответа. — А у тебя все в порядке?

— Не знаю. Я чувствую себя как-то странно после субботних событий.

— Мы можем поговорить об этом позже. Послушай… — Я был в нерешительности. — Нам еще кое о чем надо поговорить. Возможно, ты расстроишься, но я не хотел наносить удар без предупреждения.

— Что-нибудь о Патрике? Ты узнал что-то от Ники? Скажи мне сразу, Мо. Не заставляй меня…

— Узнал, но не от Ники, и не уверен, что это поможет найти твоего брата, клянусь тебе!

Она не поверила, но догадалась, что я не хочу обсуждать это по телефону. Мы договорились о месте и времени и быстро закруглились: легкий треп казался неуместным в сложившихся обстоятельствах.

Патрик Малоуни снова пропал — на сей раз со страниц ежедневных газет. Никаких сообщений о том, что его видели в Хобокене, значит, он выпал из обоймы, его послали на скамейку запасных, пока кто-нибудь снова не заметит его, например в компании Элвиса. И даже тогда Патрик вряд ли получит еще один шанс: вокруг то убийство, то эмбарго на нефть, то нападение террористов, то очередная грязная война. Столько крови, а места мало. Одни только спортивные страницы без конца расползаются…

Раздался телефонный звонок.

— Да… — Я ответил тихим голосом и нейтральным тоном, не зная, чего ожидать.

— Боже! Ты всегда такой веселый? — Это был Пит Парсон. — Тебя что, по утрам пытают?

— Прости, Пит, у меня было несколько тяжелых дней. Что случилось?

— Я хотел просто поблагодарить тебя — от себя и от партнеров. Они отозвали своих псов.

Я был поражен.

— Так быстро?

— Этот Капф, должно быть, нажал на все пружины. Я позвонил ему вчера утром, и сегодня Инспекция штата по лицензиям заканчивает свое расследование. Нам надо еще разобраться с мелочами. Пожарная часть поймала нас на каких-то мелких нарушениях, а санитарный отдел сказал, что с нашего пола нельзя есть…

— Потрясающе, — перебил я, — это великая новость. Рад за тебя.

— Слушай, Мо, — его тон стал серьезнее, — мы знаем, что ты не стал бы делать это для нас…

— Забудь…

— Может, ты заткнешься и дашь человеку сказать? В четверг вечером мы устраиваем здесь вечеринку, чтобы отпраздновать это событие, — ты и твоя девушка — забыл, как ее зовут…

— Кэти.

— Ты и Кэти будете почетными гостями. Твой «бой-френд» Джек уже отправился покупать подарки, так что даже не думай отказываться.

— Нет.

— Пошел ты! В десять, в четверг. И еще раз спасибо.

Он повесил трубку. Я спросил себя, а пригласил бы Пит Кэти, знай он, что она сестра Патрика. Но перезванивать не стал.

*

Выходя из дома, я заметил почтальона с нелепой тележкой и сумкой, на мгновение обернулся и увидел, как в вестибюль спускаются наши местные старики — понаблюдать. В их глазах не было ни печали, ни отчаяния, как в очереди за хлебом в годы депрессии. Многие из них давно перестали воспринимать почтальона как вестника избавления. Никто больше не ждал чека на миллион долларов. Эта привычка укоренилась в них на военной службе, когда солдаты сбегаются на плац за письмами. Иногда мне нравилось стоять там вместе с ними, но не сегодня. Мой чек подождет.

Когда я вошел в полицейский участок 6–0, за столом дежурного сидел Родригес. Хотя я перевелся из 6–0 за много лет до вынужденной отставки, мой дом находился на его территории.

— Que pasa, Viejo? — Я постучал тростью по полу.

— Старик, фу-у-у! — Он возмущенно всплеснул руками. — Кого ты называешь стариком? По-моему, тебе надо лечить не только колено.

Он попросил незнакомого мне полицейского подменить его на минутку, пока мы выпьем по чашке кофе. Некоторое время мы говорили о парнях, с которыми служили, перебросились парой шуток. Я спросил его о семье. Он спросил меня о Рико и моей шикарной сестренке. Но в конце концов мы все-таки перешли к делу.

— Ты правильно догадался, — прошептал он. — Звонок о твоем автомобиле поступил непосредственно сюда, а не через девятьсот одиннадцать. То же у соседей. — Родригес кивнул на пожарную часть, которая находилась в соседнем здании. — Они получили вызов. Дальше поступили вызовы в девятьсот одиннадцать по их каналам.

— Анонимные?

— Ну да, но я хочу, чтобы ты поговорил с парнями, которые принимали вызовы. Мужской голос, нейтральный, спокойный…

— …и незарегистрированный, — закончил я за него. — Ловкий малый. Спасибо, старик. — Я обнял его. — Я твой должник

— Так ты знаешь, кто спалил твою машину?

— Может быть, хотя надеюсь, что ошибаюсь.

Мы пожали друг другу руки, и я ушел, не дав ему задать вопросы, на которые не хотел отвечать.

*

Закусочная «Буффало» находилась на Седьмой авеню в Виллидж. Несмотря на название, барбекю на ребрышках и пирог с орехом пекан были почти домашними. Официантки не носили стетсоновских шляп и сапог из кожи ящерицы, а на всех, кто в разговоре не употреблял модных словечек, смотрели с презрением. Майк, постоянный ночной бармен, был известен тем, что ухитрялся хранить в памяти невероятное количество всякой всячины.

— Второй по величине город в Верхней Вольте? — спросил я, входя в дверь.

— Бобо-Диаласу. А столица Уагадугу, — добавил он. — В следующий раз спроси что-нибудь посложнее, Прейгер.

— Хорошо, когда ты собираешься поменять образ жизни?

— Он же просил сложный, а не невозможный, мистер, — подмигнула официантка. Она сказала это достаточно громко, так, чтобы бармен услышал.

— А пошли вы оба, — ответил Майк.

Я заметил Кэти за угловым столиком в глубине зала и шепотом заказал кьянти-классико официантке. Кьянти, сохраняющее аромат винограда, тонкое, неуловимое, буржуазное, как пытался учить меня Арон. Не важно, что ты давно стал взрослым, всегда улыбаешься, подумав, что сделал нечто — пусть даже совсем незначительное, — что понравится твоему старшему брату. Но к моменту, когда я дошел до Кэти, радость и хорошее настроение испарились.

Неловкость, такая милая при первом поцелуе, теперь оказалась слишком явной. Она улыбалась, я нет. Я наклонился, она встала. Я потянулся к ее щеке. Она подставила мне свои губы. Я сказал: привет. Она ничего не сказала. Некоторая натянутость была на совести Кэти, хотя тут была доля моей вины. Несмотря на все это, сердце у меня зашлось. Это было здорово, без объяснения причин.

— Насчет воскресенья, Мо, я… — Она заговорила, но тут подошла официантка с вином. Думаю, мы оба оценили подаренную отсрочку. Заготовленные дома речи никогда не звучат как было задумано. После двух стаканчиков кьянти Кэти решилась повторить попытку.

— Что, без шпаргалки? — поддразнил я ее.

— О господи… — Она шумно выдохнула. — Я была настоящей тупицей.

— В воскресенье? Да, но я тебя прощаю.

— Пошел к черту. — Она против воли улыбнулась.

Я встал, обошел стол и поцеловал ее в губы. Сев на место, я спросил, не возникло ли у нее чувства вины из-за того, что произошло в воскресенье. Да, кивнула она, а еще — страх. У нее было много мужчин после развода. Но между «быть с мужчиной» и «быть близкой с мужчиной» — огромная разница.

Мы заказали обед: салат и ребрышки. Сделать такой заказ на втором свидании — это круто. Трудно выглядеть изящным, вгрызаясь в поросятину и слизывая с пальцев густой красный соус. А уж о выковыривании остатков из зубов лучше и вовсе умолчать. Мне удалось избежать неприятностей, выбрав темой разговора четверговую вечеринку в баре «У Пути». Я повторил предупреждение Пита о том, что он не примет отказа, мы стали обсуждать, что купит нам Джек, и пришли к согласию, что вряд ли альбом Спрингстина.

— Ладно, — сказала она, ставя на стол чашку с ирландским кофе, — давай рассказывай, что там у тебя.

Я не умею блефовать и потому сказал ей об угрозе и о том, что негодяи действовали вполне профессионально и голос опознать нельзя. Она задала вполне логичный вопрос.

— Враги на работе? — переспросил я. — Это первое, о чем я подумал, первое, об этом подумал бы любой коп. Клянусь, Кэти, я часами сидел за кухонным столом, мысленно перебирая каждый арест, который производил. Не надавил ли я на кого сверх меры? Никто не любит, когда его арестовывают. Черт, люди даже на штрафы за превышение скорости ощериваются

— Ну…

— Конечно, на меня кое-кто имеет зуб, — согласился я. — Но за десять лет работы не было ни одной жалобы: я никогда никого не пугал оружием, никто не клялся мне отомстить. Жизнь — не «Десять негритят» Агаты Кристи, где героев одного за другим находят мертвыми. Хочешь спросить, не было ли среди моих клиентов сумасшедших? Или кого-нибудь одного, кто бы особенно сильно меня невзлюбил? Возможно, но человек, который звонил по телефону, совсем не походил на сумасшедшего.

Она спросила с юмором:

— А на кого похожи сумасшедшие?

— Во всяком случае, не на звонившего, — сказал я. — Тот угрожал, но не был психом.

Мы еще немножко походили кругами. Может, это был чей-нибудь ревнивый ухажер или муж? Нет. Родственник? Нет. Я и то в большей степени способен поджечь их машины. Может, неудачная шутка? Нет. Может, кто-то должен мне или я кому-нибудь задолжал? Нет. Старые счеты с бывшим сослуживцем? Может быть, но непохоже. Месть соседа? Нет. На этом закончилась первая часть вечера.

— Послушай, Кэти, я перебирал варианты, у меня башка едва не треснула, но единственное, что приходит в голову: кто-то не хочет, чтобы я искал твоего брата.

Вместо ответа Кэти улыбнулась и сказала так, словно наткнулась на тело судьи Крейтера:[29]

— Ты прав. Ты опрашивал людей, в том числе соседей Патрика по общежитию. Ты разговаривал с Терезой Хики в тот же день, когда беседовал со мной. Уверена, было много других людей. Может, ты сказал что-нибудь не то кому-то из них, наступил на любимую мозоль или подействовал на нервы. Вполне возможно, ты наткнулся на информацию, которую один из них хотел скрыть во что бы то ни стало.

Мне очень не хотелось признавать, что она права. Муж-полицейский Терезы-больше-не-Хики не мог не понять, что мой разговор с его женой-парикмахершей способен принять опасный оборот. Но Тереза послала меня разговаривать с Тиной Мартелл по прозвищу «Сиськи». Если то, что сказала мне Тина о своей связи с мужем Терезины и его дружком, правда, он вряд ли захотел бы, чтобы я совал нос в его дела. Как пожарник, он без труда смог бы найти меня. Он знает, как сообщать о пожаре не через 911. Я бы не смог узнать ни его, ни его голос по телефону. Может быть, Тининому мотоциклисту не понравилось мое поведение. У меня не так уж много знакомых мотоциклистов, но я не могу себе представить, что по вечерам они смотрят мыльные оперы по телевизору.

Я собрался выразить Кэти восхищение ее проницательностью, но тут она решила продолжить.

— Прошлой ночью, — сказала она, — ты упомянул, что у Патрика была новая подружка. Мо, я буду честна с тобой: мы с Патриком не делились друг с другом сердечными делами, не были так уж близки, и я ничего не знаю о его девушках.

Губы Кэти продолжали шевелиться, но я не слышал ни единого слова. У меня в ушах звучал голос Нэнси Ластиг. Если Нэнси дошла до предела отчаяния и призналась родителям в том, что произошло между ней и Патриком, упомянув, что мне тоже известны эти факты, Ластиги-старшие могли попытаться заставить меня держать рот на замке. Как далеко они зашли бы, сказать я не мог, но у них были деньги, куча денег. На этом варианте я мог бы успокоиться, но Кэти не так легко было убедить.

— …и моя левая грудь говорит Китайскому Мандарину… — Кажется, она сказала именно это. — Наземное управление — майору Тому. Земля вызывает Мозеса. Алло, кто-нибудь меня слышит?

— Прости.

— Ты не слышал ни слова из того, что я сказала. О чем ты думал?

Не только Кэти умела вынимать кролика из шляпы. Пришла моя очередь удивить ее. Вместо того чтобы солгать или извиниться, я ответил на ее вопрос. То, что я сказал, не было ложью, но всей правды я не выложил. Если Энцо Сика ошибся или соврал и труп Патрика ждет только весеннего половодья, чтобы всплыть на поверхность, я не мог рисковать и говорить всю правду. Итак, моя версия: Патрик и Нэнси очень любили друг друга. Вначале, возможно, ее чувство было сильнее, но потом это изменилось. О, он все еще оставался Красавицей, а она Чудовищем, но они уже обсуждали совместное будущее. Она забеременела. И потеряла ребенка. Оба были в отчаянии. Произошла драка и неприятный разрыв. Клуб «Калигула»? Никогда о нем не слышал.

— Это так грустно. Боже… — произнесла Кэти и вышла из-за стола.

Я не мог понять, зачем рассказал ей о Нэнси. Может, надеялся, что эта история ее немного встряхнет, подскажет некоторые идеи, которые направят меня по правильному пути? Может быть. Да нет, я просто был расстроен, мне казалось, что я знаю Патрика лучше, чем его сестра. Я не мог забыть, что Фрэнсис Малоуни называет своего сына «этот парень», и хотел понять, была ли семья Малоуни такой же холодно-отстраненной до смерти Фрэнсиса-младшего.

— Ты в порядке? — спросил я у Кэти, когда она вернулась.

— Я вот что подумала… — Она замолчала.

— Да?

— Когда мы говорили сегодня по телефону… днем… договорились на вечер… — Она замолчала. — Это просто… Я не знаю.

— Говори, Кэти, — настаивал я. — Обещаю, что не обижусь.

— Ты подумал, что это мой отец, ведь так? Вот на что ты намекал по телефону.

— Да, я думал, это он, но сейчас я не знаю. Я ведь этого не говорил. Хочу сказать — я никогда не был уверен. Но я не могу отделаться от мысли о странном совпадении: сразу после того, как мистер Сика вышел на сцену, твой отец уволил меня. Я не знаю, что и думать. Может, до него дошел слух о нас. Но сейчас ты дала мне пищу для размышлений. Очень много других кандидатов, которых я до сих пор и не рассматривал. Не сердись, пожалуйста.

— Я не сержусь. — Было похоже, что Кэти говорит правду.

— Но если это не твой отец, тебе может угрожать опасность.

— Я рискну, — улыбнулась она. — Отвези меня домой. Я хочу представить тебя моей кровати.

Она перестала смеяться надо мной, только когда мы свернули с Западного Бродвея на Принс-стрит. Почему-то ее довел до истерики тот факт, что я взял напрокат машину той же марки. Мое объяснение, что так я хотел дать отлуп негодяю поджигателю, не впечатлило Кэти.

— Прекрати! — рявкнул я, сбрасывая ее руку с приборной доски. — Я часами искал место, где дают напрокат эти прекрасные машины. Я чуть было не согласился на «пейсер».

— Почему я должна тебе верить? — спросила она, вытирая слезы. — Где ты ее нашел, на автомобильной свалке?

— Что тебе сказать? У них кончились «ягуары». Ты же знаешь этих страховых агентов: большого выбора они не предоставляют!

Я припарковался в квартале от ее квартиры. Кэти жила на Грини-стрит в лофте над антикварной лавкой, которая обслуживала дизайнеров. В качестве предметов искусства лавка принимала в заклад бытовые электроприборы в стиле «ар деко» и «ар нуво».

*

Только в Нью-Йорке можно делать деньги, продавая старые искореженные тостеры, сломанные приемники и зажигалки. Я почему-то не могу вообразить ничего подобного где-нибудь в Батон-Руж или в Улан-Баторе.

— Они продают и произведения искусства! — Кэти решила защитить лавку.

Настал мой черед не реагировать.

Когда она вынула ключ из сумочки, кто-то закричал:

— Кэти, Кэти Малоуни, иди сюда!

— О черт! — прошептала Кэти, когда мы обернулись, чтобы посмотреть. — Это Коста. Он встречается с моей соседкой по квартире — Мисти.

— Мисти! Ты живешь со стриптизеркой?

— Она артистка.

— Давай иди сюда, — настаивал Коста. — Мисти получила предложение сниматься в рекламном ролике. Мы празднуем.

— Ты не против? — спросила Кэти.

— Может, ненадолго. — Я ее поцеловал. — Всегда мечтал познакомиться с Мисти.

Все получалось очень весело. Коста, красавец, брюнет из города с непроизносимым названием в западной части штата Нью-Йорк, играл на синтезаторе в рок-оркестре, и сейчас у него был перерыв между гастролями. Мисти была молодой (года двадцать два) блондинкой, курила французские сигареты и весила меньше сорока пяти килограммов в мокром футбольном снаряжении. По профессии она была манекенщицей, демонстрирующей женское белье, по призванию — актрисой. Она только что получила первую роль.

— Я играю плаксивую дочь-подростка в рекламе каши, — объявила Мисти, взмахнув ресницами. — Мне надо сказать: «Ох, папа, я что, и правда должна?..» Не Шекспир, но это начало.

Тут Мисти хлопнула три порции текилы подряд, которые стояли перед ней на стойке.

Когда разговор перешел на меня, Кэти сказала:

— Он странствующий торговец тунцом.

Коста и Мисти приняли все за чистую монету.

Это ведь Нью-Йорк…

— Как вы повредили ногу? — полюбопытствовал Коста.

Стараясь не отстать от Кэти, я сказал:

— Разнимал драку желтого плавника и длинноперого тунца. Мерзкая рыба этот тунец.

Покинув бар после нескольких раундов рукопожатий и поцелуев, я почувствовал, что все сильнее влюбляюсь в Кэти. Ее внешность понравилась мне в первую же секунду. Когда мы разговаривали в доме ее родителей, я понял, что она мне нравится. После того как я целовал ее, держал в своих объятиях, просыпался с ее запахом на своих губах, вопрос о физической совместимости не вставал, тут все было ясно, но ее чувство юмора оказалось неожиданным подарком.

Когда мы снова перешли улицу и направились к Кэти, от двери отделился мужчина и спросил:

— Эй, парень, который час?

Я не помню, что именно, возможно, неожиданное появление парня (как в кино!) или тон его голоса, но я точно понял, что время его не интересует. Мое полицейское чутье вопило: «Он хочет, чтобы ты нагнул голову, посмотрел на часы и потерял контроль над ситуацией».

Под пальто и блейзером у меня был мой 38-й калибр, в данный момент — абсолютно бесполезный.

— Виноват… — Я пожал плечами. — У меня нет часов.

Я почувствовал, что кто-то подкрался ко мне сзади. Бросил трость. Инстинктивно оттолкнул Кэти прочь и заорал, чтобы она бежала. Нагнулся вперед, пытаясь выполнить бросок через плечо. Все что угодно, думал я, лишь бы выиграть время и добраться до револьвера. Слишком медленно. Меня безжалостно, рывком, выпрямили. К счастью, моя правая рука попала-таки в карман. Пальцы вцепились в четвертаки, которые остались неиспользованными во время вчерашней вечеринки в баре «У Пути».

Меня обхватили сзади, обездвижив, я чуть было не рассыпал половину четвертаков.

— Ты плохо слушал, да? — Я узнал голос, который шепотом говорил со мной по телефону. — Тебя же предупредили, что в следующий раз пострадает не машина.

С этими словами он ткнул кулаком мне под ребра. Воздух вышел из меня, я чуть не выплюнул легкие. Я потерял Кэти из виду. Где она? Может, они…

Что-то рассекло воздух позади меня. Резкий треск, похожий на стук по дереву, эхом отозвался на пустых улицах Сохо. Державшие меня руки обмякли. Освободившись, моя правая рука дернулась вперед, вслепую, туда, где, как надеялся, ее ждала челюсть врага. То, во что я попал, издало противный тупой звук. Кто-то застонал. Безжизненная туша свалилась мне под ноги. Я упал на одно колено, бросил четвертаки и запустил руку между пальто и пиджаком. К тому времени, как я вынул свой 38-й из кобуры, человек, державший меня со спины, прицелился из полицейского револьвера. Его лицо было наполовину в тени, но рука с оружием виднелась отчетливо.

— Даже если тебе удастся выстрелить первым, я проделаю в ней дырку, падая, — прошипел он сквозь зубы.

Внезапно я почувствовал тяжелое дыхание Кэти. Должно быть, она стояла очень близко, за левым плечом, ближе к краю тротуара.

— Убери свою падаль с улицы и проваливай отсюда, — прохрипел я.

— Вначале отойдите назад, ты и она, на ту сторону улицы.

Медленно поднявшись, я от боли едва не сложился пополам, но ухитрился сделать шаг назад и повиснуть на плече Кэти. Предвидя мой вопрос, она прошептала, что с ней все в порядке.

— Еще одно, — выкрикнул я, отступая, — скажи своему боссу, что я знаю, кто он, и скоро, очень скоро навещу его.

С противоположной стороны улицы я старался разглядеть, как парень с пистолетом запихивал сообщника в машину, стоявшую прямо перед дверью Кэти, хотя боль делала меня безучастным к происходящему. Когда они уехали, Кэти сказала, что запомнила почти весь номер их машины.

— Отлично, — сказал я, поморщившись, — запиши его для меня.

— Ты не хочешь сообщить в полицию?

— Мы не будем звонить в полицию! — рявкнул я. — Я сам обо всем позабочусь.

По выражению лица Кэти я понял, что это ей не понравилось, но она была умной женщиной и догадалась, что я более чем серьезен.

— Хорошо, — смягчилась она, — поедем в отделение «скорой помощи».

Чтобы показать ей, какую глупость она сморозила, я выпрямился.

— Я в порядке.

— Посмотри на свою руку! — крикнула она. — Ты весь в крови.

Только тут я заметил, что с моей правой рукой и правда не все в порядке. Времени, чтобы осмотреть себя и установить нанесенный мне урон не хватало, потому что тротуар Сохо начал опрокидываться у меня под ногами. Я не смог сделать ни шага и упал, как куча тряпья. Когда мой бок соприкоснулся с мостовой, все клетки организма завопили от боли. Я почувствовал, как Кэти достала из моего кармана ключи от машины. Она велела мне не двигаться. Я и не двигался. Не смог бы. Должно быть, я закрыл глаза.

Кэти, Коста и Мисти спали, когда я вернулся в приемное отделение. Новости были неплохие. Ребра были разбиты, но не сломаны, а кровь на руке была не моя. По-видимому, я сломал мужику нос, а не челюсть. Разбитые ребра за сломанный нос — счет в мою пользу. При каждом вдохе-выдохе ребра протестовали.

Посмотрев на часы, я предложил всем позавтракать, но сразу понял, что это глупая мысль. Мы влезли в мою машину, и я, как упрямый идиот, заявил, что поведу. У меня был план развезти всех по домам, но это тоже оказалась плохая идея. Кэти села за руль.

Перед дверью Кэти Коста пересел за руль. Он знал недорогое и спокойное место, где можно оставить машину, сказал он. Спорить я не мог. Когда Кэти вела меня из машины к дверям, я понял, что трости у меня больше нет.

— Где моя трость?

— В багажнике автомобиля, сломана пополам, — пояснила Кэти. — Я ударила того типа сзади по голове, и палка сломалась.

— По-моему, я уже говорил, что крутые девушки-католички сводят меня с ума.

Но к тому времени, когда мы поднялись по лестнице, все, чего я хотел, — это проглотить горсть болеутоляющих и лечь спать.