"У дьявола в плену" - читать интересную книгу автора (Рэнни Карен)

Глава 10

Когда Давина проснулась, Маршалла уже не было. Исчез так же бесследно, как сон. Сначала она не поверила и подумала, что он просто немного отодвинулся. Чтобы проверить свое предположение, она повернулась на бок с закрытыми глазами и провела рукой по мягкой простыне.

Пусто.

Это было, конечно, глупо, но ей хотелось заплакать. Она провела несколько часов в его объятиях, испытывая удивление и радость. Наверное, Маршалл оставил ее только потому, что его ждут дела, убеждала она себя. Графский титул, несомненно, налагает многие обязанности, о которых она не имеет ни малейшего представления. Глупо думать, что его решение уйти на самом деле каким-то образом связано с ней.

Все же было бы приятно проснуться и увидеть его рядом, протянуть руку и нежно прикоснуться к его лицу, запустить пальцы ему в волосы и почувствовать колючую утреннюю щетину на щеках.

Давина села в постели. Потому, как ярко светило солнце, она поняла, что утро уже давно началось. Обычно она просыпалась через час-другой после рассвета.

Она свесила ноги с кровати и, оглядев комнату, поняла, что намеченное ею знакомство с библиотекой Эмброуза придется на время отложить.

Она встала и оделась. Надо заняться комнатой. Плотник, который должен был сделать полки, пришел немного позже. В течение нескольких часов не было слышно ничего, кроме стука молотков и переговоров плотника с помощником. Нора сновала из одной комнаты в другую, то и дело спрашивая у Майкла и его помощника, не хотят ли они есть или пить, не нужны ли им еще какие-нибудь материалы или инструменты — словом, вела себя как заботливая и внимательная служанка.

Что касается Маршалла, то Давина не видела его весь день. Она решила, что не будет посылать ему записку. Да и что она могла написать? «Приходи ко мне»? «Прости меня»? «Спасибо»?

Давина потратила несколько часов на то, чтобы ответить на поздравления со свадьбой знакомым и дальним родственникам, о существовании которых она, честно говоря, почти не помнила, но которые, очевидно, считали своим долгом — или решили просто воспользоваться возможностью — напомнить ей о дружеских или родственных связях теперь, когда она стала графиней.

Бумагу и конверты с ее новым именем прислала компания из Эдинбурга. Очевидно, Маршалл предвидел, что они ей понадобятся. В каком-то смысле Маршалл оказался таким же предупредительным к ней, как Нора в отношении Майкла. С той только разницей, что Нора не отходила от Майкла ни на шаг, чтобы показать ему — и он, без сомнения, это заметил, — что она им увлечена. А Маршалл был призраком.

Давина стояла у окна, погруженная в мысли о муже. Воспоминания о прошедшей ночи были прерваны приходом штукатуров.

Она зашла в комнату, где работал Майкл.

— Мы почти закончили, ваше сиятельство, — сказал он.

Полки получились замечательные. Они так плотно прилегали к стене, что их нельзя было сдвинуть. Оставалось вырезать карниз, после чего Майкл должен был поручить своему помощнику натереть полки скипидарным маслом, чтобы стал отчетливее виден рисунок древесины.

— Они выглядят чудесно, — сказала Давина, оценив мастерство плотника.

— Мне пришлось немного повозиться со стенным шкафом, но все вышло хорошо. Правда, третья полка получилась немного глубже, чем остальные, но туда вы сможете ставить большие книги.

Она подошла к полкам поближе, чтобы посмотреть, о чем говорит Майкл, и увидела, что в стену действительно был встроен обрамленный деревом шкаф.

— Он был под войлоком, — объяснил Майкл. — Ты его открывал?

— Нет, это не мое дело, ваше сиятельство.

Она осторожно открыла дверцу шкафа, опасаясь, что какое-нибудь насекомое — оса или паук — свило себе гнездо в таком укромном месте. Но внутри ничего не было, кроме книг. Нет, не книг. Это были толстые тетради. Три полки дневников. Она вытащила одну и стерла с нее пыль. Обложка была надписана, и она сразу узнала это имя. Джулиана Росс. Она закрыла дневник и прижала его к груди. Джулиана Росс, графиня Лорн. Мать Маршалла. Она положила тетрадь на место и закрыла дверцу шкафа. Странно, почему дневники были так глубоко запрятаны?

Почему Джулиана Росс не уничтожила дневники, а спрятала их? Может быть, она сохранила их как раз для такого случая, как сейчас, — чтобы их обнаружили ее потомки? Давина была не совсем ее потомком, но она может стать матерью одного из них.

— Что это, ваше сиятельство? — спросила Нора.

В первый раз со дня свадьбы ее покоробил титул. То, что Нора заканчивала каждое предложение словами «ваше сиятельство», становилось назойливым. Но Давина не стала отчитывать горничную при рабочих. Тем более что у нее не было ответа на вопрос Норы и она не могла удовлетворить ее любопытство. Это были личные дневники. Нельзя, чтобы о них узнали слуги. Хотела графиня Лорн того или нет, но Давина оказалась по воле случая хранителем и распорядителем дневников умершей женщины.

— У нас еще будет время, чтобы определить, что это, — ответила Давина, решительно закрывая дверцу шкафа и надеясь, что больше никто не будет задавать ей вопросов.

Маршалл закрыл дверь и заперся в своем кабинете. Сегодня ночью он не пойдет к Давине. Хотя он — видит Бог — очень этого хочет, он останется у себя.

Она слишком привлекательна. Она притягивает его. Она заставляет его забыть, кто он такой. Забыть ту боль и агонию, в которую превратилась его жизнь, но именно по этой причине она более опасна, чем опиум.

«Вы должны противостоять вашей тяге к наркотикам, ваше сиятельство. Они обещают счастье, но на самом деле разрушают вас. В том, что вы не можете без них обойтись, не ваша вина, но с этого момента все, что вы делаете, становится вашим выбором и вашей ответственностью».

Тяга к наркотикам? Ему было предоставлено самое профессиональное лечение, им занимались лучшие специалисты, но все они говорили об опиуме.

В конце концов, он отказался от опиума. Он вынес все — физическую боль, бред, исступление. Но даже после того, как его организм очистился от опиума, его мозг оказался отравленным. Если бы он знал, какая его ждет жизнь, он умолял бы своих тюремщиков убить его.

Теперь его ждали другие мучения. У него появилась жена, которая обещала ему прощение, хотя он этого не заслуживал. Когда она была рядом с ним, у него появлялась иллюзия, что он чист, что он в безопасности и в здравом уме.

Он хотел предупредить ее, чтобы она не слишком часто улыбалась. Каждый раз, когда она улыбалась, ему хотелось прикрыть ладонью чуть подрагивавшие губы, потому что ему было трудно противостоять искушению целовать их.

Ее глаза были похожи на озера в зачарованном лесу. И при этом в них отражались все ее эмоции — от радости до печали.

Ее лицо было прелестно: небольшой прямой нос, упрямый — может, слишком — подбородок, высокие скулы и красиво изогнутые брови. Уши были изысканной формы, шея — гибкой и невероятно женственной.

Когда она улыбалась, были видны ее ровные и белоснежные зубы. Каштановые волосы были густыми и вьющимися. Они рассыпались по плечам, обрамляя ее лицо.

А ее походка!.. Эта походка заворожила его в то первое утро, когда он увидел Давину, идущую по двору в Египетский дом.

С той самой минуты Маршалл был опьянен ею.

Ему повезло целых две ночи. Бог, видимо, сжалился над ним за те страдания, что мучили его весь год, и наградил его этим временным успокоением. Две ночи он лежал рядом с ней. Он не засыпал, а погружался в легкую дремоту, похожую на покой.

Опасность тем не менее была велика. Он мог заснуть. Хуже того — видения могут появиться, когда он будет и с ней. Оставаясь с ним наедине, она будет слишком уязвима.

Уже год он избегал светского общества, сможет избегать и Давину. Он будет приходить к ней раз в неделю, не больше. Через месяц или два она, возможно, забеременеет. Или он умрет, и она останется очень богатой вдовой.

Несмотря на то что Маршалл провел большую часть своей взрослой жизни на дипломатической службе, с тех пор как он побывал в Китае, в обществе он чувствовался себя очень неловко. Необходимость молчать, ничего не говорить, но при этом казаться вежливым и дружелюбным очень его раздражала.

Ему не было никакого дела до судеб правительства или отдельных политических деятелей. Он сомневался, что может хотя бы немного сочувствовать их работе. Впрочем, и они, если бы знали его историю, вряд ли дали бы ему отпущение грехов. Возможно, более честные из них попытались бы поставить себя на его место и поздравить себя с тем, что они никогда не опустились бы так низко. Ведь комфортабельный особняк в предместье Лондона не то же самое, что камера в пекинской тюрьме.

Уже очень давно Маршалл понял, что он не столько граф Лорн, сколько собственность британской короны. А сейчас он и это утратил. Он всего лишь эмиссар, потерпевший сокрушительное поражение, и его неудавшаяся миссия в Китае должна послужить наглядным уроком всем последующим дипломатам.

За последние пять лет он узнал слишком многое о человеческой натуре. Он был сыт по горло комплиментами подхалимов, пока он мог замолвить за них словечко перед королевой, а теперь им, в сущности, не было дела до того, жив он или умер. Пять лет были достаточным сроком, чтобы научить его, что жадность — это самый мощный стимул человеческого существования, а обман и предательство — достаточно обычная черта в характере тех людей, с которыми он встречался каждый день.

Привык он и к тому, что в мире есть люди, способные на дружбу и верность, но они так же редки и бесценны, как черные жемчужины.

Давина, возможно, одна из них.

Все же ему было невыносимо видеть выражение ее глаз. Это было не столько разочарование, сколько сожаление — что она вышла за него замуж, что носит теперь его фамилию и отдала ему свое тело и свободу выражать свои эмоции.

Он не хотел пугать ее. Не хотел, чтобы она увидела, как он выбирается из ада своих ночных кошмаров. Пусть лучше она его ненавидит, чем боится. Пусть лучше будет смущена и неуверенна, чем узнает, какой он на самом деле.

Не в его силах было предотвратить смерть двадцати двух человек. Тех людей, которые доверили ему свои жизни.

Разве это не достаточная причина для ночных кошмаров?

Маршалл сидел в своем кресле и пил вино. Ночь, как обычно, будет очень долгой. Начнутся ли его видения в полночь, или призраки явятся раньше, лишившись двух предыдущих ночей? Он молил о сне, о нескольких минутах отдыха перед тем, как ему снова придется отбиваться от своих демонов.

Давина велела принести ей еду в свои комнаты. Она была твердо убеждена, что Маршалл придет к ней позже. Она приняла ванну, надушилась и села в гостиной ждать его. Но прошел час, и она поняла, что выглядит слишком явно ожидающей. Вместо того чтобы изображать живую картину, которая могла быть с успехом озаглавлена «Молодая жена в ожидании отсутствующего мужа», ей, возможно, лучше отправиться спать…

Когда часы на каминной полке пробили половину одиннадцатого, Давина поняла, что Маршалл не собирается приходить к ней сегодня. Она села в постели, подложив под спину подушки, и стала рассматривать розовый пеньюар, лежавший у нее в ногах. Может, надеть его и пойти поискать Маршалла? Но после вчерашнего ей не хотелось входить в его апартаменты. Что еще нового она узнает о своем муже?

В таком положении она просидела полчаса, чутко прислушиваясь к любому звуку за пределами спальни. Ее глаза привыкли к темноте, и она уже могла видеть, что луна вступила в свою последнюю четверть. Было недостаточно светло, чтобы различать очертания предметов, но было вполне возможно проследить за тем, как медленно проходит ночное время.

Недовольная собой и тем, что не может уснуть, она спустила ноги с кровати. Потом встала, зажгла лампу и осмотрела комнату. Все ее вещи были убраны. В местах, где войлок отошел от стен, был произведен предварительный ремонт. Когда она отдаст приказание начать настоящий ремонт, ей придется поискать место, где она будет спать. Она прекрасно понимала, что это место не окажется рядом с ее мужем. Чем бы ей заняться посреди ночи? Из-за того, что ей приходилось напрягать зрение, рукоделием она занималась редко. Время от времени она баловалась акварелью, но для этого нужен был солнечный свет, а не желтоватый спет газовых ламп, и она скоро потеряла интерес к этому занятию. Давина привезла из Эдинбурга свою библиотеку, но читать почему-то не хотелось. Она могла бы сходить в библиотеку Эмброуза, если бы знала, где она находится. К тому же если она начнет бродить по дому, то может наткнуться на миссис Мюррей, а этого ей совсем не хотелось.

Оставались дневники Джулианы Росс. Несколько минут она боролась с собой. Дневники не предназначены для посторонних глаз. Давина сама какое-то время вела дневник, но очень скоро от этого отказалась — ее жизнь, в сущности, не была такой уж интересной, чтобы описывать ее на бумаге. К тому же ей не хотелось делиться своими мыслями с теми, кто когда-либо, возможно, будет читать ее дневник.

В таком случае есть ли у нее право знать, о чем думал и что чувствовал другой человек?

Возможно, если она прочтет несколько страниц, то сможет решить, носят ли дневники личный характер или они более обыденны. Быть может, Джулиана не писала ни о чем более серьезном, чем о меню обедов или о работе в своем саду.

Давина отнесла лампу в комнату, которую она планировала сделать своей личной библиотекой. В воздухе стоял приятный запах свежеструганого дерева. Она открыла стенной шкаф. Дневники, как она и предполагала, стояли в хронологическом порядке.

Давина взяла две тетради из дальнего левого угла и, вернувшись в спальню, достала очки из ящичка прикроватного столика. После этого она поудобнее уселась в постели, накрылась простыней и приготовилась читать.

Тетради были в кожаных переплетах с золотым обрезом. Они напомнили Давине тетради, которые тетя Тереза привозила ей из Флоренции. Она осторожно открыла первую, чтобы не повредить корешок, немного потрескавшийся от времени.

На первой странице была зачеркнута надпись «Джулиана Магрив Эндрюс», а поверх нее красивым почерком было написано «Джулиана Росс».

«Неужели можно влюбиться вот так — сразу? Разве это может случиться в тот же момент, когда ты произносишь первое предложение? Боже милостивый, если это так, то со мной это случилось. Я влюбилась. Я влюбилась. Сказать еще раз? Я, Джулиана Эндрюс, влюбилась. Какое это чувство — любовь! Такое ужасное, мучительное и в то же время изумительное, чудесное и восхитительное.

Он сегодня сел рядом со мной, когда я была в саду. Я рисовала, а он меня нашел. Сначала я притворилась, будто не замечаю его. Я хотела казаться увлеченной своим занятием. А потом повернулась и увидела, что он смотрит на меня.

Эйдан. Какое чудесное имя! Мне кажется, что оно ему подходит. Эйдан. Это имя подходит к его темным волосам и к его улыбке. У него такая замечательная улыбка. И вообще необыкновенная манера держаться…»

Давина сидела в постели, подтянув к животу накрытые простыней колени и положив на них дневник. Она очень скоро забыла про мучившие ее угрызения совести по поводу того, что она читает дневник умершей женщины. Ее захватила история любви Джулианы.

Мать Маршалла была влюблена в своего мужа, но эта любовь, очевидно, была без взаимности. Об этом свидетельствовала одна запись во второй тетради.

«Он возвращается в Египет. Несмотря на то, что я уже на сносях, он уезжает. Когда я спросила его, почему он уезжает именно сейчас, он отвел взгляд и ничего не ответил. Неужели он не выносит моего присутствия? Неужели у меня такой отталкивающий вид, что он лучше уедет в Египет?

Он сказал, что вернется к тому времени, когда должен родиться ребенок. Но и он, и я знаем, что это неправда. Он вернется только тогда, когда захочет это сделать, а я буду рожать одна.

Сейчас мне хотелось бы ненавидеть Эйдана…»

Следующая запись была обычной и относилась к заморской специи, которая придала какому-то блюду, приготовленному поваром, особый вкус. Еще в одной записи Джулиана восторгалась растением, подаренным ей соседкой. Она нигде не пишет о рождении Маршалла. Лишь в конце дневника она упоминает о нем вскользь.

«Я хотела бы подарить Маршаллу брата или сестру. Но возможно, так лучше, если учесть, какие у меня были трудные роды. Однако он для меня такая радость! Зачем мне думать о другом ребенке, если у меня такой сын?»

Давина достала из стенного шкафа еще несколько тетрадей, а из них выбрала ту, которая была датирована 1857 годом. Джулиана умерла в 1862-м. Знала ли она, что ей осталось жить всего пять лет? Были ли в ее записях намеки на то, что она понимала, что с ней происходит?

В целом тон записей был радостным. Лишь в одной записи радости не чувствовалось.

«Эйдан возвращается домой. Мне передали это через его агента. Сезон в Египте окончен, а его здоровье ухудшилось. Так что он возвращается домой, чтобы снова быть графом…»

Их брак, очевидно, не был счастливым. Каждый жил своей жизнью. Давина пропустила несколько записей и стала читать ту, которую Джулиана сделала уже после возвращения графа в Эмброуз.

«Эйдан посвятил свою жизнь изучению династии, вымершей много веков назад и забытой. Он обращается со своими сокровищами так, как никогда не обращался с живыми людьми. Я видела, как он гладил статую давно умершей королевы, как дотрагивался до забинтованной руки одной из своих мумий с большей нежностью, чем до какого-нибудь живого человека. Неужели он не понимает, что те из нас, кто еще дышит, тоже нуждаются во внимании?»

Неужели Маршалл хочет быть похожим на своего отца и ему нужен брак, при котором две отдельные жизни не должны соприкасаться?

Давина взяла еще один дневник и почти сразу пожалела об этом.

«Я только что вернулась из Эдинбурга от врача. Он ведет себя по отношению ко мне довольно покровительственно, и у него странная привычка непрестанно кивать головой, отчего его огромные усы все время подскакивают. Я ловила себя на том, что сосредоточивалась на кончиках этих усов, а не на звуке его голоса — довольно высокого и немного плаксивого. Мне кажется, ему следовало бы приложить немного усилий, чтобы не производить впечатления женственности, и одеваться более скромно, не так кричаще. К сожалению, для своих жилетов мой доктор предпочитает ужасный сливовый цвет. Но кто я такая, чтобы критиковать людей зато, как они одеваются? Я сама вовсе не образец элегантности. У меня на это не хватает терпения. А теперь и времени.

Итак, о причине моей поездки в Эдинбург. Мне надо выговориться, потому что по своей глупости я думаю, что если я не напишу эти слова, они станут менее реальны: диагноз доктора просто повиснет в воздухе и не будет иметь ко мне никакого отношения. Я иногда бываю невероятно глупой. Интересно, а другие люди тоже с такой неохотой смотрят правде в глаза?

Я чувствую себя так, будто мое тело разрушится само по себе и постепенно исчезнет, пока я стану не более чем оболочкой, чем-то вроде конверта. Все, что они обнаружат, открыв его, будет крошечный, многократно сложенный квадратик — все, что осталось от Джулианы.

Но я опять тяну время, не так ли? Глупая женщина. Неужели я думаю, что если не напишу это слово, это убережет меня от смерти?

По дороге из Эдинбурга меня осенила странная мысль. Слава Богу, что мой дорогой Эйдан в Египте, иначе я уверена, что он захотел бы использовать мое тело для одного из своих экспериментов и мумифицировать меня в соответствии с теми знаниями, которые он получил в своей любимой стране. Я непременно скажу Маршаллу, что хочу упокоиться в фамильном склепе и чтобы с моими останками не делали ничего непозволительного.

Наконец я это сказала. Мои останки. Господи, как мне страшно! Отправляясь в Эдинбург, я не думала о приближающейся смерти. Я думала, что это какие-то неприятности, связанные с моим возрастом. Я больше не могу иметь детей, хотя никогда не теряла желания рожать. Эти дни давно прошли. К сожалению, когда тебя игнорирует собственный муж, единственный выбор — это завести любовника или стать мученицей. Для мученичества у меня недостает терпимости, а адюльтер я считаю еще более обременительным.

Я не могу не думать, находит ли Эйдан утешение в объятиях какой-нибудь египтянки. Если это так, я хотела бы его убить.

На самом деле он покинул меня гораздо раньше того, как начал регулярно ездить в Египет. И я стала привыкать к его отсутствию независимо от того, где он находился — дома или в Египте.

Доктор сказал, что я умираю. У меня рак. Своим противным писклявым голосом врач сообщил мне, что сделает все возможное, чтобы мой уход был как можно более приятным, но он не будет безболезненным. Я не люблю, когда больно…»

На этом дневник заканчивался.

Давина погасила лампу. Она лежала в темноте, а ее сердце сжималось от сострадания к женщине, которую она никогда не знала.