"Странный брак" - читать интересную книгу автора (Миксат Кальман)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Хозяин трактира снял со стены ключ, зажег свечу, провел господина Фаи в дальний конец коридора и открыл одну из комнат для приезжих. Папаша Крок неслышно, как мышь, следовал за ними — он умел при желании ходить бесшумными шагами. Поэтому Гриби был весьма удивлен, когда, поставив свечу на стол и обернувшись, увидел перед собой уже не одного, а двух неизвестных.

— Это мой человек, — пояснил Фаи.

— А с кем имею честь разговаривать? — спросил трактирщик.

— Иштван Фаи, из Патака.

— Слышал, слышал. Опекун графа Бутлера Парданьского? Чем могу вам служить?

Фаи и папаша Крок напряженно следили за каждым его движением, за выражением глаз, но их тревожные опасения с каждой минутой рассеивались все больше и больше.

"Посмотрим, — думали они, — что ты скажешь, когда мы откроем тебе главное!"

— Скажите, пожалуйста, — высоким голосом, с торжественностью, присущей всем обвинителям, начал Фаи, — каким образом к вам попало то платье, что вы подарили вашему младшему брату — доктору Гриби из города Унгвар?

Крок даже очки протер, чтобы лучше читать мысли на лице хозяина.

Почтенный Гриби зевнул.

— Ох, сколько же раз можно рассказывать эту пустяковую историю! Впрочем, оно понятно, ведь у нас в Капоше большие события редки. Живем потихоньку, вот и нет никаких происшествий. Помирать — и то по целым неделям никто не помирает. Недавно уехал отсюда, из "Грифа", один ученый немец; очень хотелось чудаку посмотреть православные похороны. Я посоветовал немцу подождать, пока умрет кто-нибудь из местных жителей. Бедняга прождал почти две недели, и, надо сказать, пришлось ему немало поистратиться. Просто непостижимо, откуда только эти немцы деньги берут! Каждый день он заявлялся ко мне с упреками: "Что ж это такое, до сих пор никто не умер?" Но чудаку не везло: две недели подряд умирали одни кальвинисты да римские католики. В конце концов он разозлился, стал упрекать меня, будто я дурачу его и специально удерживаю пустыми обещаниями. А позавчера я уж не выдержал и выбросил его из "Грифа" — отослал к моему младшему брату, доктору Гриби, в Унгвар: он-то может превратить живого человека в мертвеца, а я не могу.

Хозяин так был доволен своей шуткой, что его большой двойной подбородок заколыхался от смеха, словно студень.

"Убийца не мог бы так смеяться", — подумал Фаи и тоже улыбнулся: он вспомнил случай с тетушкой Капор в Бозоше.

— Очень хорошо, милостивый государь, — холодно прервал развеселившегося хозяина папаша Крок, пронизывая его взглядом. — Но платье-то как к вам попало?

— Ах да, платье! Это и вправду весьма странный случай! Так вот, остановился у меня дней десять назад один щегольски одетый молодой человек. Ну, в этом не было ничего странного, потому что в "Грифе" в свое время ночевал сам герцог Бретценгейм.

Старик Крок стал уже терять терпение.

— Шут с ним, с вашим герцогом! Не отвлекайтесь в сторону. Мы знаем, что и герцоги спят сами и никто не может за них выспаться. Рассказывайте про платье, разве вы не видите, что мы сгораем от нетерпения?

— Так это ж совсем неинтересно. Я вам говорю, что молодой господин, прибыв в "Гриф" поужинал, лег спать, а утром вышел из комнаты одетый простым подмастерьем. Обычно, если такое и случается, то чаще всего наоборот: подмастерье в одно прекрасное утро превращается в элегантного господина. О таких случаях можно часто слышать в Пеште, где немало больших трактиров.

Господин Фаи покачал головой.

— Непостижимо! Ну, а затем?

В наступившей тишине можно было, казалось, слышать, как бьется сердце старого Фаи.

— Он подошел ко мне… я в то время стоял за стойкой, а Катушка пришла спросить, сколько должен мне Михай Сабо и можно ль им еще отпускать в кредит. Я стал рыться в моих счетах (так ведь до сих пор и не нашел, черт бы его побрал!). И вот подходит молодой человек и дает в счет платы за комнату двадцатку. "Я, говорит, съезжаю". — "Ладно, думаю, я тебе сейчас покажу, как дурачить Гриби!" — и говорю: "Да вы со вчерашнего дня успели преобразиться!" Молодой человен сердито взглянул на меня и ответил, что это его личное дело.

А я опять: "Совершенно верно, только я спросил потому, что вы, я вижу, не взяли с собой прежней одежды. Что мне с ней делать?" — "Делайте, что хотите, — отвечал он, — продайте или поступите с ней, как вам заблагорассудится". На том наш разговор и кончился. Молодой человек ушел, а я эту одежду, поскольку мне она не подходила, хоть и была хороша, подарил своему младшему брату.

— Правильно сделали, — похвалил господин Фаи (чувствовалось, что он с радостью отдал бы господину Гриби для его младшего брата и свой собственный сюртук).

— Вот и все, — закончил почтенный Гриби рассказ об этом странном происшествии.

Господин Фаи радостно схватил большую красную руку трактирщика и крепко пожал ее. Настроение у него улучшилось, словно через какой-то невидимый краник ему вдруг пустили в жилы свежей, молодой крови.

— Вы даже не знаете, господин Гриби, какая гора с моих плеч свалилась! Я ведь ожидал куда более страшных вещей, а это, судя по всему, просто глупость. Ах, шельма! Только бы мне узнать еще, что он задумал! Ну, большое вам спасибо за ваше сообщение, господин Гриби.

— Я охотно рассказал вам все, что знаю, — просто ответил тот.

— Но где он взял одежду мастерового?

— Да у моего кума, портного Бодойи, тот хвастался этим на следующий день.

Господин Фаи повернулся к папаше Кроку, впавшему в глубокое раздумье.

— Слышали, Крок? Надо будет разыскать этого портного: может быть, Янош сообщил ему хоть что-нибудь о своих планах.

Папаша Крок вздрогнул, как человек, которого неожиданно разбудили.

— Понемногу все становится ясным, — пробормотал Крок и полез в карман за табакеркой, чтобы подхлестнуть свой мозг.

— Портной здесь, на свадьбе гуляет, — сообщил Гриби, — если угодно, я его сейчас пришлю.

— Вот это удача! — воскликнул Фаи, от удовольствия даже прищелкнув пальцами. — Теперь мне пришло в голову, что неплохо было б и поужинать. Прикажите-ка, дорогой хозяин, принести сюда еды и вина, да самых лучших, что только у вас есть. Мне хотелось бы также обменяться парой дружеских слов с Видонкой, но это потом, а пока что пришлите портного и ужин.

Слушая эти речи, Гриби с обиженным видом качал головой. Нет, они требуют от него невозможного! Раз господа попали на свадьбу, они должны пить и есть вместе со всеми гостями. Как раз сейчас станут накрывать, и он просит их к столу. По крайней мере, это ничего не будет им стоить, а ужин в отдельной комнате обойдется гораздо дороже, хотя и напитки и кушанья подаются туда не первосортные.

— Благодарим за любезность, хозяин, но если вы пришлете что-нибудь получше, то и здесь будет превосходно.

— Все, что есть наилучшего, будет подано на свадебный стол, — хмуро отвечал господин Гриби. — Я знаю, что такое честь, и понимаю разницу между гостем — хоть званым, хоть и незваным — и случайным проезжим. Да иначе и быть не может.

Господину Фаи пришлось поистине пустить в ход все свое красноречие, чтобы уговорить хлебосольного хозяина (как он не похож на своего младшего брата, доктора! Вот что значит не испорченный науками человек!). Им, мол, еще нужно будет посовещаться в этой комнате; у них еще много дел. Кроме того, люди они пожилые, усталые и т. д. и т. п.

Наконец с большим трудом хозяин согласился с доводами Фаи и сказал, что распорядится насчет ужина и пришлет своего кума, добавив, однако, при этом: "Если тот захочет прийти", — потому-де, как говорит пословица, — каждый портной из себя барона корчит.

Но дворяне города Капоша не придерживались этой пословицы и сильно обижались на Бодойи за хвастливую вывеску, которую он прикрепил над дверью своей мастерской напротив "Грифа": "Дворянин Мате Бодойи де Бодоло и Рина, портной". По мнению городских дворян, портняжное дело было унизительным для их сословия, хоть они и сами были ремесленниками — изготовляли сита и решета, что, однако, не являлось, на их взгляд, столь зазорным, как ремесло портного. Ведь сито в конце концов — игрушка для женщины, его может взять в руки и королева, а шить штаны… да еще штопать их!.. Нет, это уж самое последнее дело! Позор, видит бог, позор! И еще изобразить такую вывеску — с указанием полного дворянского титула! Поэтому они добавили к титулу портного еще два слова и называли его между собой: "Де Бодоло и Рина, утюг и парусина".

Немного погодя в дверь постучали. Это пришел господин Бодойи. Едва он переступил порог, как Фаи узнал в нем того самого человека благообразной внешности, у которого он спрашивал, как найти хозяина.

Портной знал мало; однако и то немногое, что было ему известно, он сообщил с необычайно важным видом. Молодой человек действительно заходил к нему несколько дней назад под вечер, когда уже пригнали коров ("Я как раз хлопотал с ними, потому что у меня их, слава богу, шесть штук"), выбрал себе черную куртку с мелкими пуговицами и застежкой из плетеного шнурка, какие обычно носят молодые мастеровые; черные штаны и жилетку. А поскольку господа хотят полной ясности относительно происшедшего, он может добавить, что одежда на молодом человеке сидела так, словно именно на него была сшита, и что молодой человек расплатился за нее сполна.

— Ну, разговор этот нам ничего не дал, — заметил господин Фаи, когда портной удалился. — Однако послушайте-ка, папаша Крок. Вы человек умный, опытный сыщик, что вы думаете обо всем этом теперь?

— Во-первых, что графа не убили и что он не покончил самоубийством, ибо для самоубийства не нужно менять одежду.

— Я того же мнения. Слава богу, что нам хоть это удалось установить.

— Что касается меня, — продолжал папаша Крок, — то я знаю гораздо больше. Я знаю, например, где он и что делает.

— Что вы говорите! — воскликнул Фаи, с сомнением поглядев на своего собеседника.

— Знаю совершенно точно. Только я хотел бы задать вам, ваше благородие, один вопрос. Есть у садовника в бозошском имении подручный?

— Нет.

— Это вы совершенно точно знаете? Подручный по фамилии Михай Вереш?

— Нет, раз я говорю.

— Ну, так пусть меня съедят кошки, если господин граф в эту самую минуту не работает в помощниках у садовника под именем Мишки Вереша!

— Неужели? Да полноте, папаша Крок! С чего бы это взбрело мальчишке на ум? И потом, откуда вы можете все это знать?

Он с подлинным изумлением смотрел на маленького человечка, кружившегося по комнате, суетливо размахивающего руками и смешно морщившего свой озабоченный лоб.

— Откуда? Из тех клочков бумаги! Среди них я нашел документ на имя помощника садовника Михая Вереша, подписанный графом и заверенный его печатью. Но так как печать на документе вышла плохо, граф разорвал бумагу и, по-видимому, написал другую. Тогда я не придал большого значения этой бумажке и даже не склеил ее обрывков.

— Возможно, так оно и есть. Но где же Янош сейчас? Как вы можете знать, где он?

— Он может быть только в двух местах: либо, чтобы способствовать успеху процесса, устроился под чужим именем помощником садовника к Дёри и там втайне следит за своей "женой", либо же в этом же обличье лишь наблюдает за действиями противника.

— Гм, это было бы неплохо. Однако — juventus ventus, — можно ли ожидать от него такой прыти, такой изобретательности.

Папаша Крок самодовольно ухмыльнулся.

— Могло быть и вот что. Прочитав письмо госпожи Бернат и узнав, что мадемуазель Пирошка больна, а старого Миклоша Хорвата нет дома, граф решил, подобно сказочному принцу, поискать работы при дворе своей возлюбленной. Сбрил бороду, подстригся, чтоб его не узнали, и бродит ночью под окном своего недосягаемого кумира, строя различные планы и ловя момент, чтобы хоть издали взглянуть на нее.

Господин Фаи живо вскочил, стукнув по столу широкой ладонью.

— Довольно, довольно, папаша Крок! — восхищенно воскликнул он. — У вас ума палата! Нет никакого сомнения, что граф Янош находится в Борноце. Это так же точно, как то, что я сейчас пущусь от радости в пляс. Даже с этой, как ее, вдовушкой Хадаши. Черт меня побери, если я этого не сделаю!

С этими словами он схватил шляпу и направился к выходу. Уже в дверях он обернулся и сказал Кроку:

— Быстренько поужинайте, Крок, потом немедля берите мой экипаж и поезжайте в Борноц за графом Яношем. Скажите, что я приказал ему тотчас же возвращаться вместе с вами. А я пойду на свадьбу, у меня есть еще одно важное дело.

Проходя по темной веранде, он с благодарностью поднял взор к небу, откуда мириады звезд ободряюще глядели на него, словно хотели вселить в него надежду.

— Глупый мальчишка! — вздохнул Фаи. — Вот так же и пчела: бьется, бьется в закрытое окно, за которым стоит цветок, полный нектара. Эх! А ведь окно-то открывается изнутри!