"Вереница" - читать интересную книгу автора (Синклер Элисон)

3. Софи Хемингуэй

Софи, снова держа в руках кошачью корзинку, смотрела вслед уходящим тринадцати мужчинам. “Военные, – подумала она. – Иначе откуда у них такая выправка? Все, кроме ученого из НАСА. Он явно белая ворона среди них. Изящно сложенный, с блестящими глазами, импульсивный и доброжелательный, с хорошими манерами и слегка скособоченной нашивкой НАСА на рукаве”.

– Военные, – промолвила старая дама в ярко-синем пальто, по-прежнему стоявшая рядом. – Я их за километр чую.

Британское, очень четкое произношение. Голубые глаза выцвели от времени, черные зрачки превратились в маленькие точки. Правый глаз следил за передвижениями людей, в то время как левый, слепой, был слегка выпученным, а вокруг глазницы и на щеке белели мелкие старые шрамы. Белые подкрашенные волосы имели светло-сиреневый оттенок. Кисти и пальцы, хотя и скрюченные от возраста, были крупными и сильными, красивой лепки. Она не производила впечатления слабоумной; от нее не пахло мочой, фекалиями, грязной одеждой. Софи представила свою мать – та была бы такой же в возрасте восьмидесяти с лишним.

Старуха протянула правую руку.

– Мариан Уэст. Второе имя – Амелия.

Софи пожала протянутую руку, глядя старой даме в глаза. Скорее всего старуха и здоровым-то глазом могла различать только свет, тень и движение.

– Потеряла на войне, – сказала Мариан.

– Прошу прощения?

– Во Франции, в сорок третьем. Я принимала участие в движении Сопротивления – делала взрывчатку. Я и пальцев тогда лишилась. А глаз так и остался слепым. Опишите мне… – казалось, она с трудом выдавливает из себя слова, – опишите мне это место.

Софи описала ей зал со стенами, похожими на соты, пол со странным зеленым покрытием, людскую толпу, которая стала понемногу редеть, поскольку народ начал расходиться кто в коридоры, кто в пещеры в стенах, кто к пологому серому горному массиву в центре зала. Зал был похож на парк – но на парк, созданный кем-то по описанию или по картинке. Все было немножко искусственным, даже воздух. Мариан слушала, сжимая и разжимая пальцы, в которых держала трость. Мелисанда издала из корзинки громкий протестующий вопль.

– Странное место, – сказала наконец Мариан. – Хотя ничего особенного я и не ожидала. В моем возрасте вообще уже ничего не ждешь.

Софи улыбнулась, почувствовав вызов в этих словах.

– Хочу найти уголок, чтобы выпустить Мелисанду. Там, где поменьше народу.

– Не заговаривайте мне зубы, молодая леди. Вы считаете, что мне здесь не место.

Софи прижала к себе корзинку. Мелисанде явно не терпелось поскорее выбраться на свободу.

– Извините, – раздался чей-то голос.

Софи обернулась и увидела двух женщин. Одна из них была та самая рыженькая медсестра. Вторая – шатенка, высокая, с широкими мужскими плечами, в темно-синей цыганской юбке и красном болеро. За ними несколько женщин защищали кучу багажа от нападений расшалившейся детворы.

– Мы хотели спросить: может, вы с матерью пожелаете присоединиться к нам? – К желтой трикотажной рубашке женщины был приколот самодельный серебряный значок в виде опоссума.

– Мы не родственницы, – коротко сказала Софи.

Ей и правда не терпелось уйти, но отнюдь не в компании группы женщин, которые решили покинуть Землю в поисках лучшей жизни.

Мариан вертела головой из стороны в сторону, пытаясь понять, что происходит.

– Извините, – сказала рыжая и, взяв Мариан за руку, ласковым и естественным движением приложила ее пальцы к своей брошке. Пальцы Мариан ощупали серебряный значок.

– Что это?

– Наша эмблема. Из рассказа Джеймс Типтри. Эта писательница сравнивала женщин с опоссумами, живущими на задворках цивилизации. В том рассказе две женщины, мать и дочь, улетели вместе с пришельцами. Как и мы… Поэтому мы приглашаем всех женщин, которые летят без спутников, присоединиться к нам. Мы хотим организовать свое общество.

– Женщины ничего не способны организовать, – довольно ехидно ответила Мариан. – Они не могут сосредоточиться на главном. Они вечно считают, что их обидели в лучших чувствах, и в припадке раздражения уходят прочь, хлопнув дверью.

Крупная женщина улыбнулась. Голос у нее был глубокий и теплый.

– Тем более мы приглашаем вас! Вы поможете нам сосредоточиться и не растрачивать наш пыл по пустякам. Меня зовут Ханна. А ее – Голубка.

Рыженькая закатила глаза:

– Ей-богу, это правда!

– А что такого? – удивилась Мариан. – Хорошее имя. Женственное.

– Спасибо, – сказала Голубка. – Но я должна заметить, что вы несправедливы к женщинам. Они создавали свои общества на протяжении тысячелетий. Занимались благотворительностью, писали письма, устраивали разные праздники…

Перед глазами Софи неожиданно всплыла яркая картина: длинный стол в летнем доме у озера Листер. Красное дерево, согретое солнцем, блеск натертого столового серебра, хрустальные бокалы, отбрасывающие радужные блики на белоснежные салфетки, последний спокойный момент перед нашествием гостей. Зимой там справляли Рождество, а летом – праздник летнего солнцеворота, как в средние века. Они часто устраивали торжества, потому что жизнь так коротка… В те годы каждый праздник отмечали дважды – дни рождения и полгода со дня рождения, годовщины и полугодовщины… Праздники были волшебными. Последние четыре года она не отмечала свой день рождения. И люди, которые хорошо ее знали, больше не поздравляли ее с тем, что прошел еще год.

– Я старая слепая женщина, – упрямо проговорила Мариан. – Я буду вам обузой.

– Откуда вы знаете? – спросила Ханна. Крупная и слегка стесняющаяся под их взглядами, она пристально смотрела на Мариан. – Никто из нас не ведает, что или кто нам может понадобиться.

Мариан коротко кивнула.

– Я соображаю не хуже вашего. Мариан Уэст. Бывший химик. Давно на пенсии. – Она протянула руку в пустоту.

Ханна осторожно взяла ее руку в свою большую ладонь и пожала. Голубка улыбалась, глядя на них.

– А вы? – спросила Ханна, обращаясь к Софи.

Софи покачала головой. Перед глазами у нее по-прежнему был длинный накрытый стол красного дерева. Она истосковалась по церемониям, отмечающим время. Она истосковалась по обществу.

Но они не были ее обществом. Общество, по которому она тосковала, было соткано из тишины, из инстинктивного ощущения общей судьбы, записанной в генах. Это общество существовало за столом красного дерева. И ради этого общества – которого больше не было – она очутилась здесь.

– Нет, спасибо. Я не для того улетела с Земли.

Они не стали настаивать, лишь сказали любезно вдогонку:

– Если передумаете…