"Астральный летчик" - читать интересную книгу автора (Яковлев Алексей)

12«Урус иблис»

Андрюша не смотрел на Батыя. Ему было стыдно за Алика. Он видел его испуганное лицо, когда «песец» бросился ему в ноги, видел презрительную улыбку прапора: «Они шутили». Капитан Слесарев так никогда не шутил…

Краем глаза Андрюша видел, как прапор вытащил красную пачку и закурил, прислушиваясь к разговору за стеной. Наклонившись к Андрюше, он спросил:

— Боец, как этот тихарь тебя закадрил?

— Случайно, — не глядя на него, ответил Андрюша.

— У них случайностей не бывает… Расколол он тебя?

— Как это? — не понял Андрюша.

— Что-то есть на войне за тобой? Компромат какой-то на тебе висит? Наркота, бабы, мирное.население?… Что он про тебя знает?…

— А не пошел бы ты, прапор, на х…? — тихо ответил Андрюша.

Прапор не обиделся, начал объяснять:

— Меня он еще в кабаке усек. Когда ты ушел халдея искать, он меня про Ольшанского стал спрашивать… Денег мне предлагал, сука…

И опять Андрюше стало стыдно за Алика. Ведь ТТ в кабаке был при нем.

— Я послал его… Разве я знал, что тот жмурик воскрес?… — Прапор поставил на попа красную пачку. — И зачем я контракт не продлил? — Прапор щелчком опрокинул пачку. — Не люди здесь, боец, а суки. Хуже «духов».

Андрюша молча с ним согласился.

— Теперь мне хана при любом раскладе. Либо те, либо эти. Правда?

— Правда, — подтвердил Андрюша.

— Думаешь, у тебя положение лучше? — зашептал вдруг прапор. — Слышал, на кого твой тихарь замахнулся? На Капитана Джо! Не по зубам он ему. Капитан хоть и в Штатах живет, а у него здесь все схвачено. Железно! Если он узнает, что вы на него хвост подняли… Хана вам обоим. — Прапор взял Андрюшу за руку, заглянул в глаза: — Андрюша, вали-ка ты от своего тихаря, пока не поздно. Слышишь?

— Он не тихарь, — сказал Андрюша.

— Кому ты поверил, Андрюша, — шептал на ухо прапор, — это же не капитан Слесарев. Вот кто тебе настоящим батей был. Идем, Андрюша, пока они там разговаривают, выпьем за нашего капитана. Я угощаю. Идем, выпьем за упокой его души! Идем!

Только тут Андрюша впервые посмотрел на прапора:

— Почему это за упокой?

— Так его же убили, — удивился прапор. — Неужели ты не знаешь?

— Врешь! — не поверил Андрюша. — Когда?

— Двадцатого июля.

— Где?

— В Грозном. Снайпер с крыши достал его на броне… Я думал, ты знаешь.

Утром двадцатого июля Андрюша уже был в Питере. Восемнадцатого их разведбат отозвали с гор в Ханкалу. Когда они уже дожимали «душков», начальники объявили очередное, третье по счету, перемирие. Впервые Андрюша услышал, как матерится капитан. «Нас же в импотентов превратят! Это же все равно что мужика в самый разгар с бабы снимать, за это расстреливать мало!» Таков был смысл его длинных матерных монологов. Андрюша даже рад был, что уходит на дембель во время черного предательства. Он уехал в Моздок, а разведбат ушел с гор в Ханкалу через Грозный. Значит, там и достали капитана. В перемирие!

— Врешь, Батый! Врешь!

Прапор вынул плотный бумажник, перетянутый широкой белой резинкой, из бумажника достал мятый конверт, из конверта — газетную вырезку.

— Мне кореш из штаба прислал. Читай, даже в газетке про него пропечатали. Когда живой был, майорскую звезду забыли кинуть. Суки! Читай.

Андрюша расправил на столе сложенную вчетверо, уже пожелтевшую газетную вырезку. Наверное, кореш прапора сорвал ее со стенда у штаба.

Вот что в ней было написано:

«Капитан был воином, конечно, он ненавидел войну. И в слове „воин" нет поросячьего восторга перед страшной работой убивания людей, в чем и состоит сущность войны. Капитан во всем пытался найти духовность. Даже на этой страшной бессмысленной войне. Он жил по каким-то своим нравственным законам, которые никогда не переступал сам и не позволял этого делать никому вокруг. Война, бой, смерть, страх были для него не больше чем вызовом, вызовом его вере, его убеждениям, его морали. И в этом огне он выковал их».

Андрюшу покоробили тупые бессмысленные фразы некролога. Из всего текста он понял только прошедшее время: «был, ненавидел, жил», но заставил себя вчитаться дальше.

«Как мальчишка радуясь удачам, переживая промахи, капитан не замыкался в мире своей роты, боевого железа, приказов, сводок, рейдов, докладов, построений, всего прочего, что заполняет жизнь офицера на войне „под завязку", до изнеможения. Война была для капитана еще и возможностью познать совершенно неведомый для него мир. Он мог часами разговаривать с пленными „чеками" — но не о том, где их лагерь или сколько гранатометов в их отряде, а об истории того или иного аула, об отличии горных тейпов от равнинных…»

У Андрюши начал кривиться рот. Он длинно выругался:

— Так на войне не делают!

— Ты чего? — не понял прапор.— Не нравится, что ли?

— Это не капитан! А какой-то Миклухо-Маклай с папуасами.

Прапор ткнул пальцем в строку:

— Ты здесь читай.

Андрюша стал читать дальше:

«Нет, капитан не стал „гуманистом", и его ненависть к боевикам никак не уменьшилась от знания „посланий Пророка" или истории кишлака Гуниб, его разведроту боялись, за его голову чеченцы называли все большие суммы в долларах, количество могил боевиков, „сделанных" разведчиками капитана, неуклонно росло. У чеченцев он получил за глаза прозвище „урус иблис" — „русский дьявол".

Да! Капитан умел воевать, это он доказал еще в Афгане. И здесь его разведроту запомнили, как приснопамятных „морпехов" из Калининграда… Он был „стар", этот капитан. Было ему тридцать три года, как Иисусу Христу. По возрасту своему ему давно было пора примерять подполковничьи погоны…»

Андрюша видел перед собой капитана: загорелого, светлоглазого, обросшего русой курчавой бородой, видел его на жаркой июльской броне в раздолбанном центре Грозного. А рядом с капитаном увидел своего заместителя-раздолбая. Ведь именно на их броне всегда ездил в походе капитан. Андрюша выматерил про себя своего раздолбая! Нужно же высадить автоматчиков с обоих бортов: чтобы они глаз не спускали с крыш и с верхних окон. А раздолбай, наверное, не высадил, расслабился раздолбай. Поглядывал на Андрюшины «командирские» часики, предвкушал баночное пиво и встречу со знакомыми санитарками в Ханкале…

Андрюша поднял голову: прапора рядом не было, и его тугого бумажника не было на столе, и красной пачки «Мальборо». Андрюша, чуть не опрокинув стол, выскочил в прихожую. Там было темно, и Андрюша стукнулся бедром об открытый ящик тумбочки под телефоном. Прапор ушел грамотно, как учили. И оружие забрал с собой.

Андрюша шваркнул ящик на место и стал напяливать кроссовки. Открылась дверь в большую комнату — в полосе света стоял Алик:

— Андрюша, ты чего?

— Товарищ капитан, прапор ушел! — крикнул Андрюша и осекся. — Ушел Батый, ушел… Алик… Я догоню!

Андрюша рванулся к двери.

— Не надо. Куда он теперь денется?… Его без нас достанут, Андрюша.

Андрюша топтался в дверях. Из-за спины Алика вышел бледный «песец»:

— Он же на моем «мерсе»…

— Тем более, — сказал Алик. — Андрюша, «мерс» не догонишь. Идемте на кухню.

— На моем «мерсе», — застонал «песец».

— И вообще, — добавил Алик, — у нас, Сергей Николаевич, дела сейчас поважней вашего несчастного «мерса». Никуда он не денется.

Опять они сели на кухне под розовым абажуром. Алик разлил из плечистой бутылки «на посошок», а потом достал с подоконника длинный красивый конверт с черными буквами под японские иероглифы и показал конверт «песцу».

— Вы и это знаете? — удивился тот.

— Работа такая.

Андрюша не слушал их короткие деловые реплики. Ему было стыдно за себя. Ничто не могло его оправдать. Даже смерть капитана.

Очнулся Андрюша, когда Алик толкнул его плечом:

— Слышишь, Андрюша? Слышишь?!

Андрюша ничего не слышал.

— Ты понял, зачем тебя притащили во «Фрегат»?! Ты понял?!

Андрюша ничего не понимал.

— Ты только послушай, какая красота!

Андрюша через силу врубался в рассказ «песца».

— Кумитэ по-японски — это бой без весовых категорий… Это на легальном уровне… А на нелегальном… Кумитэ — это бой без правил и весовых категорий… Ну что-то вроде…

— Мясорубки? — вставил Алик.

— Можно и так,— улыбнулся «песец».— Сейчас спортивные шоу — одна из самых доходных форм бизнеса…

— Не считая наркотиков? — уточнил Алик.

— А тут ведь все вместе, — неопределенно взмахнул руками «песец». — Это смотря на каком уровне… Возьмем хотя бы самый массовый… Хотя бы тех же «Гладиаторов». Смотрите, наверное, по телевизору «Империю игр»?

— У меня нет телевизора.

— Зря,— пожалел Алика «песец», — красивое зрелище, красивые люди. Так вот… Гладиатор из этого детского шоу получает не меньше, чем лучшие игроки НБА или HХЛ, а про их менеджеров и говорить нечего. Представляете? Хоккеисты рубят клюшками друг друга. зубы на лед выплевывают… А гладиаторы на потеху колошматятся надутыми поленьями, ползают, как пауки, по каким-то сеткам… А денег получают больше! За что бы такое? А?

— Это детское шоу только верхушка айсберга! — понял Алик.

— Правильно,— похвалил его «песец», — так сказать, крыша. Чужому человеку попасть в спортивный бизнес невозможно, русскому особенно: там свои люди, свои законы. Но Капитан Джо попал, представляете? Он открыл в Штатах свое «Шоу Кумитэ».

— Мясорубку, — уточнил Алик.

— А вместе с Георгием Аркадьевичем здесь создал дочернюю фирму…

— Зачем?

— Ну как же. Здесь его «фарм клаб» — ферма новых талантов. Капитан Джо и сделал себе карьеру на русских бойцах, совершенно там неизвестных.

— Ты понял, Андрюша, какую честь тебе хотел оказать Сергей Николаевич? Ты понял?

Андрюша ничего не понял, он прослушал начало разговора, и Алик начал ему сам объяснять. Он тряс перед его носом красивым конвертом:

— Вот он, их секрет, Андрюша! Вот! У «папы» здесь провинциальный филиальчик богатой штатовской компании под видом ночного клуба — для очень богатых людей; но раз в месяц и очень богатых не пускают, можно попасть только по особому приглашению. Оно присылается вот в таком конвертике. Зрелище только для элиты, и, я надеюсь, оно того стоит? — обернулся он к «песцу».

«Песец» скромно потупился:

— Это ни с чем не сравнимо…

— Сергей Николаевич, расскажите, хотя бы в двух словах. Нам же этого никогда не увидеть.

«Песец» улыбнулся самодовольно, вздохнул и, постепенно заводясь, начал сбивчивый рассказ:

— О программе я не говорю… Там все по высшему классу. Музыка, артисты, еда, девочки… Свет… Но когда к утру доходит до боя… Это отпад! Все превращается в сон… В какую-то виртуальную реальность… Да! Надо сказать, что каждый вечер оформляется тематически… В зависимости от сюжета боя… Бывают бои самураев… Тогда и музыка, и кухня, и девочки… все по-японски… Бывают бои рыцарей… Все в европейском стиле… Бывают бои русских витязей… все а-ля-рюс… Я был на рыцарском бою… Когда к утру вышли два рыцаря… Смуглые, мускулистые…

— Рыцари голые, что ли?

— Почти… Кое-какие детали костюмов… Шлемы, элементы лат… И голые тела… И когда начался бой… Это вообще не передать… Удары, крики, стоны… Настоящая кровь… Все в зале пьянеют… Некоторые женщины даже кончают, извините…

— Они вам рассказывали? — поинтересовался Алик.

— Так говорят, — чуть смутился «песец». — Что в зале творится, не передать!… Визг, ор, свист… Когда один побеждает другого, то чувствуешь в себе такой прилив сил!… Чувствуешь себя такой мощью… Будто весь мир в твоих руках!…

— Не мир, а жизнь, — поправил его Алик.

— Да! И жизнь его в твоих руках! Только в твоих!

— Чья жизнь?

— Побежденного! — «Песец» вдруг замолчал, тупо уставился на Алика.

Алик похлопал его по плечу:

— Ну вот, наконец-то вы и открыли нам секрет этого шоу, а говорили: «Ничего не знаю, ничего не видел».

«Песец» побледнел:

— Я только один раз там был… И то инкогнито… Георгий Аркадьевич меня бы ни за что не пустил…

— Не доверяет?

— Просто мы с ним поссорились…

— Это ваши проблемы, как говорится. — Алик отвернулся от него к Андрюше. — Ты понял, Андрюша, секрет этого шоу? Почему оно для самых избранных? Почему оно для элиты?…

— Не понял, — честно признался Андрюша.

— Старо, как Древний Рим,— задумался Алик.— На этом шоу, Андрюша, убивают.

— Как — убивают? — не понял Андрюша.

— Как на римских аренах, по-настоящему. Все зависит от публики, когда боец уже сражен, к элите обращается победитель: «Вита аут морте?» Так, кажется? — Алик спросил «песца». — Я правильно рассказал?

«Песец» кивнул:

— Почти. Только публику спрашивает не победитель. На арену выходит ведущий-распорядитель.

— Георгий Аркадьевич?

— Он назначает цену за побежденного.

— То есть цену за его жизнь?

— Стартовую цену, а дальше начинается аукцион.

— Торговля за его жизнь?

— Ну да. От стартовой цены. Одни повышают черные ставки, за смерть. Другие — красные, за жизнь. Кто больше… что в зале творится… Не передать… Когда перед тобой живой окровавленный человек… Красивый человек… И от тебя все зависит… Это как наркотик!…

Алик налил себе «Абсолюта» и выпил, не предложив «песцу».

— Скажите, а те, кто за жизнь, побеждают иногда?

«Песец» подумал:

— Говорят, одна женщина… выкупила парня… и тут же его увезла… Говорят… А может, это легенда… Я был всего один раз…

— Действительно, легендарная женщина…

«Песец» вдруг тоже налил себе сам. Выпил и расхохотался вдруг:

— Самка. Просто отпала от мужика, от крови кончила… Захотела еще. За любые деньги… Самка.

Алик тоже посмеялся, глядя на него.

— Так вы Андрюшу хотели в это шоу предложить?

— А что? — распахнул красивые глаза «песец». — На такие бои попадают только самые лучшие бойцы. Есть еще юниоры для открытых соревнований. Ну там, турниры кикбоксинга, таэквандо… Якобы… Много разных крыш. На элитные бои попадают единицы. Вот Чен, кстати, два таких боя провел. В Штаты съездил и там в двух боях победил. Я видел его кассету: вот где класс! Здесь у нас, в Питере, провинция, вы правильно сказали. А там у Капитана Джо!… Там действительно конец света!

— Им и положено, — сказал Алик, — они действительно на конце света.

— У Капитана бойцы со всего мира: отборные парни! Цвет всех наций!…

— Кстати,— перебил его Алик,— а куда же они трупы девают? Под асфальт, что ли? Вы не спрашивали у Георгия Аркадьевича?

— Я не у него спрашивал. С этим у них все законно.

— То есть как это законно? Какой тут закон?

— С бойцом подписывают контракт, его ведь никто не заставляет подписывать. Все добровольно. В контракте все оговорено: сумма при победе и обязательства фирмы при несчастном случае, оговорены гарантии и страховка семье, похороны, расходы на перевозку и на цинковый гроб…

— А почему цинковый?

— Среди бойцов много приезжих. И с юга, и с севера, и с востока… Наши-то парни опустились как-то, спились в основном.— «Песец» поглядел на Андрюшу. — Вот Андрюша еще в форме. Я и хотел ему помочь, пока он на дембеле совсем не дошел, как мой кретин. Лучше уж в гладиаторы, чем в киллеры, правда, Андрюша?

Андрюша скривил рот и промолчал. Его выручил Алик:

— А как же они смерть оформляют? Извините, это я как специалист… по трупам…

— А очень просто,— охотно объяснил «песец»,— как погибших при несчастных случаях на тренировках, при авариях, случайные смерти от перегрузок… В контракте оговорены «особые условия работы»… Это не проблема, поверьте.

— Конечно, — тут же согласился Алик, — кого теперь чужая смерть интересует. Конечно…

«Песец» вскинул руку и поглядел на часы:

— Ого! Уже без пяти два. Алик, вы мне столько дел поручили. Я могу до восьми не успеть.

— Это не я вам поручил, — поправил его Алик,— это мы с вами вместе выработали план оперативных мероприятий. Ну, по последней, на дорожку!

Алик разлил по фужерам остатки «Абсолюта», но так хитро, что в бутылке осталось еще на заход.

— Ваше здоровье, Сергей Николаевич. Как говорили в старом фильме: «За нашу победу!»

«Песец» засмеялся искренне и открыто, совсем как в старом кино:

— А я хочу выпить за вас, Алик… Извините, что я вас так называю.

— Ну что вы?… Я ведь сам так представился.

«Песец» прищурился:

— Так вот, Алик… Я знаю, кто вы.

Алик, улыбаясь, смотрел в его прищуренные глаза и молчал.

— Никакой вы не бандит…

Алик кивком с ним согласился и ждал, что он скажет дальше.

— Вы контрразведчик! — выпалил вдруг «песец». — Настоящий! Я вам помогу расколоть Капитана Джо. Я сделаю это не из-за денег, мне ничего не надо. Я помогу вам ради моего детства, ради того святого, что было во мне.

«Песец» высоко поднял фужер:

— Я пью за вас! Я пью за КГБ! За единственную мою надежду!

— Ура! — тихо сказал Алик. — Только об этом никому ни слова.

— Да что вы! — воскликнул «песец» и тут же зажал рот ладонью.

Они выпили, и Алик пошел провожать «песца» в прихожую. Андрюша слышал, как они говорили у дверей о какой-то «стрелке» «на том же месте, в тот же час». Потом громко хлопнула дверь. Андрюша все еще тупо сидел за столом: впервые в жизни ныло под сердцем. Перед ним лежала свернутая вчетверо пожелтевшая заметка…

Алик вернулся на кухню озабоченный, взъерошенный. Долго шагал в носках от плиты к столу, громко тер щетину.

— Он меня с ума сведет, Андрюша, честное слово. У меня еще не было таких пациентов. Это уникум! Представляешь картину — психиатр, сошедший с ума от пациента?… Кошмар!… Где-то я просчитался… Чего-то недосчитал… Уже поздно… Ставки сделаны… Теперь ход Капитана Джо…

Алик сел за стол. И только тут заметил состояние Андрюши:

— Что с тобой, Первозванный? Да брось ты про этого ублюдка думать. Я же сказал, никуда он не денется. его найдут другие. Мне он не нужен… Что с тобой, Первозванный?

Андрюша развернул на столе заметку, пододвинул ее Алику:

— Ты просил тебя познакомить с ним… На… Знакомься…

Алик взял в руки заметку, снял черные очки и долго читал. Потом саданул ладонью по столу так, что посуда в шкафу зазвенела:

— Такие капитаны гибнут!… А какие-то… неуловимые Джо живут?! Не принимаю! Пока он жив, не смогу принять!

Алик выжал плечистую бутылку, как тряпку, над двумя фужерами. Поднял фужер куда-то в сторону окна:

— До встречи, урус иблис!

Стучали часы, капал кран, жужжала муха под абажуром. Они молчали и курили. Потом Алик попросил Андрюшу рассказать о капитане Слесареве. Андрюша не мог. Он опустил стриженую голову на руку и затянул вдруг на старый мотив про молодого коногона: