"Астральный летчик" - читать интересную книгу автора (Яковлев Алексей)3Марина В гардеробной что-то произошло. Вышибала стоял у дверей навытяжку. Два амбала в серых пиджаках обшаривали вешалку. Один увидел Андрюшу, подошел, отодвинул его рукой. Открыл дверь туалета, опасливо заглянул туда, потом вошел. Андрюша замер… В открытых дверях, три мраморные ступеньки вверх, стояла девчонка в белом платье с цветами в руках. Белые и красные розы на длинных стеблях. Девчонка глядела на улицу, смеялась чему-то, щекотала подбородок змеиными головками нераскрывшихся бутонов. У Андрюши перехватило дыхание, показалось, что знает ее, видел где-то… Девчонка повернулась, увидела Андрюшу и перестала смеяться: наверное, вид у него был дикий. Девчонка вздрогнула, опять обернулась на улицу и уронила цветы. С трех мраморных ступеней покатились змеиные головки. Андрюша рванулся к ним. — Стоять! На месте! — рявкнул ему амбал от вешалки. Андрюша наклонился, собрал цветы, встал. От вешалки ему в затылок целился черный ствол. Девчонка удивленно глядела на Андрюшу, как будто тоже его узнала. Андрюша подал ей цветы. Девчонка тряхнула каштановыми волосами: — Спасибо, — и снова удивленно поглядела на Андрюшу. За спиной Андрюши уже стоял второй амбал: — Иди в зал. Проходи. Андрюша подмигнул девчонке и пошел в зал. Гитарист не играл, внимательно глядел в темноту, в сторону двери. Андрюша сел за стол. Алик тут же отодвинулся от Вовы. Вова угрюмо курил. Гитарист вдруг мощно ударил по струнам, запел хрипло и радостно: Братва, не стреляйте друг в друга, Вам нечего больше делить. За круглым столом лучше вы соберитесь — Так страшно друзей хоронить. Под эту веселую песенку в зал вошли амбалы в серых костюмах. Четверо. По двое встали по бокам дверей. Из-за стойки выскочил маленький, похожий на гнома бородатый человек в, полосатом шерстяном колпаке, настежь отворил обе половинки дверей, пятясь и кланяясь, пропустил в зал новых посетителей. Слева — толстый, румяный, солидный. Справа — молодой, смуглый, черный, с английским пробором на прямых волосах, а между ними девчонка в белом платье с цветами в руках. — Война алой и белой розы, — задумчиво сказал Алик. — Братва, не стреляйте друг в друга! — надрывался гитарист. Румяный похлопал в ладоши. Гитарист замолчал. — Стасик, спасибо, — сказал румяный. — Я прошу при мне эту пакость не петь. Перед ним тут же возник бородатый в колпаке: — Джаст момент, джаст момент, Георгий Аркадьевич. — Бородатый повернулся к залу: — Господа, я предупреждал. Зал абонирован. Прошу освободить помещение. До свидания. Приходите к нам еще… У столиков появились официанты. Гости безропотно расплачивались и тихо, как тени, исчезали в дверях. Официанты загремели посудой, унося горки грязных тарелок. Только языкастая девица из компании попробовала возмутиться: — А мне здесь тоже нравится! Плечистый партнер поднял ее под мышки и поволок к дверям. — Со мной-то ты можешь? А с ними?! — визжала девица. — Докажи, что ты мужик! Докажи! — Извините, — сказал плечистый охранникам и выволок девицу за дверь. Бородатый стащил с головы шерстяной колпак, вытер им большой стол у стойки, доказывая его идеальную чистоту. — Велком, Георгий Аркадьевич… Велком, как говорится… — Проще, Мишенька, проще, — засмеялся румяный и взял под руку девчонку.— Это он, Мариночка, от твоего вида так разволновался, отвык, старый негодяй, от порядочных девушек. Девчонка засмеялась. Смуглый, с английским пробором, загадочно улыбался. Андрюша не понял этой улыбки. Румяный усадил девчонку в центр стола. Как раз на то место, где сидела языкастая девица. Смуглый и толстый сели по бокам. Тут же перед ними на столе появилось шампанское, вазы с фруктами. Вокруг суетились сразу трое официантов. Толстый хлопнул в ладоши: — Стасик, в честь моих гостей, давай мою любимую! — Стасик! — замахал руками бородатый. — Стасик! А Стасик, глядя в глаза толстому, уже начал негромкое простое вступление. На три аккорда. Умпа-умпа-умпа. Бородатый улыбался восхищенно. Седой подхватил мощным баритоном: Старая детская песенка в исполнении толстого звучала грозно. Андрюша подумал, что угроза относится к ним, и насторожился, но Вова задумчиво разливал себе и Алику остаток «Абсолюта». Алик, глубоко затягиваясь сигаретой, смотрел на девчонку. Толстый гремел на весь зал: Толстый раскинул руки, подмигнул девчонке: Вова, о чем-то тоскуя, ткнул свой фужер в фужер очкастого Алика: — Давай, Алик. — Давай, Вова, давай. Подумай, о чем я тебе сказал. — Он не отрывал глаз от девчонки. Гитарист уже не пел, он только подыгрывал толстому. Бородатый таял в восхищенной улыбке. Смуглый щурил черные глаза. Девчонка хохотала от души. Толстый встал, сложил руки перед собой, как артист: Он опять широко раскинул руки, захватывая в объятия весь полутемный прокуренный зал. Девчонка зааплодировала: — Браво, Гоша! Браво! Смуглый крепко пожал толстому руку: — Артист, такой талант пропал. — Почему пропал? — удивился седой. — У меня, Чен, талантов много. И ни один не пропал! Ни один! — Он поцеловал руку девчонке. — Мариночка, это тебе мой подарок. — Это самый лучший подарок, — смеялась девчонка.— Самый лучший, какой я сегодня получила. Спасибо, Гошенька. Вова нахмурился, отставил фужер. К их столику подходил, аж паркет скрипел, элегантный мужчина в сером, центнера на полтора весом. — Тебе, Батый, особое приглашение? Вова медленно поднял на него глаза. — Слушай, Слон, давай по-честному. — Давай, — согласился Слон. — Мы этот «Фрегат» еще вчера заказали. Это разве не по-честному? — Вчера, сегодня… Какая разница, — цедил сквозь зубы Вова. — Я-то уже давно здесь. С друзьями. Я первый пришел. — Шума хочешь? — уточнил Слон. — Зачем шум? — лениво возмутился Вова. — Давай так: вы выставляете бойца и мы выставляем бойца. Кто победит, та команда и остается. Так? По-честному? За большим столом засмеялась девчонка в белом. Соседи не давали ей скучать. Глаза у очкастого стали опять огромные, он не мигая глядел на Слона. Скрипнул паркет. Слон сделал шаг. Оглядел Андрюшу: — Интересное предложение. Пойду посоветуюсь с «папой», — и по паркету заскрипел, удаляясь. — Как себя чувствуешь, боец? — спросил Андрюшу Вова. — Нормально, — только сейчас понял все Андрюша. Он повернулся лицом к залу. Стал оглядывать охранников — гадал, который выйдет против него. — Вова, не надо цирка. Пойдем на воздух, — сказал Алик. — Лучше уйдем. — Молчать, чекист! — осадил его Вова.— Шутки кончились. Вернулся элегантный Слон. — «Папа» против, — сказал он. — Как это против? — обалдел Вова. — Мы же договорились… — Обстоятельства изменились,— развел руками Слон.— У Мариночки день рождения. «Папа» хочет, чтобы все было красиво и тихо, как в старом кино. Так что… Канай, Батый, потихонечку… — Он обещал! — очень обиделся Вова. Слон без улыбки смотрел в его растерянное лицо: — Ах, даже обещал?… Ладно, пойду уточню. — И он опять заскрипел по залу. Очкастый вдруг встал, схватил Андрюшу за руку, сказал Вове: — Я так не играю. Мы уходим. Идем, сынок. Вова тоже встал, оттолкнул очкастого от Андрюши: — Тихо! Сядь! Не мешай работать! Очкастый моргнул и сел. Хмель у него как рукой сняло. Андрюша подумал, а был ли он вообще пьян? Подошел Слон, бросил на стол новенькую зеленую бумажку с портретом Франклина: — «Папа» вспомнил. Твой ход, Батый. Вова полез во внутренний карман за мощным лопатником. Послюнил палец, вытащил такого же Франклина, но изрядно помятого, бросил его на стол рядом с новеньким. — Идем, служивый, — позвал Слон Андрюшу. Андрюша посмотрел на Вову. Прапор отвел взгляд, опустил голову. — Прощай, десант. — Алик во все очки смотрел на Андрюшу. — Прощай… — Пора, малыш. — Слон положил тяжелую руку на плечо Андрея. — Идем. Будет немножко больно. Андрюша встал. Амбалы уже выставляли столы и стулья из центра зала. У стойки в кучке шептались официанты. Из-за черной занавески выглядывало глазастое лицо в белом накрахмаленном колпаке. Андрюша все гадал: кто же выйдет против него? Охранники расчистили центр зала и снова встали у дверей. Слон взгромоздился на табурет у стойки. Бородатый выставил перед ним кружку пива. А за столом о чем-то шептались толстый и смуглый. Девчонка помахала Андрюше длинными цветами и улыбнулась. Только теперь до Андрюши дошло, что ее угораздило родиться в его день, в день Воздушно-десант— ных войск, второго августа, и он тоже улыбнулся в ответ. К нему подошел толстый: — Как зовут-то, красавец? — Андрей Балашов. — Как торжественно, — засмеялся седой. — Я у тебя только имя спросил. Андрюша, значит? Андрюша кивнул. — Руки, — сказал седой. Андрюша не понял. — Покажи руки. — Толстый взял его руки, перевернул ладонями вверх, внимательно осмотрел, опять перевернул, пощупал костяшки на кулаках. — Хорошие руки. Набитые. Где служил? — На кавказской войне. Толстый приветливо ему улыбнулся: — Значит, умирать научен. — Он повернулся к своему столу. — Чен, выходи. Все в порядке. Смуглый о чем-то разговаривал с девчонкой. Нехотя отвлекся, кивнул толстому, что-то договорил и встал. Не спеша подошел к Андрюше, оглядел его с ног до головы, потом уставился в глаза. Долго и пронзительно. Андрюша чуть поднял взгляд, смотрел выше переносицы смуглого. Заместителем командира бригады по бою был у них майор Демченко, уволенный из спецназа в октябре девяносто третьего. Он их много чему учил. В том числе и уходить от пронзительного взгляда соперника. Смуглый чуть кашлянул. Андрюша не отвлекся, внимательно смотрел ему в ямку между бровей. Смуглый хотел дотронуться до Андрюши, но тот резко отбил его руку. Смуглый отошел, снял пиджак с блестящими лацканами, аккуратно повесил пиджак на спинку стула, сел, не спеша снял красивые ботинки, потом тонкие черные носки. — Чен, ты обещал недолго,— сказала вдруг девчонка. — Быстро не получится. Чен стащил через голову рубашку, опустив голову, вышел в центр зала, встал перед Андрюшей, чуть поигрывая загорелыми мышцами. — Регламент официальный, — сказал толстый, снимая с руки «Ролекс». — Три раунда по три минуты. Если выдержит Андрюша. Андрюша не ответил, он не отрывал глаз от смуглого. Чен смотрел на него из-под черной челки. — Время, — сказал толстый. — Поехали, служивый! И Чен поехал. Накатил на Андрюшу, как танк. Андрюша только защищался и думал, надолго ли хватит у смуглого такого темпа? Темпа у него хватило. Дрался он лихо, и что удивительно — неправильно. Пошел корпусом вправо. Андрюша ожидал атаки справа. Чен неожиданно проводил мощную серию слева. Андрюша только успевал отбиваться. Он даже не услышал, как седой крикнул: «Брэк! Первый раунд!» Очнулся Андрюша на коленях. Чен, подпрыгивая, стоял в стороне. Официанты и охранники аплодировали, а под глазом у Чена набухал красный желвак. Андрюша обрадовался, что хоть раз провез ему от души. В ушах у Андрюши гудело. Он поднял плечи, набрал животом воздух и резко выдохнул. Опять набрал воздуху сколько мог, опять выдохнул. Стало немного полегче. Андрюша решил попробовать во втором раунде драться так, как дерется Чен. Вопреки всем законам — неправильно. Но понял, что это высший класс. С первого раза может не получиться. Чен подошел к столу, взял бутылку минеральной, вылил ее себе на голову и на лицо. Андрюша сообразил, что ему тоже пришлось несладко. Девчонка вдруг подбежала с бутылкой к Андрюше. Вылила ему воду на голову: — Вставай, Андрюша. Вставай, миленький. Я за тебя болею. У меня сегодня день рождения. Сделай мне подарок. Можешь? Андрюша прыжком встал с колен. Тельник был в крови. Андрюша вытер лицо подолом майки: — Попробую. Чен исподлобья глядел на них, нехорошо улыбаясь: — Это ты напрасно, Мариночка. Я же только злее буду. Марина рассмеялась: — Посмотрим. Чен по-собачьи тряхнул мокрой головой и пошел к центру зала. — Время! — крикнул толстый. — Поехали, служба. Сейчас за фонарь ответишь. Андрюша не стал дожидаться его атаки. Резко первый рванулся вперед, попробовал провести неправильную серию. Чен шумно выдыхал на каждый его удар. Из-под мокрых взъерошенных волос блестел черный прищуренный глаз. — Ну берегись, Андрюша… Андрюша вспомнил, как «духи» окружили их бээмдэшку в горах, как кричал гортанно их командир: «Андрюша, сдавайся, а то мама в Питере будет очень плакать!» Все знали «духи». Бээмдэшка сгорела тогда, но они ушли живыми. Чен мягко, с пятки, обходил Андрюшу то слева, то справа. Выманивал на атаку. И тут этот смуглый черный показался вдруг Андрюше настоящим «духом». Он выждал паузу и, когда Чен показывал атаку справа, слева опередил его. Сам пошел вперед. Чен не ожидал такой прыти. — Так, — рявкнул Вова. — Убей его, боец! Пару из серии Чен пропустил. Андрюша это видел. Чен отпрыгнул, оскалился. Андрюша слышал, как вскрикнула Марина, но не понял, то ли она Чена подбадривала, то ли его. А ему уже было все равно, он шел вперед, догонял Чена. Достать! Добить! Чен встретил его коротким резким ударом пятки в сплетение. Андрюша согнулся. Прикрыл голову. Вспомнил почему-то хохочущих до упаду пацанов на Невском. Чен молотил его по почкам, по шее. Старался достать коленом лицо. Андрюша упал на колени, закрыл лицо руками… — Брэк! Второй раунд! — крикнул кто-то. Не толстый. Андрюша открыл лицо. Увидел, как Алик в белой майке за руку оттаскивает от него Чена. Чен шумно дышал на Алика: — Ты кто такой? Ты судья? Да? Уйди лучше! — Все-все-все, — оттирал его грудью Алик. — Ты выиграл. Все. Мы уходим. Слышишь? Мы уходим! — Еще раунд! Еще целый раунд. Я убью его! — Все! — Уйди! Или тебя убью! — Меня нельзя, — выставил грудь Алик. — Видишь, кто я? КГБ! — Зачем КГБ? — Привет тебе от Ольшанского. Слышишь, Чен. Привет от Ольшанского. Чен оперся руками на колени. Продышался. Покрутил головой, мало что понимая. — «Папа»?! Жора, ты где? Толстый в углу спокойно разговаривал о чем-то с Вовой. Из-за стола вышла с цветами Марина: — Чен, возьми. Они твои. Ты выиграл. Успокойся. — Она обняла мокрого Чена. — Ну, успокойся же… Ты же дрожишь весь… — Он сказал, убей его. — Чен глядел на нее дурным глазом. — Он хотел меня убить… Откуда он спецприемы знает?… Алик подошел к Андрюше, помог ему подняться: — Быстро в туалет. Умойся. Жди на улице. Быстро! — Эй, КГБ, иди сюда, — заволновался вдруг Чен. — Иди сюда. Ну! Что ты от меня хочешь? Андрюша, шатаясь, пошел к выходу. Охранники у дверей расступились, хмуро глядя на него. — Что?! — заорал вдруг в углу толстый. — Передай своему голубому Сереже, что я кладу на него! Понял? Так и передай! Вова, оглядываясь, успокаивал толстого: — Тише! Георгий Аркадьевич! — Мальчишка! Обсос! На кого письку дрочит? — не унимался толстый «папа». Андрюша вышел в гардеробную. У дверей курил вышибала, он подмигнул Андрюше: — С праздничком, десант. Красиво выглядишь. Андрюша хотел свирепо посмотреть на него, но понял, что ничего не выйдет. Скулы заплыли, глаза превратились в смотровые щели. А в зале Марина все обнимала Чена, успокаивала, а тот орал что-то Алику. Распахнулись двойные двери, из зала выскочил прапор Вова. — Хорош. Это тебе не с ментами махаться. Иди умойся. Людей напугаешь. Андрюша вошел в туалет, держась обеими руками за живот, — жгло, подкатывало к горлу. Андрюша помотался по туалету, заполз в кабинку, склонился над горшком. Фонтаном хлынула бурая жижа — «Пиратская похлебка» с янтарными кругами. Андрюша облокотился на раковину, открыл кран. Теплой водой промыл рот, сполоснул лицо, медленно поднял голову к зеркалу. В зеркале был точно не он. Ему опять улыбался седой загорелый человек с разными глазами, одним серым, другим черным. Ласково так улыбался. Андрюша сплюнул через плечо, и загорелый пропал. Теперь он увидел себя, но узнал не сразу: лицо заплыло, губы вывернулись, как у негра, белки глаз в кровавых прожилках, как у дохлого окуня. Андрюша подставил лицо под теплую струю, пока не стекла розовая кровавая пена. В туалет вошел Алик. А куда пропал загорелый, Андрюша не понял. — Ну, как ты? — наклонился к Андрюше Алик. — Нормально. Алик брезгливо прищурился, разглядывая лицо Андрюши: — Здорово этот зверь тебя разделал. — Нормально.— Андрюша выплюнул в раковину кровавый сгусток. — Он что, кореец что ли? Или японец? Алик тоже сполоснул лицо, промокнул его мятой белой майкой. — Чен наш.— Алик разгладил буквы на груди.— Ченцов его фамилия. Гена Ченцов. Ченом его спортсмены прозвали. У него черный пояс, то ли по карате, то ли по таэквандо… — Кроме карате он еще много чего знает, — сказал Андрюша. — Думаешь? — пожал плечами Алик. — Мне это ни к чему… А за что это Вова тебя под него подставил?… А? Андрюша понял, что его подставили, и не Вова, шеф — Сергей Николаевич — хозяин «Ариадны». Это он рассчитал всю операцию. С самого его ухода из магазина. А зачем?… Этого Андрюша не мог понять. — Ладно. Пошли на воздух. — Алик подтолкнул Андрюшу к двери.— Возьмем с собой бутылочку. Заодно компресс тебе сделаю. Они вышли из туалета. Андрюша поискал глазами Вову. — Твой командир уехал, — сказал вышибала. — Рассердился на тебя жутко. — За что? — Как за что? — удивился вышибала. — Стольник баков из-за тебя проиграл — рассердишься. — И меня окровавленного, всенародно прославленного, — запел Алик и потащил Андрюшу на выход. — Стой. Там у меня беретка осталась. — Андрюша шагнул к двери в зал. — Эй! — Алик схватил его за руку. — Там тебе лучше не светиться. Я сам. Жди на улице. Алик поправил перед зеркалом свои взъерошенные волосы и пошел в зал. В зале было тихо, удивительно тихо. Андрюша видел сквозь стеклянную дверь, что Чен сидел в сторонке, босиком, в накинутой на плечи белой рубашке, с цветами на коленях, алыми и белыми. Исподлобья наблюдал, как в центре зала, закапанном и его кровью, танцуют седой и Марина, под музыку гитариста. Отчего ты мне не встретилась, юная, стройная, В те года мои далекие, В те года вешние?… Гитарист пел задушевно, как в старом кино. И седой танцевал красиво, как на конкурсе бальных танцев, — черный смокинг и белое платье. Все было красиво и тихо, как он хотел. Вышибала загремел мощным засовом: — Иди, десант, на улицу. Хватит с тебя на сегодня. Нагулялся на неделю. Иди. Андрюша обернулся к нему: — Я Алика жду. — За Алика не волнуйся, — успокоил его вышибала. — Он сам тебе велел на улице ждать. Иди. Алик не пропадет. Андрюша вышел на набережную. У подъезда стоял квадратный «вольво» и белый высокий джип «чероки». В джипе курил человек. Услышал, как хлопнула входная дверь, высунулся из окна почти по пояс. Андрюша повернулся к нему спиной, чтобы тот не разглядел его рожу. С залива дул теплый ветер. Над Невой висела луна. Свирепым басом рявкнул черный буксир. На самоходках с грохотом убирали сходни. Затюкали, разогреваясь, дизели. Чья-то девчонка крикнула: — Приходи скорей! Я жду! У моста зазвенел зуммер. Оранжевым замигала сигнализация. Мост Лейтенанта Шмидта медленно, как во сне, возводил к звездному небу черные руки. Молился за пропавших и заблудившихся на гиблом острове. |
||
|