"«Прощание славянки»" - читать интересную книгу автора (Яковлев Алексей)

13Кошмарная история

Начал Коля неожиданно:

— Налейте мне, пожалуйста, водки… Я не сошел с ума. Налейте немного. Грамм двадцать. Это не питье. Для язвы полезно ошпарить ее чуть-чуть… Спасибо, Слава.

Так вот…

В декабре фирма «Легион плюс» устраивала какой-то роскошный праздник в Юсуповском дворце на Мойке. НПО «Хронос» в моем лице обязывалась обеспечить «световое и шумовое оформление праздника». Именно так и было записано в контракте: «световое и шумовое оформление». В чем оно заключалось?… Тут, Слава, и начинается кошмар…

Вы историк, вы знаете, что в декабре 1916 года в Юсуповском дворце был убит Распутин… Точнее, в ночь на 17 декабря… По новому стилю, соответственно, на 30-е… Официально фирма «Легион» устраивала встречу Нового года. Но Дмитрий Миронович попросил меня в цокольном этаже дворца, именно в той самой комнате, с помощью моего изделия воспроизвести для избранной публики сцену убийства Распутина! Представляете?… У меня не было выхода, Слава… И я подписал контракт…

Слава, вы никогда не были в Юсуповском дворце на Мойке? Сходите как-нибудь… Если отсюда выйдете… Я лично не переживу опять этого кошмара…

Так вот…

Внизу, в комнатах, где убили Распутина, теперь музей. Воспроизведена вся тогдашняя обстановка… Посреди комнаты накрытый стол, в углу камин горит, где-то играет граммофон: «Гайда тройка, снег пушистый, ночь морозная кругом…» За столом сидят четверо. Распутин в сиреневой шелковой рубахе навыпуск, князь Юсупов в военной форме, лысый Пуришкевич, чуть в стороне великий князь Дмитрий Павлович с набриолиненным пробором, тоже в военной форме… 1916 год. Вовсю идет Первая мировая война… Распутин, облокотясь на стол, недоверчиво глядит на своих собутыльников. А те под музыку подливают и подливают ему его любимую «мадеру», отравленную, кормят его пирожными «безе» с цианистым калием. А он только кровью наливается и рычит: «Робяты, я все вижу! Не на того напали, робяты!»

Что?… Ну конечно, не рычит. Это я несколько вперед забежал. В музее-то он не рычит. Он же восковой. Как и все его собутыльники. Но глаза у восковой куклы блестят, как у живого человека. И рожа красная, наглая, в капельках пота… Говорят, в этом музее с впечатлительными дамами частенько нервные припадки случаются. Полный эффект присутствия…

Я говорю Дмитрию Мироновичу: «Слушайте, чего вам еще надо?» Он смеется… Знаете, Слава, он странно смеется… Да-да-да… Одним горлом, как кашляет…

«Я, говорит, вам деньги хорошие плачу. Остальное вас не касается».

И надо сказать, он прав. Деньги действительно хорошие.

Нечего делать. Я с помощником установил «изделие» на месте каминного экрана. Получилось, как будто большой цветной телевизор стоит на полу. Новейший телевизор с плоским экраном. Но это, конечно, не телевизор. Хотя и экран есть, и антенны… Я настроил портативный лазер. Спрятал его в огромном резном буфете, с битой дичью на дверцах и с кабаньей башкой на верхушке. Очень впечатляющий дубовый буфет. Я спрашиваю Дмитрия Мироновича: «А как же мне во время вашего сеанса лазером управлять?» Он посмеялся, будто покашлял, и говорит: «А мы вас официантом оденем. Будете стоять у буфета и гостям заодно напитки наливать. Вы, говорит, похожи на официанта. Что-то в вас, говорит, есть такое услужливое». Представляете, Слава!

Я хотел ему сразу по морде дать. Но сдержался. Дело-то важнее амбиций. Мне «изделие» надо доработать и техникам своим хоть какую-то зарплату выплатить… Да…

В общем, настал тот кошмарный день. Вся Мойка у подъезда машинами забита. И какими машинами, Слава! В общем, полный аншлаг, так сказать…

Мелкий снежок идет. Погода самая новогодняя. Я с детства Новый год очень люблю. Запах елки и мандаринов люблю. Суету у праздничного стола. Румяный пирог с капустой… Здесь все, конечно, не так. Шоу — одно слово. Публика богатая, нарядная, пахучая. От дам французскими духами пахнет. От мужчин дорогим коньяком. Я спрашиваю Дмитрия Мироновича: «Не много ли народу? Не поместятся же все в нашем подвале». Он опять посмеялся: «Это не наша публика. Это плебеи. Их популярные артисты будут в концертном зале развлекать. Наши соберутся ровно к полуночи».

Вы понимаете, Слава, кого он плебеями назвал? А рядом с ним прекрасная незнакомка. Просто стихи Блока. Королева просто! И такое чувство у меня, будто я давным-давно ее знаю… Понимаете, Слава?

Дмитрий Миронович ее мне представил: «Это Людмила». А ей говорит: «Познакомься, Люда. Это простой русский гений». Так и представил, ни больше ни меньше. Та меня спрашивает: «А в чем вы гений, если не секрет?» Он ей сам, смеясь, объясняет: «Он гений — выколачивать чужие деньги. Я ему, Людочка, уйму денег отдал. Сегодня посмотрим, на что он мои деньги потратил».

Представляете, Слава? Я ему второй раз чуть по морде не дал. Но надо признаться, «изделие» свое я на его деньги до ума доводил. Если бы не его аванс, не было бы этого… этого кошмара…

Дворец гремит и сверкает. По мраморной лестнице все в концертный зал идут. Конфетти, шампанское и все такое… Люди пришли Новый год встретить, популярных артистов послушать. Они за это огромные деньги заплатили. Они и не догадываются, что внизу, в цокольном этаже, в полночь произойдет самое главное для самых избранных. Они себя считают хозяевами жизни, а те держат их за плебеев, недостойных закрытого зрелища. Вы это понимаете, Слава?

Скажи любому из тех, кто по мраморной лестнице с достоинством шествует в зал, что настоящее-то «шоу» в полночь где-то в подвале начнется, они не поверят. А шепни им, что там элита будет лично присутствовать при подлинном убийстве Распутина, они сочтут тебя за пьяного или психа.

Коля замолчал, а я не удивлялся. В конце декабря масоны отмечают один из самых главных своих праздников. Убийство Распутина и было приурочено к этому празднику… Так же, как и убийство Есенина, между прочим… Тоже происшедшее в конце декабря в «Англетере»… Перед убийством Есенин с друзьями шумно справлял Рождество… Почти всегда для плебеев — свой праздник, а для элиты в тот же день — свой. Все эти дни «взятия Бастилии», или «День благодарения», или «Хеллоуин»… Сверху — одно, с изнанки — совершенно другое. С начала европейской цивилизации. С ордена тамплиеров, рыцарей Храма Господня… На белом плаще красный крест, а в святилище засушенная башка Бафомета.

Двойная жизнь, двойная мораль. Два бога. А может быть, муляж — для плебеев, а настоящий-то — для элиты?!

Коля вздохнул и продолжил рассказ:

— Часов в десять меня и техника моего во фраки переодели, велели белые перчатки напялить. Ну как же! Официанты в княжеском доме!… Стоим мы у дубового буфета, с лазером возимся. Вдруг подходит к нам роскошный мужчина. «Я, говорит, метрдотель, вы подчиняетесь лично мне. Распишитесь вот здесь». Я еле узнал в нем менеджера фирмы «Легион плюс» Романа Черепана. Мы, конечно, расписались. Я у него спрашиваю: «А когда выплата?» Он засмеялся, как Мефистофель: «Расплата, вы хотите сказать? Лучше вам этой расплаты не дожидаться. Вы мне подписку дали о неразглашении того, что увидите здесь. Если кому-то проговоритесь — расплата будет короткая и моментальная. Еще вопросы есть?» Вопросов у нас больше не было…

Слава, вы первый человек, кому я это рассказываю… Нет! Чекистам я ни слова не сказал… Как это почему? Вы забыли разве, где мы находимся? Мы же находимся на даче у Дмитрия Мироновича, у Суслика, как вы его называете… Я уже ничего не понимаю, Слава… Он же втянул меня в эту кошмарную историю, взял с меня подписку о неразглашении. А теперь на его даче меня допрашивают чекисты и требуют рассказать им все чистосердечно! Представляете? Я ничего не понимаю, Слава… Кто есть кто — я уже не понимаю! Хоть убейте меня!… Как я здесь оказался? Это потом. Сначала расскажу тот кошмар…

Так вот…

К двенадцати часам начала собираться элита. Наверху в концертном зале веселье идет вовсю. Хозяева жизни Новый год встречают. А эти пришли строгие, озабоченные, как на отчетно-выборное партийное собрание пришли. Их немного. Человек двенадцать. Одеты все, правда, необычно. Дамы в длинных платьях, в шляпах со страусовыми перьями, мужчины во фраках. По моде шестнадцатого года все одеты. Расселись они за столиками перед камином, лицом к экрану. Как раз в центре всего сборища оказался стол с восковыми персонажами. А они как живые, Слава. Полумрак, от камина красные отсветы по стенам, тени шевелятся, кажется, что восковые куклы о чем-то шепчутся… Все собрание притихло… Страшновато…

За своим столиком встает Дмитрий Миронович. Рядом с ним та «незнакомка» сидит. Дмитрий Миронович говорит собравшимся: «Господа, разрешите предоставить слово нашему Мастеру. Многие сегодня увидят его впервые. Предупреждаю, что лицо его вы обязаны забыть навсегда. Его лицо, но не его слова».

Все как мертвые сидят, неотличимые от восковых персон, честное слово. Музей какой-то восковых фигур мадам Тюссо… Неприятно как-то стало… В камине полено треснуло — все вздрогнули…

Откинулись бархатные занавески, и из соседней комнаты вошел человек… Но тут к нам вдруг наш метрдотель подскакивает. Ну, этот самый Черепан. Он за руки оттащил нас с техником от буфета и за дверь, за дверь. «Вас позовут! — шепчет. — Вам нельзя!» Я только мельком их Мастера видел. Крупный такой мужчина, суровый, с бледным лицом… В черном фраке… Мрачная фигура, Слава… Как такую забудешь навсегда? Нет. Я-то, конечно, его не запомнил. И узнать его я бы не смог. Я же всего секунду какую-то его видел… Я о тех говорю, кто в зале сидел… Они-то точно забыть его не могли… Что он им такое говорил — не знаю. Мы на лестнице курили. То есть мой техник курил, а я не курю, Слава. У меня язва… Кажется, техник три сигареты успел выкурить, когда нас Черепан обратно к буфету привел. В комнате еще неприятней стало. Дрожь какая-то в зале чувствуется… Вибрация внутренняя. Дмитрий Миронович из-за занавески вышел. Он Мастера этого, наверное, ходил провожать… Вышел он из-за занавески и в ладоши хлопнул… Официанты засуетились. Пробки захлопали. Как они пили, Слава! Молча пили. Дмитрий Миронович граммофон завел. Старинный такой граммофон с широкой гофрированной трубой. Музейная вешь…

Тут я должен сказать, Слава, что «изделие» нужно настраивать по звуковым и световым волнам искомого времени…

Как это для чего? Что такое, по-вашему, человек? В конечном счете — всего лишь световые и звуковые волны. Однажды возникнув, они не угасают, навсегда сохраняются в энергоинформационном поле… Это же элементарно, Слава… Так вот… Фотографии всех персонажей они мне, конечно, предоставили. Прекрасные фотографии… И Распутина, и князя Юсупова, и Пуришкевича, и великого князя… А звуковую волну я сам нашел. Прочитал где-то, что Распутин очень Шаляпина любил. Особенно ему нравилась «Жили двенадцать разбойников». Помните?

Поставил на граммофон именно эту пластинку Дмитрий Миронович, как мы и договаривались. Понял я, что настал наш черед, и включил лазер. Все мы, конечно, давно проверили. В «изделии» своем я был уверен. Но тут ведь впервые на публике. Премьера, так сказать. Презентация… Волновался я страшно…

На экране перед камином какие-то цветные тени бегают. Никто еще ничего толком не понимает…

И вдруг, когда Шаляпин в граммофоне застонал, как раненый:

На экране вдруг лицо Распутина… Во весь экран бородатое лицо с близко, к носу, посаженными глазами. Как живой! По комнате тихий ропот прошел… Я же говорил, что «изделие» не телевизор… Тут эффект присутствия полный, Слава… Живой человек перед тобой… А взгляд его близко посаженных серых глаз такой, что мурашки по коже. Честное слово, Слава… Он же гипнотизер, волхв, кудесник…

И вдруг Распутин нам говорит тихим баритоном:

— Робяты, я все вижу! Что же вы делаете, робяты? Вы же Россию губите… Я кончусь, и Россия кончится!… — И как зарычит: — Не убить вам меня! Не на того напали, робяты!

А на пластинке хор грянул дикими голосами:

На экране тени замелькали, и пропало все… Как не было… И пластинка кончилась. Иголка стучит, а встать и снять пластинку никто не может. Как окаменели все…

И вдруг за столиком встает восковая персона в сиреневой рубахе навыпуск. Дамы вскрикнули. А восковой Распутин на них как рыкнул:

— Молчать! Слышали, что я вам сказал?! Не убить меня! Ни тогда, ни теперь! Что же вы с Россией сделали, сволочи?! Продали Россию по кусочкам! Жи— дам продали! — и бутылку с мадерой схватил со стола.

Что тут началось, Слава!

Какая-то женщина орет в истерике:

— Господа, что же вы сидите! Он же мертвый давно! Князь Юсупов, где ваш пистолет?! Стреляйте!

Это она, оказывается, восковым куклам кричала. А куклы как сидели, так и сидят. Лысый Пуришкевич да великий князь напомаженный. А восковой-то Распутин как трахнет бутылкой по черепу восковому князю Юсупову:

— Мразь! Предатель! Пидор вонючий!

Дама как завизжит:

— Все не так! Все не так было! Мужчины! Есть тут мужчины, наконец?! Убейте его, кто-нибудь! Убейте!

Первым на воскового наш метрдотель бросился.

— Подонок пьяный! За что я тебе плачу?! За что?! Пьянь!

Распутин обмяк сразу как-то. А Роман Черепан схватил его за плечи и головой стукнул его в морду. Распутин залился кровью, покачнулся и упал. И тут на него все набросились. Похватали бутылки со столов. Мужчины как озверели. Женщины вопят, мужчины во фраках матерятся, бьют ногами лежащего на полу Распутина. Черепан пытается их оттащить.

— Господа! Это актер! Не трогайте! Он уже получил свое, господа!

Куда там… Женщины их подзуживать начали. Мужчины совсем разошлись. Стол с восковыми куклами опрокинулся. Топчут и тех ногами… Кошмар начался! Настоящий кошмар, Слава!…

Тут к нам Дмитрий Миронович подходит, конверт мне протягивает, говорит:

— Вы свободны. Я вас найду еще. Когда потребуется.

Я ему на этот кошмар показываю.

— Что же они делают?! Остановите их!

Он посмеялся своим гнусным смешком.

— Зачем? Они историческую правду восстанавливают.

Я говорю:

— Они же убьют его!

А он мне:

— И вы будете виноваты. В самом нужном месте ваше «изделие» отказало.

Представляете?… Вот так, Слава, я стал виновником кошмара… А несчастного актера того, которого специально пригласили для пушего эффекта, кажется, убили… Хотя Роман Черепан и говорил мне, что успели его все-таки до больницы довезти. Не выдержал бедный парень… Столько времени восковую куклу изображал… Не сдержался…