"Вендиго" - читать интересную книгу автора (Блэквуд Элджернон Генри)

Глава 2

Утром солнце осветило охотничий лагерь, покрытый легким слоем выпавшего ночью первого снега. В морозном воздухе витал превосходный аромат уже сваренного Пунком кофе. Все проснулись в хорошем настроении.

— Ветер сменился, — крикнул Хэнк собиравшим пожитки Джозефу и Симпсону. Аккурат вам в спину. На снегу любые следы углядите! Повезло вам, бродяги! Потом добавил по-французски: — Бон шанс, месье Дефо!

Месье Дефо ответил что-то в том же духе, показывая, что он в полном порядке и больше не обижается.

Еще не было восьми часов утра, как хранитель очага Пунк остался в лагере один. Каскарт и Хэнк новой тропой шли на юго-восток, а Джозеф и Симпсон плыли на запад в глубь озера на каноэ с припасом на два дня.

Солнце поднялось выше скалистых, поросших соснами берегов озера. Его лучи весело играли в прозрачной воде, освещая самое дно, позволяя наблюдать за жизнью подводных обитателей. На живописных склонах гор гнездились шумные колонии гагар. Симпсон, которому все это было в диковинку, глазел по сторонам, раскачивал каноэ, забывал грести и донимал Джозефа глупыми вопросами. Дефо приходилось трудиться за двоих, но он не обижался. Между спутниками сразу установились дружеские отношения, немыслимые в другой, более цивилизованной обстановке из-за разницы в общественном положении. Незаметно из обращений канадца выпало слово «мистер» и осталось просто «Симпсон» или «босс». Признавая полное, в данных условиях, превосходство проводника, студент не протестовал против фамильярности, а вскоре перестал замечать ее вообще. Это путешествие было для него очень значительным событием. Он впервые покинул свою маленькую уютную Швейцарию, впервые так близко столкнулся с людьми иного образа жизни и другого мироощущения, что заставило его критически посмотреть на себя со стороны. Заранее прочитанные книги об этом суровом крае оказались бесполезными на деле. Необходимо почувствовать в руках вес смертоносного оружия, тяжесть многодневных переходов по диким, пустынным местам, чтобы кожей понять громаду первобытной страны, скрывавшейся за сухими цифрами о занимаемой ею площади и плотности населения. Теперь Симпсон всеми фибрами души ощущал, насколько он незначителен и беспомощен перед лицом равнодушной Дикой Природы. Только Дефо, слившийся с окружающим миром почти в единое целое, стоял между швейцарцем и Смертью, защищая своего спутника от голода, стужи или зверей. Случись что, не дай Бог, с проводником — и незваный городской гость погибнет. Разве смог бы неуклюжий богослов так ловко управлять каноэ, так умело направить его в удобную бухту на берегу, что лодка как будто сама выскочила на песок? С такой быстротой замаскировать следы высадки? Так лихо орудовать топором, нанося метки на деревья?

— Видишь метку? Останешься один — возвращайся по следам, найди метку.

Это было сказано между прочим, как само собой разумеющееся, но Симпсону стало жутко. Выходит, что от двух малюсеньких отметин-зарубок на соснах по обеим сторонам едва заметной охотничьей тропы может зависеть его жизнь!

Они двинулись сквозь туман, отводя мешающие ветки плечами и стволами ружей. Охотничья тропа шла по полузамерзшим болотам, по буреломам, по камням, мимо ручейков, речек, речушек и луж. После десяти часов почти непрерывной быстрой ходьбы они вышли на скалистую опушку. Впереди до самого горизонта простиралась водная гладь с торчащими тут и там каменными глыбами всевозможных размеров и форм.

— Река Сорока Островов, — благоговейно, будто представляя Ее Величество Королеву, прошептал Дефо. И вдохновенно добавил: — Еще ей имя- Страна Тысячи Брызг.

Охотники начали устраиваться на ночлег. Это не заняло много времени благодаря искусству проводника делать только нужные движения и никаких больше. Вмиг была поставлена палатка, устроены постели и разведен костер. Напоследок Дефо оставил Симпсона чистить пойманную по пути рыбу, а сам отправился посмотреть лосиный след. Богослов с восхищением наблюдал за своим многоопытным товарищем: за его неслышной походкой, за умением сливаться с лесом. Буквально через несколько шагов проводник исчез, будто растворился в сумерках. А ведь лес на опушке не стоял сплошной стеной, а был достаточно редким! Его можно было сравнить с парком, по-европейски ухоженным. Недалеко от места стоянки пролегла километровая полоса сгоревшего леса с обуглившимися голыми стволами, похожими на черные колонны. Порывы ветра доносили легкий запах гари, омрачая сумерки переносимыми с места на место облачками повисшей в воздухе золы.

Наступал вечер. Было тихо; только дрова потрескивали в костре да волны лениво плескались о берег озера. У Симпсона разыгралась фантазия, обстановка подействовала на его воображение. Ему стали везде чудиться лешие: за стволами деревьев, за камнями, за островками в воде. Затем сами островки превратились во вражеский флот, а кроны деревьев — в эскадрильи бомбардировщиков, нависших над головой и готовых бомбить. Облака тщетно пытались заслонить звезды, с которых уже летела подмога для земной нечистой силы.

Вся прелесть окружавшего, восхитившая его утром, куда-то улетучилась. Он нервно коптил очищенную рыбу, роняя куски и обжигая руки. Недавнее ощущение заброшенности и беспомощности перешло постепенно в страх остаться одному.

«Боже, а если Дефо не вернется?»

Не чувствуя вкуса, он сжевал несколько рыбешек и выпил чаю такой крепости, что могла бы свалить с ног любого мужчину, не пройди тот до этого миль тридцать безостановочным маршем. Но тут и проводник вернулся, к тому же в хорошем настроении, хотя и не встретил ни одного следа лося. Это не обескуражило его: по темноте и в спешке навряд ли что заметишь. Утром наверняка повезет больше. Они шутили, смеялись, обсуждали планы на завтра. Но у молодого человека было неспокойно на душе.

— Послушай, Дефо! Тебе не действует на нервы, что этот лес чересчур уж большой?

Следопыт ответил неожиданно серьезно, без тени улыбки:

— В самую точку, босс! Большой. Очень большой. — А потом пробормотал сумрачно себе под нос: — Гиблое место, помяните мое слово.

Симпсон пожалел, что заговорил об этом. Зачем портить человеку настроение, даже если оно у тебя самого поганое? Он припомнил лекции дяди о поведении людей в экстремальных условиях: некоторые поддавались мрачному состоянию духа до такой степени, что оно переходило в безысходность, потом в панику и гнало бедолаг сквозь непролазные дебри навстречу гибели. Богослова уже начинала тревожить собственная мнительность: то чудища, а теперь вот кажется, что Дефо чего-то недоговаривает… Может быть, не хочет его беспокоить? Усилием воли он отогнал навязчивые подозрения, перевел разговор на другое: где-то сейчас Хэнк с доктором?

— А-а, недалеко. По ту сторону озера, миль 60 на запад. А Пунк миль 30 на запад торчит в лагере, ловит форель и попивает кофе, лентяй.

Они вместе посмеялись над ленивым Пунком, однако беспокойство Симпсона вспыхнуло с новой силой, словно кто подбросил веток в тлеющий костер. 60 миль! И это называется «недалеко»! Он совсем упал духом, не в силах поддерживать светскую беседу.

Молчание затягивалось. Дефо раскрыл кисет, набил табаком трубку, раскурил и запел одну из тех протяжных песен, которые пели первопроходцы, пробиравшиеся две сотни лет назад в глубь континента — в непрерывных войнах с природой, индейцами и друг с другом. Голос свободно разносился над водой, но лес, казалось, не принимал его, заглушал, не возвращая эха. Во время второй песни что-то произошло. Мелодия резко прервалась. Молодой человек быстро повернулся и успел заметить, как канадец, будто продолжая неслышно петь, открывал и закрывал рот, неотрывно глядя в одну точку расширенными от ужаса глазами. Словно опомнившись, он перестал хлопать челюстью и вскочил на ноги, при этом странно задирая нос вверх. И начал принюхиваться! Со стороны могло показаться, что никудышный актер пытается играть роль пса-ищейки. Зрелище производило тягостное впечатление.

«Обнюхав» все направления, проводник выделил одно, подветренное, в сторону озера, и повернулся туда лицом.

— Что случилось, черт побери! Ты чего-то боишься? — закричал Симпсон, но тут же понял, что это был глупый вопрос. Или у него нет глаз и он сам не видит бледного как снег канадца с трясущимися губами? Сбавив тон, молодой человек тем не менее не смог удержаться от вопросов.

— Что там? Лось? Привидения? Со всех сторон их окружал темный лес, ставший вдруг угрюмым, как сама смерть. Облетевший лист дуба спланировал в костер и там сгорел с громким щелчком, выбросив столбик дыма. Тысячи подобных мелочей, ничего не говорящие по отдельности, но невидимой рукой собранные вместе, опутали двух людей незримой, но крепкой сетью. Без слов было ясно, что рядом происходит нечто, чего они не в силах ясно представить. Но что теперь делать?

— Не задавать вопросов, Симпсон. Где у нас спички?

Бледность Дефо перешла в синеву. Он сел, закурил. Попытался успокоить товарища, оправдывая свое странное поведение.

— Это все песня. Когда я был ребенком, слышал колыбельную. Плохая песня, не буду петь больше.

Подобное объяснение никак не успокоило молодого человека, скорее наоборот, и проводник это понял. Теперь они оба были бессильны делать вид, что ничего не происходит, что их не коснулось смутное дыхание чего-то неведомого, сверхъестественного. Однако что тут можно было предпринять? С кем бороться? Куда бежать?

В конце концов они успокоились. Наваждение отступило, и они снова стали создавать видимость спокойствия и обыденности. И все же что-то не ладилось. Как ни старался, богослов не мог отыскать объяснения своему припадку иррационального ужаса. Может быть, виною усталость? Уже десять часов вечера: глубокая ночь для настоящих охотников! Измученный богослов осмелился предложить опытному следопыту свой вариант решения всех проблем: лечь спать. В ответ тот долго молчал, совершая, против обыкновения, массу ненужных мелких движений, собирался с мыслями и наконец спросил:

— Ты ничего не чуял?

— Нет, — ответил почти сердито уставший Симпсон.

— Совсем?

— Совсем!

— Хорошо! — сразу повеселел Дефо.

— А ты? — резко спросил Симпсон и тут же пожалел о сорвавшемся вопросе. Увы, слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

Проводник снова помолчал, прежде чем ответить.

— Нет, я тоже ничего не чуял. Это все песня виновата. Ее пели первопроходцы, когда чуяли Вендиго.

— Что еще за Вендиго? — Симпсон всеми нервами ощутил, что вот она, тайна, которая коснулась их.

— Да так. Никто его не видел. Старый пьяница-таппер, рассказывал, что это такой зверь. Невидимый, жестокий, очень быстрый…

— Бабушкины сказки! Отпустите руку, Джозеф, я хочу спать! Завтра нам вставать с рассветом.

Дефо отпустил его руку, так и не рассказав всего, что хотел. В раздумье он посидел возле костра, пока его младший спутник возился в палатке, устраиваясь на ночлег, потом сходил за самодельным фонарем и заботливо поставил его у самого входа в палатку. Тени от тысячи веток, колебавшихся от легкого ветра, плясали на брезентовом полотнище. Охотники улеглись, не раздеваясь, хотя внутри было тепло и уютно. Не сговариваясь, они повиновались безотчетному чувству потерпевших крушение посреди враждебного, бушующего океана.

Ночью среди тысячи теней от веток появилась еще одна Тень. Та Самая, что, упав на певца, прервала его странную песню-заклинание.