"Советско-албанские отношения (40-50-е годы ХХ века)" - читать интересную книгу автора (Волков Вячеслав Викторович)

3. Советско-албанский конфликт

Советско-албанский конфликт имел в своем основании не просто какие-либо отдельные, несвязанные друг с другом причины. Он закономерно вызревал, как следствие принципиального отхода советского руководства во внутренней и внешней политике от того курса, который проводился при И.В. Сталине.

Мы считаем, что предотвратить случившееся в 1960–1961 годах было практически невозможно, ибо хрущевская группа, будучи закономерным результатом разложения и перерождения сталинской системы, не могла не столкнуться в открытой схватке с теми структурами, которые попытались сохранить ее здоровье и жизнеспособность. Во главе «здоровых», консервативных сил стала Албанская партия труда и ее лидер Энвер Ходжа. Борьба между двумя лагерями поначалу ограничивалась лишь отдельными подозрениями и прощупыванием позиций друг друга. Но постепенно, шаг за шагом, противостояние нарастало. «Мы все более и более замечали, — вспоминал Э. Ходжа, — что взгляды и позиции Никиты Хрущева по важным вопросам международного коммунистического движения и социалистического лагеря отличались от наших. Особенно XX съезд явился тем событием, из-за которого мы оказались в оппозиции к Хрущеву и хрущевцам. Мы, как марксисты-ленинцы, время от времени… говорили советским руководителям о наших оговорках и возражениях по поводу примиренческих позиций в отношении югославских ревизионистов, по многим аспектам их непринципиальной внешней политики… Хотя иногда и делали вид, будто отступают, они продолжали идти своим путем, а мы отказывались проглотить то, что они преподносили нам; более того, мы отстаивали свои взгляды и проводили свою внешнюю политику.

Но настал момент, когда чаша переполнилась. Прежний, «мнимый» «мир» уже не мог дальше продолжаться. Хрущев перешел в открытое наступление, чтобы поставить нас на колени и заставить проводить его насквозь оппортунистический курс. Тогда мы прямо и во весь голос сказали Хрущеву «Нет!», сказали «Стой!» его изменнической деятельности. Это ознаменовало собой начало долгой и очень трудной борьбы…»[74] Которая, заметим, завершилась разрывом советско-албанских отношений и сменой внешнеполитической ориентации Албании.

По мнению советской стороны, такой исход событий произошел тогда, когда сочетание политических и экономических обстоятельств посулило руководству АПТ большие выгоды и поэтому дело было не в исключительной принципиальности руководства АПТ, якобы поступившегося экономическими выгодами ради некой великой идеи (идейно-теоретическая база была подведена потом), а в том, что в 1960 году поворот был продиктован сиюминутными экономическими расчетами. Дилемма, по взглядам советской стороны, возникла в апреле 1960 года в результате углубления разногласий между КПК и КПСС, но решение о поддержке китайской позиции было принято не сразу и поэтому конфликт приобрел относительно затяжной характер. Как следствие, считали советские представители, со второй половины июня 1960 года во внешней и внутренней политике Албании, в практике взаимоотношений АПТ с братскими партиями стран социалистического содружества возобладала линия отступничества от принципиальных позиций международного коммунистического движения.[75]

Рассмотрим эту проблему более подробно.

Еще при жизни И.В.Сталина, находясь в Советском Союзе, Э. Ходжа заметил, что после войны в ВКП(б) проявились некоторые отрицательные явления: «известное ослабление характера и моральное падение многих кадров», тщеславие и превознесение одержанных побед усыпляли бдительность партии, «в армии появилась каста, распространившая свое самовластие и грубое господство и на партию, изменив ее пролетарский характер.»[76] Э. Ходжа видел, что ВКП(б) стала терять революционный дух, заражалась бюрократизмом и рутинерством; замедлялись темпы экономического развития. Причину всего этого албанский лидер видел не в проявлении ошибочной линии И.В.Сталина, а в извращении ее советским государственным аппаратом. Утрата революционного духа привела к тому, что бдительность партии и масс превратилась в бдительность бюрократических аппаратов, подхалимство, болезненное покровительство, антипролетарскую мораль. И таким образом, по мнению Э.Ходжи, «рабочая аристократия создавалась из кадров-бюрократов».[77]

Участвуя в работе XIX съезда КПСС, Э. Ходжа обратил внимание на то, что отчетный доклад сделал Г.Маленков, а И.В. Сталин выступил только на закрытии съезда, отсутствовал на многих его заседаниях. Насторожило его и то, что пост генсека был негласно ликвидирован, а И.В. Сталин стал членом Бюро и секретарем ЦК. Его фамилия значилась под № 103 в списке членов ЦК, то есть указывалась по алфавиту, а не по авторитету.

Описывая события, связанные со смертью И.В. Сталина, Э. Ходжа вспоминал:»Из того, как было сообщено о смерти Сталина[78] и как была организована церемония его похорон, у нас, албанских коммунистов… сложилось впечатление, что его смерти с нетерпением ждали многие из членов Президиума Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза».[79] Спешка в распределении постов и бросающееся в глаза отсутствие единства в советском руководстве оставили у Э. Ходжи неприятный осадок. Он еще больше разочаровался, когда через несколько месяцев, в июне 1953 г., встретился с советским руководством, чтобы запросить кредит экономического и военного характера.

В ходе официального и холодного приема советские деятели впервые предприняли попытку вмешаться во внутренние дела Албании. Вначале Г. Маленковым, Л.П. Берией и А.Г. Микояном были урезаны албанские запросы, а затем Н.А. Булганин, ссылаясь на то, что многие кадры албанской армии являются якобы сыновьями баев и богачей, «посоветовал» произвести чистку. Э.Ходжа не сдержался и в резкой форме настоятельно попросил Н.А. Булганина представить доказательства указанных фактов. Однако, ни у Н.А. Булганина, ни у Л.П. Берии таковых не нашлось и прием завершился. «Мое заключение об этой встрече было горьким, — вспоминает Э. Ходжа. — Я понял, что в руководстве Советского Союза не было расположения к нашей стране. Явная напыщенность, с которой они обращались с нами во время встречи, отклонение наших незначительных запросов и клеветническая выходка против кадров нашей армии были дурными приметами.»[80]

Негативное отношение к Э. Ходже с советской стороны укрепилось после того, когда Н.С. Хрущев и его коллеги узнали о реакции Э. Ходжи на ликвидацию Л.П. Берии. Албанский лидер неосторожно прокомментировал это событие в беседе с послом Венгрии в Тиране в июле 1953 г.: «Они убирают свидетеля и режиссера своих махинаций… Вчера Сталин, сегодня Берия.»[81] В свою очередь, подозрения албанцев к «советским» усиливались тогда, когда один за другим в Москве умерли от «насморка» К.Готвальд, Б.Берут, Г.Димитров.

Таким образом, к концу 1954 года между ходжистским руководством АПТ и «хрущевцами» оформился явный психологический раскол.

«Албанский Сталин» видел теперь в лице всех советских руководителей, за исключением В.М. Молотова, предателей дела своего учителя, ревизионистов и ренегатов, но до поры до времени вынужден был прямо не выступать против них, а вести борьбу по косвенным вопросам.

Н.С. Хрущев же и его окружение были в курсе энверовского «сталинизма», но рассчитывали на то, что как бы Албания ни упиралась, но ей все равно, в силу геополитических соображений, придется пойти в фарватере нового советского курса, который уже вырисовывался.

Что же послужило причинами для разногласий и привело позже к разрыву отношений между СССР и НРА?

Первая причина. Еще при жизни И.В. Сталина часть советской высшей элиты, по словам Э. Ходжи, пыталась навязать Албании жесткую аграрную направленность. Выразителем этой точки зрения стал А.Г. Микоян, который без стеснения советовал албанцам не заниматься индустрией, а большую часть сил уделить подъему сельского хозяйства. «После смерти Сталина, — вспоминал Э. Ходжа, — антиалбанские оттенки в поведении министра-торговца Советского Союза превратились в неизменный курс. Но теперь он был не один. Его карандаш, склонный ставить больше всего кресты и «нет» на наших скромных запросах, теперь встретил поддержку и у других».[82]

Наиболее рьяно принялся «советовать» и «рекомендовать» албанцам, как им развивать свое народное хозяйство, Н.С. Хрущев. Так, на встрече стран СЭВ в 1956 г. он указал Э. Ходже на четыре пути развития албанской экономики: хлопководство, овцеводство, рыболовство и цитрусоводство и при этом заверил, что албанцам нечего беспокоиться насчет всего остального — нефть, машины и хлеб поставит Советский Союз, ведь, «перевыполнение плана на один день в Советском Союзе дает столько хлеба, что хватит Албании на три года.»[83]

Схема торгово-экономического партнерства СССР и Албании выглядела в тот период следующим образом: албанцы давали запрос, советская сторона принимала, урезала его, предоставляла ограниченный кредит, не скупилась на критику и «советы»; албанцы выслушивали критику, кое-что парировали, благодарили за советы, но на следующий раз опять пытались пробить помощь, необходимую именно для подъема индустриального сектора.

«Они продолжали так обращаться с нами, — писал Э. Ходжа, — вплоть до Московского Совещания 81-й партии, состоявшегося в ноябре 1960 года.»[84]

Вторая причина. В июне 1954 года произошел крутой поворот в советско-югославских отношениях, что явилось во многом неожиданным для албанцев. В те дни албанская делегация находилась в Москве и советское руководство вручило Э. Ходже длинное письмо за подписью Н.С. Хрущева, направленное центральным комитетам братских партий, в котором сообщалось, что по вине Берии и Джиласа югославское руководство было незаслуженно осуждено советской стороной, что и побудило «правящие круги Югославии сблизиться с США и Англией», заключить «военно-политическое соглашение с Грецией и Турцией», пойти на «ряд серьезных уступок перед капитализмом.»[85]

Э. Ходжа понимал, что в СССР тогда еще не началась открытая атака на И.В. Сталина, а советские лидеры не уставали говорить о противодействии американскому империализму и приверженности марксизму-ленинизму и поэтому он при составлении ответа был со своими соратниками очень умеренным и осмотрительным. «В этом ответе, не противопоставляясь открыто Хрущеву, мы отмечали нашу неизменную позицию по отношению к ревизионистскому руководству Белграда, указывали на значение решений 1948 и 1949 годов Информбюро, не допуская никаких намеков на пересмотр прежнего отношения к отклонениям югославского руководства.»[86]

Эти же мысли Э. Ходжа высказал Н.С.Хрущеву в беседе 23 июня 1954 г., но тот не придал этому большого значения.

Через 10 месяцев, за два дня до отъезда Н.С. Хрущева (май 1955 г.) в Югославию, руководство АПТ получило письмо лидера КПСС с просьбой дать согласие на денонсирование ноябрьской резолюции Информбюро 1949 г. и на пересмотр резолюции 1948 г. ЦК АПТ 25 мая в письме, направленном в ЦК КПСС, высказал свое несогласие. «Мы считаем, — говорилось в письме, — что имеется большая разница между содержанием вашего письма от 23 мая 1955 г. и основным положением той ситуации, которую мы сообща занимали до тех пор в отношении югославов». Далее после нескольких конкретных возражений следовало суждение, что «такое поспешное (и опрометчивое) решение по вопросу столь принципиального значения без предварительного глубокого анализа его совместно со всеми заинтересованными в этом деле партиями и тем более его опубликование в печати и провозглашение на белградских переговорах не только было бы преждевременным, но причинило бы серьезный ущерб общему курсу.»[87] Албанцев очень задевало именно то, что «советские» проигнорировали мнение братских партий, в том числе и АПТ. В своей беседе с Левичкиным 27 мая 1955 г. Э.Ходжа это особо подчеркнул, памятуя о совершенно иной атмосфере, которая царила при И.В.Сталине на заседаниях Информбюро. Затем албанское руководство направило второе письмо лидерам КПСС, где подтвердило ошибочность предстоящей отмены ноябрьской резолюции. Эта позиция имела свою логику: «если отпадет данная резолюция, если отпадет все, что в ней было написано, то отпадут, например, и процессы по делу Райка в Венгрии, по делу Костова в Болгарии и т. д. По аналогии должен отпасть также процесс по делу предательской банды, возглавляемой Кочи Дзодзе…»[88] Вскоре после этих событий, летом 1955 года Э. Ходжа получил приглашение «непременно выехать в Советский Союз на отдых». Сразу по прибытии в Москву начались встречи с лидерами КПСС, которые, по словам Э. Ходжи, «теперь проходили то в атмосфере глухого гнева, то в явно натянутой атмосфере.» Две беседы были с М.А. Сусловым. Он пытался переубедить Э. Ходжу изменить позицию по югославскому вопросу, а также пересмотреть дела группы Дзодзе-Кристо. На что «албанский Сталин» ответил: «Мы никогда никого не обвиняли и не осуждали несправедливо.»[89]

После этого А.И. Микоян представил лидера АПТ члену югославского руководства С.Вукмановичу-Темпо. Встреча закончилась безрезультатно.

Несмотря на несговорчивость Э. Ходжи в «Правде» 5 июля 1955 г. поместили его статью, в которой он неоднократно подчеркивал «необходимость следования великому учению Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина.» Э.Ходжа ни разу не упомянул Н.С. Хрущева или словом не обмолвился об «ошибках», допущенных в сталинский период.

Под напором веяний из Москвы после XX съезда албанскому руководству пришлось пойти на некоторое смягчение позиции. Так, хотя документы III съезда АПТ были выдержаны в духе полного оправдания политики АПТ в отношении Югославии и всех политических процессов 1948–1949 гг. и последующих лет, в них все же отмечалось, что Албанию и Югославию объединяла совместная героическая освободительная борьба и общая цель построения социализма. Подчеркивалось, что принципиальные расхождения могли быть преодолены нормальным путем. Но этого не случилось, ибо в результате «провокации подлого агента империализма Берии» КПА, как и все другие коммунистические и рабочие партии, была введена в заблуждение, произошло смешение воедино нескольких вопросов, в том числе и «дела» Кочи Дзодзе. Тем не менее осуждение К. Додзе и его единомышленников признали правильным, поскольку «было покончено с одной из опасных фракций, которая стремилась расколоть единство партии и ликвидировать ее».

Шаги по нормализации межгосударственных албано-югославских отношений предпринимались под непосредственным воздействием примера и внешнеполитической инициативы советского правительства. Но во многом этот процесс носил чисто формальный характер. Официальные декларации расходились с психологическим настроением широких народных масс, созданным многолетней пропагандой. Со стен домов были сняты плакаты-карикатуры, на которых Тито и Ранкович изображались с топорами, окрашенными кровью албанцев Косово и Македонии. Вместе с тем народный фольклор продолжал создавать песни и баллады на тему «Тито — предатель».[90]

Надо учитывать, что албано-югославские политические отношения за все время существования государств были натянутыми из-за положения албанского национального меньшинства в Югославии. Только в годы второй мировой войны наметился сдвиг к установлению взаимопонимания. Однако вскоре разногласия разрушили наметившееся единство.

Реакция И. Тито на события 1956 г. в Венгрии, приветствовавшего свержение М. Ракоши и приход к власти Имре Надя, лишь укрепила прежние взгляды руководства АПТ на характер и политику югославского режима. А советское руководство использовало албанскую компартию в своей критике Югославии. Так в ноябре 1956 г. в «Правде» была напечатана статья Э. Ходжи, посвященная 15-летию АПТ. В ней без упоминания имени И. Тито содержалась критика в его адрес. Уже через день югославская «Борба» поместила ответ, а 11 ноября в Пуле И.Тито произнес речь, в которой имелись выпады личного характера против Э. Ходжи. Так через год с небольшим наступило обострение в албано-югославских отношениях и вновь возобновилась резкая полемика по идеологическим вопросам. Тезис о капиталистически-ревизионистском окружении Албании был восстановлен со всеми вытекающими из него последствиями. 23 ноября 1956 г. «Зери и популыт» сообщила о состоявшемся суде над Лири Гегой, ее мужем Дали Ндреу и полковником Петро Булати, которых приговорили к расстрелу за «шпионаж в пользу иностранного государства». Партийная пропаганда внутри страны не скрывала, что их расстреляли по обвинению в связях с Югославией.[91]

Таким образом, действия руководства КПСС по «реабилитации режима И.Тито в Югославии явились для албанцев первым наглядным воплощением хрущевского нового курса. С этим мнением был солидарен и В. Молотов, который позже вспоминал: «Югославский вопрос был в 1955 году. На год раньше, до XX съезда. Я считаю, что уже в югославском вопросе поворот был совершен. Конечно. А я сделал попытку выступить — все против меня…»[92]

С этого времени и до 1960 года Н.С.Хрущев и его окружение без устали стремились примирить югославов с албанцами. Однако этим они только достигли обратного. Критика в адрес «ревизионистской» Югославии усилилась и одновременно возросла подозрительность АПТ к «советским».

Третья причина. Вторым событием, которое окончательно запрограммировало советско-албанский разрыв, стал XX съезд КПСС.

«Этот съезд, — писал Э. Ходжа, — вошел в историю как съезд, официально узаконивший насквозь антимарксистские, антисоциалистические тезисы Никиты Хрущева и его сообщников, как съезд, распахнувший двери перед чужой буржуазно-ревизионистской идеологией в ряде коммунистических и рабочих партий бывших социалистических стран и капиталистических стран. Официальным источником всех извращений всех важнейших принципиальных вопросов, таких как вопросы о характеристике нашей эпохи, путях перехода в социализм, о мирном сосуществовании, войне и мире, об отношении к современному ревизионизму и империализму и т. д. и т. п., которые впоследствии легли в основу острой и открытой полемики с современным ревизионизмом, является доклад Хрущева на XX съезде.»[93]

Особое возмущение албанской делегации вызвал «секретный» доклад Н.С. Хрущева: «Наши умы и наши сердца получили потрясающий тяжелый удар». Урок из всего случившегося был извлечен: «смотреть в оба, быть бдительным в отношении действий и позиций Хрущева и хрущевцев».[94] Эта «бдительность» заключалась в том, чтобы, сохраняя насколько возможно свое старое политическое лицо, не лезть на рожон.

Рядовые албанские коммунисты внимательно следили за всем происходящим и многие из них стремились следовать примеру КПСС. Так Тиранская партийная конференция, состоявшаяся в апреле 1956 г., продемонстрировала недовольство партийной массы ограниченным толкованием внутрипартийной демократии, которое практиковалось руководством АПТ. В выступлениях многих ораторов прозвучала резкая критика в адрес партийного руководства. Замечания касались внутрипартийной демократии и экономического положения, международных отношений и слабых связей руководства с массами. Звучали требования пересмотреть политические процессы 1948–1949 г. и реабилитировать невинно осужденных. На третий день работы конференции на помощь Б. Балуку и Л. Белишовой, представлявшими Политбюро ЦК АПТ, прибыл Э. Ходжа. Он пытался прекратить дискуссию, признав справедливость некоторых критических замечаний. Такой метод охладил немногих, и только известие о назначении специальной комиссии по разбору антипартийной деятельности ряда ораторов положило конец спорам. Последовали репрессии, были наказаны даже те делегаты, которые только собирались выступить.[95] Однако руководство АПТ не могло не учитывать настроения рядовых членов партии и поэтому, по всей видимости, было принято решение перехватить инициативу и ввести обновленческое движение в нужное русло.

Единство партии было продемонстрировано на III съезде в мае-июне 1956 г. В отчетном докладе ЦК АПТ и в принятом по нему решении подчеркивалась полная солидарность партии и народа Албании с политической линией XX съезда КПСС по всем вопросам внутренней и внешней политики. Полное согласие с восстановлением ленинских норм внутрипартийной жизни через преодоление явлений «культа личности» было подтверждено анализом положения в АПТ, сделанным Э. Ходжой.[96]

Однако, в том же году в Албании началась новая компания борьбы с «с реставраторами капитализма», в ходе которой были репрессированы сотни оппонентов Э. Ходжи. Руководство Албании отказалось от десталинизации географических названий. Более того, в канун 80-летия И.В.Сталина был учрежден орден Сталина, чем еще больше албанцы разозлили хрущевскую группировку. С февраля 1957 года руководство АПТ начинает постепенно восстанавливать оценки деятельности И.В.Сталина. Сначала этот процесс шел в соответствии с тенденциями, наметившимися в СССР, а затем стал развиваться опережающими темпами. Вслед за этим в полном объеме возродился осужденный 3-им съездом АПТ культ героев, спасающих партию.

В апреле-мае 1957 года Э.Ходжа и М. Шеху находились с визитом в СССР, где добились предоставления Албании новых кредитов и другой помощи. Э. Ходжа поднял вопрос о И.В. Сталине и просил Н.С.Хрущева разрешить Василию Сталину уехать в Албанию, но Н.С. Хрущев резко отказал.

Албанский лидер рассказал тогда же Хрущеву о том, что «титовцы» организовывают через Косову широкую деятельность против Албании, «стараются ликвидировать албанское население Косовы, в массовом порядке выселяя его в Турцию и другие страны», пытаются создать в Албании подполье с целью свержения народной власти Албании. И поэтому, заключил Э. Ходжа, албанцы готовы «поддерживать с Югославией хорошие отношения», но брататься с И.Тито не будут.

Четвертая причина. Деятельность «хрущевцев» по «десталинизации и творческому развитию марксизма» приводила, по мнению албанцев, к тому, что верх в братских партиях стали брать (и не без практической помощи «советских») антисталинские, ревизионистские группировки. После этого они слишком далеко начали отходить от заданного советским руководством «творческого» русла. И тогда Н.С. Хрущев попытался «вновь посадить в сосуд выпущенных им чертей. Однако, выпущенные на волю, они хотели своевольно пастись на лужках, которые хрущевцы считали своими, и «черти» перестали слушаться «волшебной дудки» Хрущева. И последнему пришлось обуздать их при помощи танков.»[97]

Пятая причина. В июне 1956 г., когда Э. Ходжа направлялся в Москву на совещание СЭВ, в Будапеште он имел беседу с членами Политбюро Венгерской партии трудящихся, из которой вынес, что в Венгрии складывается неблагоприятная политическая обстановка. Своими впечатлениями и мыслями Э. Ходжа поделился с М.А. Сусловым. Последний же заявил: «Нам нельзя согласиться с вашими соображениями о венгерском вопросе. Вы изображаете положение тревожным, но оно не таково, как вы о нем думаете».[98]

Почти два месяца спустя в конце августа 1956 г. Э. Ходжа снова вел горячий спор с М.А. Сусловым по венгерскому вопросу. Все доводы Э. Ходжи были парированы. «Что там бурлит контрреволюция у нас нет даже данных ни от разведки, ни из других источников. «М.А.Суслову было также заявлено, что «Имре Надь … организует контрреволюцию в кружке «Петефи».[99] В ответ же М.А. Суслов вынул из своего стола «самую свежую самокритику Имре Надя».

Такое отношение советского руководства к венгерским событиям, а также то, что Имре Надь поддерживался югославами, а к ним в свою очередь не раз ездили для «консультаций» советские представители, привело Э.Ходжу и его окружение к мысли, что венгерская контрреволюция, если и не была непосредственно организована Н.С. Хрущевым и И. Тито, то, по крайней мере, была использована ими для удаления М. Ракоши и Э.Гере и разгрома ВПТ.

Шестая причина. Между КПСС и АПТ в этот период действовал фиктивный мир. Так большой международный отклик получило совместное советско-албанское заявление от 30 мая 1954 года, выработанное в период пребывания в Албании Н.С. Хрущева. В нем говорилось, что интересам народов Балканского полуострова и Адриатического моря отвечало бы создание в этом районе зоны, свободной от атомного и ракетного оружия. Продолжалось экономическое сотрудничество.

Однако фиктивный мир расшатывался. Н.С. Хрущев и его последователи все чаще видели сопротивление албанцев и пытались сломить их, прибегая к экономическому давлению и, по мнению албанского руководства, саботажу советских специалистов, работавших в Албании. «Специалистов, которые продолжали искренне относиться к нам, посольство одного за другим удаляло по несостоятельным причинам и вопреки их воле… В Албании, конечно, оставались те, кому было приказано подорвать главные, неврологические узлы нашей экономики, особенно в области нефтепромышленности и геологических изысканий».[100]

Седьмая причина. В феврале 1960 года Э. Ходжа и М. Шеху прибыли в Москву на совещание представителей соцстран по вопросам развития сельского хозяйства и одновременно на совещание Политического Консультативного Комитета Варшавского договора.[101] Сразу же по прибытии состоялась беседа с А.Г. Микояном, который поставил в известность албанских представителей о возникших между КПСС и КПК разногласиях. «Микоян, — пишет Э.Ходжа, — в частности, привел в качестве доводов ряд китайских тезисов, которые действительно и на наш взгляд не были правильными с точки зрения марксистско-ленинской идеологии. Так, Микоян упомянул плюралистическую теорию «ста цветов», вопрос о культе Мао, «большой скачок» и т. д.»[102]

Но к 1960 году, как в официальных речах китайских руководителей, так и в статьях КПК, по мнению албанцев, стала правильно трактовать теоретические вопросы, тем самым противопоставляясь хрущевской группировке, что, в свою очередь, очень сильно задевало последнюю. Поэтому Э. Ходжа уклонился от прямой полемики и предложил возникшее разногласие решить самим же участникам конфликта. «Так и будет, — сказал Микоян…»[103]

Однако конфликт разгорался все сильнее: начались косвенные взаимные выпады в советской и китайской печати; произошла острая дискуссия между китайской и советской делегациями на сессии Генерального Совета Всемирной Федерации профсоюзов по некоторым положениям предстоящего доклада: о мирном сосуществовании, войне и мире, взятии власти мирным путем и т. д.

Советские руководители готовили Бухарестскую встречу, на которой планировали поставить перед делегациями братских партий советско-китайские разногласия и добиться осуждения КПК. Э. Ходжа не поехал в Бухарест, потому что, во-первых, албанским представителям не были достаточно полно известны китайские контрдоводы, а, во-вторых, они не хотели высказывать какое-либо мнение без обсуждения вопроса на пленуме АПТ. В Бухарест был направлен Хюсни Капо лишь для обсуждения вопроса о сроке созыва предстоящего совещания и для свободного обмена мнениями по вопросам международного положения, сложившегося после провала Парижской конференции. В ходе встречи в Бухаресте Н.С. Хрущев поспешно роздал информационные материалы; было решено провести совещание партий соцлагеря, а затем собраться всем главам делегаций коммунистических и рабочих партий, участвовавших в работе съезда Румынской рабочей партии, осудить КПК как антимарксистскую «троцкистскую партию» и т. д.

На первом же заседании Х. Капо выступил в защиту КПК и высказался против продолжения совещания. Такого поворота Н.С.Хрущев не ожидал.[104]

Делегация АПТ не поддержала предложения Н.С.Хрущева об организации коллективного обсуждения позиции КПК, полагая, что взаимоотношения КПСС и КПК подлежали урегулированию в ходе двусторонней дискуссии, в то время как их интернационализация может привести к нарушению единства международного рабочего и коммунистического движения. Не рискуя в тот период выступить против крупнейшей партии Востока, Н.С. Хрущев решил это сделать косвенно, «наказав» строптивую Албанию.

В ноябре 1960 г. на совещании в Москве, где присутствовали представители 81 партии, Э.Ходжа, несмотря на неоднократные уговоры и запугивания, выступил с развернутым положениями албанской позиции по различным вопросам.

Было высказано несогласие с выдвинутым Н.С. Хрущевым тезисом о возможности взятия власти мирным, парламентским путем. «Некоторые товарищи на самом деле отходят от реальностей, — доказывал Э. Ходжа, — когда утверждают, что они взяли власть без пролития крови. Они забывают, что славная советская армия пролила потоки крови за них во время второй мировой войны». «Буржуазия позволяет всем разглагольствовать. Но, в определенный момент она устраивает насильственный фашистский переворот и вас уничтожает…»[105]

Албанский лидер возмутился тем, что член Президиума ЦК КПСС Фрол Козлов поставил албанцев перед дилеммой: «Или мирное сосуществование, как он его себе представляет, или же атомная бомба империалистов на Албанию». Э.Ходжа подтвердил приверженность Албании миру, но без уступок империалистам.

Была поднята проблема отсутствия регулярных коллективных обсуждений многих вопросов, что приводило к таким индивидуальным политическим инициативам, которые приносили ущерб всем остальным членам социалистического лагеря. В частности, Э. Ходжа упрекнул Болгарское правительство за инициативу по разоружению балканских стран без учета Италии, а В. Гомулку — за предложение запретить дальнейшее размещение ракетных ПУ на новых базах в Европе, что, при наличии таковых у Греции, Италии и Западной Германии и отсутствии их у стран народной демократии, поставило бы последние в невыгодное положение.

Особо Э. Ходжа остановился на Бухарестской встрече. Он начал с того, что разъяснил собравшимся позицию АПТ по этому вопросу: совещание в Бухаресте занялось не своим делом, так как делегаты братских партий не были уполномочены рассматривать советско-китайские разногласия; даже руководителям партий не было предоставлено необходимое время для изучения проблемы со всех сторон;

Обвиняемый не имел времени для выдвижения контраргументов: «Фактически первой заботой советского руководства было быстрое одобрение его обвинений против Коммунистической партии Китая и ее осуждение любой ценой».[106] Исходя из того, что АПТ, КПК, ТПК, ПТВ не были официально уведомлены до Бухарестской встречи об ее истинном содержании, Э. Ходжа сделал вывод о создании «хрущевцами» фракции международного масштаба. Если советские товарищи считали вопросы, по которым возникали разногласия принципиальными — спрашивал албанский лидер, — то почему они не обсудили их раньше, сразу же после XX съезда КПСС, а дали им разрастись?

Было подчеркнуто, что после Бухарестской встречи против АПТ была предпринята сильная атака, которая приняла форму грубого вмешательства во внутренние дела Албании и давлений различного рода. «Товарищи из Политбюро, — утверждал Э. Ходжа, — будучи проездом в советской столице, явились объектом многочисленных демаршей с целью восстановить их против нашей партии…«[107] Первый секретарь АПТ далее обвинил функционеров в советском посольстве в Албании в подстрекательстве албанских генералов[108] поднять армию НРА против АПТ и албанского государства, в том, что они склоняли албанцев, обучавшихся в СССР, выступить с прохрущевских позиций внутри страны. Упомянул Ходжа о недружественных высказываниях Министра обороны СССР Р.Я. Малиновского и Главнокомандующего армиями Варшавского Договора А.Гречко. Последний, в частности, заявил албанской военной делегации, что будет трудно удовлетворить нужды албанской армии в некоторых необходимых вооружениях, которые должны были поставляться в рамках соглашений. А.Гречко сказал: «Вы составляете часть Варшавского Договора только на некоторое время».[109] В этом контексте Э.Ходжа напомнил Н.С. Хрущеву его заявление, сделанное в октябре 1960 г.: «Мы будем обращаться с Албанией, как с Югославией…»

Далее Э. Ходжа сказал: «Мы вынуждены сообщить, что советское руководство … перешло от угроз … к конкретным действиям. В этом году нашу страну постигла серия природных бедствий… Ни одной капли дождя не упало в течение четырех месяцев. Населению угрожал голод и скудные резервы страны были исчерпаны. Наше правительство обратилось к Советскому Союзу и попросило продать ему зерно, обрисовав тяжелое положение в стране. Все это было уже после Бухарестской встречи. Нам пришлось ждать 45 дней, чтобы получить ответ из СССР. Но когда продовольствия было на две недели в конце этих 45 дней, вместо 50 тыс. тонн зерна, которые мы просили, нам предоставили только 10 тыс., что соответствовало нуждам населения только на 15 дней и опять же это количество должно было быть поставлено только в сентябре-октябре. Это было открытое давление с целью заставить склониться перед волей советских товарищей. Ведь сам же товарищ Хрущев сказал нам однажды: «Не беспокойтесь насчет вашего хлеба, у нас одни крысы съедают столько зерна, сколько вы потребляете.» В Советском Союзе крысы продолжали насыщаться, а народ Албании голодал. Советский народ никогда этого не простит, если узнает об этом».[110] Албания была вынуждена тогда закупить зерно во Франции.

Затем Э. Ходжа напомнил, что советские власти совершили в 1955 году поворот по отношению к югославским ревизионистам без консультации с Албанской партией и братскими коммунистическими партиями, о том, что Хрущев выступал защитником разоблачения группы «югославских шпионов» — Л. Геги и Д. Ндреу.

«По нашему мнению, — продолжал «албанский Сталин», — Венгерская контрреволюция в основном была делом титовцев. Американские империалисты нашли в Тито и белградских ренегатах свое лучшее оружие для подрыва народной демократии в Венгрии.

После вояжа т. Хрущева в Белград вопрос о подрывной деятельности Тито не принимался в расчет. Контрреволюция не разразилась неожиданно как удар грома, она готовилась почти открыто… Контрреволюция была подготовлена агентами титовской банды в союзе с предателями Имре Надем и венгерскими фашистами».[111] «Мы полагали, что позиция товарища Хрущева и других советских товарищей не были ясными. Их полностью ошибочные взгляды на белградскую банду мешали им понять, что происходит».[112]

Выслушав антихрущевские выпады Э.Ходжи, В. Гомулка, Г. Деж, Д Ибарури, Али Ята, Х. Багдаш выступили с осуждением албанского лидера.

На последней встрече в Москве 25 ноября 1960 г. А. Микоян, А.Н. Косыгин и Ф.Козлов открыто прибегли к экономическим угрозам. Но они уже не могли как-то остановить албанцев и привязать их к своему курсу. Конфликт подошел к своей решающей развязке.

«Тогдашнее советское руководство решило применить силовые аргументы и пошло на постепенное свертывание экономических связей. Из Албании отозвали советских специалистов, стали задерживаться ранее согласованные кредиты и поставки, а по ранее предоставленным кредитам было выдвинуто требование их срочного погашения. Албанские студенты лишились права продолжать обучение в СССР.

Под нажимом хрущевского руководства уже в начале 1961 г. все соцстраны, кроме Венгрии, заморозили представленные ими кредиты и пошли на ограничение экономического сотрудничества с Албанией.»[113]

Еще одним яблоком раздора стала Влерская база. По официальному межправительственному соглашению Влерская база принадлежала Албании и была предназначена для защиты социалистического лагеря. Советский Союз должен был предоставить 12 подводных лодок и несколько вспомогательных судов. Албанцы должны были подготовить кадры для этих судов. Согласно советской версии, после московского совещания в первой половине 1961 г. на базе создалась напряженная обстановка. Советские моряки были вынуждены проходить службу в атмосфере подозрительности, мелких придирок, постоянных проверок. Предупреждая возможные эмоциональные срывы с их стороны, ЦК КПСС обратился к морякам со специальным письмом, призывая спокойно выполнять свой долг в создавшихся сложных условиях. К маю 1961 г. было принять решение о нецелесообразности сохранения базы, и 4 июня корабли СССР покинули Албанские воды. Четыре лодки остались в составе албанского ВМФ.[114]

Албанцы выдвинули свою версию: «Советские» прекратили все виды снабжения базы, в одностороннем порядке были приостановлены все начатые работы, усилились провокации и шантаж. Руководили этим работники советского посольства в Тиране и главный представитель Главнокомандования ВС Варшавского Договора «генерал Андреев». Под предлогом избегания беспорядков и инцидентов в будущем советские представители предложили передать Влерскую базу советской стороне. Албанцы отвергли эту инициативу. В целях давления в Тирану прибыли: заместитель министра иностранных дел Н.П. Фирюбин и военные представители «Антонов и Сергеев». За ними в албанскую столицу приехал командующий Черноморским флотом В. Касатонов «с задачей забрать не только 8 подводных лодок и плавучую базу, которые … были собственностью албанского государства, но и принятые ранее наши подводные лодки. Мы решительно заявили ему: либо в соответствии с соглашением отдайте нам подлодки, либо за короткий срок… немедленно удалитесь из залива только с подводными лодками, которые обслуживаются вашими экипажами…

Он отказался передать нам подводные лодки, уехал во Влеру, сел в командную подлодку, а остальные выстроил в боевой порядок. Мы отдали приказ занять Сазанский пролив и стволы орудий навести на советские суда… В этих условиях адмирал вынужден был забрать только подводные лодки, обслуживаемые советскими экипажами».[115]

События на базе во Влере до предела накалили атмосферу в советско-албанских отношениях. Несмотря на это, албанцы пригласили на свой IV съезд в феврале 1961 года и делегацию КПСС. Ю.В. Андропов, который прибыл в Тирану вместе с П.Н.Поспеловым, обстановку съезда назвал «паршивой». Такую оценку передал в своих воспоминаниях Ф. Бурлацкий:»Во время одного из особенно грубых намеков, направленных против XX съезда, наша делегация воздержалась от аплодисментов. И тут… обратили внимание на то, что мы не аплодируем, когда весь зал скандирует: «Энвер Ходжа! Энвер Ходжа!» Что здесь произошло! Все повскакивали с мест, стали все громче выкрикивать здравницу в честь своего вождя, еще неистовее аплодировать, глядя в нашу сторону. Некоторые начали стучать подвижными сидениями стульев».[116]

Таким образом, ни на съезде, ни после него примирения не произошло. Во главу ставился не поиск компромисса, а желание подчинить себе АПТ.

В октябре 1961 года на XXII съезде КПСС в отчетном докладе и выступлении делегатов АПТ подверглись резкому осуждению. Заключительное слово Н.С.Хрущева в части, касавшейся проблем взаимоотношений с Албанией, был столь грубым, что наиболее «эмоциональные» выражения пришлось исключить из стенограммы.

ЦК АПТ еще в период съезда КПСС выступил с опровержением обвинений, выдвинутых против партии и линии ее руководства. В дальнейшем конфликт перекинулся на межгосударственные отношения. 25 ноября 1961 года заместитель министра иностранных дел Н.П. Фирюбин сделал два устных заявления временному поверенному в делах НРА в СССР Т.Мази. Первое содержало информацию об отзыве советского посла, во втором выдвигалось требование покинуть СССР албанскому послу. 3 декабря Н.П. Фирюбин сделал новое заявление о принятом советским правительством решении отозвать весь персонал посольства и торгпредства СССР в НРА, а также о требовании «чтобы весь персонал посольства Албании в Москве покинул территорию Советского Союза.» 4 декабря МИД НРА в ноте посольству СССР в Тиране высказал «глубокое недоумение и сожаление» своего правительства в связи с отзывом советского посла и «удивление и глубочайшее возмущение» по поводу выдворения албанского. В ноте выражался решительный протест, а действия советской стороны характеризовались как совершенно несправедливые и находящиеся в вопиющем противоречии с принципами международного права.

Не без воздействия со стороны СССР большинство соцстран Европы приняло соответствующие меры в отношении Албании. Правда, ни одна из них не пошла на разрыв, ограничившись понижением дипломатического представительства.

Албанские делегации приезжали в СССР в 1961 году на V международный конгресс профсоюзов и в 1963 году на Всемирный конгресс женщин. В течение некоторого времени в посольских особняках находилось по три человека из числа технического персонала, но затем, по инициативе албанцев и они были отозваны. Полный разрыв всех отношений стал свершившимся фактом.[117]