"Щенки Земли" - читать интересную книгу автора (Диш Томас)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой я знакомлюсь с Жюли Дарлинг и улетаю на Лебединое озеро

Я всегда считал, что моя взрослая жизнь началась в десятилетнем возрасте. До этого времени я способен восстановить в памяти лишь хронологию событий по нескольким клю­чевым картинам детства. Однако все на уровне предположений. Но после моего десятилетия могу вспомнить любой день в мельчайших деталях.

Наибольшее удовольствие – вспоминать среду 4 октября 2027 года. По средам, если стояла хорошая погода, Роксана вывозила нас с Плуто в сельскую местность неподалеку от купола питомника. Мы ехали по пыльным проселочным дорогам в какой-то небольшой по­возке, работавшей на солнечной энергии и защищенной невидимым, но тем не менее очень надежным пузырем-экраном, настолько мощным, что даже Господа не могли пробиться сквозь него, когда он был включен. Их случайное проникновение нас не беспокоило (мы бы­ли бы только рады появлению любого Господина, который взял бы нас на Сворку), но вот Динги после убийства нашего отца три года назад стали досаждать все больше и больше. С несколькими любимцами, посетившими Землю для собственного удовольствия, они раздела­лись так же, как с отцом, не оставив для похорон ничего, кроме пепла.

После получаса езды мы оказывались на заброшенной ферме, где продолжали наши за­нятия под сенью отягощенных плодами яблонь или, если была на то благосклонность Рокса­ны, обследовали ветхие постройки и покрытые ржавчиной механизмы. Правда, мы никогда не проникали в дом. Атмосфера присутствия Дингов держалась в нем все еще очень стойко, да и Роксана всякий раз категорически запрещала нам это.

Лишь годы спустя Роксана призналась нам в том, что мы и так знали, – это была ферма ее родителей, брошенная во время Великой разрухи 2003 года, когда экономика той части человечества, которая противилась Господству, пришла в полный упадок. Скунсы (их фами­лию еще можно было разобрать на почтовом ящике) добровольно привели детей в ближай­ший питомник – Шредер. Детей приняли, но родителей прогнали, потому что к тому времени так поступали с большинством пожилых добровольцев. Господам больше не были нужны дикие любимцы (которых никогда не удавалось как следует одомашнить), так как они стали теперь выводить собственных и, как казалось нам, любимцам, справлялись с этой работой гораздо лучше, чем Человек.

Главным образом из таких, как Скунсы, отвергнутых питомниками, и составилось то общество Дингов, каким мы знаем его сегодня. Этим, несомненно, объясняется и незрелость, так присущая многим из них и даже, пусть едва заметно, Роксане, – думаю, я уже обращал на это внимание читателя.

Было далеко за полдень. Роксана, уставшая читать, лениво обмахивалась надушенным носовым платком и предавалась воспоминаниям о прошлом, рассказывая Плуто о своем сельском детстве и о том, как изменился с тех пор мир. Она говорила о пьянстве отца по ве­черам в субботу и о том, как он жестоко избивал бедную мать Роксаны. Она никогда не была свидетельницей побоев, но все слышала и уверяла нас, что это было ужасно. Для нас с Плуто такие рассказы были подтверждением наших наихудших представлений о Дингах.

В тот день я, совсем недавно разбивший в кровь нос брату, был персоной нон грата, по­этому забрался на яблоню и устроился на такой высокой ветке, куда Плуто не посмел бы подняться. Там я решал в уме задачи по высшей математике, которую только что начал изу­чать. Внезапно появилась девочка примерно моих лет. Она висела в воздухе так близко, что я мог бы прикоснуться к ней. Вокруг ее обнаженного, бронзового от загара тела вились обрыв­ки гелиотропа, а белокурые волосы искрились в солнечном свете, словно сами люминесцировали.

– Привет, – сказала она. – Я – Дарлинг, Жюли. Дарлинг[2] – моя фамилия, но ты можешь звать меня просто Жюли. Хочешь поиграть со мной?

У меня отнялся язык. Я был так же шокирован ее привлекательностью (да, мне было только десять лет, но дети не бесчувственны к таким вещам, может быть, не так бесчувст­венны, как мы, взрослые), как и самой встречей в столь невероятных обстоятельствах.

Она приблизилась ко мне еще больше, улыбнулась (Жюли Дарлинг навсегда сохранила свою обаятельную улыбку с ямочками на щеках), и я понял – это было самоочевидно для любого хорошо воспитанного любимца, – что ее поддерживает невидимо присутствующий Господин. Создать условия антигравитации – для Господ пустяковое дело. Но внимания на­шего Господина не хватало даже на то, чтобы хоть изредка позволить нам полетать.

– Ты не на Сворке? – спросила она, видя, что я не решаюсь покинуть ветку, чтобы дви­нуться ей навстречу.

– Нет, и те двое тоже.

Роксана и Плуто уже поняли, кто наша гостья, но, находясь ниже нас с Жюли метра на три, не считали удобным включаться в разговор. Я тоже чувствовал себя неловко, но на меня что-то нашло.

– Ты любишь яблоки? – спросил я, срывая одно из окружавшего меня изобилия и пред­лагая ей. Она протянула было руку, но тут же отдернула ее с виноватым видом.

– Мой Господин полагает, что мне лучше отказаться, – объяснила она. – Он говорит, что пища такого сорта годится только для Дингов. Ты не Динго, а?

– О нет! – Я залился краской стыда, и Жюли засмеялась.

– Ты показался мне похожим на Динго.

Я сразу же сообразил, что она меня поддразнивает, потому что серьезного сомнения в том, что мы одомашнены, быть не могло. Динги носили одежду, тогда как любимцы (кото­рые никогда не стыдились своего тела) одевались только для театральных представлений или маскарадов либо (как Роксана) из упрямства.

– Если ты не Динго, почему бы тебе не доказать это и не оставить дурацкую ветку это­го старого дерева?

С той первой встречи и по сей день в присутствии Жюли Дарлинг я веду себя как по­следний дурак. Я последовал ее совету и в точном соответствии с законами Ньютона стал падать прямо на Роксану. Но тут же внутри меня что-то забавно екнуло, и я почувствовал, что подхвачен антигравитационным поясом, который поддерживал Жюли. Она с хихиканьем устремилась вниз и схватила меня за руку. В тот же момент я ощутил сеть Сворки, охватив­шую мой разум. Роксана упала в обморок. Плуто пытался привести ее в чувство. Каждый раз, как он шлепал ее по щеке, она издавала трогательный стон.

– Какая глупая игра, – заметила Жюли. Потом, отпустив мою руку, она подпрыгнула в податливом воздухе еще на десяток метров и повисла в полной безопасности, словно шарик для пинг-понга в струе сжатого воздуха. – Поймай меня! – крикнула она и метнулась по по­логой параболе за покосившуюся крышу старого сарая.

– А я? – запротестовал Плуто. – Мне тоже хочется полетать.

– Возможно, ты староват, но я спрошу ее, – пообещал я и бросился ловить Жюли.

Плуто не мог видеть ни меня, ни Жюли добрых два часа. Она заставила меня целиком отдаться этой охоте, взмывая высоко к облакам, проносясь над низкорослыми зарослями, ед­ва не касаясь ветвей, прыгая, точно плоский камешек, по гладкой поверхности озера Верхне­го Нас обоих одолевала приятная истома, когда она позволила мне поймать себя.

Успокоив дыхание, я спросил, из какого она питомника.

– О, это новый питомник на астероидах. Вероятно, ты даже не слыхал о нем. Пока не слыхал, – добавила она с чувством гордого патриотизма.

– А как ты оказалась здесь? Я имею в виду, что ферма Скунсов не такой уж оживлен­ный перекресток. Зачем ты вообще явилась на Землю, если живешь в замечательном питом­нике на астероидах?

– Видишь ли, моему Господину необходимо пополнение хорошей породы, и он взял меня с собой, чтобы я помогла ему в подборе. На Земле такие приобретения обходятся де­шевле, а мой Господин привык считать деньги. Во всяком случае, он дал мне именно такое объяснение. Меня же заботит только одно, – доверительно заключила она, – я хочу по-прежнему жить на Лебедином озере, потому что лучшего места нет во всей Вселенной.

Мне хотелось сказать, что я целиком с ней согласен, ни вместо этого стал расхваливать поле для регби и теннисные корты Шредера.

У Жюли внезапно испортилось настроение.

– О дорогой мой, значит, у тебя не возникло желания отправиться туда вместе с нами! Я так надеялась…

– Не спеши с выводами. Сперва спроси меня.

– Бога ради! Ты согласишься отправиться вместе со мной на Лебединое озеро?

Голос ее Господина эхом повторил просьбу Жюли в моем разуме: «Согласишься?»

Ее Господин? Нет – теперь он и мой! Мне не пришлось отвечать на вопрос Жюли, по­тому что наш Господин сам передал мое радостное согласие ее разуму. Восторг девочки пе­рескочил в мой мозг, как возвращается хорошо посланный мячик в игре дружественно на­строенных теннисистов.

– А мой брат? Вы захотите взять и его, правда? – (Поразительно, каким законченным лицемером может быть человек даже в десятилетнем возрасте.)

– Естественно! В конце концов, вы оба Уайты[3].

Я был более чем шокирован. Кроме того, что я знал из «Хижины дяди Тома», мне ни­когда не доводилось сталкиваться с предпочтением по расовому признаку.

– Некоторые из моих лучших друзей… – негодующе начал я.

– О нет, глупышка! Белые совсем в другом смысле. Дети Теннисона Уайта. Ведь вы – его сыновья. И следует добавить, единственные, кого еще не затащили к себе питомники высшего ранга. Пойми, я не хочу сказать ничего плохого о Шредере, но тем не менее пола­гаю, что вы достойны лучшего. Вы двое стоите всех других любимцев этого питомника, взя­тых вместе!

Теперь я, конечно, понимаю, что подобного рода разговор не имеет ничего общего с демократией и в нынешних обстоятельствах выглядел бы подрывающим устои общества, но тогда мой незрелый разум, развращенный ложными ценностями Господства, вполне удовле­творился этим комплиментом. Я даже поблагодарил за него Жюли.

– Я назвала тебе свое имя. Но ты мне еще не представился.

– Белый Клык, – сказал я, не скрывая переполнявшую меня гордость

– Клык Уайт. Какое смешное имя Я не смогу называть тебя «Клык». Теперь ты будешь Каддлис.

Мне следовало сразу же возразить, но я побоялся обидеть ее и расстаться с обещанным билетом на астероиды. Так вот и получилось, что следующие десять лет жизни все друзья знали меня под именем Каддлис.

Вернувшись с Жюли к дому Скунсов, мы обнаружили, что Роксана и Плуто устали ждать и вернулись в своем пузыре-танке в питомник. Мы помчались следом напрямик, скользя над погружавшимся в дрему лесом. Заботой нашего Господина мы были защищены от прохлады октябрьского вечера.

В считанные минуты после возвращения Господин Жюли договорился о передаче нас с Плуто из питомника Шредер на Лебединое озеро. Роксана протестовала, уверяя, что момент для перерыва в наших литературных занятиях был совсем не подходящий. Либо мы должны остаться в Шредере, либо ей придется составить нам компанию на астероидах. Оставляю чи­тателю самому разбираться, каким был истинный ход мысли Роксаны. Однако Господин Лебединого озера оставался холодно безразличным к ее мольбам и угрозам. Родословная Рок­саны ничего собой не представляла; ее физические данные в лучшем случае можно было на­звать красотой на любителя; что же касается знания литературы, то оно не простиралось дальше увлечения Прустом, которого Господин Лебединого озера почитал менее любого другого писателя. Роксана плакала, падала в обморок, рвала на себе волосы. Все было на­прасно. Наконец, когда Плуто собрал все клочки бумаги со своими стихами и мы были гото­вы отправиться, Роксана напутствовала нас проклятием.

Путешествие на астероиды состоялось той же ночью, пока мы спали. Какими средства­ми пользовался для этого наш новый Господин, я сказать не берусь. Во всяком случае, это был не прозаический космический корабль. Технология Господ представляла собой что-то вроде экспромтного наития, но я должен признать, причем считаю это делом чести, что тех­ническая сторона дела мне действительно неинтересна.

Нас разбудила приглушенная люминесценция стен питомника, к которой мы привыкли за свою жизнь. В ответ на ускорение нервных импульсов наших просыпавшихся разумов стены оживали все более радостными цветовыми гаммами. В какой-то момент я даже испу­гался, не остались ли мы в Шредере.

Однако ощущалось и различие: вместо неослабного бремени земного притяжения – ласковый гравитационный пульс, что-то похожее на слабые отливы и приливы, исходившие, казалось, из моего сердца.

Я ощутил Сворку нового Господина, крепко обнимавшую разум (все следующие десять лет она никогда не оставляла меня вовсе, даже во сне). Я улыбнулся и прошептал Ему слова благодарности за решение забрать меня.

Жюли тоже проснулась. По мановению ее руки под синтетическую музыку, имити­рующую рожок, стены питомника растаяли, и я оказался лицом к лицу с безграничными сияющими просторами астероидов.

От изумления я разинул рот.

– Это все ваше, – произнес голос внутри моего разума; вскоре этот голос стал казаться таким же привычным, как мой собственный внутренний голос.

Взявшись за руки, мы с Жюли выпорхнули на эту фантастическую игровую площадку, где сферы небес играли свою музыку только для нас. Экзотические цветы, словно римские свечи, источали обильное благоухание. Все цвета радуги клубились вокруг нас лучистыми арабесками, а мы двое носились и кувыркались в гравитационном поле, словно скворцы, по­павшие в воздухозаборник вентилятора.