"Жажда наслаждений" - читать интересную книгу автора (Дивайн тия)

Глава 11

Неуверенной походкой Элизабет поднялась наверх.

Кто-то пытался его убить?

Нет, они хотели, она хотела всего лишь найти способ, как лишить его наследства. Вот и все, но теперь он уже не поверит.

— Никто не хочет тебя убить.

— Враги повсюду, Элизабет. Ты очень наивна, если говоришь так.

— Ты говоришь совсем как Виктор.

— На кон поставлено слишком многое. Ты могла больше всего потерять и больше всего получить. В темноте любой может наложить руки на горло упавшего человека и задушить его.

— Боже, я не хочу слушать такие ужасы. — Она вскочила с кресла. — И не буду. Я была согласна с условиями сделки; я получила то, что хотела, хотя на самом деле с большим удовольствием сохранила бы у себя Шенстоун. Но явился ты. Не то чтобы из ниоткуда. Просто… все считали тебя давно мертвым. Мы думали, что ты умер в младенчестве. Тебя пытались найти, но никто никогда не воспринимал тебя в качестве реальной угрозы…

— Пока я не вошел к вам в дом.

— Даже тогда. — Она говорила неправду. Он представлял угрозу всем ее помыслам и мечтам.

— Я был угрозой тебе и всему, что тебе принадлежало. Поэтому тебе покушение было наиболее выгодно. Кто-то сбил меня с ног в тоннеле и пытался задушить. А мешанину на полу устроила именно ты, когда споткнулась и потушила факел.. Кто где был в тот момент, Элизабет? Ты можешь сказать? Четверо настояли на том, чтобы спуститься в подземелье вместе со мной, и каждый имел свой интерес к наследству. Говоришь, что я не представлял угрозы?

— Я не верю твоим словам.

— Ты лжешь. Он встал из-за стола и оказался нос к носу с ней. — Если ты избавишься от меня, все перейдет обратно к тебе. Кто откажется от убийства, если получит от него такую выгоду?

Она размахнулась и отвесила ему смачную пощечину.

— Ты не откажешься, Николас. Только ты. Она опять лгала. Ее отец сам как-то признался, что подумывал о таком ходе. Но думать не значит делать. Ее отец явно преувеличивал. Он всего лишь хотел того, чего и она, — вернуть Шенстоун.

Черт бы побрал дурацкий пожар. Никто бы никогда не нашел ту комнату. Поджог был совершенно необдуманным поступком. Если бы она посчитала, что от комнаты исходит угроза, она бы сразу убрала из нее все свидетельства чьего-то пребывания там.

Она могла бы предотвратить все события» просто убравшись в комнате, после того как ее; покинул обитатель.

Она виновата во всем. Она надеялась, что все само собой образуется, в то время как ее жизнь оказалась похожей на ряд доминошных костей, падение одной из которых влечет за собой шквал падений, связанных друг с другом.

Теперь Николас считал ее способной на убийство, а значит, вынудит покинуть Шенстоун.

Но нет… должен же быть какой-то выход. Николас просто все выдумал.

Однако разве ей не показалось, что она почувствовала руку на своей спине за мгновение до того, как упала?

Нет… в такое было слишком трудно поверить… В такое отчаяние. Оно просто не имело смысла, ведь он постарался все оставить как было.

Они только желали его ухода. Его уход был их единственным намерением, единственной целью.

Теперь у нее оставался только один выход — найти волшебную палочку и заставить Николаса исчезнуть.

Она рассчитывала, что у нее будет время, чтобы осуществить его исчезновение. Теперь времени больше не оставалось. Ей было некогда рассуждать или проявлять осторожность. Или пытаться сохранить все в тайне.

Нужно было действовать немедленно.

Она встала с кровати, опустилась на колени, вытащила из-под кровати вторую коробку с бумагами Уильяма, опрокинула ее на пол и вновь принялась за чтение.

Здесь были свидетельство о браке, информация о приданом, подробности союза, заключенного с единственной целью родить наследника, которого так хотел Уильям. Зачем?

Уильям и Дороти не испытывали друг к другу страсти и каких-либо чувств. Скорее почти так же, как поступила сама Элизабет, Дороти заключила с мужем сделку: ее тело за его сына. Шенстоун и все его удобства получала жена, родившая Уильяму наследника.

Поражало сходство союза Элизабет и Уильяма с его первым браком. Уильям тогда был уже не очень молод, а Дороти не очень стара.

Записки от многих лондонских врачей в очень обтекаемых фразах сообщали, что проблема, из-за которой они не могли зачать ребенка, заключалась не в Дороти.

Бедная, бедная Дороти. Но нигде среди бумаг не упоминалось, что Дороти могла забеременеть от другого мужчины. Никаких дневников. Никаких любовных писем. Никаких документов или упоминаний о чем-то необычном.

Просто сухие указания Уильяма, требующие обратить внимание на некоторые вещи. Приглашения на обеды и мероприятия. В театры, оперы. На маскарад, что казалось немного фривольным в отношении Уильяма.

Несколько фотографий. Дороти, выглядевшая старше своих лет в платье со слишком большими буфами на рукавах и подолом до пола. Уильям с редкими волосами на голове, но длинными усами, одетый в жесткий сюртук и невозмутимо облокачивающийся на колонну.

Какие-то записи об истории Шенстоуна. Набросок фамильного древа. Уильям был очень щепетилен. В коробке находились бумаги, касающиеся только Дороти. Элизабет могла предположить, что в оставшейся коробке будет все об их совместной жизни.

Настало время ее принести.

Теперь ее не беспокоило, кого она может встретить на пути. От Джайлса, попавшегося навстречу, она просто отмахнулась.

Пятнадцать минут спустя все оставшиеся бумаги были разложены на полу вокруг нее. Еще через два часа стало ясно, что вся работа была выполнена ею впустую.

В бумагах Уильяма не было ничего, позволяющего опровергнуть право Николаса на получение наследства.

— А вот и мы, вот и мы, — пропел отец Элизабет, когда они с Питером вошли в дом. — Элизабет! Где ты?

вот и ты. Что за денек. Пойдем в библиотеку, мне нужно многое тебе рассказать.

— Единственное, что я хочу знать, — сколько ты истратил.

— Ах… Вот как… Моя дочь — скептик, Питер. Разве я не готов был побиться об заклад, что она скажет нечто подобное?

— Было такое. Я недооценил внимание Элизабет к деталям.

— Мы спасли положение, Элизабет. Сегодня я разговаривал с Красновым, и он уверил нас, что компания находится в каких-нибудь двадцати фатомах[3]. от нефтеносного слоя. Если мы сделаем небольшое капиталовложение сегодня, завтра мы проснемся миллионерами. Давайте выпьем за это. — Он схватил колокольчик и позвонил. — Джайлс! Принеси всем бренди.

— Хорошо, сэр.

Элизабет не хотелось омрачать отцовскую радость; он так долго ждал, чтобы его инвестиции начали приносить результаты. Да и Краснов заслуживал доверия.

Питер был в Лондоне с ее отцом; он должен знать Краснова. Значит, дело и впрямь не было таким безнадежным, как она всегда считала.

Конечно, напрашивался вопрос: что компания будет делать с нефтью, которую она найдет? Нужно было обеспечить хранение и перевозку, но ее отец никогда не задумывался о своем следующем ходе, не говоря уж о долговременных планах.

— Позовите Виктора, чтобы он присоединился к нам, — сказал отец, когда Джайлс принес поднос. — И Николаса.

— Хорошо, сэр. — Джайлс поставил поднос на стол.

— Господи, какой непоколебимый человек, — проговорил отец Элизабет. — Именно такой идеально подходит на роль дворецкого. Всегда знает, что надо делать. Что ж, начнем. За компанию. — Он поднял свой бокал. — Когда мы найдем нефть, мы создадим совместное предприятие и откроем представительства в Москве и в Лондоне, затем заключим контракт с перевозчиком для доставки припасов сюда. Нет, еще лучше, мы организуем и наладим линию доставки. Построим собственное нефтехранилище. Когда мы найдем нефть, возможно нашей компании не будет предела. И все благодаря моей дорогой дочери, ее щедрости и вере в нас.

Он поклонился Элизабет.

— За тебя, моя девочка. — Он выдохнул, залпом осушил бокал, и выражение неземного счастья появилось на его лице. — Все просто прекрасно, великолепно. Питер позднее тебе подробнее расскажет. Кстати, не было никаких новых известий о сумасшедшем, без разбора убивающем людей. Представляете? На протяжении двух или трех недель монстр не показывает носа и ни на кого не нападает. Беспокойство оказалось напрасным. Теперь его никогда не поймают. Он получил то, что хотел, и пропал. Теперь ты, Элизабет, расскажи, как у тебя дела?

— Вкратце? Итак, Николас утверждает, что не он притворялся привидением прошлой ночью. Он также считает, что один из нас пытался его убить в подвале во время пожара. Так что, возможно, маньяк находится здесь.

Ее отец выглядел ошарашенным.

— Боже. Никогда не говори такое, даже в шутку. Где же тогда Николас? Почему бы ему не взглянуть нам в глаза, а затем выкинуть из Шенстоуна?

— Я здесь, — сказал Николас с порога комнаты. — И я скажу вам почему: уж лучше пусть вы все будете перед моими глазами, чем я повернусь к вам спиной.

— Что ж, утешительное заключение.

— Ты практически сказал, что один из нас и есть маньяк. Николас вновь подает пример великодушного хозяина. С другой стороны, мы все здесь присутствуем для блага Элизабет, следовательно, ничто другое не имеет значения. Пожар был случайностью, а то, что мы слышали прошлой ночью… возможно, нам вообще все показалось.

— Верно, — согласился отец Элизабет. — Поэтому давайте выпьем еще по рюмочке и забудем все плохое.

— Нам показалось? — с отвращением пробормотала Элизабет, наблюдая, как отец наливает себе очередную порцию.

— Мы все такие выдумщики, — колко сказал Николас. — Поэтому закончится все, как в сказке: и жили они счастливо в Шенстоуне до конца дней своих.

— Выпей бренди, — предложил отец Элизабет, игнорируя сарказм и протягивая ему бокал. — А вот и Виктор. Входи, мой мальчик, и давай выпьем за удачный день.

— Что означает, он потратил деньги, — сказала Элизабет. — Но так и не сказал сколько.

— Вот и оправдание всех страданий, — напомнил ей Николас, принимая бокал из рук ее отца. — Которое мы празднуем моим лучшим бренди.

— Лучшим бренди Уильяма, — поправила его Элизабет.

— За деньги можно купить все, — сказал Виктор ее отцу. — Преданность, оружие, правительства… Когда случится революция, какой прок вам будет от ваших нефтяных скважин?

— Не слушайте его бунтарский романтизм, — посоветовал Питер. — Тот факт, что Виктор сейчас с нами, а не в ссылке рядом со своими соратниками, красноречиво говорит о том, что он умеет только разглагольствовать. Возьми бокал, мой дорогой человек, и выпьем за твою лояльность.

— Вот когда государство заберет у вас все ваши скважины, посмотрим, чья возьмет, Питер. Твой аристократический племянник будет последним из вашего рода, кто взойдет на престол, клянусь тебе. — Виктор метнулся в угол, где уселся и стал задумчиво глядеть сквозь стеклянные двери.

— Боже, привидения и уроки по революционной теории… и все в один день, — весело сказал отец Элизабет. — Вот вечерок выдался. Именно такие вещи делают визиты в Шенстоун незабываемыми. Ну, я пойду, пожалуй, закроюсь в кабинете со своими бумагами. Кто-нибудь желает ко мне присоединиться? Виктор, пойдем со мной. Расскажи мне, каким образом я потеряю свои деньги в случае свержения правительства.

— О чем бы нам поговорить? — спросил Питер, провожая взглядом отца Элизабет и Виктора.

— Может быть, о преимуществах родства с царской семьей? — предложил Николас.

— Если послушать Виктора, — проговорил Питер, — то никаких преимуществ нет. Возможно, мне стоит принять его философию, и тогда революция освободит меня. Но освободит для чего? Я точно не смогу стать рабочим. Я воспитан в атмосфере богатства и комфорта, и если Виктор считает, что все перейдет в руки посменного правительства, то он еще больший романтик, чем отец Элизабет со своими нефтяными скважинами. А по улицам потечет кровь, словно нефть.

Он повернулся к Элизабет:

— Прости меня, дорогая. Я более чем уверен, что Фредерик никогда не вернет свои деньги.

— Тогда тебе нужно было его остановить.

— Он бы меня не послушал. Краснов позволил овладел его воображением, и чек был выписан раньше, чем я успел что-либо предпринять.

Элизабет взглянула на Николаса, который только пожал плечами. Ее отцу был предоставлен отдельный счет для расходования по собственному усмотрению. Так он и поступил. У нее сводило живот при мысли о том, сколько денег мог передать ее отец Краснову. Вполне возможно, что все до последнего фартинга. И она предвидела, что в течение недели он попросит у нее еще денег.

Теперь она понимала, насколько нестабильно ее положение.

Она все еще пыталась раскрыть тайну Николаса, но на самом деле у нее тоже были свои секреты. Сегодня ей стало как никогда раньше ясно, что необходимо сохранять равновесие и не расторгать сделку с Николасом.

Она была совсем не готова расстаться с Шенстоуном.

Ее положение было очень шатким: ей нужно было уводить Николаса в сторону от правды, одновременно преследуя собственные цели. И все из-за одного необдуманного поступка.

Теперь он подозревал их всех. Однако он не последовал предложению ее отца отправить их собирать свои вещи.

Он не просто хотел, чтобы они были у него под присмотром. Здесь было нечто большее… еще секреты?

Кто же он такой, Николас?

— Мой отец всегда был мечтателем, — сказала Элизабет в ответ на замечание Питера. — Если он на что-то настроился, ничто не заставит его свернуть с намеченного пути.

— Как тебе повезло, что ты можешь поддерживать такого фантазера, — любезно проговорил Николас.

Она метнула на него взгляд.

— Я всегда гордилась своей изобретательностью.

— Да, ты права… Ты потрясающе умна. И легко приспосабливаешься к новым обстоятельствам, — произнес Николас. — И все для того, чтобы удовлетворять прихоти и желания одного человека.

— Я бы хотел, чтобы кое-кто уважительно относился к моим прихотям и желаниям, — вспыльчиво вмешался Питер. — Могу я хоть когда-нибудь побыть с Элизабет наедине?

Николас вскинул руки.

— Что пожелаешь, Питер. Видишь ли, я тактичный хозяин: я больше не стану вас огорчать, Элизабет…

Со смешанным чувством она посмотрела ему вслед, когда он, хромая, вышел из комнаты.

— А теперь? — спросил Питер. Он обнял ее сзади и притянул к своей груди.

— Ты все знаешь. Он доверяет нам еще меньше, чем раньше. А ведь он все еще хозяин Шенстоуна. — Она накрыла его руки своими.

— Значит, мы недостаточно глубоко копаем, не изыскали все возможности, Элизабет. — Его губы коснулись ее виска. — Как ты можешь терпеть, когда он говорит о своем бренди? Своем доме? Более того, если твой отец будет продолжать в том же духе, он лишит тебя последнего пенни.

— Я знаю. — Чем больше лжи, тем больше тайн. Она не могла ему рассказать, что Николас финансирует траты ее отца. — Я установила ему жесткий предел. То есть я даю строго определенное количество денег.

— Напомни ему, после того, что произошло сегодня. — Он коснулся ее уха.

— Лучше бы он сам поехал в Сибирь и за всем там проследил.

— И что он будет там делать, помимо того, чтобы выписывать еще чеки?

Она кивнула в знак согласия, и Питер продолжал:

— Мы должны действовать в соответствии с нашим планом, Элизабет. Единственное, что может тебя спасти, — докопаться до правды происхождения Николаса.

«Может, он имел в виду „спасти нас“?» — подумала она.

— Не сможет, если Николас считает, что я пыталась… ему навредить.

— Значит, ты должна убедить его в обратном, Элизабет. — Он повернул ее лицом к себе, положив руки ей на плечи.

— После всего, что случилось? — удивилась она.

— Будь с ним поласковей. — Он поцеловал ее в губы. — Будь гибка. Когда придет время, ты сама узнаешь, что делать. — Он еще раз поцеловал ее, но уже более долгим и любящим поцелуем. Затем он выпустил ее из своих объятий. — Иди к нему. Еще не поздно начать. Я бы предпочел, чтобы ты осталась со мной, но необходимы решительные действия, чтобы успокоить его подозрения. Ты ведь меня понимаешь? Поверь мне, дорогая, наш единственный выход — в нем.

Она не думала, что сможет сделать предложенное Питером. Но, поднимаясь по лестнице в свою комнату, она уже не совсем понимала, что именно он предлагал. Поговорить с Николасом? В любом случае они уже давно пересекли черту простых разговоров.

Как вообще нужно реагировать, когда человек тебя обвиняет в покушении на его жизнь?

У нее не было достаточных аргументов, чтобы убедить его в обратном.

А все остальные способы заключались в его соблазнении.

Да, она будет соблазнять его, а обо всем остальном постарается забыть.

«Надень ожерелье и соблазни его».

«…Это сигнал, что ты хочешь, чтобы мой пенис тебя обслужил…»

«…Что ты хочешь, чтобы тебя трахнули прямо сейчас…»

У нее перехватило дыхание. Нужно напомнить ему о сделке и том, что он сказал приходить к нему, если ей захочется секса.

Она начала стягивать с себя одежду.

…Переспать с ним и выйти замуж за Питера. Питер был прав.

Она вынула ожерелье из шкатулки. Длинное, гладкое, блестящее; прижимая его к своему обнаженному телу, она могла придумать полдюжины способов, как его надеть.

Можно было бы обернуть ожерелье вокруг шеи и оставить крупную жемчужину свисать между грудей. Она могла бы обвить его вокруг грудей, сдвинуть их ближе друг к другу, чтобы ему было легче играть с ее возбужденными сосками. Можно было бы обмотать ожерелье вокруг бедер, чтобы свободный конец с жемчужиной вставить между ног. Она даже могла вставить в себя все ожерелье целиком…

Каждая новая возможность возбуждала ее все сильнее. Она сидела на кровати, поглаживая жемчужиной свои напряженные соски.

Она решила, что в любом случае нужно будет надеть ожерелье, но можно было бы подвесить крупную жемчужину на шее, а остальные бусины, насколько хватит длины ожерелья, оставить внутри ее тела.

Таким образом, ожерелье будет обрамлять ее груди с обеих сторон, спускаться к промежности и эротично скрываться в ее теле.

Прекрасно. Прекрасно. Она не могла оторваться от созерцания своего отражения в зеркале. Ее соски возбуждающе торчали, заставляя ее трепетать от страсти.

Теперь надо притвориться, что она полностью одета. Может быть, стоит надеть какие-нибудь туфли, дополняющие ее облачение? У нее была пара сатиновых туфель цвета слоновой кости без задников. Она просунула в них ноги и прошлась по комнате.

Небольшие каблуки немного наклоняли ее тело вперед, из-за чего она еще лучше ощущала трение ожерелья о свой обнаженный лобок.

Теперь она была готова и, дрожа от возбуждения, осторожно приблизилась к смежной двери.

Дверь представлялась ей ящиком Пандоры.

«Открой ее и выпусти на свободу все плотские удовольствия. Открой и призови его мужество и силу. Открой, но точно знай, чего ты хочешь и кого…

Открой ее… и отдай свое обнаженное тело во власть его желаний и страсти…

Открой ее…»

Она медленно приоткрыла дверь и вошла в его комнату.

Он стоял перед ней обнаженный, возбужденный, горящим взглядом обозревая ее тело.

— На тебе надет талисман.

— Я надела его для тебя.

— Ты знаешь, что он означает?

— Поэтому я и пришла к тебе.

— Да? Зачем?

— Сегодня мне нужен толстый и жесткий пенис.

— В доме есть другие, которые могут тебя обслужить.

— Но я хочу твой член.

Он не мог оторвать взгляда от ее тела, колышущихся грудей, напряженных сосков и манящего треугольника между ее ног, скрывающего гладкие жемчужины.

Только святок мог устоять перед таким телом. И, черт побери, соблазненный им мужчина может забыть обо всем, даже о покушении на его жизнь.

— Что ты сделаешь, для того чтобы получить его?

— Я пришла к тебе, надела ожерелье. Я сделала все, что ты просил. Теперь мне нужен той член.

— Кажется, мне некуда его вставить.

— Ты найдешь, куда вставить.

— Нужно поискать. Дай мне твою ногу. Он протянул руку. Элизабет сбросила туфли, подняла одну ногу и поставила ему на ладонь.

Теперь он все увидел, и увиденное лишило его дара речи: длинное блестящее ожерелье протянулось вплотную к ее телу, исчезая в густом пушке, направляясь в глубь ее тела.

Принадлежащего ему.

Все в Шенстоунском доме принадлежало ему.

Он почувствовал первобытное желание взять ее, заявить своей собственностью.

Она и ее тело принадлежали ему, только ему.

Он провел рукой по ее ноге, продвигаясь все выше и выше. Балансируя, она ухватилась за его руку, и он прижал ладонь к ее промежности.

От его прикосновения она испустила еле слышный вздох, который возбудил его еще сильнее. Она опустила ногу на пол, и он повел ее в ее спальню, держа руку у нее между ног.

Он чувствовал ее влагу, пушистые волосы на лобке, твердые бусины в ее вагине; от нее исходили жар и желание, подобные духу греховности.

Она была воплощением разврата — от сочного тела до пылающего взгляда.

Когда ее ягодицы коснулись края кровати, она выгнула бедра, насаживаясь на его пальцы.

Ее ладони переместились с его руки на твердый пенис, и она ухватилась за него, словно за камень.

Так они и стояли: ее пальцы обхватывали его толстый стержень, а его пальцы вжимались в ее вагину.

— Итак, моя ненасытная, куда ты предлагаешь мне его вставить?

— Сначала дотронься до… да-а… — Она издала долгий стон удовлетворения, когда он нашел ее набухший клитор. У нее перехватило дыхание от движения его пальцев. Совершая судорожные движения руками, сжимающими его член, она глубоко насела на его волшебные пальцы.

Она почувствовала, как он дернулся от ее неистовых ласк. Он толкнул ее на кровать, отвел ее руки и прижал их к простыне. Затем он начал водить головкой пениса по ее животу, бедрам, приближаясь к груди, соскам. Он попеременно терся то об один сосок, то о другой, затем высвободил одну руку, чтобы иметь возможность удерживать груди вместе.

Она обхватила ногами его торс и выгнула спину. Он почувствовал, как ее горячая влажная киска коснулась его ноги. Тогда он начал с силой водить головкой по кончику ее твердого соска, что довело его до высшей ступени возбуждения, и он начал нескончаемым потоком извергать семя на сосок, грудь и все ее тело.

Когда его тело перестало конвульсивно сокращаться и к нему вернулась способность дышать, он перекатился на бок и начал размазывать свое семя по ее коже.

Он хотел покрыть ее целиком, залить с головой своим кремом. Он втирал его в ее лобок, живот, груди… и мгновенно возбудился в момент, когда покрыл семенем ее торчащие соски.

— Я хочу, чтобы ты был у меня между ног, — выдохнула она.

— У тебя будет кое-что между ног, моя обладательница твердых сосков. И ты прекрасно знаешь что.

— Тогда вынь жемчужины и возьми меня.

Он приподнял ее правую ногу и перекинул через свое бедро, чтобы лучше видеть, как эротично скрывались бусины в нежных складках кожи.

— Не знаю. Наверное, я лучше просто посмотрю на тебя.

— А я прошу трахнуть меня. — Она приподнялась на локтях. — Я хочу видеть, как ты будешь вытаскивать жемчужины.

Он медленно потянул за нить, и первая жемчужина выскочила из влагалища, за ней еще одна, и еще, как круглые дождинки, которые перед прощанием целовали ее половые губы.

А затем с таким же благоговением, как мужчина приподнимает подол женской юбки, чтобы открыть находящееся под ней сокровище, он поднял ожерелье над ее головой, снял его с ее шеи и положил на подушку.

— А теперь, моя обнаженная госпожа… — Он всем телом наклонился к ней. — Вот тебе еще кое-что между ног.

— Скорее…

Но он и не думал торопиться. Он хотел заставить ее ощутить его силу и мощь. Он хотел заставить ее жаждать его длинного напряженного могущества. Он хотел вминать ее в кровать до тех пор, пока она не попросит пощады.

Он намеревался все делать очень медленно, постепенно, дюйм за дюймом, вводя свой пылающий жезл в ее разгоряченное лоно именно так, как ему нравилось. Он надеялся, что сможет совладать с собой, что введет только головку пениса и будет наслаждаться ее желанием, нетерпеливостью.

Он думал, что продержится до того момента, как полностью войдет в нее и коснется своими бедрами ее бедер.

Так он намеревался сделать. Так он хотел. Медленное движение внутрь ее тела. Трепещущее чувство обладания. И ощущение, как его клинок плавно входит в ее ножны.

Он находился на самой границе ее тела, введя в нее только первый дюйм… Но тут она широко расставила ноги и с силой насадила себя на его пенис, заставив его войти в нее на полную длину.

Одно маленькое движение, одно сокращение ее мышц повлекло за собой бунт его тела, которое вышло из-под контроля, ритмично содрогаясь, пытаясь проникнуть еще дальше в ее манящую глубину. Он уже не мог остановиться, только не после того как покрыл ее соски своим семенем.

Теперь он хотел затопить ее тело своим кремом, пропитать, накачать, залить, извергнуть так глубоко, чтобы затронуть ее душу.

В яростном порыве он атаковал ее тело, раздираемый желанием. Она прижималась к нему, требуя отдать ей весь его запас до последней капли.

Он все еще пытался сдержаться, пытался контролировать себя в агонии ошеломляющего оргазма.

Она противилась ему, сражалась с ним. Она хотела изнурить его, иссушить его тело, высосать все жизненные соки и использовала все чары своего обнаженного тела.

— Ты не сможешь… — процедил он сквозь зубы, чувствуя, как она ласкает его ягодицы. — Во мне больше не осталось ни капли.

— Смогу. Дай мне еще.

— Черт бы тебя побрал… — пробормотал он, утыкаясь головой в ее плечо и с силой входя в нее до упора.

— И еще… — прошептала она.

— Проклятие! — Он вновь вскипел, работая бедрами.

— Мммм… — Она обхватила влагалищем его пульсирующий пенис и издала сладострастный звук. — Не двигайся. Только… немного… — Она резко вдохнула, вновь сжимая влагалище и чувствуя всю длину его горячего жезла. — Вот так… — Еще одно сокращение. — Так… — Она почувствовала, как в глубине поднимается волна наслаждения. — И вот так… — Набежавшая волна удовольствия подхватила ее, с силой ударила о его окаменевший пенис и медленно, нежно вынесла на юг.