"Собственность короля" - читать интересную книгу автора (Морган Хауэлл)

10

В лесу сгустились темные тени, однако, возвращаясь с реки после купания, Ковок-ма без труда нашел дорогу. Он любил ночь, когда вашавоки становились почти слепыми, а уркзиммути все видели ясно. Вашавоки обычно затихали после того, как Мут ла прятала свое золотое око, и Ковок-ма наслаждался тишиной, нарушаемой только звуками природы. Лягушки пели весенние любовные песни. Шелестела листва. Приятно было идти без тяжелых одежд смерти. Ковок-ма остановился и подождал, пока Мут ла высушит его мокрую кожу. Он радовался тишине и прикосновениям ветерка, а в это время небо покинули последние краски дня.

Ковок-ма услышал шаги и обернулся. Увидев, что его догоняет Зна-ят, он поприветствовал его по-оркски — на единственном языке, который знал его сородич.

— Тава, сын сестры отца.

— Тава, сын брата матери, — ответил Зна-ят. — Томок-ток спрашивает, сколько сегодня надо часовых.

— Только один. Мут ла прячет свое серебряное око. Если подойдут вашавоки, они споткнутся — и будет шум.

— Хай, — согласился Зна-ят. — И пока что мы еще далеко от места убийства.

— Но вашавоки все равно убивают.

— Хай. Везде, — подтвердил Зна-ят и задержался рядом с Ковок-ма. Заговорив снова, он произнес имя сородича так, как позволено только близким друзьям. — Ковок, я озадачен.

— Почему?

— Нынче утром ты назвал одно вашавоки матерью и не дал мне его убить.

— Хай.

— Я не понимаю. Вашавоки не могут быть матерями. Они животные.

— Все животные бывают двух видов, и один из них вроде матерей.

— Быть вроде кого-то — это не то же самое, что быть кем-то в точности, — возразил Зна-ят.

— Один вид вашавоки, называемый «жен-счины», так похож на матерей, что Мут ла не бывает посрамлена, когда они подают нам пищу. Так говорит наша королева.

— Я бы лучше получал пищу из рук истинных матерей, — проворчал Зна-ят.

— Я бы тоже, — согласился Ковок-ма. — Но поскольку не могу, я готов терпеть этих жен-счин. И если мы будем к ним относиться как к матерям, они и вести себя будут более похоже на матерей.

Зна-ят задумался над сказанным Ковоком.

— Так ты поэтому называешь Хорька матерью?

— Хай.

— Есть кое-какой смысл в том, что ты говоришь, но только кое-какой.

— Мир стал странным, — сказал Ковок-ма, — и мы должны научиться делать странные вещи.

— Это… Хорек… оно говорило со мной нынче вечером. Оно сказало: «Эта мать прощает тебя». Я очень сильно удивился.

— Как ты ответил?

— Я сказал, что дыхание Мут ла скоро прогонит ее вонь.

— Это было разумно сказано, — сказал Ковок-ма. — Для вашавоки Хорек чистый.

— Может, и так, но твой интерес к нему особенный.

— Интерес?

— Я видел, как ты с ним говорил. Я знаю, что это ты научил его этим словам.

— Хай. Хорек меня попросил.

Зна-ят улыбнулся.

— Дома ты всегда по-доброму относился к своим козам. Думаю, Хорек стал твоей новой козой. Тогда понятно, почему тебе не противен его запах.

Ковок-ма рассмеялся.

— Зна, ты меня слишком хорошо знаешь. Хорек и вправду вроде моей козы.

— Все равно оно — вашавоки.

— И мать, — добавил Ковок-ма.

— Раз ты так думаешь, это значит, что слишком давно не был дома.

— Хай, — согласился Ковок-ма. — Слишком.

Все женщины, кроме Дар, сильно устали от дневного перехода. Устали и солдаты, и к ночи в лагере воцарилась тишина. Женщины быстро заснули, а Дар не спалось. Изнеможение и слабость не прогоняли из ее мыслей тревогу, не заглушали пульсирующую боль в лодыжке. Дар вышла из шатра и вгляделась в ночную тьму. Луна не светила, и темный мир казался почти бесформенным. И все же Дар, прихрамывая, побрела во мраке. Вело ее скорее чутье, чем зрение.

Она вошла в один из разрушенных домов и обнаружила, что пол здесь зарос травой. Темнота скрывала все следы людей, некогда живших здесь. Дар повернулась к выходу и была готова уйти, и вдруг кто-то схватил ее за подол платья.

— Не спится? — прозвучал мужской голос.

Дар его узнала.

— Мердант Тиг?

— Да, это я.

Тиг сидел у дверного проема, прислонившись спиной к обугленной стене. Дар едва видела его. Тиг пошевелил другой рукой, и Дар услышала, как булькнула жидкость в бутылке. Она сделала шаг назад, но мердант держал ее крепко.

— Побудь со мной.

Выбора у Дар не было. Она опустилась на колени у порога. Тиг разжал пальцы, сжимавшие платье Дар, но тут же обхватил ее за талию и притянул к себе. Ударившись о латный нагрудник, Дар почувствовала, что от Тига разит перегаром. Она попыталась высвободиться.

— Не дергайся, пташка, и не бойся. Никто из мужчин не посмеет к тебе прикоснуться.

— Ты же прикасаешься.

— Обнимаю просто. Уж на это что тебе жаловаться?

— Не думаю, чтобы мерданту Колю это понравилось.

— Обниматься — это не кувыркаться, так что ты не кипятись. Когда Коль тебя бросит, держись за меня.

Дар замерла.

— Вот так-то лучше, — буркнул Тиг, держа ее крепко. — Бренди хочешь глотнуть?

— Нет.

— Ну, как желаешь. — Тиг основательно хлебнул из бутылки. — Задницей Карм клянусь, это местечко — настоящая куча дерьма.

— Похоже, когда-то тут было хорошо и красиво, — возразила Дар.

— Да, было небось получше. — Тиг сплюнул. — У того толума вместо мозгов дерьмо было. «Надо их проучить» — так он сказал. Ну, проучили — и что с того? Какой теперь лагерь посреди бурьяна?

— Так это сделали солдаты?

— А кто же еще?

— Зачем?

— Крестьяне прятали продовольствие. Толум про это выведал и натравил на них страхолюдин.

Дар зябко поежилась, а Тиг рассмеялся.

— Да, некрасиво вышло, — согласился он. — Да война вообще штука не больно красивая.

— Война? Но ведь это были подданные нашего короля!

— Вот и надо было им про это думать, когда еду прятали.

Тиг передвинул руку, и его пальцы потянулись к груди Дар. Почувствовав прикосновение, Дар неожиданно проговорила:

— Все-таки выпью, пожалуй.

— Вот так бы и давно, — обрадовался Тиг.

Он протянул Дар бутылку, и она быстро забросила ее в заросли сорняков.

— Ах ты сучка чокнутая!

Тиг отшвырнул Дар в сторону и бросился на поиски своего бренди, а она смогла подняться и шмыгнуть в темноту. Бежать Дар не могла, поэтому сидела тихонько и слушала, как Тиг ругается на чем свет стоит и шарит руками по земле. Вскоре, однако, все стихло. Дар не поднималась, ждала.

Трава покрылась росой, и к этому времени мердант наконец добрался до своего шатра. Только тогда Дар осторожно прокралась в лагерь и улеглась рядом с другими женщинами.

Когда войско было в походе, завтракали остатками каши. Пятеро женщин с утра должны были подать еду мужчинам, вымыть котел и сложить вещи на повозки. За завтраком Дар удалось избежать встречи с мердантом Тигом, но он ее нашел, когда она стояла возле повозки. Тиг схватил ее за руку:

— Сегодня пешком пойдешь, — процедил он сквозь зубы и пошел запрягать волов.

Тарен услышала, что сказал Тиг.

— Поспеешь с остальными?

— Придется, — вздохнула Дар.

— Смотри не отставай. Не всякая голова, которую приносят охотники за наградами, раньше была на плечах беглеца.

Ранним утром офицеры вывели шилдрон на дорогу. Солдаты нестройной толпой пошли за повозками. Женщины у них под ногами не путались, шли позади. На некотором расстоянии от женщин шествовали орки — эти маршировали стройными рядами. Только они да двое офицеров во главе шилдрона выглядели по-военному; мужчины больше смахивали на разбойников, чем на солдат.

Дар сразу стало трудно идти наравне с остальными. Пронзающая боль в лодыжке вынуждала ее шагать, не сгибая ногу в колене, а это было и утомительно, и неловко. Как Дар ни старалась, довольно скоро она отстала от женщин. Потом ее нагнали орки и расступились, чтобы она могла идти между ними — рядом, но не вместе. Дар стиснула зубы. Она все пыталась идти быстрее, но раненая нога не давала. Орки обогнали ее. Расстояние между Дар и колонной все нарастало, и в конце концов последняя шеренга орков скрылась из глаз.

Дар плелась по дороге одна и прислушивалась к каждому звуку. Она приняла предостережение Тарен всерьез, понимая, что ее голова принесет немалый барыш тому, кто ее заполучит. Крестьяне имели причины ненавидеть военных, и Дар не приходилось ждать пощады. Поэтому, услышав шаги в придорожном лесу, она в страхе стала искать глазами хоть что-нибудь, с помощью чего можно было бы обороняться. Заметив у обочины большой камень с острыми краями, она схватила его. Конечно, камнем против меча или кинжала она бы много не сделала, но уж лучше камень, чем ничего.

Вдоль дороги лес стоял густо, в чаще никого и ничего не было видно. Правда, кто бы ни приближался к дороге, он не пытался идти тихо. Шаги и шорох веток звучали все ближе. Дар сжала камень обеими руками, подняла над головой и постаралась принять угрожающую позу и напустить на лице зловещее выражение. Но вот ветки кустов раздвинулись, и на дорогу вышел Ковок-ма.

Дар встретила его опасливым взглядом — она не догадывалась, какие у орка намерения. Ковок-ма растянул губы. Дар уже знала, что орки так улыбаются.

— Даргу очень свирепый.

Дар выронила камень и рассмеялась — отчасти из-за испытанного облегчения, отчасти из-за понимания того, как глупо она выглядела. Когда ей стало ясно, что Ковок-ма причину ее смеха не понимает, она стала хохотать еще пуще. Отсмеявшись, она долго не могла отдышаться.

— Почему ты лаяла? — спросил Ковок-ма.

— Я не лаяла. Я смеялась.

Дар зашипела, подражая оркской манере смеяться.

Ковок-ма улыбнулся.

— Ты… — Он помедлил. — Не знать слово, как говорят вашавоки. Га нат гуша.

— Я — гуша? Что это значит?

— Ты делать странные поступки, такие поступки, которые делать меня хиссав.

Ковок ма зашипел, изображая смех.

— Так я смешная?

— Может быть, это верное слово.

— Я рада, что развеселила тебя.

Если Ковок-ма и уловил насмешку в тоне Дар, он этого не показал.

— Не умно есть идти одной.

— Я иду одна, потому что не могу поспеть за остальными. Зна-ят мне чуть не оторвал ногу.

— Ложиться, — распорядился Ковок-ма.

— Зачем?

— Нат тва гуша.

«Не будь смешной?» — подумала Дар и догадалась, что слово «гуша», наверное, означает не «смешная», а «глупая».

Она растерялась, постояла немного, но все же улеглась посреди дороги. Ковок-ма опустился рядом с ней на колени и приподнял подол ее юбки. Дар забеспокоилась и попыталась помешать ему, но Ковок-ма, похоже, даже не заметил этого. Дар перестала сопротивляться. Лежала и надеялась на то, что ее тело для орка не обладает привлекательностью. Руки у Ковока были здоровенные, с длинными когтями, но пальцы прикасались к распухшей лодыжке Дар бережно, нежно. Мало-помалу Дар расслабилась.

— Ничего не порваться, — заключил орк, внимательно осмотрев девушку. Затем он вытащил из поясной торбы только что сорванное растение с большими листьями, покрытыми пушистыми волосками.

— Это найимгат. Пожевать этот листок, но не глотать.

Дар взяла у орка растение и понюхала. Листок издавал сильный приятный аромат. Дар взяла его в рот и стала жевать. На вкус листок оказался горьким, у Дар выделилось много слюны. Язык у нее онемел, и она с трудом сглотнула слюну.

«А вдруг те травы, которые орков лечат, человека могут покалечить? — подумала она. — Ну да ладно, поздно уже переживать…»

Онемение начало охватывать все ее тело. Когда она выплюнула листок, у нее сильно кружилась голова.

— Пойдем, — сказал Ковок-ма. — Отдыхать в тени.

— Я не могу отдыхать. Я должна идти дальше.

Но, произнося эти слова, Дар уже сомневалась, что сможет идти. У нее все плыло перед глазами, ей даже встать было трудно. Попробовала сделать шаг — и пошатнулась, и едва почувствовала, как орк поддержал ее.

Когда Дар открыла глаза, начинало смеркаться. Она лежала в придорожной березовой рощице, но не в том месте, где Ковок-ма дал ей целебный листок. Она почувствовала запах дыма и услышала мычание волов и голоса людей. Дар села.

Ковока рядом не было.

«Наверное, он меня сюда принес, — подумала Дар. — Но почему? Он отвечает за то, чтобы никто не отстал от строя?»

Она в этом сомневалась. Ребра у нее болели — как будто ее побили.

«Наверное, он меня на плечо забросил и так нес», — решила она.

Раненая нога побаливала, но могла сгибаться. Дар встала. Боль не отдалась выстрелом в бедре.

Лишь едва заметно прихрамывая, Дар пошла в ту сторону, откуда доносились голоса. Дорога повернула — и перед ней предстал лагерь. Нена и Кари возвращались к кухонному шатру после того, как отнесли еду оркам. Тарен увидела Дар и поспешила ей навстречу.

— А мы думали, ты уже не вернешься. Как ты добралась сюда?

Дар решила не рассказывать про Ковока.

— Я отдохнула, и боль в ноге почти прошла.

— Это Карм сберегла тебя, можно не сомневаться. Пойдем, поешь чего-нибудь. Проголодалась небось.

Дар села есть кашу и поймала на себе удивленный взгляд мерданта Тига. Она сделала вид, будто не замечает, что он смотрит на нее. Потом она пошла к спальному шатру. Там лежала Лораль. Она тихонько стонала.

— Тебе нехорошо? — спросила Дар.

— Просто спина побаливает, — ответила Лораль. — Я уж думала, больше не увижу тебя.

— Я здесь. Добралась.

— А я весь день думала про то, как я с тобой обходилась, — призналась Лораль. — Прости меня. Не твоя вина, что ты нравишься Колю.

— Я ему не нравлюсь, — покачала головой Дар. — Просто он меня хочет. Это не одно и то же.

— Не отталкивай его ради меня.

— У меня на то есть другие причины.

— Нельзя злить мерданта! Тиг тебя и пальцем не тронул, а ты ведь едва не погибла. Ты должна…

Лораль охнула и застонала.

— Повернись на бок, — посоветовала ей Дар. — У моей матери тоже были такие боли. Я знаю, это помогает.

Лораль легла на бок, Дар опустилась на колени рядом с ней.

— Я рада, что мы с тобой снова подруги, — сказала Дар и стала поглаживать спину Лораль. — Полегче?

Лораль вздохнула.

— Да.

— Хорошо. Такие боли обычно проходят. А если боль не пройдет и станет сильнее, это значит, что тебе пришла пора рожать.

— А если это случится, ты знаешь, что делать?

— Нет, — честно призналась Дар.