"Бесстыдница" - читать интересную книгу автора (Саттон Генри)

Глава 9

— Итак, ты хочешь дирижировать оркестром.

— Что?

Джаггерс, сидевший за письменным столом, откинулся на спинку просторного кожаного кресла и звонко расхохотался. Потом смех вдруг оборвался, причем вышло это столь неожиданно, что Мерри даже испугалась. Джаггерс нагнулся вперед, пристально посмотрел на нее и серьезным голосом спросил, почему Мерри хочет стать актрисой.

— Почему именно актрисой? Почему?

— Потому… Потому что у меня это получается. Мне так кажется, во всяком случае. Фамилия отца, ваша поддержка и способности, которыми, как мне кажется, я обладаю…

— Нет, я не то имел в виду. Это я все и так знаю. Просто дело в том, что заниматься этим придется мне. Вначале, по меньшей мере. Так что вопрос лишь в том, насколько это нам нужно. Почему, черт побери, тебе так хочется стать актрисой?

— Просто хочется — и все.

— Ну, пораскинь мозгами. Ты же прекрасно знаешь, какова жизнь у актера. Грязь, мерзость. Не мне тебе рассказывать.

— Тогда почему вы мне это говорите?

— Потому что ты мне нравишься, — ответил Джаггерс. — Ты жила в моем доме, сидела с нами за одним столом… Послушай! Будь у меня дочь, я бы запретил ей даже мечтать о том, чтобы стать актрисой. То же самое сделал бы твой отец. Если хочешь, считай, что я настаиваю на этом потому, что как бы представляю сейчас его. Но я представляю также и себя самого. В деньгах ты не нуждаешься. Тебе не пришлось пробиваться наверх из низов общества. Умом ты не обделена. Мне наплевать на то, что у тебя стряслось в Скидморе. Ты можешь добиться в жизни всего, чего душа пожелает. Так что спрашиваю тебя в последний раз — и прошу, чтобы ты сама задала себе этот вопрос, — зачем тебе это понадобилось? И должна ли ты ступать на такую тернистую стезю? Если серьезных причин или необходимости нет, то давай забудем это как дурной сон.

— Так вы отказываетесь представлять мои интересы? — спросила Мерри.

Идя к Джаггерсу, она даже не предполагала такого поворота событий. И вдруг ее уверенности как не бывало, напротив, ей стало одиноко и страшно в кабинете Сэмюэля Джаггерса. Мерри вдруг поняла, что перед ней вовсе не тот мистер Джаггерс, которого она знала прежде, а совершенно другой Джаггерс — человек, о котором были так наслышаны все начинающие старлетки и о встрече с которым могли мечтать с таким же успехом, как о знакомстве с джайпурским махараджей или принцем Монако. Великий Джаггерс входил в горстку всемогущих заправил шоу-бизнеса, и для него в этом бизнесе не было никаких проблем. Если вдруг Джаггерс в силу каких бы то ни было причин откажется ей помочь, то ее песенка спета. Что ей тогда делать? Ладони Мерри увлажнились, но она не стала вытирать их о край шерстяной юбки, чтобы Джаггерс не заметил ее волнения.

Джаггерс явно не торопился с ответом. Он посмотрел на Мерри, потом приподнял очки, протер глаза и водрузил очки на место. И лишь тогда ответил.

— Нет. Я буду представлять твои интересы, — сказал он. — Но хочешь знать почему?

— Почему? — спросила Мерри, поражаясь, насколько слабо и жалобно прозвучал ее голос.

— Не потому, что ты мне нравишься. Будь моя воля, ты бы на пушечный выстрел к сцене или камере не подошла. Но таких прав у меня нет, а швыряться деньгами не в моих правилах. Ты же стоишь кучу денег. Да и для тебя лучше, если твоим агентом станет человек, который в этом деле собаку съел. Я не хочу, чтобы тебя знали только как дочь знаменитого актера. Ты, конечно, могла бы и сама сняться в паре легкомысленных комедий, а потом угодила бы в Рим, где довольствовалась бы незаметными ролями в бесконечных исторических эпопеях или в фильмах ужасов. Но все это не принесло бы тебе успеха, как, впрочем, и мне. И твоему отцу. Да, поначалу мы, конечно, воспользуемся и его именем. И я смогу защитить его доброе имя, если сумею убедиться, что ты будешь вести себя правильно и не поставишь в неловкое положение ни себя, ни его, ни меня.

— Я понимаю, — пробормотала Мерри, потупив взор.

— Ты уверена? Я ведь никогда прежде не говорил с тобой так. До сих пор мы были друзьями. Теперь — никаких друзей. Ни меня, никаких других. Ты входишь в довольно грязный мир. Когда вокруг болтаются огромные деньги, словно дерьмо в сточной яме, дружба — врозь. В последний раз предупреждаю тебя как друг — никаких друзей больше нет. Есть только одна счастливая семейка барракуд, готовых растерзать друг друга на части.

— Да, сэр, — сказала Мерри. Она испытывала одновременно ужас и восторг. Откровенность Джаггерса испугала ее, но, с другой стороны, ей было приятно сознавать, что отныне ей обеспечена настолько мощная поддержка.

Джаггерс раскрыл лежавшую на столе кожаную папку и достал из нее лист бумаги с тиснением. Мерри разглядела монограмму — две крупные буквы: «С» и «Д». Он принялся составлять список, одновременно повторяя вслух то, что должна сделать Мерри. Потом отдал список ей.

— Прежде всего тебе нужно снять квартиру. Желательно в Ист-Сайде, в районе Пятидесятых или Шестидесятых улиц. Но только не дальше — в противном случае львиную долю времени будешь проводить в такси. Обратись к Джин Кушинг — она подскажет, где сейчас есть приличные квартиры. Когда выберешь квартиру, поставь меня в известность. Я подскажу тебе, как правильно установить телефоны.

— Телефоны? — переспросила Мерри.

— Да. У тебя будут два номера. Один — официальный — будет числиться во всех телефонных книгах. На него ты никогда не отвечай. Второй не будет зарегистрирован.

— Но зачем мне… — начала было Мерри, но осеклась.

— Чтобы в три часа ночи тебя не разбудил какой-нибудь маньяк, которому втемяшилось в башку, что ты мечтаешь с ним трахнуться. Ясно?

— Да, — кивнула Мерри. Чушь какая! Кому может такое прийти в голову? Тем не менее она устыдилась, что сама до этого не додумалась.

— До тех пор пока ты не снимешь квартиру, тебе придется жить в… Хотя, если хочешь, можешь остановиться у нас. Или в гостинице — если пожелаешь. И еще, мне кажется, тебе нужно получиться в школе.

— Извините?

— Я имею в виду театральную школу. Попробую тебя пристроить в приличное место.

Отдав список Мерри, Джаггерс спросил, есть у нее какие-нибудь вопросы.

— Может быть, я сразу поеду к этой Джин Кушинг, не откладывая?

— Что ж, хорошая мысль. Ты уже обедала?

— Нет, — призналась Мерри.

— Тогда сперва поешь. Перехвати где-нибудь гамбургер. Или «хот-дог». Месяца два спустя ты уже не сможешь больше позволить себе такое.

Он откинулся на спинку кресла и улыбнулся — впервые со времени ее прихода в его кабинет.

— Спасибо, — сказала Мерри.

— А я еще ничего для тебя не сделал, — возразил Джаггерс.

Мерри встала и шагнула к двери. Она не успела еще выйти из кабинета, как Джаггерс уже диктовал секретарше поручения.

За Джаггерсом стоило понаблюдать во время работы. Пока он звонил, отдавал распоряжения, диктовал письма или просто раскачивался в кресле, предаваясь размышлениям, Мерри не сидела в его кабинете. Это ей было ни к чему. Утром ей оставалось только проснуться и встать — все остальное делал за нее Джаггерс. Мерри чувствовала себя картой в колоде фокусника. Правда — козырной. Тузом. Ее внешность соответствовала даме. Деловые способности Джаггерса и его связи следовало оценить как валет. Его умение создать рекламу было эквивалентно десятке. Оставалось только вытянуть короля (при условии, что у Мерри была хоть капелька таланта), чтобы заполучить выигрышную комбинацию.

— Ничего, мы пробьемся в любом случае, — сказал он как-то Мерри. — Есть у тебя талант или нет. Для того чтобы сняться в кино, особый талант и не нужен. Лэсси, что ли, талантлива? Или Пиппа? Или Триггер? Если животное может позировать перед камерой, то и ты как-нибудь сумеешь. Для этого достаточно уметь выполнять простейшие команды. Игра, актерские навыки — все это чушь собачья! Более того, это только мешает. Ты видела, как снимается кино?

— Нет, — ответила Мерри.

— Да что ты? Ладно, это неважно. Все дело в дублях. Пусть сцена длится двадцать секунд. Или тридцать. Или даже целую минуту. Все равно ее снимают десять, двадцать, а то и тридцать раз. По теории вероятности хоть разок из тридцати у тебя должно получиться. Все зависит от удачи, а большинство звезд — просто везунчики, можешь мне поверить. Если же у тебя есть хоть какие-то способности, мы обязаны их использовать. Можем попробовать сразу сыграть по-крупному. Могу пробить тебя на главную роль с таким же успехом, как на эпизодическую. Единственная разница состоит в том, что с большой высоты больнее падать — вот и все.

В шоу-бизнесе кратчайшее расстояние между двумя точками — виток спирали; чтобы стать звездой в Голливуде, пробиваться нужно в Нью-Йорке. Помимо непременной школы актерского мастерства, занятия в которой проходили несколько раз в неделю, Джаггерс начал с того, что устроил Мерри на сеансы фотосъемки к самым известным фотографам. Гомер Зенакис четыре часа снимал Мерри на Джоунс-Биче на фоне песка и волн. Причесанную. С развевающимися волосами. Босиком. В купальнике. С бокалом шампанского. Со старинной медной подзорной трубой.

В конце сеанса Мерри еле держалась на ногах. Зенакис погрузил свое оборудование в красный «ягуар» и укатил. Один из его помощников отвез Мерри домой в «форде».

Войдя, Мерри перезвонила в бюро, где принимали все ее телефонные звонки, и узнала, что, как всегда, звонили от Джаггерса. Джаггерс звонил ей так часто, что Мерри подозревала, не проверяет ли он просто — делает ли она все, что от нее требуется. Или приучает пользоваться услугами телефонной службы, к которой Мерри привыкла всего за неделю. Когда она перезвонила, Джаггерс снял трубку сам.

— Послушайте, юная леди, — сразу начал он. — Почему вы до сих пор не написали своему отцу?

— Я… — Мерри запнулась, затем проговорила. — Я хотела удивить его.

— Что ж, он удивлен, это верно. И здорово рассержен. Было бы неплохо, если бы ты написала ему сегодня же вечером.

— А что я ему скажу? В последнее время мы почти не общались.

— Напиши хотя бы, что ты в Нью-Йорке. Что поступила в драматическую школу.

— Но…

— Никаких «но». Сделай, как я тебе говорю.

— Почему?

— Потому что он разгневан, а он — мой клиент. Мои клиенты всегда должны быть довольны. Сделай это, не упрямься.

— Хорошо. Напишу. Обещаю.

— Вот и отлично. И добавь также, что мистер Коло-дин очень тобой доволен.

— Это и в самом деле так?

— Да, я говорил с ним сегодня днем. И еще напиши, что начинаешь брать уроки дикции и риторики.

— Вот как?

— Да, с завтрашнего дня. Во всяком случае, когда он получит письмо, одно-два занятия уже состоятся.

— Но зачем мне…

— Это — предложение Колодина. — А, тогда понятно.

— Хорошо.

— И еще, мистер Джаггерс?

— Что?

Она чуть замялась, решила было, что лучше промолчать, но потом все же не выдержала и сказала:

— Извините, если из-за меня у вас какие-то неприятности. Я имею в виду — с моим отцом…

— Ничего, я этого ждал, — прервал он, вмиг развеяв опасения Мерри. — Все обойдется.

— Будем надеяться.

— Да. Как бы то ни было, это уже не твоя забота.

— Почему?

— Я бы не стал рисковать и не возился бы с тобой, если бы не был уверен, что из тебя выйдет толк. Я уверен, что ты пробьешься. И Колодин тоже так считает.

— Я об этом даже не мечтала, — честно призналась Мерри.

— Скоро научишься, — рассмеялся он и положил трубку.

Мерри поставила на плиту чайник и села на тахту со сценарием в руках, чтобы еще раз прорепетировать сцену из «Трех сестер». В пятидесятый раз.

Как ни странно, жила она довольно спокойно. Хотя свободного времени совершенно не оставалось, да и к вечеру она буквально валилась с ног от усталости. Забиралась в ванну со сценарием в надежде подучить текст, но сил не было, и Мерри просто нежилась в горячей воде — ей казалось, что усталость постепенно покидает мышцы, растворяясь в воде. Друзьями или хотя бы новыми знакомыми, с которыми можно было посидеть вечерком и приятно провести время, Мерри так до сих пор и не обзавелась. В школе ее сторонились — и вполне объяснимо. Ведь работали другие стажеры ничуть не меньше Мерри, но прекрасно понимали, что она пробьется быстрее. На стороне Мерри были и громкое имя, и связи, и деньги, наконец. Нет, держались с ней вполне вежливо, но зависть ощущалась буквально во всем. В ответ Мерри старалась только работать еще усерднее, вкалывая до седьмого пота, чтобы завоевать хотя бы расположение других студийцев.

Однажды утром, вернувшись домой с очередного урока дикции и риторики, Мерри обнаружила в своем почтовом ящике большой конверт от Джаггерса. Внутри она нашла иллюстрированный разворот с весенними модами, который собирался поместить журнал «Вог» в одном из ближайших номеров. А в нем — свою огромную цветную фотографию с бокалом шампанского — одну из тех, что снимал Зенакис на берегу Атлантического океана. Мерри позвонила в телефонную службу и узнала, что Джаггерс просил перезвонить ему. Она позвонила. Джаггерс с места в карьер сказал, что пора начинать. Ни с чего-то сверхъестественного, конечно, но так, чтобы мир узнал о том, что она существует.

— У тебя есть под рукой карандаш? — спросил Джаггерс.

— Да.

— Хорошо. В три часа тебя ждут в «Элизабет Арден». А в половине пятого ты должна быть в «Сент-Реджисе». Желательно, чтобы ты появилась на четыре минуты позже. Не в баре Кинга Коула — он только для мужчин, — а в небольшом коктейль-баре по соседству с ним. Знаешь его?

Мерри не знала, но была уверена, что найдет.

— Со мной будут двое — Билл Карр и Джеймс Уотерс.

— Драматург?

— Он самый. Теперь повтори.

Мерри повторила. В три — салон «Элизабет Арден». «Сент-Реджис» — без двадцати шести пять.

— Хорошо, — похвалил ее Джаггерс, — Если получится, то поспи немножко. Мы можем сегодня засидеться допоздна.

— Как здорово! — восхитилась Мерри.

— Прибереги свой пыл для другого случая, — сварливо посоветовал Джаггерс и положил трубку.

С упреком Джаггерс поторопился. Мерри возликовала вовсе не потому, что хотела посидеть в ночном баре. Обрадовало ее то, что колесики, наконец, завертелись. Да и все, с этим связанное, казалось ей страшно увлекательным. В салоне, например, и косметички и парикмахер уже знали, что с ней делать. Джаггерс уже звонил и специально договорился о том, какую сделать Мерри прическу и какой наложить грим. И — к какому времени она должна быть готова. В коктейль-бар отеля «Сент-Реджис» Мерри прибыла ровно без двадцати шести пять — все трое мужчин уже сидели за столиком и пили виски. Джаггерс, не спрашивая Мерри, заказал для нее сухое шерри.

— Мне очень понравилась ваша фотография в «Воге», — заметил Билл Карр.

— Но ведь журнал еще не вышел, — удивилась Мерри.

— Мистеру Карру высылают сигнальные экземпляры, — пояснил Джаггерс.

— Нет ничего безжизненнее сегодняшней газеты, — произнес Карр.

Джаггерс хмыкнул, Мерри улыбнулась, тогда как Джеймс Уотерс даже ухом не повел. Он сидел с постным лицом, делая вид, что скучает. Или — и в самом деле скучал. Словом, он совершенно не походил на автора искрометной и зажигательной комедии, от которой в прошлом году публика стояла на ушах. Мерри, как ни силилась, так и не смогла представить, способен ли он улыбаться.

Беседу вели главным образом Джаггерс с Карром. Разговор шел по пустякам, почти ни о чем.

Когда бокалы почти опустели, Карр вытащил из внутреннего кармана своего шелкового переливающегося пиджака лист бумаги с отпечатанным текстом и протянул Уотерсу.

— У вас есть причины воспротивиться вынесению приговора?

— Нет, ваша честь.

— Это не слишком лестно для мисс Хаусман, — сказал Джаггерс. Он улыбался, но в позе чувствовалось напряжение.

— Но отнюдь и не нелестно. Приговор относится к нам обоим. А если я кого-то обижаю, то только вас двоих, — обратился Уотерс к Джаггерсу и Карру. — А вам все равно.

— Ничего подобного, — возразил Джаггерс.

— Очень остроумно, очень, — едко заметил Карр.

Но Уотерс уже углубился в расписание.

— Поразительно гнусно, — проворчал он. — А у нее есть экземпляр?

— Нет, она же будет с вами.

— Ах, да, конечно.

— В этом же весь смысл, — напомнил Карр.

— Совершенно верно, — подтвердил драматург. — Ну, что ж, мисс Хаусман, значит, сегодня вечером я буду иметь честь заехать за вами в десять часов, да?

— Наверное, — ответила Мери.

— Благодарю вас.

— А вы знаете, где я…

— Да, здесь все написано.

Карр подозвал официанта, подписал счет и оставил два доллара на чай.

— Что ж, тогда до десяти?

— Да, — ответила Мерри и улыбнулась. Странный человек этот Уотерс.

Они покинули бар вместе, а выйдя из гостиницы, распрощались.

Джаггерс нарушил молчание, когда они с Мерри отошли от «Сент-Реджиса» на добрых полквартала, Он спросил:

— Как они тебе показались?

— Не знаю. Мистер Карр мне не очень понравился.

— Когда нужно, он — само очарование. Знаешь, чем он занимается?

— Нет.

— Он добытчик. — Добытчик?

— Да. Раздобывает новости, сплетни, забавные истории и тому подобное для газет. Многие самые известные издатели охотно пользуются его услугами. У него много клиентов, которым нужно, чтобы их фамилии почаще появлялись в прессе.

— Я теперь тоже его клиентка?

— Не совсем. Зато я — в числе его клиентов. А через меня, стало быть, и ты.

— А мистер Уотерс?

— В такой же степени, как и ты. Его пресс-секретарь имеет дело с мистером Карром.

— Мне кажется, вид у мистера Уотерса был не самый радостный.

— Да, ты права. Ему такое в новинку. Тебе-то просто нужно, чтобы твое имя начало мелькать в газетах. Ему же — совсем другое. Он и актер, исполняющий главную роль в его новой пьесе, как бы тебе сказать… и, словом, они любовники. А пресс-секретарь не хотел бы, чтобы этот факт стал достоянием гласности. Поэтому мы решили, что Уотерс должен завести новый роман. С тобой.

— Со мной?

— Да. Но ты не бойся: он абсолютно безвреден. Он тебя даже пальцем не тронет. Ты совершенно не в его вкусе.

— Очень приятно это слышать.

— Бизнес есть бизнес. Он будет выводить тебя в свет. В такие места, где обязательно присутствуют репортеры, занимающиеся светской хроникой. Остальное — забота Kappa. Все в нем заинтересованы: владельцы баров, исполнители, виноторговцы… Все очень хитро переплетено.

— И все это продается и покупается?

— Да, в большей или меньшей степени.

— Тогда зачем нам где-то появляться, если можно выдумать все что угодно?

— Ладно, нечего здесь философствовать. Даже у Kappa есть свои принципы. Конечно, в газете могут напечатать все, что им вздумается, но даже самые отъявленные сплетники не хотели бы, чтобы их уличили во лжи. Так что нужно, по крайней мере, соблюдать приличия. Все знают, что Уотерс — гомик. Если же вас увидят вместе у Элмера, публике придется делать выбор: чему верить — собственным глазам или досужим сплетням.

— Где это — у Элмера?

— В «Эль-Морокко».

— А, ясно. Я никогда там не бывала.

— Ты ровным счетом ничего не потеряла.

Они достигли здания, в котором размещалась контора Джаггерса. Джаггерс сошел с тротуара, остановил такси, посадил в него Мерри и пожелал ей приятно провести время.

— Спасибо, — фыркнула она.

Стрелка часов приближалась к десяти, когда позвонил консьерж и известил Мерри, что к ней приехал мистер Уотерс. Мерри сказала, что она его ждет. Сама же быстренько забежала в ванную, посмотрелась в зеркало, убедилась, что все в порядке, и вернулась в гостиную. Не успела она присесть, как в дверь позвонили.

— Привет, — мрачно проскрипел Уотерс, когда Мерри открыла дверь.

— Привет, — ответила Мерри. — Заходите.

— Благодарю.

Уотерс вошел, повесил пальто на спинку стула и огляделся по сторонам. Потом подошел к книжному шкафу и принялся изучать корешки.

— Большинство моих книг находится на хранении, — объяснила Мерри.

— Естественно.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего. Просто я не сомневаюсь, что именно там они и находятся.

— А я вот сомневаюсь, что вы не сомневаетесь. И вообще — как вы себя ведете? Не успев зайти в квартиру, сразу полезть к книжным полкам! Это все равно что прийти в незнакомый дом и начать рыться в аптечке.

— Да? Это вы так поступаете?

— Послушайте, мистер Уотерс, мне очень жаль, что вы пришли в таком дурном настроении. Но уж коль скоро нам с вами нужно разыгрывать из себя влюбленных, давайте хотя бы притворимся, что нам очень весело вдвоем.

— Вам тут и карты в руки. Вы ведь актриса.

— А вы очень ехидный человек.

— Да. Таким уж я уродился.

— Может быть, выпьете чего-нибудь? — Нам сегодня целый вечер пить.

— Да вы, я вижу — сама любезность.

— Ну, а теперь кто ехидничает? — спросил Уотерс. — Кстати говоря, я вполне любезен. Нам и в самом деле придется пить целый вечер, а выпивка, между прочим, бесплатная. Вы — совсем еще юная девушка, которая мечтает стать актрисой. Я не знаю, насколько щедр по отношению к вам ваш папочка. Если он вас не слишком балует, то я бы посоветовал вам не сорить деньгами.

— Извините, — сказала Мерри. — Беру свои слова назад.

— Вы бы сняли эти суперобложки — книги из-за них кажутся расфранченными, как павлины.

— Но ведь в них книги лучше сохраняются, — возразила Мерри.

— А что тут сохранять? Первые издания? Если вам так важно их уберечь, так они и так уже стоят за стеклом.

— Да, пожалуй, вы правы.

— Естественно, я прав. Ладно, надевайте пальто. И может, хватит уже влюбленным ссориться?

Уотерс помог Мерри облачиться в пальто и придержал перед ней дверь. Удивительно непредсказуемый человек, подумала она. Резковатый, даже порой грубый, но вместе с тем учтивый и обходительный.

Пока они спускались в лифте, Уотерс вытащил из кармана полученный от мистера Kappa лист бумаги, взглянул на него, потом со вздохом убрал обратно.

— Настолько тяжело? — сочувственно спросила Мерри.

— Могло быть и хуже.

Сначала они заехали в клуб «Сторк». Их провели в зал для важных персон, и сам хозяин, Шерман Биллингслей, вышел поприветствовать их с флакончиком духов «Сортилеж» для Мерри и с бутылкой шампанского для них обоих. Несколько минут постоял и поболтал с Мерри и Уотерсом, а потом поспешил навстречу другой паре.

— Очень мило с его стороны, — сказала Мерри.

— Естественно. Позже заскочит Уинчелл и спросит у старины Шермана, были ли мы здесь. Это событие уже внесено в столбец хроники. Уинчелл просто лично удостоверится.

— Да, но французские духи…

— Шерман торгует ими. Он является дилером этой фирмы в Штатах. Все дело в рекламе. Вся карнавальная мишура будет при нас, только вот самого карнавала мы не увидим.

— А я никогда не бывала на карнавале. — Здорово!

Уотерс осушил бокал шампанского.

— А о чем ваша новая пьеса? — спросила Мерри.

— Какая пьеса?

— Мне казалось, что вы написали новую пьесу.

— Во-первых — не я, а во-вторых — не новую. Это — мольнаровская пьеса, а я ее только немножко переработал.

— Вот как?

— Выпейте еще вина, — предложил Уотерс. И многозначительно добавил: — Приятно иметь дело с ненавязчивой девушкой.

Они сидели, пили шампанское и слушали музыку. Но не разговаривали. Главное — сдержали обещание, данное Карру: появились вместе на людях. Наконец, Уотерс посмотрел на часы и провозгласил:

— Переходите на «Сент-Чарлз». Не проходите на «Идите». Не забирайте двести долларов.

— Это «Монополия». Я тоже в нее играла.

— Вы, я вижу, знаете толк в жизни.

— А почему же нет?

Уотерс оставил официанту чаевые и повел Мерри в «Метрополь», где они посидели и послушали Коузи Коула. Потом наведались в «Харвин», а напоследок заглянули в «Эль-Морокко». Их посадили на полосатый диванчик, и официант принес шампанское.

— Вы не проголодались? — осведомился Уотерс. — Может быть, заказать вам гамбургер или что-нибудь еще в этом роде?

— Только вместе с вами.

— Пожалуйста, — согласился Уотерс и заказал официанту два гамбургера. — Удивительное место. Разные столики по удобству различаются, как Сибирь и Майами. В этом зале всего восемь удобных столов. Четыре по ту сторону прохода и четыре здесь. А там, за танцлощадкой, сидят новички и пижоны, которые швыряются деньгами почем зря.

— А зачем они сюда приходят?

— Чтобы поглазеть на знаменитостей, детка. Больших и блестящих людей, имеющих все в обществе. Вроде нас с тобой.

Официант принес гамбургеры. У Мерри с утра маковой росинки во рту не было, так что она была очень признательна Уотерсу, который догадался предложить ей поесть. Едва она запустила зубы в сочную котлету, как в зале появились Билли Роуз и Дорис Лилли, которых усадили за один из столов для важных персон. Роуз заказал по чашечке кофе для себя и для Лилли. Уотерс рассказал Мерри, что Билли Роуз приходит сюда каждую ночь, часа в три, выпивает чашечку кофе, а потом уходит.

— Дурацкий образ жизни, не правда ли?

Мерри согласилась.

— Только ничего не говорите.

Мерри уже раскрыла было рот, чтобы спросить — кому именно она не должна ничего говорить, как к их столу подошел приземистый остролицый мужчина. Леонард Лайонс. Уотерс познакомил его с Мерри. Разговор зашел о новой пьесе Джима. Уотерс на сей раз умолчал о Мольнаре и только пробормотал что-то вроде: «Стараюсь, как могу».

Лайонс пожелал ему успеха и подсел к Билли Роузу.

— Ну, вот, дело сделано, — произнес Уотерс. — Теперь можно дожевать гамбургеры и двигать отсюда.

Мерри слегка передернуло от этого заявления. Она, конечно, понимала, что их встреча носит сугубо деловой характер, но тем не менее предпочла бы, чтобы Уотерс воздержался от подобных резкостей.

— Вы не станете возражать, если я выпью чашечку кофе? — спросила она.

— Нет, конечно. Бога ради. Если, правда, не хотите, чтобы я повел вас в более уютный ресторан. Эти полосатые, как зебры, диванчики — последнее в мире место, где я хотел бы пить кофе.

— Мне не хочется навязывать вам свое общество. Здесь, по крайней мере, нас обслужат быстрее.

— О, я вовсе не страдаю от вашего общества. Вы оказались куда приятнее, чем я ожидал.

— Вы, должно быть, всем девушкам так говорите.

— Нет. Вовсе не всем. — И на том спасибо.

Мерри прикончила гамбургер. Уотерс оставил свой наполовину недоеденным, пояснив, что не голоден. Покинув «Эль-Морокко», они зашагали по направлению к дому Мерри, рассчитывая по дороге встретить какое-нибудь местечко, где можно выпить кофе. Однако все уже было закрыто. Дойдя до угла дома Мерри, они остановились.

— Может быть, поднимемся ко мне и выпьем кофе?

— С удовольствием. Спасибо.

Они двинулись к подъезду. На улице было тихо, необыкновенно тихо. Машины уже не ездили, и город словно вымер. Лишь изредка в отдалении мелькало случайное такси. Бросив взгляд на наручные часы, Мерри увидела, что стрелки показывают без четверти четыре. Поднявшись в квартиру, Мерри пошла на кухню готовить кофе, тогда как Джим присел на софу. Квартирка была такая маленькая, что они могли спокойно переговариваться. Теперь, когда тяготы навязанного им обоим общения остались позади, Джим расслабился и даже порасспросил Мерри о ее жизни. Сколько времени она уже здесь живет и как ее отец отнесся к решению дочери стать актрисой. Слушая Мерри, Уотерс то и дело кивал, а потом, когда она закончила, заметил, что жизнь у нее и впрямь непростая и одинокая.

— Но ведь и у вас такая же, — сказала Мерри.

— У меня все по-другому, — ответил Уотерс. — Терять мне нечего, так что я всегда остаюсь в выигрыше. Я же считаюсь ненормальным. Изгоем. А театр — самое место для изгоев. Если дела у тебя складываются удачно, всем наплевать на то, что ты есть. Если же ты к тому же еще и неудачник, то остальным вообще на тебя наплевать. А вот для такой славной малютки, как вы… впрочем, что я про вас знаю? Может, у вас тоже есть какой-то тайный изъян, вроде моего.

— Что-то вы мрачновато рассуждаете.

— Да, вы правы. Устал, должно быть.

Он взял в руку чашечку и залпом осушил. Потом поднялся, зевнул и извинился.

— Спасибо за вполне сносный вечер. Не знаю, захотят ли они, чтобы мы проделали такую штуку еще раз. Но получилось вроде неплохо. Желаю вам удачи. И — спасибо за кофе.

После его ухода Мерри поставила пустые чашечки в раковину и легла спать.

Неделю спустя во всех киосках продавали журнал «Вог» с ее фотографией. И всю неделю в газетах появлялись заметки о них с Уотерсом. Настолько убедительные, что Мерри сама готова была в них поверить. Не тому, конечно, что у нее якобы роман с Джимом Уотерсом, но тому, что для нее настолько привычно и естественно мелькать в самых знаменитых клубах и ресторанах.

Пару дней спустя позвонил Джаггерс и попросил, чтобы Мерри заскочила к нему в контору. Когда она пришла, Джаггерс рассказал, что отклонил предложение снять Мерри на телевидении, поскольку считает, что начинать нужно с другого. К тому же он не был уверен, готова ли уже Мерри к тому, чтобы сняться на телевидении.

— Это довольно непростая игра, — сказал он. — Всего неделя репетиций, а потом все время прямой эфир. Если же провалишься, то карьере конец — по меньшей мере, на полгода. Так что рисковать не стоит.

Мерри выслушала и признала, что Джаггерс прав.

Впрочем, пригласил он ее совсем по иной причине. Оказывается, предложение поступило не только от телевидения. Киностудия «XX век — Фокс» предложила заключить с Мерри контракт на пять лет. Джаггерс считал, что от контракта тоже нужно отказаться, но, учитывая важность и привлекательность этого предложения, Мерри стоит самой его обдумать.

В любом случае, объяснил он, риска не избежать. Все дело в том, на что рассчитываешь. Если на худшее, как бывает, когда люди приобретают страховой полис, то в течение пяти лет ей будут выплачивать жалованье даже в том случае, если снимется всего лишь в одной картине. Или даже если вообще не станет сниматься. В лучшем же варианте, если первый же фильм принесет успех, Мерри в течение пяти лет станет получать гроши по сравнению с теми деньгами, которые получала бы, если бы не стала подписывать контракт. С другой стороны, она может не подписывать контракт сейчас, надеясь на то, что ей все равно предложат сняться, фильм будет иметь успех, и тогда предложения потекут со всех сторон. В таком случае будущее ей обеспечено.

— А что бы вы мне посоветовали, Сэм?

— Я посоветовал бы тебе поставить на себя и не подписывать контракт.

— Хорошо, я так и сделаю.

— Отлично. Теперь, когда мы приняли это решение, как бы ты отнеслась к тому, чтобы попробовать себя на сцене.

— С удовольствием. Но не на Бродвее, конечно? — Нет, как раз на Бродвее.

— Как здорово! Вы просто чудо!

— Вот и ладушки. Я тоже надеялся, что ты не откажешься. Возьми это домой и почитай как следует. Роль не заучивай, но постарайся в нее вникнуть.

— Какую роль?

— А как ты думаешь? Главную, конечно! Роль Клары.

— Вы шутите!

— Агент никогда не шутит. Во всяком случае, когда обсуждаются профессиональные вопросы.

Лишь, вернувшись домой и забравшись с ногами на кресло, Мерри прочитала имя автора: Джеймс Уотерс.

С домашним заданием Мерри справилась успешно. Мало того что она несколько раз прочитала пьесу, но она еще не поленилась, сходила в публичную библиотеку и отыскала в ней пьесу Мольнара, которую использовал и переработал Уотерс. Уотерс, пожалуй, был излишне самокритичен. И сюжет изменился, и персонажи новые появились, да и вообще от мольнаровской пьесы мало что осталось. Разве что живой и тонкий юмор, засверкавший в переработанном варианте новыми красками.

Мерри не хотела нести пьесу Уотерса в свою театральную школу. Тем более что там ей навряд ли досталась бы главная роль. Нельзя ей заикаться и о бродвейской постановке — ведь если почему-либо роль ей не достанется, тогда это обернулось бы для Мерри катастрофой. Во всяком случае — было бы невыносимо унизительным. А вот Мольнаром, сценами из мольнаровской пьесы она воспользоваться могла. Как, впрочем, и любой помощью Колодина, когда придет время произносить роль перед продюсером и режиссером. А автор? Должен ли Уотерс присутствовать на репетиции? Мерри решила, что да. Она даже не предполагала, приложил ли Уотерс руку к тому, что ей предложили сыграть роль Клары. Впрочем, ломать на этот счет голову Мерри не хотелось. Любой исход разочаровывал. Если Уотерс тут ни при чем, то это очень грустно. Все же друзьям приятно помогать. Если же сам Уотерс предложил ее на главную роль, то это разочаровывало вдвойне: ужасно сознавать, что искусство настолько зависит от каких-то нелепых случайных знакомств.

Мерри решила, что не будет об этом думать. Главное — как можно лучше прочитать роль. Мерри вжилась в образ, стараясь вложить в него как можно больше горечи и озлобленности, но так, чтобы окончательно не утратить теплоты и обаяния. Задача была не из легких. Наконец, репетиция состоялась.

— Дак, что ви думать? — спросил Колодин у класса после того, как Мерри, бросив последний взгляд в сторону удаляющегося Грегори, в отчаянии закусила ноготь большого пальца.

Мнения разошлись. Впрочем, так и должно было быть. Даже Сара Бернар не удостоилась бы единодушного признания и одобрения в этой аудитории. Мерри даже получила удовольствие от того, что восприняли ее настолько по-разному.

— Чересчур стервозна.

— Слишком кокетлива.

— Настроения меняются слишком резко…

— Я думать, — вмешался Колодин, — она выбирать правильный тон, но неправильный класс. Может ли женщина из мелкой буржуазии грызть ногти?

Все набросились на эту мысль, словно гиены на падаль.

— В сфере чувств любые классовые различия стираются.

— Нет, только так-то и можно выяснить подлинное социальное происхождение!

— Американцы не кусают ногти!

— А Мольнар был венгр!

Наконец, Тони Бассото пришел к Мерри на выручку:

— А можем ли мы вообще судить о социальном происхождении героини? Да, сейчас она вроде бы относится к мелкой буржуазии. А кем она была раньше, до брака с врачом? Такой жест позволяет нам обо многом догадываться. Это саморазоблачение. Он поразительно красноречив.

— Прекрасно! Прекрасно! Скажи мне, Мерри, — обратился Колодин, — как тебе прийти в голова такой решение? Почему ты решить кусать ноготь?

— Я вовсе не принимала такого решения. Просто вдруг моя рука сама поднялась… и мне показалось, что так будет правильно. К тому же я рассердилась. Вот почему для меня было так естественно укусить себя.

— Прекрасно! Прекрасно!

Трудно было даже припомнить, когда Колодин так хвалил кого-то в последний раз. Мерри была настолько счастлива, что почти не следила за сценой из Бекетта, которую разыгрывали два других студента.

Три часа спустя, покидая школу, Тони Бассото догнал Мерри и осведомился, не хочет ли она выпить с ним пива.

Мерри вспомнила, как вступился Тони за ее интерпретацию образа Клары (тем более что он был прав), и, возможно, отчасти поэтому с улыбкой ответила:

— Спасибо, с удовольствием.

Приглянулись ей и вьющиеся черные волосы Тони и голубые глаза — мать Тони, как он рассказал позднее, была ирландка, — сильное и гибкое тело. Мерри, конечно, и прежде обращала на него внимание. Ей была по душе и пылкость юноши, и звучавшая в его словах убежденная искренность. При этом одет он был неизменно в черный под горло свитер и выцветшие широкие джинсы. И ходил в одних и тех же черных туфлях с парусиновым верхом. Все это Мерри давно приметила и не раз гадала — мальчишеская ли это показуха или Тони и впрямь настолько беден. В глубине души она даже мечтала, чтобы Тони и в самом деле испытывал нужду. Ей еще прежде не приходилось близко сталкиваться с людьми, которые бы остро нуждались в деньгах. Поэтому сама мысль о том, что этот юноша посещает драматическую школу только из любви к искусству, подгоняемый неукротимым честолюбием и горькой нуждой, приятно волновала ее.

Тони привел ее в старомодный пивной бар, обставленный по классическим канонам: огромные резные столы темного дерева, широченные скамьи со спинками — и все пропитано старым добрым пивом. Тони чувствовал себя в этой обстановке как рыба в воде. В нем удивительно сочетались животная грация с мужской элегантностью, создавая необыкновенно естественную смесь, как в тонком коктейле.

Тони заказал им по кружке пива, а потом повернулся к Мерри и сказал:

— Сегодня в студии было здорово. — Он произнес эту фразу так, словно обдумывал и взвешивал ее всю дорогу. И добавил: — Ты меня просто поразила.

— Да что ты?

— Должен признаться: я поначалу был к тебе несправедлив. Я был уверен, что своим именем и происхождением… Словом, что ты просто выскочка. И на самом деле тебе ничего здесь не нужно. Ты и так способна сделать любую карьеру. Я рад, что ошибся.

— Это правда?

— Хотелось бы надеяться. И не только ради тебя, но и ради самого себя.

— Себя?

— Конечно. Разве тебе есть дело до того, что думают другие? Сейчас, по-моему, почти всем на все наплевать. А вот для меня главное — не свихнуться. Если же я позволю себе задуматься о всех ничтожных выскочках, которые делают себе головокружительные карьеры с помощью своих миллионов, у меня за неделю крыша поедет.

— А ты бы сам хотел этого? Я имею в виду миллионы.

— Да, когда-то я мечтал стать миллионером. В далеком детстве. Для этого есть много простых способов. Главное — знать свое дело. И быть в нем самым лучшим. Придет время, когда мне сделают очень выгодное предложение, но мне придется его отвергнуть. Я его отвергну. Есть у меня старый приятель, который разбогател, поставляя скатерти и полотенца в бары и рестораны. Мошенник, каких свет не видывал, зато денег — куры не клюют. Так вот, мне ничего не стоило нажить колоссальное состояние, работая с ним на пару.

— Но ты же сам говоришь, что он мошенник.

Тони немного помолчал, задумчиво переставляя кружку с места на место, отчего на поверхности стола оставались влажные круги. Потом он произнес:

— А вот ты совсем другая. Причем тебе, должно быть, даже хуже. Тебе бы ничего не стоило выгодно запродаться. Хоть сию минуту. Но тебе есть что терять Ты — настоящая актриса. Прирожденная.

— Спасибо, — сказала Мерри.

— Не за что. Я тут ни при чем.

— Я просто рада, что ты так считаешь. Что я могу стать актрисой.

— Да, причем первоклассной. Ты ведь уже и так без двух минут знаменитость. Крутишься по кабакам с драматургами, так что газеты об этом пишут.

— Это просто реклама. Так специально затеяли.

— Я так и думал. Но у тебя есть кто-то, кто о тебе заботится.

Тони неожиданно хихикнул, а Мерри потупила взор, Но в следующую секунду сама рассмеялась.

Природа влечения трудно постижима и даже абсурдна, так что попытайся кто-то расчленить ее на составляющие и представить в виде пластиковой молекулярной модели, она предстала бы перед взорами публики чем-то вроде изощренных механических игрушек Руби Гольдберга. Случайное высказывание, даже не таившее в себе двойного смысла, но вдруг понятное и одинаково воспринятое Мерри и Тони, вдруг породило целый каскад последующих событий. Так, у Руби за выпавшим из трубочки орешком в бег по колесу мигом устремляется белка, приводящая в движение рычаг, который приподнимает отточенную бритву, которая перерезает бечевку, на которой подвешена гирька, которая срывается и…

Тони заказал еще пива, и они продолжали отвлеченно беседовать, странным образом почти не слушая друг друга. Мерри заметила, что одно ухо у Тони расположено чуть выше другого, что почему-то показалось ей страшно милым и привлекательным. Тони, в свою очередь, залюбовался ее точеной шеей, изящными руками, прекрасным Лицом, в котором столь удивительно сочетались знаменитые черты отцовского облика с мягкими и нежными девичьими линиями, что придавало Мерри какую-то поразительную трогательность и хрупкость. Не желая признаваться ни себе, ни друг другу в столь откровенном интересе, оба собеседника и разговор-то продолжали поддерживать лишь для того, чтобы получить предлог незаметно пожирать друг друга глазами.

Как-то, слово за слово, вышло так, что Тони пригласил Мерри пойти с ним куда-нибудь поужинать, и она согласилась. Совершенно незаметно для себя Мерри переместилась с деревянной скамьи на обтянутый кожей диванчик в китайском ресторанчике, но при этом едва ли могла вспомнить, как они перешли улицу, миновали какие-то витрины, урны, почтовые ящики…

Лишь когда Тони, на минуту оставив ее, отлучился в туалет, Мерри сообразила, что забыла связаться со своей телефонной службой. Она решила, что не станет звонить, чтобы не портить себе лучший вечер со времени приезда в Нью-Йорк. Но потом ей стало не по себе. А все этот Джаггерс со своими строгими условиями. Она встала и подошла к телефонной будке возле стойки. Какой смысл сидеть и беспокоиться, когда проще позвонить и отделаться. Оказалось, что ей звонили. Мистер Уотерс оставил свой номер телефона и просил, чтобы Мерри перезвонила ему.

Мерри набрала его номер. В эту минуту вернулся Тони и, не застав ее на месте, принялся оглядываться по сторонам. Мерри распахнула дверь будки и помахала ему. Тони помахал ей в ответ. И тут как раз Джим Уотерс снял трубку.

— Алло!

— Здравствуйте, — сказала она. — Это Мерри Хаусман. Вы звонили?

— Да. Звонил, конечно. Естественно. Мне тут всучили пару билетов на сегодняшнюю премьеру. Пьеса, конечно, дрянная, но я должен присутствовать. Вот я и подумал, не согласитесь ли вы составить мне компанию. Если хотите, конечно.

— Ну… почему бы и нет. С удовольствием.

— Удовольствия вы не получите. Пьеса препаршивая.

— Ничего, — сказала Мерри. — Я никогда еще не была на премьере.

— Да, я так и думал. Поэтому и решил, что вам будет интересно.

— Очень мило с вашей стороны, — сказала она. Ей казалось странным разговаривать по телефону с Джимом Уотерсом и в то же время наблюдать через стекло телефонной будки за Тони.

— Значит, в четверть восьмого возле «Алгонкина», — повторила она. — Хорошо, я буду. Еще раз спасибо.

— Не за что, — сказал Уотерс.

Повесив трубку, Мерри поспешила к Тони, чтобы известить его о том, что ей пора идти. Ей оставалось меньше часа на то, чтобы добраться до своей квартиры, принять душ, переодеться и поспеть к месту встречи с Уотерсом.

— Да, конечно, — сказал Тони. — Я понимаю.

— Может быть, встретимся завтра вечером? — предложила Мерри.

— Хорошо, — сказал Тони. И улыбнулся так, что Мерри стало ясно: он и в самом деле все понимает и не обижается. И все же она бы предпочла, чтобы их свидание закончилось иначе. Всю дорогу в такси она пыталась представить, как Тони сидит за столиком в китайском ресторанчике, глядя на чайник с так и не разлитым по чашкам чаем. И чувствовала себя настоящим чудовищем, что бросила Тони там, одного. Что оказалась способной поступить так.

Догадайся Мерри справиться в телефонной службе, ей бы ответили что Уотерс позвонил ей почти в четыре часа — меньше чем за четыре часа до премьеры! Причем она была не первой, а последней из тех, кому он звонил. Даже получив согласие Мерри, Уотерс подумал, что она может обидеться на столь несуразное приглашение.

Однако она не стала уточнять, когда поступил звонок. Мерри такое даже не пришло в голову, тем более что она беспрерывно размышляла об Уотерсе, его новой пьесе и роли, которую ей предстояло в этой пьесе сыграть и которую, конечно же, помог получить ей сам Уотерс. На самом деле Мерри заблуждалась — Уотерс даже об этом не подозревал. Джаггерс не посвящал ее в свои профессиональные секреты. Мерри пришла бы в крайнее изумление, узнав, что появлению сценария в своей квартире она обязана едва ли не одному словечку, замолвленному Джаггерсом продюсеру Уотерса в турецкой бане.

Поскольку Мерри была уверена, что за приглашением на премьеру кроется нечто большее, она была крайне разочарована, когда после спектакля — а он и впрямь оказался довольно неважным, как и предупреждал Уотерс, — выяснилось, что никакого продолжения не последует. Джим предложил завезти ее домой!

— Но вы заглянете на чашечку кофе? — пригласила Мерри. — На сей раз у меня уже настоящий кофе — не растворимый.

— Нет, благодарю, — отказался он. — Я слишком устал. К тому же, будь я такой девушкой, как вы, я бы придумал тысячу способов, как провести этот вечер в гораздо более приятном обществе, нежели со мной.

— Это совсем не так.

— Не надо лгать. Если не уверены на все сто, что вам это сойдет с рук.

— Но я вовсе не… — начала было она, но осеклась. — Это же строчка из пьесы!

— Какой пьесы?

— Вашей пьесы. Это произносит врач.

— А вы откуда знаете? Это и впрямь из моей пьесы, но где вы могли ее видеть?

— Как, вы разве не знали? — пришел черед Мерри удивляться. — И сейчас не знаете?

— Нет. О чем вы?

— Что мне предложили играть Клару. А я-то думала, что это ваших рук дело.

— Вам? Клару? Нет, я впервые об этом слышу.

— Честно?

— Конечно, честно! — отрезал он. — Что за дурацкая мысль?

— Спасибо.

— Я имел в виду не то, что вам предложили роль Клары, а ваше предположение о том, что «моих рук дело». Это ведь не детские игрушки и не чайные посиделки!

— Я знаю.

— Господи, да знай я наперед, что вы будете играть в моей пьесе, я бы ни за какие коврижки не пригласил вас с собой на премьеру. Это слишком усложняет жизнь. А что, если вы окажетесь совершенно бездарной? Я скажу вам это, а вы решите, что вас предали. Разозлитесь. И в чем-то будете даже правы. Если, конечно, не поверите, что я не имею к вашему приглашению на роль Клары ни малейшего отношения.

— Я вам верю, — тихо произнесла Мерри. — И я хочу, чтобы вы отвезли меня домой.

— Ну вот, вы уже обиделись, верно? Почему бы вам не заехать ко мне и не выпить со мной по рюмочке бренди? Такая восхитительная идиллия!

— Почему идиллия?

— Молоденькая старлеточка и дряхлеющий драматург. Чем не находка для классической старой комедии с участием Кэтрин Хепберн и Спенсера Трейси? Совершенно чумовая встреча и все такое.

— Что такое «чумовая встреча»?

— О, это хитрая штука. Допустим, знаменитая мадам — содержательница борделя, и психиатр, принимающий на дому пациентов, каждый заказал себе по новой кровати для своих профессиональных нужд. В одном и том же мебельном магазине. Но доставщики магазина все перепутали и привезли кушетку психиатра в бордель, а кровать мадам — психиатру. И вот мадам с психиатром встречаются у окошка для подачи жалоб. Представляете?

— Пожалуй, — с сомнением произнесла Мерри. — Мне не часто доводилось смотреть подобные фильмы.

— Я знаю. Вы — обескураживающе молоды. Но давайте заедем и пропустим по стаканчику бренди.

— Спасибо, с удовольствием.

И по дороге и уже придя в роскошную квартиру Джима Мерри продолжала думать о Тони. Мысли о юноше не выходили у нее из головы и тогда, когда Джим стал рассказывать ей о трудностях первых шагов на театральной сцене, о своем восхищении мужеством актеров, живущих одними надеждами и постоянно расточающих улыбки, хотя на самом деле на сердце у них скребут кошки.

Джим отправился на кухню за следующей бутылкой бренди. Первая уже почти опустела. Мерри воспользовалась возможностью, чтобы выйти в ванную.

— Пройдите через спальню! — крикнул Уотерс.

В просторной небесно-голубой спальне стояла широченная кровать. Мерри поневоле попыталась представить, как может выглядеть спальня Тони. Уж конечно, совершенно не так, как эта.

В ванной, моя руки, Мерри посмотрелась в зеркало, укрепленное на дверце аптечки. И тут же вспомнила, как сказала Джиму, что разглядывать книги в чужой квартире — все равно что прийти в гости и начать рыться в аптечке. Оглянувшись по сторонам, она заметила поднос, уставленный всевозможными одеколонами и лосьонами после бритья, а потом шутки ради приоткрыла дверцу аптечки и заглянула внутрь.

И тут же кровь бросилась ей в лицо. На внутренней стороне дверцы красовалась огромная — одиннадцать дюймов на четырнадцать — фотография мужского возбужденного члена! Самого Джима? Его любовника? Мерри быстро прикрыла дверцу и, не чуя под собой ног, выскочила из ванной. Лишь оказавшись в спальне, она остановилась, чтобы перевести дух. Уотерс не должен догадаться о том, что она заглядывала в его аптечку. А вдруг он сейчас как раз об этом и думает? И предвкушает удовольствие? Ладно, она не станет ломать над этим голову. Будь что будет. Надо только сделать вид, что ничего не случилось. А потом у себя дома она спокойно поразмыслит о случившемся.

Он подал ей рюмочку с бренди из новой бутылки. Ни выражение его лица, ни голос нисколько не изменились. Разговор зашел о новой пьесе. Мерри сказала, что, по ее мнению, он возвел на себя напраслину — от Мольнара в пьесе почти ничего не осталось.

— А вы читали Мольнара? — поинтересовался Уотерс. Мерри рассказала о том, что приготовила несколько сценок из Мольнара для своей школы.

— Что ж, в старательности вам не откажешь, — сказал Уотерс. — Осталось только подождать и проверить, есть ли у вас талант.

— Да, это единственное, что осталось, — улыбнулась Мерри. Потом допила бренди, поблагодарила Уотерса и извинилась за то, что засиделась. — Тем более что вы сегодня устали. Спасибо, что уделили мне столько времени. Мне пора идти.

— Что вы, я с удовольствием посидел бы с вами еще.

— Спасибо, это очень любезно с вашей стороны, — сказала Мерри и еще раз поблагодарила Уотерса за то, что он пригласил ее на премьеру.

— Что ж, тогда на читке увидимся, — сказал он. Судя по всему, он подразумевал, что до читки они уже не встретятся. Что же, вполне резонно. Он помог Мерри надеть пальто и проводил ее вниз.

Вернувшись домой, Мерри попыталась разобраться в своих мыслях. Вновь и вновь она задавала себе вопрос: каким образом увиденная ею фотография повлияла на ее отношения к Джиму. Ведь о том, что он гомосексуалист, Джаггерс сказал ей это в тот самый день, когда она впервые встретилась с Уотерсом в «Сент-Реджисе». Да и обращался с ней Уотерс даже лучше, чем можно было ожидать. И все же эта огромная непристойная фотография все изменила. Мерри увидела нечто, ей не предназначавшееся. Не увеличенные гениталии, нет, но некую сокрытую от посторонних глаз частичку души Уотерса, которая испытывала потребность в подобном изображении. Мерри казалось несправедливым, что именно на нее свалился такой груз, обязанность постижения столь сокровенной тайны. И, осознав это, она вдруг начала понимать. Ведь, помещая фотографию в такое место, Уотерс наверняка знал, что найдутся люди, которые могут ее увидеть. Следовательно, он специально пошел на это. И ни один из тех, кто случайно заглянул в аптечку, не смог бы обвинить Уотерса в непристойности, в том, что он выставляется напоказ. Человек, увидевший фотографию, поневоле становился своего рода сообщником Уотерса. И поделом — никто никого не принуждал открывать аптечку! И уж дальше — делом этого человека — мужчины или женщины — было принять или отвергнуть то, что Джим Уотерс считал своей сущностью. Его гомосексуализм — странность или обличительную особенность. Как бы это ни называлось.

Раздумывая об этом, Мерри вдруг пригорюнилась. Если она права, то насколько же несчастен должен быть Джим Уотерс. Насколько же он должен себя презирать! И невольно — уж слишком разителен был контраст — она вспомнила Тони Бассото, сильного и уверенного в себе.

Тони еще долго не выходил у нее из головы. Лежа в постели и уже почти засыпая, Мерри подумала о том, что его может ждать в дальнейшем. Одного или их обоих. С тех пор как она приехала в Нью-Йорк, она довольно остро ощущала свое одиночество и заброшенность. Уже погружаясь в сон, Мерри припомнила, как смотрел на нее Тони через стекло телефонной будки. Потом каким-то образом облик Тони вдруг плавно превратился в другое изображение, фотография которого красовалась на внутренней стороне дверцы аптечки…

Утром Мерри проснулась с таким ощущением, словно между ней и Тони все уже случилось. Она с таким нетерпением и вместе с тем с такой уверенностью предвкушала, как встретит Тони в школе, словно они уже стали любовниками. Решение пришло само собой, из глубины ее души, и теперь она только радовалась. За себя. За Тони. За них обоих. И тем не менее по дороге в школу Мерри немного нервничала. Вдруг она обманулась? Нет, в Тони она не могла ошибиться. Он не такой, как остальные. В противном случае она никогда уже больше не сможет доверять собственным чувствам.

Но всех ее страхов как не бывало, едва он вошел в аудиторию. Тони сразу, как только увидел ее, помахал рукой и радостно улыбнулся. Мерри тоже улыбнулась и приветливо кивнула в ответ. И потом, пока шли занятия, она постоянно ощущала его присутствие, и на душе у нее было удивительно спокойно и легко. Хотя в школе Мерри занималась всего шесть недель, а Тони появился здесь на три недели позже, ей казалось, что они уже знакомы целую вечность. После занятий, когда они вместе спускались по лестнице, Тони взял ее за руку. Он никогда прежде этого не делал, но жест его показался Мерри настолько естественным, приятным и даже привычным, что она с трудом заставила себя поверить, что прежде такого не случалось.

— Пойдем ко мне? — спросила она, когда они очутились на улице.

— Нет. Ко мне, — сказал Тони.

Тоже вполне естественно. Словно так было всегда. Мерри даже понравились повелительные нотки в его голосе. Она впервые получила удовольствие от опеки.

Они неспешно шагали в южном направлении, наслаждаясь обществом друг друга.

— Мне нужно кое-что купить тут, — произнес Тони, указывая на небольшой итальянский магазинчик впереди. — А живу я как раз напротив.

В магазинчик они зашли вдвоем, и Мерри следовала за Тонни по пятам, пока он продвигался вдоль стеллажей, отбирая в тележку нужные продукты. Тосканский перец. Генуэзская салями. Оливки. Артишоки. Консервированные анчоусы. Тунец в собственном соку. Банка соуса. Ветчина.

— Что ты хочешь из этого приготовить? — спросила Мерри.

— А разве не понятно? Antipasto. Фирменную итальянскую закуску.

— Ясно, — неуверенно ответила Мерри.

— Ты готовить-то умеешь?

— Нет, Разве что растворимый кофе да суп из пакета, И еще сандвичи с сыром. Вот, пожалуй, и все.

— Как же ты живешь?

— Я пью растворимый кофе, варю суп из пакета…

— И сандвичи с сыром. Прекрасно! Придется научить тебя хозяйничать.

— А как ты научился?

— Выхода не было. Мать работала, а я сидел один дома. Вот и научился. А потом сам немного покрутился в одном ресторанчике. Но мне всегда казалось, что те из нас, которые хоть что-то умеют, должны помогать другим. Верно?

— Да, — согласилась Мерри.

Тони подкатил тележку к кассе, расплатился, и они вышли на улицу. Тони завернул в ближайшую фруктовую лавку, купил четыре огромных персика и вручил их Мерри. Потом, каждый со своим пакетом, они перешли улицу по направлению к дому Тони. Такое происходило с Мерри впервые. Ей было даже смешно представить, чтобы Элейн и Новотны или Мередит с Мелиссой переходили через улицу, нагруженные свертками с покупками. Интересно, а случалось ли такое вообще хоть раз с ее родителями? Вот Джаггерс со своей женой — другое дело; Мерри не раз видела, как они возвращались вместе с покупками.

Тони отомкнул дверь в подъезд собственным ключом и шагнул вперед в темный, но чистый подъезд.

— К сожалению, придется подниматься по лестнице на третий этаж, — предупредил Тони.

— Ничего страшного, — улыбнулась Мерри.

— Меня утешает лишь то, что это приличная зарядка.

— Да, это верно.

Они поднялись на третий этаж, и Тони отпер дверь своей квартиры. Распахнув ее, он пропустил Мерри вперед. Она вошла и посторонилась, пропуская Тони на кухню. Тони сложил покупки на столе и повернулся к ней.

— Ты хотела приготовить пищу? Я, конечно, буду сидеть рядом и подсказывать, что делать. А можешь попробовать и без меня. Тебе это пригодится в жизни.

— Пригодится? В каком смысле?

— Да я вот думал про твои дурацкие сандвичи с сыром. Нет, так жить нельзя!

— Вообще-то я ем еще кое-что. Паштет из «Кавьяртерии», например. Яйца. Могу зажарить яичницу.

— А бифштексы жарить умеешь?

— Нет.

— Сегодня, так и быть, сможешь попробовать. Причем научу тебя самому заковыристому способу. Это — когда жаришь ты, а рашпер потом моет кто-то другой.

— Может быть, ты сам зажаришь бифштексы, а я вымою рашпер?

— Как ты можешь такое говорить!

— Разве я сказала что-то не так?

— Нет, но это прозвучало так трогательно… Все в порядке, не волнуйся.

— Я вовсе не волнуюсь, — сказала Мерри.

Отодвинув в сторону банку с артишоками, Тони повернулся к Мерри и легонько поцеловал прямо в губы. Собственно, это был даже не поцелуй, а скорее ответ на ее слова — восхитительный, чуть вызывающий и немного волнующий ответ. Продолжать Тони не стал, да этого и не требовалось. Продолжение последует позже. И оба они это знали. Нужно было просто вести себя естественно и мило. Тони достал из холодильника две баночки пива и отнес их в комнату. Интересно, любит ли он пиво, подумала Мерри, или пьет его, потому что пиво дешевле. Они выпили прямо из баночек. Мерри припомнила, как одна девочка из школы «Мазер» — Мэри-Джейн или Мэри-Лу — в классном сочинении привела такой пример полного духовного разложения: вернувшись вечером домой в половине шестого, муж обнаружил, что его жена, которая все утро пронежилась в постели, возлежит на тахте, потягивая пиво прямо из баночки.

Она рассказала про это Тони, и они оба рассмеялись. Тони предложил ей сигарету и взял пепельницу с доски, служившей ему столом. Кроме доски и стула, другой мебели в комнате не было. Не считая кровати, конечно. Собственно говоря, это была даже не кровать, а матрас — огромный трехспальный матрас, лежавший прямо на полу и прикрытый зеленым плисовым покрывалом.

Несмотря на некоторую обшарпанность, комната выглядела чистой и опрятной. На стенах, кроме пары театральных афиш и огромного плаката с изображением Джеймса Кэгни, ничего не было.

— Почему именно Джеймс Кэгни? — спросила Мерри.

— Он служит мне вместо доски для метания дротиков, — ответил Тони.

— А почему в нем нет ни одной дырки?

— Я еще не успел купить дротики.

Мерри расхохоталась. Тони едва заметно улыбнулся. Мерри это пришлось по душе. Она терпеть не могла людей, которых веселили собственные остроты.

— Присядем, — предложил Тони.

Кроме матраса на полу, садиться было некуда. Мерри уселась, поджав под себя ноги. Тони сел рядом. Они принялись пить пиво.

Вскоре Тони стал как бы ненароком гладить Мерри по ноге — от коленки вниз к лодыжке, потом обратно. Кончики его пальцев так легко касались ее нейлоновых чулок, что Мерри едва замечала эти прикосновения. Внезапно ей пришло в голову, что Тони, который явно превосходил ее по возрасту, был самым молодым из тех мужчин, с которыми ей уже приходилось лежать в постели. Собственно, он станет первым, с которым она по-настоящему займется любовью, а не просто трахнется, подумала Мерри.

Тони ласково, даже обволакивающе улыбнулся и увлек Мерри рядом с собой на постель. Она послушно легла, позволив ему обнять себя. И Тони довольно долго просто лежал, сжимая ее в объятиях. У Мерри даже промелькнуло в мозгу, что Тони, возможно, хочет, чтобы они сперва поужинали. И тут Тони принялся — уже отнюдь не робко и нерешительно — целовать ее. В щечку, в лоб, в подбородок, а потом легонько в самые губы. И еще стал поглаживать мочку ее уха, что показалось Мерри странным. И вообще все, что она испытывала, казалось ей настолько странным и необычным, что походило на сон. Так продолжалось несколько минут, в течение которых Тони целовал ее и гладил мочки ушей и шею. Мерри показалось, что они плывут в танце. Она отдала инициативу своему более опытному партнеру, совершенно расслабилась и лежала, отдаваясь сладостным необычным ощущениям. И лишь тогда Тони, наконец, поцеловал ее уже по-серьезному, впившись в губы и просунув в ее рот свой язык, который с проворством напуганной змейки скользил взад-вперед, дразняще и игриво. Затем Тони придвинулся поближе и приник к ней всем телом — лишь тогда Мерри ощутила, насколько он возбужден.

Тони легонько прикоснулся к ее груди, обведя кончиками пальцев округлый контур. Мерри невольно подумала, что Тони делает так по привычке. Но уже в следующую секунду она отогнала прочь эту мысль, словно устыдившись. Нет, как она посмела вообразить такое про Тони — конечно же, он просто выражает так свои чувства.

Но не слишком ли он медлит? Мерри одной рукой обняла его за шею и погладила по спине. Тогда, наконец, Тони сжал ее в объятиях, словно прикосновение Мерри пробудило в нем страсть. И вдруг, прижимаясь к нему, Мерри почувствовала, что вся трепещет от желания. И даже больше — буквально сгорает от него. Жар, вспыхнувший в глубине ее чресел, разлился вверх по всему телу, так что заполыхали даже ушные мочки, которые еще совсем недавно ласкал Тони. Они душили друг друга в объятиях, словно два изголодавшихся зверя — пылко, страстно, — пока вдруг не заметили, что трутся друг о друга. И тогда Тони внезапно высвободился из ее рук и вскочил.

Что она натворила? Что случилось? О, нет, все в порядке; Тони улыбнулся и, предложив ей руку, помог подняться.

— Повернись, — сказал он. Тихо, но повелительно.

Она послушалась. И почувствовала, что пальцы Тони спускают «молнию» от воротничка ее платья до самой талии. Затем Тони расстегнул крючки ее бюстгальтера и, просунув руки внутрь и вперед, сжал ладонями ее груди. Потом поцеловал в шею и стянул платье с плеч Мерри. Платье соскользнуло вниз к ее ногам. Мерри чуть пригнулась вперед, и бюстгальтер упал на пол следом за платьем. Мерри повернулась лицом к Тони. Он тут же поцеловал ее. Ее соски терлись о черный свитер Тони. Щекотно, но даже приятно. И она ощутила страсть его желания сквозь ткань его джинсов.

Они разделись. Мерри, первой сбросила одежду, свернулась калачиком на матрасе. И тут же потянулась за сигаретой и закурила.

— Что это за штучки, черт возьми? — удивился Тони.

— Что ты имеешь в виду?

— Зачем ты закурила?

— Не знаю. Должно быть, стало немного стыдно.

— Какая чушь! — фыркнул Тони. — Затуши ее.

Мерри послушалась; потом взглянула на него. Обнаженный, Тони показался ей еще красивее. Она без смущения пожирала глазами его тело, потому что ей казалось, что Тони это нравится. Прощай, стыд, прощай, излишняя скромность — отныне последние барьеры между ними рухнули. Наконец-то Мерри полностью осознала красоту античных статуй, которые изучала по истории искусств. Тело Тони через ее полуприкрытые глаза казалось Мерри удивительно гармоничным сочетанием изящных линий, изгибов и плоскостей.

Тони повернулся и приблизился к ней. Он обнял ее, поцеловал, потом его руки заскользили по ее телу — по груди, по животу, по бедрам, к шелковистым завиткам на лобке. Мерри жадно потянулась к Тони. Тони почувствовал ее нетерпение и лег на нее сверху. Мерри тут же раздвинула ноги, но, несмотря на то что все ее нутро сгорало от желания принять Тони, ему что-то мешало.

— Расслабься, — велел Тони, глядя на нее сверху.

Расслабиться почему-то никак не удавалось. Что случилось? Мерри гадала, но не могла понять, что происходит. Она подумала, не должна ли сама помочь Тони, не следует ли ей самой вставить его член в себя, но потом решила, что это слишком бестактно. Наконец, Тони приподнял ее бедра к груди и решительно проник в ее лоно. Мерри сама сомкнула ноги за его спиной. От твердой пульсирующей наполненности внутри ее охватило неведомое прежде возбуждение. Всем нутром она вожделела Тони, но он вдруг замер. А потом начал двигаться снова. Медленно, мучительно медленно, растягивая удовольствие. В промежутках, когда они отдыхали, Мерри невольно вспоминала то, что с ней было раньше. Она вдруг осознала, что и Денвер Джеймс и Кэнфилд обходились с ней грубо. И еще поняла, что оба ее грубых учителя были правы: секс без любви — ничто. Но тут Тони начал двигаться быстрее и энергичнее. Мерри забыла обо всем, ощущая лишь лавину надвигающегося экстаза, которая поглотила ее. Мерри бессвязно лопотала, вновь и вновь повторяя имя Тони, а потом, когда внутри у нее, брызнув, расцвел жгучий фонтан, беспомощно, по-животному, всхлипнула и закричала от радости. Казалось, каждая клеточка ее тела кричала и радовалась этому освобождению, волшебному и сказочному полету. Огонь, переполнявший ее чресла, пожаром перекинулся на ее груди…

Лежа рядышком, не отрываясь друг от друга, они вдруг осознали, что буквально плавают в поту. Тони поцеловал ее веки и ласково подул на увлажнившееся лицо, словно пытаясь чуточку охладить его. Они продолжали лежать так несколько минут, а потом член Тони вновь воспрял и задвигался у нее внутри. Мерри слабо запротестовала, но Тони заглушил ее мольбы поцелуем.

Во второй раз ласки Тони стали более изысканными и изощренными, а ощущения Мерри — хотя и не столь острыми, как в первый раз, но более утонченными и раскрепощенными. Теперь их тела уже не скрывали никаких тайн. И Мерри без конца шептала:

— Я люблю тебя. Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — сказал Тони. — И не говорил тебе этого до сих пор, боясь, что ты мне не поверишь. Теперь же могу.

— Я верю тебе, — сказала Мерри.

Внезапно им стало весело. Они вспомнили, что они молодые и голодные, и в чем мать родила босиком пошлепали на кухню.

— Теперь я преподам тебе урок искусства приготовления антипасты, — сказал Тони.

Обоих его слова страшно развеселили. Они начали смеяться и смеялись до упада. Наконец, Тони шлепнул Мерри по заду и вручил ей банку артишоков.

Следующие десять дней были самыми счастливыми в жизни Мерри. Ведь, несмотря на весь ее богатый жизненный опыт, постоянного друга-мужчины у нее никогда не было. Они с Тони почти не расставались. Сходили в два зоопарка — в Центральном парке и в Бронксе. Посетили планетарий. В Нью-Йорке, как всегда в марте, стояла промозглая погода, а Тони и Мерри переживали настоящую весну. Они часто пили пиво и при малейшей возможности забирались в постель. Но и в остальное время они старались ласкать друг друга и мечтали о том, как лягут в постель.

Впервые в жизни Мерри поверила, что ее любят по-настоящему, бескорыстно, не из-за того, что она дочь Мередита Хаусмана, а, наоборот — вопреки этому. Тони терпеть не мог кино и на дух не выносил киноактеров; Голливуд же со всем его окружением Тони просто презирал. Бродвей в его глазах был довольно печальным и скучным, а надежду на возрождение американского театра Тони видел во внебродвейских постановках.

Все это Мерри узнала, конечно, не сразу — Тони был достаточно сдержан в своих оценках и порой даже скуп на слова. Тем более что поначалу ничего не знал об истинных отношениях Мерри с отцом и поэтому потом заметно воспрял духом, обнаружив, что может критиковать Мередита Хаусмана, не обижая Мерри. Мерри, в свою очередь, его критика даже польстила — ведь она означала, что Тони любит именно ее, а не дочь Мередита Хаусмана.

— Кстати, на сцене он тоже играл, — заметила она однажды днем, когда они с Тони прогуливались в районе Бруклин-Хайтс.

Тони привез ее сюда на метро, чтобы показать вид на Манхэттен. Ветер рябил воду Гудзона и ерошил волосы Мерри. Ветер был такой пронизывающий и зябкий, словно налетел прямиком с Аляски.

— Я бы не назвал это сценой, — ответил Тони. — Он выступал в самых дерьмовых постановках.

— Почему?

— Потому что он играл в дешевых водевилях. В незатейливых комедиях, которые поставили лишь для того, чтобы заполучить звезду, а он смог играть в них как раз потому, что в силу своей незатейливости эти комедии были рассчитаны именно на звезду, а не на по-настоящему талантливого актера.

Мерри не стала рассказывать Тони о том, что приглашена играть Клару в пьесе Уотерса. И это был, пожалуй, ее единственный секрет, который она утаила от Тони. Причем если сначала она не хотела делиться своей тайной с Тони из опасения, что может не получить роль, то впоследствии, узнав его взгляды на театр, испугалась, что Тони это может не понравиться. И даже сама призадумалась, не станет ли ей потом стыдно из-за участия в этой пьесе, которая должна, по мнению Джаггерса, стать поворотным пунктом в ее карьере.

Но каким-то странным образом, будучи с Тони, Мерри почти перестала думать о том, что ей предстоит сыграть Клару; почти все время она думала только о самом Тони, тогда как роль в пьесе стала представляться ей все более и более иллюзорной и эфемерной.

Во время прогулки они так замерзли, что, пройдя несколько кварталов, завернули в закусочную выпить горячего шоколада. Официантка принесла им дымящийся напиток в огромных тяжелых белых кружках с тонким коричневым ободком. Попивая какао, Тони нагнулся вперед, чтобы смахнуть с губы Мерри прилипшие хлопья взбитых сливок. Мерри взяла его руку и поцеловала кончики пальцев.

— У меня для тебя прекрасная новость, — сказал он.

— Да? Какая?

— Насчет пьесы. Точнее — насчет четырех пьес.

— Четырех?

— Да.

— Расскажи! Ты получил роль? Четыре роли?

— Нет, гораздо лучше, — улыбнулся Тони. — Я думаю, что мы с тобой получили роли.

Его глаза засияли.

— Да что ты? Рассказывай быстрее! — нетерпеливо понукала Мерри.

Оказалось, что некий товарищ одного из друзей Тони поставил целых четыре пьесы Йитса.[21] Правда, не на Бродвее, а в новом театре, расположившемся в здании, где прежде справляли бар-мицву. Невдалеке от «Ратпера».

— А кто финансирует постановки? — полюбопытствовала Мерри.

— Ноэль — один из компаньонов. Собственно, деньги вносит не он, а его тетка. Немного, но особых расходов тут и не потребуется.

— Не знаю, — протянула Мерри. — Я должна посоветоваться со своим агентом.

Эти слова показались самой Мерри настолько фальшивыми и даже жестокими, что она поспешила добавить:

— Я уверена, что когда он узнает, как мне хочется играть в этих пьесах, то непременно согласится.

Сам-то Джаггерс был тут ни при чем. Все дело заключалось в тех его разумных, практичных и тонко рассчитанных советах, которых Мерри до сих пор ухитрялась ослушиваться. Теперь же решение предстояло принять ей самой, до разговора с Джаггерсом, и это очень беспокоило Мерри. Ведь, в сущности, она почти ничего не знала про Тони. Не представляла, откуда у него средства к существованию. До сих пор ей это было неважно. Теперь же, когда он предложил принять участие в совместной постановке, ей требовалось проявить осторожность, что казалось Мерри нелепым. Если уж она бросилась в любовный омут очертя голову и забыв о всякой осторожности, то проявлять осторожность в вопросе, касающемся ее карьеры, означало только одно — что карьера для нее важнее. Так ли это? Мерри не хотелось даже думать об этом.

Как, впрочем, не хотелось ей и ломать голову из-за Тони. Мерри твердила себе, что должна доверять ему, должна па него пол житься, даже если с ее стороны это безрассудно. Правда, в какой-то миг в ее мозгу промелькнуло подозрение, что тетя Ноэля — вовсе не тетя. И Мерри, став на минуту злорадной и вероломной, представила пожилую даму, которую обхаживал и использовал друг Тони. Ради ее денег, конечно.

Но нет, не имела она права на столь недостойные мысли.

— Не беспокойся, Тони. Я уверена, что сумею уговорить Джаггерса. Тем более что речь идет о выгодном деле.

К сожалению, говорила она только от своего имени.

Мерри сжала его руку. Тони в ответ стиснул ее запястье, а потом принялся выводить кончиком пальца буквы на ладони Мерри. Мерри прочитала: «Я, Т, Е, Б, Я, Л, Ю, Б, Л, Ю». Потом Тони поцеловал ее ладошку.

Они допили какао. Тони расплатился с официанткой, и они пешком вернулись к метро. Расстались они в вагоне поезда. Тони вышел на остановке «Астор-Плейс», где брал фехтовальные уроки. Мерри же поехала дальше, до «Коламбус-Серкл», на тренировку по гимнастике.

После занятия она позвонила Джаггерсу и попросила о встрече на следующий день. Джаггерс предложил пообедать вместе.

— С удовольствием, — согласилась Мерри.

— А ты не можешь рассказать мне, в чем дело?

— Могу, но предпочла бы отложить это до завтра. Тем более что это не столь уж важно.

— Ты уверена? Все, что ты предпочла бы рассказать мне завтра, может оказаться настолько важным, что я предпочел бы знать это сегодня. Не хочешь сейчас приехать ко мне?

— Нет, — сказала Мерри. — Подождем до завтра.

— Хорошо. Как тебе удобно. Жду тебя без четверти час. В моем кабинете?

— Да.

— Договорились.

По пути к Тони Мерри заехала в винный магазинчик и купила бутылку шампанского. Либо Джаггерс разрешит ей принять участие вместе с Тони в постановке пьесы Йитса, либо нет. Как бы ни случилось, Мерри подсознательно чувствовала, что сегодняшний вечер — событие для них обоих, важный рубеж. Она не позволила задумываться на эту тему, сказав себе только одно: уже того, что они с Тони любят друг друга, вполне достаточно для того, чтобы купить по такому поводу шампанское. Выйдя из магазина, она взяла такси. Когда они были вместе с Тони, то ездили на метро, оставаясь же в одиночестве, Мерри позволяла себе расслабиться и проехать на такси. Тем не менее она остановила такси на углу, немного не доезжая до дома Тони, и остаток пути прошла пешком. Открыв дверь в квартиру ключом, который дал ей Тони, она убрала бутылку в крохотный холодильник под кухонной раковиной. Тони должен был вернуться примерно через час, так что Мерри не торопясь приняла душ и надела одну из старых рубашек Тони. Потом, чтобы скоротать время, взяла с подоконника томик избранных пьес Йитса и, растянувшись на матрасе, погрузилась в чтение. В такой позе ее и застал Тони, вернувшийся домой.

— Как тебе Йитс? — поинтересовался он.

— Изумительно!

Ей уже прежде доводилось читать две его пьесы — «Чистилище» и «Воскрешение». Остальные она не читала. О чем и поведала Тони.

— А какие пьесы собирается ставить твой друг? — спросила она.

— Это еще не решено, — ответил Тони, усаживаясь рядом с ней. — Попьем пивка? — предложил он, поглаживая ее по голове.

— На твой выбор.

— Что ты имеешь в виду?

— Иди посмотри.

Тони отправился на кухню, распахнул холодильник и увидел шампанское. Он повернулся и одарил Мерри восторженным влюбленным взглядом.

— С шампанским немного повременим, — сказал он и открыл две банки пива. Потом разделся и пошел в ванную принимать душ. Он еще не успел остыть после занятия по фехтованию. Вернулся он из ванной совершенно голый и бросил Мерри полотенце, чтобы она вытерла ему спину. Потом улегся рядом с ней на матрас и потянулся к банке пива. Моментально опустошив ее, Тони смял банку и швырнул ее через всю комнату в пластиковый мусорный бак, но промахнулся. И сразу же, не прекращая движения, привлек к себе Мери и опрокинул прямо на себя.

— Иди ко мне, девка! — со смехом провозгласил он и впился в губы Мерри жарким поцелуем…

Он уже успел стащить с Мерри трусики, посадить ее на себя и вставить в ее лоно жезл своей страсти, прежде чем начал расстегивать первые пуговицы на ее рубашке.

— Мне нравится, когда ты сидишь на мне верхом, — сказал Тони. — Обожаю подсматривать за твоими грудями — они висят, как спелые груши.

Вместо ответа Мерри принялась ерзать вверх-вниз. Тони, который начал было гладить ее соски, поспешно схватил ее за бедра. Он пытался сдержать ее, чтобы продлить удовольствие, но Мерри, неверно истолковав его жест, ускорила свои телодвижения.

— О, Мерри, Мерри… — забормотал Тони, и уже в следующую секунду его спина резко изогнулась, и он, протяжно застонав, кончил. Неожиданно как для Мерри, так и для себя самого. Он вздохнул и сказал: — Я слишком мечтал о тебе. Весь день.

Мерри попыталась было продолжить двигаться на нем, чтобы и самой достичь оргазма, но обессиленный член Тони выскользнул из нее. Мерри изящно слезла со своего незадачливого любовника, легла рядом и засмеялась. Она расценивала случившееся как полную ерунду, на которую нельзя было обижаться. Тем более что одним разом они никогда не ограничивались. Тони закурил и время от времени передавал сигарету Мерри, позволяя ей затягиваться.

Столь быстрый и бурный оргазм Тони настолько возбудил Мерри, что даже спокойно лежа рядом с раслабленным любовником она продолжала испытывать влечение. Обычно они кончали вместе, и Мерри при этом бывала настолько поглощена своими ощущениями, что не могла с такой остротой почувствовать оргазм Тони. Тело Тони всегда очень быстро отвечало на ее призыв. Вот и теперь, оставшись неудовлетворенной, но испытывая сильное желание, Мерри взяла в руку скукоженный член Тони и начала ласкать его. Однако то ли оттого, что прошло слишком мало времени после любовного акта, то ли оттого, что у Тони выдался утомительный день, а может быть, потому, что в течение последних десяти дней они почти не вылезали из постели, этот столь полюбившийся Мерри орган не ответил на ее ласки.

— Поцелуй его, — попросил Тони. И, как показалось Мерри, затаил дыхание в ожидании ее ответа.

Ни секунды не колеблясь, она наклонилась и провела губами по его члену. Член стал быстро набухать, пульсирующими толчками увеличиваясь в размерах, пока не восстал во всей своей красе.

— А теперь возьми его в рот, — сдавленно произнес Тони, поглаживая рукой ее волосы.

Мерри послушалась. Ощущение было необычное. Мерри с восторгом проводила языком по всему удивительному органу, восхищаясь поразительным сочетанием упругости и мягкости. И она продолжала ласкать его языком и губами до тех пор, пока Тони не потянул ее к себе и не проник в нее снова.

— Я никогда так прежде не делала, — призналась Мерри. — Тебе понравилось?

— А тебе понравилось?

— Меня поразил звук. Сочный, хлюпающий, как в то время, когда мы трахаемся. Только отчетливее. Но и сам процесс мне тоже нравится.

Да, Мерри и впрямь настолько понравилось ощущать во рту набухающий горячий член, что она вновь крайне возбудилась. Поэтому едва Тони задвигался в ней, как она вскрикнула и судорожно выгнула спину. Она так ждала оргазма, что он оказался даже несколько болезненным.

А вот Тони, напротив, теперь не спешил. Весело, почти игриво они экспериментировали, пробуя всевозможные позиции, выбирая для себя самые подходящие и приятные. Их руки, ноги и тела переплелись в хаотичный клубок, сексуальный калейдоскоп, фантасмагорическое смешение мужского и женского начала. Пот лил с обоих градом. Мерри поразилась, почувствовав новый прилив возбуждения. Она сказала Тони, что готова вот-вот кончить. Они вернулись к первоначальному положению, и Тони возобновил свои усилия с удвоенной энергией. Теперь они кончили одновременно, и Мерри вновь и вновь повторяла его имя.

Она лежала без сил, раскинув руки и ноги, а Тони в полном изнеможении распростерся прямо на ней. Так и не вынимая член из ее лона. В таком положении оба и уснули, а когда Мерри проснулась, Топи сидел рядом, держа в руках два бокала шампанского. Остаток вечера оба читали вслух пьесы Йитса. А около полуночи выбрались из дома и пошли в ближайшую пиццерию.

После ужина Топи усадил Мерри в такси, чтобы отправить ее домой.

— Подождите, — попросила вдруг она, когда таксист включил счетчик. Потом высунулась из окна и крикнула:

— Тони!

Тони вернулся к машине. Мерри схватила его за руку, притянув к себе.

— Я позвоню тебе завтра, — сказала она. — После разговора с Джаггерсом.

— Я буду ждать.

Он поцеловал ее, отступил на тротуар и помахал вслед, когда такси отъехало.

Да, любовь позволяет почувствовать себя прекрасной, думала Мерри, глядя на себя в зеркало на следующее утро, хотя при этом отнюдь не была уверена, что выглядит наилучшим образом. Интересно, заметит ли Джаггерс некоторую одутловатость ее лица, синяки, намечающиеся под глазами? В последнее время она явно недосыпала. И пила слишком много пива. Совсем забросила диету. Да, конечно, антипаста, пицца и спагетти — излюбленная пища итальянцев, к тому же дешевая, но они плохо заменяли бифштексы с зеленым салатом и половинкой грейпфрута, рекомендованные ей Джаггерсом. Накрасившись тщательнее обычного, Мерри отправилась к Джаггерсу.

Ждать ей не пришлось. Когда Мерри вошла в кабинет, Джаггерс с кем-то говорил по телефону и жестом пригласил ее сесть. Закончив разговор, он нажал кнопку и вызвал мисс Бернстайн. Когда секретарша вошла, он спросил:

— Вы все записали?

— Да, сэр.

— Сохраните записи. Это скользкий тип. Они могут мне еще понадобиться в дальнейшем.

Потом он развернулся лицом к Мерри на вращающемся кресле и улыбнулся:

— Рад тебя видеть, малышка! Пойдем перекусим.

Пока они спускались в лифте, Мерри все время чувствовала на лице его изучающий взгляд. Яркое неоновое освещение только выдавало, что Мерри перестаралась с гримом. Что ж, сама виновата — нарушила дисциплину и теперь пожинает плоды.

В ресторане Мерри отказалась от предложения Джаггерса что-нибудь выпить и попросила заказать для нее крохотный бифштекс, зеленый салат и черный кофе. Пусть хотя бы убедится, что она не забыла про его рекомендации, хотя и не следовала им.

— Вчера я получил письмо от твоего отца, — сказал Джаггерс.

— Вот как?

— Съемки в Испании завершились.

— Это очень приятно.

Джаггерс отрезал кусочек бараньей отбивной, подцепил его вилкой и, задумчиво жуя, спросил:

— Почему ты так говоришь?

— Как?

— Таким тоном?

— Потому что это просто банковская операция, — ответила Мерри. — Он мне все рассказал. Это не фильм, а продуманное размещение денег.

— На самом деле это вовсе не так, — произнес Джаггерс. — Песеты, насколько тебе известно, уже разблокированы. Теперь речь идет о нефтяных контрактах.

— Нефтяных?

— О праве экспортировать нефть в Испанию.

— Как бы это ни называлось, суть от этого не меняется, — отмахнулась Мерри.

— Что ты хочешь этим сказать? — удивился Джаггерс. — Откуда у тебя столь внезапное презрение к деньгам?

— Не знаю, — пожала плечами Мерри. — Я много думала. О театре, об актерском мастерстве. И о моем отце.

— Вот как? — Джаггерс вскинул брови, но продолжать не стал. — Кстати, чтобы сменить тему — твое прослушивание в роли Клары назначено на послезавтра. Ты готова?

— Да, но как раз об этом я и хотела поговорить с вами.

— Я так и догадался.

— Дело в том, что я познакомилась с одним молодым человеком.

— Об этом я тоже догадался.

— Он — актер. Мы познакомились в театральной студии. У него прирожденный талант! Он просто изумителен!

— В самом деле?

— Он вам понравится, — заявила Мерри. — Вот увидите. Когда-нибудь он станет настоящим актером. Не звездой. Актером!

— Как его зовут? — спокойно спросил Джаггерс.

— Тони Бассото. — Мерри сделала глубокий вздох и затараторила: — Его друзья ставят кое-какие йитсовские пьесы. Вы знаете пьесы Йитса?

Джаггерс изучающе посмотрел на нее, потом сказал:

— Да. Собственно говоря, я даже когда-то встречался с ним в Лондоне.

— Да что вы? — восхищенно воскликнула Мерри. — И какое он произвел на вас впечатление?

— Мне показалось, что он чокнутый, — сказал Джаггерс.

Мерри разочарованно посмотрела в сторону. Прощай, ее надежда хоть через Йитса немного возвысить Тони в глазах Джаггерса.

— Нет, поэт он безусловно великий, — добавил Джаггерс. — Но полный шизик.

Он намазал маслом булочку и вдруг спросил:

— А откуда у них деньги на постановку?

— Деньги дает тетя одного из компаньонов, — ответила Мерри.

— А какие пьесы они ставят?

— Это еще не решено.

— Понятно.

Мерри даже не поняла, озадачен ли Джаггерс, рассержен или просто проявляет любопытство. Дождавшись, пока официантка уберет со стола, она сказала:

— Я понимаю, что это не Бродвей, но у них должно получиться. Не может не получиться.

— А уотерсовская пьеса тебе совсем не нравится?

— Нет, почему же, она тоже хороша. Но не такая серьезная. И в ней недостает йитсовской мощи, искренности.

— Судя по всему, твой молодой человек не только талантлив, но и весьма недурен собой, — произнес Джаггерс. И вопросительно изогнул брови.

Мерри вспыхнула.

— И после общения с ним ты стала презирать Голливуд и кинематограф?

Она молча кивнула.

— Я понимаю, — покачал головой Джаггерс. — Позволь мне все обдумать.

— Конечно, — обрадованно улыбнулась Мерри.

— Надеюсь, ты не откажешься сыграть Клару?

— Нет, раз вы считаете это нужным.

— Приятно, когда у тебя есть выбор, — пробормотал Джаггерс.

Когда они вышли из ресторана, Джаггерс поинтересовался, где искать ее в течение дня.

— Возможно, у меня появятся кое-какие новости, — пояснил он.

— Не знаю. У меня сегодня занятия. Но я могу каждый час звонить в телефонную службу.

— Может быть, позвонишь мне часа в четыре?

— Хорошо.

Мерри позвонила Джаггерсу ровно в четыре, и секретарша попросила ее приехать через полчаса. У Мерри только что закончилось очередное занятие по дикции и риторике. Поэтому в такси по дороге в контору Джаггерса она отрабатывала постановку дыхания.

— Что ты знаешь про Бассото? — спросил Джаггерс, едва Мерри переступила порог его кабинета.

— Я его люблю, — спокойно ответила Мерри.

— Я спрашиваю не об этом, — напомнил Джаггерс. — Что тебе о нем известно? Сколько ему лет?

— Не знаю, — потупилась Мерри. — Думаю, что двадцать один или двадцать два.

— Двадцать восемь!

— Сколько?

— Двадцать восемь. Он был женат дважды. И у него есть один ребенок.

— О, нет, — всплеснула руками Мерри.

— О, да! И он освобожден от службы в армии.

— Почему?

— Причина, откровенно говоря, не вполне уважительная, хотя и ничего особо страшного здесь нет. У него имеется судимость за незаконное хранение наркотиков. Условный срок. И никаких легальных источников дохода.

— А что это значит?

— Что он, по всей вероятности, существует за счет женщин. Скорее всего — пожилого возраста.

У Мерри точно язык отнялся. С минуту она молча сидела, потом сказала:

— Я вам не верю. Я не верю ни единому вашему слову.

— Тем не менее это правда.

— Но Тони — талантливый актер. И я люблю его. И он меня любит!

— Ты и вправду так думаешь? — Я это знаю!

— Ну, хорошо, — вздохнул Джаггерс. — Возьми этот наушник.

У Джаггерса был установлен телефон европейского типа: третье лицо могло слушать разговор, не принимая в нем участия. Он набрал номер. После двух гудков послышался голос Тони:

— Алло.

— Здравствуйте. Это мистер Бассото?

— Да.

— Говорит Сэмюэль Джаггерс. Мистер Колодин рассказал мне о ваших успехах в драматической школе.

— Да?

— И у меня есть для вас интересное предложение. Может быть, не слишком крупное, но ведь и Рим не сразу строился. Скажите, у вас есть какие-нибудь неотложные дела пли обстоятельства в Нью-Йорке?

— Ни единого, — быстро ответил Тони. Мерри охнула.

Джаггерс прижал палец к губам, призывая ее хранить молчание.

— Прекрасно, — сказал он. — У меня в Голливуде есть друг. Довольно известный продюсер. У него появилась вакансия в фильме «Нечто с планеты Икс». Актер, который должен был играть эту роль, на прошлой неделе сломал ногу, катаясь на прибойных волнах. Ставка — пять сотен в неделю. Кто ваш агент?

— Видите ли, я сотрудничал с Джорджем Валленстайном, но он за полтора года так и не подобрал мне ничего подходящего.

— Хотите, чтобы я переговорил с ним?

— А вы бы не могли представлять меня, сэр? — спросил Тони.

— Я бы с удовольствием, но наша конюшня, увы, переполнена. Впрочем, если Валленстайн вас не удовлетворяет, а мог бы порекомендовать вас своему приятелю.

— Я был бы вам весьма признателен, сэр, — сказал Тони. — А больше пяти сотен из них выбить нельзя?

— Боюсь, что нет. Но, конечно, они оплатят ваши дорожные расходы. А потом сами знаете — все в ваших руках.

— Вы даже не представляете, как много вы для меня сделали, сэр, — сказал Тони.

— Рад оказать вам услугу. Кстати, съемки начинаются уже во вторник. Посыльный доставит вам билет на самолет. Примерно через час. На одиннадцатичасовой рейс сегодня вечером из Айдлуайлда. Вас это устраивает?

— Да, — пылко сказал Тони. — Это шанс, о котором я так давно мечтал.

— Желаю удачи.

— Благодарю вас, сэр. Огромное спасибо!

Тони положил трубку. Джаггерс сделал то же самое.

— Что скажешь? — обратился он к Мерри.

— Вы негодяй! — воскликнула Мерри.

— Почему?

— Вы его заманили.

— Он мог и отказаться. И оскорблений я не заслужил. Тебя провели как последнюю идиотку.

— Но он твердил, что ему плевать на деньги. Он презирает Голливуд и презирает богатство. Он отвергает все, во что верит мой отец.

— Когда богатые люди уверяют, что им плевать па деньги, — они лжецы. Когда то же самое говорят бедняки без гроша за душой — они лжецы вдвойне.

Мерри заплакала.

— Не принимай это близко к сердцу, — сказал Джаггерс. — Я не стану утешать тебя, говоря, что случается и похуже, — вскоре ты и сама успокоишься. Все будет в порядке. Как выразился этот сумасброд Йитс: «Всё нынче продается — что всё, что ничего». Пойдем, мне пора домой. Я посажу тебя в такси. Отправляйся домой и выспись хорошенько.

Выйдя из такси, Мерри поднялась к себе и сделала два телефонных звонка. Сперва она позвонила в винный магазинчик и заказала бутылку семидесятипятиградусного рома «Демерара» с доставкой на дом. Потом набрала номер Тони. Он не ответил. Мальчишка-рассыльный принес ром. Расплатившись и отослав его прочь, Мерри смешала себе коктейль из рома с кока-колой. С пяти до десяти она безвылазно сидела в квартире, пила один коктейль за другим и каждые десять минут звонила Тони.

Тони был дома; Мерри знала, что он дома. Собирается в дорогу, упаковывает вещи. Наконец до нее дошло, почему Тони не снимает трубку — он знает, что звонит она!

В четверть одиннадцатого Мерри сдалась. Тем более что Тони уже наверняка уехал. Мчится в Айдлуайлд, а оттуда в Голливуд, на планету Икс.

Она вылила остатки рома и кока-колы в унитаз и пошла спать. Два дня спустя она читала роль Клары на сцене. Сказался ли на ней роман с Тони или нет — Мерри не знала. Ей было слишком больно думать об этом. Но в ее исполнении появился надрыв, жгучая болезненность и душераздирающая горечь, которая придала недостающий блеск пьесе Уотерса.

И она получила роль Клары.