"Огонь" - читать интересную книгу автора (Дейтон Лайт)

ГЛАВА 3. УЧЕНИК.

Редар долго не решался рассказать обо всем Раймике – боялся, что обидит ее своим уходом. Еще в прошлый раз, когда он заикнулся, что хотел бы немного пожить у Крегга – за стариком, мол, надо приглядывать, а вас я только стесняю, – Раймика неожиданно расплакалась. Ошеломленный Редар попытался ее успокоить, обещая, что ненадолго, что как только…

– Да нет… нет же! Ты не понимаешь! Что соседи-то скажут?! Пришел к Раймике сын сестры ее… сирота, единственный из семьи остался… а она его к полоумному выставила! Да со мной здороваться перестанут!

Здесь, на Кромке люди жили плотно, намного ближе друг к другу, чем на Солончаке. Там до ближайших соседей не меньше двух сотен перестрелов. А от богваровой норы до того же Ззара докричаться можно, даже не сильно повышая голос. Живут вроде как одной большой семьей. А в пещерном городе, Богвар говорил, так просто на головах спят. Все про всех знают, сплетни быстрее камня из пращи разлетаются. Права Раймика: узнав об уходе сироты, ей соседки все косточки перемелют.

Пришлось пообещать, что никуда уходить он не собирается.

Но ничего поделать с собой Редар не мог. Крегг нравился ему. Уверенностью в своих силах, рассказами о местах, где довелось побывать, даже своей тайной. Не то что бесшабашно-веселый Богвар, да словоохотливая Раймика, которая любила в подробностях перебирать всех, с кем довелось увидеться за день, да послушать такую же, как она, болтливую вдову Куперу.

Слов нет, они были чудесными людьми, отнеслись к нему по-доброму, приняли в семью, а юная непоседливая Бая пребывала просто в неуемном восторге оттого, что у нее теперь есть брат. По утрам пустынник, просыпаясь, даже представлял, что он снова дома, к нему вернулось полузабытое ощущение родного крова…

А вот Крегг поначалу принял его неласково. Редару вспомнился этот день – день их первой встречи, – будто он был только вчера. Богвар привел его к норе Крегга, ткнув в нее черенком копья:

– Вон там он и живет. Только сразу не входи – у нас не принято, позови сначала по имени. И смотри… – охотник немного смущенно пожал плечами, – поосторожнее там. Кто его знает! Надо бы мне с тобой пойти, конечно, да Ззара с Кисмой меня ждут… – Не волнуйся, Богвар. Со мной все будет в порядке. Я просто хочу поговорить.

– Ну, ладно… Только если Раймика тебя спросит, скажи, что я все время был с тобой, ладно? – Богвар подмигнул.

Крегга дома не оказалось. Редар долго орал на все лады: «Кре-е-е-ег!», пока не заметил, что лаз в нору прикрыт щитом, сплетенным из шипастых веток пустынной колючки. Редар решил подождать. Привалившись спиной к восточному склону причудливо обтесанной ветрами дюны – здесь была хоть какая-то тень, – он незаметно задремал. То ли жара сморила, то ли усталость, накопившаяся за долгий переход по пустыни, все никак его не покидала.

Проснулся юноша от грубого толчка в плечо.

– Ты кто такой? Чего тебе здесь надо?

Над ним сгорбился мрачноватый незнакомец с узким, костистым лицом, изрезанным глубокими морщинами. Ветер шевелил немногие волосы, не седые, а какие-то бесцветные, обветренные губы под жидкой порослью усов сжались в сердитую нитку. На шее у пустынника висела перевязь из ветхой паучьей ткани с двумя глиняными плетенками. От них шел странный терпкий запах, бока сосудов были испачканы какой-то черной маслянистой жидкостью. Такие же потеки пятнали изрядно перелатанную накидку Крегга.

– Я же столько раз говорил… Ну, нету у меня приманок для песчаных крыс! Не ходите! Хватит! И… – старик смерил Редара с головы до ног, – ортисового настоя у меня нет. А был бы – все равно вам, шалопаям, не стал бы выменивать. Нашли тоже…

– Мне ничего этого не нужно.

– Тогда чего пришел? Опять спрашивать, что я сделаю со смертоносцами?! А за дюной притаились твои дружки?!

– Да, я пришел спрашивать об этом. Только дружков за дюной нет. Их у меня вообще нет, я здесь недавно.

– Недавно? Новенький, значит. – На лице Крегга мелькнула тень любопытства. – Откуда ты, парень?

Редар уже научился справляться с собой, чтобы не разрыдаться, рассказывая свою историю. Он столько раз за последние шесть лун переживал заново свою потерю, что боль немного притупилась.

Крегг выслушал молча. Без причитаний, без глупых, ненужных и неискренних соболезнований, каких уже успел наслушаться Редар.

– Что ж, Редар сан Ломар, заходи под мой кров. Гостем будешь!

На миг у пустынника снова подкатил к горлу плотный ком: старик помянул его отца, назвав парня полным именем. И еще эта старая полузабытая формула гостеприимства… Крегг, может, и был сумасшедшим, но юноша чувствовал, как начинает доверять старику.

Они тогда проговорили до заката. Приходил обеспокоенный Богвар. Редар без всякой задней мысли сказал, что придет попозже, а если засидится до ночи, то и переночует у Крегга – ничего, мол, страшного. Ходить по пескам ночью – занятие со всем не для парня, видавшего лишь шестнадцать дождей!

Богвар сухо попрощался, ушел, и, только спускаясь обратно в креггову нору, пустынник понял, что родственник его обиделся.

Крегг поначалу высказывался осторожно. Привык, видимо, что люди не доверяют ему, страшатся столь рьяной ненависти к паукам. Смеются над его мечтой: куда тебе, мол, смертоносцев изничтожить! До Ивара силой не вышел, а до Скапта – умом… Он все чаще вспоминал свою Юкку, похищенную пауками любимую. Юноша сочувственно кивал: столько времени прошло, Крегг уже пять десятков дождей повидал, если не больше, а все помнит!

Но мало-помалу Крегг разговорился. Редар даже опешил сперва, когда старик вдруг обмолвился о мести:

– Не горюй, парень. Недолго этим тварям осталось нами помыкать.

– Так ты действительно можешь убить смертоносца?

Крегг сразу нахохлился и замкнулся. Полтора десятка дождей за положительный ответ на этот вопрос люди считали его сумасшедшим. А теперь так с первых слов открыться парню, которого знает каких-то полдня? Да, в его словах, в его затаенной ненависти к смертоносцам Крегг почувствовал отголоски той самой боли, что бушевала, не стихая, в нем самом уже столько времени… Ну, и что с того?

– Пока нет…

– Значит, все-таки это возможно! Крегг, научи и меня, а? Пожалуйста! Хочешь, я буду охотиться для тебя? Я меткий, еды будет вдоволь! Хочешь, буду ходить за водой, помогать во всем… Только научи меня!

В его голосе звучала такая мольба, что Крегг не смог отказать. По крайней мере, сразу.

– Не торопись. Завтра к закату приходи, я дам тебе ответ. И сам подумай: нужно ли тебе это. Нужно ли тебе, чтобы люди шептались за твоей спиной и чуть ли не в глаза назвали полоумным? Готов каждое утро с опаской оглядывать небо в поисках паучьего дозора? Согласен ли ты засыпать каждую ночь с ужасной мыслью, что утром ты проснешься и не сможешь пошевелиться, стянутый невидимыми паучьими путами? Готов ли к бесконечному кошмару: ясно понять однажды, что смертоносцам известны твои мысли, твоя ненависть и затаенная мечта? И что твоя смерть лишь вопрос времени? Подумай!

Той ночью Редар так и не заснул: вспоминал слова Крегга. И все же сделать выбор оказалось удивительно легко – и еще задолго до заката юноша пришел к креггову жилищу. Крегг вышел из норы, молча оглядел парня с головы до ног.

Редар, оробев от его взгляда, промямлил:

– Я готов. На всё.

Крегг все еще не мог решиться. Минувшей ночью он тоже не мог спокойно спать, его мучила раздвоенность. Он хотел взять Редара, очень хотел. После стольких лет вынужденного затворничества нашлась, наконец, родственная душа, да и накопленные знания нужно кому-то передать. И вот теперь будет Ученик, его Ученик, такой же, каким он когда-то был сам. Но Крегг никак не готов был губить еще одну жизнь из-за призрачных – чего уж обманывать самого себя! – несбыточных пока надежд, сжигать юную душу доверчивого паренька бесплодной ненавистью. Старик спрашивал себя: хочет ли он, чтобы еще чья-то судьба повторила его собственную, и не находил ответа…

– Крегг, я подумал над твоими словами, я согласен… я готов ко всему, лишь бы отец, и мама, и братишки… лишь бы они стали последними, чтобы смертоносцы больше не убивали людей! Я хочу… Хочу, чтобы пауки сочли людей равными или… чтобы исчезли навсегда.

Редар и сам бы не смог сказать, откуда он взял эти слова – просто они как-то неожиданно возникли в его голове. Еще вчера он ни о чем таком не помышлял. Он хотел просто наказать пауков, отомстить за семью… Ну, может, в глубине души пряталось ребяческое желание стать таким же, как Ивар Сильный, сделаться героем, чтобы вечерами, после тяжелых охотничьих походов усталые люди пересказывали друг другу легенды о Великом Победителе Пауков. Но сам себе в этом Редар не признался бы никогда. И вдруг…

Слова эти поразили и Крегга. Ему тоже никогда ничего подобного не приходило в голову. Для него всегда главным делом всей жизни была месть, а дальше… дальше он не думал. После отмщения в его душе осталась бы одна пустота. Креггу даже стало немного стыдно за себя перед этим несмышленышем, который смог взрастить из своей ненависти что-то другое, настоящее…

– Хорошо… Если уж ты так хочешь – оставайся, а там посмотрим.

В тот вечер Редар и решил поговорить с Раймикой. Она разрыдалась, да и Бая, прослышав от матери, что новоиспеченный братец с ними больше жить не будет, подняла такой вой – только держись. К закату пришел Богвар, тоже в стороне не остался:

– Да чем так приворожил тебя этот ненормальный! Нет, я завтра пойду к нему, поговорю… по душам.

– Он нормальный, Богвар, – тихо промолвил в ответ юноша, – он просто очень одинокий. И никак не может забыть свою Юкку. Я тоже… теперь один. Я с удовольствием остался бы жить у вас. Я… я так благодарен и тебе, и Раймике – вы много сделали для меня. Мне даже стало казаться, что я снова обрел семью. Но… мне тяжело у вас, пойми. Когда я вижу, как смеется Раймика, я вспоминаю маму, завопит Бая – мне чудится голос Валта, у братишки он был такой же звонкий… Я не смогу, Богвар. Простите меня.

Охотник долго молчал, потом тряхнул головой, неуверенно улыбнулся:

– Будь по-твоему, парень. Но, надеюсь, ты не будешь забывать нас? Бая так, наверное, просто с ума сойдет…

– Нет, конечно, нет. Я буду приходить так часто, как смогу. И Богвар… Объяснишь все Раймике, ладно? Пусть не держит на меня зла.

Прошли еще одни дожди, семнадцатые для Редара. Он освоился в новых местах. Его меткая праща не давала уйти ни одной крысе, ни одному бегунку. А еще надо было ходить за водой, приводить в порядок нехитрый скарб в крегговой норе. Юноша сам взвалил на себя все эти обязанности, не дожидаясь просьб или приказов старого отшельника. Просто ему хотелось чувствовать, что он здесь не гость, что принят под этот кров пусть еще не хозяином, но помощником.

Крегг, конечно, не мог нарадоваться на своего будущего Ученика – по крайней мере, так он его часто про себя называл. Иногда ему казалось, что Редар так старается ради того лишь, чтобы втереться к нему в доверие, чтобы выведать главную тайну. Крегг тогда сразу мрачнел, сухо цедил слова, больше времени проводил на своей половине норы, куда запрещал Редару заходить. Старик специально три луны ни словом не обмолвился о Великом Оружии Против Смертоносцев, надеясь, что пустынник сам себя выдаст. Но тот, будто соблюдая негласный договор, молчал, продолжая усердно добывать еду, ходить за водой, прибираться – помогал почти во всем.

И Крегг постепенно оттаял. Не проходило и вечера, чтобы за нехитрым ужином старик не ударился в воспоминания. Чувствовалось, что за столько лун вынужденного одиночества он истосковался по собеседнику.

Редар иногда с улыбкой вспоминал, как крегговы соседи хором называли его молчаливым нелюдимом. Посмотрели бы они сейчас! Правда, главную свою тайну он по-прежнему не открывал, держа юношу в неведении. Зато мало-помалу рассказывал юноше об удивительных местах, где довелось побывать.

–… Так вот, три дождя спустя я вышел к Дельте. Это потрясающее место, Редар! Кругом все покрыто травой – зеленой и мягкой, совсем не такой как у нас. Насекомых вокруг – тьма, половину я не встречал никогда. Сначала я шарахался от каждой твари, потом присмотрелся – привык. Да и опасных среди них, опасных по-настоящему, едва ли не меньше, чем в песках. Здесь еды мало, вот насекомые и жрут друг друга, ну и нас заодно. А там… Там еды вдоволь. А воды кругом! Больше, чем ты когда-либо видел за всю свою жизнь! Земля, жирная и черная, вдоль и поперек изрезана маленькими ручейками и речушками.

– Но, говорят, там опасно. Дозоры смертоносцев так и кружат над головой.

– Да, не без этого. Но люди, что живут у самой Дельты…

– Там есть люди?!

– Немного, но есть. Из-за постоянных дозоров в этих местах могут выжить только самые смелые и изворотливые. Но и они не пытаются устраиваться на земле самой Дельты, все больше в окрестностях. Там узкая полоса – легко пройдешь за полдня – полупесчаных земель. Не плодородие Дельты, конечно, но и не пустыня уже. Вот там и живут. Полтора десятка семей было тогда – сколько сейчас, не знаю. Охотиться ходят к Дельте, поэтому наловчились паучьи шары обманывать. Смертоносцы высылают дозоры почти сразу после восхода и незадолго до заката. Ветер, что ли, сильнее – шары быстро летят, да и управлять ими проще… Беглый там был один, рассказывал.

Ну вот, так местные охотники первый дозор переждут, и – прямиком в Дельту. Там же не надо от восхода до заката меж дюнами ползать, выслеживая песчаную крысу. Добычи полно, не то что у нас. А если даже и застигнет второй дозор, то у них там достаточно укрытий понастроено. Заросли кругом такие, что, накидай побольше веток, свежей травы нарви, навали сверху – и никакой смертоносец тебя не разглядит. Кое-кто попадался паукам в лапы, конечно, но редко. Наука эта нехитрая, они и меня научили. Я по самой Дельте к морю вышел.

– Море?! Ух, ты! Где вода до горизонта?! Мне рассказывал бродяга один, воды – хоть залейся. А и не выпьешь: она горькая какая-то, вроде как отравленная…

– Вода действительно горькая, пить невозможно, но не отравленная. Я об этом не знал поначалу, увидел изобилие такое – и ошалел. У самого края на колени встал, ладонями черпаю, пью, на голову даже вылил немного. И чувствую: гадость какая-то на языке, будто лист гувару пожевал. Отплевывался долго. Со мной проводник был из местных охотников – вот он смеялся. Не успел, говорит, тебя предупредить, ты с такой скоростью к воде бросился – не догнать.

– А ты зачем к морю шел?

– Хотел корабль встретить. Рассказывали многое, по пустыне походишь, послушаешь – и не такие небылицы услышишь. Мол, приплывают корабли из паучьего города, люди оттуда выносят на руках смертоносцев, прислуживают им… Не знаю, такого не видел, хотя потом мне многие говорили, что паучьи корабли так и частят через море от Дельты к городу Смертоносца-Повелителя. Зато довелось столкнуться с лесорубами жуков-бомбардиров…

– С кем?

– Ты про жуков-бомбардиров слышал что-нибудь?

– Ну да, рассказывали… Их, вроде, немного совсем осталось. Зато людям, что у них служат, лучше живется, чем паучьим рабам, да? И еще, говорили, что они колдовством каким-то огненным владеют…

Крегг встал, подошел к стоявшему у дальней стены коробу. Повозился немного, ругаясь, потом вернулся на место, бросил на колени Редару какой-то предмет. Больше всего это было похоже на опаленный скол глиняной плошки. Будто бы кто-то передержал готовую глинянку в огне, и она лопнула от жара. А осколки на углях так и забыли, и они покрылись жирной черной копотью. По крайней мере, так решил Редар. А уж про глину он знал немало. Сколько раз сам со слезами собирал такие же черепки от плошки, любовно вылепленной в подарок маме или братьям.

Отец научил Редара лепить из вязкой глины посуду, когда ему было десять дождей – сначала получались, конечно, кривобокие уродцы; потом он более или менее разобрался в хитростях этого ремесла. Через пару лун пустынник уже неплохо мог сделать верный состав из воды, глины, песка, очажной золы – все в строго отмеренном количестве. Тогда посудина получается удобной, крепкой на вид, особенно если выставить сушиться на солнце. Одна беда: хрупкая очень, уронишь – разобьется неминуемо. А вот у отца плошки были загляденье, свою старую посудину Редар уж раз пять случайно смахивал локтем на пол – и ничего, держалась. Тогда-то отец и показал еще одну хитрость гончарного ремесла – обжиг. Готовую высушенную глинянку совали в огонь и – только не зевай! – быстро выхватывали обратно. Посуда выходила звонкой и по-настоящему крепкой. Правда, уследить не всегда удавалось.

Крегг наблюдал, как Редар вертит осколок в руках.

– Это кусок их огненного колдовства. Называется «порох». И ничего волшебного в нем нет. Я сам видел, как его готовят. Мешают какой-то желтый порошок с сушеным пометом…

– В самом деле? С пометом?!

– Ну, точный состав мне вызнать не удалось: как я ни старался, они здорово хранят эту тайну. Но я много раз помогал соскребать какую-то белую слизь со стен отхожих ям. Запах был, я тебе скажу! Не все выдерживали, многие даже падали без чувств. Ладно, ладно! Не смотри так. Все по порядку расскажу. Кроме этой слизи, которую, кстати, потом надо высушить и истолочь, и желтого порошка, в порох добавляют золу. Но обычная, из нашего вон очага, – Крегг кивнул на чуть курящийся очаг с россыпью тлеющих красных огоньков (дожди пролились уже, ночью стало холодно, хоть и пустыня), – не подойдет. Жечь надо сердцевину дерева, да и то не любого. Вот за ним-то и приходят на Дельту корабли. Мне повезло: я столкнулся с ними, а не с охотничьей партией смертоносцев. Напросился помогать и целых четыре дождя жил у бомбардиров, пытался выведать секрет пороха.

– Чтобы уничтожить смертоносцев, да? Крегг помолчал, собираясь с мыслями:

– Как бы тебе сказать? Ну, да. Наверное… Я тогда молод был, чуть ли не в каждом неизвестном ремесле паучью погибель выискивал. Как порох действует, я впервые там же, на Дельте, и увидел. Деревьев мы нарубили преогромную кучу, руками не перетаскаешь. Решили плот соорудить. Знаешь, что такое плот? Нет? Вот и я не знал. Откуда нам, пустынникам, ведать всякие водные хитрости. После дождей играл когда-нибудь в шипы?

– Конечно. Меня… – голос Редара неожиданно поблек, сделался тусклым, – меня отец научил.

– Гм… да… извини, парень. Забыл я.

– Нет-нет, ничего. Ты рассказывай дальше.

– Знаешь, значит, – когда шип у колючки отломишь и бросишь в поток, то он не опустится на дно, а поплывет сам по себе – ни толкать, ни дуть на него не надо. Вот меня там и научили: любое дерево плавает. Даже самое большое. Да еще груз выдерживает. Из дерева все корабли сделаны. А плот – самый простой корабль. Нашли речушку пошире, что вливается в море недалеко от приставшего корабля, десяток стволов в человечий рост вместе скрепили, вот плот и готов.

Пустынник недоверчиво перебил:

– И что, этот плот и человека выдержит? – И не одного. Нас человек десять было, а плотов наделали три или четыре. Я, честно тебе скажу, до сих пор помню, как перетрусил тогда. Бревна мокрые, под ногами ходуном ходят, будто песок со склона дюны осыпается. Ничего, потом привык. Плыли довольно долго, день к закату клонился уже, когда препятствие неожиданное возникло. Река поперек перегорожена, несколько камней торчат прямо из воды, да еще буря с течением постарались – навалили вокруг вырванных с корнем деревьев. Воде-то что, она выход всегда найдет – а нам пришлось остановиться. Разбирать завал дело непростое, да и измучены мы были – едва с ног не падали. Вот и приказал старшой – имя его я сейчас и не упомню, какое-то двойное, там у всех такие, – порох использовать. Я сначала и не поверил даже. Притащили глинянку вроде той, что у нас для воды используется, нить протянули от горлышка, вроде паучьей, только потолще. Потом, смотрю я, старшой огнивом над концом нити чиркает, а мне говорят: отойди, мол, пустынник, сейчас рванет.

– Рванет?

– Да, так и сказали: рванет. И действительно! Я чуть с ног не повалился. Гром, настоящий грозовой гром, ударил по ушам, на месте завала на реке на мгновение вспыхнул огненный шар и – ты не поверишь! – во все стороны полетели гнилые деревья и осколки камней! И еще почувствовал я в самый момент взрыва, будто толкнул меня кто-то, напористо так. А потом смотрю – завала как и не было! Вот так я впервые с порохом познакомился. Неизвестно, сколько времени простоял с открытым ртом, на действие пороха дивился. Вид у меня, наверняка, потешный был – попутчики мои со смеху чуть с ног не попадали.

Я знаю, что ты сейчас спросишь, – вызнал ли я тайну пороха? Нет, до конца не смог… Составные части знаю, я тебе сказывал, а изготовить не смогу. Просто смешивать пробовал – ничего путного не выходит. Надо точный состав знать, какой части сколько класть. Впрочем, не нужно это. Видишь ли, смертоносцам он не страшен.

– Как? Не может быть! Что же, они тверже камня или дерева?

– Да нет, не в этом дело. Готовить состав трудно и долго, к смертоносцу с порохом в руках ты даже и не думай незамеченным подобраться – мигом мысли твои учует и обездвижит, как муху. А если бы и смог подойди, то, не забудь, надо еще нить поджечь – фитиль называется, – да самому отскочить подальше, чтобы и тебя взрывом не убило. А пока фитиль этот догорит, смертоносец тоже успеет далеко отбежать. Они опасность хорошо чуют, даром что глухие. Не-е-ет… Если бы все так просто было, пауки бы давно бомбардиров этих перебили, а порох уничтожили. Зачем бы им такую опасную штуку в руках людей оставлять? Пусть и у чьих-то там слуг. Да и воевали они друг с другом – я имею в виду пауков с жуками – сколько-то там лет назад. Потом помирились, правда, но какие-то обиды остались. Так что, был бы этот порох опасным оружием – думается мне, пауки позаботились бы, чтобы враги их бывшие быстренько его позабыли. – А если сначала фитиль поджечь, а потом в смертоносца бросить?

Крегг даже опешил. Ему самому, чтобы до этой идеи дойти, пол-луны понадобилось. Причем все это время он вокруг пороха крутился, все пытался придумать, как бы его против пауков приспособить.

А этот паренек, едва подержав в руках глиняный черепок, сразу выдал неплохую идею. Далеко пойдет.

– Я поначалу тоже об этом думал. Все равно не получится. Человек дальше чем на четверть перестрела глинянку не кинет, силенок не хватит. Смертоносцы же убивают страхом и с десяти. Да и попасть точно будет трудно.

– А если в пращу зарядить и стрелять из-за укрытия?

– В пращу огненная глинянка не влезет – она примерно с два моих кулака размером.

– Построить пращу побольше!

Крегг снисходительно улыбнулся этой игре в вопросы-ответы, а про себя восхитился: удивительно смекалистый будет у него Ученик. Такому не жалко передать все свои богатые знания.

– А кто ее раскручивать будет? Где такого силача найдешь? Нет, Редар, я столько всяких идей напридумывал – сейчас уж и не упомнить! Все напрасно. И я, как понял, что пользы от этого пороха – как от плота в пустыне, сразу же от бомбардиров ушел. Кое-каких знаний я там нахватался, после дюже пригодились, а для моих целей надо что-то другое искать. Во-первых, нечто такое, что гораздо проще изготовить, а во-вторых, чтобы убивало на большом расстоянии…

– Нашел? Ведь, нашел же, я знаю!

– Не торопи меня, парень. Когда буду готов – скажу…

Время шло, луна округлилась, затем пошла на убыль, исчезла совсем, и даже новая начала расти из тоненькой загогулины, а Крегг все молчал. Он почти каждый день уходил куда-то в пески, возвращался под самый закат с пахучими глинянками в руках, весь перепачканный чем-то черным. Долго возился на своей половине норы, неизменно каждый раз глухо ругался, наконец с недовольным лицом подсаживался к огню. Молча ел нехитрый ужин и, едва перекинувшись с Редаром парой слов, засветло ложился спасть, чтобы утром снова уйти в пустыню.

Редару однажды пришла в голову мысль проследить за стариком, посмотреть, где же он пропадает целыми днями. На следующее утро он незаметно выскользнул из норы вслед за Креггом. Старик долго шел на восход, к сердцу пустыни. Этих мест пустынник не знал – хотя во время охотничьих вылазок он, как свои пять пальцев, изучил окрестные дюны, но в эту сторону не ходил. Да и нечего здесь было делать: места совершенно пустынные и безжизненные. Раскаленное песчаное плато, все в нагромождениях бурых скал, причудливо обтесанных тысячелетними ветрами. Юноша быстро потерял Крегга из виду. Он пытался отыскать следы старика на песке, но вездесущий ветер в некоторых местах вымел с плато все до последней песчинки, обнажив растрескавшийся камень. Опасаясь заблудиться среди бездушного однообразия мертвых камней, Редар вынужден был вернуться.

Неизвестно, заметил Крегг слежку или нет, но вечером он ничего не сказал. На следующий день старик остался дома, ковырялся на своей половине норы, пока пустынник караулил в песках бессчетную уже крысу. Вечером Крегг неожиданно объявил:

– Сегодня ложись спать пораньше. Надо набраться сил. Завтра нам предстоит дальняя дорога.

Наутро Крегг действительно поднял Редара рано – солнце еще даже не взошло, лишь разлилось на полнеба мутно-розовое зарево. Теперь, когда после дождей минули уже две луны, ночами было холодно, да и по утрам нестерпимая пустынная жара не торопилась вступать в свои права.

– Лучше выйдем пораньше, – сказал Крегг, собирая неизменную перевязь, с которой юноша его встретил еще в первый раз. – Идти долго, по самым гиблым местам. Пока солнце не поднимется, пройдем полпути, потом жару переждем – есть там одно местечко. А оттуда недалеко. Обратно идти будет не так тяжело, так что вернемся как раз к закату.

Редар промолчал. Он с недоумением прислушивался к себе. Одна его часть, большая, восторженно радовалась предстоящему переходу, новым таинственным местам, приобщению – наконец-то! – к Великой Тайне. Еще ночью, слушая, как Крегг кряхтит, ворочается и все никак не может заснуть, Редар понял: старик решился. И далось ему это нелегко – вон как шумно вздыхает! Редару очень хотелось подойти к Креггу, сказать: не волнуйся, я не подведу, я клянусь положить всю жизнь, мгновенье за мгновением, чтобы моя семья и твоя Юкка были отомщены, чтобы люди вздохнули свободнее.

Но кроме этого Редара остро почувствовал, что наступает конец его обыденной, простой и понятной жизни. Никогда больше ему не смотреть спокойно на далекие облака, глаз все время будет пытаться определить: а не паучий ли это шар? Нечто подобное пустынник почувствовал, когда покидал гостеприимную семью Камиша. Он тогда спросил об этом старого охотника, как мог описал ему свои переживания.

– Это закончилось твое детство, парень, – подумав, печально пробормотал Камиш.

Путь был действительно долгим. Они миновали каменный лабиринт, а когда прошли узкое ущелье – впереди снова раскинулось бескрайнее море песка. Воду Крегг велел экономить, поскольку впереди не предвиделось ни единого источника, ни единой каменистой впадины, где бы с дождей могла сохраниться, пусть затхлая и противная, но все же такая живительная вода.

Опять палило солнце, опять раскаленный песок нестерпимо обжигал ноги. Редар даже вспоминал свой долгий переход с Солончака. Ощущения как будто возвращались. Тяжелая гудящая голова, струящийся пот, бессильные, увязающие в песке ноги, которые так тяжело переставлять.

Хорошо еще, что здесь почти не водились хищные насекомые, да и вообще никакие не водились, а то в таком состоянии ни Редар, ни Крегг не смогли бы оказать сопротивление скорпиону или фаланге. Впрочем, Крегг выглядел более свежим и сохранившим силы. Когда Редар, хрипло выплевывая застрявшие в горле слова, сухие и жгучие, как песок вокруг, спросил старика, как ему это удается, тот ответил коротко:

– Мне довелось побродить по пустыням…

С вершины очередной дюны юноша вдруг заметил вдалеке какое-то сооружение. Вроде как большое кольцо, очень аккуратно сложенное из прямоугольных камней.

– Что это? – спросил Редар, облизнув пересохшие губы.

– А? – оглянулся старик. – Это? Должно быть, осталось от Прежних.

– А что там внутри? Можно посмотреть?

– Ничего там нету… Пустота. Вроде как колодец, бездонная нора. Широкая – впятером пролезть можно. Бросишь камень – тишина. Или песок там внутри, или глубоко очень. Говорили, спускался туда один смельчак. На полперестрела спустился, а дна так и не нашел.

– А зачем это понадобилось Прежним?

– Пустынники с Востока говорят, что в песке, прямо под нашими ногами – города Прежних, но я в это не очень-то верю.

– Но почему?

– Не такие дураки были Прежние, чтобы строить город в песках…

Разговор как-то сам собой завершился, говорить было трудно: иссушенное горло с трудом выталкивало звуки. Пока они шли, Редар провожал взглядом каменное кольцо – странный памятник Прежних посреди пустыни.

Пустынник уже готов был свалиться от усталости, когда Крегг придержал его за руку:

– Видишь пологую дюну во-он там! У нее верхушка будто срезана…

– Да…

– Там передохнем. Внутри нора.

На последний рывок сил хватило. Редар даже заставил себя помочь Креггу отвалить от входа камни, прикрывавшие вход в нору.

Внутри оказалось не очень просторно. Узкий – пришлось ползти на четвереньках – лаз заканчивался небольшой пещеркой, прохладной и темной. Но Крегг быстро взял в руки огниво, и маленький огонек заплясал в масляной лужице. Редар огляделся.

В дальнем углу были свалены несколько глинянок – и целых, и разбитых, – целая гора плетенок, в которых, как говорили Редару местные, пещерники продавали ореховое масло. В центре громоздилась грубо обтесанная глыба песчаника, заменявшая стол, вся в черных потеках и пятнах копоти. У стены неопрятной кучей лежали несколько грубо выделанных, ворсистых шкур. Рядом виднелось выжженное пятно очага.

– Ты здесь жил? – недоуменно спросил юноша. Усталость накатывала волнами, но он держался крепко, решив, что не покажет перед Креггом своей слабости.

– Да нет, – старик улыбнулся, – здесь я работаю иногда. Ну, и бывает, что… раньше было, – поправился он, – что я задерживался в песках. Тогда ночевал здесь, дома-то меня некому было ждать…

Редар сел, вытянул ноги, достал плетенку с водой и вопросительно глянул на Крегга.

– Пей, пей, и мне дай. Только немного, еще на обратную дорогу надо оставить.

– Нам долго ждать?

– Я буду посматривать за солнцем. Как только оно пойдет на спад, то мы чуток еще подождем и пойдем. Но я не думаю, что тебе придется скучать. Слушай. Я постараюсь рассказать главное, потом тебе будет проще. Что непонятно – спрашивай. Хотя, что это я? Вопросы из тебя и так полетят, не остановишь.

Крегг тоже уселся поудобнее, взял у Редара воду, пил экономно, как умеют пить только жители пустыни – прокатывая на языке каждый глоток восхитительно вкусной воды.

– Помнишь, я говорил, что ушел от бомбардиров? Я решил все же добраться до города пауков. За несколько лун до этого из паучьего города пришел корабль. Странные вести он принес. Ты наверняка слышал о Великом Найле?

– Да! – пустынник от волнения даже забыл про усталость. – Конечно! Это великий герой! Он убил Смертоносца-Повелителя, он возвысился над людьми и стал их царем… Он…

– О! Какая возвышенная речь! Не иначе ты пересказываешь мне какую-нибудь легенду.

Редар смутился.

– Только все было не так. Найл не убивал Смертоносца-Повелителя, тот сам уступил ему власть над людьми. Но ведь Великий Найл сделал не только это.

– Ну, конечно! Он же еще открыл Белую башню! Крегг, а ты что, был в городе Найла?! Расскажи!

– Нет, – рассмеялся Крегг, но пересохшее от долгого перехода горло подвело его, и старик закашлялся. Пришлось снова приложиться к плетенке. – Не был. Но попасть хотел. Тем более, когда до меня дошли такие вести. Найл побывал в Белой башне, и она многому его научила. Тому, что люди давным-давно забыли, а смертоносцы и знать не хотели. Так что, когда он стал повелителем людей – а он действительно им стал, здесь твои рассказчики не соврали, – жизнь людей стала намного лучше, хотя в городе все равно остались править пауки. К сожалению, до города я не добрался. Я шел по побережью, надеясь попасть на корабль, но примерно в поллуне пути до Дельты меня свалила гнилостная хворь. Это штука похуже нашей пустынной лихорадки. Хорошо нашлись добрые люди, выходили меня, кормили чуть ли не как беспомощного младенца, а то бы я с тобой сейчас не разговаривал.

Когда же я пришел в себя, начались дожди – на побережье они продолжаются целых три луны, – и идею с кораблями пришлось оставить. В это время на море очень плохая погода – бури, ужасные ветры… Ты не представляешь, что такое буря на море! Это когда огромная гора воды, величиной с Близнецов, поднимается с моря на дыбы и идет на тебя! В первый раз я долго не мог опомниться после этого зрелища.

Заметив огромные глаза Редара, Крегг замолчал, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, пока его юный спутник не обрел дар речи:

– Вода ходит по морю?!

– Эх-х-х… Так и не объяснишь. Ну, вот как в песках во время суховеев по дюнам перебегают волны, видел?

– Видел. Но они маленькие, разве что до колена…

– И на море то же самое. Когда ветер слабый – волны до колена, а когда поднимется настоящая буря – держись! Целые горы воды с невероятным грохотом рушатся на берег. Куда там пороху, огненному волшебству! Никакие корабли в это время по морю не ходят, слишком опасно. Так что пришлось идти через Дельту на юг. Паучьих дозоров мне удалось избежать. А дальше пошли места обжитые, кругом люди живут. Так и шел – то там остановлюсь, то сям подзадержусь, вот и дожди уж кончились, а я еще от Дельты далеко не ушел. И тут мне невероятно повезло. Совершенно случайно я столкнулся с человеком, которого искал всю свою жизнь.

Я шел вдоль одной из мелких речек почти по самому берегу. И вдруг прямо надо мной, в совсем неурочное время, появляется паучий шар! Я, конечно, испугался, метнулся в ближайшие заросли, скрючился, лежу и думаю: заметил – не заметил? Скорость у него большая была, мог и не разглядеть – пауки видят плохо… И на моих глазах шар делает разворот, снижается над речкой, задевает водную гладь и, вертясь, выскакивает на берег! Я уже простился с жизнью, честно признаюсь, лежу – от страха не могу пошевелиться, и думаю: все, это меня смертоносцы обездвижили, сейчас придут убивать. И, представляешь, с шара слезает человек!

– Человек! Наверное, сам Великий Найл?!

– Не Найл, но почти… Он меня начал звать, выходи, мол, я же видел тебя. Не бойся, кричит, это не смертоносцы, здесь только я, больше никого нет. Ну, я и вышел к нему. Странный он был, вроде и молод, а голова седая, высохший весь какой-то, на лице вообще одни только глаза остались. Наших приветствий он не знал: когда я привычно повел вперед плечом, чтобы поздороваться, он только недоуменно отшатнулся. Меня, конечно, переполняли сотни вопросов. Но он спросил первый и, прямо скажем, меня ошарашил. «Где я», – спрашивает. Я как мог объяснил. Потом смотрю, он усталый какой-то, обессиленный, будто не ел и не спал несколько дней. Я по пустынному обычаю воду ему сначала предложил, забыл вроде, где нахожусь. Это смешно, конечно, выглядело – за спиной у него целая речка. Но он принял. Пьет жадно, будто и впрямь только что из пустыни. Потом спрашивает: «А нет ли у тебя, путник, еды?» «Есть, – отвечаю, – как не быть». Поделился я припасами, смотрю – ест он, будто в первый раз мясо увидел.

Что случилось-то, спрашиваю. Да вот, говорит, ураган на море поднялся, шар его и унесло неизвестно куда. Опускаться-то он может, только потом уже не взлететь, вот и хотел где-нибудь около людского жилья приземлиться. Но люди-то глазастые у Дельты живут, как приметят дозорный шар пауков, так и попрячутся по норам, пойди найди их! Вот он и летит уже третий день, отчаялся совсем. Звали его Дагоссаром, сам он из города Найла оказался. Я, конечно, обрадовался: как же, столько хотел туда попасть – и вот, пожалуйста, готовый проводник. А он, тем временем, дальше рассказывает. Работает мой новый знакомый в «огненной команде». Тут я, сам понимаешь, насторожился, как паук на ловчей нити. А что, спрашиваю, за огненная команда такая? Ну, видно было, что он объяснил бы, да думает – я простой дикарь, ничего не знаю и не хочу знать, кроме своего копья. Пришлось рассказать, как я у бомбардиров четыре дождя провел. Обрадовался Дагоссар: родственная душа, говорит, какая удача! И давай на меня сведения вываливать. Великий Найл из Белой башни много интересного вынес. Кое-что смертоносцам жизнь облегчило, кое-что и людям, так что никто не внакладе. В том числе организовал Найл огненную команду, где занимались постижением тайны пороха и еще хотели подъемную силу дозорных шаров увеличить. А то одного смертоносца он поднимет, человека тоже, а вот двоих никак, разве что двух детей или молодых паучат. Шары хитро летают, он мне объяснил как: смертоносцы разводят маленьких жучков, которые, если их шибко напугать, выделяют очень легкий и жутко вонючий газ. Таких жучков зашивают в карманы оболочки шара, в нужный момент – хлоп! – по стенкам, жучки пугаются, воняют…

Редар хихикнул.

– Да, воняют – что смеешься, именно так. И шар летит куда надо. Дагоссар как раз пробовал разные смеси, чем бы этих жучков заменить. Все горючие вещества, что могли добыть паучьи дозоры или корабли людей, везли в город для него. А еще пытались порох сделать, огниво смастерили такое, чтоб и под дождем давало искры… Дагоссар оказался не человек, а клад просто. И только я хотел было напроситься к нему в спутники до города пауков, как он мне: а ты куда, мол, идешь? Да так, говорю осторожно, хожу, мир смотрю. Я с тобой пойду, говорит мне Дагоссар. Не хочу, дескать, обратно к паукам. Найл ушел в дальний поход, в Неведомые Земли, а в его отсутствие пауки на ремесленных людей косо смотрят. Не любят они, чтобы мы, люди, что-то мастерили, боятся. Жить стало совсем невозможно, что ни день – пожалует с проверкой кто-нибудь из Младших Повелителей. И давай в голове ковыряться: не задумал ли Дагоссар против смертоносцев нехорошее. Двоих его подручных прямо в мастерской закатали в паутину и куда-то унесли. Так он их больше и не видел.

Долго мы с ним говорили, я поначалу не хотел с ним идти, все мечтал в город Найла попасть. Так что пообещал Дагоссара только к Отрогам проводить, там вроде бы тоже люди свободные живут. Шли мы с ним долго, по пути он мне премудрости огненных мастеров открывал. Не поверишь: радовался, как ребенок. Даже Учеником стал называть, торжественно так. Когда я спросил, за что, мол, такая честь – сказал, что всю жизнь его мало кто слушал, считая огненную науку выдумкой, а его самого – шарлатаном. В паучьем городе люди не слишком утруждают себя работой и знаниями, они за многие сотни лет привыкли, что смертоносцы за них все решают, потому никто ему и не верил. А теперь, наконец, нашелся благодарный слушатель.

– И вы с ним дошли до Отрогов?

– Да нет, к Отрогам мне пришлось идти одному… Дагоссара тогда со мной уже не было. Погиб он. – Крегг неожиданно поднялся, сноровисто пополз к выходу. Донесся его приглушенный голос: – Ладно, Редар, пойдем. Солнце пошло вниз.

Жара начала потихоньку спадать, когда путники вышли к вздыбленному песчаному плато, изрезанному вдоль и поперек глубокими и узкими трещинами.

– Осторожнее, – предупредил Крегг. – Иди точно след в след за мной и смотри под ноги. А то ухнешь вниз – костей не соберем.

Действительно пришлось пройти по краю опасной расщелины, дно которой Редар не смог рассмотреть, как ни старался. С шорохом вниз осыпался песок и мелкие камешки, подошвы с трудом цеплялись за ненадежную почву. Пустынник для подстраховки придерживался руками за выступы скалы. А Крегг несмотря ни на что шел уверенно, только один раз взмахнул руками, стараясь удержать равновесие. Юноше не давала покоя одна мысль, и, когда опасная часть дороги кончилась, он все же рискнул спросить Крегга:

– Что здесь было? Я никогда ничего подобного в пустыне не видел!

– Наверное, тряслась земля. Много лет назад. Мне на юге, у Отрогов, рассказывали. У них там частенько случается, что земля под ногами ходит ходуном…

– Как зыбучие пески?

– Нет, намного сильнее. Даже бывает иногда, что земля не выдерживает напряжения, разрывается, вот и получаются такие ямищи – дна не видно.

Дальше шли молча. Редар с ужасом представлял себе расширяющуюся под ногами трещину, то и дело чутко прислушивался к своим ощущениям – не дрожит ли земля.

Вдруг Крегг резко остановился.

– Мы пришли. Вот это место.

Редар глянул из-за плеча старика. Ничего особенного. Такая же высушенная и растрескавшаяся земля, как на Солончаке. Одни буро-рыжие песчаные валы и ни единой веточки кругом, ни колючки пустынной, ни самого завалящегося кактуса.

– Не туда смотришь, вон там!

Крегг указывал на странную мягкую и податливую на вид песчаную горку. Она выглядела так, словно ее что-то распирало изнутри, а песчинки лишь налипли на нечто инородное для пустыни. Редар подошел поближе, осторожно потрогал рукой. Горка колыхнулась, часть песчинок осыпалась, и он увидел лужицу вязкой черной жидкости. В ноздри пахнуло знакомым запахом.

Сзади Крегг звякнул глинянками, снимая с шеи перевязь. Юноша обернулся. – Что это такое?

Старик освободил одну глинянку, вытащил из отверстия деревянную щепку-затычку. Протянул Редару:

– Наполни, только осторожно. Следи, чтобы внутрь попало как можно меньше песка. Потом тяжело будет очистить. – И не дожидаясь, пока Редар повторит свой вопрос, добавил: – Это нефть, Ученик.