"Игра на выживание" - читать интересную книгу автора (Хайсмит Патриция)

Глава 5

Сеньор Кастильо С. позвонил лишь на следующее утро в четверть десятого и тем самым разбудил Теодора.

— Итак, — торжественно объявил он, — вашего друга отпустили. Его допрашивали всю ночь. Я тоже ещё не ложился. Но зато теперь он на свободе.

— Значит, они считают, что он невиновен?

— Ну да. И я тоже в этом уверен. С уликами у них туговато, так что…

— А удалось установить, в каком часу он вернулся домой после обеда?

— Нет… не совсем. Но судя по тому, что удалось выяснить, Рамон Отеро этого не делал. Сеньор Отеро полагает, что он вернулся домой к половине одиннадцатого вечера. Доктор же утверждает, что её убили не раньше одиннадцати. Одиннадцать — самое раннее.

Или без десяти одиннадцать, подумал Теодор, припоминая, что в тот момент, когда доктор вел речь о двух-трех часах, прошедших с момента убийства, на его наручных часах было без десяти два. А Рамон лишь предполагает, что вернулся домой к десяти тридцати.

— А как там сеньор Отеро? — спросил Теодор.

— Лучше и не спрашивайте! Он очень утомлен! Две ночи к ряду без сна. Уж можете мне поверить, виновный человек уже давно сломался бы. Но ваш приятель до последнего стоял на том, что он ни в чем не виноват. В самом деле, сеньор, не думаете же вы, что это в самом деле сделал он!

— Где он сейчас?

— Сегодня утром его отпустят домой. Они послали за его компаньоном, сеньором…

— Балдином.

— Да. Чтобы он проводил его до дому. Да, чуть не забыл… мне выслать счет на ваш адрес, сеньор, или направить его сеньору Отеро?

— Вы можете прислать его мне, — сказал Теодор.

Положив трубку на аппарат, Теодор ещё какое-то время сидел на краешке кровати, погрузившись в глубокие раздумья. Адвокат по уголовным делам, будь он хоть семи пядей во лбу, никогда не смог бы так быстро вызволить из лап полиции преступника, виновного в совершении преступления. Значит, он должен поверить в то, что Рамон не виноват. Наверное. Многим вещам в Мексике было трудно найти логической объяснение. Например, в Америке полицейские целую неделю потратили бы на то, чтобы установить и опросить всех друзей и знакомых Рамона, пытаясь вычислить, где когда и с кем он был до, во время и после убийства. И только после этого было бы принято решение. Но здесь, в Мексике…

Теодор предпринят ещё одну попытку распаковать, наконец-таки, чемодан, но все его мысли были заняты Рамоном. Он не был до конца уверен в том, что Рамон не был убийцей. Ведь ему ничего не стоило талантливо притвориться перед полицейскими. Так что вполне возможно, мысленно рассуждал Теодор, что он просто надул полицию.

В половине одиннадцатого он снова предпринял попытку связаться с Саусасом по телефону. И на этот раз после десятиминутного ожидания это ему все-таки удалось.

— У вас есть неопровержимое доказательство того, что он невиновен? спросил Теодор.

— Доказательство? — Саусас смутился. — Нет, просто он не ведет себя, как человек, виновный в убийстве. Он ведет себя как несчастный мужчина, потерявший жену. Мы считаем, что убийца попал в квартиру под видом посыльного, которому было якобы поручено доставить хозяйке квартиры букет цветов, для покупки которых он как раз и воспользовался услугами маленького мальчика, чтобы торговец впоследствии не смог бы его опознать. Мы пытаемся разыскать этого мальчика, но, к сожалению, торговец не запомнил, как он выглядит.

— Значит, никаких новых зацепок установить не удалось?

— Нет, сеньор. Но ведь мы для того и работаем, чтобы выяснять такие вещи, не правда ли? Вы уж будь так любезны, сеньор, не отлучайтесь из дома, предварительно не поставив нас об этом в известность.

— Вы хотите сказать, что мне и на улицу уже выйти нельзя?

— Нет, на улицу, конечно, можно. Только не покидайте пределов города. Нам нужно будет снова допросить вас.

— Хорошо. И вот ещё что, сеньор капитан — я очень прошу вас держать меня в курсе событий, если вам вдруг удастся узнать что-то новое по этому делу. Обещаете?

— Хорошо, сеньор.

Затем немного поколебавшись, Теодор в конце концов снова решительно снял трубку и набрал номер телефона Рамона. В трубке прошло уже, наверное, десять длинных гудков, но Теодор терпеливо ждал.

В конце концов, трубку сняли, и он услышал приглушенные голоса на том конце провода, а затем компаньон Рамона, Артуро Балдин, сказал:

— Алло?

— Алло, Артуро. Как дела? Это я, Теодор Шибельхут.

— Как поживаете, дон Теодоро? Надеюсь, у вас все в порядке.

— Спасибо. Я хотел спросить о Рамоне.

— Он очень устал, сеньор. Я пытаюсь уговорить его лечь поспать, ответил Артуро своим добрым, отцовским голосом.

— Да. Понимаю. Но может быть я чем-нибудь… — Теодор замялся, чувствуя некоторую неловкость оттого, что он как будто навязывается со своей помощью Рамону.

— Нет, дон Теодоро, спасибо, ничего не надо. У нас есть снотворное. Таблетки уже скоро должны подействовать.

Было слышно, как Рамон что-то негромко пробормотал.

Изначально Теодор хотел подозвать к телефону Рамона. Но внезапно у него пропало всякое желание разговаривать с ним.

— Что ж, Артуро, я очень рад, что ты пришел, чтобы присмотреть за ним.

— Его очень трудно утихомирить, потому что он хочет немедленно идти увидеться с этой… как её зовут, Рамон?… ну да, с Хосефиной.

А меня, стало быть, он видеть не хочет, заключил Теодор.

— Нет, сейчас ему лучше никуда не ходить, — сказал Теодор.

Они по-дружески попрощались.

К трем часам дня вернулась Иносенса. Она уже видела газеты, и её переполняли вопросы, сочувствие и глубокие соболезнование от всей её семьи из Дуранго, пока в конце концов Теодор вежливо не прервал ее:

— Пожалуйста, Иносенса, ты не могла бы замолчать?

— Сеньор, но вы же не думаете, что это дон Рамон убил ее! — Рамон ей очень нравился.

— Его освободили сегодня утром.

— Слава Богу! — с облегчением вздохнула она. — Слава Богу! Он не виновен!

— Не виновен, — автоматически повторил Теодор. — Позволь я помогу тебе с вещами. А это что такое?

— Моя семья передает вам утку и сердечные пожелания всего наилучшего. А ещё моя тетушка Мария сшила вам покрывало. Оно здесь, — сказала она, похлопав лежавший на полу сверток, перетянутый бечевкой. — Там внутри все упаковано в красивую бумагу, но я не хотела испачкать её в самолете. Сеньор, даже вспоминать не хочется! Мы летели сквозь туман! Я уж испугалась, что не выдержу и помру. А уж как только подумаю про сеньориту Лелию… la pobrecita.[6] Нет, ничего не берите, я сама. Негоже вам прислугины чемоданы подносить. Сеньор, хотите чаю или ещё чего-нибудь?

— Нет, Иносенса, спасибо. Я просто очень рад, что ты вернулась. — Он подошел к окну, выходящему во двор и закурил сигарету. Все-таки хорошо, что она приехала так быстро, и теперь в доме снова будут слышны её легкие, торопливые шаги. Все будет как и прежде, она будет хлопотать по хозяйству, негромко мурлыкая себе под нос какой-нибудь мотивчик, хотя, наверное, сегодня она петь не будет. Иносенсе тоже очень нравилась Лелия, и она совсем не ревновала его к ней, хотя Рамон, стараясь подколоть его, несколько раз и заявлял, что его «настоящая жена» — Иносенса. Да, действительно, в большинстве случаев она заправляла всем в доме по собственному усмотрению, но разве другие служанки ведут себя иначе? Иносенса жила у него вот уже почти четыре года. Наверное, Рамон считал, что служанка должна быть более покладистой и не такой своенравной, как Иносенса, но все же ни Рамон, никто другой не мог найти в ней ничего такого, к чему было бы можно придраться. По вечерам она всегда была дома, умела хорошо гладить и готовить. На неё также всегда было приятно посмотреть, а её блестящие черные волосы были неизменно аккуратно зачесаны назад и уложены в тугой пучок, заколотый шпильками на затылке. Она носила туфельки на небольшом изящном каблучке, что разительно отличало её от большинства неуклюжих толстух-домработниц, которых можно было обычно увидеть делающими покупки на рынке. Ей было только тридцать два, цветущая, привлекательная молодая женщина, однако, похоже, единственным мужчиной в её жизни был тихий парень по имени Рикардо, работавший в Толуке и редко бывавший в городе. Лет восемь-девять назад она родила внебрачного сына, Пепе, который жил вместе с её семьей в Дуранго. Время от времени Теодор посылал ему небольшие подарки и игрушки.

Теодору, наконец, удалось найти в себе силы, чтобы распаковать холсты — всего в рулоне было шесть холстов, завернутых в водонепроницаемую ткань и расстелить их на диване и полу своей небольшой домашней студии. Одна из картин ещё не совсем просохла, но, к счастью, краски не размазались. Он старался не глядеть на свои работы, потому что они как будто переносили его в то счастливое время, когда Лелия была ещё жива. Затем он позвонил в гараж компании «Мерседес-Бенц» и попросил, чтобы его машину как можно скорее подогнали к его дому.

В шесть часов он отправился на прогулки и вернулся домой в семь. Иносенса к тому времени накрыла стол для него стол и поставила блюдо с миндалем и вино для аперитива на сервировочный столик на колесиках. Теодор налил небольшой стакан «фернэ-бранка». Затем Иносенса снова начала засыпать его вопросами, зная, что он любил поговорить за аперитивом и отдавал предпочтение чтению во время еды.

— Да уж… теперь вам будет очень одиноко, — снова и снова повторяла она, сокрушенно качая головой. — И бедному дону Рамону тоже. А вы разве не пойдете его проведать?

— Думаю, что сейчас ему нужно отдохнуть.

— И вам, кстати, тоже. А то у вас уже круги под глазами появились. И ещё вы обязательно должны плотно поесть. Я приготовила вам куриный бульон курица у нас будет завтра — а ещё баранью отбивную и салат. — Она улыбнулась, ожидая услышать его одобрение.

— Отлично, Иносенса. А где же покрывало? Почему я ещё его не видел?

Иносенса поспешила в гостиную, где нераспакованный подарок по-прежнему лежал на диване. Теодор прошел мимо, не заметив его. Это был объемистый сверток в яркой розово-зеленой упаковке.

Покрывало было составлено из соединенных между собой маленьких квадратиков, связанных крючком, наглядный пример аккуратности мастерицы и её кропотливой работы.

— Какая красота, — сказал Теодор, ощупывая подарок. — Ты должна немедленно застелить им мою постель. Я обязательно напишу письмо твоей тетушке Марии и поблагодарю её. Очень мило с её стороны потратить столько сил и времени ради меня.

— Ради вас она готова на все, что угодно!

Тетушка Мария была матерью тех двоих детей, учившихся в университете Дуранго на деньги Теодора.

Теодор сел за обеденный стол. Рядом с тарелкой лежал свежий номер «Тайм», и он открыл журнал безо всякого интереса. На следующей неделе, думал он, в газетах появится отчет о расследовании дела Баллестерос, наверное, даже с фотографией трупа Лелии. Репортеры ни за что не упустят возможности посмаковать тот факт, что она была любовницей сразу двух мужчин, которые к тому же были друзьями. У Теодора не было аппетита. Он даже не смог притронуться с бараньей отбивной.

Тем же вечером ему позвонил некий полицейский чин, сообщивший, что тело Лелии уже доставлено в указанное им похоронное бюро, и что вскрытие показало, что ножевые ранения нанесены ножом с лезвием длиной по крайней мере в пять дюймов, а то и больше, и что самый большой из порезов оказался шириной в целых полтора дюйма. Глубина же большинства ран составляла четыре дюйма.

После этого Теодор позвонил Хосефине и получил её согласие на то, чтобы назначит похороны на следующий день.

— Хосефина, а вы не могли бы сами сказать Рамону о том, что похороны состоятся завтра? — спросил Теодор. — Не думаю, что ему хочется сейчас со мной разговаривать.