"Пересекая границы" - читать интересную книгу автора (Панкеева Оксана Петровна)

Глава 5

Если бы во время разговора в хижину товарища Пассионарио кто-то заглянул, то этот кто-то был бы очень удивлен, и даже возмущен. Нет, все, конечно, знали, что товарищ Амарго — особо приближенное лицо любимого предводителя, что они не просто соратники, а даже друзья, знали также, что молодой вождь относится с должным уважением к почтенному возрасту Амарго и его опыту, прислушивается к его советам и считает чуть ли не наставником, но сцена, происходившая в комнате, переходила всякие пределы.

— Как ты мог? — восклицал Амарго, бегая по комнате и бросая на своего руководителя неподобающе разгневанные взоры. — Кантора! Не кого-нибудь, именно Кантора! За что? Что он тебе сделал? Давнюю обиду решил припомнить? Или тебе посоветовал кто?

— Ну что ты, — обиженно возразил товарищ Пассионарио, наблюдая за его метаниями с высоты кроватной спинки, на которой он восседал в крайне неудобной для человека позе. — За кого ты меня принимаешь? И о каких обидах говоришь? О той подставке, которой он меня огрел? Что за чушь, я на него даже тогда не обиделся. Кандидатуру Кантора утвердил Совет. Я голосовал против, но остальные были безоговорочно за. Скажи спасибо своему придурочному заместителю, кто его за язык тянул предлагать? И как ты додумался взять его в заместители?

— Нет у меня никакого заместителя, — чуть не плача, выкрикнул Амарго, пиная попавшийся на пути стул. — Сам не знаешь? В мое отсутствие на Совет позвали командира одного из моих полевых отрядов, который оказался ближе всех. И надо было, чтобы это оказался именно Тортилья, у которого мозгов, что в усохшем орехе!

— Такие у тебя командиры? — сочувственно уточнил Пассионарио.

— Командир из него нормальный, он хороший воин, в полевом отряде справляется. Но допускать его до более серьезных вещей нельзя было! И уж тем более, доверять ему распоряжаться моими ребятами для специальных поручений! Он же знает про Кантора исключительно по сплетням!

— Амарго, успокойся, — виновато попросил Пассионарио. — Сядь, перестань метаться.

— Успокоиться? — горестно простонал Амарго, но все-таки остановился и обессилено рухнул на ближайший стул. — А ты сам-то можешь спать спокойно? Ты же мог этого не допустить! Не рассказывай мне сказки, будто ты не мог ничего сделать! Ты мог повлиять на совет во время обсуждения, разве нет? Ты мог внушить им сомнение, недоверие, враждебность, словом, мог провалить предложение Тортильи еще до обсуждения! Но ты этого не сделал! Нарочно? Или просто поленился? Или ты еще не в состоянии после своей последней попытки выбиться в прорицатели?

— Я… сомневался, — еще более виновато произнес молодой вождь и опустил глаза. — Я сомневался, правильно ли я поступаю, и из-за этого у меня ничего не получилось.

— Он сомневался! — в отчаянии воскликнул Амарго, всплескивая руками. — Теперь не сомневаешься? Можешь не сомневаться, ты отправил Кантора на верную смерть, это никаким сомнениям не подлежит. Что теперь? Что делать будем? Я могу его догнать, перехватить, но вернуть я его не могу! Не я его отправлял на задание, я не имею права его отозвать! Ты понимаешь, что своими сомнениями ты его убил! В чем ты сомневался, загадочная эльфийская душа?

— Понимаешь, Амарго, хотя ты прервал мою медитацию раньше времени…

— Паршивец! — возмутился Амарго. — Это у него называется «медитация»! Забиться в задрипанную пещерку, нажраться наркотиков и сидеть, развесив слюни, в ожидании вещих видений!

— Не перебивай! Так вот, хотя ты мне обломал всю затею, кое-что я успел увидеть. А именно, как Кантор убивает ведьму.

— Именно Кантор? Не Саэта, а именно Кантор? А ты уверен, что это была ведьма, а не какая-то языкастая бабенка, просто сказавшая что-то, что не понравилось Кантору? А ты уверен, что это не была просто галлюцинация, в конце концов? Ты же накачался до такого состояния, что мог увидеть и не такое.

— Амарго, не обижай меня такими глупыми вопросами. Я все-таки маг, хоть и плохонький, и умею отличать одно от другого. Я никогда не видел Арану и не знаю ее в лицо, но я ее почувствовал даже в этом видении. Это была она, и я видел, что Кантор ее убил. Ножом. Вот почему я засомневался. Может быть, Кантор и есть наш реальный шанс решить проблему? Ты же знаешь, он необычный человек, и даже не совсем человек, и может быть, его магические способности помогут ему как-то противостоять Силе этой ведьмы.

— Может быть, может быть… — раздраженно бросил Амарго. — А шефу ты сам скажешь, или мне придется?

— Могу и сам, — обиженно поджал губы Пассионарио. — Думаешь, боюсь? Он поймет меня лучше, чем ты, в сто раз. Он маг, и такие вещи понимает.

— Кантора он тебе не простит, — жестко произнес Амарго и тоже обиженно отвернулся. — Даже если он врет насчет эльфа и на самом деле он твой отец, он тебе не простит. А сам себе ты простишь?

— Кантор еще не умер, — напомнил Пассионарио. — И я все-таки думаю, что все закончится благополучно, хотя прорицатель из меня пока не очень… А откуда у тебя эта идиотская идея, что мэтр Максимильяно — мой отец? Ну сам подумай, зачем ему тебя обманывать? А папе зачем? С чего бы им понадобилось сговориться и совать нам обоим фиалки за уши? Какой смысл? По-моему, это глупо.

— Логически все вроде верно, — Амарго вздохнул, поморщился и достал из кармана аптечный флакончик. — Но чем больше я общаюсь с тобой и с Кантором, тем больше вижу между вами сходства. И мне все время кажется, что вы братья.

— По-моему, тебе надо срочно лечиться, — покачал головой предводитель. — Или хотя бы отдохнуть. Чтобы найти между нами сходство надо быть не совсем здоровым на голову. А уж предполагать, будто мы с ним братья…

— Надо, — снова вздохнул Амарго, бросая в рот таблетку. — Конечно, надо. К психиатру, к мистику, к шаману, хоть к кому-нибудь. Только к кому я пойду с проблемой, о которой никому нельзя рассказать? Свихнусь я скоро с вами обоими. Доведете старика.

— А ты не нервничай так. А если уж разнервничался, просто сними амулет, и я тебя успокою без всяких побочных эффектов, и не надо ни ходить к мистикам, ни травиться всякой химией.

— Спасибо, целитель… Если бы ты еще и язву желудка умел лечить, тебе б вообще цены не было… Ладно, к шефу я сам схожу, а ты уж будь добр, не устраивай мне больше таких медитаций. Не хватало, чтобы твои подчиненные увидели своего лидера в таком состоянии, в каком я тебя нашел. И, во имя неба, приберись немного в этом свинарнике! К тебе в комнату входить страшно!

— Хозяйка не принимает, — вежливо сообщил дворецкий, намереваясь закрыть дверь перед носом у Кантора. — У нее гости.

— Я не отниму много времени, — попросил Кантор, вцепившись в дверь со своей стороны. — У меня очень важное дело, которое может быть важным и для несравненной госпожи. Передайте ей вот это, возможно, она согласится уделить мне несколько минут.

Дворецкий взял сложенный листок бумаги и все-таки закрыл дверь. Кантор поплотнее запахнул плащ и стал терпеливо ждать. Если дело действительно в золотой паутине, Азиль должна заинтересоваться. Не хотелось бы ждать до завтра, время не резиновое. Хотя мало надежды, что нимфа знает, куда отбыла неудачливая соперница, возможно, придется еще не один день проболтаться в Ортане…

— Госпожа примет вас, — торжественно возгласил дворецкий, распахивая дверь. — Позвольте ваш плащ. Мне велено проводить вас в библиотеку.

Кантор сбросил плащ, небрежным жестом потомственного аристократа подал слуге шляпу, затем стянул и бросил в нее перчатки.

— Благодарю вас, — с достоинством произнес он. — Проводите, будьте так любезны.

Они прошли через гостиную, где как раз заседали упомянутые гости, причем половина из них показались Кантору смутно знакомыми. Он поклонился всем сразу, быстро пробежав глазами по лицам и запоминая их, чтобы потом вспомнить на досуге, и проследовал в библиотеку. Принца-бастарда он узнал сразу, этот парень нигде не потеряется. Судя по выражению его лица, он и был тем самым пострадавшим от золотой паутины. Жалко парня, ой как жалко, хороший он человек, принц Элмар, да и для Азиль это будет тяжелым ударом. Нимфы влюбляются накрепко… А кто же остальные двое? Длинный белобрысый мужик и шустрый парнишка с круглыми зелеными глазами? Выглядят знакомо, оба, но почему-то не приходит в голову, где он мог их видеть…

— На шарлатана не похож, — сказали в комнате, как только за Кантором закрылась дверь библиотеки. — Несомненно, охотник за головами.

Это сказал высокий мужик, для шустрого парнишки голос был низковат. И этот голос Кантору был знаком, значит они встречались, но давно и не часто, иначе бы он тут же вспомнил.

— А что еще скажете? — вот это сказал парнишка, и этот голос знакомый… Где он мог его слышать?

— Еще? Усы фальшивые, седина натуральная, повадки настоящие, но если это и благородный кабальеро, то только по рождению, последние годы он провел в условиях не особенно комфортных. Под камзолом на спине за поясом пистолет. Мистралийского производства, судя по размеру. Класс — несомненно воин, скорее всего, стрелок. Мафей, ты что-то заметил?

— У него странная аура. — А это голос маленького эльфа. Принца Мафея Кантор, разумеется, никогда не видел, но кто же не знает, что в королевской семье Ортана есть эльф. А не узнать эльфа — это надо быть совсем слепым.

— Чем странная?

— Всем. Не как у мага, не как у мистика, а что-то совсем особенное. По-моему, он не чистый воин, тебе не кажется?

— Вот как! В Зеленых горах подрастают молодые мультиклассы? — засмеялся высокий. — Нет, Мафей, так не бывает. Мультикласс — это прежде всего маг, а потом все остальное. Воин, которому захочется овладеть магией, просто не успеет за свою жизнь овладеть ею в достаточной степени.

— Я не говорю о мультиклассах. У него просто есть какие-то способности… И, знаешь, Шеллар… По-моему, он не так давно сменил класс.

Услышав названное вслух имя Кантор тут же, разумеется, вспомнил, где он слышал голос, и ощутил неприятный холодок внутри. Какие демоны его дернули так настойчиво ломиться в дом? Нельзя было завтра прийти? «В экое изысканное общество я попал! — подумал он. — Его величество Шеллар III, который своим наметанным глазом бывшего полицейского в момент замечает пистолет под камзолом, и не менее глазастый эльф, который по „странной ауре“ замечает такие вещи, как врожденные способности и даже смену класса. Тут, пожалуй, замаскируешься, как же! Хорошо еще, что господа Саэту не видели, могу представить их комментарии…»

Дверь приоткрылась, и несравненная Азиль, неслышно ступая по ковру, проскользнула в библиотеку. Обуваться ходила, подумал Кантор. В узком кругу она так и ходит босиком, как привыкла, а для чужого человека сбегала обулась. Она совсем не изменилась за столько лет, разве что наряды стали подороже. А так — все тот же по-детски наивный взгляд, тем не менее сводящий с ума мужчин, та же загадочная полуулыбка, те же жесты…

— Здравствуй, — сказала она. — Что ты хотел?

Тот же голос и та же манера обращаться ко всем на «ты». Или она его все-таки узнала? Да нет, не может же она помнить всех своих мужчин, их у нее были сотни за эти годы…

— Приветствую тебя, о несравненная, — ответил он. — Я хотел поговорить о золотой паутине. Верно ли, что позавчера какая-то женщина пыталась околдовать принца Элмара?

— Верно, — спокойно кивнула Азиль. Как-то слишком спокойно для девушки, потерявшей возлюбленного. — А зачем тебе это нужно? Я вполне справлюсь с этим сама.

— Действительно? — Кантор искренне удивился. — Ты можешь снимать с людей золотую паутину?

— Не со всех, — так же спокойно ответила она. — Но с Элмара могу. Если ты ищешь помощи, то вряд ли я смогу помочь кому-то другому. Такие вещи нимфа может делать только для любимого человека.

— Я действительно ищу помощи, — признался Кантор, — Но не такой. Ты или твои друзья… кто-нибудь знает, где можно найти эту женщину?

В огромных, не по-людски расставленных глазах нимфы вспыхнула тревога и боль.

— Зачем ты ее ищешь? — спросила она, все с той же тревогой и болью всматриваясь в его глаза.

— Чтобы убить, — просто и почти честно ответил Кантор. — Пожалуйста, не заглядывай в меня. Со мной все в порядке.

— Я вижу… — Азиль опустила глаза. — Не ищи ее. Ты не сможешь ее убить.

— Значит, моя подруга сможет. В любом случае, я должен. Я не свободный человек, я выполняю приказ и не могу отказаться. Равно как и не могу его не выполнить. Если ты знаешь, скажи мне. Пожалуйста.

— Ты с подругой? — она снова подняла на него свои волшебные глаза, и непонятно было, просто ли она смотрит, или все-таки заглядывает. — Но я действительно не знаю… Она убежала так быстро… Шеллар за ней гнался, и даже стрелял, но не попал… Может быть, тебе с ним поговорить? Может, он лучше знает?

— А он захочет со мной говорить?

— Почему нет? — Азиль чуть приподняла брови, и вдруг ее взгляд резко остановился. «Заглянула все-таки, — с досадой подумал Кантор. — Узнала? Или нет? Знать бы, как это бывает у нимф… Что они видят, что нет…»

— Ну, мало ли… — он пожал плечами. — Все-таки он король…

— Знаешь, — сказала она, опуская глаза. — Кажется, я ошиблась. Ты сможешь ее убить. Если ты увидишь золотую паутину, попробуй отразить на нее, если получится. Вы будете в равном положении. Если попадете в Лабиринт вместе, там ты будешь сильнее. Если тебе повезет, ты сможешь. Но будь осторожен, не заблудись в Лабиринте на обратном пути.

— Спасибо… — Кантор совершенно растерялся. Советы Азиль, как всегда, были непонятны простому смертному, но в них непременно должен был быть какой-то смысл и практическая ценность. Разобраться бы только, какая именно.

— Поговоришь с Шелларом? — напомнила нимфа. — Ты его не бойся, он хоть и король, но он хороший.

— Если его величество изволит, — пожал плечами Кантор. — Я буду рад любой полезной информации.

— Тогда подожди, — сказала она и исчезла за дверью. Спустя несколько секунд оттуда послышалось: — Шеллар! Зайди в библиотеку. Этот кабальеро ищет ведьму. Может, ты ему что-то посоветуешь.

— Застрелиться сразу, — недовольно проворчал король. — И не морочить головы ни себе ни людям. Он кто — жертва или охотник?

— Разве он похож на жертву? Конечно, охотник. И у него есть шанс, если ему повезет. Он стихийный эмпат, и он человек Лабиринта.

«Спасибо, родная! — подумал Кантор. — Уж что-что, а обозвать ты умеешь…»

В гостиной скрипнул диван, послышались шаги и в библиотеку шагнул его величество король Ортана Шеллар III, бессменный герой анекдотов и в то же время одна из самых авторитетных фигур в политике континента. Амарго, помнится, отзывался о нем с большим уважением и говорил, что король Ортана — умнейший мужик, но с причудами, как все гении. Возможно, возможно… А изменился его величество с тех пор, как они имели честь видеться, здорово изменился. На человека стал похож, а не на оловянного солдатика. Прическу сменил, наплевав при этом на все традиции, и хотя он теперь являет собой дерзкий вызов общественным вкусам, выглядит с этой стрижкой намного лучше, чем тогда… Мимика стала богаче, жесты раскованнее, в глазах появилось что-то живое и человеческое… В общем, в лучшую сторону изменился, несомненно в лучшую.

Король коротко кивнул в ответ на поклон и указал на кресло, приглашая сесть. Потом развернул второе, так, чтобы сидеть лицом к лицу, и тоже сел, забавно переломившись в двух местах.

— Познакомимся? — предложил он, внимательно изучая Кантора. — Ты меня, разумеется, знаешь. С кем имею честь?

— Дон Альварадо Раманьери, — представился Кантор. Король недовольно поморщился.

— Я полагал, что имею дело с профессионалом. Меня не интересуют данные твоего липового паспорта, я хочу знать, кому предоставляю информацию.

— Простите, ваше величество, — развел руками Кантор. — Не имею права.

Шеллар III снова внимательно посмотрел на него, слегка прищурившись, затем чуть повернул голову и посмотрел под другим углом. Потом улыбнулся.

— Кантор? Ну, конечно! Как я сразу не разглядел. Приятно познакомиться.

— Все-то вы замечаете… — проворчал Кантор, невольно проводя ладонью по лицу. — Вроде и брился всего час назад… Откуда вы меня знаете?

— Вот так я возьми и сдай тебе всю свою агентуру, — усмехнулся король и снова внимательно уставился на Кантора. — А ты зачем соврал прекрасной даме, будто ищешь ведьму только для того, чтобы убить? Тебе ведь наверняка с нее денежки скачать нужно, верно?

— Верно, — кивнул Кантор. — Я просто не хотел пугать бедную девушку. А то бы она меня отправила восвояси, заботясь о моем здоровье.

— И много? Если не секрет?

— Два с половиной миллиона.

— Она что, потянула вашу партийную кассу? Наличными?

— Разумеется, через банк. Вы что, думаете, мы свою кассу храним в пещере в сундуках?

— Действительно, чего это я… И много вы людей уже потеряли?

— Около десятка.

— Ты один или в группе?

— В паре. С подругой.

— Ты не очень на нее полагайся, девушки тоже попадаются, правда, не так фатально, как мужчины, но все же попадаются.

— Тоже на почве секса?

— Нет, просто теряют волю и поддаются управлению, как обычно заколдованные люди. Так что побереги подружку. И сам поберегись.

— Вы можете сказать, куда она поехала?

— На север, в Галлант. Езжайте туда. Я прикажу своим агентам в Галланте подкинуть вам информацию, если что узнают. Все-таки эта сволочная ведьма чуть не угробила моего кузена и смылась у меня из-под носа.

— Считайте, что вам повезло, — заметил Кантор. — Как это вас угораздило за ней гоняться?

— Меня золотая паутина не берет, — усмехнулся король. — К сожалению, поделиться с тобой этой способностью не могу. Что ж, удачи тебе, дон Альварадо Раманьери и твоей донье…

— Донне Маргарите, — поправил Кантор. — Тоже Раманьери. Мы по паспорту супруги. Благодарю вас, ваше величество.

— Может, еще встретимся, — улыбнулся король и выбрался из кресла. С некоторым трудом, так как кресло было для него слишком низким. Кантор тоже встал и в очередной раз отвесил поклон согласно этикету.

Проходя через гостиную, он снова пробежал взглядом по лицам, и снова не узнал зеленоглазого парня. Девушки были вообще незнакомы — ни та, что сидела рядом с загадочным парнем, ни та, что стояла у музыкальной шкатулки. Когда она обернулась ответить на прощание, Кантор почувствовал, что с ней что-то не так. Что именно, он не понял. Обычная не особо симпатичная девчонка в обычном городском платье, ничего выдающегося. Но от нее исходила некая неуловимая чуждость.

Она поставила кристалл и закрыла шкатулку. Кантор обернулся, чтобы уходить, и застыл на пороге. Он никогда не слышал такой музыки. Не только мелодию, даже звука такого он в жизни не слышал и даже не мог представить себе, из какого инструмента такой звук вообще можно извлечь. С трудом подавив желание рвануть назад и нагло усесться с гостями, он вышел в прихожую и стал долго и медленно натягивать перчатки, шнуровать плащ и поправлять перед зеркалом шляпу. Ему до смерти не хотелось уходить, не дослушав мелодию до конца.

Он успел поймать ритм, и по пути в гостиницу пытался восстановить в памяти мелодию. Как ни странно, это ему удалось без особых усилий, и он всю дорогу насвистывал ее, пытаясь определить если не автора, то хотя бы стиль, так как язык был совершенно незнакомый. Но так и не смог.

— И кто это был? — спросил Жак, когда за странным гостем захлопнулась входная дверь.

— Один очень занятный парень, — усмехнулся король. — Тебе его бояться нечего. Он с Зеленых гор, один из лучших убийц в доблестном войске товарища Пассионарио. Охотится на ведьму, бедняга.

— Почему бедняга? — поинтересовалась Тереза.

— Потому, что будет с ним то же, что с остальными охотниками. И он, похоже, сам это понимает.

— Так за каким чертом его на охоту понесло? — проворчал Жак. — Денег не хватает? Или долг кровной мести зовет?

— Они ведь не за деньги работают, — грустно ответил король. — Они солдаты. Их посылают — они идут. И приказы не обсуждаются. Азиль, ты в него смотрела?

Нимфа молча кивнула.

— Правда, что он импотент?

— Нет, — удивилась Азиль. — С чего ты взял? Он стерилен, но с потенцией у него все в порядке.

— Стерилен? А отчего?

— Я не присматривалась специально. Что-то очень старое, болезнь или яд, но не травма.

— Вот как? Занятно…

— Что тут занятного?

— Да я вообще, о природе сплетен. О нем говорят, что он импотент, причем существует даже более жесткая версия, в которой присутствуют подвал и раскаленные щипцы. Так это, оказывается, все неправда. Зато о том, что он стерилен, никто никогда не слышал. А это правда… А что ты еще видела?

— Тебе просто любопытно? — грустно уточнила нимфа.

— Мне для досье, — серьезно пояснил король. — Ну, пожалуйста, Азиль. Он такая загадочная личность, о нем никто ничего не знает достоверно. Может, хоть я буду знать, вдруг пригодится.

Азиль вздохнула и стала загибать пальцы.

— Во-первых, он весь в мертвых пятнах. Только не проси толковать. Шеллар, я не смогу объяснить. Во-вторых, у него перерезано горло. В-третьих, на нем ледяная корка, чем-то сродни твоей матовой сфере, но не врожденная. В-четвертых, на нем присутствует черная паутина, что вообще странно для мужчины. В-пятых, в нем есть Сила странной природы. В-шестых, где-то под ледяной коркой виден очаг, если я не ошибаюсь… Кажется, да, пустой очаг… О стерильности я уже говорила. А в целом говоря, это несчастный, искалеченный судьбой человек, и не самый подходящий объект для твоего праздного любопытства, Шеллар.

— Это вовсе не праздное любопытство, — серьезно возразил король. — Информация мне нужна для дела. Мафей, ты не присмотрелся, кем он был до того, как сменил класс?

— Нет, — покачал головой принц. — Этого не видно. Он вообще ни на что не похож. Но если он владеет Силой, значит был магом. А что означает перерезанное горло? Это предвидение смерти или это с ним было раньше?

— Ни то, ни другое, — ответила Азиль. — Я просто так вижу.

— А с какой бы стати маг стал менять класс? — недоуменно сказал Жак. — Что, испугался охоты на магов? Или что? Какой же маг в своем уме вдруг возьмет и подастся в воины? Разве что совсем никудышний?

— Не обязательно, — пожал плечами король. — Причины могут быть вполне реальные. Ты не представляешь, сколько опасностей подстерегает мага на пути от ученика до магистра. Бывают некоторые травмы и болезни, несовместимые с дальнейшим занятием магией. Бывают и проблемы чисто магического свойства, например эффект Мартоса или плен Пустоты… Так что молодой маг очень просто может встрять так, что дальше ему заниматься магией становится бесполезно, а то и опасно для жизни или рассудка. Вот и приходится менять класс, хотя для мага это редкость. В основном они после таких вещей или гибнут при попытках колдовать, или спиваются. Мало кто находит в себе силы отказаться от магии. Она затягивает, как наркотик, они к ней привыкают, прирастают всей душой, она становится частью их жизни. Поэтому магам крайне тяжело менять класс.

— Господа! — жалобно воззвала Ольга. — Что такое класс и как его меняют?

— Класс? — Жак пожал плечами. — Это… ну, как бы нечто среднее между кастой и родом занятий. Вот Элмар — воин, Мафей — маг, Тереза — врачеватель.

— А ты?

— Я? Ну, не знаю… Вообще-то теоретически шуты считаются каким-то там левым задним подклассом бардов. Танцовщицы тоже относятся к бардам. А вообще на свете полным-полно бесклассового народу, который от этого не особенно и страдает. А что такое сменить класс… ну, представь себе, что Элмар вдруг начал ни с того ни с сего писать хорошие стихи. Он на радостях забросит свой меч куда подальше и подастся в барды. А если не забросит, а попытается совместить одно с другим, получится мультикласс — воин-бард.

— Как в классической ролевухе! — восхитилась Ольга.

— Вроде того, — кивнул Жак. — Кстати, знаешь, какой оптимальный подбор классов для команды героев?

— Паладин, лучник, клерик, маг, — немедленно ответила Ольга. — Власть и Магия, часть шестая.

— Паладин — это не класс, — засмеялась Азиль.

— Зато точно про Элмара, — улыбнулся король. — Только не клерик, а мистик. Так правильно называется класс. А откуда ты знаешь и что это за шестая часть?

Пришлось объяснять его любопытному величеству, что такое ролевуха и как в нее играют, после чего разговор зашел о развлечениях вообще. Выяснилось, что король в виде развлечения обожает играть в логические игры и решать задачи всякого рода.

— Это какие например? — полюбопытствовала Ольга.

— Какие угодно, — рассмеялся Жак. — Например, господин Костас регулярно приносит ему особо запутанные дела по своему ведомству, чтобы его величество изволили развлечься. А еще его величество развлекается таким образом: берет пачку доносов, которые господа чиновники постоянно строчат друг на друга, и вычисляет, кто правду написал, а кто оклеветал коллегу. Или перечитывает какую-нибудь древнюю легенду и пытается восстановить, как было дело взаправду.

— Почему обязательно древнюю? — возразил король. — Древние практически не имеют решения, а добыть дополнительную информацию по ним невозможно. Например, разыскивать Вельмира я бы не взялся. Я предпочитаю более современные тайны.

— А например?

— Например, куда девался принц Орландо.

— А это кто? — тут же спросила Ольга. — Какой-то ваш родственник?

— Зачем ты спросила! — воскликнул Жак. — Теперь его величество в двенадцатый раз начнет рассказывать историю пропавшего без вести принца!

— Тебе, может, и в двенадцатый, — возразила Тереза, — А я впервые слышу. Азиль, а ты слышала?

— Слышала, — кивнула нимфа, — только не от Шеллара. Кто-то другой мне рассказывал. Не ты, Элмар?

— Нет, — кратко ответил принц-бастард, до сих пор молчавший, как камень, и замолчал снова.

— Я тоже слышал, но не в подробностях, — сказал Мафей. — Шеллар, расскажи, мне интересно.

— Я вкратце, — пообещал король. — Принц Орландо — последний уцелевший представитель королевского дома Мистралии. Я даже знал его лично, они неоднократно всей семьей гостили у дядюшки, да и мы к ним тоже ездили. Это было еще до приезда Элмара, мне было лет двенадцать, когда мы потеряли контакт… Мы с ним очень мило общались, с этим Орландо, хотя я в те времена даже улыбаться не умел, а он был темпераментный, как все мистралийцы. Он изучал магию и показывал мне какие-то несложные трюки, и мне страшно нравилось. Я потом полгода носился с идеей стать магом, пока мне не объяснили, что магом надо родиться… Но это несущественно. Когда в Мистралии произошел первый переворот, ему было где-то лет четырнадцать или пятнадцать, он был самым младшим в семье. Поскольку у него были выдающиеся способности к магии, Небесные Всадники его не убили, а попытались склонить на свою сторону, обратить в свою веру и сделать из него еще одного мистика для своего ордена. Так поступают все мистические ордена, я имею в виду, они всегда стараются привлекать к себе магически одаренных детей, чтобы воспитать из них сильных мистиков. Видите ли, если кто не знает, самые мощные мистики получаются именно из людей, имеющих природную способность к магии. То есть, обладающих Силой.

— А чем тогда различаются мистики и маги? — переспросила Ольга.

— Тем, что мистик может и не иметь магических способностей от рождения, а получить их путем различных ритуалов, самосовершенствования, медитации, в общем, разнообразных воздействий на психику, в результате которых можно найти путь доступа к Силе. Но если обычному человеку, чтобы достигнуть уровня магистра, нужно истово верить и проводить годы в постах и медитациях, человеку магически одаренному все дается намного легче и проще… и быстрее. Так вот, руководители ордена пытались обратить Орландо, но это у них не получилось, как они ни старались. Орландо был очень упрямый парень. Он провел несколько лет на цепи в полиарговом ошейнике, но так и не сдался. Когда Всадников поперли, Партия народного освобождения решила реставрировать монархию. Орландо освободили из заточения, подлечили и некоторое время носились с ним, а потом вдруг резко передумали. Я полагаю, он отказался быть марионеткой на троне, так как парень он был, как уже говорилось, горячий и упрямый. Поэтому его решили по-тихому убрать испытанным методом несчастного случая, но не успели. Он сбежал. На этом месте проверенные сведения кончаются и начинается бескрайний простор для гипотез. Легенд о дальнейшей судьбе принца Орландо существует десятка два, одна другой красивее. По всем версиям он до сих пор жив, и существует дюжина пророчеств о том, что он явится освободить страну от узурпаторов и привести к порядку и процветанию. Отличаются эти пророчества только названием партии, которую он возглавит. За эти годы в Мистралии разоблачили четырнадцать фальшивых принцев, так как каждая партия считала своим долгом иметь собственного. Кстати, чем мне симпатичны Пассионарио и его ребята с Зеленых гор, так это тем, что у них ни одного фальшивого принца пока не было, хотя их лидеры официально заявляют, что его высочество сражается за освобождение своего королевства в их рядах. Инкогнито, так сказать, чтобы никто не знал, а то слишком уж много охочих его заполучить под свой контроль. А вот, дескать, после победы он объявится официально, докажет свою подлинность и на законных основаниях займет престол. Может, и врут, конечно, но очень похоже на правду. Это одна из причин, почему мне так интересна любая информация об этих ребятах. Я до сих пор пытаюсь найти Орландо. Не для каких-то политических целей, а просто потому, что мы были добрыми друзьями, и я до сих пор по нему скучаю. И очень хотел бы снова его увидеть.

— Да? — усмехнулась Азиль. — И как тебе этот? Подходит?

— Он совершенно не похож на того мальчишку, которого я знал. Но кто может точно сказать, как он выглядит теперь, через двадцать лет? Время сильно меняет людей. А тяготы и лишения меняют еще сильнее. Что касается этого конкретного человека… По возрасту подходит, и вполне возможно, он действительно потерял Силу, но мне почему-то кажется, что это не он. Просто интуитивно кажется, без каких-либо оснований. А вообще, над этим вопросом можно думать хоть до бесконечности.

— Это если он действительно там, — проворчал Жак. — А вполне могло статься, что он не пережил охоту на магов и теперь инкогнито покоится где-нибудь в братской могиле. А вы тут думаете, надрываетесь.

— Вовсе нет, — улыбнулся король. — По имеющимся сведениям, правительство Мистралии все пять лет безуспешно пытается разыскать принца Орландо. Они, как и Пассионарио, с фальшивыми не связываются, им настоящего подавай. Хотя, их можно понять. Если король, пусть даже марионетка, будет иметь дело с королевскими домами других стран, его мигом разоблачат. Тот же Мафей посмотрит пристально и все поймет. А позориться президенту Гондрелло не хочется, да и советник не советует. Вот и ищут настоящего. А раз ищут, значит он где-то есть. И нечего быть таким пессимистом.

— Пессимист — это хорошо информированный оптимист, — не совсем к месту сказала Ольга. Просто всплыла в памяти фраза, вот и ляпнула. Королю понравилось и он тут же потребовал сказать еще что-нибудь в том же духе. Ольга задумалась.

— Меня подсиживают! — возмутился Жак. — Наглые конкуренты отбивают у меня хлеб! Я так и знал, что это добром не кончится! Я потеряю свою любимую непыльную работу!

— Я составлю тебе протекцию и устрою алкоголиком-собеседником, — пообещала Ольга. Все развеселились и стали давать Жаку полезные советы, он стал исправно отшучиваться, поддерживая всеобщий хохот.

Только принц-бастард Элмар по-прежнему сидел молча, глядя в пол, и если бы кто-нибудь заглянул в его опущенные глаза, то испугался бы. В них стояла скорбь и какая-то звериная тоска.

— Добро пожаловать в Лютецию — самый веселый город континента! — сообщил Кантор, выходя из здания телепортационной станции и жестом подзывая носильщика. — И самый огромный бордель, какой видел свет. Поедем в коляске или прогуляемся?

Саэта натянула на уши капюшон и поплотнее закуталась в плащ. Зима в Галланте была еще холоднее, чем в Ортане, а уж по сравнению с Мистралией, где зимы практически не бывало, здесь был прямо-таки мороз.

— Конечно, поедем, — ответила она. — Я замерзла. И у меня нет никакого желания шлепать по лужам на своих каблуках.

— Замерзла? — удивился Кантор. — Так надо было одеться теплее.

— У меня ничего теплее нет.

— Что же ты раньше не сказала? Давай тогда по пути в отель заедем в лавку и купим тебе плащ на меху и шапку. А то вдруг придется в Поморье ехать, а там в это время года уже снег лежит… Ты когда-нибудь видела снег?

— Видела, — проворчала Саэта. — Только издали, на вершинах гор. Он белый.

— Верно. А еще он мокрый и холодный. Как лед, только мягкий и рыхлый. Очень интересно. В Поморье дети зимой с ним играют, лепят разные фигурки… А еще лепят снежные шарики и бросаются ими друг в дружку. Ужасно веселая игра.

— А ты что, там был? — поинтересовалась Саэта.

— Был. Я везде был. Во всех странах континента, и даже в Хине. И говорю на всех языках, так что со мной не пропадешь. Кстати, надо будет еще зайти в лавку магических изделий и купить себе экранирующий амулет.

— Зачем?

— Зачем… Ну, к примеру, захотим мы с тобой сходить на какой-нибудь концерт или в театр. И представляешь, что будет, когда я начну эманировать на весь зал?

— А откуда ты знаешь, что начнешь?

— Знаю. Проверено, — кратко ответил Кантор и махнул носильщику. — Неси на стоянку кабриолетов и грузи в ближайший.

Потом внимательно посмотрел на спутницу и стал развязывать шнурки плаща. Саэта поняла, что он собирается делать и стала поспешно отказываться.

— Надо, надо, — перебил ее Кантор. — Я не замерзну, у меня куртка теплая. А ты еще простудишься и работать не сможешь, что тогда делать? И вообще, я кабальеро или засранец какой? Надевай быстро и не спорь. Молодые бедные жены из патриархальных мистралийских семей не спорят с мужьями. По крайней мере, на людях.

Саэта послушно набросила его плащ поверх своего и замолчала. Роль послушной бедной жены давалась ей с большим трудом, Кантору приходилось постоянно ей напоминать, как себя вести, и каждый раз ее это страшно злило. Но злиться оставалось только на себя, потому что Кантор каждый раз оказывался прав.

Сделав необходимые покупки, они поехали в отель, который Кантор выбрал сам, не советуясь с местными гидами, предлагавшими свои услуги на каждом углу. Отель показался Саэте чересчур роскошным, но говорить об этом в присутствии кучи посторонних она не решилась, чтобы не нарываться на очередное напоминание о роли жены в патриархальной мистралийской семье. Увидев же номер, который Кантор снял из каких-то непонятных соображений, она и вовсе ахнула.

— Нравится? — улыбнулся Кантор, когда они остались одни. Саэта только головой покачала, рассматривая обитые дорогой восточной тканью стены, шелковые покрывала на кровати и затейливые украшения потолка.

— Кантор, — неуверенно сказал она наконец, — это все очень красиво, но… это же, наверное, бешеных денег стоит?

— Да не таких уж и бешеных, — махнул рукой Кантор, быстро сбрасывая сапоги и куртку и падая на широкую мягкую кровать. — У меня хватит. А потом, когда будем ведьму трясти, я сверх тех двух миллионов накину десяток тысяч и компенсирую себе все расходы.

— А если у нас не выйдет?

— А если у нас не выйдет, то есть если я геройски погибну при выполнении задания, то на кой мне тогда экономить? Зато у нас будут отдельные комнаты, в каждой отдельный душ и кровать, где мы сможем спать по-человечески. А еще… Загляни в дверь справа.

Саэта заглянула и тихо ахнула. В небольшой, изыскано обставленной гостиной стоял рояль. Гладкий, блестящий, нежно-кремового цвета, до боли напоминавший тот, что был у нее во времена учебы в консерватории.

— Кантор, — тихо прошептала она, с нежностью осматривая инструмент. — Это мне?

— Нет, мне. — Кантор засмеялся, перевернулся на живот и направил на нее внимательный, чуть насмешливый взгляд своих пронзительно-черных глаз. — Эх, Саэта, не выйдет из тебя воина. И даже вора не выйдет. Бардом ты была, бардом и осталась. И чего тебя понесло в убийцы? Хотелось дать выход ненависти?

— А если и так? — обиделась она. — Или ты хочешь сказать, что я плохо работаю?

— Нет, почему же. Ты отлично работаешь. Но… скажу тебе одну вещь. Ненависть — штука нестабильная. Она имеет свойство остывать. И если через несколько лет она пройдет… Тебя может потянуть вернуться к прежней жизни. А ты не сможешь. Твои руки привыкнут к оружию и будут совершенно непригодны для музыки. И тебе будет очень плохо.

— Это мое дело, — резко ответила Саэта. — И вообще, откуда ты знаешь? Или с тобой тоже так было?

— Нет, со мной все было немного не так. Когда я шел в горы, я заранее знал что в любом случае к прежней жизни вернуться не смогу. Мне некуда было идти. И у меня тоже была ненависть.

— А что, она… остыла?

— Конечно. Потому я тебе и сказал об этом. Я стал старше, стал иначе воспринимать многие вещи. Некоторые — более критично, некоторые — более терпимо… некоторые просто стал принимать как закон природы. Ненависть остыла. Осталась привычка. Я привык к этим людям, с которыми работаю, к этой жизни, которой живу, к этой вечной битве, которой не видно конца. И поскольку мне по-прежнему некуда идти и нечем больше заняться, я продолжаю эту битву. Но мне становится страшно при мысли, что я доживу до победы, и, когда эта битва закончится… что я буду делать тогда? Морено вернется в свою деревню, Рохо вернется в свою мастерскую, Рико снова пойдет воровать, Торо… ну, ему тоже есть куда вернуться. И даже Амарго… тоже. А какого хрена буду делать я? Кому я нужен? Что я полезного умею? В армию идти? Воинской дисциплиной я уже сыт по горло. В разведку меня никто не возьмет с таким букетом особых примет. Да и не нравится мне это. Останется только достать пистолет и отметить победу праздничным салютом в висок…

— Перестань, — оборвала его Саэта. — Ты же профессионал, ты всегда найдешь себе занятие. В конце концов, у тебя природный актерский талант, подашься в барды. Можно подумать, все так страшно.

И подумала про себя, что она говорит о вещах, в которых не разбирается. Говорят, что маги, потерявшие Силу, долго не живут, потому что не могут жить, как обычные люди. И если она его правильно поняла, он имел в виду именно это. А может, и нет. Может, она поняла его неправильно…

— Да я не о себе, — ответил Кантор. — Это я тебе для примера. А что касается возможной карьеры драматического актера… Бард должен иметь Огонь, так же как маг должен иметь Силу, мистик — Веру, вор — Тень… Ты сама знаешь. А у меня его нет. Маг без Силы — не маг, и такого вообще не бывает. Мистик без Веры — не мистик, а шарлатан. Вор без Тени всю жизнь просидит в тюрьме, пытаясь хоть раз украсть что-нибудь успешно. А бард без Огня… Это, конечно, бывает, и часто, но бард без Огня — это очень и очень хреновый бард. Если тебе это непонятно, я тебе что-нибудь могу сыграть, и ты поймешь. У тебя ведь есть Огонь, верно?

— Не знаю, — пожала плечами Саэта. — Первое время мне казалось, что я его потеряла, а сейчас… Не знаю…

— Тогда сыграй, — предложил Кантор, — и узнаешь. А я послушаю. Я люблю слушать… Ты еще помнишь что-нибудь?

Саэта молча села к инструменту и подняла крышку.

Ольга поставила свои покупки на дорожку и тихо присела на скамейку, чтобы не привлекать внимания Элмара и не отвлекать его. Она уже знала, что, завидев ее, он тут же бросит оружие, срочно что-нибудь наденет, схватит ее сумку и потащит в дом. И больше она ничего интересного не увидит. А посмотреть было на что.

Принц-бастард упражнялся с оружием на специально утоптанной площадке во дворе. Хотя подвиги он и забросил, занимался все же регулярно, чтобы не терять форму и навыки. Сейчас у него в руках было короткое копье с широким лезвием, которым можно было и колоть, и рубить. Несмотря на позднюю осень, Элмар был без рубашки, что делало зрелище еще красивее. Ольга притаилась на своей скамейке, с удовольствием наблюдая за его отточенными движениями и за игрой мышц на обнаженном торсе и пытаясь уловить смысл этих движений. Выпад, блок, шаг назад… перехват, удар… Как он это так быстро делает? И одной рукой, хотя копье наверняка двуручное. Вчера с мечом было еще интереснее, но посмотреть не удалось — он ее сразу заметил. Сегодня, похоже, увлекся и не замечает. Ох и красавец он, принц-бастард Элмар! Особенно вот так, без рубашки и с оружием в руках, в движении, в выпадах и поворотах. Большой, массивный, а двигается легко и бесшумно, как тигр или другой крупный кот. Тяжелое копье взлетает, как тростинка, стремительно опускается, пригвождает к земле невидимого врага и тут же неуловимым движением разворачивается в другую плоскость, рубит еще одного врага и на миг застывает, отражая невидимую же угрозу. Ольга тихо любуется, и ей дико завидно.

Элмар легко обернулся вокруг своей оси, перехватил копье другой рукой, занес и остановился, увидев зрителя. Он оглянулся, окликнул Иласа и направился к Ольгиной скамейке, неся оружие с собой.

— Элмарушка, — заботливо спросила Ольга, когда он приблизился. — Как ты сегодня?

Принц-бастард честно попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученная и трагическая.

— Ничего, — ответил он, снова оглянулся по сторонам и рыкнул: — Илас, где тебя демоны носят?!

— Он куда-то пошел, — сказала Ольга. — Я его на улице встретила.

— Ну вот, — проворчал Элмар. — Придется самому тащить копье в оружейную…

— Хочешь, я тебе помогу? — тут же предложила Ольга.

— Да что я, сам не донесу? Давай свою сумку, пойдем.

— Элмар, ну можно я копье понесу, пожалуйста!

Элмар смерил девушку сочувственным взглядом, как он это делал всегда, когда она демонстрировала патологическую любовь к оружию, и молча протянул ей копье. Ольга радостно ухватила тяжелое древко двумя руками, задрав оружие острием вверх и чуть не покалечив при этом собеседника, и, счастливая, потащила в направлении оружейной.

Пока Элмар протирал свое копье и ставил на место, Ольга, разинув рот от восторга, исследовала помещение. Такого изобилия оружия и доспехов она сроду не видела ни в каком музее. Здесь были мечи всевозможных размеров и конфигураций, копья, топоры и щиты, невообразимый лук в человеческий рост, несколько комплектов доспехов… Она остановилась специально полюбоваться парадными доспехами паладина — полированные, сверкающие золотом узора на небесно-голубом фоне, они были просто великолепны. И очень должны идти к синим глазам Элмара, подумала Ольга и сама засмеялась над своими мыслями.

— Нравится? — спросил Элмар, закончив возиться с копьем и подходя ближе. — Да, на парадах мы выглядим роскошно. Но для битвы такая красота не годится.

— А которые тут боевые? — завертела головой Ольга. Элмар показал.

— Помнишь, ты спрашивала, бывают ли женщины-паладины? И я тебе сказал, что таких женщин не бывает в природе? Поняла теперь, почему?

— Мда… — только и смогла сказать Ольга. — А сколько же все это добро весит?

— Не знаю, — пожал плечами принц-бастард. — Никто специально не взвешивал. Но в боевом облачении даже мне слегка тяжеловато. Вот и представь себе всю эту кучу железа на женщине.

Ольга взвесила на руке пластинчатую перчатку, так как что-либо крупнее хватать не рискнула, и только головой покачала. Потом немедленно представила себе этакого человека-танк и посочувствовала предполагаемому противнику.

— Элмар, — спросила она, — a столько железа — это действительно необходимо?

Элмар грустно улыбнулся и, поманив ее пальцем, направился в дальний угол помещения, где помещалось что-то вроде склада металлолома. Там он привстал на цыпочки и снял с верхней полки длинного стеллажа боевой шлем. Точно такой же, как тот, что она только что видела — тяжелый, с массивным забралом и ощипанными остатками султана, со скромной лазурно-золотой росписью, покрытой бурыми пятнами. Только расколотый пополам на затылке.

— В некоторых случаях, — вздохнул принц-бастард, — и столько железа бывает мало. Можешь себе представить силу удара?

— А чем это? — поразилась Ольга, не сводя глаз с изувеченного шлема.

— Хвостом дракона, — пояснил Элмар и снова водрузил шлем на прежнее место. — Я его на память оставил. Ты бы видела панцирь, его вообще в лепешку смяло… Но его пришлось разрезать на части, чтобы снять. Можешь себе представить, что бы от меня осталось, будь я в чем-то полегче.

— И представлять не хочу! — Ольга обняла его за руку, так как выше достать было трудно, и потерлась щекой о могучий бицепс. — Элмар, даже подумать страшно, что бы мы без тебя делали! Ой, а это что за дрын такой здоровенный? Вот это, под потолком висит? Тоже копье?

Элмар поднял глаза к потолку.

— Это штурмовое копье, — кратко пояснил он. — На дракона.

— Слушай, а как вообще такую зверюгу можно убить? Да еще копьем?

— Вполне можно, мы с ребятами убили четыре штуки, пока не попались…

— Серьезно? Элмар, а как выглядит дракон?

Принц-бастард грустно посмотрел на нее через плечо и коротко ответил:

— Страшно.

— Ой, а это что? Паутинка села, что ли?.. — Ольга провела пальцем по плечу Элмара, пытаясь снять паутинку, и поняла, что это вовсе не посторонний предмет, а просто тонкая белая полоска на коже. А чуть дальше еще одна, чуть шире и короче. И на спине, под лопаткой… — Нет, Элмар, а правда, что это за полоски?

— Как — что? Шрамы. Просто хорошо леченые, вот их и не видно, пока не присмотришься.

— Правда? Действительно, издали даже не видно… А тут, вдоль позвоночника, через всю спину очень четкий рубец. Это плохо лечили, да? А кто же это тебя так распластал?

— Плохо леченый шрам у меня есть в другом месте, волк в детстве укусил, — проворчал Элмар. — Только это место я тебе не покажу. А на спине… Это от операции на позвоночнике. Придворные мистики тоже неплохо лечили, но не так хорошо, как Шанкар. Вот и остался рубец.

— Ой… ну кто меня за язык тянул… Элмар, прости, пожалуйста, я не хотела напоминать, само получилось… — Ольга снова стиснула его руку и потерлась щекой о бицепс. — Не грусти. Не надо. Ты и так который день сам не свой ходишь, а Азиль переживает… Элмарчик, миленький, ну как нам тебя развеселить? Хочешь, мы с тобой опять напьемся и я тебе стихи почитаю? А хочешь, песни попоем? А может, тебе чего-то вкусненького хочется? Хочешь, я тебе тортик испеку? Только не плачь, пожалуйста! Такие большие мальчики не плачут!

— Да я не плачу… — Элмар снова наклонил голову и посмотрел на нее через плечо. — Я смеюсь. Ольга, это просто невозможно, какая ты смешная! Я представил себе, как ты возишься у меня на кухне, а моя кухарка пожирает тебя глазами, чтобы ты вдруг чего не напортила в ее хозяйстве…

— Например, чугунный противень не разбила, — подхватила Ольга.

— А что тут странного, ты и это вполне можешь, — улыбнулся Элмар. — Но кроме того, ты еще перепачкаешь всю посуду, измажешь тестом всю кухню и разобьешь на полу с десяток яиц…

Ольга немедленно вспомнила отечественную пословицу насчет пирогов и ворот в тесте и тут же выдала этот шедевр вслух. Пословица имела успех. Элмар засмеялся и дружески стиснул ее плечо своей огромной лапой, выпростав, наконец, свой бицепс из ее объятий. Ольга тоже засмеялась и прислонилась головой к его груди.

— Ой, какой ты холодный! — сказала она. — Ты не замерз? Пойдем в дом, а то простудишься.

— Нет. Я закаленный. Я могу зимой на снегу спать. Но в дом, конечно, пойдем, надо одеться. А то скоро придет кузен Шеллар учить тебя стрелять, а я с тобой в таком компрометирующем виде.

— Очень даже славный у тебя вид, смотрела бы и смотрела. А разве король может что-то не то подумать? По-моему, он мужик без предрассудков.

— Да я шучу. Конечно, король ничего не подумает, но все равно одеться надо. А вечером действительно, давай опять напьемся и будем читать стихи. А то мне что-то так тоскливо все время…

— Почему? Или просто так?

— Ну какое может быть «просто так», когда я такого натворил… До сих пор вспоминать страшно. Я же ее убить мог… — Элмар снова помрачнел, горестно заломив брови, и стал похож на классический диснеевский персонаж. — Я ведь и тебя мог пришибить, и даже Шеллара, если бы он промахнулся…

— Неужели он стал бы в тебя стрелять? Он ведь тебя любит.

— Потому и стал бы. Знаешь, что мне давеча сказал мой добрый и честный кузен? Что ради спасения моей жизни он бы, не колеблясь, прострелил мне ногу, а то и обе. И это вполне в его стиле… Ладно, пойдем. Что ты сегодня интересного купила?

— Новые штаны, сапожки, коробку патронов, пару аудиокристаллов, книжку и еще картину.

— Какую картину? — поинтересовался Элмар, поднимая сумку.

— Холст, масло. Танцующий красивый парень. У какого-то бомжа купила по дешевке, просто парень понравился.

— Слушай, Ольга, а что такое «бомж»? Жак тоже постоянно употребляет это слово, но не может толком объяснить. Это что-то вроде бездомного бродяги?

— Да. Это опустившийся бездомный бродяга… А где Жак это слово подцепил?

— Понятия не имею. У него спроси.

Они вышли из оружейной и направились по вымощенной камнем дорожке к дому.

— Ольга, — спросил вдруг Элмар, — тебе нравится Шеллар?

— Еще бы! — восторженно отозвалась та. — Он классный мужик! Такой умница, такой молодец…

— А ты бы вышла за него замуж?

Ольга резко остановилась.

— А ты в этом смысле?.. — растеряно переспросила она. Элмар тоже остановился и посмотрел на нее с неким укоризненным разочарованием.

— А что, в этом смысле он не так уж и хорош? Он, конечно, не красавец, но… у него масса других достоинств.

— Дело не в том, что он не красавец. Он мне все равно нравится. В некрасивых мужчинах есть что-то очень трогательное… Но у него есть один недостаток, который для меня непреодолим.

— Какой?

— То, что он король. И тут хоть расшибись, я его как мужчину не воспринимаю. Элмар, ты же это не всерьез? Он же не собирается…

— Не собирается, — вздохнул Элмар. — И не говори ему, что я тебя спрашивал. Он очень обижается, когда его пытаются женить. Особенно я.

— Так это ты отсебятиной занимаешься? — облегченно вздохнула Ольга. — Ты меня так не пугай. Я уж решила, что он в меня влюбился.

— Да нет… А если бы и так, чего тут пугаться? Ты что, думаешь, он будет тебя преследовать и принуждать? Как ты могла о нем так подумать?!

— Я о нем так не думаю, — обиделась Ольга. — Я подумала совсем о другом.

— О чем?

— О том, что ему будет больно… — тихо сказала девушка. — А я знаю, как это больно, когда…

Она замолчала и отвернулась. Элмар расстроено бросил наземь сумку и виновато развел руками.

— Прости дурака, я совершенно забыл… Как я мог! Только о себе и думаю! Не плачь, подруга… — он снова обнял ее за плечо и привлек к себе. Ольга уткнулась в него носом и тихо захлюпала. — Брось, не надо. Не единственный он на свете, твой Жак. Найдешь другого, в сто раз лучше. Я тебя с друзьями познакомлю. У меня знаешь, какие друзья! Отличные ребята. Все, как я.

Они еще долго стояли посреди дорожки. Элмар гладил ее по голове и говорил какую-то утешительную чушь, а она тихонько ревела, уткнувшись в него лицом, и думала о том, что все-таки хорошо, когда рядом есть большой и сильный мужчина, у которого можно спокойно поплакать на груди, не опасаясь, что тебя не так поймут. Она даже не услышала, как подошел король, и опомнилась только, когда за ее спиной знакомый негромкий голос произнес:

— Что случилось?

— Да ничего… — вздохнул Элмар. — Так… Любовь, знаешь, такая штука…

Ольга поспешно оторвалась от него и утерла слезы.

— Понятно, — отозвался король и протянул ей носовой платок. — Пойдемте в дом. Ты чего это, дорогой кузен, в такую погоду полуголый красуешься? Давно спина не болела?

— Шеллар! — укоризненно отозвался закаленный кузен. — Тут вовсе не холодно.

— Все равно, пойдем. Посидим, покурим, пусть девушка успокоится. Для стрельбы нужны не зареванные глаза и не трясущаяся рука.

Элмар снова подхватил сумку, и они пошли в дом. В гостиной король немедленно плюхнулся на диван и достал трубку. Ольга тоже поспешно закурила, пытаясь успокоиться. Ей уже было неловко за свой детский рев, и особенно за то, что ее на этом застал король. Элмар крикнул на кухню, чтобы подали чай, и пошел наверх одеваться.

Его величество проводил кузена взглядом и, как только тот скрылся из поля зрения, спросил:

— Как он сегодня?

— Лучше, — улыбнулась сквозь слезы Ольга. — Даже смеялся.

— А ты что же? Не стоит, Ольга, право, не стоит. Все проходит. И это пройдет… А это что? — он потянул из сумки торчавший наружу край холста. — Можно?

— Конечно, — кивнула Ольга. — Это я сегодня купила.

Король развернул холст и изумленно на него уставился.

— Позволь спросить, где ты это купила?

— На рынке, у какого-то пьяницы. Мне просто парень на портрете понравился.

— Сколько отдала? — поинтересовался его величество.

— Золотой, — призналась Ольга. — У меня мелочи не было.

— Потрясающе! — высказал свое мнение король. — Если я не ошибаюсь, это подлинник. Стоит, конечно, показать специалистам, но мне кажется, все-таки подлинник.

— Это какая-то известная вещь? — удивилась Ольга.

— Не просто известная, а считавшаяся потерянной. «Танец огня» кисти знаменитого Ферро. Говоришь, парень понравился?

— Ага, — кивнула Ольга. — Красивый, правда?

— Должен сказать, ты не оригинальна. Этот парень нравился всем.

— А это что, реальное историческое лицо?

— Да не такое уж историческое, он примерно ровесник Элмара. Но реальнее не бывает… Кстати, где Азиль?

— Наверху, наверное, с Элмаром. А что?

— А надо будет им показать. Они будут рады видеть старого знакомого. Элмар с ним когда-то пил, Азиль с ним когда-то спала… Да и тебе он вроде как не совсем чужой, по-моему, ты очень любишь его баллады.

— Так это он и есть? — изумилась Ольга, подхватилась с места и, обежав диван, заглянула через плечо короля. — Тот самый бард Эль Драко, который писал свои любовные баллады, трахаясь с Азиль?

— Она тебе рассказывала? — улыбнулся король.

— А как же! А еще она сказала, что его убили.

— Это не достоверный факт. Он просто пропал без вести пять лет назад. Согласно официальной версии, он скончался в подвалах Кастель Милагро, но это только версия, ничем не подтвержденная. Есть сведения, что он все-таки вышел оттуда и после этого пропал. Правда, тоже ничем не подтвержденные… А вот и ребята спускаются. Азиль! Иди-ка посмотри, что у нас есть!

Принц-бастард и его подруга заинтересованно приблизились и тоже дружно заглянули через плечо его величества.

— Ой! Лапушка моя! — умилилась Азиль. — А где вы это взяли?

— О! Я его помню! — воскликнул Элмар. — Мы знакомились на какой-то пьянке, он еще потом двое суток подряд трахал Этель… Это и есть та картина, что ты купила?

— Причем подлинник, — заметил король. — Азиль, ты помнишь эту картину? Или тогда ты уже не была с ним?

— Конечно помню, — улыбнулась Азиль. — Я даже помню, как маэстро Ферро ее писал. Шеллар, а между прочим, где сейчас твой портрет, который написал маэстро Ферро?

— Висит в кабинете у Жака, — неохотно отозвался король.

— Почему?

— Он мне не понравился. А Жаку понравился, он у меня его выклянчил и повесил в своем кабинете.

— А почему он тебе не понравился? — удивилась Азиль.

— Как произведение искусства он, возможно, шедевр, как и прочие работы Ферро. Но сама концепция мне не понравилась. Какой-то он слишком тоскливый и трагичный. Вот это, — он кивнул на холст, который держал в руках, — мне нравится гораздо больше.

Азиль грустно улыбнулась.

— Настоящий художник чем-то сродни магу. Он видит суть человека и передает ее в изображении. Эль Драко был таким, каким мы видим его на этом холсте. Яркий, легкий и горячий. Как огонь. А ты — такой, как на том портрете, что тебе не нравится. Потому он тебе и не нравится. Ты сам понимаешь, что ты такой, и тебе неприятно видеть правду. Могу поспорить, ты сам потребовал, чтобы Жак спрятал твой портрет в кабинете, куда никто не заходит, чтобы его никто не видел.

— Неправда. Жак его туда повесил, потому что не хотел выглядеть подхалимом. Он как-то говорил, что только полный засранец может вывесить портрет шефа на видном месте в своем доме. Но мне действительно было бы неприятно кому-либо показывать этот портрет.

— А что там такого было? — полюбопытствовала Ольга. — Чем он вам так не нравится?

— Я ведь уже сказал. — Король чуть пожал плечами. — Подробнее все равно сказать нельзя, это надо смотреть. Но я тебе не покажу, можешь и не просить.

— Можно сказать и подробнее, — возразила Азиль. — Просто ты не хочешь. Я сама скажу. — Она обернулась к Ольге. — Маэстро Ферро изобразил Шеллара за столом в его кабинете. Ночь, полумрак, две свечи, всякий там бумажный хлам на столе. Шеллар сидит лицом к зрителю, как он обычно сидит — локти на стол, подбородок на кулаки, плечи ссутулены, спина сгорблена. — Азиль изобразила любимую позу короля. — И в глубокой задумчивости смотрит перед собой. Он действительно выглядит как-то трагично и одиноко. Жак назвал этот портрет «Самая одинокая профессия». Маэстро ужасно понравилось название.

— Маэстро следовало поменьше общаться с Жаком, — проворчал король. — Может, он бы увидел меня по-другому.

— Жак тут ни при чем, — покачала головой нимфа. — Ты такой и есть, Шеллар. Это твоя матовая сфера, и ты от нее никуда не денешься. Может, художники видят не так, как я, но все равно видят то же самое. То, что есть.

— Какой бы я ни был, — твердо сказал король. — Я себе нравлюсь. А мой портрет — нет. Ольга, если ты уже успокоилась, пойдем займемся делом. У меня не так много времени, чтобы вести этико-философские дискуссии с Азиль.

— Кантор, я так больше не могу! — взмолилась Саэта, возвратясь с очередного приема, на котором они ожидали увидеть объект своих поисков, но здорово промахнулись. Это оказалась совершенно другая дама, тоже мистралийка, но на десяток лет старше и вовсе не такая красавица, как ее расписали. — Они меня достали, эти галлантские кобели! Что они так ко мне липнут?

— Я же тебе говорил, что Лютеция — это город-бордель, — сочувственно посмотрел на нее Кантор. — В столице страны, которой правит алкоголик и педераст, не может не произойти полного падения нравов. Вообще, этот город всегда имел легкий привкус порока, им наполнен воздух, которым мы дышим, и он, должен сказать, заразен. Даже иностранцы, попадая сюда, начинают вести себя, как сорвавшиеся с цепи кобели… А знаешь, Саэта, не такой уж он дурак, наш полковник. Все-таки, супружеской паре, да еще такой, как мы с тобой, легче выжить в Лютеции. Представь себе, если бы мы действительно приехали как двое мужчин. Да на нас бы на второй день начали оглядываться. Двое мужчин приехали в Лютецию и не ходят по борделям? Да с ними точно не все в порядке! Может, они — пара? А может, они больные какие? А может, это мистралийские шпионы? Могли бы быть проблемы.

— У нас и так проблемы! — расстроено махнула рукой Саэта и принялась стаскивать сапоги. — Кантор, пожалуйста, не отходи от меня на этих идиотских приемах. Когда ты рядом, они не решаются приставать. Этот сопляк меня сегодня полапать пытался. Хорошо, что у меня сиськи не настоящие, я бы ведь не выдержала, летел бы он кувырком через весь зал.

— Тебе легче, — вздохнул Кантор. — А бабы ко мне пристают одинаково, что в твоем присутствии, что без тебя. И с твоими воздыхателями тоже одни проблемы… И что смешно, весь континент считает, будто мистралийцы сексуально озабоченные! А на Галлант никто и внимания не обращает.

Это была чистая правда — Кантор имел несравненно больше проблем от любвеобильных жителей Лютеции, чем его подруга. Помимо наглых баб, достававших его своим вниманием, ему приходилось еще и отпугивать кавалеров от своей тихой и послушной жены. За те четыре дня, что они провели в Лютеции, он пять раз дрался просто так и два раза на дуэли — сначала с каким-то пьяным офицером на пистолетах, потом с еще одним мистралийским кабальеро на ножах. В общей сложности получилось четыре трупа, и в ближайшее время можно было ожидать неприятностей с местной полицией. А ведьма словно дразнилась — мелькала по городу то в одном месте, то в другом, и выловить ее никак не получалось.

— Не знаю, что делать, — развела руками Саэта. — Здешние мужики не понимают слова «нет». Только если ты стоишь со мной рядом и грозно водишь глазами, они не подходят. А стоит тебе отойти — и вот они, родимые.

Кантор плюхнулся на кровать, как он это делал каждый день — нравилось ему, что ли, на мягком валяться? — и полюбопытствовал:

— Саэта, а тебе правда ни один не нравится?

— С чего бы? — недовольно отозвалась та.

— А тот поэт, что тебя уговаривал замуж? Ты еще так боялась, что я его бить начну.

— Это не потому, что он мне нравился. Мне его жалко было. Он такой весь трепетный, хрупкий, ты бы его прибил одним ударом. А он не такой уж и плохой. Он мне стихи читал и с лапами не лез.

— Ну да, — засмеялся Кантор. — Только уговаривал бросить мужа. Я слышал. Вдохновенная была речь. «Ах, мадам, ведь вы не любите его! Вас отдали замуж, не думая о вашей душе и о ваших чувствах, за самодовольного богатого негодяя, и вы обречены загубить свою юность…» не помню как там дальше, но красиво. Насчет увядающего цветка, сорванного грубыми лапами, и тому подобное. И насчет того, что здесь вам не Мистралия, мадам, здесь женщина свободна… В гробу видал такую свободу! Здесь женщина свободна только отдаваться, независимо от того, хочет она этого или нет. Знаешь, в молодости мне нравилась Лютеция, но сейчас… То ли здесь все испаскудилось за эти годы, то ли я стал другим… А что, донья Маргарита, не желаешь ли действительно бросить мужа и связать свою жизнь с бедным поэтом?

— Кантор, — отозвалась Саэта, — ты просто забыл или специально издеваешься?

— Забыл, — покаялся Кантор. — Извини, я не всерьез. Хотя, если честно, для любящего мужчины даже твои увечья — не препятствие. А супружескую жизнь можно наладить и с такой, как ты, нужно просто немного фантазии. Но это только в случае действительно настоящей любви, а такого случая хрен дождешься…

Саэта подумала, что бы такого неприятного ему сказать в ответ, чтобы он расстроился, но не взбесился при этом, и сказала:

— Кантор, а откуда у тебя такая нежная любовь к мадам Алламе? Память о прошлом, или как? Она ведь тебе в матери годится.

— Почему именно любовь? — Кантор удивился, но, похоже, не расстроился и не обиделся. — Я просто ее давний поклонник. Ну и что, что ей уже под пятьдесят? Она на столько не выглядит. А актриса она исключительная, другой такой актрисы я не видел. Я специально сходил посмотрел спектакль, потому, что она мне нравится. И цветы ей послал по той же причине.

— Я видела, как ты на неё смотрел, — возразила Саэта. — Ну, признайся, у тебя с ней был роман в лучшие времена?

— Тьфу на тебя! — рассердился Кантор. — Сексуально озабоченная дура! Мадам Аллама действительно мне в матери годится! Я такими делами даже в ранней юности не страдал. Она просто моя любимая актриса. Я еще хочу послушать Гальярдо, так ты уж поостерегись спрашивать, не было ли у меня с ним романа.

— А что, ты ему тоже хочешь цветы послать?

— Хотелось бы, но неправильно поймут. А ты хочешь послушать Гальярдо, или тебе не нравится современная музыка?

— Почему, нравится. Хочу. А когда? У нас есть время?

— Есть. Завтра дневной концерт в «Одеоне». Приемы, по которым мы шляемся, все равно по вечерам. Давай завтра сходим днем. А потом пойдем в кафе поедим мороженого.

— Опять? Кантор, да зачем? Я не настолько люблю мороженое, чтобы давиться им каждый день. Вовсе не обязательно…

— Это я люблю мороженое, — пояснил Кантор. — Очень. Просто безумно.

— Больше, чем мадам Алламу? — подколола его Саэта.

— Трудно сказать, — серьезно ответил он. — Есть ее я не пробовал.

Его манера шутить с серьезной миной иногда раздражала. Трудно было понять, когда он шутит, а когда нет. Но на этот раз Саэта искренне рассмеялась, представив напарника в образе злобного огра-людоеда с огромной вилкой в руках.

— А откуда такая любовь к мороженому? — отсмеявшись, спросила она. — Ты вроде равнодушен к сладкому.

— Да, — согласился Кантор. — Кроме мороженого. Ну, люблю я его. Могут у меня быть дурацкие мелкие слабости? Честное слово, романа с мороженым у меня не было.

— Что-то ты сегодня ненормально веселый, — заметила Саэта. — Много выпил?

— Не знаю… вроде немного… Но что-то настроение такое… То ли этот город на меня так действует? Можно, я на твоем рояле немного попиликаю? Тебя это не будет раздражать?

— Если не будешь лупить по клавишам. А ты что, умеешь? Одним пальцем?

— Двумя, — серьезно ответил Кантор и подхватился с кровати. — Конечно, умею, я же получил благородное воспитание. Я тут на днях услышал одну занятную мелодию… Вернее, не тут, а еще в Ортане… Она мне покоя не дает. Ты когда-нибудь такое слышала?

Он присел к роялю и изобразил нечто, совершенно не похожее на музыку.

— Это, по-твоему, мелодия? — поинтересовалась Саэта.

— Подожди, — смутился Кантор. — Сейчас я ее приспособлю более-менее для рояля… Это была песня для голоса с оркестром… причем неизвестных инструментов. Там точно были ударные, и мне их не хватает…

Он стал пробовать аккорды, подбирая тональность и выстраивая мелодию, и Саэта вдруг вспомнила их разговор в этой комнате четыре дня назад. «Бард без Огня — это очень и очень хреновый бард». Верно, дорогой товарищ Кантор. Хреновый из тебя бард. И на рояле ты играешь… не то чтобы совсем плохо, но не лучше, чем твоя гувернантка, которая тебя учила в детстве. Если, конечно, ты не врешь насчет благородного воспитания.

— Примерно вот так, — сказал, наконец, Кантор и снова изобразил свою занятную мелодию.

— Ты где-то с ритмом лажаешь. — Сказала Саэта, выслушав. — Попробуй как-то…

— Вовсе нет, — перебил ее Кантор. — В том-то все и состоит, что ритм такой и есть. Ритм правильный. Это совершенно новый стиль, я такого никогда не слышал. А ты?

— Тоже, — согласилась Саэта. — А слова ты не запомнил?

— А слова были на незнакомом языке.

— На каком именно?

— Говорю же — на незнакомом. Я знаю все языки континента и имею представление, как звучат еще несколько, этот я не узнал. Может, варварский какой-то? Так мало того, я и инструмент не узнал. Хоть опять иди в гости к Азиль и спрашивай.

— Кантор, — Саэту разобрало любопытство. — А она тебе не предлагала…

— Нет, — тут же ответил Кантор.

— А если предложит?

— Откажусь.

— Почему? Говорят же, что нимфы делятся доброй магией, лечат и все такое… Может, тебе бы это чем-то помогло?

— Может, — согласился Кантор. — Но тогда она меня точно узнает. А я не хочу.

— Ага! — обрадовалась Саэта. — Значит, ты с ней все-таки спал? А тогда… ну, в то время, когда это было, что это тебе дало?

— Да ничего, — хмыкнул Кантор. — Хорошее настроение. А что она могла мне дать? У меня все было в полном порядке.

— Никогда не видела живую нимфу… — вдруг сказала Саэта. — А возьмешь меня с собой в следующий раз?

— Ни в коем случае. Не хватало, чтобы она и в тебя заглянула. Достаточно того, что я сам засветился, как праздничный фонарик.

— А как это ты так засветился? Ты мне тогда не сказал.

— Вот теперь говорю, раз уж тебе приспичило тоже с нимфой познакомиться. Мало того, что она в меня заглянула, и демоны ее знают, что она там увидела, так у нее еще и гости сидели. Король Шеллар и принц Мафей. Тоже глазастые до безобразия. Что самое отвратительное, его величество меня узнал в лицо. Как тебе?

— Ты же побрился.

— Вот именно. Так что, тебе туда ходить не надо. А то еще наткнешься опять на этих гостей… Ладно, с гостями несравненной Азиль мы разобрались, но кто же мне скажет все-таки, что это за музыка?

— Не знаю, Кантор. Я точно не скажу. А куда пойдем завтра вечером? Где опять нашу красавицу искать будем?

— Не знаю. В этом городе ее можно искать бесконечно. Она будет мужиков калечить, а никто и не заметит. Даже жены пострадавших не заметят, пока их не бросит очередной любовник и у них не появится свободная минутка взглянуть на мужа… Не знаю. Попробую завтра сходить вечером в клуб «Золотая цепь», монсир Бишо говорил, что там выступает какая-то совершенно сногсшибательная новая дама, кстати, наша соотечественница. Посмотрю еще на эту даму.

— А почему один? А я?

— А ты крепко запрешь двери и посидишь дома. Это закрытый клуб для мужчин, с голыми танцовщицами и прочими радостями жизни. Утром попробуем газеты полистать, может, что-то получше найдем. — Он посмотрел на открытый рояль и встал. — Саэта, поиграй лучше сама, а я послушаю. У тебя лучше получается.