"Отступник" - читать интересную книгу автора (Батчер Джим)Глава 28Я кое-как проковылял один этаж и спустился в больничное крыло Шато, сопровождаемый охранником, который тщательно старался не наступать на раненую ногу. Перевертыш приложил меня головой об стену, оборвав все веревочки в моей голове. Я был совершенно уверен, что если бы я начал подпрыгивать вверх и вниз, раскачивая головой, мои мозги бы расплющило об череп. Не то что бы я собирался делать что-либо из этих вещей. Идти было достаточно трудно. В лазарете я обнаружил молодую женщину в белом халате, присматривающей за ранеными. Она двигалась с проворством профессионального доктора, и как раз заканчивала осмотр ран Жюстины. Девушка лежала на кровати, на ее живот были наложены бинты, а глаза смотрели с отстраненным умиротворенным выражением человека, накаченного наркотиками. Анастасия сидела на кровати рядом с Жюстиной и держала спину прямо. Выражение ее лица говорило о спокойствии. Ее правая рука была крепко привязана к телу черной тканью. Когда я вошел в комнату, она подошла ко мне. Она выглядела бледной и дрожала, но стояла, не опираясь на тонкий деревянный посох. — Мы сейчас уходим? — Да, — сказал я и шагнул к ней, чтобы поддержать. — Ты можешь идти? Я хотел подойти ближе, но она остановила меня своим посохом, слегка улыбнувшись. — Я и так в крови, поскорее бы убраться отсюда, — проговорила она с ужасным шотландским акцентом. Мои брови в изумлении взмыли вверх. — Ты говорила мне, что засыпаешь, смотря Горца. Ее темные глаза блеснули. — Я всегда так говорю, когда нахожусь в кинотеатре на просмотре старого фильма в компании мужчины на два века моложе меня. — А не потому, что ты не хотела ранить мои чувства своим профессиональным мнением по поводу фехтования на экране? — Молодой человек может быть таким деликатным, — сказала она, на короткое мгновение на ее щеках появились ямочки. — Мы должны отвезти тебя в больницу, — сказал я, кивнув на ее повязку. Она покачала головой. — Перерыв уже задержал нас. Все, что теперь можно делать — это носить перевязь и ждать, когда перестанет болеть так сильно. Я поморщился. — У меня есть немного медикаментов дома. Она улыбнулась снова, но в этот раз я смог понять, как сложно ей сохранять подобающий вид. — Это было бы чудесно. — Гарри, — раздался мягкий голос. Я оглянулся на раненую Жюстину, которая смотрела на меня сонными глазами. Я повернулся к кровати и наклонился, чтобы улыбнуться ей. — Эй, там. — Мы слышали, что существо говорило, — сказала она. Все согласные в ее словах были расплывчатыми, речь ровной. — Мы слышали, как оно говорило с тобой и Ларой. Я взглянул на Анастасию, она коротко кивнула. — Да, — сказал я Жюстине. Я отчаянно не хотел говорить что-либо, что ей знать не следовало. — Я позабочусь об этом. Жюстина улыбнулась мне, хотя было видно, что ей трудно держать глаза открытыми. — Я знаю, что позаботишься. Он любит тебя, ты знаешь. Я не посмотрел на Анастасию. — А… Да. Жюстина взяла мою руку, ее глаза встретились с моими. — Он всегда беспокоился о том, что никогда не мог поговорить с тобой. Что мир, откуда он пришел, так отличается. Что он не узнает достаточно о людях, чтобы состоять в отношениях. Что он не узнает, что значит быть б… — Большой шишкой на моей заднице, — сказал я. — Он это прекрасно знает. — Я не смотрел ей в глаза. Последней вещью, которая была мне сейчас нужна, это еще один взгляд в душу. — Жюстина, тебе нужно отдохнуть. Я откопаю его. Не волнуйся. Она снова улыбнулась, и ее глаза полностью закрылись. — Ты мне как родственник, Гарри. Ты всегда такой заботливый. Я склонил голову, смутившись, и опустил руку Жюстины обратно на кровать, а потом накрыл девушку тонким больничным одеялом. Анастасия задумчивым взглядом следила за мной. Мы вернулись в переднюю часть дома, и прошли мимо свежей штукатурки, которая могла скрывать смертельно опасные ловушки, через крыльцо, размером с теннисный корт, и сделали несколько шагов к круговой дороге, где нас должна была ждать машина Лары. Я так резко остановился, что Анастасия почти врезалась в меня сзади. Она восстановила баланс, зашипев от боли, взглянула туда и дыхание ее перехватило. — О мой… Около двух тонн британской стали и хрома. Мурлыкающий двигатель, звучащий как машинка для вышивки. Белый ролс-ройс — лимузин старой модели, что-то прямо из фильма про гангстеров и бутлегеров, в отличном состоянии. Сияющие панели, безупречно навощенные, тепло светящиеся охрой в свете заката над Шато. Я прошел дальше, всматриваясь в ролс. Пассажирское сиденье сзади было больше моей лузерской квартиры. Или по крайней мере так казалось. Интерьер был выполнен в серебристо-серой и белой коже, с такими же оттенками деревянных панелей, отполированных до сияющего блеска и сочетающихся с серебром. Ковер на полу ролса был толще и шикарнее, чем хорошо ухоженная лужайка. — Офигеть, — тихо сказал я. — Это работа кровавого искусства, — выдохнула стоявшая рядом Анастасия. — Офигеть, — прошептал я. — Посмотри на филигрань! Я кивнул. — Офигеть. Анастасия косо посмотрела на меня. — И сзади там еще много места. Я моргнул и посмотрел на нее. Выражение ее лица было мягко и нежно. — Все, что я хочу сказать — что в твоей квартире сейчас несколько многолюдно… — Анастасия, — сказал я, чувствуя, что мое лицо вспыхнуло. Снова ямочки. Конечно, она просто дразнила меня. В ее состоянии просто необходимо чуть-чуть подождать, прежде чем делать что-то подобное. — Что это за модель? — спросила она. — Э-ммм, — сказал я. — Так, это ролс-ройс. Он… Я думаю, он выпущен до Второй Мировой войны… — Это ролс-ройс Silver Wraith,[11] естественно, — послышался голос Лары из-за моей спины. — В этом-то доме? Что же еще здесь может быть-то? Я посмотрел через плечо, чтобы увидеть Лару Рейт, стоящую в тени дверного проема. — Очевидно, что у тебя особые требования, — проговорила она. — Ну так я обеспечу тебя достойным авто. Тысяча девятьсот тридцать девятый. — Она скрестила руки, самодовольно, как мне показалось, и сказала: — Вернуть мне с полным баком. Я наклонил голову к ней в жесте, который не был вполне утвердительным, и пробормотал, как только открыл боковую дверь: — Кредитному эксперту придется сперва проверить мои финансы. Сколько съедает это чудище, около двух литров за милю? Анастасия залезла в машину с резким вскриком боли. Я вздрогнул и протянул ей руку, на случай, если она упадет, но она справилась без какой-либо помощи. Я закрыл дверь и увидел Лару, стремительно идущую вперед. Она сосредоточенно посмотрела на Анастасию, а потом перевела взгляд на меня. Глаза Лары вспыхнули несколькими бледными оттенками, в то время как ее спелые губы выразили намек на понимание. Когда она смотрела на меня, на ее губах медленно начала появляться улыбка. Я быстро отвернулся от нее, сел в ролс и завел его. Я не оборачивался до тех пор, пока дом вампиров не остался пятью милями позади нас. Анастасия позволила проехать мне большую часть дороги, прежде чем посмотрела на меня и сказала: — Гарри? — М-м-м? — спросил я. Управлять ролсом все равно, что управлять танком. Машина с задним приводом и без всяких усилителей руля и тормозов. Этот автомобиль требовал, чтобы я обратил свое внимание на законы физики и обдумывал свои действия наперед, а не ехал как обычно. — Есть что-нибудь, что ты хотел сказать мне? — спросила она. — Черт возьми, — пробормотал я. Она смотрела на меня глазами, которые выглядели много мудрее, чем ее лицо. — Ты надеялся, что я не слышала Жюстину. — Да. — Но я слышала. Я проехал еще минуту или две, прежде чем спросить: — Ты уверена? Она обдумывала это мгновение, затем спросила более мягко: — Ты уверен, что нет ничего, что бы ты хотел сказать мне? — Нет ничего, чтобы я хотел рассказать Капитану Люччио, — сказал я. Это было труднее, чем я предполагал. Она протянула и положила свою левую руку на мою правую, которая находилась на рычаге переключения передач. — А что на счет Анастасии? — спросила она. Я почувствовал, что мои челюсти сжались. Мне потребовалось время, чтобы расслабить их и после этого я спросил: — У тебя была какая-нибудь семья? — Да, — ответила она. — Технически. — Технически? — Мужчины и женщины, с которыми я росла, которых я знала? Они мертвы на протяжении многих поколений. Их потомки живут по всей Италии, в Греции, и есть некоторые в Алжире, но это не то же самое, что пригласить свою пра-пра-пра-прабабушку на семейное празднование Рождества. Они чужие. Я хмурился, обдумывая это, и посмотрел на нее. — Чужие. Она кивнула. — Большинство людей не готовы принять такой факт, как продолжительность жизни нашего вида, Гарри. Есть несколько семей — Марта Либерти, например, она живет со своей праправнучкой и ее детьми. Но, в большинстве случаев, это заканчивается ужасно, когда чародеи пытаются оставаться слишком близко к своей родне. — Она склонила голову, изучая повязку. — Я смотрю на них каждые пять или шесть лет, не зная их. Слежу за любым из детей, у которых мог бы развиваться талант. — Но когда-то у тебя была настоящая семья, — проговорил я. Вздохнув, она посмотрела в окно. — О, да. Это было давным-давно. — Я чуть-чуть помню своего отца. Но я рос сиротой. Ее передернуло. — О Боже, Гарри. — Ее пальцы сжали мои. — У тебя никогда не было родных? — Если бы я нашел кого-нибудь, — сказал я, чувствуя, как ком подкатил к горлу: — Я бы сделал все возможное, чтобы защитить его. Все! Анастасия выглянула в окно, выпустив гневное шипение. — Маргарет. Эгоистичная сука. Я моргнул и посмотрел на нее, чуть не убив нас обоих, практически столкнувшись с проезжающим автомобилем, я кое-как сумел остановить этот монстр ролс вовремя. — Ты… знала мою мать? — Все Стражи знали ее, — прошептала Анастасия. — Она была Стражем? Немного помолчав, Анастасия покачала головой. — Ее рассматривали как угрозу Законам Магии. — Что это значит? — Это значит, что она делала вещи, балансирующие на грани нарушения Законов, когда только появлялся шанс, — ответила Анастасия. — Она занималась этим все годы ее участия в Совете и агитировала за изменения. Я сосредоточился на дороге. Это гораздо больше всего, что я когда-либо слышал от любого в Совете про загадочную фигуру той, что дала мне жизнь. Мои ладони вспотели и сердце учащенно билось. — Какого рода изменения? — Она была в ярости от того, что Законы магии не имеют ничего общего с добром и злом. Она показала как чародеи могут использовать свои способности для перекачивания денег у людей, чтобы запугать и манипулировать ими, чтобы украсть богатство и имущество, или уничтожить его раз и навсегда, и делать это до тех пор, пока Законам не будут повиноваться. Совет не сделал бы ничего, чтобы остановило их или препятствовало другим следовать примеру. Она хотела реформировать законы Совета, включив в него понятия справедливости и конкретные ограничения по использованию магии. Я нахмурился. — Вау. Ну и монстр. Она медленно выдохнула. — Можешь представить, что было бы, если бы она воплотила идеи в жизнь? — Стражи годами несправедливо преследовали бы меня? Губы Анастасии сжались в линию. — Стоило Совету применить свод законов о правосудии, как это бы стало бы шагом к использованию этого свода для вмешательства Совета в события, происходящие во внешнем мире. — Черт возьми, да, — сказал я. — Ты права. Кучка чародеев, пытающихся творить добро в мире, это было бы ужасно. — Для кого добро? — спросила Анастасия спокойно. — Никто не считает себя несправедливым злодеем. Даже худшие из них. Некоторые из жесточайших тиранов истории были движимы благородными идеалами, или делали выбор, которые они назвали бы — трудный, но необходимый шаг для пользы их народа. Все мы герои своей собственной истории. — Да. Именно поэтому так трудно сказать, кто является хорошими, а кто плохими парнями во второй мировой войне. Она закатила глаза. — Ты читал историю, написанную победителями этой войны, Гарри. Как тот, кто пережил ее, я могу сказать тебе, что во время войны уверенности было гораздо меньше. Ходили рассказы о зверствах в Германии, но на каждую правдивую историю приходится пять или шесть, таковыми не являющимися. Как можно выявить разницу между правдивыми историями, пропагандой, и простыми фальсификациями и мифами, созданными людьми тех стран, на которые напала Германия? — Было бы немного легче, если бы там было несколько чародеев, готовых помочь, — сказал я. Она покосилась на меня. — Тогда, прибегая к твоим аргументам, Белый Совет разрушил бы Соединенные Штаты. — Что? — У твоего правительство руки запачканы кровью невинных жертв, — ответила она все еще спокойно. — Если ты не думаешь, что племена индейцев, которым принадлежат эти земли, были главными злодеями. Я нахмурился сильнее. — Мы далеко отошли от моей матери. — Да. И нет. То, что она предлагала, неизбежно затянуло бы Совет в конфликты смертных, и таким образом в политику смертных. Скажи мне правду — если бы Совет, сегодня, объявил войну Америке за ее прошлые преступления и текущий идиотизм, подчинился бы ты приказу атаковать? — Блин-тарарам, нет, — сказал я. — США не идеальное место, но это лучшее, что людям здесь удалось придумать. И мой посох здесь. Она слабо улыбнулась. — Точно. И с тех пор как в Совет стали входит чародеи со всего света, это бы означало, что где бы мы ни выступали, нам бы почти наверняка пришлось бы столкнуться с инакомыслием и дезертирством чародеев, посчитавших Родину оскорбленной. — Она пожала плечами и сморщилась от боли. — У меня самой возникли бы проблемы с Советом, если бы они начали действовать на землях, где проживает моя семья. Может они меня и не помнят, но зато помню их я. Я долгое время размышлял о том, что она сказала. — То, о чем ты говоришь, Совет должен был использовать против некоторых из своих. — И сколько бы раз это произошло, прежде чем Совета не стало? — спросила она. — Войны и вражда могут жить в течение поколений, даже если не будет вовлеченной в это группы чародеев. Урегулирование конфликтов потребовало бы даже большего вмешательства в дела смертных. — Ты имеешь в виду контроль, — сказал я спокойно. — Ты имеешь ввиду стремление Совета к политической власти. Она одарила меня понимающим взглядом. — Одна из тех вещей, из-за которых я уважаю тебя больше остальных молодых людей, — это твое понимание истории. Совершенно верно. И для получения контроля над другими людьми, для получения большей власти, нет инструмента лучше черной магии. — Которая уже прикрыта Законами Магии. Она кивнула. — И так Совет ограничит себя. Любой чародей будет свободен распоряжаться своей силой любым способом, который он выберет — при условии, что он не нарушит Законов. Не прибегая к использованию черной магии, объем разрушений, который может нанести отдельный представитель, ограничен. Как показал тебе горький опыт, Гарри, Законы Магии не для правосудия. Белый Совет не для правосудия. Они ограничивают власть. — Она слабо улыбнулась. — И, порой, Совету хорошо удается защитить человечество от сверхъестественных угроз. — И этого достаточно для тебя? — спросил. — Это не идеально, — признала она. — Но это лучшее, что мы придумали. И дела, на которые я потратила свою жизнь, подтверждают это. — Туше, — сказал я. — Спасибо. Я погладил ее пальцы своими. — Значит, ты говоришь, что моя мать была недальновидной. — Она была сложной женщиной, — сказала Анастасия. — Блестящей, непостоянной, страстной, убежденной, идеалистичной, очаровательной, обидной, храброй, опрометчивой, надменной — и недальновидной, да. Среди многих других качеств. Она любила указывать на области серой магии, как она их называла, и постоянно ставила под вопрос их законность. — Анастасия пожала плечами. — Высший Совет приказал Стражам не сводить с нее глаз. Что было почти невозможно. — Почему? — Эта женщина имела множество контактов среди Фей. Именно поэтому каждый называл ее Маргарет ЛаФей. Она знала больше путей через Небывальщину, чем любой до нее и после. Она могла бы позавтракать в Пекине, отведать ланч в Риме, и поужинать в Сиэтле, а на чашку кофе завернуть в Сидней или Кейптаун. — Она вздохнула. — Маргарет исчезла однажды на четыре или пять лет. Все полагали, что она наконец поссорилась с кем-то из Фэйри. Она никогда не выглядела, как человек, который может держать язык за зубами, даже когда знала что к чему. — Интересно, что это такое. Анастасия печально улыбнулась мне. — Но она не провела все время среди Фэйри, не так ли? Я бросил взгляд в зеркало заднего вида, назад на Шато Рейт. — И Томас сын самого Белого Короля. Я не ответил. Она тяжело вздохнула. — С виду ты так отличаешься от него. За исключением подбородка. И разреза глаз. Я не сказал ничего, пока мы не добрались до дома. Ролс сочетался с гравием не больше, чем шампанское с крекером Джэкс. Я заглушил двигатель и прислушался к тому, как он начал щелкать по мере охлаждения. Солнце к тому времени ушло за горизонт, и удлинившиеся тени начали приводить в действие уличные фонари. — Ты расскажешь кому-нибудь? — спросил я тихо. Она выглянула в окно, обдумывая вопрос. Затем произнесла. — Не до тех пор, пока считаю это несущественным. Я повернулся посмотреть на нее. — Ты знаешь, что произойдет, если они узнают. Они используют его. Она смотрела прямо перед машиной. — Знаю. Я спокойно заговорил, вкладывая вес в каждое слово. — Через. Мой. Труп. Анастасия закрыла на мгновение глаза, и затем открыла их снова. Ее лицо не дрогнуло. Она медленно, неохотно освободила свою руку и положила ее на свои колени. Затем прошептала: — Я молю Бога, чтобы этот момент никогда не наступил. Мы сидели в машине рядом, но порознь. По какой-то причине стало холодней. Тишина казалась глубже. Люччио подняла подбородок и посмотрела на меня. — Что ты теперь будешь делать? — А ты как думаешь? — Я сжал кулаки так сильно, что выступили костяшки пальцев, крутанул шеей, и открыл дверь. — Я собираюсь найти своего брата. |
||
|