"Дом в Черёмушках" - читать интересную книгу автора (Коршунов Михаил Павлович)Научный подходОлежке поручили сходить в Зоопарк, провести научную работу. Олежка согласился. В Зоопарке у него был приятель, Лёнька Нестеров. Тоже вёл научную работу в КЮБЗе — кружке юных биологов Зоопарка. В субботу в школе Олежке выдали магнитофон и катушку с плёнкой на тридцать минут. — Ты, того… осторожней. Магнитофон не грохни. — Не грохну. Не беспокойтесь. — Микрофоном пользуйся, как показывали. Вплотную не ставь. — Ладно. Не буду. — От этого микрофонные помехи — вибрация. Зарычит кто или зашипит, чтоб в чистом виде, без помех. — А разве змеи тоже нужны? — И змеи, и обязательно кинкажу. Говорят, его недавно привезли. Узнай. — Узнаю. — Да, Тобика и Чандра не забудь. — Не забуду. По дороге домой Олежка обдумывал, как завтра приступит к работе. Вспоминал номер телефона Лёньки Нестерова. А вдруг Лёнька не согласится помочь? Ну и не надо. Пойдёт в дирекцию и добьётся разрешения. Зоопарк — это ведь не только чтоб глядеть, но и научное учреждение. Сборники докладов выпускают — «Суточный ритм в жизни диких животных», «Консерватизм наследственности» или что-то в этом роде. Дома Олежка отыскал старую записную книжку, а в ней номер телефона Лёньки Нестерова. Позвонил. «Привет!» — «Привет!» То да сё. И наконец о главном: о Зоопарке. «Помогу, приходи, — согласился Лёнька. — Найдёшь меня в лектории». Утром Олежка встал пораньше, наскоро позавтракал, подхватил магнитофон — и в Зоопарк. Купил в кассе билет и расспросил, где лекторий. В лектории было тихо. Пахло свежими опилками и зверями. Посредине лектория стояли на столе две клетки. В одной была морская свинка, в другой — белка. Перед клеткой с белкой сидел Лёнька Нестеров. На коленях лежала раскрытая тетрадь. На стук двери Лёнька даже не оглянулся. Он смотрел то на клетку, то на будильник. Олежка кашлянул. Не замечает. Олежка окликнул. — А-а, значит, пришёл. — Значит, пришёл. — Ты вначале без меня. Не могу отлучиться. Я… Но тут белка начала скакать в колесе, и Лёнька, взглянув на будильник, что-то отметил в тетради. Колесо заскрипело, закрутилось. — Сходи пока к птицам. Там просто. В колесе мелькали беличьи лапы, торчком подпрыгивал хвост. Стол трясло. Рядом в клетке трясло морскую свинку. — Я закончу наблюдения. Придёт сменщик и… Белка перестала скакать. Колесо остановилось. Морская свинка перестала трястись. Лёнька опять что-то записал в тетрадь. — …тогда передам дежурство и поведу тебя в слоновник и к хищникам. — А что ты наблюдаешь? — осторожно поинтересовался Олежка. Белка вновь запрыгала в колесе. Морская свинка закачалась в клетке. — Надо выяснить, сколько времени белка крутится, сколько сидит без движения. Разрабатываю доклад. — А морская свинка на что? — За ней наблюдает Вовка Мазухин. — Тоже разрабатывает доклад? — Конечно. Не мешай. Через час возвращайся. Олежка отправился к птицам. Бодрым шагом подошёл к клетке. Прочитал: «Реполов». Ну что ж, можно начать и с реполова. Энергично шевеля локтями, протолкался к барьеру. Поставил магнитофон, открыл крышку. От зрителей посыпались вопросы: что принёс? Зачем принёс? — Буду записывать реполова, — сказал Олежка. — На плёнку. — А для чего записывать? — спросил мальчишка в зелёной вязаной шапке, похожей на чулок с кисточкой. — Научная работа. Голоса фауны. Получилось не хуже «суточных ритмов» и «консерватизма наследственности»! — Это что ж такое? — не понял зелёный чулок с кисточкой. — Ну, кто как чирикает или рычит, — снисходительно объяснил Олежка. — А носорог — фауна? — Да. Травоядная только. — Я около этой фауны стоял, стоял, а она валяется, как бревно, и храпит. Олежка вынул микрофон, подключил. Надо было дотянуться микрофоном к сетке, за которой на срубленном деревце сидел реполов. Невзрачный, серый, побольше воробья. — Я тебе помогу, — вызвался чулок с кисточкой. — Держи магнитофон, — согласился Олежка. — А я полезу установлю микрофон. Реполов дёргал хвостом, вытягивал шею, разглядывал мальчишек и заливисто цокал. Олежка поставил микрофон у самой сетки и вернулся. — Тишина! — вдруг бодро крикнул чулок с кисточкой. — Запись! Зрители почтительно умолкли. — Ловко ты! — прошептал удивлённый Олежка. — Я, брат, знаю. Я, брат, в кино снимался. Статистом. Толпу изображал. В «Слоне и верёвочке». Олежка включил магнитофон, повернул рукоятку громкости. Реполов цокал, посвистывал. Катушка с плёнкой вертелась, шла запись. Олежка считал обороты катушки: — Один… Два… Три… Как только реполов нацокал пять оборотов, Олежка магнитофон выключил. Облегчённо вздохнул: первая фауна записана! После реполова Олежка записал чечёток, золотистую ржанку, пустельгу, зябликов. В блокноте отмечал, кто за кем поёт. Клёст растопорщил перья и сердито почёсывался, умывался. — С левой ноги встал, — сказал статист из «Слона и верёвочки». — Надо подзадорить. Он замахал своей зелёной шапкой и состроил рожу. Клёст хлопнул крыльями и закричал. Обиделся на рожу или испугался зелёной шапки. Олежка запустил плёнку. Хотя клёст и не накричал на все пять оборотов, но на полтора хватило. Вдвоём работать было весело, и ребята познакомились. Статиста кино звали Митькой, проще — Митяем. Он взялся делать для Олежки в блокноте отметки. Волнистые попугайчики с голубыми восковинами клювов трещали оглушительно и бесперебойно. — Трепачи невозможные, — сказал Митяй. — Всю плёнку займут. Большой красный попугай ара так гаркнул в микрофон, что Олежка сразу вспомнил о вибрации и отодвинулся подальше от клетки. А большой белый попугай какаду молчал. Олежка и Митяй приготовили магнитофон и начали ждать. Ара всё кричал, а какаду долбил клювом яблоко и помалкивал. К ребятам подошла служительница, взглянула на магнитофон: — Чем вы здесь занимаетесь? — Производим запись птичьих разговоров, — ответил Митяй. — Изучать будем. Фауна. Вот он будет, — показал Митяй на Олежку. — Работайте, только птиц понапрасну не волнуйте. — Таких разволнуешь! — кивнул Митяй в сторону ары и волнистых попугайчиков. — Сам психом станешь. — А почему какаду молчит? — спросил Олежка. — Носатый этот, — сказал Митяй. — Вам он тоже на плёнку нужен? — Обязательно! — подтвердил Митяй. — Нам все нужны, кто чирикает или рычит. — Тогда приготовьтесь, сейчас он заговорит. — Мы давно готовы. Служительница ласково обратилась к носатому: — Фима, хочешь ещё яблоко? — Квэ! — ответил Фима. — Квэ! Поблагодарив служительницу, Олежка и Митяй пошли к клеткам, на которых висела табличка «Семейство ястребиных — сип белоголовый, орлан и кондор». Ястребиные были угрюмы. Сидели на толстых жердях. Любопытства к ребятам не проявили. Митяй использовал свой проверенный способ: замахал шапкой. Кондор не выдержал, рассердился на шапку и подал голос. Записали. Сип раздирал когтями мясо. На шапку внимания не обратил. Тогда Митяй достал поблизости из кустов прутик и, чтобы не заметили служители, просунул его в клетку. Шевельнул мясо. Сип мгновенно ринулся к решётке и так крикнул, что Митяй отскочил от клетки и едва не свалил Олежку с магнитофоном. Прутик сип разломал лапами. — Не повезло! — горевал Олежка. — Ты, Митяй, попал на плёнку. Шум твой, когда отскочил. — Что — я! Он мой шум перекричал! Олежка вспомнил: пора идти к Лёньке Нестерову. Он рассказал про Лёньку Митяю, и они заторопились в лекторий. Лёнька уже освободился от белки. Дежурил сменщик. Митяй опять представился как статист «Слона и верёвочки». Лёнька не обратил на «Слона и верёвочку» внимания: он надевал на руку красную повязку с буквами КЮБЗ. Ребята вышли из лектория. Олежка сказал Лёньке, что они с Митяем остановились на ястребиных. — Значит, пойдём в слоновник. В слоновнике под одной крышей жили слон, тапир, бегемот и носорог. Стояли большие весы и лежали запасы сена и берёзовых веников. — На что веники? — спросил Митяй у Лёньки. — Слон ест. — Ну да! — А как же ты со слоном снимался и не заметил, что он ест. — Тот слон не этот был. Тот нажимал на булки. Лёнька договорился со смотрителями, чтобы микрофон позволили подсовывать палкой за ограду, поближе к животному. Первому микрофон подсунули носорогу. Но он спал и даже ухом не повёл, чтобы записаться на плёнку. — Ночное животное, — сказал смотритель. — Днём спит. — Я же говорил — бревно, — не выдержал Митяй и вычеркнул из блокнота «номер двенадцать — голос носорога». Слон тоже был молчалив. Размахивал хоботом, открывал узкий рот и, переминаясь с ноги на ногу, протяжно вздыхал. Подсунуть ему микрофон побоялись: отнимет ещё. Записали не голос, а громкое дыхание слона. Бегемот показал себя во всю мощь. Ребята застали его за едой. Он глотал веники и урчал от удовольствия. — Ещё один чудак с вениками! — удивился Митяй. Олежка накрутил все пять оборотов. С тапиром вначале не повезло. Только Олежка включил магнитофон, и тапир начал жаловаться, что он обижен — бегемот ест, а ему ещё не дают, — как вдруг маленькая девочка спросила на весь слоновник: — Мама, это лев? И, пока Лёнька убеждал девочку помолчать, потому что она мешает работать дяде, Олежка пустил плёнку назад, стёр вопрос девочки и начал запись сначала. Митяй задержался у бегемота. Он был потрясён, с какой быстротой бегемот расправляется с вениками. У смотрителя Митяй, к своему удивлению, выяснил, что бегемот, кроме веников, ест ещё крапиву и дрожжи. Обезьянник был закрыт. За окнами вспыхивали огни автогенной сварки: ремонтировали клетки. Выручил Лёнька. Сходил к заведующему и получил разрешение. В обезьяннике сразу накрутили двадцать оборотов. Каждая обезьяна пожелала высказаться о приходе ребят, об автогенной сварке, о соседе по клетке. Павиан чуть не украл микрофон, а бурый капуцин изловчился и сдёрнул с головы Митяя зелёный чулок. Митяй опешил от подобной наглости. А капуцин напялил на себя чулок и повис на перекладине вниз головой. Кисточка чулка дотянулась до пола и обмакнулась в миску с рисовой кашей. Капуцина долго уговаривали перестать висеть над рисовой кашей и отдать чулок. Но капуцин не соглашался. И, только когда взамен чулка служительница предложила ему горсть семечек, он согласился и вернул чулок. — Да-а, тут гляди в оба, — сказал Митяй, отряхивая шапку от каши. Пока отряхивал и «глядел в оба», макаки вытащили из кармана блокнот и карандаш. Помогли опять семечки. После обезьян Олежка, Лёнька и Митяй выпили по стакану газированной воды и устроились передохнуть на скамейке возле будки фотографа. Фотограф снимал в Зоопарке детей, сажал верхом на пони. Родители едва удерживали желающих сидеть верхом, чтобы соблюдали очередь и не дрались. Лёнька сказал, что пони очень старый и живёт не в клетке, а в будке фотографа. Отдохнув, ребята направились к хищникам. Лёнька опять договорился со смотрителями, чтобы им разрешили войти за барьер, поближе к клеткам. Время для записи было подходящим: раздавали мясо. Лёнька, Олежка и Митяй перетаскивали магнитофон от клетки к клетке. Номер девятнадцатый — ягуар. Номер двадцатый — леопард дымчатый. Рыкнул и лев Чандр, и погавкал его приятель пёс Тобик. Они вместе воспитывались с детства и неразлучны до сих пор. Тобик часто спит под лапой льва, уткнувшись носом в гриву. По вечерам Тобика выпускают из клетки побегать. Чандр не ложится спать, ждёт. А Тобик бегает по Зоопарку и пугает в темноте зверей: от него пахнет львом. Маленький пятнистый оцелот подошёл к микрофону, понюхал его, зевнул, ничего не сказал и ушёл. Он уже поел и разленился. Медведь-губач при виде ребят повалился на спину и задрал все четыре лапы. — Балуется, — строго сказал Лёнька. — Очень несерьёзный медведь. Губач начал кувыркаться и колотить себя лапой по животу. Митяй сказал: — Весёлый малый! Но голос медведь так и не подал. А когда ребята отошли от клетки, он вдруг обиженно закричал. Тигр поел и крепко спал. Сквозь прутья клетки свесился длинный хвост. Ребята долго и терпеливо ждали — тигр не просыпался. Митяй осторожно подёргал за хвост — не помогло. — Тоже бревно, — сказал Митяй. — Только полосатое. Пришлось тигра оставить в покое. — Мне ещё кинжаку нужен и змеи, — вздохнул Олежка. — Не кинжаку, а кинкажу, — поправил Лёнька. — Он здесь за углом. А змеи сидят в террариуме под стёклами. Записать их невозможно. — А если вместо змей крокодила? — Что крокодилы! — ответил Лёнька. — Скалят зубы! — Один тип во Франции приручил крокодила, — сказал Митяй, — и ездит с ним в автомобиле купаться. Я читал. — Реклама, — пожал плечами Лёнька. — Не научный подход. Митяй замолчал. Лёнька взглянул на часы, которые висели над клеткой оцелота. Надо было торопиться: скоро его очередь заступать на дежурство в лектории. Когда Олежка и Митяй увидели кинкажу, то Олежка сказал: — Медведь с хвостом. Митяй возразил: — Нет, обезьяна. Тогда вмешался Лёнька: — Кинкажу относится к семейству енотов. Кинкажу спал в гнезде из мятой бумаги и пакли. Его разбудили, и он пронзительно зашипел, завизжал. Он тоже оказался ночным животным и не любил, чтобы беспокоили днём. Митяй пришёл в восторг, когда узнал, что кинкажу ест бутерброды с вареньем и повидлом, пьёт крепкий чай и сладкий компот. — Этот не дурак! Этот знает, что почём! Олежкина научная работа была закончена. В блокноте значилось двадцать три фауны. Лёнька быстренько распрощался и побежал в лекторий, где прыгала в колесе тема его доклада. Олежка и Митяй выбрались от хищников и остановились у пруда. — А как быть с тигром? — Подумаешь! — сказал Митяй. — Давай я за него. — Что — за него? — Нарычу на плёнку. В кино, брат, знаешь, показывают — ручей звенит, а это вовсе и не ручей звенит: воду из чашки в чашку переливают. — Ну да? — Спрашиваешь! Или ветер завывает. А это вентилятор крутится. Техника! — Нельзя. Наши юннаты изучать будут. — Изучат и не заметят. Ну, хочешь, нарычу? Р-р-р! — А потом чавк-чавк — и съел кого-то! — улыбнулся Олежка. Возле старого пони по-прежнему толкались и ссорились желающие сидеть верхом. На пруду плавали казарки и чёрные лебеди. Окунали глубоко головы. Их красные клювы под водой напоминали поплавки. Олежка и Митяй вышли за ворота Зоопарка и тоже распрощались. Олежка проводил взглядом Митяя, зелёная вязаная шапка которого долго ещё мелькала среди прохожих, подхватил магнитофон и зашагал домой. И вдруг посредине улицы Олежка рассмеялся: представил себе, что будет в квартире, когда он заведёт плёнку! |
||
|