"Чингисхан" - читать интересную книгу автора (Мэн Джон)

4 Корни амбиций

В XIX веке были описаны обычаи и обряды, которыми сопровождалось рождение ребенка в монгольской семье. Согласно описанию можно предположить, что гээр Хулан охранялся от злых духов луком со стрелами, внутрь допускались только близкие родственники и шаманка в качестве повитухи. Шаманка должна была внимательно осмотреть новорожденного и убедиться, что на нем нет никаких изъянов. Ей не нужно было обладать богатым воображением, чтобы прочитать по крови на новорожденном сыне могущественного вождя благоприятный знак. «Тайная история» сообщает, что ребенок появился на свет со сгустком крови в кулачке правой руки, что потом, совершенно естественно, было истолковано как знак силы. Дитя помазали коровьим маслом, за вернули в шкуру ягненка и положили в деревянную люльку с пробуравленными по краям отверстиями, куда пропускалась бечевка, чтобы можно было устроить дитя за спиной сидевшей на лошади матери.

Затем пришло время дать ребенку имя. Ейсуге только что вернулся из налета с захваченным в плен татарским вождем. По традиции он назвал мальчика именем захваченного врага (о котором мы больше не услышим — возможно, он был возвращен соплеменникам за выкуп), а будущий Чингисхан вошел в жизнь с татарским именем Темучин.

Учитывая успехи, которых позже добился Темучин, мно гие поддавались искушению объяснять их именем героя. Иногда говорят, что оно происходит от слова «томор» (железо), первой части составного слова «железная дорога» («томорцзан») и части слова «томорчин» (кузнец). Автором такого толкования, по-видимому, был фламандец-путешественник монах Уильям из Рубрука, который называл Темучина потом ственным кузнецом. Откуда у него такая странная мысль? Похоже, так он растолковал слова своего переводчика, приемного сына перса-ювелира, который работал на монголов. Воз можно, он поинтересовался, что означает «Темучин», как поинтересовался бы любой любознательный антрополог, и услышал в ответ неопределенное: «А, так, что-то вроде «чело век из железа»…» Рассказ монаха о своих приключениях — важнейший источник сведений о Монгольской империи в период ее приближения к точке наивысшего расцвета, но в этом вопросе он ошибался. Поскольку имя принадлежало татарскому вождю, то кузнецом был не кто иной, как плененный Темучин. Если быть ближе к истине, то он не был кузнецом. В монгольском имени нет звука «р». Но так случилось, что ошибка прижилась, как это бывает с ложной этимологией. В персидском языке в имя прокралось альтернативное написание, Темур — чин, это несуществующее «р». В результате ошибки, повторенной в двух языках, неправильное производное настолько вросло в лексикон, что переходит из книги в книгу. Очень соблазнительно считать, что завоевателем и разрушителем наций был Человек из железа; как Сталиным, Человеком из стали, стал Иосиф Джугашвили, но это было совсем не так.

Время, когда все это произошло, чрезвычайно волнует монголов. Общепризнанной датой рождения Чингиса считается приблизительно 1162 год, и на этой дате все еще настаивает официальная Монголия. Национальный день Монголии в 2002 году был провозглашен еще одним особым праздником, 840-летием рождения Чингиса. Таким образом, каждый год, оканчивающийся на «2», станет поводом к новому празднику. Однако другие историки, поколебленные возможностью того, что победа Цзинь над монголами состоялась где-то в 1160 году, или исходящие из возраста Чингиса в момент смерти, склоняются к тому, что он родился между 1155-м и 1167 годами. В настоящее время ничего определенного сказать нельзя, а посему 1162 год не лучше и не хуже других.

Если эксперты спорят о том, когда, то не с меньшей страстностью они дискутируют на тему о том, где родился Чингис. В «Тайной истории» говорится, что это произошло на Ононе, неподалеку от места, называемого Делуун Болдог. На звание может переводиться как Злая горка. Непосвященному человеку со стороны вряд ли увидеть какую-нибудь разницу между горками и разным злом, тем не менее на честь быть местом рождения героя претендуют две Злые горки.

Одна находится вблизи Дадала, неподалеку от того места, где в Онон вливается его приток Балдж, что в 80 километрах к северо-востоку от исключительно ухоженного лагеря гэ-эров около Биндера. Это место с высящейся там десятиметровой статуей было официально выбрано местом рождения Чингиса еще в 1962 году, когда отмечали 800-летие его рождения и выпустили юбилейные почтовые марки и Академия наук провела симпозиум. Все это было разрешено вскоре после завершения строительства мавзолея Чингисхана во Внутренней Монголии, так что и празднование юбилея, и воздвижение статуи нетрудно было интерпретировать как ответ на попытку Китая сыграть на националистических чувствах монголов. Некоторые деятели в Монголии пожалели об этом шаге, так как он шел вразрез с советскими идеологическими установками. В глазах Советов Чингис был угнетателем, Монголия же была их вассалом, и превозносить его как героя было рискованно. Но тогда думалось, что риск себя оправдывал. Советский Союз только что порвал с Китаем, и демонстрация силы к северу от Гоби не должна была приветствоваться. Но события развивались совсем не так, и, возможно, по той причине, что главный инициатор установки статуи член Центрального комитета партии Томор-Очир осмелился критиковать президента Монголии сталиниста Цеденбала. Произошла идеологическая чистка, Томор-Очира исключили из партии за «разжигание националистических чувств» и создание «антипартийной группы». Он был со слан работать в музее заштатного промышленного городка, состоял под надзором КГБ, и о нем услышали только тогда, когда в 1985 году он был при невыясненных обстоятельствах убит. Несмотря ни на что, статую сносить не стали, что свидетельствовало о некоей молчаливой поддержке сверху. В наши дни она стала одной из главных туристских достопримечательностей расположенного на берегу озера-курорта.

Второй артефакт — это само место, с которым в то летнее утро я мог познакомиться собственными глазами, стоя на возвышенности над лагерем гээровв Биндере и чувствуя, как выветриваются пары водки, выпитой накануне вечером по случаю первенства мира по футболу.

Я стоял около небольшой кучи камней, построенной кем — то в честь духа этой горы. Быстрые воды Онона бойко журчали в тени по каменистым перекатам, их еще не коснулись лучи солнца, восходившего за моей спиной. В высоте, под голубым небом божественной глубины и прозрачности, запел жаворонок, потом прокуковали две кукушки, и больше не было слышно ничего. Ни звука не доносилось ни из раскинувшегося в излучине реки леса, ни с реки, ни с лугов, ни с озера и холма, который и составлял таинственный центр не разгаданной загадки.

Эту Злую горку мы проехали накануне. Она ничем не отличалась от множества подобных холмов, разбросанных по великой степи, но нам она все-таки запомнилась потому, что у ее подножия были навалены горы мусора. Два поколения тому назад Биндер лежал именно здесь. Коммунистические власти постановили перенести его в другое место. Целый го род перебрался на несколько километров в сторону от холма, и на его месте до сих пор видны остатки кирпичных фундаментов домов, навалены кучи искореженных кусков метал лических крыш. Со своего холма, с расстояния 4 километров, я мог разглядеть смутные очертания старого города. Борцы за охрану природы сказали бы, что это ужасно, но у степи свои собственные взгляды и правила. Степи безбрежны, там нет дорог, стада бродят куда им бог на душу поло жит — и никакого загрязнения окружающей среды. Так с какой же стати все это убирать?

Это место только с недавнего времени претендует называться подлинным местом рождения Чингиса. Мнение об этом укрепляется с каждым днем, и к тому есть веские исторические доводы, в обобщенном виде они изложены в брошюре, которая продается в туристском лагере, где установлены гээры, и которая написана профессором Сух-Баатаром из университета Чингисхана в Улан-Баторе. Накануне я услышал их от одного очень почтенного человека.

Мы ехали по незаметно взбирающейся по пологому подъему дороге, на горизонте маячили холмы, смотреть было не на что, пока в отдалении мы не различили маленький домик из потемневших бревен. Это походило на какую-то волшебную сказку, там было крылечко и одна комната. Миниатюрная сибирская дачаслужила, вероятно, летним домом одному из многочисленных друзей Баатара. На вопрос Баатара сморщенная как печеное яблоко дама махнула рукой вдоль едва приметной дороги. К этому моменту заморосил дождик. Через ветровое стекло машины мы увидели впереди странную фигуру, которая, когда мы притормозили ря дом, превратилась в необычайно красивого человека лет семидесяти, одетого в выцветшую рубашку. Он тянул маленькую четырехколесную тележку, рядом с ним бежала черно-белая собака, что-то вроде овчарки. Это был Батамдаш, филолог, историк, тридцать лет проработавший профессором Монгольского национального университета, а сейчас он вез металлический бидон с водой, которую только что набрал в ручейке неподалеку. На неожиданное появление Баатара он никак не среагировал, просто забрался в машину и взял вымокшую собаку на колени. Баатар погрузил воду и тележку в багажник. Я погладил собаку, она лизнула мне руку и заурчала от удовольствия. Такое было для меня совершенно в новинку. Собаки в степи предназначены для то го, чтобы отпугивать волков с ворами, поэтому в своем большинстве это злобные чудовища, не разбирающие, кто волк, кто преступник, а кто добропорядочный незнакомец с самыми добрыми намерениями. По своей природе монгольские собаки людоеды. Некоторые даже пытаются укусить проезжающую машину. Приближаясь кгээру, первым делом нужно с приличного расстояния крикнуть: «Уберите собак!» Никогда до этого в Монголии мне не попадались на глаза собаки размером чуть меньше пони, и, уж конечно, я не встречал среди них дружелюбных или пугливых.

Когда мы возвратились в однокомнатную дачу, Батамдаш рассказал мне о своих поисках места рождения Чингиса. С «Тайной историей» он, конечно, познакомился в детстве и знал, что Чингис «родился на Ононе».

— Когда я поехал в Дадал, то полагал, что Чингис, наверное, родился в такой прекраснейшей местности, посреди бескрайних степей. Но теперь я думаю по другому.

Батамдаш несколько раз проехал на лошади вверх и вниз по Онону. «Тайная история» утверждает, что ребенком Чингис ловил рыбу в Ононе, так что стоянка должна находиться вблизи реки. Место около Дадала расположено в 20 километрах от реки, а то, которое около Биндера, всего в пяти. Кроме того, Дадал — это очень замкнутое место. Там негде было бы расположиться военному лагерю, а отец Чингиса собирал армии. Батамдаш ни минуты не сомневался, что место слияния Онона и Хорха, равнина, которую я в то утро обозревал со своего наблюдательного пункта на вершине холма, и горы, обрамлявшие ее, — это и есть место, где родился Чингис.

Когда мальчику исполнилось восемь лет, Ейсуге отправился к родственникам Хулан договариваться о невесте для Темучина. Он тронулся в путь на восток и по дороге, еще не доб равшись до стоянки семьи Хулан, встретил пару из ее клана онгирадов. У них была дочь Буртэ, на год старше Темучина, и они были не против породниться. Ейсуге и Дей-Цецен — Мудрый Дей — договорились, произнеся положенную в таких случаях фразу, что у их детей «горят глаза и светятся лица». Это означало, что у них прекрасное будущее. Для закрепления договора Ейсуге оставил сына у будущих тестя и тещи, возможно, с тем, чтобы они увидели, что это за мальчик, а может быть, и для того, чтобы он отрабатывал будущее приданое Буртэ (очень щедрое, как мы увидим позже). Покидая стоянку Дея, Ейсуге попросил того заботиться о Темучине и особенно беречь его от собак, так как «мой сын боится собак, вы мои родственники, не пугайте моего сына собаками!».

Человек с Запада может в удивлении поднять брови. Будущий правитель всей Евразии боялся собак? Удивляться тут нечему. Это могло быть просто отражение сказанного мною о монгольских собаках. Монгольские собаки всегда славились свирепостью. Готов поспорить, что Чингис сам придумал эту пикантную деталь, которую автор «Тайной истории» использовал, чтобы подчеркнуть милую человеческую черту своего героя.

Возвращаясь домой, Ейсуге встретил группу пировавших татар; в соответствии со степными законами гостеприимства ему предложили поесть и выпить. К тому времени, когда он через три дня дотащился до своего стойбища, он был совершенно болен и находился буквально на краю могилы. Позже, после его смерти, наследники посчитали, что вино ваты татары. Очевидно, в этой группе татар находились люди, ставшие в свое время жертвами одного из набегов Ейсуге. Он их не узнал, так продолжали объяснять происшедшее, а они его запомнили, решили воспользоваться возможностью отомстить и подмешали яд в питье. Или, тоже возможно, он просто заболел. Во всяком случае, перед самой смертью он послал в стойбище Дея человека за Темучином.

Хулан осталась без защитника с шестью детьми в возрасте от трех до шести лет: четырьмя собственными и двумя от «малой жены», чье имя не называлось. Семья, даже братья Ейсуге, которые должны были, по обычаям, оказывать Хулан поддержку, ничем не помогали невестке. Неожиданно рухнуло все — их мир, надежды на военные успехи, гарантии от невзгод.

Но Хулан была сильной женщиной. У нее не осталось стада, которое она могла бы назвать своим, и она сделалась охотницей и собирательницей: «Тайная история» красочно описывает, как, подоткнув юбки и твердо закрепив на голове шляпку женщины благородных кровей, она с заостренной можжевеловой палкой в руке выкапывает корни и собирает плоды с деревьев и кустов в лесах по склонам Бурхан Халдуна и берегам Онона. Мальчики научились мастерить крючки и ловили рыбу сетью.

Не приходится сомневаться, что рассказ всячески преуве личивает благородныедостоинства Хулан, богоматери, но почему, ясно и так. Три или четыре важных для становления человека года Темучин знал, что такое быть на самом социальном дне, без защитных семейных связей, приятелей и близких друзей, не имея достаточно скота, чтобы получать мясо, молоко и войлок для нового покрытия юрты. Вполне вероятно, что его угнетало жестокое полуголодное существование нищих охотников-собирателей и он мечтал об относительном богатстве и свободе степей.

В эти тяжелые времена Темучин обрел сердечного друга, мальчика по имени Ямухай. Десятилетние мальчики обменивались подарками. Зимой, укутавшись от мороза в шкуры, они играли на льду Онона в кости, сделанные из бараньих бабок. И взрослые, и дети в Монголии по-прежнему играют в кости и каждую из шести сторон кости, по-своему бугорчатую, называют именами животных. По весне, когда сквозь снег пробилась свежая зелень, Ямухай сделал Темучину свистящую стрелу в обмен на стрелу с острием из рога. (Свистящими стрелами пользуются при охоте на оленей — услышав свист, удивленные олени, прислушиваясь, поднимают голову и застывают неподвижно, отчего становятся идеальной целью.) Мальчики дважды поклялись друг другу, что будут как кровные братья — анда.

Обстановка в семье была непростая — одной-единственной женщине приходилось растить четверых своих детей и двоих приемышей. Неудивительно, что два старших мальчика, Темучин и его сводный брат Бергтер, вступили в соперничество между собой. Однажды осенью, когда Темучину исполнилось тринадцать лет, эта пара поссорилась из-за пойманных Темучином жаворонка и пескаря. Когда Темучин пожаловался матери, та выговорила ему, как он может говорить такие вещи, когда

Почему вы не можете ладить? Темучин набычился и, кипя от ярости, молча отошел от нее. Потом позвал с собой одиннадцатилетнего младшего брата Касара, и, взяв луки наизготовку, они подкрались к Бегтеру, который с холма следил за светло-гнедыми меринами, и хладнокровно убили его.

Другие, более поздние источники опускают этот глупый и трусливый поступок, по всей видимости из-за того, что это бросало тень на будущего императора. Почему же Чингис, или поэты-певцы, или редактор «Тайной истории» рассказы вали об этом? Возможно, потому, что на это можно посмотреть с двух точек зрения. Первая — это то, что даже ребенком будущий покоритель мира демонстрировал безжалостность, без которой не завоевать и не удержать лидерство. Что еще более важно, это показывает, как многому предстояло научиться упрямому мальчишке Темучину.

Во всей вселенной был только один человек, который мог учить его уму-разуму и указывать на ошибки. Когда Хулан обнаружила преступление, она чуть не сошла с ума от горя. Ко времени написания «Тайной истории» ее слова беспощадного осуждения, с которыми она обратилась к сыну, были переложены на стихи. «Вы просто уничтожители!» — закричала она, —

Снова и снова прибегая к броским фразам, «Тайная история» рассказывает, как она «приводила старые пословицы, ссылалась на слова стариков», а потом спрашивала, как мог ли они сделать такое во время, когда «у нас есть тени и никаких друзей»? Позже, как говорили, Темучин никогда не терял уважения к матери, которая в таких суровых словах вкладывала в него мысль о том, что необходимо блюсти баланс между побуждением к мести и потребностью в совместных действиях и поддержанию верности. Этот урок он усвоил очень прочно. Темучин ни разу не высказал сожаления в убийстве Бегтера, но семья не распалась, и Касар через годы стал близким помощником своего старшего брата.

Никаких друзей, одни тени, а теперь еще больше врагов. Прошло не так много времени, возможно, это было в апреле следующего года, тайчиуты, родственники борджигинов, напали на стойбище Хулан. Почему это произошло, никто не знает. Может быть, дело было в ревности, которую испытывал их вождь, видевший в смышленом напористом Темучине будущего соперника. Если это так, то убийство Бегтера давало ему повод преследовать Темучина за преступление. Когда они пришли за ним, Темучин с двумя братьями бежал по тающему снегу и спрятался в узком ущелье, где они оказались запертыми. «Пусть выйдет Темучин! — кричали напав шие. — Остальные нам не нужны!» Темучин бросился спа саться один и бежал через лес, где притаился, пока через девять дней голод не заставил отдаться в руки тайчиутов. Его захватили как пленника.

Этот эпизод и последующие приключения во всех красках рассказываются в «Тайной истории», отчасти, несомненно, потому, что получается захватывающая интрига, и отчасти потому, что в них достоверно изображена степная жизнь и личность Чингиса. Он, должно быть, рассказывал о своих приключениях не один раз и поощрял пересказ, так как таким образом подтверждались его растущее могущество, его зрелость и ниспосланная небом удачливость.

Неделю-другую Темучина, как заключенного, держал вождь тайчиутов Кирилтук, отличавшийся такой тучностью, что получил прозвище Жирняга. Он предпочитал ездить не на коне, а в тележке. По приказу Жирняги Кирилтука Тему чина перевозили из стойбища в стойбище. Его не связывали, а надели колодку, тяжелый деревянный брус с отверстием для головы и рук. Колодку, передвижной позорный столб, до самого последнего времени надевали на преступников по всей Монголии и Китаю. К колодке была приделана цепь, за которую водили заключенного, потом опутывали ею.

Положение его было хуже не придумаешь, но на помощь пришли его характер и удачный случай. Однажды ночью Темучина поместили вместе с человеком по имени Шорканшира, членом одного из подчиненных тайчиутам племен, который не горел желанием хранить верность своему жир ному господину. Он позволил двум своим сыновьям расслабить колодку, чтобы Темучину было удобнее спать. Так пустило корни крошечное древо дружбы, которая могла вырасти и развиться, если и когда этому придет время.

На следующую ночь наступило полнолуние — День красного круга, как зовут его монголы. Тайчиуты собрались на праздник. Представьте себе широкую долину Онона. Там и сям зеленеют сотни одиноких деревьев с нависающими над ним утесами, на лугах пасутся лошади и бараны, группами разбросаны юрты, из отверстий в крышах которых вьется дымок, у каждой юрты привязаны кони, люди приехали сюда с окружных стоянок, царит всеобщее веселье.

В этот день среди оживленных толп Темучин в колодке и на цепи, за которую его водит необычайно гордый от полученного поручения «тщедушный юнец», то и дело выпивающий подносимый гостями арак.

К вечеру, когда летний закат предвещает наступление темноты, празднующие, большинство из которых едва держится на ногах, разбредаются по своим юртам. Темучин пользуется удачным моментом. Он вырывает цепь из рук своего сторожа, замахнувшись колодкой, бьет его по голове и устремляется к лесу. За спиной он слышит вопли: «У меня сбежал заложник! Держите его!» — и понимает, что за ним начнется погоня. Времени на раздумье нет, особенно если учесть, что это полнолуние. Но вот река Онон. До нее рукой подать, он устремляется к берегу, находит заводь. Бухается в воду и ложится на дно, только голова, поддерживаемая деревянной колодкой, торчит над студеной водой.

Преследователи ринулись к лесу, все, кроме одного, который направился в сторону своего стойбища, вниз по реке. Это Шорканшира. Только притворившийся, будто ищет беглеца. Он замечает Темучина. Пораженный, он восклица ет: «Вот это да! Недаром говорят, у тебя огонь в глазах и светится лицо! Понятно, почему они завидуют! Лежи здесь и ни гугу! А я никому не скажу».

Потом он увидел вдалеке толпу преследователей и пошел им навстречу. Узнав, что они хотят продолжить поиск, Шорканшира задержал их, убедив еще раз пошарить по лесу, чтобы каждый убедился, что хорошо посмотрел. Они повернули обратно, и Шорканшира прошептал Темучину, что те, кто его захватил, точат на него зубы, так что лучше залечь и ни звука. Снова появляются преследователи, и снова Шорканшира заговаривает с ними, высмеивает их и заставляет снова пуститься по старым следам прежде, чем отложить розыск до утра. В лесу и на близлежащем пастбище звуки погони затихают, и Шорканшира говорит Темучину, чтобы тот подождал, пока на берегу никого не останется, а потом отправлялся к своей матери — «если тебя кто-нибудь заметит, не говори, что видел меня».

Темучин, однако, думал по-другому. Он в жутком состоянии. Руки зажаты тяжелой колодкой, она до крови натерла шею и запястья. Он не сможет сесть на лошадь, даже если бы нашел ее. Брести пешком означало быть скоро узнанным. Он в набухшей шерстяной одежде и весь трясется в ледяной воде. Ночной воздух грозит заморозить. Бежать в таком виде — это все равно что умереть от стужи или, в лучшем случае, снова попасть в руки тайчиутов. Он бредет следом за Шорканшира вниз по течению. Высматривая юрту, где провел предыдущую ночь, и время от времени замирает, прислушиваясь, не услышит ли шлепанье, которое раздается, когда женщины взбивают в кожаных ведрах кобылье молоко, что бы за ночь оно перебродило в арак.

Он слышит эти звуки, видит юрту и входит в нее. При виде дрожащего промокшего беглеца у Шорканашира душа уходит в пятки, когда он только подумал, что будет с ним, если к нему придут преследователи. Он хочет, чтобы Темучин не медленно уходил, чем бы это ему ни грозило. Однако его семья — жена, двое сыновей, дочь — сочувствуют ему, как и до этого. Они развязывают колодку, бросают ее в костер, потом высушивают одежду Темучина, дают ему поесть и попить и прячут в телеге с шерстью. Он засыпает.

Следующий день выдается жарким. Тайчиуты продолжили свою охоту за беглецом, и с леса переключились на юрты. Наконец они приходят к Шорканшира, заглядывают повсюду, ищут под постелями, хотят посмотреть, что в телеге под грудой шерсти. Они почти уже схватили Темучина за ступню — деталь, наверняка придуманная каким-нибудь по этом, чтобы добавить повествованию напряжения, — когда Шорканшира не мог больше сдерживаться.

— Да разве при такой жаре кто-нибудь может там остаться в живых? — выпалил он.

Подумав, что это и в самом деле глупо, искавшие Темучи на тайчиуты поворачиваются и уходят.

Шорканшира вздыхает с облегчением. «Я чуть было не лопнул от страха», — говорит он и просит Тимучина уходить. Наверное, за этим последовало обсуждение, как это сделать и как сделать это лучше всего. В конце концов Шор кан-шира убеждает Темучина, что теперь у того прекрасный шанс унести ноги, снабжает его едой и водой, дает лошадь. Но седла, лука или трута для разжигания костра не дает. У Темучина не должно иметься ничего такого, что могло бы на вести на Шорканширу подозрение, соблазнить парня на разжигание костра или позволить ему ввязаться в драку. Темучин тронулся вверх по течению, осторожно выбирая до рогу между спящими тайчиутами, и едет по известной ему дороге к дому его матери на верхнем Ононе, где и присоединяется к своей семье.

Несмотря на то что в других источниках приводятся разные другие подробности, «Тайная история» кажется ближе всех к истине, так как рисует испытания, которые формировали личность Темучина и реакцию на них Темучина. Он знает, что такое быть бедным и изгоем. Он знает, насколько важна семья. Он видит, когда нужно действовать, и действует быстро и решительно, но у него не нервы, а веревки, и он умеет сдерживать эмоции. Самое же главное, он способен увидеть потенциального союзника и знает, как находить верных людей. (Темучин запомнит спасшую его доброту сыновей Шорканшира и сделает одного из них своим военачальником.) Когда он вернулся к материнскому очагу, в нем, наверно, еще кипело желание отомстить, но он подавил в се бе этот импульс во имя того, чтобы вернуть все, что пришлось утратить. Месть была бы сладкой, но только при условии, что при этом дала бы главное — безопасность.

Для того чтобы добиться этого, мало храбрости, мало воинского искусства. Нужно овладеть искусством социального и политического руководства, которое отличает подлинно го вождя, нужно то, что обозначается одним словом: харизма. К пятнадцати годам он был на пути к ней.

«Тайная история» приводит еще один эпический эпизод. Проходит год. У семьи теперь есть стада и девять лошадей — достаточно для обеспечения ее всем необходимым, но не достаточно, чтобы она считалась богатой. Однажды, когда оставшийся в живых сводный брат Бельгуте отправился охотиться на сурков, взяв из табуна лучшую лошадь, гнедую кобылу, воры украли остальные восемь. Темучин с другими братьями мог только в бессильной ярости наблюдать за угоном. К вечеру, когда вернулся Бельгуте, мальчики заспорили, кому из них отправляться в погоню. Темучин, старший из них, настоял, что это сделает он, и умчался на оставшейся единственной лошади, два дня преследуя воров по следам на траве. На третье утро он выехал к юрте, около которой под присмотром подростка, «сильного и красивого юноши» по имени Борчу, пасся большой табун лошадей. Да, он видел Темучиновых светло-гнедых меринов, их прогнали мимо сегодня рано утром. Он уговорил Темучина оставить у него усталую кобылу и взять новую, серую с черной спиной, а потом показал след. Он видел, как валится с ног Темучин после двухдневной погони. Кроме того, конокрадство преступление и заслуживает наказания. Борчу принимает мгновенное решение. «У всех людей страдания одни и те же, — говорит он. — Я поеду с тобой». Он даже не подумал вернуться в юрту и предупредить отца о том, что происходит. Они тут же ускакали вместе.

Прошло еще три дня, мальчики догнали похитителей с их стадами, украденные кони были при них. Мальчики действо вали стремительно, они ворвались в центр стада, отделили своих лошадей и поскакали с ними прочь. За ними увязался один всадник, но и он отстал, как только Темучин пустил в него стрелу.

На подъезде к стойбищу отца Борчу Темучин делает широкий жест: «Мой друг, без тебя разве смог бы я вернуть лошадей? Давай поделим их. Ты должен сказать, сколько лошадей ты хочешь взять».

Нет-нет, отвечает Борчу. Он и не подумает. Отец у него богат, а Борчу единственный сын. У него есть все, что нужно. Кроме того, он все делал из чувства дружбы. Он просто не может взять вознаграждение, будто лошади обыкновенная добыча.

Когда они приезжают назад к юрте Борчу, отец с бурной радостью встречает сына, он так беспокоился о его исчезновении и боялся, что потерял сына. Борчу, обычный подрос ток, и не думает каяться. Он вернулся, так в чем проблема? Побранив сына и поплакав от облегчения, отец, его звали Наку, велел Борчу снабдить Темучина провизией, а потом скрепил дружеские узы между юношами: «Вы оба молодые люди. Заботьтесь друг о друге. С этого момента не оставляй те друг друга». Темучин запомнит, каким благородным бес сребреником был Борчу, и Борчу потом станет одним из самых великих монгольских полководцев.

Оставалось выполнить еще одно обещание и восстановить утраченную связь с уже готовым союзником. Темучин, которому теперь исполнилось шестнадцать лет, возвращается в юрту Дей-Цецена, чтобы жениться на помолвленной с ним Буртэ, как и договаривался семь лет назад его отец. Буртэ семнадцать лет, она вполне созрела для замужества, и ее родители счастливы. До Дея дошли слухи о том, что случи лось с Темучином, и боялся худшего. Теперь же имелся повод устроить праздник.

В «Тайной истории» ничего не говорится о том, как прошла свадьба, возможно, потому, что ее ритуал был хорошо знаком слушателям и читателям. Можно предположить, что свадьбу сыграли на широкую ногу — Дей был богатым чело веком. Наверное, шаман объявил благоприятный день, когда молодые «поклонятся Небу». Свадебные церемонии в Мон голии изменились после того, как в XVI веке буддизм стал господствующей религией в стране, но достаточно древних ритуалов сохранилось до самого недавнего прошлого, и поэтому нетрудно представить себе эту сцену. Жених в ярком дээлес луком и стрелами в руках, официальная встреча семейных групп, поэтическая декламация генеалогии для подтверждения статуса молодых и подтверждения того, что жених и невеста принадлежат к разным кланам, торжественный вход в юрту Дея, поднесение Темучину новой одежды и нового лука со стрелами, обмен добрыми пожеланиями, пиршество с поеданием куска особо твердой баранины, символизирующего прочность брачных уз, и прощание, которому предшествует ритуальное представление — жених хочет остаться с новой женой в ее семейной юрте, семья не весты гонит их с шутливыми насмешками и кидает в них сухой навоз (принятый у кочевников эквивалент конфетти), наконец отъезд молодой четы, при котором невеста несет свои наряды. В данном случае она сама несет свое приданое, шубу из черного соболя. Вероятно, это была необыкновенно красивая шуба: иссиня-черная, лоснящаяся, как масло, с рукавами, в которых можно было прятать замерзшие пальцы, и с подолом, достающим до середины икр.

Мы, наверное, не ошибемся, если скажем, что теперь амбиции Темучина были под стать его аристократическим предкам. Не теряя времени, он принялся использовать свой новый статус женатого человека и главы семьи. Он посылает Бельгутея, покорного ему сводного брата, разыскать Борчу, чтобы тот стал его правой рукой. Он уже мог рассчитывать на свою семью, двух названых братьев и еще один монгольский клан, родственников Буртэ и Хулан, онгирадов. Ему по надобится еще помощь, он это понимал и знал, к кому обратиться. До рождения Темучина его отец стал названым бра том Тогрула, вождя кераитов, который в этот момент был настолько силен, что мог собрать два раза по десять тысяч воинов, т. е. две современные дивизии. Его влияние распространялось на области, начиная с Центральной Монголии — его улус находился на реке Тула, где сейчас находятся пригороды Улан-Батора, — и продолжалось до границы с Китаем к югу от Гоби. Это был человек с реальной политической и военной властью.

Говоря себе, будто названый брат отца был «ему почти как отец», Темучин, захватив с собой своего брата Касара и сводного брата Бельгутея, отправился уговаривать Тогрула стать его союзником. Но что, если Тогрул не согласится? У Темучина было кое-что такое, что могло оказаться весьма убеди тельным аргументом: приданое Буртэ, черная соболья шуба.

Расчет Темучина оказался верным. Тогрул и виду не пока зал, что у него были какие-то связи с отцом Темучина, но подарок свое дело сделал. «В обмен на соболью шубу, — сказал Тогрул, — я соберу твой разбредшийся народ».

Вскоре после этого разговора, вероятно в 1184 году, когда Темучину было около двадцати лет, приключилась еще одна беда, а за ней пришла удача. Слух, что Темучин входит в силу, дошел до живших в лесах меркитов. Хулан, мать Темучина, была отнята у Чиледу, брата их вождя, умершего вскоре по сле этого события. Теперь, пока Темучин еще не вошел в силу, наступил подходящий момент для мести. Осуществление этого плана требовало организации целого рейда, для чего нужно было недели на две-три оторвать многих скотоводов от их отар и табунов, поскольку улус меркитов находился километрах в трехстах к северу от улуса Темучина, на берегу Селенги, по ту сторону границы, которая нынче разделяет Россию и Монголию.

Налет состоялся на рассвете — клан Темучина разбил лагерь в широкой долине неподалеку от верховьев Керулена, единственной, выходящей на Бурхан Халдун, она спускается с покрытых лесами склонов, и пастбища постепенно переходят в густой ивняк на берегах реки; в этой долине лежит дорога, которой сегодня не миновать любому, желающему добраться до горы. Первой услышала топот копыт старуха — служанка и подняла тревогу. Хулан схватила пятилетнюю Темулун и вместе с остальными бежит вверх по реке, перебирается через хребет, соединявший две невысокие горы, и дальше по окраине подстилающего Халдун леса. Хребет, который называют Порогом, не сочли достойным упоминания в «Тайной истории», так как его без особого труда можно пре одолеть на лошадях, хотя на телеге (или на машине, как мы увидим ниже) этого сделать не выйдет. Лошадей не хватило Буртэ и Когчин, старой служанке. Когчин сажает Буртэ в крытый фургон, запряженный волами, и трогается, очевидно, в сторону Порога. К ней подлетают меркиты и требуют Темучина. Вон его юрта, говорит она, а где Темучин, она не знает. Она здесь только помогает стричь овец и едет домой. Очень может быть, что ей удалось бы провести меркитов, если бы на неровной дороге не лопнула деревянная ось телеги. Тут же к телеге направляются меркиты посмотреть, что в ней. Овечья шерсть? Вряд ли. Давайте, парни, посмотрим. Они слезают с лошадей, поднимают полог и видят трофей — «кто-то сидит там, вроде бы женщина». Двое мужчин велят ей выходить, потом перекидывают ее на круп одной из лошадей и догоняют остальных, разыскивающих Темучина в окрестностях стойбища, на неприветливых склонах Бурхан Халдуна, болотистых берегах реки и в густом лесу. Наконец им надоедает непролазная грязь и непроходимая чаща, и они, прихватив пленников, решают прекратить погоню. «Все, мы отомстили», — говорят они друг другу и пускаются в недельный переход к дому. Вернувшись на свое стойбище, они отдают Буртэ младшему брату Чиледу по имени Чилгер.

Тем временем Темучин прячется в лесу, уходит по знакомым с детства оленьим тропам, спит в шалаше из ивовых веток, что нарезал у реки. На четвертое утро, когда опасность миновала, Темучин перестает прятаться и чувствует прилив благодарности за спасение. По крайней мере, вот как он позже рассказывает о пережитом. Он мог рассказывать то, что хотел. Никого другого, кто мог бы передать события тех дней по-другому, рядом с ним в то приключение не было.

Хотя священными считаются все горы, эта гора, конечно же, из всех гор заслуживает особого внимания. Он дает обет всегда почитать ее как место своего спасения, упоминая каждый день в своих молитвах: «Семя моего семени будет это блю сти». Обратившись лицом к восходящему солнцу, он обвертывает шею своим поясом, почтительно снимает шапку, бьет себя в грудь, совершает ритуальный девятикратный поклон в сторону солнца и, встав на колени, умащивает землю животным жиром иараком.

Возможно, что ничего подобного не имело места. Возможно, после того, как он создал империю, Чингис решил создать вокруг своего спасения особую атмосферу и тем самым подчеркнуть богоданность своего права на правление, точно так же, как китайские императоры притязали на божественное происхождение своего права на трон. Только китайский император предъявлял «мандат Неба» после того, как его династия пришла к власти. Чингис же перещеголял их, претендуя на то, что такой мандат был у него всегда, еще до того как он добился успеха, тогда, когда он был еще вошь на склоне горы. Для своих притязаний он не мог выбрать лучшего антуража. Гора от века была своеобразным кафедральным собором монголов. Совершенно естественно, что Чингис как правитель должен был желать, чтобы в нем виде ли еще и высшее духовное лицо, и представить себя в молодости в этой роли.

Это была далеко не только политическая тактика. Думаю, он был уверен в этом до глубины души. Как и почему это должно быть так, он не мог охватить, неразгаданная загадка стала частью его личности, и это очень своеобразно сказывалось на его отношении к религиям, с которыми ему приходилось сталкиваться, и на тех, кто до сих пор его почитает. Это создало в нем странную двойственность. С одной стороны, надменность и заносчивость человека, на ком лежит предначертание объединять, вести и побеждать и кто имеет безоговорочное оправдание для применения любых средств ради достижения божественной цели. С другой — смирение простого человека, благоговеющего перед необъяснимой природой предначертания. Вот что лежало в основе того парадоксального сочетания разрушительного и созидательного начал, свирепости и тороватости, которые составляли характер Чингиса.

Судя по простому и незамысловатому повествованию «Тайной истории», его народ безоговорочно воспринимал историю о его спасении на Бурхан Халдуне за чистую монету. Первое же предложение, открывающее «Тайную историю», провозглашает, что он был «рожден с предначертанной свыше судьбой». Вот та вера, которая создавала его харизму и вдохновляла его соратников, семью, его военачальников и подданных.

Следующей задачей Темучина было вызволить Буртэ. Он обратился к человеку, которого называл «отцом», Тогрулу, и не был разочарован. Разве Тогрул не обещал помочь Чингису объединить монголов? Теперь

Тогрул пошлет две хазары своих конников, у Темучина есть свое небольшое войско, еще он попросит людей у друга детства и названого брата Ямухая. Ему также пришлось пере жить превратности судьбы. И он побывал в плену у меркитов, был у них рабом, пока не нашел способа вернуть свободу, а потом окружить себя верными людьми. Теперь он глава собственного клана, человек такого калибра, с которым, как и с Темучином, нельзя не считаться. Горя желанием поквитаться с меркитами и преисполненный желания помочь названому брату, он взялся собрать еще две хазары и послал гонцов с подробными инструкциями о том, где и когда должны собраться войска.

Автор «Тайной истории» тщательно описывает после дующие события, так как они преподносят еще один бесценный урок основ военного дела. Все три войска должны были встретиться в Хентее, сплетении хребтов и долин, образующих коренные монгольские земли. Тогрул, чьи силы сосредоточивались в долине текущей на запад Туле, неподалеку от места, где сегодня стоит Улан-Батор, прошел со своими двумя хазарами 160 километров на северо-восток вверх по до лине реки, перевалив 2500-метровый хребет Малого Хентея. Темучин же со своей хазарой поднялся по Керулену и дошел до тех же мест, где сходится узел горных кряжей и ущелий. Оба войска соединились и вместе спустились в широкую долину, образованную истоками Минджа, одной из рек, которые текут на север и впадают в Селенгу. Здесь была назначе на встреча с Ямухаем. Ко времени, когда они туда подтянулись, Ямухай стоял там уже четвертый день и кипел от негодования — и по очень веской причине. Тамошние места — это не степь, здесь, в сердце Хентея, пастбища теснились горами. По самым грубым подсчетам, для того чтобы прокормить коня в течение месяца, требуется 10 акров пастбища, у Ямухая было две хазары. Хотя хазара значила «десять тысяч», на деле в ней могло числиться до 3000 всадников. Значит, по самым скромным подсчетам, учитывая, что у каж дого должно было быть две-три лошади на подмену, это составляло 15 000 лошадей. Каждый день, в среднем, кони съедали до 5000 акров травы — и это не считая лошадей, принадлежавших семьям, кочевавшим в долине. Теперь представьте себе усиливающееся раздражение, которое испытывал Яму — хай, — тысячи людей настроились на сражение, спят кое-как, питаются тем, что взяли с собой, им не терпится вернуться домой к своим стадам и табунам, пастбища сокращаются, местному населению грозит катастрофа. Не говоря уже о том, что такое войско не спрячешь, и любой, оказавшийся поблизости меркит, мог без труда приметить, что тут затевается, и кинуться предупредить своих. Даже один день промедления будет чреват серьезной угрозой для всей операции как со стратегической точки зрения, так и по экономическим соображениям. Таким способом победы не обеспечишь и не вернешь Буртэ Темучину. Вот те уроки, которые поведала «Тайная история» — и мы можем заключить, что сам Чингис, — старается всеми силами подчеркнуть, вкладывая гневные рассуждения о них в уста Ямухая.

«Когда монголы говорят «да», — набрасывается он на союзников, когда они наконец подходят, — разве мы не даем клятву?» И не может быть никаких оправданий! Если монго лы договариваются встретиться, их не должны задержать ни метель, ни гроза! «Тайная история» специально акцентиру ет эту мысль двустишием:

Темучин и Тогрул с опущенной головой принимают взбучку. Им нечего сказать. Они виноваты. Бранить их по следними словами дело Ямухая — дело будущего вождя нации, а самой нации, слушающей повествование, — брать его слова на заметку.

Через неделю или чуть больше объединенные войска, тысяч двенадцать воинов, пробираясь через путаницу гор в сторону озера Байкал, подошли к притоку Селенги, реке Хилок, на другом берегу которой находились стойбища меркитов. Реку переходили вплавь, каждый воин сплел себе камышовый плотик и добирался до противоположного берега, держась за лошадь. Операция была слишком масштабной, чтобы надеяться на эффект неожиданности. Охотники, рыскавшие по берегам Хилока, видели, что происходит, и тут же со всех ног бросились предупреждать меркитов. Те в беспо рядочной панике бросились спасаться в сторону Селенги и далее вдоль ее берегов.

В первых рядах нападающих скачет Темучин, громко выкрикивая имя Буртэ. Ценная заложница, Буртэ посажена в одну из мчащихся прочь телег. Она слышит голос мужа, выбирается из телеги, бежит к нему, хватается за уздечку, Темучин спрыгивает с коня, и она бросается в его объятия. Полу чается романтическая картина: двое молодых влюбленных сжимают друг друга в объятиях, светит луна, а вокруг застыв шей в любовном экстазе пары во всех направлениях мечутся люди, кони, повозки.

С Темучина этого довольно. «Я нашел, что искал», — говорит он и дает сигнал прекратить погоню.

Эта победа вошла в историю. Меркиты были рассеяны, многих женщин взяли в наложницы или служанки, Буртэ освобождена, а Темучин утвердился в качестве монгольского вождя, почти равного Ямухаю. Единственное, что омрачало успех, — это то, что Буртэ вернулась беременной. Хотя отцовство уточнить так и не удалось, первый ребенок Буртэ, Джочи, всю жизнь не мог избавиться от клейма незаконнорожденного и не воспринимался как один из истинных наследников Темучина.

После завершения победоносного похода против меркитов семья Темучина восемнадцать месяцев жила с Ямухаем. Друзья были неразлучны, как когда-то в далеком детстве. Они обменивались шарфами, дарили друг другу лошадей, вместе пировали, вместе спали (это не говорит о гомосексуальных отношениях; по закону, установленному после того, как Темучин стал ханом, педерастия каралась смертью).

Но в один апрельский день эта неразлей-вода дружба не ожиданно дала трещину. Семейные группы перебирались на весенние пастбища и ехали по берегу Онона. Двое друзей едут рядом впереди телег, когда Ямухай предлагает разбить два отдельных лагеря. Темучин озадачен и думает, не предлагает ли Ямухай разойтись. Он обращается за советом к Хулан, но ее перебивает Буртэ: кто не знает, что Ямухай любит все делать быстро, а потом также быстро остывает, наверное, мы все ему надоели.

Догадка порождает подозрение, а подозрение перерастает в ужасную мысль. Если двое не заодно, что тогда? Если они разойдутся, они не могут быть соратниками, если они не соратники, тогда они соперники, если соперники, тогда один или другой должен доминировать, а Темучин не из тех, кто может удовлетвориться второстепенной ролью. Темучин принимает решение и ведет свою группу вперед, и они двигаются всю ночь без остановки.

Он мог бы просто уйти в тень и остаться малоприметной строчкой в истории. Но к тому времени, когда все рассказы были продиктованы и легли на бумагу, накопилось немало такого, что нуждалось в объяснении, и «Тайная история» сделала это, облачив долгий процесс мелких завоеваний и отступлений в форму сжатой драмы и добавив несколько броских обоснований вслед событиям прошлого.

На рассвете произошли странные события. К Темучину присоединились трое братьев со своими семьями, авторитетные члены небольшого клана. Потом из темноты вышли пятеро, за ними еще и еще семьи из большего числа кланов — таркуты, байуты, барулы, мангуты, арулаты, урянгайи, бесуды, сулусы, джалаиры — и все они за Темучина, а не за Ямухая. Все они члены не самых крупных кланов, потому что за Ямухаем стоят признанные вожди. Но Темучин предлага ет нечто такое, чего не может предложить Ямухай: безмерную верность всем, кто предан ему, надежду всякому, кто дав но потерял надежду в жизни.

Среди монгольских кланов поползли слухи, что молодой Темучин — избранник Небес, слух становится надеждой, надежда — пророчеством. Прибывающие следом за первыми сообщают новые знаки и предзнаменования. Один человек говорит, что слышал, как вол промычал: «Боги неба и земли все за то, чтобы Темучин был господином всей нации!» И они продолжают прибывать — гениги, сакайиты, джуркины, даже из собственного клана Ямухая, — и все ставят юрты неподалеку. Некоторые — родственники, вроде Кучара, двоюродного брата Темучина, его же троюродных братьев Алтана, сына легендарного Кутула, и Сача, правнука Кабула — все они стоят выше Темучина в семейной иерархии, и все-таки их влечет сюда чувство, что вот он, наконец, чело век, который так нужен монголам, чтобы восстановить их утерянное единство.

Решение принимается тремя старшими родственниками, которым приходится выбирать между выгодами служить под началом сильного лидера и унизительным подчинением младшему по возрасту. Они выбирают служение и дают клятву бороться с врагами нового хана, доставлять ему самых лучших женщин и лучших лошадей и охотиться для не го. Если во время войны они не подчинятся, «расчлени нас и брось наши подлые головы на землю!». Если они не подчинятся в мирное время, «оставь нас в мертвой пустыне!».

Затянувшийся на десятилетие процесс ассимиляции разных семей и кланов, подробности которой источники не зафиксировали, завершился к 1200 году. Основная часть монголов получила своего нового хана. Они снова нация и готовы обрушиться на соседей.