"Космические демоны" - читать интересную книгу автора (Рубинстайн Джилиан)

Глава пятнадцатая

Несколько раньше в этот день мистер Рассел выполнил свое обещание и после уроков зашел в спортзал.

— Мы не очень много можем, — сказала Элейн после того как они с Беном проделали несколько сальто. — Мы могли бы больше, если бы нам разрешили пользоваться всеми снарядами.

— Вам для этого нужен инструктор, — сказал мистер Рассел. — Я уже думал об этом. А то я боюсь, как бы вы не свернули себе шеи и не поломали кости. Вам нужны специальные занятия, а не просто делать упражнения самим. У вас явно есть способности.

Элейн ничего не сказала, но взгляд ее говорил: «У меня нет возможности платить инструктору. Я делаю, что могу». Мистер Рассел задумался на минуточку.

— Может, мы сумеем организовать гимнастический класс. Я знаю пару инструкторов. Поговорю с ними, не найдется ли у них времени. Я пока ничего не обещаю, но, может, что-нибудь мы предпримем на следующую четверть.

— Спасибо, — сказала Элейн. Она не хотела заранее радоваться, но это была, конечно, великолепная мысль. Она очень часто огорчалась, что не учится ничему новому. Просто топчется на месте. Она не забыла обещания, которое дала самой себе в доме у Эндрю Хейфорда. Она хотела кое-чего добиться в жизни и мечтала начать как можно раньше.

— Почему бы вам не подготовить выступление для класса к концу четверти? — продолжал Рассел. — Осталась еще парочка недель. Вы могли бы поработать над этим с Беном и Джоном.

— А я знаю, что подготовить, — сказала Элейн.

— Я полагаю, что ты могла бы что-нибудь придумать. У тебя такой изобретательный ум. Как насчет «научной фантастики», а?

«Ух, — подумала Элейн, — это уж слегла ниже пояса!»

Вслух она сказала:

— Ладно, я попробую.

— Вот и хорошо. Вам, наверное, понадобится музыкальный аккомпанемент. Попроси Линду подыграть на рояле.

— Ну что же, — сказала Элейн без всякого энтузиазма. И подумала: «Этот дяденька слишком скорый для меня, он меня положил на обе лопатки».

— Ну, всего вам хорошего.

Элейн уныло покачала головой, глядя ему вслед.

— Чего ты? — спросил Бен. — Что-то не очень обрадовалась разговору о гимнастическою классе.

— Я обрадуюсь, когда дойдет до дела.

— Ты его не знаешь. Если уж он сказал, то обязательно будет.

— Во всяком случае он навязал мне Линду. Сразу стало неинтересно.

— Да, а чего это он?

— Он думает, что нам надо подружиться. Он думает, это пойдет нам на пользу. — Элейн скорчила гримасу. — Почему-то полезные вещи все такие паршивые.

— Тебе придется, — сказал Джон, который сидел на мате. — Он вроде как тебе велел.

— Ничего не придется, — сказала Элейн. — Буду делать, если захочу. Я еще не знаю, захочу ли.

— Мы могли бы сплясать «Агаду», — предложил Джон. — Тогда можно просто поставить пленку и обойтись без Линды.

Элейн не собиралась сдаваться.

— Я подумаю, — сказала она. — Я скажу вам позже. А пока — больше дела, меньше слов!

Она подпрыгнула и сделала сальто. Когда она распрямилась, лицо ее было бело-зеленым, она покачивалась.

— Что случилось? — спросил Бен, пораженный ей видом. — Ты слишком быстро перевернулась?

Она схватила его за локоть.

— Ты знаешь, почему Эндрю заорал тогда на весь класс? Я его тоже увидела. Я увидела отражение в оконном стекле. И вот сейчас — снова. Эти черные — это не трещины. Они увеличиваются. Они растут.

— Я знаю, — сказал Бен нехотя. Он все старался забыть, что увидел в классе. — Я видел их тоже. Они разрастаются в космических демонов.

Элейн затрясла головой и сжала виски кулаками.

— Если б их хоть рассмотреть, как следует. Они сводят меня с ума. Их не можешь толком увидеть, а когда поворачиваешь голову, они удирают. Иногда засекаешь их только краешком глаза. Но они все время здесь!

— Что-то заставляет их расти, — сказал Бен.

Они поглядели друг на друга. От тяжелых, дурных предчувствий, которые они гнали от себя порознь, вместе уже нельзя было отделаться. Элейн побелела еще больше. Бен почувствовал, что сердце у него оборвалось.

Джон в недоумении переводил взгляд с одного на другого.

— Что с вами такое?

— Джон. — сказал Бен, — твой брат последнее время ходил к Эндрю?

— На этой неделе каждый день. — ответил Джон. — Чудно, правда? Трудно было себе представить, что они подружатся.

— Они не подружились, — сказал Бен мрачно. — Какой был Марио?

— То есть как?

— Ну, он вел себя как-нибудь чудно?

— Он всегда ведет себя чудно, — сказал Джон. — Он не знает, как вести себя нормально.

— Ну, а все-таки хуже, чем всегда? — нетерпеливо спросила Элейн. — Эндрю, например, так уж точно. Сегодня как будто спятил. Мистер Рассел чуть не послал за смирительной рубашкой.

Джон задумался.

— Я бы сказал, в последнюю неделю Марио был ужасный, — проговорил он медленно. — Да, если подумать, это была самая плохая неделя изо всех. Он вчера вечером с отцом схлестнулся. Папа даже хотел ему ремня дать, но за ним теперь не угнаться. Он удрал и явился только в полночь. Я ему открывал — у меня ночное дежурство. А сегодня утром папа ушел на работу в шесть, так что они не встретились, но папа вчера сказал, что ему еще покажет. Он сказал, если и дальше будет так, то просто вышвырнет Марио из дому. Я ему это утром передал, а он ответил: «Ничего у него не получится. Я до того еще убегу». Но при чем тут Эндрю?

— Джонни, не видишь ли ты что-нибудь странное краем глаза? — прервала его Элейн.

Джон повертел глазами и скорчил рожу:

— Да ничего необычного. Что это с вами происходит? Что за чудные вопросы вы задаете?

Бен и Элейн переглянулись. Элейн сказала безразличным голосом:

— Так, ничего особенного. Ты не сходишь, не поищешь отца, спроси, долго ли нам еще ждать?

— Схожу, — сказал Джон без восторга.

Когда он вышел из спортзала, Бен сказал:

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Ни шиша, — ответила Элейн. — А что ты думаешь?

— Эндрю и Марио, должно быть, играют каждый день. И чем больше играют, тем больше ненависти собирается. Она разливается повсюду. А чем больше ненависти, тем больше этим демонам пищи. Вот они и растут. Они становятся все более реальными.

— Сколько же они могут так расти? — спросила Элейн с волнением.

— Мне они уже кажутся вполне реальными! — сказал Бен.

— Что же будет дальше?

Элейн так нервничала, что сделала сальто, чтоб немного успокоиться.

— Не знаю. Они нас за что-то преследуют. Они гоняются за нами, потому что мы побывали в игре. Мы им зачем-то нужны.

— Никто из нас не хотел в эту проклятую игру, — сказала Элейн сердито. — Эндрю засунул нас туда. Ох, и ненавижу я этого парня!

Легкое колебание пробежало по воздуху. Демоны чуть-чуть подросли. Никто этого не заметил. В дверях появился Джон.

— Твоему папе надо еще полчаса. — объявил он. — А мне надо идти. Уже почти шесть.

— Мне тоже пора, — сказал Бен.

Оба мальчика ушли, а Элейн отправилась искать отца. Он все еще пылесосил зал свободных занятий. Она отправилась в контору поболтать с миссис Филдс, которая как раз заканчивала что-то печатать. Они подружились с тех пор, как Дэвид стал делать уборку. Элейн любила проводить время в конторе. Это было теплое и уютное местечко, где можно было посидеть в холодную погоду. Миссис Филдс поила ее чаем и угощала кусочком домашнего пирога.

— Моя дочка выходит замуж в субботу, и у меня столько дел! Поможешь мне сложить эти листочки и разложить по конвертам?

Ее руки бегали по клавишам машинки. Элейн вспомнила, как она первый раз пришла в контору. Как все изменилось за это время! И в общем все образовалось. Она с удивлением поняла, что отец был прав. Если бы он не работал школьным уборщиком, она бы не смогла пользоваться спортзалом вместе с Беном. И Джон в общем-то оказался вовсе не плохим мальчиком. И вот она сидит здесь с человеком, который, она знала, любит ее. Она поняла, что сейчас она куда менее одинока, чем раньше. У нее было по крайней мере три человека, которых она могла бы назвать своими друзьями.

И вот, когда Элейн обернулась, чтобы взять новую пачку писем, она ощутила с некоторым страхом, как нечто вышло из поля зрения.

«Вот теперь, когда все так хорошо, — подумала она в тоске, — надо же было этому Эндрю…»

— И заметь, я совершенно не знаю, куда себя девать, когда все это кончится, — продолжала миссис Филдс говорить о свадьбе. — И вот мой последний цыпленок покидает дом. Он станет такой тихий без нее. Семерых вырастили мы в этом доме — четверых своих и троих приемышей. Теперь мы с Лессом будем перекатываться по нему, как пара горошин!

Она вскрикнула сердито, вытащила лист из машинки, порвала и вставила чистый.

— Так мне и надо за болтовню, — сказала она. — Я адресовала письмо доктору и миссис Хейфорд, а надо было написать только миссис Хейфорд. В учительской сегодня говорили: Хейфорды разъехались. Отец Эндрю уехал жить в Сидней.

— Эндрю Хейфорд? — поразилась Элейн.

Она не верила своим ушам. Ей всегда казалось, что у такого, как Эндрю, должна быть идеальная семья.

— Ох, не надо бы мне сплетничать, — продолжала миссис Филдс. — Не говори никому, ладно, Элейн? Это такой ужас — такая прелестная семья. Эндрю, бедненький, выглядел таким печальным последние дни.

«Бедненький Эндрю», — подумала Элейн.

Это все представляло его в совсем другом свете. Уж никак не могла бы она раньше назвать его «бедненьким».

Она почувствовала, что это известие скорее ее обрадовало.

— Мистер Рассел собирается организовать гимнастический класс в следующей четверти, — сказала она отцу, когда они возвращались домой.

— Не очень-то рассчитывай, — сказал отец, не отрывая глаз от дороги. — В следующей четверти нас может тут и не быть.

Все надежды тут же испарились. Она подскочила, схватила его за руку:

— Что ты хочешь сказать?

— Тихо ты, — сказал он резко.

Машина вильнула, и водитель машины на соседней полосе тревожно засигналил.

«Хорошо бы мы в нее врезались», — подумала Элейн.

— Что ты хочешь сказать? — повторила она. — Почему мы не будем здесь?

— Я почти что кончил дом, лапушка. К тому же штатный уборщик возвращается на работу на следующей неделе, так что во мне больше нет нужды. Я думал, поедем с тобой на север. В Дарвине можно легко найти работу.

— Дарвин! Так это же за тысячи миль отсюда! Я не хочу ехать в Дарвин!

Для нее это была ужасная новость.

— Ну вот опять это со мной случилось! — злилась она сама на себя. — Я не должна была. Я даже не заметила как. Я опять пустила корни. Я завела друзей. Я забыла, что мы нигде не остаемся навсегда.

Машина подъехала к дому. Элейн выскочила и сильно хлопнула дверью. Она вбежала в дом и огляделась. Как она могла не заметить произошедшей здесь перемены? Отделка кухни была закончена. Сосновые скамьи и кухонные буфеты с голубыми дверями, бледно отсвечивающие пробковые квадраты на полу, все это нагло таращилось на нее. Снаружи, там, где раньше хлюпало болото, сейчас была уложена аккуратная кирпичная дорожка под крытой аллеей из ползучих роз. Сырости не было. Дом становился прехорошеньким. Казалось, он теперь вполне стоит своих ста тысяч долларов. Он дразнил ее: «Эх ты, бедная дурочка, опять ты влипла!»

Дэвид вошел в дом следом. Он тоже оглядывался, но только с удовлетворением и гордостью.

— Я хочу здесь жить, — сказала Элейн, — Почему он не может быть нашим домом?

Дэвиду показалось, что этот пустой вопрос даже не стоит ответа. Он пожал плечами и пошел ставить чайник. Тут совершенно нечего было обсуждать.

«Я умираю, — подумала Элейн. — А ему все равно. Но на этот раз я не сдамся. Хватит мной помыкать. Сыта по горло!»

— Папа, — начала она, стараясь говорить спокойно, — я в самом деле считаю, что мы должны остаться. Мне нужно позаниматься гимнастикой с инструктором. Мистер Рассел думает, что у меня есть способности. И я бы занялась балетом. Мне нравится эта школа. Я завела друзей. Я умру, если мы уедем.

Дэвид заваривал чай. Он протянул ей кружку.

— Эли, — сказал он, — будь же разумной. Мне надо искать работу. Если я не буду работать, нам нечего будет есть. Здесь работа кончилась. Нам надо куда-то двигаться. Мы не можем здесь оставаться. Парень, которому принадлежит этот дом, сам хочет в нем жить. И мне охота немного солнышка. Холодище здесь просто меня убивает. Тебе понравится попутешествовать. Ты же это любишь!

— Не люблю! Я просто хочу жить на одном месте. Я хочу, чтобы у нас был нормальный дом! И никогда ничего не добьюсь в жизни, если мы будем болтаться таким образом. Я буду таким же перекати поле, как ты!

Она посмотрела на кружку чая, которую держала в руке, подумав, чего это он поит ее чаем в такое время и шмякнула ею об пол. Кружка подскочила несколько раз, разбрызгивая чай по пробковым квадратам.

Дэвид протянул руку и стукнул ее по плечу.

— Ты как это со мной разговариваешь?! — закричал он. — Я заслуживаю некоторого уважения с твоей стороны. Я твой отец, ты что, забыла?

— Лучше бы ты им не был! — крикнула она,

И сразу пожалела об этом, но было уже поздно, слово вылетело. И ей было трудно остановиться.

— Неудивительно, что мама тебя бросила. Я бы сделала то же самое на ее месте. И лучше бы она взяла меня с собой!

— Взяла с собой! — прорычал Дэвид. — Да меньше всего она собиралась это сделать. Она все время говорила, что хочет быть свободной. Она не желала быть ничьей матерью. Даже когда ты была маленькой, она нисколько не думала о тебе.

Элейн в ужасе глядела на него.

— Неправда, — сказала она.

— Правда. Ты не виновата. Ты родилась недоношенной и чуть не умерла. Тебя долго держали в больнице, а когда принесли домой, она не восприняла тебя как своего ребенка. Никакой, как говорят, биологической связи. Ты была трудным ребенком, ты много кричала. Это не твоя вина. Но твоя мать не справлялась с этим. Когда ты стала подрастать, она стала жалеть, что вышла замуж слишком рано, она еще не узнала жизни, хотела выяснить, кто же она на самом деле, и все такое в этом духе.

В его голосе была горечь. Элейн чувствовала и гнев, и печаль, которые таились в его словах.

Он отвернулся и положил свою пустую кружку в раковину.

— Она не хотела быть ничьей матерью, она не хотела быть ничьей женой, вот она и сбежала, — говорил он с трудом, — Вспоминая все, я даже удивляюсь, что она продержалась так долго.

Он повернулся к ней, лицо его было неподвижно, глаза серьезны.

— И не ори на меня, — потребовал он. — Я сделал для тебя столько, что вряд ли какой-нибудь мужчина смог бы без всякой помощи со стороны, обрати внимание. И я буду все время о тебе заботиться, но я буду жить так, как я хочу, и тебе придется под это подстраиваться. А теперь вытри пол, и хватит вести себя как пятилетний ребенок.

Элейн смущенно посмотрела на отца.

— Эли, — сказал он мягко. И протянул к ней руку. Его гнев тоже поостыл.

Элейн почувствовала, как предательски к ней подбираются слезы. Она знала, что если расплачется, тут и окончится вся ссора. Отец утешит ее, но тогда придется подчиниться. Она стиснула зубы и пробормотала:

— Уходи! Ненавижу тебя!

Рука опустилась, он отвернулся от нее. Ее гнев вернулся. Теперь она уже не чувствовала опасности слез.

— Я никуда не поеду, — бормотала она себе под нос, вытирая пол тряпкой.

Элейн держалась за эти слова, точно они были перилами в половодье на затопленном мосту. Пока она их говорит себе, никто не заставит ее делать то, чего она не хочет. «Я никуда не поеду. Я никуда не поеду.» И все же вид ее отца, такого большого и сердитого, наполнял ее отчаянием. Где-то в глубине она знала: что бы она ни говорила, он все равно сделает по-своему. Он всегда делал по-своему. Он никогда не изменит свой образ жизни на тот, что подходит ей. Он будет бульдозером идти по жизни, а она будет тащиться за ним, человек подвластный, без прав, без места на земле. Пока они ссорились, наступила темнота, и окна без штор отражали происходящее в кухне. Элейн была слишком сердита и не замечала черных трещин, но сейчас отчетливо увидела их слева от себя. Она инстинктивно дернула головой, чтобы избавиться от видения, и тут заметила нечто, что двигалось и отражалось в стекле. Никаких сомнений — космический демон, но еще более крупный и еще более реальный, чем тот, которого она увидела в спортзале. У нее перехватило дыхание. Его глаза были темны, он смотрел прямо на нее. Он был тих, спокоен и нагонял страх.

«Он сцапает меня, — думала она с ужасом. — Он пришел за мной. И я ничего не могу поделать. Слишком много всего на меня свалилось. Мне не справиться, не справиться. О, мне хочется кого-нибудь убить. Я всех готова поубивать! Это все Эндрю Хейфорд виноват. Я прикончу его!»

Демон еще немного подрос.

Элейн легла спать.

— Я им не позволю, — все убеждала она себя. — Хватит таскать меня туда-сюда. Хватит обижать меня. Хватит! И все! Теперь я буду командовать!

Она чувствовала, как ненависть мерцает у нее внутри. Лежала в кровати и раздувала злость, пока она прямо дошла до точки кипения. От этого Элейн почувствовала себя сильной. Долго она так лежала, давая ненависти все разрастаться и разрастаться. Когда она наконец заснула, то увидела очень живой и очень страшный сон. Она стояла возле брусьев в школьном дворе…