Владимир МИХАЙЛОВ СПУТНИК «ШАГ ВПЕРЕД»[2]

Кедрин застыл с блоком записи в руках. Он взглянул направо, налево, вверх, словно ища направления, в котором следовало спасаться. Следовало немедленно нажать стартер и кинуться — наверное, к спутнику, но не бросать же было в пространстве блок записи!..

— Сюда! — услышал он как сквозь стену. — Кедрин! Быстро! Клади блок сюда…

Кедрин увидел, как Дуглас тронул лимб, и дрожащая стена вокруг него растаяла, он успел лишь молниеносным движением захлопнуть забрало шлема. Холодовский оказался рядом с Дугласом, он пристроил прибор рядом с пультом и ждал Кедрина.

Словно очнувшись, Кедрин ринулся к Дугласу, почти бросил блок записи к его ногам («Осторожнее!» — зарычал Холодовский). Дуглас сделал неуловимое движение — стена вокруг него стала медленно проступать в пустоте, одновременно рама тронулась и стала все быстрее удаляться в сторону спутника. Кедрин торопливо завертел гирорулями, нацеливаясь для полета в том же направлении, и оглянулся на Холодовского. Тот взял совсем другое направление…

— Три сорок восемь, — звучало в телефонах. — Три сорок шесть…

До начала метеорной атаки оставалось три минуты сорок шесть секунд, и Кедрин знал, что заградители, как и всегда успеют своим огнем распылить часть метеоров, но только часть, остальные неизбежно продолжат свой путь, и, если уж метеорный патруль предупреждает о них, значит, энергия метеоров выше энергии защитного статического поля. Спасение было одно — в спутнике, но Холодовский, как ни странно, шел в другую сторону — в сторону рабочего пространства, в котором находилось то, что когда-нибудь станет кораблем.

— Три сорок… Три тридцать восемь…

— Ты куда? — крикнул Кедрин, и в этот момент мимо него, выжимая из двигателя все, промчался Гур, вытянувшись горизонтально, устремляясь вслед за Холодовским. — Гур! — вскричал Кедрин. — Что вы все…

— Корабль, мой неторопливый друг, — ответил Гур, уже откуда-то издалека. — Особое звено не спасается, оно — спасает…

«Что ж, — подумал Кедрин, — я-то не особое звено, мне еще рано, это знают все…» Он включил двигатель — к спутнику, к спутнику… Как это они будут спасать корабль? Заслонят реактор своими телами? Ну, это не поможет! Что стоит такому метеориту пронизать и скваммер, и реактор, и что угодно? Потом реактор можно восстановить, можно поставить новый, если этот будет испорчен безнадежно, а ведь человека не восстановить, не восстановишь Особое звено… Нет, небольшое удовольствие — быть в Особом звене…

Эти мысли с лихорадочной быстротой проносились в его мозгу, а скваммер летел, и спутник был все ближе, и теперь было уже, пожалуй, поздно отворачивать, если бы Кедрин даже и захотел повернуть к кораблю. Поздно, да он им и не нужен: будь он нужен, Холодовский или Гур позвали бы его. Нет, зачем он им? Они привыкли втроем, их там трое…

— Две пятьдесят шесть…

Нет, вдруг понял он. Их там двое. Дуглас без скваммера, он на своей раме, в которой можно передвигаться, но нельзя работать… Он помчался на спутник — отвозить прибор, который тоже надо спасать, и, пока он влезет в скваммер и выйдет, пока достигнет корабля, атака уже начнется, а те будут вдвоем, их будет слишком мало… Они не позвали. Может быть, они были уверены, что он последует за ними? На сейчас уже поздно, поздно поворачивать, его вынесет черт знает куда!

Не поздно, подумал он. В таких случаях не бывает поздно. У меня еще две с лишним минуты…

Рука не хотела двигать гироруль, она страшно не хотела, и пришлось напрячь все силы, чтобы заставить ее сделать это. Спутник дернулся и стал уходить куда-то за спину… «Нет, — подумал Кедрин, — с ними мне не страшно, ничего не страшно, когда я не один. И там я не буду один, нас снова будет хотя бы трое». Корабль начал понемногу вырастать, и Кедрин повторил: «Нас будет трое…»

— Сколько бы вас ни было, Кедрин, — сказал кто-то, и Кедрин узнал этот голос. — Сколько бы ни было… но ты взял правильное направление… Дави его, свой страх, ломай его, только так, Кедрин…

Кедрин сжал зубы. Голос становился все громче, и вот чужой скваммер обошел его, устремляясь все туда же — к кораблю, и за ним еще один, а потом сразу много, и Кедрин понял, что вовсе не одно только специальное звено будет спасать корабль. Он влился в массу монтажников, устремившуюся навстречу угрозе, и страх вдруг пропал, и Кедрину стало очень хорошо.

Он обошел корабль в стремительной циркуляции. Гур и Холодовский были уже здесь, давно здесь, и уже крепили массивный выпуклый щит, устанавливая гравификсаторы. Они не удивились, когда Кедрин произнес: «Я здесь. Что сделать?» Гур негромко сказал: «Вот и чудесно, друг мой! Закрепи, пожалуйста, ближайший к тебе угол». Кедрин подплыл к углу и начал крепить его к гравификсатору, набросив связь и закручивая болт, и не заметил, как истекли те минуты и секунды, которые еще оставались до начала атаки.

Спасаться в спутник теперь было уже поздно, и все монтажники, закрепившие возле особо уязвимых узлов корабля заранее заготовленные щиты, теперь стремились сами укрыться за ними. Залезая в узкое пространство между щитом и телом реактора, Кедрин оглянулся. Где-то далеко стали вспыхивать огоньки, и Кедрин, хотя никто ему не сказал этого, понял, что это заградители уничтожают часть метеоров — те, которые они успевали нащупать и поймать на дистанции действенных выстрелов порциями излучения. Часть все равно прорвется, подумал Кедрин. Может быть, не выдержат и щиты… Но остальные люди в своих скваммерах находились тут же, рядом, и никто из них не выказывал никакого беспокойства, во всяком случае, не произносил ничего такого вслух. Ну да, подумал Кедрин, они скажут что-нибудь такое потом, когда все кончится, как в тот раз. Впрочем, когда попадет метеорит, я почувствую и сам, без объяснения…

Минуты тянулись медленно. По связи объявили, что первый пакет прошел. Тогда Холодовский неторопливо произнес:

— Конечно, резерв времени у нас есть. Но он может пригодиться и в другой раз, а еще лучше, если он совсем не пригодится. Насколько мне известно, метеоры не дифрагируют. Так, может, поработаем в третьем секторе?

— Я понял тебя, мой мужественный друг. Что ж, сидеть здесь и прятаться действительно скучновато…

Кедрин последовал за ними, все в нем сжималось, хотелось стать маленьким-маленьким… Очередная деталь висела в пространстве, заторможенная на полдороге. Гур равнодушно, как будто речь шла о порции салата за завтраком, проговорил:

— Твоя, Кедрин… — И они полетели дальше, к исходным позициям, брать новые детали.

Кедрин тащил деталь на место и утешался тем, что она, на худой конец, послужит хоть какой-то защитой от метеора. Сварщики, из тех, кто пришел на помощь Особому звену, уже настраивали свои полуавтоматы. Установщика не оказалось, и Кедрин сам установил деталь на место, на направляющие, и сам порадовался тому, как ловко это у него вышло, хотя и в первый раз.

Снова прозвучал тревожный сигнал, на спутнике начали отсчет минут и секунд. Кедрин хотел кинуться под щит, но никто не торопился, и он не стал торопиться тоже. Детали медленно плыли в пространстве. Отсчет кончился, и Кедрин ожидал: сейчас по нему ударит частый дождь крохотных небесных тел. Дождя не было. Корабль теперь надежно закрывал их, но, кажется, и в корабль ничего не попадало, и только раз сверкнула искорка, да и то где-то далеко, в направлении спутника. Наверное, какой-то из метеоритов врезался в тороид, но спутник этого не боялся.

— Вот так-то, мой бесстрашный друг, — сказал Гур, подталкивая новую деталь — сектор главной поперечной переборки. — В масштабах даже и Приземелья нас все равно что нет, так что опасаться особо нечего…

— Я и не опасаюсь, — сказал Кедрин.

— И замечательно! Между прочим, как правило, в космосе вообще ничего не происходит. Вот сейчас дадут отбой, и мы снова полетим устанавливать по-настоящему наш озотаксор.

— Ничего не происходит! — сказал Кедрин. — По-вашему, на орбите Трансцербера тоже ничего не произошло? Вы думаете, они молчали бы столько дней, хотя их вызывает вся Земля?

— Мало ли, что там я думаю! — сказал Гур. — Возьми угол на себя, не то тебе придется делать второй заход.