"Криминальные сенсации (Часть 1)" - читать интересную книгу автора (Продьоль Гюнтер)

Убийца на борту

"SOS… SOS… морро касл… местонахождение… двадцать миль южнее скотлэнд лайт… на борту пожар… требуется неотложная помощь… SOS… SOS…"

Трижды прозвучал в эфире утром 8 сентября 1934 года международный сигнал бедствия. Радисты североамериканской береговой станции Такертон, пассажирского парохода "Монарх Бермудов" и грузового судна "Андреа С. Люкенбах" приняли его в три часа двадцать одну минуту и, желая подробнее узнать о масштабах пожара, попытались связаться с "Морро Касл". Но ничего, кроме атмосферных помех, в наушниках слышно не было. Похоже, передатчик на терпящем бедствие корабле вышел из строя.

Прошло две минуты… три… И тогда береговая станция передала сигнал тревоги на пост аварийно-спасательной службы; офицер-навигатор, ориентируясь на полученные координаты, вычислил и нанес на карту точку предполагаемого бедствия. "Монарх Бермудов" и "Андреа С. Люкенбах" поспешили на помощь…

Но шансов на удачу было немного. Уже двадцать часов над Атлантикой, вздымая огромные волны, бушевал ураган. И хотя машины работали в полную силу, шторм не давал кораблям идти на максимальной скорости.

Турбины двигателей вращались на предельных оборотах, но… еще быстрее радиостанции и телеграфы разносили по свету сообщения о кораблекрушении. Раньше, чем идущие на помощь корабли достигли "Морро Касл", вся Америка узнала, что крупнейшее — длина корпуса 156 метров, водоизмещение 11250 тонн, самое современное и самое роскошное пассажирское судно Соединенных Штатов, на строительство которого судоходная компания израсходовала пять миллионов долларов, беспомощно дрейфует невдалеке от берега, охваченное пожаром.

Экстренные выпуски утренних газет и специальные сообщения радиостанций подали сенсацию уже к завтраку: триста восемнадцать пассажиров могут погибнуть в огне!

На первых полосах газет зазвучали мотивы ответственности за происшедшее. Как могло случиться, что такое современное, оснащенное всеми мыслимыми системами безопасности судно загорелось? Почему так поздно и всего один раз был передан сигнал бедствия? И что же все-таки послужило причиной пожара на "Морро Касл"?

Эти вопросы возникли еще тогда, когда о самой катастрофе было известно только то, что содержалось в принятой радиограмме. Однако быстро разгоревшиеся страсти дали пищу для сенсационных заголовков в газетах и интригующих сообщений в радиопередачах, что, конечно, было весьма выгодно газетным концернам и радиокорпорациям. Трагическим и позорным следствием этой лихорадочной и нездоровой сенсационной шумихи стало то, что спасательные работы, которые, безусловно, могли бы уменьшить количество жертв, самым безответственным образом затягивались.

И все же газетчикам не хватило фантазии и сообразительности, чтобы догадаться об истинной причине самой крупной морской катастрофы после гибели в 1912 году "Титаника".

Серым и сумрачным было позднее утро 8 сентября 1934 года на побережье Нью-Джерси. Осень пришла необычно рано и принесла с собой невиданной силы ураганы. Купальный сезон завершился еще в последние дни августа. Отели, пансионы, новомодные рестораны и бары будто вымерли. Только в курортном местечке Асбери-Парк, расположенном в семидесяти пяти милях от Нью-Йорка, царило оживление, какого не наблюдалось даже в середине лета. По улицам сновали автомобили с нью-йоркскими номерами, гостиницы были переполнены, а на берегу толпились тысячи людей. Бок о бок стояли они часами с полевыми биноклями и подзорными трубами, вглядываясь в штормящее море и не обращая внимания на то, что прибой раз за разом перехлестывал через причальную стенку и обдавал их фонтанами брызг. Они терпеливо сносили капризы погоды ради возможности стать очевидцами крупнейшей катастрофы в истории американского флота.

Сначала охваченный пламенем и дымом корабль увидели репортеры, полетевшие к месту происшествия на нанятых газетными компаниями самолетах. Машины, как стервятники, на бреющем полете кружили над судном, а репортеры тем временем делали снимки для очередного специального выпуска. На обратном пути они уже готовили эксклюзивные репортажи, в которых старались передать читателям свои впечатления об увиденном: раскаленный стальной остов корабля и отчаянная борьба спасателей со стихией. Мир во всех подробностях узнал о гибели гордого судна, которое всего четырнадцать дней назад отправилось в свой первый рейс на Багамские острова, приняв на борт в качестве пассажиров богатейших людей Америки. Из этих репортажей жителям Нью-Йорка стало известно, что выгоревший корпус корабля во второй половине дня выбросит на берег где-то в районе городка Асбери-Парк.

Бездельники "высшего света", падкие на щекочущие нервы зрелища, устремились на автомобилях в Асбери-Парк, чтобы стать свидетелями трагического события. Длинным караваном, словно паломники в Мекку, потянулись машины в опустевший уже курортный городок. Кто не знал, по какому печальному поводу здесь собирается столько людей, мог предположить, что Асбери-Парк стал местом проведения большого народного гулянья.

Через двадцать два года, когда недалеко от Нью-Йорка в тумане столкнулись итальянский первоклассный пароход "Андреа Дориа" и шведское пассажирское судно "Стокгольм", ротозеям уже не понадобилось утруждать себя ездой на автомобилях, чтобы подобраться поближе к месту несчастного случая. В 1956 году телевизионная техника сделала возможным передать изображение морской катастрофы прямо в гостиные.

Как и предсказывали сведущие в морском деле журналисты, остов "Морро Касл" действительно пригнало к берегу в районе Асбери-Парка, и он сел на мель прямо перед набережной.

И тут произошло нечто довольно странное: на причале появился бургомистр городка во главе отряда местных полицейских и конфисковал еще дымящиеся останки в пользу Асбери-Парка. С этой целью он приказал на лестнице к причалу — это был единственный путь, ведущий к судну, — соорудить большой щит с заметной издали надписью: "Этот корабельный корпус 8 сентября 1934 года приобретен в собственность города Асбери-Парк на благо и в пользу общины Асбери".

Этот маленький местный бизнес — не единственная и далеко не самая худшая из тех операций, которые провернули вокруг злополучного корабля ловкие и беззастенчивые дельцы. Более двух лет пролежал корпус перед причалом городка, привлекая тысячи туристов в это ранее не очень популярное место. Еще и сейчас кое-кто из здешних жителей втайне мечтает о втором, таком же прибыльном, кораблекрушении.

Но прежде чем туристы стали выкладывать свои доллары за осмотр погибшего судна, здесь появилась комиссия морского управления, чтобы установить причины возникновения пожара. Однако всем троим ее членам сразу пришлось отказаться от своего намерения. Корпус корабля был заполнен дымом, железные плиты перекрытий и переходов оставались по-прежнему раскаленными, так что любое расследование в таких условиях больше походило бы на самоубийство.

То же самое пришлось сделать и агентам нескольких страховых компаний, которые прибыли, чтобы установить размеры понесенного ущерба. Пассажирами первого рейса "Морро Касл" были богатейшие люди Америки, и компании понимали, что возмещение убытков выльется в огромную сумму. За одни только украшения, взятые с собой дамами "высшего света", чтобы достойно выглядеть, необходимо было выплатить миллионы долларов. Однако… бриллианты ведь не могли сгореть, золото и платина, если и расплавились, тоже не превратились в золу и пепел… В общем, страховые компании рассчитывали на то, что в стенных сейфах, которыми были оборудованы каюты люкс, сохранились значительные ценности. Для обеспечения их сохранности и послали агентов. Однако им тоже пришлось быстро повернуть назад. Даже среди многочисленных репортеров, которые не раз рисковали головой ради удачного снимка, не нашлось смельчаков.

И все же один человек 8 сентября побывал в полностью задымленном чреве "Морро Касл". Лица его никто не видел, так как он был в огнеупорном асбестовом костюме и кислородной маске. Почти час провел он на судне, затем снова показался на трапе, тяжело ступая, спустился на причал и исчез в толпе так же неожиданно, как и появился.

На следующий день газеты опубликовали его снимок, но кто это был и что он искал или делал на судне, никто толком объяснить не мог.

Предполагали, что речь шла или о находчивом агенте ФБР, или о представителе одной из страховых компаний, или, в крайнем случае, о хитром репортере, который хотел опередить своих коллег.

Следующий день, 9 сентября, принес новый зловещий сюрприз. На берег возле Асбери выбросило два трупа: юношу в форме матроса и мужчину в белой офицерской тужурке. Для опознания их доставили в морг городского кладбища. Было совершенно точно установлено, что офицер утонул, а вот матроса, оказывается, застрелили. На его затылке обнаружили два входных пулевых отверстия — он умер еще до того, как упал с "Морро Касл". При вскрытии пули извлекли. Когда одежду офицера обыскивали в поисках документов, в правом кармане брюк нашли револьвер того же калибра, что и пули в голове матроса. В барабане не хватало двух патронов.

Полиция Асбери полагала, что расследование происшествий, связанных с пожаром на "Морро Касл", их не касается. Ведь для этого в Нью-Йорке существовало морское управление. А поскольку у полиции городка никто и не требовал объяснения этого случая, она воздержалась от комментариев и выводов. Протокол осмотра, разумеется, был составлен, подшит в папку и отправлен в Нью-Йорк. Морское управление в те дни получало горы протоколов различных допросов, осмотров и расследований, которые производились в связи с катастрофой "Морро Касл". Все просмотреть, а тем более оценить, было просто невозможно. Поэтому протокол из Асбери перекочевал на полки, так никем и не читанный.

В первые часы и дни после трагедии морское ведомство главным образом было озабочено тем, чтобы опознать выловленные трупы и зарегистрировать тех пассажиров и членов команды, которым удалось спастись. В результате прояснились размеры катастрофы: из трехсот восемнадцати пассажиров погибло сто тридцать четыре — в основном женщины и дети. Среди членов экипажа жертв было гораздо меньше. Из ста восьми офицеров и матросов смерть от стихии приняли только шестеро. Остальные своевременно покинули судно, заняв места в тех немногих уцелевших спасательных шлюпках, которые были спущены на воду.

Следующий скандальный пример говорит о том, что творилось на горящем корабле: единственная спасательная шлюпка, которая была оснащена мотором и могла без труда вместить пятьдесят человек, достигла спасительного берега, имея на борту всего шесть пассажиров — старшего инженера "Морро Касл" Эббота, мексиканского миллионера, короля олова, Дорреза, его жену, дочь и двух матросов, необходимых для обслуживания шлюпки. Оставшиеся в живых пассажиры рассказывали, что, когда тонущие цеплялись за борт и пытались вскарабкаться в шлюпку, Эббот абордажным крюком сталкивал их обратно в воду. Шлюпка причалила к берегу в полумиле от Асбери в семь часов утра, то есть когда с момента передачи сигнала бедствия не прошло еще и четырех часов. Свидетели рассказывали, что главный инженер Эббот вышел на берег в белой парадной форме, надетой им по случаю большого прощального бала, который проводился на "Морро Касл" накануне вечером.

"Было такое впечатление, будто он прибыл с морского парада, а не с горящего корабля", — говорили позднее те, кто видел, как шлюпка приставала к берегу.

Вскоре поползли слухи, будто то, что на самом деле произошло на "Морро Касл", в интересах судовладельцев стараются скрыть. Правда, морское управление сразу же начало расследование причин катастрофы, но все детали случившегося хранились, как государственная тайна. Пресса не получала никакой информации. Федеральная полиция и прокуратура вели себя очень сдержанно. В коротком сообщении они лишь отметили, что нет никаких оснований вмешиваться в расследование, проводимое морским управлением.

Только 12 сентября, через четыре дня после катастрофы, смогли попасть на выгоревшее судно два агента страховой компании. Им было поручено выяснить, что стало с алмазными украшениями 73-летней мультимиллионерши Кэтлин Моррисон, которая, судя по всему, погибла во время пожара. Украшения были застрахованы на два с половиной миллиона долларов. Экзальтированная миллионерша не захотела даже на время увеселительной поездки расстаться со своими бриллиантами. Родственники, увидев фамилию своей богатой тетки в списках погибших, не нашли ничего более срочного, как потребовать выплаты страховой суммы.

Агенты, вооружившись газовым резаком, пробрались сквозь нагромождение частично выгоревшего, частично обуглившегося корабельного оборудования на нижнюю палубу к апартаментам, где во время путешествия жила Кэтлин Моррисон.

Дверь в маленький салон была открыта и зловеще раскачивалась на петлях в ритм прибою, приподнимавшему и опускавшему остов судна.

В первом помещении они ничего не увидели, кроме голых, покрытых копотью металлических стен. Панели из дорогих пород дерева, которыми была обшита каюта, мягкая мебель, другие предметы обстановки — все сгорело, остались только металлические части и грязно-серый пепел.

Рядом с салоном находилась спальня. Здесь была такая же картина: голые почерневшие стены, иллюминаторы без стекол, слой пепла на полу и покореженные металлические остатки какой-то мебели. Под потолком тихо раскачивался железный каркас бывшего абажура. Под прямым углом к внутренней стенке лежали спиральные пружины от матраса. Кучки золы, оставшиеся от деревянных частей кровати, создавали впечатление какого-то необычного коврового узора.

Сейф, вмонтированный в двойную наружную стенку корабля и приваренный к ней, казался неповрежденным. Однако когда агенты подошли ближе, чтобы вскрыть его при помощи газового резака, то обнаружили, что он не заперт — от одного движения руки дверца легко открылась.

Сейф был пуст. Они не увидели даже золы, не говоря уже о бриллиантах, изумрудах и рубинах.

Не надо было быть детективами, чтобы понять, что содержимое сейфа не погибло в огне, а кем-то изъято. Этот кто-то пользовался ключом, так как оба мощных засова были открыты, а на дверце сейфа отсутствовали какие-либо следы взлома.

Может быть, сейф открыла владелица украшений, когда начался пожар? Миллионерша могла взять с собой драгоценности на верхнюю палубу, а потом утонуть вместе с ними. Сначала оба агента так и подумали, но тут одна ужасная находка убедила их, что украшения, застрахованные на два с половиной миллиона долларов, украдены.

Между пружинами матраса, на которые агенты сначала глянули лишь мельком, лежали слегка присыпанные пеплом остатки не сгоревшего полностью человеческого скелета. Тут же находился зубной протез, благодаря которому впоследствии стала возможна идентификация останков.

Мультимиллионерша Кэтлин Моррисон не утонула, как это вначале предполагалось, а сгорела в своей каюте люкс. Вернее, сгорел ее труп, так как, будь она жива в момент возникновения пожара, она ни в коем случае не погибла бы в огне — ведь ее каюта находилась непосредственно под верхней палубой и, как все каюты на корабле, имела автоматическую противопожарную сигнализацию. Кроме того, должно было пройти несколько часов, прежде чем огонь распространился бы по всему судну и достиг кают высшего класса. Так что у пожилой леди времени было вполне достаточно, чтобы добраться до спасительной верхней палубы.

Может быть, Кэтлин Моррисон была убита грабителем перед пожаром, когда застала его перед открытым сейфом?

Страховые агенты не могли ответить на этот вопрос, но у них возникло новое, еще более ужасное предположение: что, если вообще все происшедшее на "Морро Касл" — дело рук убийцы? Ведь он мог сам устроить пожар, чтобы скрыть следы преступления, и обречь тем самым на смерть почти полторы сотни человек.

В тот же день, 12 сентября 1934 года, почти в то же самое время, когда агенты страховой компании сошли с выгоревшего корпуса "Морро Касл" на причал курортного городка Асбери-Парк, в Нью-Йорке состоялось заседание суда американского морского управления, на котором рассматривался вопрос о причинах катастрофы.

Это был не суд в привычном значении этого слова, с предъявлением обвинения и вынесением приговора, а заседание комиссии по расследованию из четырех авторитетных морских офицеров, которым предстояло определить, было ли несчастье результатом случайного стечения обстоятельств, или же оно произошло по вине людей. Только после того как в этом вопросе разберутся специалисты, полиция и прокуратура смогут начать официальное следствие и искать виновных.

Четыре представительных седовласых господина в синих, расшитых золотом капитанских кителях сидели в небольшом зале морского управления за длинным столом, заваленным папками, блокнотами и морскими картами. Звездно-полосатый флаг и портрет Авраама Линкольна были единственным украшением на обитых деревянными панелями стенах.

Около двадцати человек расположились в зале на жестких стульях и с нетерпением поглядывали на небольшую дверь в деревянной стене, из которой должен был показаться первый и самый важный свидетель — капитан "Морро Касл".

Наконец, подволакивая ноги, в зал вошел высокий худощавый человек с большим крючковатым носом. Среди присутствующих пробежал невнятный ропот. Вся Америка за эти дни сотни раз видела в газетах фотографию капитана "Морро Касл", и поэтому здесь ждали коренастого мужчину с широким, обветренным за тридцать лет плаваний лицом.

Человек же, который сейчас, пугливо озираясь, подошел к столу с четырьмя капитанами, не имел ни малейшего сходства с мужчиной на фотографиях. Вид его не внушал ни доверия, ни симпатии. Трудно было предположить, чтобы этот мужчина являлся капитаном. И звали его не Уилмотт, как было написано во всех газетах под фотографиями, а Уильям Уормс.

И тем не менее это был последний капитан "Морро Касл"! Человек с фотографий в газетах, которого звали Уилмотт, командовал "Морро Касл" только до того момента, когда на судне возник пожар. Более того, Уормс даже утверждал, что он принял командование уже за несколько часов до появления огня.

7 сентября, около девяти часов вечера, когда корабль находился еще в сотне миль от Нью-Йорка, а триста восемнадцать пассажиров собрались в большом зале на прощальный бал, судовой врач доктор де Витт обнаружил капитана в его каюте мертвым. Он лежал в ванной комнате, перегнувшись через край ванны; рот и глаза его были широко раскрыты, колени касались кафельного пола, а рука судорожно вцепилась в хромированный кран.

Опытный врач сразу понял, что смерть Уилмотта вызвана отнюдь не естественными причинами. Налицо были все признаки отравления быстродействующим ядом.

Когда Уильям Уормс вполголоса, скупыми словами рассказывал это суду, в зале царила напряженная тишина. Только когда он сделал небольшую паузу, чтобы взять стакан с минеральной водой, напряжение разрядилось покашливанием и несколькими невнятными фразами.

Итак, уже первые минуты заседания морского суда выявили в этом деле новые, но далеко не последние сенсационные подробности.

Когда Уормс поставил стакан на стол, сразу же опять стало тихо. Никто не хотел пропустить ни одного слова из того, что говорил сейчас этот человек, сменивший морскую форму на светлый гражданский костюм.

Однако до того как Уормс открыл рот, один из офицеров задал ему вопрос, который тотчас превратил судебное заседание в допрос обвиняемого:

— Мистер Уормс, вы ведь были первым помощником капитана, не так ли?

Уормс лишь слегка кивнул и хотел продолжить рассказ.

Но офицер снова не дал ему говорить:

— А где были вы, когда капитан Уилмотт находился в своей каюте?

— На мостике. Когда капитан был у себя в каюте, я, как первый помощник, естественно, дежурил на капитанском мостике, — ответил Уормс; в его словах сквозило раздражение, как будто он хотел сказать: "Да перестаньте же наконец меня перебивать!"

Тем не менее его снова перебили:

— Это вовсе не естественно, мистер Уормс. Дежурство на мостике несут не только капитан и его первый помощник, но и второй помощник, и третий… В противном случае вам пришлось бы стоять на мостике по двенадцать часов в сутки.

Уормс был вынужден согласиться:

— Да, это так. Но когда доктор де Витт нашел капитана, я был на мостике и все время перед этим — тоже.

— Это кто-нибудь может подтвердить?

— Да, конечно, рулевой, второй помощник, радист, еще пару человек из команды… Я ведь был у всех на виду!

— Вы полагаете, что после всего случившегося сегодня это кто-то сможет вспомнить? Что вы, например, стояли на мостике с восьми до девяти, а не с полдевятого до девяти?

Уормс беспомощно пожал плечами и растерянно проговорил:

— Не знаю… Да и какое это имеет значение? До этого времени ведь ничего не произошло.

— Вы забываете, что, как вы только что сами рассказали, в девять часов капитан Уилмотт был найден отравленным. Ведь на корабле далеко не каждый имеет возможность отравить капитана! Поэтому нам важно знать, где в это время находились люди, которые имели постоянные контакты с капитаном, и есть ли у них алиби.

На эту неприкрытую угрозу Уормс, казалось, не обратил никакого внимания:

— Ну, что касается меня, то это легко установить. Когда доктор обнаружил капитана…

Офицер снова перебил его:

— Уормс, вы долго плавали под началом Уилмотта?

— Двадцать лет.

— И все время первым помощником?

— Да, только в самом начале несколько рейсов был вторым, а потом — все время первым.

— Так распорядилось пароходство?

— Нет, на этом настаивал Уилмотт. Капитан может выбирать первого помощника по своему усмотрению. Уилмотт мною был очень доволен.

Следующий вопрос последовал после небольшой паузы, как будто офицер хотел этим подчеркнуть его особое значение:

— Получается, что, пока капитан Уилмотт был жив, вы сами не могли стать капитаном, не так ли, мистер Уормс? Ведь ему вы все время были нужны в качестве первого помощника!

Лицо Уормса стало белым как мел, он запнулся в поисках нужного слова, а затем сказал:

— Ну-у… в служебной жизни ведь всегда так — кто-то должен ждать, пока освободится место… — Он посмотрел на членов морского суда в ожидании других вопросов и, поняв, что их пока нет, продолжил: — Значит, как я уже сказал, вызов доктора де Витта застал меня на капитанском мостике. Я оставил за себя второго помощника и немедленно спустился в каюту капитана…

На этот раз Уормсу уже никто не мешал рассказывать о событиях на "Морро Касл".

Капитанская каюта находилась на одну палубу ниже мостика. Войдя в нее, Уормс увидел, что кроме доктора там находится старший инженер Гарри Эббот. Он был в белой парадной форме — видно, уже оделся к прощальному балу.

— Я случайно проходил мимо… шел на бал и вижу — открыта дверь, объяснил он Уормсу свое присутствие.

Когда Уормс зашел в ванную комнату, доктор де Витт, стоявший на коленях возле капитана, поднялся.

— Он мертв, — сказал он тихо, — я появился слишком поздно. — Доктор подошел к иллюминатору, посмотрел в него и, сдерживая волнение, добавил: — Я могу поспорить, что это очень странная смерть. Черт его знает, что за ней кроется!

Уормс и Эббот молчали. Врач повернулся и сделал знак Уормсу:

— Давайте перенесем его на кровать. Как только завтра прибудем в Нью-Йорк, труп надо будет отдать на вскрытие. Здесь, на борту, я этого не могу делать, да и не имею права. Пусть разбирается полиция.

Говоря это, де Витт повернул мертвеца и подхватил под мышки. Уормс молча взял его за ноги. Им пришлось потрудиться, пока они перенесли массивное тело в соседнее помещение и положили на кровать.

Старший инженер Эббот, прислонившись к бойлеру, следил за их действиями. Он покинул ванную комнату только тогда, когда судовой врач снова заговорил.

— Вот, заберите ключи, — сказал де Витт Уормсу и протянул ему небольшую связку ключей, которую вытащил из кармана брюк капитана, — и как следует закройте каюту. До появления полиции сюда никто не должен заходить.

Уормс в нерешительности посмотрел на ключи:

— Не лучше ли вам как врачу… В конце концов, вы ведь его нашли…

Врач накрыл труп простыней, которую вытащил из стопки постельного белья:

— Нет, так не пойдет. Как первый помощник вы теперь становитесь капитаном. Выполнение на борту функций полиции — это ваше дело. Так что возьмите ключи и сделайте, как я вам советую. Иначе у вас будут серьезные неприятности.

Уормс нехотя взял ключи. Он отыскал на связке ключ от каюты и пошел к двери. Эббот стоял в проходе к ванной комнате и, когда врач направился туда, чтобы помыть руки, посторонился.

Вдруг — это было настолько неожиданно, что де Витт остановился, — Эббот проговорил:

— Я думаю, он это предчувствовал…

— Что предчувствовал? — ничего не понимая, спросил де Витт.

— Ну, что что-то такое должно случиться. Два часа назад я встретился с ним, когда он выходил из радиорубки. Он был прямо вне себя, бормотал, что все это плохо кончится… У него был очень странный вид, на меня он почти не обратил внимания.

Уормс от двери шагнул назад в каюту:

— Он был обеспокоен штормовым предупреждением. Должно быть, прочитал его в рубке…

Эббот покачал головой:

— Нет, это исключено. Предупреждение пришло намного позже. Роджерс сразу поставил меня в известность. Еще и часа не прошло…

Доктору де Витту, вероятно, пришла в голову какая-то неожиданная мысль: он вернулся к кровати, стянул простыню и, расстегнув одежду на капитане, стал внимательно рассматривать обнаженные участки тела. Казалось, будто он ищет следы какого-нибудь повреждения. Не прерывая осмотра, он произнес:

— Говорите, два часа назад он был в радиорубке? Этого не может быть. Уже видны первые трупные пятна. Он мертв по крайней мере три часа.

Эббот только пожал плечами:

— Неужели я так ошибся? У радиста я был в семь часов. Старик меня там и встретил…

Доктор закончил осмотр трупа и снова накрыл его простыней:

— Пусть ломает себе голову полиция. Это не наше дело. — И он скрылся в ванной комнате.

Через несколько минут все трое покинули каюту капитана. Уормс тщательно запер дверь и положил ключ в наружный карман форменного кителя. Переход и лестница к капитанскому мостику были безлюдны — пассажиры давно уже развлекались в большом зале. Услышав приглушенные звуки оркестра, доктор де Витт сказал:

— Они там, внизу, скоро спросят о капитане. Что вы им будете говорить, Уормс? Вы ведь не собираетесь рассказать, что произошло на самом деле?

Уормс остановился и прислушался. Снаружи доносились завывания усиливающегося ветра — шторм надвигался. Но корабль шел пока по-прежнему ровно.

— Скоро начнется шторм, — сказал Уормс и, уже поднимаясь по лестнице, ответил врачу: — Нет, доктор, конечно, не расскажу. А вот бал я отменю. Штормовое предупреждение дает мне такое право. Тогда и на отсутствие капитана никто не обратит внимания.

Старший инженер сразу же согласился с этим:

— Хорошо, тогда я сейчас пойду в зал и скажу, что у капитана много работы… Дадим людям часок повеселиться, а потом закроем бал. Ведь погода пока довольно сносная…

Не дожидаясь ответа, Эббот повернулся и направился в обратную сторону по проходу между каютами. Доктор де Витт, качая головой, посмотрел ему вслед:

— Ну и ветрогон! Ему бы только часок повеселиться, вот уж не знаю… Старик ведь сегодня утром устроил ему выволочку за то, что он опять провел ночь в пассажирских каютах. Радист Роджерс видел его там. Женщины его погубят… А теперь, когда он знает, что капитан ему уже больше ничего не сможет сделать, он наверняка хочет еще кого-нибудь подцепить на ночь.

Уормс не поддержал этой темы. Он поднялся по крутой лестнице и остановился, только когда взошел на капитанский мостик. Вслед за ним поднялся врач. Некоторое время они молча стояли рядом. Доктор де Витт тяжело дышал; Уормс смотрел через окна капитанского мостика на переднюю часть корабля.

Ночь почти наступила. Шторм набирал силу; ветер завывал между надстройками верхней палубы, рвал ванты, сотрясал грузовые стрелы и спасательные шлюпки. Бушприт нырял в кипящее море, и набегающие волны все чаще перехлестывали через бортовой леер, покрывая слоем воды носовую часть корабля.

— Да-а, ну и танцы у нас будут сегодня ночью, — проговорил, отдышавшись наконец, судовой врач. — Так быстро усиливается ветер… Похоже на настоящий ураган.

— Так и есть, доктор. Береговые станции передали предупреждение об урагане. Я только не хотел раньше времени пугать людей…

Уормс повернулся к врачу. Тот испытующе посмотрел на него; в глазах доктора застыл немой вопрос: "Ну и как, не боишься ты этого теперь, когда стал капитаном?" Ответа он не получил. Уормс снова заговорил о смерти капитана:

— Знаете, доктор, я думаю, что если Уилмотт умер от яда, то вряд ли это самоубийство. Я, во всяком случае, не вижу причин, которые могли бы толкнуть его к этому.

— А у него их и не было. Он ведь очень любил жизнь. Нет, Уормс, сам он этого не мог сделать.

— Тогда кто же? Ведь какие-то мысли на этот счет у вас есть?

— Я врач, а не полицейский. Что толку, если мы будем сейчас ломать себе над этим голову!

И все же Уормс хотел во что бы то ни стало заставить врача высказаться:

— Но ведь речь, собственно говоря, идет об очень ограниченном круге лиц. Кто имел доступ в его каюту? Кто вообще имел возможность принести туда яд?

— Тот, Уормс, кто сегодня вечером пил с ним виски. На столе стояли два стакана — один из них с остатками какого-то порошка на дне. Стаканы я на всякий случай припрятал и завтра передам полиции. Думаю, по отпечаткам пальцев они смогут быстро установить, кто с ним пил.

Уормс схватил врача за руки:

— На стакане были отпечатки? Доктор, это же важнейшая улика! Вы стаканы надежно спрягали? Нельзя допустить, чтобы они пропали!

— Я их закрыл в письменный стол капитана… в присутствии Эббота.

— При этом был Эббот?

— Да, он как раз проходил мимо каюты, прежде чем спустились вы. Я вообще-то даже обрадовался, что появился свидетель. Ведь мои отпечатки теперь тоже есть на стаканах; а Эббот может подтвердить, как и когда они появились. Иначе я тоже попаду в подозреваемые.

Доктор слегка улыбнулся. Уормс засунул руки в карманы и снова посмотрел на бушующее море. Если бы сейчас был ясный день, он уже смог бы, пожалуй, в бинокль разглядеть берег. Но за окнами угрожающе ревело ночное штормовое море. Дальше бушприта ничего не было видно, и казалось, что между "Морро Касл" и нью-йоркской гаванью пролегла бесконечность.

На борту было двадцать два часа пятьдесят минут, когда ураган навалился на судно со всей силой. Палубные надстройки вырвало из креплений, как картонные декорации, и их обломки выбросило за борт. Пятнадцатиметровая грузовая стрела, которая была закреплена четырьмя вантами толщиной с руку, сломалась, как спичка, и при падении разбила спасательный бот.

Прощальный бал завершился даже раньше, чем Уормс хотел его закрыть. Пассажиры лежали в кроватях, страдая от страха и тошноты. Уормс раз за разом передавал по бортовой радиосети успокаивающие сообщения: "Для "Морро Касл" нет никакой опасности. Корабль устоит даже перед более сильным ураганом". С капитанского мостика в машинное отделение один за одним шли приказы увеличить скорость. Необходимо было постоянно менять курс, чтобы волны и ветер не захватили врасплох и не ударили в борт.

В двадцать три часа десять минут корабль находился в сорока милях южнее плавучего маяка "Скотлэнд лайт"; машины по-прежнему работали на предельных оборотах, а ураган продолжал бушевать с неослабевающей силой.

Дверь на капитанский мостик резко распахнулась. В проеме в непромокаемой накидке стоял один из вахтенных матросов. За его спиной взвыл ветер и с треском захлопнул дверь. Матрос подошел к Уормсу и проревел в ухо:

— Капитан, на борту дым!

Уормс не сразу понял:

— Дым? Какой дым? Где?

Вахтенный сделал из ладоней что-то вроде рупора и поднес ко рту:

— На левом борту, сэр, в надстройке дымовой трубы, из малого вентилятора!

Теперь Уормс понял все, но не знал, как должен поступить. Надо было бы послать кого-нибудь из офицеров проверить, однако на мостике каждый находился при деле. Он схватил телефонную трубку, чтобы вызвать старшего инженера — в данном случае он был самым подходящим человеком. Но Эббот не отзывался. Уормс вызвал машинное отделение, однако ни там, ни в котельной Эббот не появлялся.

Пока Уормс безрезультатно звонил по телефону, уходили драгоценные минуты. Наконец, взбешенный, он бросил трубку и крикнул второму помощнику:

— Пэттерсон, сходите посмотрите, что там случилось!

Второму помощнику понадобилось семь минут, чтобы обнаружить запах гари возле одного из помещений под кормовой палубой. Еще три минуты он потратил, взламывая запертую дверь. Навстречу вырвались клубы густого желтого дыма с запахом серы. Дышать стало нечем. Прижав ко рту носовой платок, он бросился на пол и по-пластунски подполз к противоположной стене. Дым клубился из стенного шкафа. Но как только Пэттерсон, выпрямившись, распахнул его дверцы, в лицо ему ударило голубое пламя, какое обычно возникает, когда в огонь попадают химикалии. От невыносимой жары, едкого дыма и смрада офицер едва не потерял сознание. Собрав последние силы, он дополз до входной двери; огромным усилием воли закрыл ее и без сил рухнул на пол. Однако огонь с той стороны двери уже нашел богатую пищу: мягкую мебель, ковры, гардины, обитые шелком стеньг. Нашелся и путь, по которому он стал распространяться, — через вентиляционную систему, ведущую в большой и обеденный залы, а также в бары. Персонал и пассажиры давно уже ушли из этих помещений, так что пожар продолжал расширяться, в то время как корабельное руководство об этом ничего не знало.

Бесспорно, на "Морро Касл" была установлена самая современная противопожарная сигнализация, которая автоматически поднимала тревогу при температуре свыше семидесяти градусов; но высокочувствительная аппаратура не выдержала многочасового испытания ураганом. Так что она либо вообще не сработала, либо подала сигнал тревоги тогда, когда металлические стены большого зала уже раскалились.

Огонь между тем настолько распространился по "Морро Касл", что уже не было никакой возможности бороться с ним имеющимися на судне средствами тушения.

Лишь в ноль часов пятьдесят минут прозвучал первый сигнал: "Пожар на судне!" Как и на любом другом корабле, это означало: офицеры и команда немедленно по своим местам! пассажиры в спасательных жилетах на верхнюю палубу! спасательные шлюпки на воду! первыми спасать женщин и детей!

На "Морро Касл" этот сигнал вызвал неописуемую всеобщую панику. Подгоняемая страхом смерти толпа катилась вверх по переходам и лестницам. Разгорелась жестокая схватка за места в спасательных шлюпках. Каждый боролся с каждым. Мужчины в вечерних костюмах, пассажиры, выскочившие из кают в нижнем белье, — все бросились к шлюпкам и, забравшись в них, защищали захваченные места веслами, досками, ногами и кулаками… Женщины цеплялись за борта, кричали и умоляли, чтобы их спасли. Набегающая волна уносила их в море и освобождала место следующим…

Для членов экипажа, казалось, уже больше не существовало ни приказов, ни служебных обязанностей. Все побросали свои места, каждый думал только о спасении своей жизни. А на мостике стоял новоиспеченный капитан, не в силах навести порядок. Его приказы или не слышали, или не выполняли.

Вдруг, как привидение, на капитанском мостике в белоснежной форме появился старший инженер Эббот. Рядом с собой, угрожая пистолетом, он вел офицера-радиста Аланью.

Уормс закричал на Эббота:

— Отправляйтесь в машинное отделение, ваше место там! Где вы вообще пропадали все это время?!

Эббот, неистово размахивая пистолетом, заорал:

— Аланья хотел смыться! Прикажите ему немедленно передать сигнал SOS, или я заберу мотобот!

Из котельной позвонил механик и сообщил об опасности взрыва котлов. Уормс приказал ему использовать пенные огнетушители, перекрыть подачу масла и остановить турбины.

Эббот, услышав об угрозе взрыва, как полоумный, рванулся с капитанского мостика. Через окно Уормс видел, как он по верхней палубе с пистолетом в руке пробивался к мотоботу. За ним следовали два матроса, мужчина во фраке, женщина в вечернем туалете и молоденькая девушка в пижаме. Офицер-радист Аланья все еще, как вкопанный, стоял на капитанском мостике:

— Это неправда, сэр, я только хотел найти старшего радиста Роджерса — его не видно уже несколько часов… Ну так что? Передавать SOS?

Такого приказа Уормс дать не мог. В соответствии с инструкцией пароходства, при аварии вблизи берега он должен был испросить разрешения на передачу сигнала SOS. Судовладельцы старались обойтись без помощи посторонних кораблей и поэтому разрешали пользоваться международным сигналом бедствия только в исключительных случаях.

Из-за нескольких тысяч долларов Уормс вынужден был поставить на карту жизни сотен людей. Он уже двадцать лет исправно служил пароходству и не отважился нарушить его предписание:

— Идите, Аланья, и попытайтесь связаться с пароходством, а потом сообщите мне.

Радист, пожав плечами, покинул капитанский мостик и, послушный приказу, вернулся в радиорубку. Он сел за стол, зашифровал радиограмму и затем в течение сорока минут пытался установить связь с управлением пароходства в Нью-Йорке.

Однако на его морзянку никто не отзывался. Пароходство в целях экономии сократило персонал своей радиостанции, и она теперь в ночное время не работала.

Сорок бесконечно долгих минут просидел Аланья, скорчившись над ключом передатчика. Столбик термометра на стене маленькой, без окон, радиорубки добрался до отметки семьдесят градусов. Рубка находилась непосредственно над большим залом, где бушевал огонь. Вентиляция, которая должна была снабжать эту каморку в несколько квадратных метров свежим воздухом, изрыгала только клубы густого дыма. Чтобы не задохнуться, Аланья обвязал нос и рот мокрым платком. Из глаз, разъедаемых едким дымом, непрерывно катились слезы. Но он мог покинуть свой пост, только получив ответ на радиограмму или дождавшись смены.

Старший офицер-радист Джордж Роджерс, у которого с двух часов дня до десяти часов вечера было свободное от вахты время, обязан был прийти в радиорубку хотя бы тогда, когда начался пожар. Но он не пришел…

Сейчас, правда, Аланье некогда было размышлять над тем, куда мог подеваться Роджерс. Он снова и снова выстукивал морзянку телеграфным ключом и в который раз вслушивался в эфир, ожидая ответа… Внезапно рядом с ним возник Роджерс: его шатало из стороны в сторону, ворот кителя был распахнут, растрепанные волосы падали на глаза — он был пьян. Поверх совершенно мокрой одежды — спасательный жилет, в руке — пистолет.

С трудом ворочая языком, он напустился на Аланью:

— Что здесь происходит? В конце концов, кто-нибудь думает о спасении судна? Или мы должны все здесь передохнуть?! Ну-ка, пусти меня!

Он попытался силой оттащить Аланью от передатчика, но тот, защищаясь, оттолкнул его в сторону:

— Капитан не может дать приказ. Это должно решить пароходство. Но я никак не могу связаться. Роджерс стал сзади Аланьи и уткнул пистолет в спину:

— Пароходство? Вы что, все здесь с ума посходили?!

Он перегнулся через Аланью и переключил тумблер рода работ вниз — из положения "прием" в положение "передача":

— Передавай SOS. Пошевеливайся, или я пущу тебе пулю в затылок.

Аланья больше не сопротивлялся. Его рука работала почти автоматически: название корабля, координаты, пожар на борту, требуется неотложная помощь… Он только трижды передал радиограмму — и взрыв наполнил дымом радиорубку. Батареи передатчика не выдержали высокой температуры. В лицо Аланье брызнула серная кислота. Потеряв сознание, он обмяк на стуле. Роджерс схватил его и потащил к двери. Снаружи, на палубном переходе, он оставил его лежать, а сам бросился прочь…

Жгучая боль в лице вернула Аланье сознание. Он вскочил на ноги и стал на ощупь пробираться вдоль палубного пояса. Однако ему никак не удавалось найти лестницу на верхнюю палубу. Освещение на судне уже давно не работало. Аланья был близок к отчаянию: где же эта лестница?! Он ее не находил… он ее потерял! В лабиринте темного задымленного перехода он обо что-то споткнулся и упал. Пошарив вокруг себя руками, Аланья нащупал тело человека и по галунам понял, что это морской офицер, видимо, кто-то из команды. Он тащил за собой бесчувственное тело, пока не наткнулся на лестницу. Напрягая последние силы, он выволок его наверх, и здесь при свете пламени, которое теперь полыхало повсюду, пожирая оставшиеся еще на верхней палубе надстройки, с ужасом увидел, что хотел спасти труп. Корабельный врач де Витт, который лежал сейчас перед ним, был мертв. Когда Аланья укладывал его на палубу, голова откинулась в сторону, и на виске стала видна маленькая дырочка, из которой струилась кровь.

Какой-то матрос схватил его за руку и оттащил от мертвеца, говоря: "Пойдемте, сэр, мы уже спускаем последнюю шлюпку!"

Нос корабля был пуст. Суетившиеся здесь недавно люди исчезли. В отблесках пожара впереди, на поверхности воды, видны были многочисленные темные точки, которые раскачивались на гребнях волн, словно резиновые мячи.

Два матроса подняли Аланью в полупустую шлюпку, и она медленно и плавно, будто на ученьях, заскользила вниз в каких-нибудь двух метрах от раскаленного борта "Морро Касл". Жар был настолько сильным, что сидевшим в шлюпке приходилось прикрывать лицо чем-нибудь из одежды, чтобы не получить ожоги.

Только когда матросы освободили шлюпку от канатов и сильными гребками отогнали ее метров на пятьдесят от судна, Аланья смог разобраться, кто последним покинул "Морро Касл". Здесь были только члены экипажа. Капитан Уормс и старший офицер-радист Роджерс тоже сидели в шлюпке.

Жертвами катастрофы стали 134 пассажира, преимущественно женщины, и шесть членов команды. Кто утонул, кто задохнулся, кто сгорел, а кого и затоптали во время паники…

Подведением этих печальных итогов в морском суде закончился первый этап расследования. В течение трехдневного заседания были обстоятельно допрошены капитан Уормс, офицеры-радисты Роджерс и Аланья, старший инженер Эббот, спасшийся второй помощник капитана Пэттерсон, инженер машинного отделения и часть уцелевших пассажиров; они рассказали о том, что видели и пережили во время пожара на судне. Однако ни один из свидетелей не смог или не захотел ответить на важнейшие для расследования вопросы.

Был ли капитан Уилмотт отравлен? У кого имелись мотивы, чтобы его отравить? Застрелился ли доктор де Витт во время катастрофы или его устранили, потому что он обнаружил и спрятал стаканы с отпечатками пальцев человека, который последним пил виски с отравленным впоследствии капитаном Уилмоттом? Возник ли очаг пожара, обнаруженный вторым помощником в стенном шкафу, самопроизвольно или его кто-то устроил, чтобы замести следы преступления? Можно ли на основании более чем странного поведения некоторых офицеров "Морро Касл" до и во время катастрофы сделать вывод, что один из них убил мультимиллионершу, капитана, судового врача и поджег корабль?

Американцы, которые читали все сообщения о событиях до и после пожара на "Морро Касл", давно уже догадывались, что речь идет не о случайности или действии потусторонних сил, а о тщательно продуманном, незаурядном преступлении. Правда, никто с уверенностью не мог сказать, кто же стоял за тройным убийством, кражей драгоценностей и поджогом корабля: последний капитан злополучного судна Уильям Уормс, старший инженер Эббот, второй помощник капитана Пэттерсон, старший офицер-радист Роджерс или… незнакомец в огнеупорном костюме и кислородной маске, который первым, сразу же после катастрофы, посетил сгоревший корабль.

Морской суд в Нью-Йорке тоже не смог ответить на вопрос о преступнике. Для этого, пожалуй, и в самом деле не хватало доказательств, да к тому же кое-кто не хотел, чтобы дело о пожаре на "Морро Касл" переросло в уголовную сенсацию. Все четыре члена морского суда были служащими крупных американских судовладельческих компаний. Два из них занимали руководящие посты в пароходстве "Уорд-лайн", которому принадлежал погибший корабль. Все судовладельцы, конечно, были заинтересованы, чтобы состоятельные любители туризма и впредь продолжали путешествовать на дорогих пароходах экстра-класса. Поэтому надо было всеми средствами подкреплять их убежденность в том, что плавают они на самых красивых и самых безопасных кораблях под опекой сверхобразцового персонала. Авария произошла, и здесь уже ничего не поделаешь-потерянного не вернешь, а вот успокоить общественность надо было обязательно. Руководство компаний не без оснований опасалось, что многие пассажиры откажутся от туристических поездок на таких пароходах, где среди офицеров скрываются убийцы, грабители и поджигатели.

Поэтому решение морского суда должно было всех убедить, что катастрофа на "Морро Касл" произошла по воле случая, а не в результате чьих-то умышленных действий…

Как раз в то время, когда морской суд собирался закрыть дело и положить его под сукно, в прокуратуру поступило заявление страховой компании, которая просила выяснить судьбу исчезнувших украшений миллионерши Кэтлин Моррисон. Следственные работники прокуратуры и детективы федеральной полиции посетили морское управление, потребовали показать им протоколы суда и в конце концов забрали с собой все материалы по делу "Морро Касл".

Американские газеты успели еще в тот же день сообщить в специальных выпусках о сенсационном повороте событий: "Делом "Морро Касл" занялись ФБР и прокуратура! Что же на самом деле произошло на корабле? Капитан Уормс на перекрестном допросе в ФБР!"

Когда Уормс в здании федеральной полиции во второй раз рассказывал историю пожара на "Морро Касл", два десятка сотрудников ФБР спешно выехали в Асбери-Парк, чтобы тщательно обследовать останки корабля. Руководитель следственной группы майор Кауфхолд с тремя лучшими детективами первым делом направился к каюте капитана.

В морском суде Уормс и старший офицер Эббот показали, что перед пожаром они закрыли труп капитана Уилмотта в его каюте. Впоследствии уже ни у кого не было времени думать о сохранности тела. Значит, там можно было найти остатки костей, поскольку человеческое тело в огне полностью, без следов, не сгорает. А по костям уже нетрудно будет установить, был ли капитан на самом деле отравлен. Такое доказательство могло стать важнейшим — ведь единственный сведущий в этом свидетель, доктор де Витт, был мертв.

Путь к капитанской каюте вел сотрудников ФБР через безжизненный, призрачный мир запустения: зола, пепел, обуглившиеся доски, покрытые сажей и ржавчиной металлические стены… Дверь каюты они нашли неповрежденной и все еще запертой. Один из детективов вынул из кармана связку отмычек, осмотрел замок и без труда открыл дверь.

Вошедшим предстала неожиданная, почти невероятная картина. Огонь, который уничтожил на корабле все, что могло гореть, оставил каюту капитана почти нетронутой. Это было трудно объяснить, но здесь сгорел только пол и обуглились ножки у мебели. Кровать в целости и сохранности стояла у стены. Даже в иллюминаторах не потрескались стекла. Вероятно, в каюте было недостаточно кислорода, и огонь загас. Однако фэбээровцы искали не объяснений этому странному явлению, а труп капитана. Уормс сказал, что он вместе с врачом положил его на кровать. Но сейчас кровать была пуста и застелена покрывалом! Майор Кауфхолд бросился в ванную комнату — она тоже, как и каюта, не пострадала от пожара. Однако и здесь не было никакого трупа. Даже многочасовой тщательнейший осмотр всего корабля не дал результата: мертвый капитан Уилмотт бесследно исчез!

Загадки, которые плотным слоем таинственности покрывали историю с пожаром на "Морро Касл", продолжали множиться. Лишь вопрос о возникновении огня стал понемногу проясняться. Специалисты обследовали пол и стены комнаты, в которой второй помощник Пэттерсон обнаружил очаг возгорания. Они нашли мельчайшие частицы химического вещества, характерные пятна на стене и осколки, видимо, медного цилиндра, в котором находилась зажигательная смесь. В лаборатории были воссозданы условия возникновения пожара. Преступник, должно быть, подключил металлический цилиндр к электророзетке, а нагревательная спираль создала температуру, необходимую для загорания зажигательной смеси. Следственная комиссия пришла к выводу, что поджигателем мог быть только человек, хорошо разбирающийся в технике и химии.

Это сразу заставило подумать о старшем инженере Эбботе, который к тому же из-за своего халатного отношения к работе и скандальных похождений в каютах пассажирок был не в ладах с капитаном Уилмоттом и являлся кандидатом на увольнение сразу же после первого рейса. Он присутствовал также, когда доктор де Витт обнаружил мертвого капитана и спрятал стаканы с изобличающими убийцу отпечатками пальцев. Сразу же после этого Эббот исчез и появился лишь тогда, когда катастрофу уже нельзя было предотвратить. Таким образом, у него было достаточно времени, чтобы произвести поджог и убить корабельного врача. Он вполне мог также убить миллионершу Кэтлин Моррисон и украсть ее драгоценности.

Правда, Эббот категорически отвергал все обвинения, а свидетелей, которые видели бы его в комнате со стенным шкафом, в каюте миллионерши или рядом с доктором де Виттом, не нашлось. Вместе с тем его алиби представлялось в высшей степени несостоятельным. Эббот утверждал, что на балу он сильно выпил и поэтому, закрывшись у себя в каюте, спал. Проснулся он лишь тогда, когда на судне была объявлена пожарная тревога, и по этой причине, мол, потерял самообладание. Испугавшись за свою жизнь и понимая, что в данной ситуации положение уже исправить нельзя, он бросился к спасательному мотоботу. Никто, конечно, не поверил в этот рассказ Эббота, однако и опровергнуть его тоже никто не мог.

В круг подозреваемых попал и Уормс, который благодаря смерти Уилмотта стал капитаном. Детектив, наводивший справки о его прошлом, установил, что он имел много долгов, а один из векселей, на десять тысяч долларов, ему нужно было оплатить сразу после возвращения из плавания. Уормс, так же как и Эббот, знал, что на борту находятся очень состоятельные пассажиры. Разве он не мог украсть драгоценности? И вполне возможно, что при этом его застала миллионерша.

Уормс тоже присутствовал, когда доктор де Витт констатировал отравление капитана Уилмотта, и он знал, что врач обнаружил стаканы с отпечатками пальцев. Подозрения подкреплялись еще и тем, что Уормс имел специальность электромонтера. Правда, рулевой говорил, будто Уормс во время пожара был на капитанском мостике, но утверждать, что он вообще никуда не отлучался, не мог.

Третий подозреваемый появился тогда, когда детективы узнали, что старший офицер-радист Роджерс в свободное от работы время мастерил небольшие приспособления для подогрева воды в аквариуме; прибор состоял из медного корпуса, нагревательной спирали и включался в электросеть. У Роджерса тоже не было алиби на время преступления. Его дежурство 7 сентября закончилось в два часа дня. Через восемь часов он должен был снова заступить на вахту.

Радисты работали в три смены: с шести до четырнадцати часов дежурил третий офицер-радист Дойл, с четырнадцати до двадцати двух — Аланья и с двадцати двух до шести утра — Роджерс.

Роджерс, однако, появился в радиорубке лишь незадолго до трех часов ночи. Вот какое он представил алиби:

"До восьми часов вечера я сидел в офицерской кают-компании и писал письмо, а потом пошел в свою каюту спать. На смену я проспал, потому что перед этим дежурил четырнадцать часов подряд: Дойла накануне вечером положили с аппендицитом в лазарет. Поэтому он и не смог, как обычно, меня разбудить. Проснулся я только тогда, когда объявили пожарную тревогу, на верхней палубе помог пассажирам сесть в спасательные шлюпки. Я полагал, что обеспечить порядок на палубе в то время было важнее, чем дежурить в радиорубке".

Таким образом, подозрительных моментов в поведении Роджерса выявилось более чем достаточно, но опять же, не было никаких доказательств его вины.

Два других загадочных события, которые произошли уже тогда, когда остов корабля прибило к берегу, вскоре получили довольно неожиданное объяснение.

Сотрудники ФБР напали на след того таинственного человека в огнеупорном костюме и кислородной маске, который в первый вечер после катастрофы посетил "Морро Касл". Их поиски были прерваны американской секретной службой ЦРУ. Детективам сообщили: "правительство США не заинтересовано в том, чтобы стало известно имя этого человека и чем он занимался на сгоревшем судне". Только сегодня, когда стали проясняться некоторые детали дела "Морро Касл", можно сказать о той, в общем-то второстепенной, роли, которую сыграло ЦРУ в этих событиях.

Отдельные каюты корабля, в которых путешествовали люди, не внушающие доверия правительству, были тайно оборудованы подслушивающими устройствами. Поскольку никто не знал, уничтожил ли пожар эти устройства, ЦРУ послало агента на судно, чтобы устранить все следы своей деятельности: существовала опасность, что уцелевшие приборы могут обнаружить при расследовании катастрофы.

Получил также объяснение эпизод с застреленным матросом и утонувшим офицером, у которого в кармане брюк нашли пистолет без двух патронов. Пассажиры, которых после спасения направили в больницы и поэтому сразу не могли допросить, показали позднее, что видели, как офицер застрелил матроса, который мародерствовал на палубе. Офицера потом смыло за борт, и он утонул. Океанская волна выбросила оба трупа на берег, и зловещая находка внесла впоследствии некоторую путаницу в ход расследования.

Однако все остальное пока оставалось загадкой. Прилежные газетные писаки вовсю упражнялись в создании различных предположений, версий, догадок, но расследование ФБР так и окончилось ничем. Возмущенную общественность успокоили показательным процессом по делу "Морро Касл". Капитану Уормсу и старшему инженеру Эбботу было предъявлено обвинение в небрежном отношении к своим служебным обязанностям… Уормса приговорили к двум годам тюремного заключения, Эббота — к четырем…

Но приговор оставался в силе менее недели. Тут же было начато производство по пересмотру дела, в результате чего как Уормс, так и Эббот оказались оправданными за недостаточностью доказательств.

Тем не менее даже оправдательный приговор означал для них конец карьеры. Морское управление, которое во время первого расследования, в своих стенах, не высказало им никаких претензий, теперь лишило их офицерских патентов. Уормс стал работать портовым рабочим, а затем, во время второй мировой войны, погиб. Эббот закончил свои дни через два года после катастрофы на "Морро Касл" в лечебнице для алкоголиков.

Только третий из подозреваемых, старший офицер-радист Роджерс, в чисто американской манере извлек из этого несчастья выгоду. Несколько недель он выступал в нью-йоркском театре "Риальто" на Бродвее и по шпаргалке, написанной каким-то бойким литератором, рассказывал переполненному залу о пережитом во время большого пожара на "Морро Касл". За это он получил десять тысяч долларов гонорара и был провозглашен зрителями "героем "Морро Касл".

Однако эта призрачная слава скоро поблекла. Так же, как из газет постепенно исчезало название погибшего корабля, растворялась бродвейская популярность офицера-радиста. История "Морро Касл" погружалась в забвение. Папки с документами покрывались пылью, а у детективов ФБР не было больше ни времени, ни возможности охотиться за убийцей и поджигателем с "Морро Касл". Америку держали в страхе банды Аль-Капоне и Диллинджера. За три с половиной года о катастрофе не было сказано ни слова. Затем, совершенно неожиданно, 4 марта 1938 года название корабля снова появилось у всех на устах, а фамилия старшего офицера-радиста Роджерса — на первых страницах газет.

Теперь, правда, его уже не превозносили за геройство, каким он похвалялся на Бродвее, а изобличали как преступника: "Роджерс поджег "Морро Касл"!.. Старший офицер-радист "Морро Касл" — убийца!"

Почему же вдруг бывшего "героя" стали клеймить как убийцу и поджигателя? Может быть, он признался? Или нашли наконец доказательства?

Ничуть не бывало.

После гибели "Морро Касл" Роджерс осел в Нью-Джерси, в маленьком городке Бэйонн, где устроился работать в полицию. После года патрульной службы его перевели в радиоцентр, и здесь он встретил своего бывшего коллегу по "Морро Касл", офицера-радиста Дойла. Но теперь уже Дойл был его начальником. Это привело к ссорам, которые стали происходить все чаще и чаще. Дойл не скрывал своей точки зрения по поводу случившегося на "Морро Касл". Он считал, что убийцей и поджигателем являлся Роджерс.

Однажды, после очередной такой перепалки, на Дойла было совершено покушение. В полицейской канцелярии ему передали пакет от какого-то незнакомца. В нем было устройство для подогрева воды в аквариуме и отпечатанная на машинке записка: "Дорогой лейтенант, мой прибор испортился. Вы ведь хорошо разбираетесь в таких вещах, почините мне его, пожалуйста". Это не вызвало у Дойла особого удивления: коллеги часто обращались к нему с просьбой о каком-нибудь небольшом ремонте. Поэтому, ничего не подозревая, он развернул прибор и вставил вилку в электророзетку, чтобы определить неисправность. В тот же миг взрыв швырнул его на пол. С тяжелым ранением Дойл был доставлен в больницу и тут же прооперирован. Ему повезло: ранение оказалось не смертельным. Через три дня он уже мог отвечать на вопросы. Первое, что сказал Дойл капитану Макграту, шефу уголовной полиции, было: "Это мне подстроил Роджерс… Точно так же он поджег "Морро Касл". Он хотел меня прикончить, потому что я это знал…"

Роджерса тут же арестовали, а его домик, который он купил за свой гонорар, обшарили от подвала до стропил. В маленькой мастерской полицейские нашли листовую медь, нагревательные спирали и остальные материалы, необходимые для изготовления аквариумных обогревателей. Роджерс все отрицал, утверждая, что такие приборы он уже много лет делает для продажи. Так что любой его покупатель мог быть отправителем этой адской машины. Он даже утверждал, что покушение было направлено против него: если бы он в это время находился на службе, то непременно взялся бы ремонтировать прибор.

У капитана Макграта эти объяснения вызывали только зевоту.

Вскоре к расследованию подключилось ФБР и попыталось связать покушение на Дойла с катастрофой на "Морро Касл". Девять месяцев длилось следствие. На все обвинения Роджерс отвечал одинаково: "Если бы те преступления на "Морро Касл" совершил я, то у меня были бы драгоценности и я не сидел бы здесь радистом, чтобы в поте лица зарабатывать себе на кусок хлеба".

Ему возражали: "Вы просто хотели несколько лет переждать. Если бы вы сразу продали драгоценности и начали жить в свое удовольствие, мы бы уже давно на вас вышли".

Конечно, это звучало логично и убедительно, но главного доказательства украшений — не было. У Роджерса их не нашли.

В ноябре 1938 года ФБР опять приостановило расследование и передало Роджерса властям Бэйонна. Местный суд присяжных заседателей приговорил его к двенадцати годам тюремного заключения за покушение на убийство своего коллеги. Однако обвинительный приговор опирался только на косвенные доказательства. Роджерс на суде до последней минуты все отрицал и утверждал, что покушение было подготовлено подлинным поджигателем "Морро Касл" именно против него, чтобы так или иначе поставить на нем точку.

Четыре года провел Роджерс в тюрьме, а затем вдруг, совершенно неожиданно, был амнистирован Верховным судом Соединенных Штатов, причем амнистирован на основании прошения о помиловании, которое на самом деле Роджерс никогда не подавал. Это была довольно странная амнистия.

Через несколько месяцев Роджерса призвали на военную службу и он ушел воевать. Служил он простым радистом на грузовом судне, которое доставляло военное оборудование в Англию. Когда война закончилась, в 1945 году, он вернулся в Бэйонн, открыл маленький магазинчик-мастерскую и еле-еле сводил концы с концами ремонтом радиоаппаратуры и бытовых приборов. Круг его клиентов состоял из людей, новых в городе. Старожилы сторонились его магазина. Для них он был убийцей с "Морро Касл" и человеком, ранившим радиста Дойла; однако никто из них не задумывался над тем, почему этот мужчина, у которого якобы были драгоценности на миллионы долларов, вернулся в Бэйонн, почему с такими деньгами он не захотел поселиться в каком-нибудь другом месте.

К числу немногих знакомых Роджерса принадлежал 83-летний Уильям Хамл, который вместе с незамужней дочерью Альмой жил в соседнем доме. Между Хамлом и Роджерсом установились сердечные, дружеские отношения, которые зашли так далеко, что Хамл одолжил ему семь с половиной тысяч долларов для расширения мастерской.

С годами то, что когда-то произошло, начало забываться, и казалось, что в глазах жителей городка Роджерс должен был стать если и не уважаемым, то вполне добропорядочным гражданином.

И вдруг 20 июня 1953 года произошло новое ужасное преступление. Соседи Роджерса, старый Уильям Хамл и его дочь, были обнаружены в своем доме убитыми. Следственная комиссия, которая начала расследование преступления, нашла в одной из комнат магнитофон и пленку с записью перепалки между Роджерсом и стариком Хамлом. Ссора началась из-за семи с половиной тысяч долларов, которые Хамл одолжил Роджерсу и теперь настоятельно требовал вернуть. Роджерс обещал завтра возвратить деньги, а Хамл угрожал судом, если он этого не сделает.

Но до завтра Хамл не дожил.

Роджерс уже имел судимость за покушение на убийство, а вся Америка к тому же считала его убийцей и поджигателем с "Морро Касл"… Естественно, следственная комиссия решила, что только он мог совершить это двойное убийство, и его арестовали.

Опять бывший офицер-радист "Морро Касл" все отрицал, и опять все обвинение строилось на косвенных уликах. Прямых доказательств его вины и свидетелей преступления не было. Записанная на магнитофон ссора и его прошлое — вот единственное, что говорило против Роджерса.

24 сентября 1954 года за двойное убийство его дважды приговорили к пожизненному заключению. Но наказание, в точном смысле этого слова, так и не наступило. Во время судебного процесса у Роджерса на фоне нервного истощения помутился рассудок.

Последующие четыре года он провел в больничном отделении тюрьмы в Трентоне. Все эти годы его не оставляли в покое многочисленные журналисты в надежде получить признание в совершенных на "Морро Касл" преступлениях. Но они не вытащили из Роджерса ни слова. Он уже просто не понимал, чего от него хотят.

10 января 1958 года он умер от кровоизлияния в мозг. Газеты писали: "Он выглядел как добродушный старичок, но был дьяволом в образе человека". Один из известнейших американских журналистов, Томас Галлахер, выпустил книгу о жизни Роджерса под названием "Огонь на море". В ней он охарактеризовал Роджерса как самого выдающегося убийцу в истории криминалистики. Приписывая Роджерсу убийства капитана, врача, миллионерши и поджог судна, он тем не менее нечего не смог доказать… потому что, скорее всего, Джордж Роджерс был не тем человеком, за которого его принимал журналист.

12 января 1959 года в Венесуэле умер человек, который утверждал, что именно он является настоящим поджигателем и убийцей с "Морро Касл". Свидетельство о его смерти было выписано на имя Кирка Стивенсона, но его американский паспорт оказался фальшивым. Этот таинственный мистер Стивенсон в 1934 году с секретной миссией ЦРУ путешествовал на "Морро Касл". На судне он завязал знакомство с миллионершей Кэтлин Моррисон, и бриллианты пожилой дамы вскоре стали занимать его больше, чем секретное спецзадание. На обратном пути он украл драгоценности из сейфа, но был замечен миллионершей, когда выходил из ее каюты. Она поставила в известность капитана корабля и потребовала от него, чтобы он незаметно поговорил со Стивенсоном и вынудил его вернуть драгоценности. Очевидно, она хотела избежать скандала.

В своем признании, оставленном у венесуэльского нотариуса, этот бывший агент ЦРУ писал: "Я не был уверен, что капитан не сообщит обо мне в полицию, поэтому мне пришлось устранить всех свидетелей моего преступления. Я отравил Уилмотта, застрелил Кэтлин Моррисон, а позднее и судового врача, который определил, что капитан был отравлен. Чтобы уничтожить все следы, я подложил адскую машину, которая предназначалась для выполнения моего задания, и вызвал на судне пожар…"

Можно ли верить этому признанию? А вдруг это всего лишь произведение какого-нибудь шутника, хвастуна или просто сумасшедшего?

Многие, очень многие детали преступления и в этом признании остаются необъясненными… А как быть с Роджерсом? Возможно, преступления против Дойла и Хамлов совершил не он? Может быть, это тоже работа спецслужб? Впрочем, вполне вероятно, что эти два комплекса преступлений вообще не имеют ничего общего и оказались связанными между собой по чистой случайности.

В пользу венесуэльского признания, во всяком случае, говорит тот факт, что американские газеты о нем упорно молчат. Да и преступления, надо сказать, были "выполнены" с таким знанием дела, что сразу появляется мысль не о каком-то дилетанте-радисте, а о профессионале, прошедшем специальную подготовку…

Пусть благосклонный читатель простит, что ему в заключение не дают готового ответа, да еще заставляют самого решать, кто же здесь все-таки преступник. Однако реальная жизнь не детективный роман, в котором на последней странице все получает свое объяснение.