"Бригантина поднимает паруса (История одного неудачника)" - читать интересную книгу автора (Гладилин Анатолий)

ГЛАВА XVII ДВЕ ДЕВУШКИ

События походили на революцию. Ковернев был снят. К власти пришел Степа Петрейко. Это привело к массовому подъему демократии. Девчата давали ему один совет за другим. Рабочий день грозил превратиться в митинг. Степу прижали в угол.

Тогда бригадир зажмурился и охрипшим голосом дал команду приступить к работе. Женщины нехотя подчинились. Бригадир раскрыл глаза и вытер лоб.

Работа наладилась. Степа подходил к каждой девушке, спрашивал, помогал, давал советы, разъяснял. В малярном деле Степа был бог. Девчата это скоро поняли и совсем успокоились. Степа тоже успокоился, но, неизвестно почему, продолжал хрипеть.

К концу рабочего дня Степа уже пользовался большим уважением в бригаде. Девчата вздыхали: "Эх, сразу бы нам такого бригадира!" Но, как только дали гудок, Степа исчез. Исчез, словно в воздухе растворился. Напрасно недоумевающие девчата искали Степу. Забегая вперед, можно сообщить, что на следующий день пошли слухи, будто Степа нырнул в какую-то щель, промчался два цеха, перемахнул через забор, взмыленный появился в общежитии и, даже говорят, просидел целый вечер в комнате, опасаясь появления своих подчиненных. Но на заводе всегда было много злых языков, так что за верность этой информации нельзя ручаться.

Во всяком случае, Степа исчез, и девчата, вернувшись в свое общежитие, занялись неотложными делами. А именно: стиркой, глажением, приготовлением ужина, шитьем, штопаньем. Некоторые добродушно выясняли у плиты "ктоскемвчерагулял" и обменивались открытками из серии "люби меня - и буду я твоя" на простые фотографии кошек и причесанных пуделей.

Неожиданно в общежитие заявились старший воспитатель Дунькин и Пашков, тот самый, кого Андрианов окрестил "первым членом комитета". Дунькин, называя почти каждую девушку по имени и бравируя этим перед Пашковым, созвал тех, кто не успел разбежаться, в красный уголок. Пришли. Глядели хмуро на Пашкова. Косились на часы. Ведь еще не успели окончательно выяснить "ктоскемгулял".

Пашков поначалу завел разговор о работе, обнаруживая, как и всегда, тонкое знание производства. Маляры заявили, что бригадиром довольны. Лаврушина открыто посмотрела на часы. Пашков все понял.

- На "пятачок" торопитесь. Гулять с парнями? Ну, а кроме этого?

И пошел и пошел...

- Во-первых, хоть у вас и половина комсомольцев, вся общественная работа девушек - танцевать на "пятачке". И все? Разве в этом заключена вся жизнь? Разве нет ничего другого?

Пашков оглядел девушек. Пока никакого впечатления. Но одна из них, беленькая, ее, кажется, Дунькин назвал Зиной, смотрела на Пашкова каким-то странным, напряженным взглядом. "Ага, забрало", - подумал Пашков и продолжал.

Дескать, есть общественная работа, спорт, кино, театры, субботники, школы, курсы кройки и шитья, драмкружок. Пашков стал рассказывать подробно. Пашков говорил увлекательно. Пашков приводил примеры.

Девчата заинтересовались всерьез. Дунькин достал блокнот, и каждая девушка записалась в один, а то и в два кружка. Дунькин сказал, когда, куда и во сколько приходить. Пашков добавил: "Я думаю, вы не бросите, я сам буду проверять. Вы не пожалеете, всем будет интересно".

Беленькая девушка, та, которую Дунькин назвал Зиной, подошла к Пашкову. Несколько вопросов о драмкружке. И пьесы самим выбирать? И в клубе потом выступать? Как настоящие артисты? Да, Зина очень хочет в драмкружок. Правильно вы сказали, у наших ребят самое главное - погулять с девушкой, а у девушки - погулять с парнем. Правильно.

Пашков ушел из общежития в хорошем настроении. Задание выполнено, беседа проведена, и, кажется, неплохо. Вон сколько человек записалось.

Однако если для Пашкова сегодняшняя беседа была одним из очередных мероприятий, то для Зины она значила гораздо больше. Она вдруг увидела себя на сцене. Недоступной, красивой, далекой. Ей хлопает весь зрительный зал, подруги, Степа, Ширяев, все ее старые знакомые и... Вовка. Да, Вовка, который с удивлением думает: "Так вот она какая, эта девушка! Я ее представлял совсем другой". И тогда Вовка поймет, что Зина - человек, достойный уважения.

* * *

На следующий день Зина пришла в клуб на свое первое занятие в драмкружке. Там она поближе познакомилась с москвичками из знаменитой бригады штукатуров. Она им позавидовала. У них все было легко и просто. Ни тяжелых мыслей, ни крупных неприятностей. Правда, москвички плохо отзывались о своем бригадире - начинает зазнаваться. Вот если бы у них был такой, как Лосев...

В общем, Зина не пожалела, что пришла. Наоборот, она "загорелась" драмкружком. Ей очень понравилась вся обстановка, дружеская, непринужденная, понравился руководитель Павел Петрович, строгий старик, говоривший о каком-то перевоплощении и проникновении в душу героя.

Но впоследствии о своем первом занятии Зина не любила вспоминать, потому что очень скоро в многотиражке строительства появилась заметка о клубном драмкружке. Там подробно описывалось, как несколько девушек (значилась и фамилия Зины) впервые пришли на сцену, как они с душевным трепетом читали свои первые роли, как восторженно блестели глаза девушек при упоминании Павлом Петровичем огромных задач искусства и т. д. Заканчивалась заметка упоминанием о возросшем культурном уровне нашей молодежи и предположением, что за этими девушками последуют многие другие и возникнут новые кружки.

Зина два раза прочла про "душевный трепет" и решила больше не ходить в клуб. Но прошел день, заметка забылась. Правда, Рита еще бегала по общежитию, совала всем газету и хвалилась. "Про Зинку здесь сказано". Но самой Зине было уже безразлично. Пусть себе пишет что угодно, она кружок не бросит.

И опять же не потому, что ей очень понравилась та незначительная роль, в которой она должна была попробовать свои силы. Существовала еще одна причина. Возвращаясь после работы домой, Зина совершенно случайно услышала отрывок разговора.

- Эх, законная была вечеринка, - вспоминал опять о той вечеринке Славка Широков. - Жалко, что ты с нами не пошел. Правда, сейчас девчонки что-то серьезные стали. Особенно одна... Да, впрочем, о ней разговор особый.

- Давай соорудим в это воскресенье что-нибудь в этом роде. Все равно делать нечего. Но не так, чтоб очень, а слегка, ладно?

Дальше Зина не разобрала. Она вышла из-за штабеля и посмотрела вслед Широкову и Агаю. Ясно, что они не заметили, иначе бы Славка замолчал.

...Зина дальней, окольной дорогой шла в общежитие. Было над чем поразмыслить. Она знала, что ребята считают, дескать, лет до тридцати можно нагуляться вдоволь, а потом уже - жениться и остепениться. А как же девушкам? Тоже ждать тридцати? Взять хотя бы ту вечеринку. Наверное, у ребят остались хорошие воспоминания. Наверное, всем было весело. Может, так и должно быть? А у нее просто тогда было плохое настроение, и поэтому все казалось грязным и противным. Может, пройдет? Когда-нибудь она сыграет на сцене себя, Зину. И все будет как тогда - весело, шумно... здоровый отдых. Но она сыграет так, что ребята поймут, какие они бывают скоты. Вот пусть посмотрят, какие они на самом деле, - призадумаются.

И ей - странное дело - все время представлялось, как она бьет малярной кистью по лицу Славку Широкова, а он, измазанный, страдальчески корчится.

* * *

По "Бригантине" ползет клоп. Вот - только этого не хватает для полного счастья!

Люся быстро стаскивает туфлю... На репродукции пятно! Люся срывает репродукцию. Чуть не плачет. Вовкин подарок.

Сумасшедшая квартира. Когда все это кончится? После работы Люся имеет право на отдых? Поменяться? С кем? А мать?

У матери редкий талант. Она любит дочь. Любовь выражается своеобразно. Люсе дают советы, наставляют и указывают, как жить. Еще немного такой любви, и Люся повесится. Во всяком случае, сбежит из дома.

За стеной крик. Ну хоть бы раз, ради оригинальности, несколько спокойных вечеров...

Сейчас придет мама. Люсе долго будут разъяснять, с кем она должна гулять, как себя должна вести, как уберечься от парней и т. д.

Мать скажет: "Вот, когда я была молодой..." - и в сто первый раз воспоминания молодости.

Попутно мама обзовет Вовку мерзавцем. Люсе скажут, на какие кинокартины ей можно идти и на какие нет. Мама находит их безнравственными, хулиганскими, например такие, как "Скандал в Клошмерле".

Конец маминых поучений известен: Люсю вырастила мама (причем долго рассказывается, чего это маме стоило). Поэтому Люся должна быть опорой матери на старости лет. А для этого ей надо выйти замуж за приличного человека, чтоб мог семью содержать, а не шалопайничать.

Как ни странно, но с этим Люся согласна. Хватит. Из дома надо уходить. Она уже самостоятельный человек.

Но куда?

Мама, конечно, скверная, но она готовит обед. Мама, конечно, несознательная, но она стирает, она ухаживает за Люсей, когда та больна. В общем, по-своему мама хочет Люсе хорошего.

Нет, это, конечно, мещанство. Надо уехать в новые места, в степи, в палатки, плюнуть на уют... На год. На два. На всю жизнь? Нет! Надо пожить по-человечески.

Надо купить "дуст". От соседей клопы.

Эх, Вовка, зачем ты уехал? Мне же трудно! Разве ты мог уехать? И чего ты не пишешь? Ждешь, когда все будет хорошо? Не верю, чтоб с тобой это случилось. Или тоже оригинальничание?

Оригинальность хороша понемногу. Но всю жизнь? Вовка, мне нужен... да, да, не смейся, солидный муж, который не убегал бы от меня за четыре тысячи километров. Вот я готовлюсь в восьмой класс. Прочла "Горе от ума". Там сказано, дескать, если любит кто кого, зачем уезжать далеко. Вот.

И сейчас ты уехал от меня. А что будет потом?

Ну я с тобой не поехала. Ну что, плохо? Нет. Я же не фифа, не стиляга. Я работаю на заводе. Я готовлюсь в вечернюю школу. Я в драмкружок записалась.

Зачем ехать туда? Через год возвращаться - неудобно. А всю жизнь или десять лет (моя молодость), - нет!

Я же видела женщин, работающих на стройке. Квадратные, красные, огромные руки, обветренное лицо. Ты скажешь - вот выдумала. Но я видала таких! И вдруг стану такой же? А девушка по-болгарски - булка! Понимаешь? Ты учти, что немало других на меня обращают внимание.

Ты мне не пишешь. Оригинальничаешь? А я не могу дома. Мне надо уйти. Но до Глеба ближе, чем до тебя. Девушка по-болгарски...

Вовка, милый, о чем я думаю! Не верь этому. Я же люблю тебя. Если бы ты меня любил, ты бы вернулся. Или напиши мне, дай адрес - я приеду. Приеду. Я не выйду замуж за Глеба. Не давай мне выйти за него замуж. Как я запуталась. Четыре тысячи километров! Ужас. Вовка, я хочу быть с тобой. Я куплю новую "Бригантину", вставлю ее в рамку и повешу над своей кроватью.

...........................

А в Москве много бульваров. И по вечерам, когда гасят свет и спадает жара, - на каждой скамейке пара. И в темных парадных стоят парочки. И слышится смех и звуки поцелуев...

Но она тебя любит, это ясно. Понимаешь, еще любит. Только плохо, что она - красивая. А ведь ты... ты понимаешь, что я хочу сказать? Увы! Что поделаешь. Но она тебя еще любит.

Вовка, чем это все кончится?