"Секретные дневники мисс Миранды Чивер" - читать интересную книгу автора (Куинн Джулия)Глава 12Вернувшись на следующий день домой, Тернер остался наедине в своем кабинете со стаканчиком бренди и собственными запутанными мыслями. Вечеринка леди Честер должна была продлиться еще несколько дней, но он наскоро сочинил историю о неотложных делах со своими адвокатами в городе и отбыл раньше. Он был абсолютно уверен, что смог бы вести себя как ни в чем не бывало, но вот насчет Миранды — не был уверен. Она была невинна — по крайней мере, была — и непривычна к такого рода притворствам. И ради ее репутации все должно выглядеть безупречным. Он сожалел, что не смог объяснить ей причины своего скорого отъезда. Но не думал, что таким образом нанес ей публичное оскорбление; он, в конце концов, сказал ей, что ему нужно время. А также уверил, что они должны пожениться; и, конечно, она не сомневалась бы в его намерениях поразмышлять несколько дней в связи с непредвиденной ситуацией. Чудовищность его действий не ускользнула от него. Он соблазнил молодую, незамужнюю леди. Которая ему нравилась, и которую он уважал. И которую обожала его семья. Для мужчины, не желающего вступать в брак вторично, он, несомненно, не думал своей головой. Застонав, он сел в кресло и вспомнил своих друзей и правила, что установили они в прошлом, когда покинули Оксфорд к вящему удовольствию Лондона и всего светского общества. Правил было два: никакой «женитьбы» на леди, пока не станет предельно ясно, что ее муж не возражает; и более того, никаких девственниц. Никогда, никогда, никогда не соблазнять девственницу. Никогда. Он сделал еще один большой глоток бренди. Боже. Если б ему нужна была женщина, нашлись бы дюжины более подходящих. Прекрасные, молодые графини-вдовы пришлись бы весьма кстати. Кэтрин стала бы восхитительной любовницей, и не было бы необходимости жениться на ней. Женитьба. Он уже сделал это однажды, с романтикой в сердце и сияющими глазами, и все пошло прахом. Это забавно, в самом деле. Законы Англии дают абсолютную власть в браке мужу, но он никогда в жизни настолько себя не контролировал, как будучи женатым. Летиция растоптала его чувства и сделала злым, бездушным человеком. Он был рад, что она умерла. Рад. В кого он превратился? Когда дворецкий нашел его в кабинете и, запинаясь, доложил, что случилось несчастье, и его жена погибла, Тернер не почувствовал даже облегчения. Ибо облегчение, по крайней мере, хоть какая-то эмоция. Нет, первой мыслью Тернера было… Слава Богу. И не имеет значения, насколько подлой могла быть Летиция, не важно, сколько раз он желал никогда на ней не жениться, разве не должен был он почувствовать что-то более… милосердное в связи с ее смертью? Или, по крайней мере, что-то, что не было столь жестоким? И сейчас… сейчас… Правда в том, что он не хотел жениться. Так он решил, когда они привезли тело Летиции в дом, и еще более уверился в этом, стоя на ее могиле. У него уже была жена. И он не хотел другой. Во всяком случае, не так скоро. Но, несмотря на превосходные попытки Летиции, она, вероятно, не убила в нем еще что-то хорошее и правильное, поскольку он был здесь и планировал свою женитьбу на Миранде. Он знал, что она замечательная женщина, и знал также, что она никогда не предаст его, но, Боже мой, какой она могла быть настырной. Тернер вспомнил ее в книжном магазине, бьющую продавца своей сумочкой. Сейчас она была бы его женой. Ему пришлось бы оберегать ее от неприятностей. Он выругался и глотнул еще. Он не желал никакой ответственности. Это было уже слишком. Он хотел покоя. Он что, так многого просит? Отдых от необходимости думать еще о ком-то, кроме самого себя. Отдых от заботы, от необходимости защищать свое сердце от новых ударов судьбы. Это очень эгоистично? Вероятно. Но после Летиции он получил право на толику эгоизма. Несомненно. Но с другой стороны, женитьба могла принести желанные выгоды. Его кожа начинала слегка покалывать от одной лишь мысли о Миранде. В постели. Под ним. А когда начинал воображать, что может быть в будущем… Миранда. В постели. И снова… И снова… И… Кто бы мог подумать? Миранда. Женитьба. На Миранде. И, размышлял он, выпив последний глоток бренди, она ему нравится больше, чем кто бы то ни был. С ней было интереснее и забавнее разговаривать, нежели с любой другой леди в обществе. Если б ему нужна была жена, это вполне могла быть Миранда. Она была чертовски прекрасным зрелищем, получше, чем все остальные там. Ему пришло в голову, что он не подходил к этому с романтической точки зрения. Ему необходимо больше времени. Возможно, он должен пойти поспать и надеяться, что его мысли утром прояснятся. Вздохнув, он опустил свой стакан на стол и встал, затем хорошенько поразмыслив, поднял его снова. Еще один бренди мог быть как раз тем, что доктор прописал. На следующее утро голова Тернера пульсировала, и разум был расположен вести дела не больше, чем за ночь до этого. Конечно, он все еще планировал жениться на Миранде — джентльмен не может скомпрометировать благородную даму без последствий. Но как же он ненавидел чувство спешки. И не важно, что весь этот бардак целиком и полностью его рук дело; ему необходимо было чувствовать, что он разобрался со всем этим к своему собственному удовлетворению. Вот почему, когда он спустился к завтраку, письмо от его друга лорда Гарри Уинтропа стало столь желанным развлечением. Гарри намеревался купить что-то в собственность в Кенте. Не хотел бы Тернер приехать и, взглянув на все, высказать свое мнение? Тернер захлопнул дверь менее чем через час. Это всего на несколько дней. Он позаботится о Миранде, когда вернется. * * * * * Миранда сильно не переживала, что Тернер так рано отбыл с вечеринки. Она бы сделала то же самое, если б могла. Кроме того, она стала мыслить трезвее с его уходом, и хотя здесь больше нечего было обсуждать — она вела себя неподобающе принципам своего воспитания, и если она не выйдет замуж за Тернера, она будет навсегда унижена — это было что-то вроде утешения — чувствовать, что хоть как-то контролируешь эмоции. Когда несколько дней назад они вернулись в Лондон, Миранда ожидала, что Тернер немедленно покажет себя во всей красе. Она лично не хотела ловить его в сети брака, но джентльмен есть джентльмен, а леди есть леди, и когда они оба решают быть вместе, обычно следует свадьба. Он знал это. Он сказал, что обязан на ней жениться. И, конечно, он должен сам хотеть этого. Она была так сильно взволнована их близостью — и он должен чувствовать то же самое. Это не могло быть односторонним, во всяком случае, не полностью. Она придерживалась небрежного тона, когда спрашивала леди Ридланд, где он, но его мать ответила, что не имеет ни малейшей идеи, кроме как той, что он поехал домой. В груди Миранды сдавило, и она пробормотала: «О…» или «Понятно…» или что-то подобное, перед тем как взбежала по лестнице в свою комнату и заплакала так тихо, как только могла. Но вскоре дала о себе знать оптимистичная часть ее души, и она решила, что, возможно, его попросили приехать из города по делам поместья. До Нортамберленда долгий путь. Он должен отсутствовать, по крайней мере, неделю. Неделя прошла, и разочарование укрепилось в сердце Миранды вместе с отчаянием. Она не могла интересоваться его местонахождением — никто из Бивилстоков не мог представить себе, что они были близки — Миранда всегда считалась подругой Оливии, не Тернера — и если она будет неоднократно спрашивать о нем, это будет выглядеть подозрительно. И, само собой разумеется, Миранда не могла найти ни одной логичной причины посетить поместье Тернера и самой наводить справки. Однако когда и другая неделя прошла, она решила, что не может больше оставаться в Лондоне. Она придумала, что заболел ее отец, и сказала Бивилстокам, что немедленно возвращается в Камберленд позаботиться о нем. Они были очень обеспокоены, и Миранда отчасти чувствовала себя виноватой, когда леди Ридланд настояла, чтобы она путешествовала в ее экипаже с двумя верховыми и горничной. Но это необходимо было сделать. Она не могла оставаться в Лондоне. Это причиняло слишком сильную боль. Несколько дней спустя она была дома. Ее отец был удивлен. Он не знал ничего о молодых девушках, но был уверен, что все они мечтали проводить сезоны в Лондоне. Но он не возражал; Миранда, конечно же, никогда не была источником беспокойства. В половине случаев он даже не представлял, где она. Он похлопал ее по руке и вернулся к своим драгоценным манускриптам. Что до Миранды, то она уверила себя, что счастлива быть дома. Она скучала по зеленым полям и чистому воздуху Лейкса, размеренному темпу деревенской жизни, ранним отходам ко сну и ранним подъемам. Но, возможно, не только — не было никаких обязательств и ничего не надо было делать, она спала до полудня и поздно ложилась спать каждую ночь, увлеченно исписывая небрежным почерком свой дневник. * * * * * Письмо, пришедшее от Оливии, Миранда получила только два дня спустя. Она улыбнулась и открыла его — зная нетерпение Оливии и то, что она незамедлительно напишет ответ. Миранда пробежала глазами письмо в поисках имени Тернера, но о нем не было упоминаний. Не вполне уверенная в том, чувствует ли разочарование или облегчение, она вернулась к началу и стала читать. Лондон неинтересен без нее, писала Оливия. Она не могла представить, насколько наслаждалась противоречивыми наблюдениями Миранды о светском обществе, пока не лишилась их. Когда она приехала домой? Поправился ли ее отец? Если нет, то он хотя бы поправляется? (Трижды подчеркнуто, в типичной манере Оливии). Миранда читала все эти строчки, ощущая уколы совести. Ее отец был внизу, в своем кабинете, и сосредоточенно рассматривал свои манускрипты, не отвлекаясь даже на шмыганье носом. Вздохнув, Миранда «отодвинула» свою совесть в сторону и свернула письмо Оливии, положив его в ящик письменного стола. Ложь не всегда была грехом, решила она. И, определенно, оправдана, поскольку ей необходимо было покинуть Лондон, где она могла бы только сидеть и ждать, и надеяться, что Тернер заскочит к ней по дороге. Конечно, она и сейчас сидела дома и думала о нем. Однажды вечером она заставила себя подсчитать, сколько раз его имя появляется в ее журнальных записях, и, к ее досаде, оказалось, что целых тридцать семь. И понятно, что эта поездка за город не прояснит ее мысли. * * * * * Затем, по прошествии полутора недель, неожиданно появилась Оливия. — Ливви, что ты здесь делаешь? — спросила Миранда, вбежав в гостиную, где ждала ее подруга, — Тебя кто-то обидел? Что случилось? — Отнюдь, — беззаботно ответила Оливия, — Я приехала, только чтобы вернуть тебя. Тебя очень сильно не хватает в Лондоне. Сердце Миранды тяжело ухнуло. — Кому? — Мне! — Оливия взяла ее за руку и повела в гостиную. — Боже, я совершенно несчастна без тебя. — Твоя мать позволила тебе покинуть город в середине сезона? Не верю. — Да она практически вытолкала меня за дверь. Я стала отвратительной с тех пор, как ты уехала. Миранда невольно усмехнулась. — Уверена, это не было плохо до такой степени. — Я не шучу. Мама всегда говорила мне, что ты на меня хорошо влияешь, но не думаю, что она ясно представляла насколько, пока ты не уехала. — Оливия сверкнула виноватой улыбкой. — Я, кажется, не могу держать язык за зубами. — Ты никогда и не могла, — Миранда улыбнулась и подошла к дивану. — Не хочешь чаю? Оливия кивнула. — Я не понимала, почему попадаю в такое количество неприятностей. Большинство из того, что я сказала, даже наполовину не настолько плохо, по сравнению с тем, что говоришь ты. У тебя самый острый язычок в Лондоне. Миранда дернула шнурок звонка, чтобы вызвать служанку. — Ну, нет. — О да! Ты лучшая в этом. И я знаю, что ты знаешь это сама. И ты никогда не попадаешь в неприятности из-за этого. Это жутко несправедливо. — Да, хм… возможно, я просто не говорю так громко, как это делаешь ты, — ответила Миранда, пряча улыбку. — Ты права, — вздохнула Оливия. — Я знаю, что ты права, но это так нервирует. У тебя действительно несколько злое чувство юмора. — Ой, брось, я не так уж плоха. Оливия издала короткий смешок. — О, да. Тернер всегда говорит это, поэтому я знаю, что такая не только я. Миранда проглотила комок в горле при упоминании его имени. — Он вернулся в город, значит? — спросила она, как можно небрежнее. — Нет. Я не видела его сто лет. Он уехал в Кент куда-то со своими друзьями. «Кент? Нельзя было уехать настолько далеко из Камберленда и все еще оставаться в Великобритании», — уныло подумала Миранда. — Он вполне мог уехать на некоторое время. — Да, мог. Но опять же, он уехал с лордом Гарри Уинтропом, а Гарри всегда был более чем «немного» распущен, если ты понимаешь, о чем я. Миранда боялась, что понимает. — Я уверена, они увлечены выпивкой, женщинами и тому подобным, — продолжила Оливия. — И настоящие леди сопровождать их не будут, не сомневаюсь. Комок в горле Миранды появился снова. Мысль о Тернере с другой женщиной была очень мучительной, особенно сейчас, когда она узнала, насколько близкими мужчина и женщина могут быть. Она придумывала всевозможные причины его отсутствия — ее дни были полны объяснений и оправданий от его имени. «Это стало моим единственным развлечением», — горько подумала она. Но она и помыслить не могла, что он уехал с другой женщиной. Он знал, как это больно быть преданным. Как он мог поступить так же с ней? Он не хочет ее. Правда колет, бьет, и вонзает свои мерзкие ноготки прямо в сердце. Он не хочет ее, а она все еще хочет его так сильно, до боли. Физически. Она чувствовала это, давящее и щемящее, и, слава Богу, что Оливия рассматривает дорогую греческую вазу отца, потому что не думала, что смогла бы скрыть страдание на своем лице. С чем-то похожим на ворчание и не поддающимся пониманию, Миранда встала и быстро подошла к окну, делая вид, что смотрит на горизонт. — Ну, он, должно быть, неплохо проводит время, — сумела выдавить она. — Тернер? — услышала она позади себя. — Несомненно. Или ему следовало бы остаться подольше. Мама в отчаянии, или должна была бы быть, если б не была так занята переживаниями обо мне. В общем, ты не возражаешь, если я останусь здесь с тобой? Хейвербрикс такой большой и пустой, когда никого нет дома. — Конечно, не возражаю. — Миранда постояла у окна немного дольше, пока не удостоверилась, что сумеет смотреть на Оливию без опасения разрыдаться. Она стала такой эмоциональной в последнее время. — Это будет удовольствием для меня. Немного одиноко, ведь только отец может составить мне компанию. — О, да. Как он? Поправляется, я надеюсь. — Отец? — Миранда была благодарна за подаренную ей заминку служанкой, которая пришла на ее вызов. Она попросила принести чай, перед тем как повернуться к Оливии. — Э-мм… ему гораздо лучше. — Мне надо зайти и пожелать ему выздоровления. Мама просила меня передать и ее наилучшие пожелания. — О, нет, тебе не следует этого делать, — поспешно сказала Миранда. — Ему не нравится, когда напоминают о его болезни. Он очень гордый, ты знаешь. Оливия, непривыкшая жеманничать, сказала: — Как странно. — Да, это все мужское недомогание. — На ходу импровизировала Миранда. Она слышала так много о женском недомогании и была уверена, что и у мужчин есть какая-то разновидность нездоровья, присущая только им. И даже если нет, она не могла вообразить, что Оливия может считать иначе. Но Миранда не рассчитывала на ненасытное любопытство своей подруги. — О, правда? — выдохнула она, наклонившись вперед. — Действительно ли есть разновидность мужского недомогания? — Я не должна была говорить об этом, — поспешно сказала Миранда, молча принося извинения своему отцу. — Это очень смутит его. — Но… — И твоя мама еще больше разочаровалась бы во мне. Это не для ее чутких ушей. — Чутких ушей? — фыркнула Оливия. — Можно подумать, ее уши менее чутки, чем мои. «Ее уши, может быть, и нет, но все остальное, определенно, да», — подумала Миранда кисло. — Ни слова больше об этом, — твердо сказала она, — Я оставляю это твоему потрясающему воображению. Оливия проворчала что-то, но, наконец, вздохнула и спросила: — Когда ты отправишься домой? — Я дома, — напомнила ей Миранда. — Да-да, конечно. Это твой родной дом, но я тебя уверяю, все Бивилстоки очень сильно скучают по тебе, так когда же ты вернешься в Лондон? Миранда прикусила нижнюю губу. По-видимому, не все Бивилстоки скучают по ней, иначе б кое-кто из членов семьи не оставался бы так долго в Кенте. Однако возвращение в Лондон — единственный шанс побороться за свое счастье, а пребывание здесь, в Камберленде, жалуясь в свой дневник и угрюмо уставившись в окно, способно заставить ее чувствовать себя бесхребетной дурой. — Если я и дура, — пробормотала она сама себе, — то, по крайней мере, должна быть позвоночной… — Что ты сказала? — Я сказала, что возвращаюсь в Лондон, — произнесла Миранда решительно. — Отец вполне может обойтись и без меня. — Великолепно. Когда мы отправляемся? — Хм… через два-три дня, я думаю, — Миранда на самом деле не ощущала столько храбрости, чтобы лишить себя передышки перед встречей с неизбежным. — Мне нужно упаковать вещи, и ты, несомненно, устала от поездки через всю страну. — Немного. Возможно, мы должны остаться на неделю. Надеюсь, ты не устала от деревенской жизни. Я бы не возражала против небольшого отдыха от лондонской толпы. — О, нет, все в порядке, — уверила ее Миранда. Тернер может подождать. Он, определенно, не женится за это время на ком-нибудь еще, а она сможет потратить эти мгновения на восстановление бодрости духа. — Отлично. Тогда, может, мы покатаемся верхом сегодня? Умираю, как хочу проскакать галопом. — Прекрасно. — Чай заварился, и Миранда стала разливать дымящуюся жидкость. — Я думаю, что неделя, как раз то, что надо. * * * * * Неделю спустя Миранда убедилась, что не может вернуться в Лондон. Никогда. Ее менструация, которая была настольно регулярной, что действительно была ежемесячной, не пришла. А должна была начаться за несколько дней до приезда Оливии. Миранда постаралась унять свое беспокойство из-за этих первых дней, говоря себе, что сильно расстроена. Затем в волнениях, связанных с приездом Оливии, она забыла об этом. Но сейчас все было спокойно уже больше недели. А тут ее начало выворачивать каждое утро. Хотя Миранда и вела добродетельный образ жизни, но все же была деревенской девушкой и знала, что это значит. Боже мой, ребенок. Что ей теперь делать? Ей нужно сказать Тернеру; этого не избежать. Как бы она ни хотела не использовать невинную жизнь, чтобы принудить его к браку, этому, очевидно, не суждено сбыться. Но как она может лишить своего ребенка его права по рождению? Но мысль о возвращении в Лондон была сущим мучением. И она устала преследовать его и ожидать его, и надеяться и молиться, что, может быть, однажды он придет любить ее. На этот раз он мог без намека на чувства прийти к ней. И должен, не так ли? Он джентльмен. Он может не любить ее, но она, конечно же, совершенно неверно судит о нем. Он не вправе уклониться от своего долга. Миранда слабо улыбнулась себе. Что ж, все к тому идет. Она — долг. Она должна получить его — после стольких лет мечтаний она действительно должна стать леди Тернер, но будет ничем иным, как долгом. Она положила руку на живот. Это должен был быть момент радости, но вместо этого ей хотелось только плакать. * * * * * В дверь гардеробной постучали. Миранда испуганно подняла глаза и не могла вымолвить ни слова. — Миранда! — голос Оливии звучал настойчиво. — Открой дверь. Я слышу, что ты плачешь. Миранда сделала глубокий вдох и направилась к двери. Сложно будет сохранить этот секрет от Оливии, но она должна попытаться. Оливия была предана ей и никогда не подрывала веры Миранды, но Тернер был ее братом. Невозможно предугадать, как поведет себя Оливия. Миранда бросила быстрый взгляд в зеркало, перед тем как подойти к двери. Она могла вытереть слезы, но не стоило винить в своих покрасневших глазах цветение летнего сада. Она сделала несколько глубоких вдохов, приклеила на лицо сияющую улыбку, какую только сумела изобразить, и открыла дверь. Она не одурачила Оливию ни на минуту. — Боже мой, Миранда, — проговорила она, суетливо взяв ее руки в свои. — Что случилось с тобой? — Я в порядке, — уверила ее Миранда. — Мои глаза всегда чешутся в это время года. Оливия отодвинулась немного, посмотрела на нее мгновение, а затем пинком захлопнула дверь. — Но ты такая бледная… Желудок Миранды возмутился, и она судорожно вздохнула. — Я думаю, что подхватила что-то типа… — Она подняла руки вверх, надеясь, что это закончит ее предложение. — Возможно, мне лучше присесть. — Ты точно не могла съесть что-то плохое, — сказала Оливия, помогая дойти до кровати. — Ты едва ли прикоснулась к еде вчера, и в любом случае, я съела все, что было приготовлено, и даже больше. — Она слегка подтолкнула Миранду к кровати, пока сама взбила подушки. — И я чувствую себя хорошо, как никогда. — Вероятно, насморк, — пробормотала Миранда. — Ты должна поехать в Лондон без меня. Я не хочу, чтобы ты тоже заболела. — Вздор. Я не могу оставить тебя одну в таком состоянии. — Я не одна. Мой отец здесь. Оливия посмотрела на нее. — Ты знаешь, я никогда не стремилась недооценивать твоего отца, но я с трудом представляю, чтобы он знал, как ухаживать за больными. И я даже не уверена, что он помнит о том, что мы здесь. Миранда закрыла глаза и утонула в подушках. Оливия была права, конечно. Она обожала своего отца, но правда в том, что, когда доходит до дела, и надо вступать во взаимодействие с другими человеческими существами, он был совершенно безнадежен. Оливия села на край постели, матрас прогнулся под ее весом. Миранда попыталась не обращать на нее внимания, притвориться, что она не знает, что даже если она закроет глаза, Оливия будет смотреть на нее, ожидая, когда же она смирится с ее присутствием. — Пожалуйста, Миранда, скажи мне, что случилось, — мягко сказала Оливия. — Это из-за твоего отца? Миранда покачала головой, но в этот момент Оливия села поудобнее. Матрас качнулся под ней, имитируя движение лодки, и хотя Миранда никогда в жизни не страдала морской болезнью, ее желудок начало крутить, и внезапно стало необходимо… Миранда выпрыгнула из кровати, столкнув Оливию на пол, и схватила ночной горшок как раз вовремя. — Боже милостивый, — сказала Оливия, почтительно — с самообладанием — сохраняя дистанцию. — Как долго с тобой такое? Миранда уклонилась от ответа. Но ее желудок возмутился в ответ. Оливия сделала шаг назад. — Э—э… я могу что-нибудь сделать? Миранда покачала головой, благо волосы были аккуратно убраны назад. Оливия смотрела на нее некоторое время, затем пришла с тазиком и влажным кусочком ткани. — Вот, держи, — сказала она, держа это перед собой на вытянутых руках. Миранда благодарно кивнула. — Спасибо, — прошептала она, вытирая лицо. — Не думаю, что это насморк, — сказала Оливия. Миранда снова покачала головой. — Я уверена, что рыба прошлой ночью была превосходной, и я даже не могу представить… Миранде не нужно было видеть лицо Оливии, чтобы растолковать ее временную остановку дыхания. Она знала. Она могла не верить в это, но она знала. — Миранда? Миранда застыла, уныло склонившись над ночным горшком. — Ты… ты не…? Миранда судорожно вздохнула и кивнула. — О Боже. О Боже… О-о-о… Это, возможно, был единственный момент в ее жизни, когда Миранда увидела, что Оливии не хватает слов. Миранда вытерла рот и, когда ее желудок наконец-то встал в некое подобие покоя, смогла отдвинуться от ночного горшка и сесть прямее. Оливия все еще смотрела на нее, как на привидение. — Как? — наконец, спросила она. — Обычным путем, — резко ответила Миранда. — И уверяю тебя, нет никаких причин бежать в церковь. — Прости. Прости, прости, — поспешно проговорила Оливия. — Я не хотела расстраивать тебя. Это просто… хм… ты должна знать… э-э… это такая неожиданность. — Это неожиданно и для меня тоже, — ответила Миранда вялым голосом. — Это, возможно, не так и удивительно, — сказала Оливия, не подумав. — Я имею в виду, если ты… если ты была… — Она не договорила, понимая, что ей лучше замолчать. — И все же это сюрприз, Оливия. Оливия помолчала еще пару мгновений, будто пытаясь выйти из шока. — Миранда, я должна спросить… — Нет! — предупредила ее Миранда. — Пожалуйста, не спрашивай меня, кто он. — Уинстон? — Нет! — яростно ответила она. Затем пробормотала, — Боже мой. — Тогда кто? — Я не могу сказать тебе, — произнесла Миранда надтреснутым голосом. — Это был… это был некто очень не подходящий. Я… Я не знаю, чем я думала, но, пожалуйста, не спрашивай меня снова. Я не хочу говорить об этом. — Хорошо, — сказала Оливия, понимая, что было бы глупо давить на нее сейчас. — Я не буду спрашивать тебя больше, я обещаю. Но что мы собираемся делать? Миранда не могла не почувствовать, как тепло разливается по телу от услышанного слова «мы». — Послушай, Миранда, а ты уверена, что все правильно поняла? — внезапно спросила Оливия, ее глаза засветились надеждой. — У тебя могла быть просто задержка. У меня такое постоянно. Миранда бросила красноречивый взгляд на ночной горшок. А затем, покачав головой, сказала: — У меня никогда не было задержек. Никогда. — Тебе надо уехать куда-нибудь, — сказала Оливия. — Скандал будет невообразимый. Миранда кивнула. Она планировала написать письмо Тернеру, но не могла сказать об этом Оливии. — Лучшим выходом для тебя будет покинуть страну. Континент, возможно. Как у тебя с французским? — Неважно. Оливия устало вздохнула. — Ты никогда не дружила с живыми языками. — В отличие от тебя, — сказала Миранда ехидно-раздраженно. Оливия не удостоила ее ответом, предложив: — Почему бы тебе не поехать в Шотландию? — К моим бабушке и дедушке? — Да. Только не говори мне, что они отправят тебя обратно из-за твоего положения. Ты всегда говорила, какие они замечательные. Шотландия. Да, это отличное решение. Она известит Тернера, и он присоединится к ней там. Они могли бы пожениться без официального оглашения бракосочетания, и затем все будет, если не хорошо, то, по крайней мере, улажено. — Я буду сопровождать тебя, — решительно произнесла Оливия. — Я останусь настолько, насколько смогу. — Но что скажет твоя мать? — О, я скажу ей, что кто-то заболел. Это ж срабатывало раньше, не так ли? — Оливия бросила проницательный взгляд на Миранду, который ясно говорил, что она знала, что заставило ее придумать эту историю о ее отце. — Что-то слишком много больных людей вокруг... Оливия пожала плечами. — Эпидемия. Все больше причин для нее оставаться в Лондоне. Но что ты скажешь своему отцу? — О, что-нибудь, — ответила Миранда, отмахнувшись. — Он не следит за моими передвижениями. — Что ж, хоть какая-то польза. Мы уезжаем сегодня же. — Сегодня? — слабо откликнулась Миранда. — Вещи уже собраны, и нет времени ждать. Миранда посмотрела на свой еще плоский живот. — Нет, я полагаю, время есть. |
|
|