"Дневник черной смерти" - читать интересную книгу автора (Бенсон Энн)

Глава 2

Козы были подлинное сокровище — главным образом из-за молока, так как выжили всего несколько коров. Все самым бессовестным образом мечтали о чизбургерах, поскольку те, в отличие от всех остальных теперешних блюд, не имели вкуса курицы. Правда, в этом новом мире даже сами куры не имели вкуса курицы. Это были не прежние раскормленные, ленивые создания, а тощие, жесткие драчуны, за которыми, чтобы убить их, приходилось гоняться по всему двору.

— Жилистые, — сказал бы Том.

Джейни Кроув глядела на лежащий перед ней на тарелке образец этой «жилистости». Курица попалась приличных размеров, ее должно было хватить на всех, хотя к концу обеда от нее останется лишь груда костей. Специальными ножницами Джейни отрезала когтистые лапы от уже обезглавленной птицы и положила в горшок для отбросов, состроив гримасу при мысли о том, что где-нибудь в Китае наверняка умеют вкусно готовить и их — если исходить из предположения, что в Китае вообще кто-то еще остался.

Ну, конечно, кто-то остался. Невозможно даже представить себе, что все там умерли, хотя никакие странствующие певцы не приносили сюда, в горы, новости об этой империи. Когда странники еще приходили, они рассказывали о Европе и Южной Америке; и там, и там шла яростная борьба за выживание. Все предполагали, что, если мировые связи когда-нибудь восстановятся, Китай ревом продемонстрирует, что теперь он лев, глава прайда, поскольку, если изначально в стране слишком много людей, гибель даже восьмидесяти процентов из них не станет таким уж сокрушительным ударом.

Джейни выглянула из кухонного окна и увидела зеленые верхушки кустов форзиции рядом с главными воротами лагеря. Появление признаков весны согревало сердце. Жители Новой Англии известны своей стойкостью, но даже самые отважные пали духом, когда Доктор Сэм, как называли опаснейшую бактерию золотистого стафилококка, начал второй поход по миру. И среди выживших в первый же год погибли те, кто не сумел хорошо подготовиться к зиме, не запасся едой, не имел источника энергии и защиты от банд мародеров, обчищающих деревни и города Мидлсекса.

«Бог да благословит Тома», — подумала она.

Только благодаря сверхъестественному умению ее мужа планировать все заранее они уцелели в своем горном селении. Снизив потребности до минимума, они жили совсем неплохо, часто находя неординарные и довольно неожиданные решения своих проблем. И все же были, были еще моменты — совсем не такие уж редкие, — когда ее палец буквально зудел от желания кликнуть мышкой. И она была не одинока в этой своей страсти. «Синдром тоски по удаленному доступу»; эта фраза была — пока не перестала казаться забавной — стандартной шуточкой на фоне нудной, рутинной работы по выживанию. Джейни скучала по удобствам своего прежнего дома, до эпохи Доктора Сэма, по своей замечательной машине, по телефонам, стереоустановкам, холодильнику, кондиционеру, средству от насекомых, теплу, которое не требовалось поддерживать неустанным трудом, и т. д., и т. д.

Сквозь запотевшее стекло она краем глаза уловила какое-то движение и стерла влагу манжетой свитера. Влажные полосы остались, но все равно теперь она видела своего бегущего по снегу сына Алекса. Чуть позади него мчалась Сара. На лице Джейни расплылась улыбка, а все роскошества и удобства, по которым она тосковала, показались мелкими и незначительными.

Семи лет от роду, Алекс был гибким, уверенным в движениях, хотя, как любой маленький мальчик, получал свою долю шишек, синяков и царапин, к большому огорчению матери-доктора. С самого момента своего рождения он был прекрасным созданием и неизменным источником радости, в особенности когда больше черпать ее было неоткуда. В самые тяжкие, мрачные зимние дни он умел вызвать смех и улыбку. Если Джейни или Том бывали расстроены, какая-то инстинктивная мудрость позволяла ему чувствовать это, и хватало одной его белозубой улыбки, чтобы вернуть им хорошее настроение.

Его появление на свет стало результатом взаимодействия двух сил: сильной воли и чудодейственного научного знания. Когда восемь лет назад они отгородились от внешнего мира и бушующей в нем новой эпидемии, Джейни было почти пятьдесят, она вышла из репродуктивного возраста, и вдобавок маточные трубы у нее были перевязаны. Она не раз спрашивала себя, о чем думала, когда делала эту операцию. Может, о том, что растить детей в почти первобытном мире — удел молодых женщин?

«Он прекрасен», — думала Джейни, глядя на играющего сына.

Она постучала по оконному стеклу, и он поднял взгляд. На его лице расплылась нежнейшая улыбка. Он помахал в ответ, уронив при этом снежок, который лепил. Попытался подхватить его, но тот совсем развалился. Джейни видела, как сын рассмеялся, хотя и не слышала ни звука.

Он вприпрыжку побежал к задней двери. Спустя несколько мгновений раздался скрип петель, а затем жизнерадостный детский смех.

— Вытри ноги! — крикнула она. — И вымой руки!

Во времена, когда ее дочь Бетси — да покоится она в мире! — была ребенком, Джейни мало волновала грязь на полу, поскольку с помощью пылесоса ее чудесным образом можно было удалить за несколько секунд. Сейчас Джейни и мать Сары, Кэролайн, выметали грязь метлами собственного изготовления, а коврики выбивали прутьями, словно какие-нибудь жительницы диких прерий.

Стирать тоже приходилось вручную, без отбеливания и стирального порошка, хотя у них имелась «солнечная сушилка» — длинная веревка, натянутая во дворе между двумя толстыми древесными стволами. Когда дневной свет угасал, Том, Майкл — муж Кэролайн — и другие мужчины заканчивали свои хозяйственные дела, возвращались домой, снимали пропотевшие носки, надевали домашние тапочки из овчины и усаживались за стол. Жены подавали приготовленный ими обед, после которого мужчины сидели с детьми, проверяя их домашние задания, пока женщины мыли посуду и приводили все в порядок.

Прямо как в добрые старые времена.

Джейни положила на жаровню курицу без головы и лап, добавила репы, моркови и совсем чуть-чуть картошки, которую приходилось экономить, чтобы хватило до нового урожая. Глазки картофеля уже высадили в жидкий питательный раствор, чтобы к моменту, когда почва оттает, их можно было пересадить в почву.

Глянув снова на ненавистный снег, она подумала: «Если это когда-нибудь произойдет».

Алекс с шумом ворвался в кухню и крепко обнял мать. Взгляд его карих глаз заметался по комнате в поисках чего-нибудь съестного.

— Что на ужин? — спросил он.

— Вот это. — Джейни кивнула на курицу. — Но она будет готова часа через полтора. Вам как раз хватит времени, чтобы сделать математику. Однако вы наверняка уже проголодались.

Она взяла тарелку с ломтиками яблок и поставила ее перед сыном и Сарой.

Он просиял и схватил несколько ломтиков.

— Спасибо, ма! Пошли! — Это уже относилось к Саре. — Математика!

Сара тоже не осталась равнодушна к яблокам, взвизгнула от удовольствия и побежала следом за Алексом.

«Кое-что в этом новом мире в полном порядке», — подумала Джейни.

Когда дети ушли, Джейни сделала все, что смогла, с курицей — дальним отпрыском тех тощих, выносливых созданий, которые сумели устоять перед птичьим гриппом. Несколько веточек высушенного дикого майорана улучшат вкус, но, увы, не структуру ткани. Впрочем, никого не волнует, что курицу приходится долго жевать. Это хорошая еда, и им повезло, что она у них есть.

Джейни вымыла руки и отправилась в лабораторию, которую Том организовал еще перед тем, как они отгородились от внешнего мира. Маленькая комната была битком набита оборудованием, в основном самым передовым по меркам тех времен, когда оно появилось тут восемь лет назад. По всему, что до них доходило, оно все еще оставалось таковым; со времени второго пришествия Доктора Сэма миру было не до науки. В одном углу стояли три ящика с контролируемой средой — больше похожие на террариумы, — в которых росли, соответственно, кофейное деревце, лимонное деревце и деревце какао. Все выглядели здоровыми и крепкими в тщательно подобранной для каждого атмосфере, поддерживаемой благодаря электричеству, которое, увы, приходилось жестко экономить. Северного солнца в это время года не хватило бы, чтобы согреть воздух в ящиках.

— Цветите, черт вас возьми! — пробормотала Джейни, осматривая деревья. — У вас есть все, что для этого нужно. Работайте.

Она вспомнила последний лимон, который купила за день до того, как оказалась здесь. Тогда она подержала его в руке, приложила к лицу, надкусила кожуру — чтобы запомнить аромат. Вспыхнуло воспоминание о другом лимоне, который ей когда-то подарили в Лондоне, но она отогнала его прочь.

В последний раз, когда Том и Майкл — официальные исследователи лагеря — выходили за его пределы, они, как обычно, вернулись примерно с дюжиной предметов, которые с мрачным юмором называли «следами Сэма»; это были просто хлопчатобумажные тампоны на палочках, которые они окунали или пачкали чем-то, возможно, несущим на себе следы штамма золотистого стафилококка. Вначале почти все, что они приносили, в значительной мере содержало эту ненасытную бактерию, пожирающую мир. Со временем ее процентное содержание постепенно уменьшалось; в последней партии перед этой оно составляло двадцать четыре процента.

Джейни напряженно вспоминала, когда была взята предыдущая партия. Со времени новой Вспышки бег времени изменился; они вели календарь, но уделяли ему не слишком много внимания, за исключением праздников, которые старались отмечать, чтобы эта привычка не утратилась, если нормальная жизнь вернется. В течение каждого конкретного дня время то бежало, то ползло — в зависимости от того, сколько оставалось дневного света. Теперь тьму не разгоняло искусственное освещение, поэтому дневной свет ценился очень высоко. Весеннее равноденствие должно было вот-вот наступить, и, по мере того как удлинялся день, все в лагере постепенно расслаблялись.

Джейни пролистала назад испачканные и потрепанные страницы своей записной книжки — аналога дневника Алехандро. Следуя примеру лекаря, она на протяжении всех этих восьми лет добросовестно делала в ней записи. Она пробегала пальцем по страницам прошлого года. Ага, вот оно! 24 апреля, дата предыдущего выхода наружу. Джейни вздохнула; надо же, почти одиннадцать месяцев прошло; нечасто же они рискуют покидать территорию лагеря.

Увы, их жизнь очень напоминала осаду времен Средневековья. Они были вынуждены затаиться внутри замка, в то время как враги открыто раскинули лагерь у самого основания его стен, ожидая малейших признаков подступающей слабости и зная, что в конечном счете вода и еда у осажденных иссякнут. Их врагами были не солдаты, а нечто гораздо более мелкое и смертоносное — ужасная, быстро размножающаяся бактерия, которой безразлично, сколько горшков с кипящим маслом сбрасывают на нее со стен замка. Джейни вспомнила, что Алехандро писал в дневнике о времени своего пребывания в Виндзоре, где он тоже практически находился в заточении. Только раз за все это время — по крайней мере, согласно его записям — он покинул безопасное убежище замка с отчаянной миссией милосердия, по приказу короля, пытавшегося таким образом умилостивить свою неспокойную совесть. Эта поездка добром не кончилась — как обычно происходит с вояжами такого рода.

Она надела маску и натянула виниловые перчатки, надеясь, что сегодняшнее их использование не станет той соломинкой, которая сломает спину верблюду. Они ведь ей еще понадобятся, и не раз. Когда перчаткам придет конец, единственным способом защитить себя останется тщательное мытье рук после работы. Том позаботился о снабжении лаборатории всем необходимым; когда они впервые пришли сюда, имелось несколько дюжин коробок с этими перчатками. Но кто знал, что их «зимовка» продлится восемь лет? А ведь ей и сейчас еще конца не видно.

Джейни вытаскивала шестнадцать образцов из футляров для зубных щеток по одному за раз и втыкала конец палочки каждого в кусок пластилина таким образом, чтобы хлопчатобумажные кончики не соприкасались друг с другом или с чем-нибудь еще. Делая это, она заносила в записную книжку названия мест, где, по сведениям Тома и Майкла, конкретно был найден каждый образец. Пронумерованные футляры для зубных щеток будут стерилизованы в кипящей воде для следующего использования, а сами палочки сожжены дотла — два проверенных временем метода уничтожения бактерий, такие же дешевые и эффективные, как во времена Алехандро. Хотя, судя по записям в его дневнике, кроме него самого и де Шальяка мало кто практиковал эти методы. Если предположения Джейни верны, три или даже меньше образцов проявят признаки заражения, а сама бактерия — хотя этого с уверенностью утверждать нельзя — окажется ослабевшей и ссохшейся. Она принялась проводить кончиком хлопчатобумажной ткани каждого образца по поверхности предметных стекол, чтобы потом по очереди рассмотреть их под микроскопом.

Джейни нравилась эта работа, и ее охватило знакомое чувство предвкушения; это было что-то вроде того, чем она занималась в прошлой жизни. Хотя нельзя сказать, что здесь ей совсем негде было применить свои умения; она провела несколько хирургических операций, включая экстренное удаление матки — кровавое действо, на которое у нее едва хватило инструментов и оборудования. Не раз во время этой операции Кэролайн приходилось открывать перед глазами Джейни копию «Анатомии Грея», чтобы она лучше ориентировалась в некоторых деталях женских внутренних органов. Это помогло, но не так чтоб уж очень — вскрыв живот Лорейн, она обнаружила там жутко разросшуюся опухоль. На страницах «Анатомии» остались кровавые полосы — напоминание о том изнурительном дне, когда Джейни получила возможность столь трагически проверить свое мастерство. Тогда она благодарила Бога за то, что у нее хватило предусмотрительности дать своей пациентке достаточно мощный наркоз, так как операция затянулась.

— Покойся в мире, — прошептала она.

Джейни очень недоставало умершей подруги.

Фокусировка микроскопа осуществлялась вручную — автоматика требовала слишком много электричества, — поэтому она медленно поворачивала диск до тех пор, пока стекло не стало отчетливо видно. Она поглядела в окуляр, рассчитывая увидеть обычный ассортимент странных мертвых клеток, но неожиданно ее внимание привлекло что-то движущееся в углу поля зрения.

Ее первой мыслью было, что это «мушка» в глазу, они часто стали досаждать ей в последнее время, и это вызывало беспокойство. Она подвигала стекло таким образом, чтобы угол оказался в центре.

— Хорошо. Давай посмотрим, что ты тут вытворяешь.

Непонятное нечто ответило на этот призыв утолщением своих боков.

Джейни дала большее увеличение.

— Ага, похоже, ты живая. Давай-ка глянем, кто ты такая.

Ее охватило чувство возбуждения и отчасти вины; она ученый, и в самой ее природе заложено стремление разбираться в том, что вызывает интерес, каким бы отвратительным и смертоносным оно ни было.

Никаких сомнений: на стекле перед ней была живая бактерия, выглядевшая очень знакомой.

— Но ты не Доктор Сэм.

Джейни зачарованно наблюдала, как бактерия проходит через стадии митоза и распадается на две отдельные. Это было что-то новенькое.

«И надо же — на самой первой пробе, — с удивлением подумала она, вытаскивая стекло и откладывая его в сторону. — Это о чем-то говорит или просто случайность?»

Она записала свои наблюдения в записную книжку и перешла к следующему стеклу. И оно, и третье ничего примечательного не содержали.

Однако на четвертом оказался тот же микроб.

Джейни просмотрела все оставшиеся образцы и, закончив, повторила процесс, чтобы быть уверенной в точности своих наблюдений. Заражение составляло почти семьдесят процентов.

Она накрыла поднос с образцами стеклянной крышкой, сняла перчатки и маску. Долго мыла руки над лабораторной раковиной, пока они не покраснели. Прежде чем вернуться на кухню, Джейни заглянула к Алексу и Саре, в тысячный раз осознав, что при одном их виде сердце переполняется почти болезненным чувством любви. Они трудились за своими грифельными досками, негромко переговаривались друг с другом и не заметили ее.

Быстрый взгляд на курицу в печи показал, что она уже начинает покрываться коричневой корочкой, да и восхитительный аромат уже наполнил помещение. Джейни надела стоящие около задней двери сапоги и вышла наружу, на ходу застегивая пуговицы пальто. Быстрым шагом пересекая двор, она заметила Терри, который ровными рядами укладывал дрова, чтобы они быстрее просохли.

— Где Элейн? — спросила Джейни.

— Мелет муку.

Кандидат экономических наук Стэнфордского университета мелет муку.

«Логично», — подумала Джейни, сочтя иронию судьбы безупречной, поскольку никто лучше Элейн не понимал ценности ее хозяйственных трудов.

— Если увидишь, скажи ей, что обед примерно через час.

— Ладно.

Том должен быть на электростанции, проверять, все ли в порядке; его ежедневная обязанность — обеспечивать надежную работу охранной системы лагеря в темноте. Скрипя сапогами по снегу, Джейни сквозь парок своего дыхания заметила, что солнце садится. Закат был дивный, розовый, почти апокалипсический в своей совершенной красоте.

В другой раз она непременно остановилась бы, чтобы полюбоваться заходящим солнцем. После всех ужасов Вспышек она научилась понимать и ценить прелесть каждого прекрасного момента жизни — потому что в этом новом мире их было несравненно меньше, чем моментов тягот и жестокости. Однако сегодня она продолжала идти, поскольку хотела как можно скорее сообщить новую информацию.

Дверь в здание электростанции была приоткрыта; Джейни заглянула внутрь, но Тома там не обнаружила. Зато она заметила цепочку свежих следов на снегу, отправилась по ним и нашла своего мужа, который счищал снег с проводов, тянущихся к ветряной мельнице. Он был без шапки, несмотря на холод и тот факт, что его волосы заметно поредели. Со временем он похудел и стал сильнее — как того требовали физические условия выживания. Он часто шутил, что юридическое образование никак не подготовило его к этой фазе жизни, однако неизменно добродушно воспринимал обстоятельства, в которых они теперь оказались.

Улыбка у него была юношеская, как всегда.

— Моя прекрасная жена. Вот это мило!

Джейни не растаяла в его объятиях, как обычно, просто быстро обняла его и тут же отпустила. Том сразу почувствовал ее напряженность.

— Что случилось? — спросил он. — Кто-то заболел?

— Нет.

Озноб страха пробежал по телу, и Джейни вздрогнула. Почувствовав это, Том притянул ее к себе.

— Нет, — повторила она еле слышно. — По крайней мере, пока.