"Грехи распутного герцога (перевод Lady" - читать интересную книгу автора (Джордан Софи)Глава 8— Вставай, ты, последний содомит! Доминик накрыл голову подушкой, повторяя себе, что этот резкий голос, ворвавшийся в его сознание, просто ночной кошмар. Его голос. Он не мог быть здесь. И всё–таки, даже убеждая себя в обратном, Доминик понимал, что в его спальне сейчас стоит именно он. Письмо Руперта Коллинза добралось до Доминика даже через два континента. И когда он обнаружил, что нога его внука ступила на английскую землю, он не стал дожидаться приглашения. Доминик почувствовал, как конец трости приземлился в опасной близость от его бока. Кровать содрогнулась от очередной попытки деда привести внука в чувство: — Я сказал, вставай! Издав стон, он скинул подушку и посмотрел на последнего человека, которого хотел бы видеть. Но он знал, что если вернётся в Англию, то ему снова придётся увидеть лицо этого ублюдка. Рано или поздно. Его дед никогда не обманывал ожиданий. Конец трости добрался до его рёбер. — Вставай! В этот момент взгляд старика наткнулся на татуировку Доминика. Указывая на неё трясущимся пальцем, он с дрожью в голосе спросил: — Ты носишь символ Сатаны? Доминик удивился: — Что? Это? — Этот знак символизирует зло. Скривив рот, он ответил: — Значит, я должен его носить. Морщинистые губы его деда превратились в тонкую полоску. Он был лишь своей собственной тенью. И не был похож на ужасающий образ из юности Доминика. Доминик отбросил трость с кровати и откинулся на подушки с преувеличенным вздохом. — Итак, ты до сих пор жив. Седые брови его деда взлетели вверх. — К твоему разочарованию. Я знаю, тебе ничего не надо, кроме уверенности в том, что я умер и гнию в могиле. Доминик пожал плечами — праздное обманчивое движение, поскольку кончиками пальцев он коснулся внутренней стороны ладони, ощутив сморщенный след от шрама, который он получил в девять лет – нежный возраст, что говорить. Он вздохнул, почти почувствовав вонь тлеющей плоти. Его собственные крики эхом отдались в голове – он умолял миссис Пирс, любимицу его деда, остановиться, убрать раскалённую до бела кочергу от его ладони. — Я не мог отправиться к Создателю, пока я не сделал всё, что мог с помощью тебя. — Ты имеешь в виду, что ты ещё не закончил? — Бог знает, я старался. Старался уберечь тебя от участи твоего отца, но осталась ещё одна вещь, которую я могу сделать для тебя. — Я немного стар для того, чтобы терпеть твои обычные наказания. Кроме того, разве миссис Пирс ушла на покой и перестала быть твоей фавориткой? Доминик наклонил голову. Старая дородная женщина пугала его в детстве. И на то была причина. Он согнул лежащую на боку руку. Взгляд его деда скользнул к согнутой руке. — Она поймала тебя за игрой в карты. Твой отец буквально зарыл в землю герцогство, играя. Её реакцию можно было понять, – он вздохнул. – Мне дали право опеки над тобой… — Потому что единственным живым родственником по линии моего отца была немощная старая тётка. — Потому что я был викарием и вторым сыном барона. Они знали, что тебе нужен хороший духовный наставник, коим твой отец никак не мог быть. — Да, и миссис Пирс была глубоко духовным и хорошо…. Что–то проскользнуло во взгляде его деда. Тихим голосом он сказал: — Я отчитал её за столь жёсткие меры наказания в тот день. — Но ты всё–таки сохранил ей место в качестве моей гувернантки. — У неё были благие намерения. От всего сердца. Как и у меня. В конце концов, в твоих венах течёт кровь твоего отца… Руки Доминика сжались на покрывале. Он слышал это много раз подряд. — Что ты тут делаешь? — Доминик устало махнул рукой. – Бросаешь мне вызов, придя в эту знаменитую обитель порока? — Моя последняя надежда на спасение твоей бессмертной души – это увидеть тебя в здравии и хорошо устроенным. Я не смогу насладиться Раем, пока тебе не будет хорошо. Если ты женишься на богобоязненной девушке, как только представится такой шанс, и не отвернёшься от такой возможности, как это сделал твой отец… — И это всё, что поддерживает в тебе жизнь? Чтобы от тебя избавиться, мне просто нужно быть «в здравии и хорошо устроенным»? — Доминик задал этот вопрос с кажущейся лёгкостью, несмотря на то, что внутри у него всё клокотало от гнева, по венам разливался огонь. Он скрестил руки за головой, все еще ощущая шрам на своей ладони. — Брак, хм? Да, здесь есть, о чём подумать. Глубокие морщины стали чётче проглядываться на лице его деда, делая его похожим на грустную собаку. Поразительно, что его прекрасная мать – как все говорили, уже настолько прекрасная в семнадцать лет, что заманила в ловушку брака герцога, — дочь этого человека. — Действительно. У меня уже есть список подходящих кандидаток, — он похлопал по своему жакету в том месте, где, должно быть, он и был спрятан. – Очень приличные девушки. Может, обдумаешь это? – джентльмен сжал в руках трость и, казалось, ждал ответа Доминика. Потягиваясь в постели, он ткнул подушку несколько раз. — Нет, проклятье! Ты вовсе не похож на здорового и бодрого старика. Держу пари, что ты не протянешь и до конца зимы, – он жестоко улыбнулся, ярость закипела в нём, такая же сильная и ударяющая в голову, как хороший кларет. — Итак, ты оставишь всё как есть? – дед сверлил её взглядом холодных, хорошо знакомых глаз. Он сложил загрубевшие руки на своей трости. – О, я слышал все эти слухи о тебе. Рассказы о твоих подвигах докатились и до Англии. Ты стал таким же, каким был твой отец. Доминик улыбнулся, получая удовольствие от осуждения в глазах деда. В детстве он изо всех сил пытался добиться одобрения этого человека. Безуспешно. После очередной неудачи, он решил, что проще жить, не принимая во внимание ожидания деда, а лучше – идти против них. — Разочаровывать тебя – одно из моих самых главных стремлений в жизни. — Ты не задумывался о наследнике? Горечь затопила Доминика. — Чтобы продолжить великую традицию этой семьи? — он повертел головой, ослабляя напряжение в плечах. – Нет, спасибо. Без сомнений, он вёл бы себя по–другому, если бы его дед не был таким человеком. Доминик бы не старался забыться в грехе и пороке при каждом удобном случае, чтобы сбежать от одиночества. Он бы не был таким порочным… настолько, чтобы повергнуть в бегство такую женщину как Фэллон О’Рурк. Хорошую женщину. Подходящую. Такую, кого, скорее всего, одобрил бы его дед, — даже, если она не очень высокого происхождения, какой она и была, как он предполагал. Руперта Коллинза больше волновало моральный облик человека, а не его положение в обществе. И Доминик также одобрял её. Одобрял? Чёрт. Не самое подходящее слово, но как ещё можно было описать его чувства, если мысли о ней постоянно осаждали его. К несчастью, он больше её не увидит. Голос деда оторвал Доминика от мыслей о Фэллон О’Рурк. — Я хотел вырастить тебя богобоязненным человеком. Страх. Да, человек, сидящий напротив, научил его многому, что касается страха. Такими способами, которых он никогда не забудет. Он вспомнил тяжёлые шаги миссис Пирс, приближающейся к детской. Ощущения от удара трости по спине. Ожог от раскалённой до бела кочерги на своей ладони. Холодные, бесконечные ночи, проведённый на коленях в часовне, чувство ужасного голода во время поста. Миссис Пирс заполняла всю жизнь Доминика. Весь его мир. Мир, который его дед считал подходящим для своего внука. И весь его мир был наполнен страданиями. Сердце Доминика превратилось в камень, когда он посмотрел на человека, который теперь был единственным его родственником; человека, который позволил этой женщине иметь такую власть над его внуком. — Я лучше буду служить дьяволу, чем твоему Богу. — Не богохульствуй! Доминик улыбнулся, получая удовольствие, провоцируя деда. — Я полагаю, миссис Пирс не удалось выбить из меня дьявола в детстве? Дед сверлил его испепеляющим взглядом. Он сжал руки на медном набалдашнике своей трости. Прошло довольно много времени, прежде чем он развернулся и покинул комнату. Звук трости постепенно затихал. Снова растянувшись на постели, Доминик чувствовал себя человеком, выигравшим в драке. Но почему же это не было похоже на триумф? |
|
|