"Если бы красота убивала" - читать интересную книгу автора (Уайт Кейт)

Глава 9

Во вторник утром я проснулась около половины восьмого. От лежания на диване у меня ныла спина, но зато я проспала до самого утра, ни разу не проснувшись. Я поставила на плиту чайник и пошла в кабинет за новой общей тетрадью.

Каждый раз, когда я получаю очередное задание написать статью, я первым делом достаю общую тетрадь и пишу сверху на первой странице рабочее название будущей статьи. По мере того как я набираю материал и беру интервью (для этой цели у меня есть диктофон и блокнот для стенограмм), я записываю в общую тетрадь свои личные наблюдения, главные моменты интервью, первые выводы, направления, которые стоит разработать, какие-то кусочки информации, с которыми я пока не знаю что делать, и, наконец, там же набрасываю общие контуры статьи. Именно в процессе этой работы будущая статья начинает обретать в моей голове форму. Хотя сам текст статьи я набираю на компьютере, для того чтобы запустить мозг в работу, сначала мне нужно обязательно писать карандашом от руки. Случается, что именно в процессе записи в общую тетрадь мне удается увидеть какие-то факты или обстоятельства в совершенно новом свете. Думаю, если у меня как у пишущего человека есть какая-то характерная особенность, то это она и есть. Интервьюер из меня довольно посредственный, мне всегда трудно касаться чьих-то открытых ран, но зато я умею заметить то, что упускают из виду все остальные.

Хотя я не получала официального задания написать статью о смерти Хайди, я собиралась действовать точно так же, как если бы я его получила. Я открыла тетрадь и написала на первой странице сверху: «Смерть няни». Не знаю, почему я выбрала именно такое название, просто оно как-то сразу пришло мне в голову. Затем я надела первые попавшиеся джинсы и футболку, вернулась в кухню и приготовила себе кофе. Прихватив чашку с собой, я прошла в кабинет и взяла карандаш. Следующие сорок пять минут я занималась тем, что записывала все, что узнала о деле Кэт, включая вопросы, которые у меня возникали в связи с этим.

Около девяти я позвонила Кэт, чтобы договориться о времени и месте встречи. Она предложила встретиться за ленчем в маленьком ресторанчике на Медисон-авеню. По ее голосу я почувствовала, что она очень, очень взвинчена. Повесив трубку, я достала из сумочки записную книжку. Нашла телефон одной моей знакомой, Меган Фокс, и стала ей, звонить. Меган — заместитель редактора «Лучшего дома», мы с ней несколько раз общались в гостях у нашей общей подруги, и хотя нас нельзя назвать закадычными подругами, мы относился друг к дружке с симпатией, и я рассудила, что Меган охотно поделится со мной всем, что знает о смерти своего босса. С тех пор как Лесли огорошила меня предположением о возможной связи нашего дела со смертью Такера Бобба, я все пыталась придумать, у кого бы можно было поживиться информацией о его смерти, и самой подходящей мне показалась Меган. Я наткнулась на автоответчик и оставила сообщение, что мне нужно с ней поговорить.

Кроме того, я зашла на несколько интернет-сайтов, посвященных грибам. Когда я только начинала писать, мне обычно приходилось проводить многие часы в библиотеке, собирая информацию, но в наше время почти все, что нужно, можно найти в Интернете. Вот только отчетов о судебных заседаниях в Сети не найти, за ними все равно приходится тащиться в суд и любезничать с толстыми мрачными служащими, передвигающимися со скоростью черепахи.

Оказалось, что у нас в Соединенных Штатах ядовитых грибов полным-полно. Можно заболеть от одних только названий: «язык дьявола», «коноцибе смертельный», «мозговой гриб», «ядовитый пылильщик», но больше всего мне понравилось название «потогонный клитоцибе».

В начале двенадцатого я выключила компьютер и переоделась в черные брюки и желтый свитер. Прежде чем выйти из дому, я еще раз проверила голосовую почту по рабочему номеру — да-да, в напрасной надежде, что туда мог позвонить Кайл. Черта с два он позвонил! Мне вспомнились слова одной моей подруги: «Они все не звонят и не звонят, и тогда ты начинаешь в них влюбляться».

Поскольку до встречи с Кэт у меня оставалось свободное время, я решила поехать подземкой и села на станции у Астор-плейс, это всего в паре кварталов от моего дома. Ресторан, как оказалось, находился в квартале от дома Кэт, на углу Мэдисон-авеню и Девяностой. На этом отрезке Мэдисон-авеню напоминает европейскую улицу: большинство зданий не выше четырех этажей, в нижнем этаже расположены магазины, галереи и рестораны, над окнами многих из них натянуты красочные тенты — желтые, голубые или в красную и белую полоску.

В ресторан я вошла ровно за минуту до назначенного времени. Это было небольшое заведение во французско-средиземноморском стиле. Зал был почти пуст, и официант, не переставая говорить с кем-то по телефону, жестом показал мне, что я могу садиться куда угодно. Я села и несколько минут только и делала, что осматривалась по сторонам. Наконец официант подошел, вручил мне меню и спросил, что я буду пить. Я объяснила, что нас будет двое, и пока заказала себе чай со льдом.

Кэт опоздала на двадцать минут. Я увидела ее в окно, когда она спешила через дорогу на углу Мэдисон и Девяностой. Поскольку Кэт жила буквально за углом, было вполне естественно, что она пришла пешком, но я все равно была поражена, увидев ее идущей. Обозреватель рубрики светских сплетен как-то заметила, что Кэт редко проходит пешком больше десяти футов. Когда Кэт открыла дверь, все посетители, которые появились за эти двадцать минут, как по команде повернули головы и уставились на нее. На Кэт было платье без рукавов табачного цвета; кроме коричневой кожаной сумки, при ней была еще крошечная сумочка, которая вполне подошла бы Барби. Туфли леопардовой раскраски с ремешком вместо пятки прилично открывали пальцы. Две светского вида дамочки за соседним столиком неодобрительно покосились на ее голые ноги — они не знали, что Кэт носит колготки только три самых холодных месяца в году, да и тогда лишь если температура опускается ниже нуля. Кэт села на стул напротив меня, сняла темные очки, положила их на столик и знаком подозвала официанта.

— Ты уже выбрала, что будешь?

Это был скорее не вопрос, а утверждение. Видимо, Кэт рассудила, что раз я сижу в ресторане довольно долго, то успела выучить меню наизусть. Как только официант подошел, мы сделали заказ: салат «Никосия» для меня и тушеного ягненка для Кэт.

— Новости есть? — спросила я.

— Я велела Карлотте выбросить всю еду, какая есть в доме, И купить все заново. Сегодня утром звонил Фарли. Мы с ним обсудили список гостей, он хотел знать; кто есть кто.

— А что организаторы питания? Ты им позвонила, спросила про конфеты?

— Да, я разговаривала с Маверик, владелицей фирмы, она сама присутствовала на вечеринке. Она помнит, что видела на столике в холле коробку конфет, на коробке было написано, что это трюфели, и на крышке был цветок.

— Она не убирала эту коробку?

— Нет. Я на всякий случай попросила Карлотту посмотреть везде, где могла бы лежать коробка.

— Значит, гипотеза подтверждается — конфеты предназначались тебе.

— Хочешь услышать кое-что забавное? — с сарказмом усмехнулась Кэт. — Маверик сказала, что одна из ее помощниц спрашивала, не надо ли выложить конфеты на тарелку и выставить в гостиной. Она подумала, что кто-то принес их на вечеринку в качестве угощения. Маверик предусмотрительно справилась у Одри, и та не велела открывать конфеты ни под каким видом. Представляешь, что было бы, если бы она выставила эти трюфели на стол? Мне даже подумать об этом страшно.

— А меня вот что удивляет: Хайди взяла конфеты в четверг вечером, но, по-видимому, до субботы к ним не притрагивалась.

— Может, она припрятала их до тех времен, когда ее потянет на шоколад. — Кэт сменила тему. — Слушай, Бейли, ты знаешь, от чего умер Такер Бобб?

— Ночью я как раз говорила на эту тему с Лесли. Кажется, она сомневается, на самом ли деле он отравился ядовитыми грибами или это всего лишь слухи.

— А вдруг правда? Вдруг одно с другим связано? Может, все это часть какого-то заговора?

Я с минуту подумала над ее словами, помешивая холодный чай соломинкой.

— Во всяком случае, это странно, и тебе нужно поставить в известность полицию. Тем временем я поспрашиваю у знакомых, посмотрим, что мне удастся выяснить. Но в любом случае факт остается фактом: тот, кто повинен в смерти Хайди, в четверг вечером был в твоем доме. И нам стоит подумать о каждом из гостей.

— Кстати, я принесла то, что ты просила… ну, резюме на всех. Одри прислала их мне по электронной почте.

Кэт достала из сумки объемистый конверт из коричневой бумаги и пододвинула его ко мне по столу.

— Здесь все? — спросила я, убирая конверт теперь уже в мою сумку.

— Все, кроме одного парня из производственного отдела, его резюме мы найти не смогли. Но я с ним, по-моему, ни разу и словом не перемолвилась.

— Может, он как раз и надеялся услышать от тебя это самое слово.

— Да уж, это проблема, — буркнула Кэт. — Они все ожидают, что я буду с ними нянчиться и не роптать, когда они приносят мне паршивую верстку или статьи, столь же «захватывающие», как инструкции к японской видеотехнике.

— Давай поговорим о людях, — предложила я. — Ты полагаешь, что нет никого, кто был бы очень резко настроен против тебя, за исключением Долорес. Но нам все-таки придется пройти весь список, фамилию за фамилией. Расскажи, с кем у тебя какие отношения.

Кэт начала с самого близкого круга, не придерживаясь никакой системы. С Одри у Кэт отношения, как она особо подчеркнула, просто прекрасные. Одри — женщина сорока двух лет, поседевшая раньше времени, — занимала пост ответственного секретаря и блестяще управляла делами Кэт. Каждый вечер она уходила с работы вскоре после шести, дома ее ждала собака по кличке Мучи, свободное время она посвящала книжному клубу и, похоже, вовсе не вспоминала о существовании «Глянца» до утра, когда снова приходила на работу.

— А ты не видишь ничего особенного в том, что она не разрешила выставить на стол шоколадные конфеты и оставила их для тебя?

— Нет, она просто позаботилась обо мне.

Саша, директор отдела моды. Она работает в журнале уже два года, превысив рекорд пребывания в этой должности на тринадцать месяцев. По словам Кэт, Саша — первая из руководителей отдела моды, кто считается с ее мнением, и Кэт выразила свою признательность тем, что предоставила ей больше самостоятельности. Примерно через год работы Саша однажды получила крупный нагоняй за то, что вышла за рамки бюджета: во время съемок модной коллекции она организовала для участников съемки дорогущий ленч, включавший мясное филе, фаршированное трюфелями, но потом они с Кэт как-то помирились.

Следующей шла Рейчел. Как я и подозревала, между ней и Кэт существовало некоторое напряжение. Кэт слышала из двух разных источников, что Рейчел хитростью подстроила себе ленч с Гарри, владельцем компании, Кэт чувствовала, что Рейчел была бы рада утвердиться в роли ее заместителя, особенно потому, что с недавнего времени продажи в киосках стали падать — впервые после прихода в журнал Кэт.

— Неужели она думает, что сможет управлять «Глянцем» лучше тебя? — спросила я.

— Представь себе, думает, — фыркнула Кэт. — В последнее время она стала критиковать мой выбор обложек, а как-то раз во время совещания я заметила, что она идиотски ухмыляется. Позже, в моем кабинете, я устроила ей разнос — возомнила себя слишком умной. Она вообразила себя Тиной Браун,[5] а ведь до того, как я наняла ее на работу, самым крупным ее достижением было «Открытие», что Дженнифер Энистон за три года не съела ни кусочка хлеба и ни единой картофелины.

— Тогда почему ты ее просто не уволишь? — спросила я.

— У нее луженая глотка. Ты же знаешь, какой это геморрой — иметь дело со знаменитостями, а она ухитряется добывать нам нужных людей.

Официант принес ленч, и разговор на время прекратился — мы занялись едой. Мой салат выглядел не слишком аппетитно, казалось, он залежался на тарелке, и я ковыряла в нем вилкой без особого энтузиазма. Кэт потыкала жаркое вилкой, не сразу решившись взять его в рот. Я поняла, что она теперь еще долго будет волноваться из-за еды. Немного пожевав, я сказала:

— Ладно, давай продолжим. Какие у тебя отношения с Полли?

Кэт отложила кусок жаркого и подцепила вилкой стручок зеленой фасоли.

— Кажется, нормальные.

— Что значит «кажется»?

Кэт закатила глаза.

— Ты же знаешь Полли. Она не очень-то счастлива. Может, для нее что-нибудь и изменилось бы, если бы она сбросила фунтов двадцать пять и перестала вести себя как дура всякий раз, когда ей встретится приличный парень.

— Забудь сейчас об этом. — Я постаралась скрыть раздражение. — Можно сказать, что у вас с ней в общем и целом нормальные отношения?

Пауза. Наконец Кэт сказала:

— Не совсем. Мне кажется, она все еще на меня дуется.

— Послушай, Кэт, выкладывай все, не заставляй меня вытягивать из тебя по одному слову.

Я положила вилку на край тарелки и откинулась на спинку стула. Кэт вздохнула.

— Ну хорошо. Пару месяцев назад Гарри задумал выпускать журнал по садоводству. Полли об этом прослышала и предложила себя на пост главного редактора. Я не поддержала ее кандидатуру, и она каким-то образом об этом узнала. До меня дошли слухи через отдел кадров, что она была вне себя от ярости, но мне напрямую она так ничего и не сказала.

— А почему ты решила, что она не подходит для той работы? Мне кажется, что это как раз для нее.

— Я знаю, что ты обожаешь Полли, я и сама считаю ее талантливой. Но для того, чтобы быть главным редактором, мало умения хорошо редактировать тексты и сочинять заголовки на обложку. Нужно обладать даром предвидения и уметь воплотить свой замысел в жизнь. Я сомневаюсь, что Полли по силам высшая должность.

— Вакансию уже закрыли?

— Да, и Полли это знает, но официально об этом будет объявлено только через несколько недель. Главного редактора берут из Англии.

Бесшумно подошел официант, забрал тарелки и принял заказ на кофе. Пока он кружил вокруг стола, я молчала. Если честно, откровения Кэт меня потрясли. Для многих работа под ее началом стала своего рода карьерным трамплином. И хотя Кэт всегда бесновалась, когда кто-то бежал с ее корабля, мне казалось, что вообще-то она довольна своей репутацией человека, взращивающего таланты. До сих пор я не слышала, чтобы она зарубила на корню чей-то шанс на успех. Я задумалась, на самом ли деле Кэт считает Полли неспособной занять пост главного редактора или просто побоялась ее потерять — особенно теперь, когда продажи журнала далеки от рекордных. Наконец я прервала молчание:

— Ладно, переходим к Лесли.

Я думала, что этот пункт пройдет легко. Но, к моему удивлению, Кэт долго молчала, покусывая кончик пальца.

— Что такое?

— Ты, конечно, знаешь, что рабочие отношения у нас с ней идеальные. Многие считают, что с ней трудно работать, но без нее мне бы ни за что не удалось поднять «Глянец» буквально с самого дна.

— Но?..

— Понимаешь, вчера вечером я кое-что вспомнила. Несколько месяцев назад произошел очень странный инцидент, ничего серьезного, но я теперь стараюсь не упускать ни единой мелочи. У Лесли и Клайда есть загородный дом в Литч-филде, недалеко от нашего. Как-то раз после вечеринки Лесли позвонила мне и стала обвинять в том, что я якобы заигрывала с Клайдом. Я просто ушам своим не поверила.

— А ты заигрывала?

— Что ты! Нет, конечно! Не стану утверждать, что я в принципе против флирта и что я никогда ни с кем не заигрываю, но в этом случае, клянусь Богом, все было чисто по-дружески. Клайд — довольно замкнутый тип, а в тот момент ему не с кем было поговорить, вот я его и пожалела. Видно, не зря говорят, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

— Как тебе показалось, Лесли сильно расстроилась?

— Расстроилась, но ненадолго. Меня так и подмывало сказать ей, что она спятила, но я удержалась и постаралась сгладить конфликт. Я сказала, что прошу прощения, что я всего лишь пыталась по-дружески поддержать разговор и все такое. Мне показалось, что после этого все вернулось на свои места. Это, конечно, пустяк, но я решила, что должна тебе рассказать.

— А как насчет остальных гостей? — спросила я. — Мог кто-нибудь из них иметь на тебя зуб? Долорес пока оставим, давай подумаем о репортерах, авторах, редакторах других журналов. У тебя есть причины подозревать кого-нибудь из них?

— Нет. С большинством из них я даже не знакома.

— А как обстоит дело с младшим персоналом «Глянца», особенно с теми, кто работал еще при Долорес? Мог кто-нибудь из них затаить на тебя злобу?

— Нет, не думаю. То есть я, конечно, запретила готовить в офисе поп-корн, потому что терпеть не могу его запах, но вряд ли только из-за этого кто-нибудь попытается меня убить.

— Значит, единственный человек, который тебя на дух не переносит, это Долорес?

— Да, но, как я уже говорила, с какой стати ей убивать меня именно сейчас? Ее выперли из журнала больше четырех лет назад, и хотя она меня терпеть не может, за это время страсти постепенно улеглись. Она выпустила свою дурацкую книгу, теперь ее только это и интересует.

— А ты задумайся, — возразила я, — почему бы ей не отомстить тебе именно сейчас, когда ее никто не заподозрит? Я хочу найти какой-нибудь предлог с ней встретиться и, так сказать, прощупать ее.

Я помешала каппучино, перемешивая сливки с кофе, потом предложила:

— Давай на минутку вернемся к Такеру. Ты ведь его знала? Вы часто с ним общались?

— Да что ты! Я его терпеть не могла. Вскоре после того, как я получила работу в «Глянце», он пригласил меня на ленч в «Четыре сезона» и обращался со мной так, будто я его племянница из Айдахо, впервые приехавшая в большой город. Когда он представлял меня своим знакомым, я все ждала, скажет ли он, что я сама шью себе платья.

— Ваши пути часто пересекались? Может, вы заседали вместе в каких-нибудь комитетах?

— Нет, если мне удавалось этого избежать. Я встречалась с ним на деловых приемах, но это и все.

— А что ты скажешь о редакторах других женских журналов? Тебе часто приходилось иметь с ними дело?

— Нет. Ты ведь знаешь, я стараюсь, чтобы «Глянец» был не таким, как другие журналы, и мне не нравится, когда нас стригут под одну гребенку.

— Но кто-нибудь мог мысленно объединять тебя с ними, как ты думаешь? Воспринимать тебя как часть чего-то или как ответственную за что-то, что ему не нравилось?

— Есть один момент, но думаю если мы будем разрабатывать эту версию, то пойдем по ложному следу. Я говорю об абортах. Думаю, все главные редакторы выступают против запрета абортов, и иногда я получаю гневные письма от сторонников запрета. Эти одержимые считают нас кем-то вроде заговорщиков.

— Очень сомневаюсь, что этот случай может быть связан с проблемой абортов. Конечно, среди противников абортов попадаются настоящие психи, которые и убить могут, но они обычно используют пули и бомбы, а не отравленные трюфели.

Я сделала глоток кофе и слизнула с верхней губы молочную пенку.

— Ладно, для начала я сконцентрирую усилия на двух версиях. Первое, это сотрудники «Глянца». Я просмотрю все резюме, возможно, у меня появятся какие-нибудь соображения. Хочу проверить, не работал ли кто-нибудь из них раньше у Такера в «Лучшем доме». Было бы неплохо, чтобы ты вспомнила последние несколько недель и подумала, не было ли случаев, когда кто-то из младшего персонала был обижен, зол или просто вел себя странно. И второе. Я собираюсь прощупать Долорес. Как ты думаешь, могли у нее быть причины ненавидеть Такера так же, как тебя?

— Насколько я знаю, нет. Хотя, наверное, ее раздражало, что ее выгнали с поста, а его — нет.

Кэт знаком велела официанту принести счет, сама его оплатила, мы взяли свои вещи и вышли на улицу. Медисон-авеню к этому времени бурлила, тротуары заполнили ученицы частной школы — девочки в коротеньких, почти не прикрывающих попки юбочках, пожилые дамы в костюмах от Шанель, малыши на серебристых самокатах и мамаши с колясками, которые каких-нибудь полгода назад ворочали двадцатимиллионными страховыми фондами, а теперь выглядели так, словно им больше всего на свете нравилось выгуливать детей. У тротуара стоял лимузин с включенным двигателем. Я поняла, что он ждет Кэт, только когда увидела, как она поймала взгляд водителя.

— Тебя подвезти? — спросила она, водружая на нос темные очки.

— Не нужно, я хочу пройтись. Я тебе позвоню, если найду в резюме что-нибудь интересное. Береги себя.

— Беда в том, что я даже не знаю толком, чего именно мне следует бояться. Представляешь, я даже выбросила зубную пасту и купила новую! Это похоже на бред, правда? Когда я об этом задумываюсь, мне хочется плакать.

— Ты придешь сегодня в редакцию?

— Нет. Вообще-то я собиралась отправиться туда сразу после ленча, но теперь мне что-то не хочется. У меня есть другие дела; пожалуй, я еще один день поработаю дома.

В этот самый момент, словно уловив какой-то тайный сигнал от Кэт, водитель выскочил из машины и распахнул перед ней дверцу лимузина. Кэт села на заднее сиденье, и тут мне пришла в голову одна мысль:

— Подожди, у меня есть еще один вопрос. — Я наклонилась к открытому окну. — Я не спросила тебя про Кипа. Можешь что-нибудь о нем сказать?

К моему величайшему изумлению, Кэт залилась краской, причем у нее покраснело не только лицо, но и шея. Румянец был неяркий, но разлился быстро, как будто сквозь белую салфетку просочилось каберне.

— Нет, ничего. Я довольна его работой, и мы хорошо ладим.

— Я слышала, некоторые жалуются на его высокомерие.

— Со мной он держится нормально. Как я уже говорила, он хорошо делает свое дело. Мне нечего больше сказать.

Должно быть, водитель понял эту фразу как желание пассажирки закончить разговор, потому что лимузин тут же тронулся. Пока водитель плавно встраивал машину в поток транспорта, двигавшийся по Медисон-авеню, я успела бросить Кэт «Пока!».

Часы показывали половину второго, я повернула на восток, держа в уме общее направление на Лекс-лайн, но не особенно торопясь. Моей целью было пройтись не спеша и как следует подумать. Я шла на ленч с Кэт в надежде продвинуться в своем расследовании, услышать, что Кэт вспомнила нечто существенное, но получила я совсем не то, что ожидала. Во-первых, я узнала, что она предала Полли. Возможно, Полли была в бешенстве, но мне об этом она не обмолвилась ни словом. Вопрос в том, достаточно ли она зла на Кэт, чтобы попытаться ее отравить? Полли мне очень правится, и мне трудно думать о ней как о возможной подозреваемой. Затем Лесли. Случай, о котором рассказала Кэт, выглядел довольно странно. Не скрывается ли за ее рассказом нечто большее, что-то такое, о чем она умолчала? И еще одно, достаточно важное: что у нее с Кипом? Думаю, Кэт не догадывалась, что покраснела и что я заподозрила ее в неискренности, но мне было совершенно ясно, что ее заявление «мне больше нечего сказать» — полное вранье.

Есть ли у нее что-то с Кипом? И если да, то знает ли об этом Джефф?

Дойдя до угла Лекс-лайн и Восемьдесят восьмой, я вдруг сообразила, что нахожусь всего в паре кварталов от кофейни «Старбакс», где работает Джоди. Хайди больше не была центром расследования, но перед тем, как окончательно поставить точку в ее деле, мне хотелось пообщаться с Джоди.

На этот раз он был на месте. Джоди оказался симпатичным, очень смуглым парнем лет под тридцать. Когда я вошла, он в черной бейсбольной кепке и зеленом переднике задвигал стулья под освободившиеся столики. Я представилась. По его реакции стало ясно, что ему рассказали о моем недавнем визите. Он предложил мне выйти на улицу, мы прошли через боковую дверь в переулок и остановились в нескольких футах от мусорного контейнера.

Оказалось, что Джоди из тех парней, на которых лучше смотреть с расстояния футов в десять. Вблизи его карие глаза казались слегка косыми, а сросшиеся брови придавали лицу угрюмое выражение. Во время разговора я заметила, что у него есть неприятная привычка каждые несколько секунд отбрасывать со лба челку, лично мне это действовало на нервы.

— Понимаю, как вам должно быть тяжело, — сказала я, когда он прислонился к стене дома.

— Это еще мягко сказано. И я не могу ничего узнать.

— А что вы хотите знать?

— Что вообще произошло? — угрюмо спросил Джоди. — Я просто хочу знать, что случилось.

— Сейчас пока этого никто точно не знает. Похоже, Хайди чем-то отравилась. Полицейские с вами еще не беседовали?

Фарли говорил, что допрашивал Джоди, но я сделала вид, будто мне это неизвестно.

— Да, они приходили сюда в воскресенье.

— И чем они интересовались?

— Спрашивали, принимала ли Хайди наркотики, не было ли у нее депрессии и все такое, в общем, по полной программе… Они много чего спрашивали. Я им сказал, что она почти не брала в рот спиртного, а насчет депрессии в тот уик-энд… я понятия не имею, была она у нее или нет. У меня был выходной, и я уехал из города. Кроме того, мы с Хайди больше не встречаемся, я теперь редко ее вижу.

— Куда вы ездили в эти выходные?

Джоди отбросил челку.

— В Нью-Джерси, на мотогонки. И у меня есть свидетели, которые могут это подтвердить.

— Когда вы в последний раз видели Хайди?

— Я заходил к ней на прошлой неделе. В тот вечер ее хозяйка Кэт давала какой-то прием, Хайди была занята, и я не успел с ней и парой слов перемолвиться.

Джоди посмотрел на часы, потом на дверь кафе.

— Мне пора возвращаться, как, вы сказали, вас зовут?

— Бейли. Бейли Веггинс.

Я достала визитную карточку и протянула ему, попросив звонить, если ему что-нибудь понадобится, однако я сомневалась, что он позвонит.

Направляясь к станции подземки, я задумалась о Хайди. На меня снова нахлынули мысли и образы, которые я некоторое время довольно успешно гнала от себя. Поблекшие глаза, волосы, испачканные засохшими рвотными массами, мокрые зеленые полотенца… Из-за того, что Хайди стащила эти чертовы трюфели, она умерла ужасной смертью, совсем одна.

В этом деле было очень много вопросов, но после разговора с Кэт за ленчем меня особенно настойчиво грыз один: не слишком ли убийца рисковал, оставив конфеты на столике в холле? Было очевидно, что конфеты принесены в подарок хозяйке, так что убийца резонно полагал, что до конца вечера они будут лежать на прежнем месте, искушая Кэт. Но убийца должен был сознавать, что с коробкой вполне могло произойти нечто непредсказуемое. Например, Кэт могла открыть коробку и пустить ее до кругу (впрочем, это маловероятно, поскольку Кэт не любит делиться, но, как оказалось, персонал, обслуживавший вечеринку, чуть было не сделал именно это). Кроме того, кто-то из домочадцев мог открыть коробку и съесть конфеты до того, как до них бы добралась Кэт (что и произошло в действительности).

Конечно, очень может быть, что для убийцы это не имело значения, возможно, он учел и такой вариант и был даже рад внести хаос в жизнь Кэт. В каком-то смысле последний вариант развития событий особенно страшен. Одно дело — жаждать смерти врага, и совсем другое — попутно убивать ни в чем не повинных случайных людей. Положение стало казаться мне еще более опасным, чем раньше. К тому же я очутилась в эпицентре всего этого кошмара.