НИКОЛАЙ ЧУДОТВОРЕЦ

I

Учитель-пенсионер Николай Иванович Волин вышел на прогулку, как обычно, в восемь часов. Четвертый год он не работает — оставил школу и превратился в свободного человека. У него масса времени, с которым он не знает, что делать. Время осаждает его с утра до вечера и даже ночью, когда не спится. Школа перешла от него к дочери, тоже учительнице, Ольге Николаевне. Живут они вдвоем. Жену Николай Иванович похоронил, когда девочке шел пятый год. Сейчас Ольге — двадцать один.

Сельцо Битюжное, из сорока четырех дворов, лежит на холме и состоит из двух улиц — центральной и боковой. На центральной улице клуб, магазин и бригада, с широким двором и навесом, под которым прячутся от дождя сеялки, бригадная автомашина. Школа и домик Николая Ивановича в начале улицы, на холме, а внизу протекает речка — Зеленая. Тут же, между холмами, лес: черемушник да калина.

В лесу Николай Иванович знает каждую мочажину и тропинку. Он и сейчас идет по улице, к лесу. Не спешит, да и спешить ему не к чему. Останавливается у бригадных ворот. Раньше здесь был колхоз «Заря», а теперь — бригада. Основная власть на селе — бригадир Лапшин, бывший ученик Николая Ивановича. Как раз он вышел из бригадного дома.

— Отдыхаете? — спрашивает у Николая Ивановича.

— Отдыхаю, Сережа.

— Все в лес? — Бригадир знает привычки старого учителя.

— Хожу-брожу. Гербарий Оленьке делаю.

Учитель еще поговорил бы с бригадиром, но тому недосуг: поправляет подпругу на лошади — едет в правление, в Жарове.

Перейдя мост через Зеленую, Николай Иванович сворачивает с дороги в гущину леса. Нужно нарвать горицвета. Растет горицвет на Круглой Поляне. Спуститься в ложок, потом подняться на Скальную Гриву — тут и Поляна.

Покой и сонная зелень обступают учителя. Тропинка петляет среди деревьев — его тропинка, Николая Ивановича. Он протоптал ее. Умрет — а тропинка, след его на земле, останется. Но еще много дней Николай Иванович будет ходить сюда так, как сейчас.

Спустился в ложок. Здесь сырее, выше трава. А вот и подъем на Скальную Гриву. Там и тут встречаются полянки-латочки. Старик пробирается от одной полянки к другой и вдруг останавливается. Впереди голоса — женский, взволнованный, и мужской, внешне спокойный, но и в нем проскальзывает тревога:

— Неужели застряли, Бин?

— Потерпи, Лола, пока не знаю причины.

— Я боюсь…

— Чего ты боишься?

— Кто-нибудь обнаружит нас.

— Место заброшенное. И неполадка, я думаю, пустячная.

— В каком мы году, Бин?

— В тысяча девятьсот семьдесят пятом.

— О, Бин…

Странные звуки, будто железо царапает о железо. И опять:

— Бин…

— Что, Лола?

— Вдруг это надолго?

— Не знаю. Что-то с ведущим контуром.

Голоса — впереди и чуть в стороне от тропинки. Николай Иванович сделал два-три шага, раздвинул кусты. Сперва он ничего не понял: увидел что-то голубое с золотом и двоих, наклонившихся, как ему показалось, над выпуклым зеркалом.

— Помоги мне выправить. — Мужчина упирался в зеркало руками, как если бы хотел приподнять его.

Женщина тоже уперлась руками в зеркало — руки ее были голыми до плеч, тонкими и нежными.

— Тяжело, Бин… — пожаловалась она.

— Надо ее поставить нормально, Лола, — сказал мужчина и опять потянул за край зеркала. Шевельнулись кусты.

Тут Николай Иванович рассмотрел, что они стоят возле машины.

Видимо, машина потерпела аварию — свалилась на кусты и стояла накренившись. Выпуклое зеркало — это крыша машины, отшлифованная до блеска и отражавшая небо. Мужчина пытался выправить машину, стоял спиной к Николаю Ивановичу. Женщина, наоборот, — лицом. Старалась помочь мужчине стянуть машину с кустов, от усилия закусила губу.

— Тяжело… — опять пожаловалась она.

— Совершенно необходимо поставить машину нормально. Так она не улавливает силовых линий магнитного поля.

— Знаю, Бин, но что я могу поделать?

— Ну-ка, еще раз, вместе, — сказал мужчина.

Тут глаза женщины встретились с глазами Николая Ивановича.

— Бин… — произнесла она.

Мужчина почувствовал страх в ее голосе, обернулся. Теперь они оба глядели на Николая Ивановича. Учитель отметил твердые черты лица мужчины, капли пота на лбу. Лицо женщины было нежнее. Николай Иванович назвал бы его красивым, если бы его не портил страх.

Целую минуту они смотрели друг на друга — незнакомцы и Николай Иванович. За это время учитель заметил в одежде и в них самих много странностей. Легкое платье женщины в золотых блестках, волосы перехвачены обручем, который замыкался под подбородком тонким, еле видимым жгутом. Такой же обруч был на голове мужчины. Руки у него тоже были обнажены до, плеч, каждый мускул на них как литой. Одежда у обоих из легкой отсвечивающей ткани — сиреневой у мужчины и серой у женщины. Оба высокие, разгоряченные, видимо, непривычной работой — машина, скособоченная, не поддалась их усилиям.

— Не могу ли я быть полезен? — спросил Николай Иванович и в знак приветствия незнакомцам снял с головы шляпу.

Незнакомцы не отвечали.

— У вас — авария?.. — спросил Николай Иванович.

К счастью, он не посчитал их за диверсантов, не кинулся вызывать милицию. Николай Иванович от природы был кротким, доверчивым человеком, и первое, что пришло ему в голову, было вполне поддающимся объяснению: вездеход на воздушной подушке потерпел аварию, и пассажиры нуждаются в помощи. Он охотно поможет им.

Мужчина поднял руку ко лбу, отер пот над бровями.

— Да… — сказал он. — У нас авария.

Втроем они стянули машину с кустов, поставили ее на землю.

— Вот так! — сказал удовлетворенно Николай Иванович. — Куда же вы едете?

Ни появление Николая Ивановича, ни то, что он, засучив рукава, помог путешественникам стянуть машину с кустов, не привели их так в замешательство, как этот простой вопрос. Но и ответ, в свою очередь, не менее ошеломил Николая Ивановича, когда мужчина сказал:

— Мы едем… посмотреть мамонтов.

— Мамонтов?.. — переспросил Николай Иванович.

— Меня зовут Бин, — словно решившись на что-то, сказал мужчина. — Ее, — кивнул на спутницу, — Лола. Давайте знакомиться, как ваше имя?

— Николай Иванович, — ответил учитель. — Но… при чем тут мамонты?

— Мы едем в прошлое, — сказал Бин. — Из будущего.

— Значит, это… это… — пролепетал учитель, оглядывая машину, — сверкавшую золотом и стеклом, — машина времени?

Бин кивнул утвердительно, Лола участия в разговоре не принимала.

— И вы издалека? — спросил Николай Иванович.

— Из две тысячи семьсот пятьдесят восьмого года.

— О!.. — только и произнес Николай Иванович.

Горел ослепительный день, пели птицы, две цветные бабочки летели одна за другой над поляной. Ничто не походило на сон. И эти двое не походили на сон. Какой сон, если Николай Иванович помнит до мельчайших подробностей, как он сегодня утром вставал и завтракал, разговаривал с Ольгой, с бригадиром Сергеем. И все-таки он сказал:

— О, господи… — хотя в бога не верил и вел на селе атеистическую пропаганду.

Лола спросила:

— Что вы сказали?

— Так, игра слов… — Николай Иванович смешался. И тут же сказал: — Как хорошо вы говорите по-русски.

— Мы не говорим по-русски, — сказала Лола. — Это лингвист-переводчик, — она показала на вмонтированный в головной обруч прибор наподобие микрофона. — С таким же успехом нас будут понимать пещерные люди…

Сказав последнюю фразу, она смутилась, однако Николай Иванович не понял ее бестактности — он был несказанно поражен.

— Однако, — пробормотал он, — что же мы стоим здесь? Пойдемте ко мне — будете гостями.

— Извините, — ответил Бин. — Надо исправить поломку. — Он нагнулся к машине.

— Скажите, — спросила Лола Николая Ивановича, — как сейчас называется эта местность?

— Алтайский край, — ответил Николай Иванович.

— Слышишь, Бин? — воскликнула Лола.

На протяжении следующего получаса Лола разговаривала с учителем. Они отошли в тень старой березы — солнце поднялось выше, и стало жарко. Бин копался в открытом моторе. Машина не походила ни на одну из современных машин. Это был эллипсоид — капля воды, как можно видеть ее на оконном стекле. Утолщенная впереди и опадающая назад. Сходство с каплей придавала ей выпуклая крыша — не то стекло, не то зеркало, — отражавшая небо, деревья. Ниже, по окружности эллипсоида, было смотровое стекло, широкое спереди, суживавшееся к задней части машины. Ни колес, ни каких-либо опор Николай Иванович не заметил — стекло упиралось в днище машины. Собственно, это была кабина, с откидными сиденьями, приборным щитом и мотором, похожим на авиационный — сквозь стекло видно, что он сконструирован в виде звезды; Бин последовательно рассматривал все его пять лучей.

Лола с нетерпением поглядывала на Бина. Это не мешало ей отвечать на вопросы Николая Ивановича и задавать вопросы ему.

Вот что узнал от нее Николай Иванович. Лола и Бин — биологи. В Зоологическом Парке Планеты они восстанавливают виды животнцх, существовавших на Земле во все времена. Сейчас 1они возрождают фауну ледниковой эпохи: в Парке есть шерстистые носороги, саблезубые тигры. Нет мамонтов. Но они привезут мамонтов — оплодотворенные яйцеклетки и вырастят их искусственно. Конечно, это будет нелегко сделать, но они с Бином справятся. Смогли же они вырастить четырех мегатериев. За ними пришлось съездить подальше — в третичный период!.. «Как называется у вас эта местность, Алтайский край?» — спросил Николай Иванович. «Чуть-чуть по-другому, — ответила она, — Алтаа — корень, как видите, проследить можно». — «А Россия?» — спросил Николай Иванович. «Сейчас — Единое Человечество, — ответила Лола. — Стран, как было когда-то, нет. Планета делится на климатические пояса: Экваториальный, два Умеренных, два Субумеренных и два Полярных. Алтаа в Северном Умеренном поясе… Расы? — продолжала она отвечать на вопросы Николая Ивановича. — Что такое расы?.. У нас Единое Человечество. Страшно ли путешествовать во времени? Не страшнее, чем в Надпространстве. Нет, аварий не бывает. Неполадки случаются. Выручает Служба Контроля. Обычно выпутываемся сами…»

— Как там у тебя, Бин? — обернулась она к своему спутнику.

— Кажется, нашел, — буркнул Бин, не разгибая спины.

— Вот видите! — сказала Лола, лицо ее просияло. — Неудобно задерживаться в цивилизованном прошлом, — чистосердечно признавалась она. — Встречи с аборигенами всегда нежелательны. Рождаются толки, мифы… Другое дело, когда изучаешь эпоху Ренессанса или этрусков. Тогда учишь язык, манеры. Это дело историков… А вы расскажите о себе, Николай Иванович.

Николай Иванович рассказывал о себе неохотно. Что он мог рассказать? О школе, где четыре класса помещаются в одной комнате? О деревушке, из которой он лет двадцать не выезжал? Ему хотелось больше узнать от Лолы.

— Зачем у вас обручи вокруг головы? — спрашивал он.

— Барраж, — отвечала Лола. — Мезонный барраждля обеззараживания воздуха.

— Как движется машина?

— Энергия передвижения — магнитное поле Земли. Источник неисчерпаемый…

— Лола! — позвал от машины Бин.

— Вот и все, Николай Иванович. Будем прощаться.

Они подошли к машине, Бин уже держал дверцу открытой.

— Спасибо вам, — протянул он руку учителю.

Лола тоже пожала ему руку своей слабой и нежной рукой:

— Спасибо, Николай Иванович. Что бы вам оставить на память?

— Лола… — предостерегающе сказал Бин.

— Ах, Бин! — воскликнула она. — Давай хоть раз нарушим инструкцию! Все эти запреты, правила…

— Будь благоразумной, Лола.

Лола порылась в небольшом саквояже.

— Вот вам, Николай Иванович. От меня с Бином, — протянула учителю очки с крупными стеклами.

Николай Иванович взял очки из ее рук.

— Для вас и для дочери, — кивнула из кабины Лола: под березой Николай Иванович рассказал ей об Ольге. — И никому… — Лола хотела что-то сказать еще, но Бин включил моторы. Машина качнулась и на какуюто долю секунды, показалось Николаю Ивановичу, затуманилась, будто ему застлало глаза.

— Прощайте… — услышал он голос Лолы.

— Прощайте, — Бин присоединился к ней.

— Прощайте, — сказал Николай Иванович, но не был уверен, слышали ли его. Контур машины размылся, исчез — у ног Николая Ивановича осталась помятая и затоптанная трава, рядом — сломанный куст.

Пели птицы, вдали погромыхивало — надвигалась гроза. Николай Иванович повертел очки в руках и надел их. Очки не увеличивали, стекла казались обыкновенными.