"Тридцать Шесть Валентинок" - читать интересную книгу автора (Куинн Джулия)

Глава 4

На его карманных часах, а Дэвид знал, что шли они безукоризненно точно, было ровно сорок шесть минут первого, и Дэвид был совершенно уверен, что сегодня четверг, а на календаре третье февраля одна тысяча восемьсот четырнадцатого года.

И именно в этот момент, точно в 12:46 в четверг 3 февраля 1814 года, Дэвид Мэнн–Формсби, граф Ренминстер, осознал три неопровержимые истины.

Первая заключалась в том, и если быть точным, это больше походило на мнение, чем на факт, что катание на коньках оказалось настоящим бедствием. Лорд и леди Моленд заставили своих бедных дрожащих слуг возить по льду тележки с сэндвичами и мадерой, что, возможно, было бы замечательной идеей, если бы слуги имели хоть малейшее понятие о том, как маневрировать на льду, который там, где не был скользким, был предательски бугристым, благодаря постоянно дувшим ветрам в период замерзания.

В результате к пирсу слетелась целая стая довольно мерзких голубей, набросившихся на выпавшие из опрокинутой тележки сэндвичи, а бедный несчастный лакей, вынужденный бросить тележку, теперь сидел на берегу, приложив к лицу носовой платок, поскольку голуби клевали его до тех пор, пока он не сбежал со сцены.

Вторая истина, которую понял Дэвид, была еще менее приятной. И заключалась она в том, что лорд и леди Моленд решили пригласить гостей с единственной целью найти жену для их болвана–сына Дональда, и они решили, что Сюзанна подходит также, как и любая другая. И, в конце концов, они выловили ее и вынудили вести беседу с Дональдом в течение целых десяти минут, пока Сюзанна не спаслась бегством. (Тогда они бросились к леди Каролине Старлинг, но Дэвид решил, что это уже не его проблема, и Каролина вынуждена была придумывать, как ей выйти из создавшегося положения).

Третья истина почти заставила его стереть зубы в порошок. А заключалась она в том, что Сюзанна Бэлистер, которая так мило утверждала, что не умеет кататься на коньках, оказалась маленькой лгуньей.

Он должен был понять это в ту самую минуту, как она вытащила коньки из своей сумки. Это были вовсе не такие коньки, которые все остальные привязывали к ногам. Собственные коньки Дэвида считались последним достижением и состояли из длинных лезвий, прикрепленных к деревянным платформам, которые он привязывал к своим ботинкам. Лезвия Сюзанны были несколько короче, чем обычные, но гораздо важнее то, что они уже были прикреплены к ботинкам. Поэтому ей необходимо было переобуться.

– Я никогда не видел таких коньков, как эти, – прокомментировал он, наблюдая за нею с интересом, в то время как она шнуровала ботинки.

– Э–э, такие мы используем в Сассексе, – сказала она. Он не мог определить, была ли краска на ее щеках румянцем смущения или всему виной был ледяной ветер. – Не надо беспокоиться о том, что коньки могут отвязаться от ботинок, если они уже прочно к ним прикреплены.

– Да, – сказал он, – я думаю, что это хорошее преимущество, особенно если Вы не являетесь опытным конькобежцем.

– Э–э, да, – пробормотала она. Затем закашлялась, после чего она посмотрела на него и улыбнулась, хотя улыбка, честно сказать, скорее походила на гримасу.

Она перешла к другому ботинку, ее пальцы проворно двигались, завязывая шнурки, несмотря на то, что были одеты в перчатки. Дэвид молча наблюдал за ней, но вскоре не смог удержаться от комментария:

– И лезвия короче.

– Мои? – пробормотала она, взглянув на него.

– Да, – сказал он, передвинув свою ногу так, чтобы его конек встал рядом с ее. – Посмотрите. Мои по крайней мере на три дюйма длиннее.

– Что ж, вы – более высокий человек, – ответила она, улыбаясь ему со своего места на скамейке.

– Интересная теория, – сказал он, – если не принимать во внимание тот факт, что мои лезвия стандартного размера. – Он махнул рукой на реку, где бесчисленные леди и джентльмены со свистом рассекали лед… или падали на свои попы. – У всех коньки больше похожи на мои.

Она пожала плечами и позволила ему помочь ей встать.

– Я не знаю, что вам на это ответить, – сказала она, – за исключением того, что такие коньки как мои весьма распространены в Сассексе.

Дэвид посмотрел вокруг: на бедного, несчастного Дональда Спенса, который получил ощутимый толчок в спину от своей матери, леди Моленд. Моленды, он был практически уверен, происходили из Сассекса, но их коньки совершенно не походили на те, что были на Сюзанне.

Дэвид и Сюзанна проковыляли к краю льда, – действительно, кто не знает, как трудно идти на коньках по земле? – и затем он помог ей ступить на лед.

– Следите за равновесием, – проинструктировал он, наслаждаясь тем, как она сжимала его руку. – Помните, что главное – в коленях.

– Спасибо, – пробормотала она. – Я помню.

Они продвигались все дальше по льду, Дэвид вел их к менее загруженной части катка, где ему не надо будет волноваться, что в них врежется какой–нибудь фигляр. Сюзанна, казалось, чувствовала себя на льду вполне естественно, отлично держала равновесие и полностью отдалась ритмичным движениям скольжения на коньках.

Дэвид сузил глаза, начиная кое–что подозревать. Трудно было вообразить кого–то, кто также быстро научился бы кататься на коньках, как эта худенькая девушка.

– Вы катались на коньках прежде, – сказал он.

– Несколько раз, – призналась она.

Только чтобы увидеть, что произойдет, он быстро остановился. Она тут же остановилась, превосходно справившись с задачей, не потеряв равновесия ни на секунду.

– Возможно, больше чем несколько раз? – спросил он.

Она прикусила нижнюю губу.

– Возможно, даже больше дюжины раз? – спросил он, скрестив руки на груди.

– Э–э, возможно.

– Почему вы сказали мне, что не умеете кататься?

– Хорошо, – сказала она, скрестив руки на груди, прекрасно имитируя его позу, – быть может потому, что искала повод отказаться от приглашения.

Он отшатнулся, сначала удивленный ее честностью, но затем скорее восхищенный ею. Статус графа, особенно богатого и влиятельного, предполагал наличие определенных преимуществ. Но наличие знакомых, честно высказывающих свое мнение, в их число не входило. Дэвид не мог вспомнить ни одного, кто, смотря ему в глаза, сказал бы то, что он действительно думает. Окружающие имели склонность говорить ему только то, что они считали, он хотел услышать, а это, к сожалению, редко бывало правдой.

Другими словами, Сюзанна была достаточно храбра, чтобы сказать ему то, что думала. Дэвид был поражен тем, сколько удовольствия это ему доставило, хотя, по правде говоря, она оскорбила его.

А потому она заслужила его улыбку.

– И вы передумали?

– Насчет катка?

– Насчет меня, – произнес он мягко.

Ее губы приоткрылись, его вопрос поверг ее в шок.

– Я… – начала она, и он видел, что она не знала, как ответить. Он начал говорить что–то, спасая ее из возникшего неудобного положения, но тут она удивила его, подняв к нему взгляд, и с той прямотой, которую он нашел столь соблазнительной, совершенно просто сказала: – Я все еще думаю.

Он тихо рассмеялся.

– Полагаю, это означает, что я должен буду приложить немало усилий для убеждения.

Сюзанна покраснела, и он понял, что она подумала об их поцелуе.

Ему это понравилось, поскольку он сам мало еще о чем мог думать в течение прошедших нескольких дней. Сознание, что она испытывает то же самое, сделало его пытку немного более терпимой.

Но сейчас было не время и не место для обольщения, и потому вместо этого он решил выяснить, насколько сильно она лгала о своих навыках катания.

– Насколько хорошо Вы катаетесь на коньках? – спросил он, отпуская ее руки и слегка подтолкнув ее. – Правду, пожалуйста.

Она, не колеблясь ни секунды, со свистом пронеслась вперед на несколько футов и затем стремительно остановилась, выполнив все великолепно.

– На самом деле, почти хорошо, – ответила она.

– Насколько хорошо?

Она улыбнулась. Не совсем искренне.

– Довольно хорошо.

Он скрестил руки на груди.

– Насколько хорошо?

Она мельком взглянула на лед, оценила положение людей вокруг и затем рванула прямо в его направлении.

И в то время, когда он был уже совершенно уверен, что она врежется в него, свалив их обоих, она выполнила аккуратный легкий поворот и обогнула его, под конец вернувшись назад, откуда начинала, в двенадцатичасовое положение.

– Внушительно, – пробормотал он.

Она сияла.

– Особенно для того, кто не катается на коньках.

Она продолжала сиять, но ее глаза стали немного робкими.

– Какие еще приемы? – спросил он.

Казалось, она колеблется, потому Дэвид добавил:

– Продолжайте. Хвастайтесь. Я даю Вам разрешение.

Она рассмеялась.

– О! Что ж, если оно у меня есть … – Она откатилась на несколько шагов, затем остановилась и стрельнула в него взглядом, полным озорства. – Я никогда и не мечтала сделать это без Вашего разрешения.

– Конечно, нет, – проворчал он, но его губы предательски подрагивали.

Она огляделась, очевидно, чтобы удостовериться, что у нее есть пространство для маневра.

– Никто даже не смотрит в Вашу сторону, – сказал он. – Лед полностью в Вашем распоряжении.

Полностью сконцентрировавшись, она прокатилась на коньках несколько ярдов, пока не достигла желаемой скорости, и затем, к его полному удивлению, она начала вращение.

Вращение. Он никогда не видел ничего подобного.

Ее ноги не отрывались ото льда, но так или иначе она совершила оборот раз, два, три…

О боже, она сделала пять полных оборотов прежде, чем, сияя от радости, остановилась.

– Я сделала это! – выкрикнула она, звонко смеясь.

– Это было удивительно, – сказал он, подкатившись к ней. – Как Вам это удалось?

– Я не знаю. Я никогда прежде не выполняла пять полных оборотов. Только три, иногда четыре, если мне очень везло, а половину попыток я заканчивала падением. – Сюзанна говорила быстро, охваченная волнением.

– Напомните мне не верить Вам в следующий раз, когда Вы скажете, что чего–то не умеете делать.

У нее была своя причина, из–за которой его слова вызвали у нее улыбку. И эта улыбка проникла глубоко в самое сердце и душу. Она провела последние несколько месяцев, чувствуя себя неудачницей, всеобщим посмешищем, постоянно напоминая себе обо всем, что не могла или не должна была делать. И вот сейчас этот человек – этот замечательный, щедрый, умный мужчина – говорит ей, что она может делать все, что угодно.

И поддавшись магии момента, она почти поверила ему.

Сегодня вечером она вернется к действительности, напомнив себе, что Дэвид – граф, и даже хуже – Мэнн–Формсби, и что она, вероятно, пожалеет о том, что ее видели с ним. А пока, в это самое время, когда снег и лед блестят на солнце подобно алмазам, когда холодный ветер словно пробудил ее после длительного, глубокого сна, она просто собирается наслаждаться жизнью.

И она рассмеялась. Она смеялась здесь и сейчас, не думая о том, как она выглядит, и как звучит ее смех, и если кому–то вздумалось бы наблюдать за нею, то он вполне мог принять ее за сумасшедшую. Она смеялась.

– Вы должны рассказать мне, – сказал, подъехав к ней, Дэвид. – Что Вас так позабавило?

– Ничего, – сказала она, все еще не отдышавшись. — Я не знаю. Я счастлива, вот и все.

Что–то изменилось в глубине его глаз. Раньше он смотрел на нее со страстью, даже с жаждой, но теперь она заглянула глубже. Словно он только что впервые взглянул на нее и никак не мог оторвать от нее взгляда. Возможно, это был натренированный взгляд, и он использовал его и прежде на тысячах женщин, о, нет, как же Сюзанне не хотелось так думать.

Как давно она не чувствовала себя особенной.

– Возьмите меня за руку, – сказал он, и она взяла, и вскоре они молча заскользили по льду, двигаясь медленно, но плавно, стараясь вовремя избегать других катающихся.

И тут он задал ей вопрос, которого она никак от него не ожидала. Его голос был спокойным и почти небрежным, но его напряжение выдавала рука, крепко сжимавшая ее руку.

– Что, – спросил он, – Вы видели в Клайве?

Каким–то образом Сюзанне удалось не споткнуться, а продолжить движение также плавно, как и прежде. Ее голос звучал ровно и невозмутимо, когда она произнесла:

– Это звучит так, словно вам безразличен ваш брат.

– Ерунда, – ответил Дэвид. – Я не пожалел бы жизни для Клайва.

– Да, конечно, – сказала Сюзанна, поскольку никогда в этом не сомневалась. – Но Вам он нравится?

Прошло несколько секунд, и их лезвия восемь раз коснулись льда прежде, чем Дэвид наконец сказал:

– Да. Клайв нравится всем.

Сюзанна решительно взглянула на него, собираясь уже попенять ему за уклончивый ответ, но заметила по выражению лица, что он намеревается сказать больше.

– Я люблю своего брата, – сказал Дэвид. Каждое слово он произносил медленно, как будто принимая окончательное решение за секунду до того, как озвучить его. – Но я вижу его недостатки. Однако у меня есть некоторая надежда, что женитьба на Харриет поможет ему превратиться в более ответственного и зрелого человека.

Неделю назад Сюзанна посчитала бы его слова оскорблением, но теперь она приняла их просто как изложение фактов, чем они в сущности и являлись. И ей показалось, что будет справедливым ответить на них с той же прямотой и искренностью, с которыми они были высказаны.

– Мне понравился Клайв, – сказала она, чувствуя, как погружается в прошлое, – потому что, о, я не знаю, полагаю, потому, что он всегда выглядел таким счастливым и свободным. Это было заразительно. – Она беспомощно пожала плечами. В это время они как раз огибали угол пирса, инстинктивно замедляя движение, поскольку приблизились к остальной части катающейся на коньках публики. – Не думаю, что я единственная попалась на это, – продолжала она. – Всем нравилось находиться рядом с Клайвом. Почему–то… – Она задумчиво улыбнулась, с сожалением. Воспоминания о Клайве были сладостно–горькими.

– Почему–то, – закончила она тихо, – все рядом с ним улыбались. Особенно я. – Она пожала плечами, ее движение выглядело почти извинением. – Было так волнующе касаться его руки.

Она посмотрела на Дэвида, который слушал ее с напряженным вниманием. Но в нем не было ни гнева, ни обвинения. Только любопытство, потребность понять.

Сюзанна легко вздохнула. Было трудно облечь в слова то, что она никогда не пыталась проанализировать.

– Когда ты с Клайвом, – сказала она в итоге, – все кажется…

Потребовались еще несколько секунд, чтобы подобрать правильные слова, но Дэвид не торопил ее.

– Более ярким, – закончила она наконец. – Вам понятно? Словно он несет в себе свет, и все, чего он касается, кажется немного лучше, чем есть на самом деле. Все кажутся более красивыми, пища становится вкуснее, цветы пахнут более сладко. – Она повернулась к Дэвиду с серьезным выражением лица. – Вы понимаете, что я хочу сказать?

Дэвид кивнул.

– Но в тоже время, – сказала Сюзанна, – я думаю, что он светил так ярко, и все вокруг так ярко сияло, что я не замечала чего–то. – Она задумчиво нахмурилась, пытаясь найти слова, отражающие то, что она чувствовала. – Я не замечала того, что должна была.

– Что Вы имеете в виду? – спросил он, и когда она заглянула в его глаза, то поняла, что он не смеется над ней. Ему действительно важен ее ответ.

– На балу у Уортов, например, – сказала она. – Пенелопа Фэзерингтон помогла мне избежать довольно неприятной ситуации.

Брови Дэвида сошлись на переносице.

– Не уверен, что я знаю ее.

– Это – мой пунктик. Я практически не замечала ее в течение всего прошлого лета. Не поймите меня неправильно, – уверила она его. – Я, конечно, никогда не была с ней жестока. Если только… по неосторожности. Я не обращала внимания ни на кого вне моего небольшого круга. Круга Клайва, по правде говоря.

Он кивнул с пониманием.

– А оказывается, что она, как ни странно, очень хороший человек. – Сюзанна искренне на него посмотрела. – Летиция и я нанесли ей визит на прошлой неделе. Она очень умна, но мне вечно не хватало времени, чтобы заметить это. Жаль… – Она сделала паузу, покусывая свою нижнюю губку. – Я думала, что была лучше.

– Думаю, что Вы преувеличиваете, – сказал он мягко.

Она кивнула, смотря куда–то вдаль, словно могла найти ответы, в которых нуждалась, на горизонте.

– Возможно. Полагаю, что я не должна ругать себя за свое поведение прошлым летом. Было так весело, Клайв был так хорош, и было очень увлекательно находиться рядом с ним. – Она задумчиво улыбнулась. – Очень трудно отказаться от того, чтобы постоянно быть в центре внимания, чувствовать, что тебя любят и восхищаются тобой.

– Клайв? – спокойно спросил Дэвид.

– Все.

Их лезвия рассекли лед и раз, и два прежде, чем он ответил:

– Итак, Вы любили не самого человека, а способ, которым он заставил Вас это почувствовать.

– Есть отличие? – спросила Сюзанна.

Казалось, Дэвид глубоко задумался над этим вопросом прежде, чем нашел ответ:

– Да. Да, думаю, что есть.

Сюзанна почувствовала скорее удивление, что его слова заставили ее думать о Клайве строже и дольше, чем она когда–либо себе позволяла. Она подумала, затем повернулась и открыла рот, чтобы заговорить, но тут…

БАМ!

Что–то внезапно врезалось в нее, лишив дыхания, заставив лететь по льду до тех пор, пока она с силой не врезалась в сугроб.

– Сюзанна! – завопил Дэвид, быстро подъезжая к ней. – С Вами все в порядке?

Сюзанна моргала и задыхалась, пытаясь стряхнуть снег с лица, ресниц, волос и, в общем, отовсюду. Она приземлилась лежа на спину, отчего казалась почти похороненной.

Она что–то пробормотала, это вероятно был вопрос – она не была уверена, спросила ли она, кто, что, или как, но затем, когда она сумела освободить от снега глаза, то сразу увидела женщину в зеленом бархатном пальто, ускользающую прочь.

Сюзанна прищурилась. Это была Энн Бишоп, уж ее–то Сюзанна знала очень хорошо с предыдущего Сезона! Она не могла представить, что Энн собьет ее и затем сбежит с места действия.

– Почему эта маленькая…

– Вам больно? – спросил Дэвид, прервав ее весьма эффектно тем, что присел возле нее.

– Нет, – проворчала Сюзанна, – хотя я не могу поверить, что она сразу укатила, не узнав о моем состоянии.

Дэвид посмотрел через плечо.

– Боюсь, ее и след простыл.

– Что ж, у нее должно иметься веское оправдание, – пробормотала Сюзанна. – Ничто другое кроме смерти не будет считаться приемлемым.

Дэвид, казалось, боролся с улыбкой.

– Хорошо, кажется, Вы не ранены, и Ваши умственные способности явно находятся в рабочем состоянии, в таком случае, не позволите ли Вы мне помочь Вам встать?

– Пожалуйста, – сказала Сюзанна, с благодарностью принимая его руку.

Но оказалось, что умственные способности Дэвида, вероятно, не были в рабочем состоянии. Он все еще склонялся над нею, когда протянул ей руку, не понимая, что в этом случае у него не будет упора, чтобы поставить ее на ноги. А потому на секунду они замерли на полпути между льдом и вертикальным положением, коньки Сюзанны скользнули вперед, и они оба упали назад в сугроб.

Сюзанна рассмеялась. Она не могла остановиться. Было что–то поразительно нелепое в высоком графе Ренминстере, зарывшемся в снег. Он выглядел довольно привлекательным с хлопьями снега на ресницах.

– Вы смеете дразнить меня? – он притворился рассерженным, как только смог выплюнуть снег.

– О, никогда, – ответила она, закусив губу, чтобы унять смех. – Я не могла даже допустить мысли о насмешке, милорд Снеговик.

Его губы сложились в одно из тех выражений, которое должно было означать раздражение, а на самом деле более походило на забавную гримасу.

– Не зовите меня так, – предупредил он.

– Милорд Снеговик? – отозвалась она эхом, удивленная его реакцией.

Он сделал паузу, вглядываясь в ее лицо с выражением легкого удивления.

– Так Вы не слышали?

Она покачала головой насколько смогла, находясь в снегу.

– Слышала что?

– Родственники Харриет были очень обеспокоены тем, что их фамилия исчезнет. Понимаете, Харриет – последняя из Сноу.

– Что означает… – Губы Сюзанны приоткрылись от ужаса и удовольствия в одно и то же время. – О, не говорите мне.

– Именно, – ответил Дэвид, было похоже, что он хочет рассмеяться, но думает, что не должен. – Мой брат должен теперь правильно именоваться как Клайв Сноу–Мэнн–Формсби[6].

– О, я злая, – сказала Сюзанна, смеясь так энергично, что дрожал сугроб. – Я – действительно злой, недобрый человек. Но я не могу… Я не могу остановиться… Я…

– Продолжайте, смейтесь, – сказал ей Дэвид. – Уверяю Вас, я уже отсмеялся.

– Клайв, должно быть, был разъярен!

– Ну, это слишком сильно сказано, – ответил Дэвид, – но, естественно, слегка смущен.

– Фамилия, в написании которой имеется двойной дефис – это плохо, – сказала Сюзанна. – Мне никогда не понравилось бы представляться как Сюзанна Бэлистер–Бейтс-… – Она поискала подходящую ужасную третью фамилию. – Бисмарк! – закончила она торжествующе.

– Нет, – пробормотал он сухо, – я догадываюсь, почему бы вам это не понравилось.

– Но это… – закончила, Сюзанна, уступая его мягким словам. – Это совершенно вне… О, Боже. Я не знаю, вне чего это. Это выше моего понимания, я полагаю.

– Он хотел изменить ее на Сноу–Формсби, – продолжил Дэвид, – но я сказал ему, что наши предки Мэнн будут весьма расстроены.

– Простите меня за вмешательство, – ответила Сюзанна, – но ваши предки Мэнн все давно умерли. И мне кажется, что в настоящий момент они должны быть не способны расстроиться хоть чем–то.

– Нет, если они оставили юридические документы, исключающие наследование тому, кто откажется от имени Мэнн.

– Они не сделали этого! – задохнулась Сюзанна.

Дэвид просто улыбнулся.

– Они не сделали этого! – сказала она снова, но на этот раз ее тон был совершенно другим. – Они не могли так поступить. Вы это сказали, чтобы помучить бедного Клайва.

– О, теперь этот бедный Клайв, – поддразнил он.

– Бедняга – любой, кто вынужден отзываться на Сноу–Мэнн!

– Это – Сноу–Мэнн–Формсби, огромное спасибо. – На его лице показалась нахальная усмешка. – Мои предки Формсби были бы весьма расстроены.

– Полагаю, что они также лишили права наследования любого, кто откажется от их имени? – саркастично спросила Сюзанна.

– Вы правы, они это сделали, – сказал Дэвид. – У кого, вы думаете, я позаимствовал эту идею?

– Вы неисправимы, – сказала она, но при этом не достаточно строгим тоном. Хотя, по правде говоря, она скорее восхищалась его чувством юмора. К тому же подшутил он над Клайвом, а это просто замечательно.

– Полагаю, что в таком случае я должна назвать вас милорд Снежинка, – сказала она.

– Звучит не очень благородно, – сказал он.

– Или героически, – согласилась она, – но как вы видете, я все еще нахожусь в этом сугробе.

– Как и я.

– Белый вам к лицу, – сказала Сюзанна.

Он посмотрел на нее.

– Вы должны носить его чаще.

– Вы ведете себя весьма нахально для женщины, застрявшей в сугробе.

Она усмехнулась.

– Моя храбрость основывается на том, что вы тоже сидите в сугробе.

Он скорчил гримасу и затем, осуждая себя, кивнул.

– Здесь не так уж неудобно.

– Если не учитывать чувство собственного достоинства, — согласилась Сюзанна.

– И холодно.

– И холодно. Я не чувствую мою… э–э…

– Попу? – услужливо подсказал он.

Она откашлялась, как будто это могло помочь избавиться от румянца.

– Да.

Его зеленые глаза заблестели, видя ее замешательство, затем он стал серьезным, или, по крайней мере, серьезнее, чем был до этого, и произнес:

– Что ж, полагаю, что я должен спасти вас. Мне скорее нравится ваша… не волнуйтесь, я не скажу этого, – его прервал вздох полный ужаса. – Но я не хотел бы, чтобы она отвалилась.

– Дэвид, – с трудом произнесла она.

– Неужели только это заставляет вас использовать мое имя? – поинтересовался он. – Немного неуместно, но я гарантирую вам, что произведу операцию со всей почтительностью.

– Кто вы? – внезапно спросила она. – И что вы сделали с графом?

– Вы имеете в виду Ренминстера? – спросил он, наклоняясь к ней до тех пор, пока они не оказались нос к носу.

Его вопрос был настолько странным, что она смогла ответить только крошечным кивком.

– Возможно, вы никогда его не знали, – предположил он. – Возможно, вы только думали, что знаете его, но никогда не заглядывали глубже поверхности.

– Возможно, так и есть, – прошептала она.

Он улыбнулся, затем взял ее руки в свои.

– Вот что мы сделаем. Я собираюсь встать, и как только я это сделаю, я подниму Вас. Вы готовы?

– Я не уверена…

– Итак, – пробормотал он, с усилием пытаясь подняться, что было не такой уж легкой задачей, поскольку его ноги были на коньках, а коньки скользили по льду.

– Дэвид, Вы…

Но это было бесполезно. Он вел себя по–мужски предсказуемо, а это значало, что он не слушал доводов разума (не тогда, когда представилась возможностью продемонстрировать свою грубую силу). Сюзанна могла бы подсказать ему – и, фактически, она пыталась это сделать, – что угол наклона слишком большой, и его ноги неминуемо начнут скользить вперед, и тогда они оба упадут…

Собственно именно это и случилось снова.

Но на сей раз Дэвид повел себя нетипично: как любой мужчина, он должен был сердиться и придумывать разные оправдания. Вместо этого он всего лишь посмотрел ей в глаза и рассмеялся.

Сюзанна смеялась вместе с ним, ее тело, дрожало от чистой, неподдельной радости. Никогда такого не случалось, когда она была с Клайвом. С ним, даже когда она смеялась, она всегда чувствовала себя словно на сцене, как будто все наблюдали за тем, как она смеялась, интересуясь над какой же шуткой, потому что никто не мог считать себя частью самого фешенебельного общества, если не знал все кулуарные шутки.

С Клайвом она всегда знала эти шутки, но не всегда считала их забавными.

Но она все равно смеялась, надеясь, что никто не замечает непонимания в ее глазах.

Сейчас же все было по другому. Было особенным. Было…

Нет, подумала она яростно. Это не любовь. Но возможно ее начало. И возможно это могло вырасти. И возможно…

– И что мы здесь делаем?

Сюзанна запрокинула голову вверх, но уже узнала голос.

Страх скрутил ее внутренности.

Клайв.