"Танцы с волками" - читать интересную книгу автора (Блейк Майкл Брайан)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Не прошло и получаса с того момента, как белый солдат отправился назад, а Десять Медведей созвал еще один Совет. В отличие от предыдущего, который начался и закончился бестолково, Десять Медведей сейчас точно знал, чего он хочет. Он обдумывал свой план и ждал, пока последний мужчина, обязанный присутствовать на Совете, займет свое место, в его хижине.

Белый солдат с лицом, перепачканным кровью, почти на руках принес обратно Собранную В Кулак. Вождь был убежден, что это хорошее предзнаменование, и оно будет иметь самые светлые последствия. Сущность людей белой расы занимала его мысли слишком долго. За многие годы он ни разу не видел ничего хорошего от их появления. Но, тем не менее, Десять Медведей этого отчаянно хотел. Сегодня он наконец увидел что-то доброе, и теперь был обеспокоен тем, чтобы не упустить такой великолепный случай.

Бледнолицый проявил исключительную смелость, придя в одиночку в их деревню. И он явно пришел с единственной целью — не украсть, не обмануть, не стрелять, а вернуть то, что нашел тем, кому это принадлежало. Разговор о богах действительно утратил всякий смысл, но одно было вполне ясно: для всеобщего блага этот белый солдат должен быть узнан получше. Человек, поступивший подобным образом, заслуживал того, чтобы стоять на ступень выше всех белых. Возможно, он уже имеет большое значение и влияние. Такой человек как раз является тем, с кем может быть достигнуто соглашение. А без соглашения война и страдания несомненно придут на эту землю.

Итак, Десять Медведей был поддержан. Событие, которому он был свидетелем этим вечером, возникло перед ним как свет в ночи, хотя это было единственное происшествие за вечер. И так как мужчины племени согласились с ним, Десять Медведей обдумывал лучший способ претворить свой план в жизнь.

Пока старый индеец слушал предварительные обсуждения, изредка вставляя свои комментарии, он перебирал в уме своих людей, пытаясь решить, кто больше подходит для осуществления его плана.

Так продолжалось, пока в хижине не появился Трепыхающаяся Птица, который до настоящего момента находился рядом с Стоящей С Кулаком, присматривая за ней. Десять Медведей неожиданно для себя понял, что работа, которую он хотел поручить одному, требует двух человек. Он должен послать двух. Как только он подумал об этом, кандидатуры сразу же определились. Он должен послать Брыкающуюся Птицу для того, чтобы наблюдать, и Волосы Трепещущие На Ветру с его агрессивной натурой. Характер каждого из этих воинов представлял собой сущность его и людей его племени. Таким образом, они отлично дополняли друг друга.

Десять Медведей решил закончить совещание. Он не хотел всевозможных длительных обсуждений, которые могли бы привести к неверному решению. Когда наступил подходящий момент, он произнес красноречивую, хорошо продуманную речь. В ней перечислялось множество историй о численном превосходстве белых людей и их богатствах, особенно заметных по количеству оружия и лошадей. Закончил он замечанием, что человек, отправляющийся в Форт, будет разведчиком, и лучше, если его действия ограничатся только переговорами, но никак не стрельбой.

Когда он замолчал, длительная тишина послужила ответом на его слова. Каждый понимал, что Десять Медведей прав.

Первым заговорил Ветер В Волосах:

— Я не думаю, что идти и разговаривать с этим белым мужчиной следует тебе. Он не Бог. Он всего лишь еще один белый, заблудившийся на своем пути.

Хитрый огонек блеснул в глазах старого индейца, когда он ответил:

— Пойду не я. Должны пойти хорошие воины. Мужчины, которые смогут показать, что значит принадлежать к племени дакотов.

Здесь он остановился, прикрыв глаза для большего эффекта. Прошла минута, и кое-кто из присутствующих начал было думать, что Десять Медведей уснул. Но в последнюю секунду он открыл глаза только для того, чтобы произнести:

— Должен идти ты. Ты и Трепыхающаяся Птица.

После этих слов его глаза снова закрылись и он задремал, закончив Совет в самый подходящий момент.

Первая сильная весенняя гроза разразилась этой ночью. Она растянулась на милю и шла широким фронтом, громыхая раскатами грома и посылая на землю сверкающие вспышки молний. Дождь сплошной стеной стоял над прерией, перекатываясь вместе с грозой, заставляя прятаться все живое.

Громовые раскаты и свет молний разбудили Собранную В Кулак.

Капли дождя барабанили в стены хижины, как смертоносные пули из тысячи винтовок, и несколько секунд она не могла понять, где находится. В хижине было светло, и она повернулась в ту сторону, где посередине, на полу, был разложен костер. При этом движении одной рукой она случайно коснулась раны на бедре и наткнулась на что-то чужое, незнакомое. Женщины осторожно ощупала ногу и обнаружила, что та забинтована.

Она сразу все вспомнила.

Сонными глазами она обвела хижину, ища какой-либо подсказки, чтобы узнать, кто здесь живет. Стоящая С Кулаком знала, что это не ее дом.

Во рту у нее пересохло, и она вытащила одну руку из-под покрывала, чтобы пальцы могли исследовать пол. Первой же вещью, на которую они наткнулись, был маленький кувшин, наполовину заполненный водой. Она приподнялась на локте, сделала несколько длинных глотков и упала на спину.

Для нес кое-что оставалось неясным, но сейчас ей было трудно о чем-либо думать.

Под покрывалами, которые чья-то заботливая рука накинула на нее, было тепло. Тени от языков пламени плясали у нее над головой на стенах, конусом сходящихся вверху, и дождь без устали пел ей свою колыбельную. Она была очень слаба.

«Может быть, я умираю…» — подумала женщина, когда ее веки начали тяжелеть, закрывая от нее последние лучи света. Но перед тем, как уснуть, она сказала себе: «Это совсем неплохо».

Стоящая С Кулаком не умирала. Она, напротив, выздоравливала. И то, что она перенесла, выстрадала, уже заживало, и делало ее сильнее, чем когда бы то ни было.

Полезнее всего для нее сейчас было как следует выспаться. Сон восстановит силы. И выздоровление уже началось. Она находилась в хорошем месте, месте, которое могло на долгое время стать ее домом.

Она лежала в хижине Брыкающейся Птицы.

Лейтенант Данбер спал как мертвый, лишь краем уха улавливая неопределенные звуки разыгравшегося в небе представления. Дождь часами лил на маленькую дерновую хижину, но Данбер был так надежно укутан армейскими одеялами, что даже Армагеддон мог прийти и уйти, оставшись незамеченным.

Данбер не пошевельнулся до утра. Солнце уже высоко поднялось в чистое, умытое дождем небо. Звонкое, настойчивое пенис жаворонков наконец разбудило лейтенанта. Гроза и ливень, разразившиеся прошедшей ночью, наполнил свежестью каждый квадратный дюйм прерии, и сладость этого запаха достигла носа Данбера еще до того, как он открыл глаза.

Приоткрыв их сначала ненамного, он осознал, что лежит на спине. Когда они открылись окончательно, он посмотрел прямо поверх носков своих ботинок на вход в хижину.

В этот момент он заметил там какое-то движение. Что-то маленькое и мохнатое бросилось от двери наружу. Минуту спустя одеяла были отброшены в сторону и Данбер на цыпочках подкрался к дверному проему. Оставаясь внутри, он осторожно выглянул из-за косяка и осмотрел одним глазом окрестность.

Два Носка только что выбежал из-под навеса под яркие лучи солнца и уселся там, во дворе. Он увидел лейтенанта и замер. Они наблюдали друг за другом несколько секунд. Лейтенант протер сонные глаза и, когда руки его оторвались от лица, Два Носка распростерся на земле. Его морда покоилась между вытянутых вперед передних лап. Всем своим видом он напоминал служебную собаку, ждущую приказаний хозяина.

Киско тревожно заржал в корале, и голова лейтенанта повернулась в том направлении. Одновременно краем глаза он заметил пустоту в том месте, где только что лежал волк, и повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как Два Носка галопом несется по склону. Когда взгляд Данбера снова обратился к коралю, он увидел их.

Они сидели на пони всего в полусотне ярдов от него. Их было восемь человек.

Двое неожиданно двинулись вперед. Данбер не сдвинулся с места, но, в отличие от предыдущих встреч, держался спокойно. Они приближались. Головы пони были опущены, как будто они паслись. Их шаг был нерешителен. Они походили на рабочих, возвращающихся домой после длинного, обычного дня.

Лейтенант был встревожен, но его беспокойство не имело никакого отношения к вопросу о жизни или смерти.

Его интересовало, что он сможет сказать и как он сможет связать эти свои первые слова.

Брыкающуюся Птицу и Ветра В Волосах интересовали точно такие же вопросы. Белый солдат был таким же врагом, каких они встречали раньше, и ни один из них не знал, чем все это обернется. Вид крови, еще не смытой с лица белого человека, не предвещал им ничего хорошего. Они ничуть не почувствовали себя лучше от встречи, которая вот-вот должна была начаться переговорами. Играя свои роли, однако, каждый из них имел свои особенности. Ветер В Волосах ехал первым, как воин дакота. Трепыхающаяся Птица был намного более дипломатичен. Это был важный момент в его жизни, в жизни всего отряда, а также в жизни целого племени. Для Брыкающейся Птицы началось целое новое будущее, и он навечно будет занесен в историю.

Когда индейцы приблизились достаточно, чтобы можно было различить их лица, Данбер сразу узнал того воина, который принял женщину из его рук. И в другом мужчине было что-то знакомое, но лейтенант не мог вспомнить, где он его видел. У него не было на это времени.

Они остановились в дюжине футов перед ним.

Всадники выглядели как зажженные на рождество елки, сверкая в солнечных лучах. Ветер В Волосах носил нагрудное украшение, представляющее собой диск, прикрывающий почти всю грудную клетку. Большой металлический полу диск висел на шее Брыкающейся Птицы. Эти предметы отражали солнечный свет. Даже их глаза — темно-карие и глубоко посаженные — даже они, казалось, блестели под воздействием солнца. Волосы обоих мужчин — черные и лоснящиеся — играли и переливались, ловя солнечные блики.

Несмотря на то, что Данбер только проснулся, он предстал перед гостями во всем блеске.

Его душевный кризис миновал. Подобно грозе, бушевавшей всю ночь и оставившей прерию наполненной свежестью, истерика лейтенанта закончилась полным спокойствием, бодрым настроением и свежими душевными силами.

Лейтенант Данбер ступил вперед и чуть наклонился, а затем, выпрямившись, приложил руку к голове, медленно приветствуя гостей солдатским салютом.

Минуту спустя Трепыхающаяся Птица повторил эти движения, но переделал их на свой лад. Он повернул руку ладонью вверх.

Лейтенант не знал, что это могло значить, но истолковал это определенно как дружеский жест. Он посмотрел вокруг, как будто желая удостовериться, что все осталось на своих местах, и сказал:

— Добро пожаловать в Форт Сэдрик.

Для Брыкающейся Птицы значение этих слов было полной загадкой, но интонация голоса Данбера говорила о том, что он приветствует их.

— Десять Медведей послал нас сюда из своего лагеря для мирных переговоров, — сказал индеец, не мигая глядя на лейтенанта и игнорируя его слова.

Когда выяснилось, что дальнейший разговор невозможен из-за того, что они не понимают друг друга, над обеими сторонами повисла тишина. Ветер В Волосах использовал эту паузу для подробного изучения строений белого человека. Он долго и очень внимательно смотрел на навес, который начинал сейчас раскачиваться и трепетать на ветру.

В то время, как секунды медленно тянулись, Трепыхающаяся Птица бесстрастно сидел на своем пони. Данбер постучал носками ботинок по земле и почесал подбородок. Время текло, и он начинал нервничать. Он вспомнил, что сегодня еще не пил свой обычный утренний кофе, и ему страстно захотелось хоть маленькой чашечки этого напитка. А еще он хотел выкурить сигарету.

— Кофе?.. — полуспросил, полупредложил он Трепыхающейся Птице.

Лекарь с любопытством наклонил голову.

— Кофе? — переспросил лейтенант. Он поднес к губам воображаемую чашку и сделал характерное для питья движение. — Кофе… — снова сказал он. — Пить…

Трепыхающаяся Птица просто, не мигая, уставился на лейтенанта, Ветер В Волосах задал вопрос, и Трепыхающаяся Птица что-то ему ответил. Потом они оба посмотрели на хозяина этого места. После всего пройденного времени, которое показалось Данберу вечностью, Трепыхающаяся Птица наконец кивнул в знак согласия.

— Хорошо, хорошо, — сказал лейтенант, похлопывая себя по ноге. — Тогда пошли.

Индейцы оставили своих лошадей и последовали за ним под навес.

Дакоты двигались осторожно. Все, на что падал их взгляд, имело свое значение, но для них оставалось загадкой. Даже воздух здесь был не такой, как в открытой прерии. Лейтенант чувствовал себя неуютно. Он находил в себе черты суетливого, непоседливого человека, которого гости застали не вовремя своим прибытием в столь ранний час.

В углублении, где Данбер обычно разводил огонь, сейчас было пусто. Но, к счастью, у него имелся запас сухих дров, достаточный для того, чтобы сварить кофе. Он сел на корточки рядом с дровами, сваленными в кучу, и принялся разводить огонь.

— Садитесь, — произнес он. — Пожалуйста.

Индейцы не понимали его, и он был вынужден повторить приглашение, сопровождая слова движениями, которые демонстрировали значение этих слов.

Когда индейцы уселись, он поспешил в хижину, где хранился запас продовольствия и быстро вернулся, держа в одной руке пятифунтовый мешок с кофейными зернами, а в другой — кофемолку. Так как огонь уже разгорался, Данбер насыпал немного зерен в чашку кофемолки и принялся крутить ручку.

Зерна начали исчезать в конусе. Трепыхающаяся Птица и Ветер В Волосах с любопытством наклонились вперед. Лейтенант заметил это и не мог понять, почему такое обычное занятие, как помол кофе, вызывает такой интерес. Но для Брыкающейся Птицы и его соплеменника это казалось чем-то необычным, волшебным. Они ни разу в жизни не видели кофемолку.

Лейтенант Данбер был рад находиться рядом с людьми. Впервые за все время его службы на границе он был не один, и желал, чтобы гости задержались подольше. Он проделал все операции, которые были необходимы. Внезапно остановившись, он придвинул кофемолку на несколько футов ближе к индейцам, чтобы весь процесс был им виден лучше. Данбер медленно крутил ручку, чтобы было заметно, как зерна проваливаются. Когда в чашечке их осталось всего несколько штук, лейтенант закончил молоть и поднял кофемолку широким театральным жестом. Он выдержал паузу, как это делают фокусники для большего драматического эффекта, предоставляя индейцам осмысливать происходящее.

Трепыхающаяся Птица был заинтригован механизмом этой машины. Он кончиками пальцев слегка дотронулся до полированного деревянного бока кофемолки. Ветер В Волосах, верный своему характеру, опустил один из своих длинных, темных пальцев внутрь чашечки и ощупал поверхность маленького отверстия, надеясь там найти ответ на мучивший его вопрос: «Что произошло с зернами?»

Пора было заканчивать представление, и Данбер прервал исследования индейцев, подняв вверх обе руки. Повернув машину, он зажал между пальцев небольшой рычажок у основания кофемолки. Дакоты подались вперед, их любопытство обострилось до предела.

В самый последний момент глаза лейтенанта Данбера расширились, будто он неожиданно обнаружил прекрасный драгоценный камень, лицо его преобразила довольная улыбка, и он вытащил снизу маленький ящичек, заполненный черным порошком, похожим на порох.

Оба индейца были сильно поражены. Каждый из них взял по щепотке размельченных зерен и понюхал. Они в молчании сидели и наблюдали, как хозяин повесил свой котелок над огнем и как вода начала закипать. Оба гостя ожидали дальнейшего развития событий.

Данбер разлил кофе и протянул каждому из дакотов по кружке, наполненной темной жидкостью, от которой исходил пар. Мужчины вдохнули аромат, исходящий от кружек, и обменялись понимающими взглядами. Этот напиток имел запах хорошего кофе. Он пах намного лучше, чем тот кофе, что они привозили от мексиканцев так много лет. Намного сильнее.

Данбер застыл в ожидании, наблюдая за реакцией индейцев. Они отхлебнули немного, и лица их скривились. Данбер удивился. Что-то было не так. Они одновременно произнесли несколько слов. Как показалось лейтенанту, они что-то спрашивали у него.

Данбер покачал головой. «Я не понимаю», — сказал он, пожимая плечами.

Индейцы немного посовещались на своем языке. Потом у Брыкающейся Птицы появилась идея. Он сжал Руку в кулак, держа ее над кружкой, а потом разжал пальцы, как будто ронял что-то в кофе. Он старался изо всех сил, чтобы Данбер мог догадаться.

Лейтенант сказал что-то, чего индейцы не поняли, а потом вскочил, ушел в полуразрушенный дом из земли, вернулся с другим мешком и положил его у костра. Трепыхающаяся Птица внимательно следил за всеми его движениями.

Он подошел и заглянул в мешок. Увидев коричневые зерна, он заворчал.

Лейтенант Данбер заметил улыбку, промелькнувшую на лице индейца и понял, что догадался правильно. Они хотели не что иное, как сахар.

Брыкающуюся Птицу ободрил такой энтузиазм белого солдата. Он хотел вести переговоры, и когда они представились друг другу, Меткий Глаз переспросил их имена несколько раз, прежде чем смог правильно выговорить их. Он вел себя странно и странно выглядел, но белый человек стремился слушать и имел, по всей видимости, большой запас энергии, возможно, из-за того, что он сам стремился к миру. Трепыхающаяся Птица высоко ценил это стремление и усилия в других.

Данбер говорил больше, чем Трепыхающаяся Птица привык слышать. Когда индеец подумал об этом, ему показалось, что белый человек никогда не остановится.

Но лейтенант всего лишь развлекал гостей. Он делал много странных движений руками, и лицо его тоже постоянно находилось в движении. Некоторые из его гримас заставили смеяться даже Ветра В Волосах. Это выносилось индейцами с трудом.

Несмотря на впечатление, которое Данбер произвел на своих гостей, Трепыхающаяся Птица уяснил для себя ряд вещей. Меткий Глаз не был Богом. Он был даже слишком человек. И он был один. Больше здесь никто не жил. Но белый человек и сам не знал, придут ли сюда еще белые люди и если придут, то какими могут быть их планы. Трепыхающаяся Птица был заинтересован в получении ответов на эти вопросы.

Ветер В Волосах ехал впереди. Они покрыли небольшой отрезок пути, пролегающего через заросшую травой прерию и ведущего к реке. Копыта их пони зашлепали по мокрому песку на берегу реки, и Трепыхающаяся Птица спросил у своего приятеля, что он думает обо всем случившимся. Они еще не сравнили свои замечания по поводу встречи, и это его немного беспокоило.

Беспокоиться было не о чем, потому что Ветер В Волосах также был настроен благоприятно. И это несмотря на тот факт, что мысль об убийстве белого солдата не раз возникала в его голове. На протяжении всей своей жизни он думал, что белая раса — это не более чем безобидные возмутители спокойствия, койоты, кружащие вокруг добычи. Но этот бледнолицый не единожды выказал большую смелость. А еще он был дружелюбен. И он был смешон. Очень смешон.

Трепыхающаяся Птица опустил глаза и наткнулся взглядом на две сумки, перекинутые через спину его лошади. Одна из сумок была наполнена кофе, другая — сахаром. Они покачивались в такт шагам пони. Неожиданно для себя он понял, что этот белый человек ему на самом деле понравился. Это была странная мысль, и он должен был подумать над этим. «Хорошо, даже если это и так?» — наконец пришел к определенному выводу знахарь.

Он услышал приглушенный смех. Голос принадлежал второму индейцу по имени Ветер В Волосах. Смех повторился, на этот раз громче, и суровый воин повернулся на спине пони, обращаясь через плечо к спутнику:

— Это было смешно, — заметил он, брызгая слюной, — когда белый человек становился бизоном.

Не дожидаясь ответа, он отвернулся. Но Трепыхающаяся Птица видел, что Ветер В Волосах не мог сдерживать душивший его смех, и плечи индейца подрагивали в такт его хихиканью.

Это было смешно. Меткий Глаз, ползающий на коленях и приставивший руки к голове, изображая рога. И это одеяло. Одеяло, засунутое под рубашку, которое должно было означать горб.

«Нет, — улыбнулся сам себе Трепыхающаяся Птица, — нет ничего более странного, чем белый человек».

Лейтенант Данбер расстелил тяжелую шкуру поверх своей койки и изумился.

«Я никогда не видел бизона», — думал он, исполненный гордости, — «а уже имею его шкуру». Он с почтительностью сел на край кровати, потом откинулся на спину и раскинул руки поперек мягкого, густого меха. Данбер приподнял один край, свисающий с кровати, и посмотрел, какова выделка. Он прислонился лицом к меху и остро почувствовал запах дикого животного.

Как стремительно могут измениться обстоятельства! Несколько часов назад он был повержен, раздавлен, почва уплывала у него из-под ног. А сейчас он строго парил.

Внезапно по его лбу пробежало облачко огорчения. Некоторые его поступки, например, изображенный им бизон, могли перейти все границы разумного. И ему казалось, что он смог бы добиться словами большего, возможно, намного большего.

Сомнения недолго одолевали его мысли. Когда он распластался на измятой, огромной шкуре, он не мог изменить случившегося, но мог быть удовлетворен своей первой встречей с индейцами.

Данберу понравились оба визитера. У одного из гостей были мягкие, полные достоинства движения, и ему лейтенант импонировал больше. От него исходила какая-то внутренняя сила, было что-то в его миролюбивости, терпеливости, которые он не стеснялся проявлять. Он был спокойным, но отважным. А второй, в руки которого Данбер передал женщину, показал свой горячий темперамент. Его вряд ли можно было чем-нибудь одурачить. Однако он показался лейтенанту очаровательным.

И шкура. Они преподнесли ее в дар хозяину. Шкура действительно была великолепна.

Лейтенант Данбер еще раз проиграл в памяти все события прошедшего дня, расслабившись на своем замечательном подарке. В его голове, которую наполняли сейчас свежие мысли, не было места для еще одной, не менее важной. Он был не склонен заглянуть правде в глаза, чтобы понять причину своей эйфории.

Он привык жить один в Форте, и неплохо проводил время, разделяя его с лошадью или с волком. Данбер проделал огромную работу по восстановлению Форта. Все это делало его присутствие здесь нужным. Но ожидание и беспокойство поднимались время от времени, собираясь в нем, как грим в морщинах, и тяжесть этого груза была значительна.

Сейчас вся напряженность рассеялась. И этим Данбер был обязан двум почти первобытным людям, языка которых он не знал, которые выглядели совершенно необыкновенно. Никогда в жизни Данберу не приходилось видеть такое. Люди, чье существование и привычки были столь чужды лейтенанту.

Сами того не желая, они оказали большую услугу лейтенанту Данберу своим визитом. Причиной эйфории лейтенанта могло служить и освобождение. Освобождение от себя.

Он больше не был одинок.