"Кровь нынче в моде" - читать интересную книгу автора (Стиверс Валери)Глава 8 ОТПРАВЛЯЙСЯ В АД!В четверг утром просыпаюсь одетая, лежа на красном бархатном покрывале в своей комнате в доме Виктории. Голова раскалывается. События вчерашнего вечера начинают всплывать в памяти… хотя слово «вечер» здесь вряд ли уместно, поскольку, как чуть позже выяснилось, меня выгрузили из лимузина Кристен Дрейн утром, перед рассветом. — Дорогая, ты еще дома? — раздается тетин голос. Что здесь делает в такую рань Виктория? Ведь обычно она долго спит. — Который час? — мямлю я. Она стремительно распахивает дверь, свежая, отлично выглядящая. — Кейт, уже половина двенадцатого! Я и не подозревала что ты дома, пока не услышала стоны. С тобой все в порядке? Я скатываюсь с кровати. — Караул! Опаздываю! К счастью, Алекса сама приходит не раньше одиннадцати. Но тут меня словно током ударяет. — О, нет! Я же должна быть на совещании через полчаса! Я судорожно натягиваю бесплатные джинсы, которые таскались вчера вместе со мной из клуба в клуб в моей верной холщовой сумке Всемирной федерации защиты живой природы, и хватаю первый попавшийся под руку топ. — Туфли и губную помаду! — кричит Виктория, выскакивая из комнаты. Через несколько секунд она возвращается с парой мягких туфель на широком каблуке, похожих на мокасины от Джейн Мэйл, и тюбиком кирпично-красной помады. Она наносит ее на мои губы, пока я кое-как причесываюсь. — Девушка в твоем возрасте будет выглядеть модной в любом наряде, если наденет хорошие туфли и выберет красную губную помаду, — провозглашает она. Вик попадает в самую точку. Этот цвет оттеняет мои волосы и подчеркивает мою бледность. Я посылаю ей воздушные поцелуи в обе щеки, хватаю сумку и убегаю. Пятнадцать минут спустя я уже поднимаюсь в лифте «Олдем». Смотрюсь в зеркальную дверь, чтобы убедиться, что молния на джинсах застегнута, а вещи надеты не наизнанку. Я голодна, умираю от жажды, а мои волосы пропахли сигаретным дымом. И я опять не надела лифчик. Господи, только бы Алекса еще не пришла. — Доброе утро, мисс Макэллистон! Вы действительно умеете обставить свой выход, — подкалывает меня Феликс. Я замечаю, что он уставился на мои туфли от Мэйл, как будто знает, сколько они стоят. Вероятно, действительно знает. Я же не хочу ничего знать. — Алекса уже пришла? — еле переводя дух, спрашиваю я. Феликс как-то странно смотрит на меня. — Полагаю, что да. Она всегда приходит раньше меня. — О! — Я останавливаюсь. — Разве ты не видел ее утром? У него такой вид, будто он хочет сказать мне что-то, но потом передумывает и лишь качает головой: — Я не слежу за людьми. Почему-то я сильно в этом сомневаюсь. Но крыть мне нечем. К моему огромному облегчению, в конференц-зале, когда я туда влетаю, со скучающим видом сидят Аннабел (ее блокнот, лежащий перед ней на столе, уже раскрыт на чистой странице), Рэйчел и Нина. Я занимаю место рядом с Аннабел, удостаиваясь скептических взглядов коллег-стажеров. — Доброе утро! — приветствует меня Аннабел. — Чувствуешь себя так, как будто тебя поджаривают в аду? — Да нет, нормально, — не моргнув глазом соврала я. Судя по всему, она чувствует себя превосходно. Ее волосы красиво уложены, будто она только что из салона. Выглядит свежей и хорошо отдохнувшей. Ночной кутеж не оставил никаких следов. — Алекса здесь? — спрашиваю я. — Еще нет. Вероятно, она еще только просыпается. — Аннабел делает вид, что не замечает моего смущения. — Кейт, ты была на вечеринке в «Молекулярной биологии» вчера вечером? — спрашивает Нина. Как, ради всего святого, они уже успели узнать, что я делала вчера вечером?! — Нам кажется, что это ты на заднем плане снимка, сделанного Треем и размещенного в «Перец-Хилтон»[15] сегодня утром, — говорит Рэйчел. — Невероятно! Где ты достала приглашение? Они обе буквально сгорают от зависти и злости, но тем не менее, приторно улыбаются и заглядывают мне в глаза. — А на той вечеринке, где произошло убийство, ты тоже была? — подобострастно спрашивает Нина. Аннабел бросает на них свирепый взгляд, разговор резко обрывается. Входит Джеймс в сопровождении Матильды. На нем армейские брюки, а волосы выглядят влажными — кажется, не я одна опоздала сегодня на работу. Я ловлю его взгляд на краткое, неуловимое мгновение, и меня охватывает почти непреодолимое желание захихикать. Он подмигивает мне, я еле сдерживаюсь. Следом за Джеймсом появляется Алекса с загадочной улыбкой. Театральным жестом она достает свой смартфон «Блэкберри», что-то набирает и садится. — Алекса, ты уже видела сегодняшние газеты? — спрашивает ее Аннабел. Наконец-то мы перейдем к обсуждению убийств. Алекса снисходительно улыбается: — Патрик такой шалун. Я на него ужасно сердита, просто в бешенстве. Глядя на это фото, можно подумать, что мы с Люком больше чем друзья! Это точно не об убийствах. Я догадываюсь, что погибшие девушки гораздо менее важны для Алексы, чем увидеть свое имя в газетах. Ее «Блэкберри» опять пищит. Она читает сообщение, снова жеманно улыбается, а затем грозно сверкает на нас глазами. — Естественно, никто из вас не должен распространяться о том, что сегодня утром я получала сообщения. Нина согласно кивает. Рэйчел сидит с непонимающим видом. Аннабел что-то быстро записывает в блокнот. Она поднимает руку. — О чем конкретно мы не должны распространяться, Алекса? Наша руководительница удовлетворенно фыркает, и мы, наконец переходим к делу. — Пора выбирать полуфиналисток, — говорит Алекса. — Аннабел, я хочу, чтобы ты со стажерами произвела первоначальный отсев. Это значит, что вы должны выкинуть всех коров. Только стройные девушки могут стать «Тэсти-герл». Оставляйте исключительно привлекательных и худых… — Она смотрит на меня, будто лично я пытаюсь всучить ей какую-нибудь толстушку. — Я имею в виду очень худых девушек! — Этот конкурс послужит стартом для карьеры очередной партии юных моделей, — разглагольствует Аннабел. — И все благодаря тебе. Алекса поглаживает завитки идеально уложенных светлых волос своей слабой рукой. — Да, это так. — Я рада, что удостоилась чести поучаствовать в отборе претенденток, — тараторю я. Я буквально хватаюсь за это дело. Отбирать молодых женщин по весу — еще одна ступенька вверх по карьерной лестнице и уж куда лучше, чем бороться, как Нина и Рэйчел, за привилегию бегать за сигаретами для кого-то. — Как только избавишься от толстушек, займись чтением эссе «Что делает меня привлекательной». Нам нужны люди с оптимистическими личными историями. Те, кто уже освободился от родительской опеки или воспитывался в приютах. Эмигрантки из стран третьего мира. Мы должны продемонстрировать, что трудности преодолимы и успеха может добиться каждый. С каких это пор Алекса стала гуманисткой? Хотя у нее наверняка есть заготовки для проведения пиар-кампаний, посвященных чему угодно. Джеймс покашливает. — Шейн сильно беспокоится по этому поводу, — говорит он. — Девушки и без помощи великого фотографа должны выглядеть как модели. Ты уверена, что их следует отбирать, основываясь на таком критерии, как биография? Алекса посылает ему зловещую, ледяную улыбку: — Совершенно уверена. Пожалуйста, передай Шейну, что я ценю его беспокойство, но отделы пиара и маркетинга уже подписались под этой стратегией. Джеймс пожимает плечами: — Он сделает все, что ты хочешь, но не несет ответственности за фото. — Фотографии для нас будет делать Джада Дилан-Холл, — напоминает ему Алекса. — Они будут просто убойными. — Она поворачивается к Матильде: — Ты отвечаешь за оформление? — Да, — нервно отвечает девушка. — Чудесно. Если фотографии будут не ахти, то я буду знать, с кого спросить. — Телефон Алексы звонит. Она смотрит на экран и мурлычет: — О, Люк, непослушный мальчик. — Потом обращается к нам: — У меня срочное дело. Девочки, к утру понедельника список кандидаток должен лежать у меня на столе. Все свободны! Алекса выплывает из комнаты. Джеймс и Матильда с видом контуженных на поле боя следуют за ней. Выходя, Джеймс вроде бы безразлично скользнул по мне глазами, но тем не менее я опять чувствую ту же странную, магнетическую тягу, что и при нашем знакомстве. Остальные остаются сидеть за столом, недоуменно переглядываясь. — К понедельнику? — спрашиваю я Аннабел. — Большинство претенденток — настоящие красавицы, — замечает Рэйчел. — И все хотят стать моделями. Не думаю, что будет так просто отсеять лишних. — Главное — знать, что ищешь, — снисходительно говорит ей Нина. — Танцуй от фотоперспективы. — Я пишу! Я не умею танцевать от фотоперспективы! — Слушайте, — говорю я, чувствуя себя членом дружной команды, — всего заявок — две тысячи четыреста семьдесят пять. Если половина из девушек будут признаны толстушками, то на долю каждой из нас придется чуть более трехсот эссе, которые надо прочитать. Аннабел быстро делает подсчеты в блокноте: — Четыреста двенадцать на каждую. Это значит, что от половины из них мы должны избавиться сегодня, просмотрев фото, а потом поделить оставшиеся, чтобы каждая из нас взяла работу домой на выходные. — Как это четыреста двенадцать? — спрашиваю я. — Нас же четверо. Аннабел улыбается: — Это огромная честь для вас, девушки, — первыми просматривать заявки, отбирая тех, кто имеет подходящие биографии. Я хочу, чтобы каждая из вас определила двадцать полуфиналисток, и тогда я сведу их всех в единый список для Алексы в понедельник перед совещанием по основным вопросам. — Она театрально вздыхает. — Конечно, мне придется недоспать. У меня в животе громко урчит, и я, смущенная, сильно нажимаю на него руками. Я еще ничего не ела сегодня, хотя с похмелья обычно бываю особенно голодна. — Вернусь через десять минут, извините. — Я мчусь к лифту, экономя на взгляде для Феликса в приемной, который, я уверена, с удовольствием прокомментировал бы мой побег с работы менее чем через час после прихода. Последние три дня я обедала в соседнем гастрономе «Плаза гурмэ». Там огромный салат-бар, пиццерия и наводящая тоску флуоресцентным освещением зона для посетителей в глубине зала, где я в полном одиночестве устраиваю себе «праздник живота». Я специально выбрала это заведение — уж сюда-то вряд ли зайдет кто-то из моих сослуживцев. Не люблю, когда на меня смотрят во время еды. По дороге туда звоню отцу по мобильному. Я планировала провести этот уик-энд в Монтиселло и хочу предупредить его, что все отменяется. Вместо этого я буду читать эссе, написанные девицами, мечтающими стать моделями. Я не собираюсь упоминать об убийствах или других странных вещах, чтобы не волновать его. — Папа, ты знаешь, что «зеленое» нынче в моде? — весело спрашиваю я его. — Привет, детка! Что ты сказала? — «Зеленое» нынче в моде. — Что? Что это значит? — Скоро все будут носить только экологически безопасную одежду. Так все вокруг говорят. — Рад это слышать. Как тебе твоя новая работа? — Извини, что долго не звонила тебе. — Не знаю, почему так получилось. Вообще-то мы с ним большие друзья. Как только у нас будет время, чтобы поговорить, я задам ему несколько неприятных вопросов о моей матери. Поэтому я и не звонила — заранее не хочу слышать ответы. — Все идет не так уж плохо, — бодро отвечаю я. — Главному редактору я почему-то нравлюсь. — Ты не можешь не нравиться. Ты же у меня умница. Очень старательная. Как же тебя не полюбить? — В индустрии моды все не так просто. — Однако он это знает. Он видел, как Эва проходила через это. Я быстро добавляю: — А моей непосредственной начальнице я не нравлюсь, но она меня терпит. Да, это так, она смягчилась, когда узнала, кто моя мать, — вдруг об этом упомянут в газетах. Моему отцу незачем знать об этом. — Она нагрузила меня работой в связи с этим важным конкурсом, поэтому я и не приеду. Сделать это дома во время уик-энда я не смогу. — О, милая, ничего страшного! Я горжусь тобой. Знаю, что у тебя все будет хорошо. Его энтузиазм заразителен. И, несмотря на мрачное настроение, я почувствовала себя гораздо лучше. — Так ты думаешь, что у Алексы действительно отношения с Люком Уилсоном? — спрашивает Нина поздно вечером в пятницу. Мы втроем все еще просматриваем фотографии юных красоток, прикидывая, чьи эссе придется читать на выходных. Мы занимаемся этим уже два дня. Аннабел ускакала на презентацию, посвященную выпуску новых духов, а мы остались работать — я очень устала, но почти счастлива, поскольку Рэйчел и Нина стали лучше относиться ко мне. Я этому рада и тоже стала относиться к ним с пониманием, но все еще продолжаю думать о тех двух убитых девушках. Каждая рыжевато-блондинистая кандидатка напоминает мне о них. Я осторожно выглядываю в коридор, чтобы удостовериться, что за дверью нашей каморки никого нет, прежде чем ответить. — С какой стати? Люк Уилсон проводит время с Гвинет Пэлтроу. Зачем ему Алекса? — Она богатая наследница, — говорит Рэйчел. — Это я богатая наследница, — иронизирует Нина. Я решаюсь подлить масла в огонь: — Я сама видела, как она приставала к Трею. Она очень… навязчивая. Снимок, сделанный в определенный момент, может исказить истинное положение дел — все будут думать, будто они обнимались. — Даже если бы Люк обнимался с ней, — говорит Нина, — он не стал бы посылать ей сообщение за сообщением. Она сама их себе отправила. Я ухмыляюсь: — Думаю, ты права. — С ней что-то не так, — прищуривается Рэйчел. — Мое сердце начинает биться быстрее. Я с ней согласна. — Вы знаете, что она целый день читает светскую хронику? При этом что-то бормочет про себя и жестикулирует. Вот так. — Она делает жуткие хватательные движения. — Прекрати, — отбиваясь, смеется Нина. Мне не смешно. Мои страхи от этого не уменьшаются. С Алексой действительно что-то не так, но это гораздо серьезнее, чем мания к светской хронике в Интернете. Я думаю, не затронуть ли вопрос об убийствах, но отказываюсь от этой мысли. Мне абсолютно недвусмысленно дали понять, что здесь не принято говорить о таких вещах. А я пока еще недостаточно доверяю Нине и Рэйчел, чтобы нарушать правила в их присутствии. — Эта девушка выглядит интересно. — Я демонстрирую им фотопортрет шестнадцатилетней девушки из Вако, Техас. — Она не дистрофик, но, как говорят киношники, камере она понравится. Понятия не имею, что на самом деле это значит, но мне понравилось это лицо. — Ты же слышала, что сказала Алекса, — напоминает Рэйчел. — Только супертощие! Не серди ее. Противная подлиза. Я упрямо скачиваю файл девушки Вако в папку «Да». — Может быть, она поймет, что необходимо некоторое разнообразие. — Она мне тоже нравится. — Нина улыбается мне. — Мне нравятся люди с необычными лицами. Мой агент всегда говорил мне, что я слишком красива для работы в редакции. Рэйчел закатывает глаза: — О, бедняжка! Нина разводит руками: — Это правда. Это несчастье — быть такой совершенной — По ее тону становится ясно, что она просто шутит. Мы все вместе хохочем. — Почему ты не захотела быть моделью? — спрашиваю я. Нина подмигивает мне: — Власть. Модели не обладают достаточной властью. К тому же все фотографы — извращенцы. Именно в этот момент в нашем дверном проеме нарисовался Джеймс Труакс, потягивая через соломинку красную жидкость из пластикового стаканчика. Я ждала его весь день. Ждала и надеялась, что наш разговор на вечеринке в «Сакс» для него тоже что-то значил и что он обязательно захочет продолжить его. — Злословите по поводу фотографов? — Он адресует свой вопрос ко всем находящимся в комнате, но его золотисто-коричневые глаза пробегают по мне, и мое тело начинает вибрировать. Как он это делает? — Говорим, как есть, — кокетничает Нина. — Что ты здесь делаешь так поздно? К моему ужасу, она тоже попала под его чары. — Мы закрываем сентябрь, — отвечает он. — В отличие от вашей редко показывающейся в офисе начальницы некоторые люди в этом офисе работают. — Мы, например. — Я гордо поднимаю голову. — Продолжайте в том же духе, — кивает он. — Этих девушек «Тэсти» следовало бы отснять еще несколько недель назад, и Шейн возложил на меня контроль за этим проектом. Он дергает меня всю неделю. Ничего личного, Макэллистон. Ты же не работала здесь несколько недель назад. Теперь самое время пофлиртовать, но у меня с этим плохо, и я утыкаюсь в конкурсные заявки, чувствуя себя полной дурой. Нина явно без комплексов. — Что ты пьешь? Ты на диете? — весело спрашивает она. Он пожимает плечами: — Матильда только что бегала в «Джамба джус». Шейн пьет этот напиток, и теперь все ему подражают. — Секретарша Шейна приносит Алексе свекольный напиток каждый день, — говорит Рэйчел. — Она разносит их по всему офису. Теперь понятно, откуда взялся этот сок на столе Лиллиан в день, когда была уволена Сэри. — Не похоже, что Алекса и Шейн — закадычные друзья, — замечаю я. Все смеются над этим осторожным высказыванием. — У этих двоих есть своя история, — говорит Джеймс. — Они вместе работали когда-то раньше в Европе и тогда тоже ненавидели друг друга. Он допивает свой напиток и швыряет стаканчик в наше мусорное ведро. Рэйчел и Нина следят за каждым его движением. — Желаю приятного уик-энда, — говорит он, — за чтением всех этих опусов. — Он ретируется. Понятно, что он не может сказать мне ничего личного в присутствии Нины и Рэйчел, и все же я разочарована. Ждать еще два дня, чтобы снова его увидеть, — это пытка. Интересно, когда состоится наше следующее свидание-выпивка? — Прелесть, — произносит Нина после его ухода. — Я думала, ты встречаешься только с банкирами, — съязвила Рэйчел. — Он не твой тип. — Да, — соглашается она. — Но в нем есть что-то такое… На следующее утро я располагаюсь в гостиной моей тети с огромной кипой эссе с твердым намерением прочитать их все до одного. Я открыла деревянные жалюзи и сквозь стеклянные стены пентхауса наслаждаюсь представшей перед моим взором панорамой. Надеюсь, солнечные лучи не повредят бесценным произведениям искусства сию минуту. Небо — ярко-голубое, вдали сверкают стеклами окон башни небоскребов центральной части города, а на террасе у тети Вик — невероятное флористическое изобилие. Она называет этот оазис своим ночным садом, потому что собрала здесь кактусы и растения, распускающиеся ночью, но и днем это тоже потрясающе выглядит. В моем полном распоряжении и терраса, и огромная, в черных тонах, гостиная с пейзажами немецкого философа-трансценденталиста и выставленными в футлярах зубами. Виктория, как обычно, еще спит. Мы с ней практически не пересекались с понедельника. Благодаря ей я нахожусь сейчас в Нью-Йорке и, главное, работаю в «Тэсти». И нам есть о чем поговорить… В полдень она наконец заглядывает ко мне, заспанная, облаченная в очень красивый халат с рукавами-«колокол». Толстый слой белого крема покрывает ее лицо. — Здесь слишком светло, — зевает она. — Закрыть жалюзи? — Нет. — Она грациозно опускается рядом со мной на низкую, угольного цвета, софу. — Стерлинг — как вампир. Он ужасно боится солнечного света, но ко мне это не относится. — Ты скучаешь по нему? — Да. Это так необычно — по-прежнему безумно любить человека, за которым ты замужем, но мои чувства к Стерлингу не остыли. Думаю, он все еще загадка для меня. — Да, он выглядит очень таинственным, — соглашаюсь я. — Кстати, к вопросу о тайнах. Тетя Вик, на вечеринке, где я была, произошло кошмарное событие. Ты слышала про убийцу законодателей мод? — «Модный убийца»? — переспрашивает она, улыбаясь. — Блюстителей моды снова обвиняют в зверствах? Однако ее улыбка гаснет, когда я выкладываю ей подробности того, что случилось. Я делюсь с ней слухами, которые поведал мне Рико, и рассказываю о загадочной смерти Марк Джекобс. И подвожу итог: — Разве все это вместе не кажется странным? И зловещим? Возможно, я находилась всего в двух футах от убийцы на той вечеринке. Виктория плотнее запахивает свой черный шелковый халат. — Какой кошмар, дорогая, — говорит она. — Ужасно, что погибли люди. Однако, кажется, ты приехала в город не зря. Индустрия моды всегда будет вспоминать это лето. Ты должна впитывать все как губка. Будь в гуще событий. Смотри и слушай. Что она говорит? Неужели Вик не боится, что и я могу пострадать? — С тобой ничего не случится, — уверяет меня тетя. — Ты же всегда была бесстрашной. Не сомневаюсь, что ты будешь осторожна. — Постараюсь, — говорю я. — Однако разве не должно проводиться расследование по поводу смерти той собаки хотя бы? Могу поспорить, что все эти случаи как-то связаны между собой. Может, мне следует позвонить этой внештатной сотруднице, Сьюзен Крейгс? — Нет — категорически возражает Виктория. — Нет? — Не стоит принимать все так близко к сердцу, к тому же это совершенно неуместно в твоем положении. Любые расследования должны проводиться самой компанией, а не одним из ее новых сотрудников. — Но в этом-то все и дело! Никто ничего не собирается предпринимать! — Эти корпоративные правила распространяются и на тебя! |
||
|