"Мозг Кеннеди" - читать интересную книгу автора (Манкелль Хеннинг)11В гостинице Луизу Кантор мучила бессонница. Ей вспоминалось, как она себя чувствовала в самые трудные минуты. Когда Арон сбежал. Когда начал слать плаксивые, пьяные письма из питейных заведений по всему миру. И теперь вот опять исчез. А она не смыкала глаз. В попытке прибегнуть к заклинанию тех сил, что удерживали его вдали от нее, она пошла в его номер и забралась в его постель, которой он так и не воспользовался. Но спать все равно не могла. В голове молниями проносились мысли. Надо ухватить их, пока они не врезались в землю. Что случилось? Неужели она все-таки ошиблась? И он исчез, опять бросил ее и Хенрика? Второй раз потихоньку улизнул? Неужели он действительно настолько жесток, что, разыграв горе, пошел в церковь зажечь свечу в память о покойном сыне, а на самом деле уже решил исчезнуть? Луиза встала, вынула из мини-бара бутылочки. Ей было наплевать, что пить. Она влила в себя водку, шоколадный ликер и коньяк. Алкоголь немного успокоил ее, но, разумеется, это была лишь фикция. Она легла, а в ушах звучал голос Арона. Она вспомнила путешествие в Нормандию. Первое, какое они совершили вместе. Арону предстояло прочитать лекцию о предполагаемом грядущем сближении телефонии и компьютеров. Луиза взяла в университете отпуск и отправилась с ним. Одну ночь они провели в парижской гостинице, где сквозь стены пробивалась восточная музыка. Ранним утром они поездом выехали в Канны. Их страсть не знала границ. Арон увлек ее в туалет, где они в тесной кабинке предались любви, — такого Луиза не представляла себе даже в самых смелых фантазиях. В Каннах они несколько часов пробыли в красивейшем соборе города. Она смотрела на Арона со стороны и думала: «Вот человек, с которым я проживу остаток своих дней». Тем же вечером, после того как Арон прочитал свою лекцию, встреченную долгими аплодисментами, она рассказала ему, что пережила в соборе. Он взглянул на нее, обнял и сказал, что чувствует то же самое. Они встретились, чтобы вместе прожить всю жизнь. На следующий день, в немыслимую рань, под проливным дождем они на взятом напрокат автомобиле покинули Канны и поехали на побережье, где в июне 1944 года высадились союзники. У Арона в США был родственник. Но именно там, на побережье Нормандии, он наконец остановился, прервал молчание и сказал, указывая рукой на море, что ни один художник не способен достоверно изобразить волну. Даже Микеланджело не смог нарисовать волну, даже Фидий не сумел изваять ее. Волны, сказал он, показывают людям их ограниченность. Луиза запротестовала, приводила примеры. Маринист Хэгг, например, уж он-то умел воплощать на холсте волны? А все библейские мотивы, изображающие одинокие, брошенные суда в шторм, или море на японских гравюрах? Но Арон стоял на своем, даже голос повысил, что удивило ее, поскольку раньше с ним подобного не бывало. Ни одному человеку не дано запечатлеть волну таким образом, чтобы она, волна, это одобрила, заявил Арон, и, стало быть, так оно и есть. Они больше никогда не говорили о волнах, кроме того случая на холодном берегу, у которого погиб Лукас Кантор, еще не успев ступить на сушу. Почему это вспомнилось ей именно сейчас? Может, здесь скрыто какое-то сообщение, весть об исчезновении Арона, которую она посылала самой себе? Луиза встала с его кровати, подошла к открытому окну. Ночь, в комнату задувал теплый ветер. Слышались отдаленные звуки транспорта, из ресторанной кухни доносился звон посуды. Внезапно она осознала, что теплота ночи обманчива. Арон не вернется. Тени в мраке, угаданные ею, ложь Бланки, пижама Хенрика — все это свидетельствовало об опасности, грозящей ей самой. Отойдя от окна, она проверила, заперта ли дверь. Сердце громко стучало. Мысли не желали поддаваться контролю. Луиза снова открыла мини-бар, вынула оставшиеся бутылочки. Водка, джин, виски. Она оделась — было четверть пятого — и, глубоко вздохнув, решилась открыть дверь. Коридор был пуст. Тем не менее ей почудилась какая-то тень возле лифта. Она замерла. Игра воображения, тени, вызванные ею самой. На лифте она спустилась в пустынный холл. В окошке, выходившем в заднюю каморку, мелькал голубой свет телевизора. Звук приглушенный, похоже, какой-то старый фильм. Услышав ее шаги, вышел ночной портье. Молодой, вряд ли старше Хенрика. На лацкане пиджака висел бейджик с его именем — Хавьер. — Госпожа Кантор что-то рано встала. Ночь теплая, но идет дождь. Надеюсь, вас ничто не разбудило? — Я не спала. Мой муж пропал. Хавьер бросил взгляд на шкаф с ключами. — Его ключи у меня, — сказала Луиза. — В номере его нет. Со вчерашнего утра, уже почти сутки. На Хавьера ее беспокойство, казалось, не подействовало. — Его вещи по-прежнему в комнате? — Ничего не тронуто. — Но тогда он наверняка вернется. Может, какое-то недоразумение? «Он считает, что мы поругались», — со злостью подумала Луиза. — Никакого недоразумения нет. Мой муж пропал. Боюсь, случилось что-то серьезное. Мне нужна помощь. Хавьер посмотрел на нее с сомнением. Луиза не отвела взгляда. Хавьер кивнул и поднял телефонную трубку. Что-то сказал на каталонском. И тихонько положил трубку на рычаг, точно боясь разбудить постояльцев гостиницы. — Начальник безопасности гостиницы, сеньор Кастельс, живет совсем рядом. Он придет через десять минут. — Спасибо за помощь. Она ждала. Хавьер принес ей чашку кофе. Страх не давал ей покоя. Мимо бесшумно проскользнул старик-уборщик. Сеньору Кастельсу было около шестидесяти. Он беззвучно открыл входную дверь — в длинном пальто и шляпе-борсалино. Хавьер кивком указал на Луизу: — Госпожа Кантор, номер пятьсот тридцать три, потеряла мужа. Для Луизы это прозвучало как реплика из фильма. Сеньор Кастельс снял шляпу, острым изучающим взглядом оглядел ее и повел в свой кабинет рядом со стойкой портье. Тесная комната, без окон, но обставленная удобной мебелью. Он предложил ей сесть и снял пальто. — Рассказывайте. Не упускайте ничего. Не спешите. Она говорила медленно, стараясь связать детали — не только для сеньора Кастельса, но и для самой себя. Сеньор Кастельс временами записывал что-то в блокнот. Казалось, каждый раз, когда она упоминала о Хенрике и его смерти, он настораживался. Он ни разу не прервал ее, пока она не договорила до конца. Потом словно бы на мгновенье задумался и выпрямился на стуле. — У вас нет разумного объяснения, почему он скрывается? — Он не скрывается. — Я сочувствую вашему горю в связи со смертью сына. Но, если я правильно вас понял, нет никаких доказательств, что причиной его смерти является кто-то другой, кроме него самого. Шведская полиция дала свое заключение. Может быть, ваш муж просто испытал потрясение? И чувствует потребность побыть одному? — Я знаю, что-то произошло. Но не могу доказать. Именно поэтому мне нужна помощь. — Может, несмотря ни на что, следует набраться терпения и подождать? Луиза рывком встала с кресла. — По-моему, вы не понимаете. Я превращу эту гостиницу в ад, если мне не помогут. Я хочу поговорить с полицией. — Разумеется, вам предоставят возможность поговорить с полицией. Я понимаю ваше возмущение. Но предлагаю вам все-таки сесть. Похоже, ее вспышка ничуть не вывела его из себя, он поднял трубку и набрал запрограммированный номер. Последовал короткий разговор. Сеньор Кастельс положил трубку на место. — Сейчас сюда придут двое полицейских, владеющих английским языком. Они запишут ваши показания и позаботятся, чтобы поиски вашего мужа начались незамедлительно. Пока мы их ждем, давайте выпьем по чашечке кофе. Полицейские — один пожилой, другой помоложе — устроились в пустом баре. Луиза повторила свой рассказ, молодой полицейский записывал, вопросов задавали мало. По окончании беседы пожилой попросил фотографию Арона. Она захватила с собой его паспорт. Арон никуда бы не уехал без него, заметила она. Они попросили разрешения взять паспорт с собой, чтобы скопировать фотографию и переписать определенные данные. Через несколько часов они его вернут. На рассвете полицейские ушли. Начальник безопасности исчез, дверь в его кабинет была заперта. Хавьера за стойкой не видно. Луиза поднялась к себе, легла и закрыла глаза. Она села в кровати. А дошел ли он до церкви? Она встала, развернула карту центральной части Барселоны. Какая церковь ближе всего к гостинице или к улице, где жил Хенрик? Карта была нечеткая, Луиза не могла с уверенностью сказать, какую церковь он выбрал. Но наверняка самую ближнюю. Арон не ходил к нужной цели окольными путями. Когда через два часа принесли паспорт, она взяла куртку, сумку и покинула номер. При появлении Луизы Бланка протирала стекло входной двери. — Нам надо поговорить. Немедленно. Голос Луизы звучал резко, будто она ругала до крайности нерадивого студента, не справившегося с заданием на месте раскопок. У Бланки на руках были желтые резиновые перчатки. Луиза положила ладонь ей на плечо. — Арон вчера пошел в церковь. И не вернулся. Какую церковь он мог выбрать? Здесь поблизости должна быть церковь. Бланка покачала головой. Луиза повторила вопрос. — Церковь или часовня? — Там, где открыты двери. Где можно зажечь свечу. Бланка задумалась. Желтые перчатки раздражали Луизу, она с трудом сдержалась, чтобы не сорвать их. — В Барселоне много больших и маленьких церквей. Ближайшая — Иглесия-де-Сан-Фелип-Нери, — сказала Бланка. Луиза встала. — Мы идем туда. — Мы? — Мы с тобой. Сними перчатки. Фасад церкви был весь в трещинах, двери из темного дерева полуоткрыты. Внутри царил полумрак. Луиза постояла, привыкая к изменившемуся освещению. Бланка перекрестилась, преклонила колени и еще раз осенила себя крестом. У алтаря какая-то женщина вытирала пыль. Луиза передала Бланке паспорт Арона. — Покажи ей фотографию, — прошептала она. — Спроси, не узнаёт ли она Арона. Луиза держалась поодаль, когда Бланка показывала фотографию. Женщина разглядывала ее при свете, падавшем из красивого витражного окна. Бланка обернулась к Луизе: — Она узнала его. Он был здесь вчера. — Спроси, когда. Вопросы и ответы, Бланка, женщина, Луиза. — Она не помнит. — Она должна вспомнить. Заплати ей, чтобы она вспомнила! — По-моему, она не возьмет деньги. Луиза поняла, что в лице Бланки оскорбила всех каталонских женщин. Но ей было наплевать. Она настояла, чтобы Бланка повторила вопрос. — Наверно, между часом и двумя, — сказала Бланка. — Отец Рамон как раз в это время проходил мимо и сообщил, что его брат сломал ногу. — Что делал человек с фотографии, придя в церковь? — Он сел на переднюю скамью. — Он зажег свечу? — Она не видела. Он смотрел на окна. На свои руки. И просто сидел, закрыв глаза. Она только изредка поглядывала на него. Как глядят на людей, которых толком не видят. — Спроси, был ли в церкви кто-нибудь еще? Он пришел один? — Она не знает, пришел ли он один. Но на скамье рядом с ним никто не сидел. — Кто-нибудь еще заходил в церковь в это время? — Только две сестры Перес, которые приходят каждый день. Зажигают свечи в память о своих родителях и сразу уходят. — И больше никто? — Она больше никого не помнит. Луиза не понимала каталонского языка прислужницы, но услышала в ее голосе неуверенность. — Спроси еще раз. Скажи, что для меня очень важно, чтобы она вспомнила. Скажи, что дело касается моего умершего сына. Бланка покачала головой. — Это ни к чему. Она отвечает как может. Женщина молча постукивала метелкой для пыли по своим ногам. — Она может показать место, где сидел Арон? Женщина удивилась, но показала. Луиза села. — А где находилась она сама? Женщина указала на алтарь и боковой свод. Луиза оглянулась. Со своего места она видела лишь половину притвора, по-прежнему полуоткрытого. — Когда он ушел? — Она не знает. Выходила за новой метелкой для пыли. — Сколько она отсутствовала? — Минут десять. — А когда вернулась, его уже не было? — Да. Луиза решила, что узнала много важного. Арон не оставил никаких следов, поскольку не подозревал, что что-нибудь может случиться. Но что-то случилось. — Поблагодари ее и скажи, что она очень мне помогла. Обе вернулись в квартиру Бланки. Перед Луизой стояла дилемма. Уличить ли Бланку в том, что она лгала, утверждая, будто к Хенрику никто не приходил? Или осторожно повести разговор так, чтобы Бланка добровольно рассказала, как обстояло дело? Может, Бланка чего-то боялась? Или на то были другие причины? Они расположились в гостиной Бланки. — Скажу откровенно, как обстоит дело. Арон пропал, и я боюсь, с ним что-то случилось. — А что могло случиться? — Не знаю. Но Хенрик умер неестественной смертью. Возможно, узнал то, чего ему не надо было знать. — И что бы это могло быть? — Не знаю. А ты? — Он никогда не рассказывал мне, чем занимается. — Прошлый раз ты сказала, что он говорил о своих газетных статьях. Он показывал их тебе? — Нет. Луиза опять уловила перемену в ее голосе. Бланка ответила, чуть помедлив. — Ни разу? — Нет, насколько я помню. — А у тебя хорошая память? — По-моему, не хуже, чем у других. — Хочу вернуться к вопросу, на который ты уже отвечала. Просто чтобы убедиться, что правильно тебя поняла. — Меня ждет работа. — Я не задержу тебя надолго. Ты сказала, что в последнее время никто не приходил и не спрашивал Хенрика. — Ты правильно меня поняла. — Мог ли кто-нибудь прийти к нему без твоего ведома? — Вряд ли кто-то мог появиться здесь, чтобы я не увидела его или не услышала. — Но ты же иногда ходишь за покупками. — В таких случаях меня заменяет сестра. Когда я возвращаюсь, она рассказывает мне обо всем, что происходило. Если бы к Хенрику кто-нибудь приходил или спрашивал про него, я бы знала. — Когда мы с Ароном уходили отсюда ночью, ты слышала? — Слышала. — Почему ты уверена, что это были мы? — Я всегда прислушиваюсь к шагам. Одинаковых шагов не бывает. «Я ничего не добьюсь от нее, — подумала Луиза. — Она не боится. Но что-то не дает ей сказать всю правду. Что она скрывает?» Бланка взглянула на часы. Ее нетерпение казалось неподдельным. Луиза решила повысить ставку, заставить Бланку потерять дар речи. — Хенрик писал о тебе в нескольких письмах. Снова что-то изменилось, на этот раз в осанке Бланки. Чуть-чуть, но Луиза заметила. — Он писал о тебе как о домовладелице, — продолжала Луиза. — Я решила, что дом принадлежит тебе. Про отставного полковника он не упоминал ни разу. — Надеюсь, он не писал обо мне гадостей. — Вовсе нет. Скорее наоборот. — Что ты имеешь в виду? Ставка сделана. На попятный не пойдешь. — По-моему, ты ему нравилась. Втайне. По-моему, он был влюблен в тебя. Бланка отвела глаза. Луиза хотела продолжить, но Бланка жестом остановила ее. — Моя мать всю жизнь меня шантажировала. Измывалась и насмехалась над моими чувствами, с тех пор как мне исполнилось двенадцать и я впервые влюбилась. Для нее моя любовь к мужчине была не чем иным, как предательством ее любви ко мне. Если я любила мужчину, значит, ненавидела ее. Мое желание быть вместе с мужчиной означало, что я предаю ее. Она была чудовищем. Она до сих пор жива, но не помнит, кто я такая. Я с удовольствием навещаю ее теперь, когда она не узнаёт меня. Возможно, звучит жестоко, но это правда. Так оно и есть, я глажу ее по щеке и говорю, что всегда ненавидела ее, а она не понимает моих слов. Но одному она меня научила: никогда не ходить вокруг да около, никогда без нужды не топтаться по кругу. Никогда не поступать так, как ты сейчас. Если у тебя есть вопросы, спрашивай. — Думаю, он был влюблен в тебя. Больше я ничего не знаю. — Он любил меня. Когда он бывал здесь, мы практически каждый день занимались любовью. Но не ночью, ночами он хотел быть один. Луиза почувствовала, как в ней все чернеет. Хенрик заразил Бланку? И она носит в своей крови смертельный вирус, сама об этом не зная? — Ты любила его? — Для меня он не умер. Я испытывала к нему вожделение. Но думаю, не любила. — Значит, тебе наверняка известно о нем много такого, о чем ты не сказала? — Что ты хочешь от меня услышать? Как он любил, какие позы предпочитал, делал ли то, о чем не принято говорить? Луиза почувствовала себя оскорбленной. — Ничего такого я знать не хочу. — И я об этом ничего не скажу. Но никто не приходил и не спрашивал о нем. — Что-то в твоем голосе заставляет меня не верить тебе. — Ты сама решаешь, чему верить, а чему нет. Зачем бы мне врать? — Вот и мне интересно. Зачем? — Я думала, ты имела в виду меня, спрашивая, приходил ли кто-нибудь к Хенрику. Странный способ узнать то, что хочешь узнать, но не осмеливаешься спросить. — Я не тебя имела в виду. Хенрик никогда не писал о тебе. Это была просто догадка. — Давай закончим этот разговор, больше не прибегая ко лжи. У тебя есть еще вопросы? — К Хенрику кто-нибудь приходил? То, что произошло дальше, явилось для Луизы полной неожиданностью и в корне изменило ее стремление найти ответ на вопрос о причинах смерти Хенрика. Бланка порывисто встала и из ящичка письменного стола вынула конверт. — Хенрик передал мне его в свой последний приезд. Просил меня позаботиться о нем. Почему — не знаю. — Что в конверте? — Он заклеен. Я не вскрывала его. — Почему ты только сейчас показываешь его мне? — Потому что он предназначался мне. Отдавая его, он не упомянул ни тебя, ни твоего мужа. Луиза перевернула конверт. Может быть, Бланка все-таки вскрывала его? Или она говорит правду? Да какое это вообще имеет значение? Луиза вскрыла конверт. Там были письмо и фотография. Бланка перегнулась через стол, чтобы увидеть. Даже не пыталась скрыть искреннее любопытство. Фотография черно-белая, квадратная, возможно, увеличенный паспортный снимок. Печать зернистая, лицо, обращенное прямо к Луизе, чуть расплывчатое. Черное лицо, красивая улыбающаяся молодая женщина. Приоткрытые губы, белоснежные зубы, волосы, заплетенные в хитроумные косички, плотно охватывают голову. Луиза перевернула фотографию. Хенрик написал и имя, и число: Бланка посмотрела на Луизу. — Я узнаю ее. Она приходила сюда. — Когда? Бланка задумалась. — После дождя. — Что ты имеешь в виду? — Ливень, затопивший весь центр Барселоны. Вода затекала через порог. Девушка появилась на следующий день. Хенрик, очевидно, встречал ее в аэропорту. В июне две тысячи третьего, в первых числах. Она прожила здесь две недели. — Откуда она приехала? — Не знаю. — Кто она? Бланка взглянула на Луизу со странным выражением лица. — По-моему, Хенрик очень ее любил. Он словно замыкался в себе, когда я ненароком видела их вместе. — Хенрик что-нибудь говорил о ней после ее визита? — Ничего. — А как складывались ваши отношения? — Однажды он спустился ко мне и спросил, не хочу ли я поужинать с ним. Я согласилась. Еда была невкусная. Но я осталась у него на ночь. Мне показалось, он решил, что все должно оставаться как прежде, до появления девушки. Луиза выхватила письмо из конверта и начала читать. Привычный почерк Хенрика, когда он писал в спешке, резкие движения ручки, иногда едва разборчивые фразы по-английски. Ни одного приветственного слова Бланке, письмо начиналось сразу, точно вырванное из какого-то неведомого контекста. Луиза протянула письмо Бланке, та прочитала его медленно, губами повторяя каждое слово. Потом сложила письмо и положила его на стол. — Что он имеет в виду, говоря, что она станет его проводником? — спросила Луиза. Бланка покачала головой: — Не знаю. Но она, вероятно, много значила для него. Бланка вложила письмо и фотографию в конверт и отдала его Луизе. — Оно твое. Возьми. Луиза сунула письмо в сумку. — Каким образом Хенрик платил за квартиру? — Он отдавал деньги мне. Три раза в год. До Нового года платить не надо. Бланка проводила ее к выходу. Луиза окинула взглядом улицу. На противоположном тротуаре стояла каменная скамейка. Там сидел человек, читал книгу. Только после того, как он не спеша перевернул страницу, Луиза отвела глаза. — Что ты собираешься делать дальше? — спросила Бланка. — Не знаю. Но я дам о себе знать. Бланка порывисто погладила ее по щеке. — Мужчины всегда сбегают, когда считают, что с них хватит, — сказала она. — Арон обязательно вернется. Луиза повернулась и быстрым шагом пошла по улице. Только бы не разрыдаться. В гостинице ее ждали двое полицейских. Они устроились в креслах, в углу просторного холла. Заговорил молодой полицейский. Читал записи из блокнота, и понять его английский не всегда было легко. — К сожалению, мы не нашли вашего мужа, господина Арона Кантора. Ни в больницах, ни в моргах его нет. Равно как и ни в одном из наших полицейских участков. Его данные внесены в нашу оперативную систему. Теперь остается только ждать. Луиза словно задохнулась, у нее не осталось сил. — Спасибо вам за помощь. У вас есть мой номер телефона, в Мадриде есть шведское посольство. Полицейские козырнули и ушли. Она снова опустилась в мягкое кресло и подумала, что теперь потеряла все. Ничего не осталось. Усталость терзала ее, сводила судорогой. «Надо поспать, — подумала она, — другого выхода нет. У меня все плывет перед глазами. Завтра я уеду отсюда». Она встала, пошла к лифтам. Еще раз окинула взглядом холл. Там никого не было. |
||
|