Глава 10

Ленория оказалась такой же древней, как Мол, в том смысле, что мы увидели не шоссе с несущимися по нему автомобилями, а разбитую грунтовую дорогу, ведущую через лес. По дороге неспеша шел конный караван с десятком телег и двумя десятками небритых охранников, за спинами которых виднелись рукоятки огромных двуручных мечаей. Мы подождали, пока караван скроется из виду, и вышли на тракт.

— По расчетам Люциуса, — Ленка посмотрела на солнце, — они будут здесь через пять минут. Самое время приготовиться.

Лаврентьева подняла с земли сухую ветку, подбросила ее, и скороговоркой произнесла:

— Ткань живая, ткань мертвая, разницы нет, разница стертая.

Раздался негромкий хлопок, и вместо ветки к моим ногам упала веревка.

— Привяжи меня к дереву, а сам спрячься в кустах. Как только появится Лас, выбегай на дорогу и маши руками. И не забудь: ты — немой идиот.

Приятная перспектива.

Я подобрал веревку и привязал Лаврентьеву к толстой осине.

— Крепче привязывай, он должен поверить, что на нас напали разбойники.

— Кажется, дурак здесь только я, — ухмыльнулся я и затянул узел. — Думаешь, Лас купится на такую примитивную ложь: красивую беззащитную девушку ограбили и привязали к дереву, не изнасиловали, не увели с собой, не убили?

— Поверит, — на Ленкиных щеках появился румянец. — Ты считаешь меня красивой?

Кажется, я покраснел и поспешил исправить двусмысленную ситуацию:

— Это я образно выразился. По местным меркам ты наверняка супермодель.

Лаврентьева вспыхнула и бросила на меня испепеляющий взгляд.

Черт! Я действительно дурак! И теперь уж точно покраснел.

Со стороны тракта донеслось посвистывание. Я узнал мотив: "А нам все равно". Лихой мотивчик, если не знать слов о трусливых зайцах.

— Иди, чего застыл, — процедила Ленка. Кажется, она на меня обиделась. Ну, ничего, пройдет. Будем считать это моей маленькой местью за то, что не считала меня храбрецом.

Я продрался через кусты и выбежал на дорогу прямо перед носом красивого, цвета бронзы, жеребца. На жеребце сидел совсем еще молодой человек с короткими светлыми волосами и наглой ухмылкой, которая при моем появлении исчезла. Жеребец остановился.

— Ты кто? — надменно спросил пацан. — Чего надо?

Я замахал руками, словно ветряная мельница, и потянул его за ногу к лесу.

— Что там? Разбойники? Это ловушка?

Кажется, Лас не отличался особой храбростью. Услышав свое же предположение, прижался к гриве коня и прищурился, разглядывая кусты. Мне пришлось снова потянуть его за штаны, которые, к слову сказать, были на порядок лучше моих. Лас вырядился в парчовый кафтан с зелеными листьями по золотому фону, алые штаны из гладкой блестящей ткани и крепкие кожаные полусапожки с меховой опушкой. На поясе болтался кривой кинжал в серебряных ножнах. И кто только его в дорогу собирал? Кем он себя возомнил? Принцем? Ну, разве только младшим, тем самым, на котором природа отдохнула. И судя по удивленной и растерянной физиономии, отдохнула прилично, до беспамятства.

— Ф—р–ряд ли там разбойники, — фыркнул конь.

Я отпрянул и вытаращился на говорящее животное. Скотина, не обращая на меня внимания, повернула голову к всаднику и, старательно шевеля губами, добавила:

— Зачем фр—р–разбойникам устраивать ловушку на одинокого всадника? Они вышли бы открыто. Что—то ф—р–роизошло.

Я энергично закивал, и Лас спешился. Сделал он это достаточно ловко, но умудрился отдавить мне ногу. Я едва не выругался, но вовремя прикусил язык — нехорошо разрушать легенду.

Схватив паренька за рукав, я потащил его через заросли к дереву. Ленка изображала глубокий обморок, она повисла на веревках, длинные светлые волосы свесились на лоб, закрывая лицо.

— Оба—на! — Лас, почесал затылок, оглядывая девушку, а потом вытащил из-за пояса кинжал и перерезал путы.

Ленка грациозно шмякнулась в мягкий густой мох. Тоже мне, герой! Мог бы поддержать девушку!

— Ах! Кто здесь?! — Лаврентьева «очнулась», откинула с лица волосы и посмотрела на своего "спасителя".

"Спаситель", увидев Ленку, открыл рот, потом приосанился.

— Меня зовут Лас. А кто ты, прекрасная незнакомка?

Ну вот, приехали! Вроде свой человек, а где-то уже успел местного наречия поднабраться.

— Я Мильдэлла, властительница полей и болот. Помоги мне подняться, храбрый рыцарь.

Лас очнулся и подал Лаврентьевой руку.

— Как отблагодарить тебя за спасение? На нас напали разбойники, украли мой волшебный кушак и лишили Серлея, моего спутника, языка.

Я зажмурился, представляя, какой вопрос задаст "храбрый рыцарь": "Почему немой Серлей сам не мог тебя развязать, ведь ему оторвали язык, а не руки?" Но Лас до такого простого вопроса не додумался, он смотрел на Лаврентьеву, не отрываясь, и дышал, как собака после кросса. Черт, врезать бы этому герою, чтобы мозги вправить! Ну и кто сказал, что он годится для спасения мира?!

— Мне ничего не нужно, — сглотнул Лас.

Ленка наклонила голову, присматриваясь к молодому человеку, и кивнула.

— Вижу, ты добрый и храбрый юноша, а еще вижу в тебе магическое начало.

— А?

"У тебя есть сила, болван", — чуть не ляпнул я, но вовремя прикусил язык. Этот тип мне категорически не нравился.

Лаврентьева закрыла глаза, подняла руки, и, покачиваясь, стала нашептывать заклинание. Первые несколько секунд ничего не происходило, а потом вокруг Ласа вспыхнуло холодное синее сияние.

— Что это?!

— Ты великий волшебник, — произнесла Ленка низким грудным голосом. — Мне предначертано сопровождать тебя в твоем странствии.

— Волшебник? — Лас хмыкнул и осмотрел руки. — Это хорошо. А что я могу?

— Многое, — Лаврентьева пошла в сторону тракта. — В ответ на твою помощь я научу тебя пользоваться силой.

Мы вышли на дорогу, и Лас с сомнением посмотрел на жеребца. Его мысли мог бы прочитать и идиот: парню не улыбалось идти пешком, но трое на одного коня — перебор.

— Ф—р–равствуйте, мадмуазель, — поздоровался жеребец. — Меня зовут Фр—р–рагор.

— Мильдэлла, властительница полей и болот, — Ленка сделала книксен.

— Присаживайтесь ф—р–р седло, а остальные будут вас сопровождать.

Вот это я понимаю, правильный подход. Скотина и то умнее этого «героя». Я помог Лаврентьевой взобраться на коня, и мы тронулись в путь.

Дорога оказалась неровной и разительно различалась по ширине, в некоторых местах по ней в ряд могли проехать десяток всадников, потом она сужалась до ширины телеги. С чем это связано, я не понял, да и не стал раздумывать. Подчиняясь легенде, молча шел позади Ласа, наблюдая за тем, как он пожирает глазами Ленкины лодыжки.

— Ты действительно властительница полей и болот? — поинтересовался Лас.

Лаврентьева не ответила, и правильно сделала. Болвану нужны доказательства! И вообще, мог бы повежливее обращаться с дамой. Пусть мы не намного его старше, но к волшебнице лучше обращаться на "вы".

— Я вообще-то в столицу иду, — Лас снова попытался завести беседу. — Там, говорят, дракон объявился. А за убийство дракона полагается полцарства и принцесса в придачу. Конечно, принцесса мне без надобности, а вот полцарства пригодятся.

Жадюга.

— Это не обычный дракон, летающий над селами, пожирающий коров и сжигающий поля, — осадила мечтателя Ленка, — это могучий темный маг. Три тысячи лет назад его заточили в камни, лишив возможности восстановиться, но он скопил силы и вселился в тело черного дракона. Десятки рыцарей сложили свои головы, пытаясь убить волшебника, но даже не поцарапали его шкуру. Против мага нужна особенная сила. Такая, как у тебя.

Лас выпрямился и поднял голову, на его лица засияла самоуверенная улыбка.

Ну и чему, интересно, радуется этот остолоп? Неужели не понимает, что может погибнуть? Или начитался фэнтези, где попаданцы с легкостью разбивают целые армии и движением пальца изгоняют демонов? А может, это я мало что знаю? Может, в этом парне действительно есть сила, способная справиться с величайшим злом?

Я посмотрел на Ласа другими глазами. Теперь его самоуверенность не раздражала, а внушала надежду на благополучный исход. Может, именно такие, не ведающие страха, и становятся героями? Я бы крепко подумал, прежде чем вмешиваться в битву добра и зла, а он просто идет навстречу судьбе. Неужели именно поэтому его внесли в Картотеку, а меня нет? Во всем виновата моя предусмотрительность и здравый смысл?

— Ты никогда не замечал за собой ничего особенного? — спросила Лаврентьева.

— Замечал, — Лас шел так близко к коню, что едва не касался Ленкиных коленей плечом. — Мне всегда жутко везло, что бы я ни делал: на всех контрольных попадался самый простой вариант, на экзаменах — билет, который знал, однажды даже в лотерею машину выиграл, "Волгу".

— Машину?

— Ну, это такое транспортное средство. Телега с мотором. Хм, что такое мотор, ты тоже не знаешь. В общем, по-вашему, это то же самое, что очень породистая лошадь.

Я хмыкнул, Лаврентьева тоже не удержалась от улыбки.

— Еще в магазинах всегда забирал последний экземпляр дисков, да и приколы разные с рук сходили. Всю жизнь себя везунчиком считал, потом вот под автобус угодил и сюда попал. Тоже везение. Выучусь магии, победю дракона и все девчонки моими будут.

"Победю" — тоже мне, филолог. Сначала победи, а там увидим.

— А не побоишься? — Ленка испытующе посмотрела на Ласа.

— Не побоюсь. Ты, главное, магии меня научи, а уж там…

— Научу. Прямо сейчас и начнем, все равно скоро стемнеет, нужно найти место для ночлега и развести костер.

— Да и я уже ф—р–рустал, — фыркнул Фрагор.

Мы сошли с тракта и углубились в лес, где подыскали подходящую для привала поляну. Поляну окружали высокие дубы, в центре росла земляника, которая в это время года еще только набирала цвет, и редкие кусты дикого шиповника.

Лена спрыгнула на землю и расседлала коня, Лас бросил на землю вещевой мешок, притороченный к седлу, и направился к лесу:

— Я за хворостом, — предупредил он.

— Серлей и сам с этим справится, — парировала Ленка и многозначительно на меня посмотрела. — А мы займемся твоим обучением. Садись напротив меня.

Лаврентьева опустилась на землю, и парень подчинился. Что ж, намек более чем понятный. Хворост, так хворост, я вздохнул и углубился в чащу.

Лес в Ленории оказался совсем не таким, к какому я привык. Это не подмосковные сосенки и молоденькие березки, выросшие на месте заброшенных полей, это настоящая чаща с вековыми дубами, гигантскими вязами и переплетением толстых, с ногу мужчины, корней. Я продирался сквозь ветки, подбирая сломанные сухие сучья, и прислушивался к звукам. Даже они здесь отличались от привычных. Где—то вдали ухал филин, над головой выстукивал морзянку дятел, шелестела листва, а над всем этим висело вполне ощутимое нечто, странная тяжесть, накрывающая сознание, заглушающая звуки, будто лес накрыл мою голову огромной пуховой подушкой, пытаясь не то лишить слуха, не то задушить.

Я поминутно оглядывался, выискивая не столько хворост, сколько горящие огненно-желтым звериные глаза таинственных наблюдателей, но ничего не видел. Тем не менее, казалось, будто за мной наблюдают.

Неприятный лес.

Я поспешил закончить со сбором хвороста и вернулся на поляну.

Ленка рисовала в воздухе серебряные звезды, а Лас пускал между ними огненную змейку. Змейка двигалась осторожно, нащупывая воздушную дорогу алым язычком, огибала одну звезду и ползла к следующей. Я замер, любуясь зрелищем и в тайне завидуя пацану — он, как и я, владел магией огня, но почему-то не забирал тепло из окружающей среды и никого не замораживал. Мне, чтобы добиться такого уровня мастерства, наверняка понадобится больше, чем одно занятие, потому что важнее всего в магии — контроль. Этот урок я усвоил на собственном горьком опыте. И с контролем у меня плохо.

— Ты быстро учишься, — похвалила Лаврентьева Ласа, и тот, улыбнувшись, придвинулся к девушке почти вплотную.

Я бросил хворост, объявляя о своем присутствии, и разделил его на две части. Лас, не оборачиваясь, взмахнул рукой, и сухие ветви вспыхнули, едва не опалив мои штаны.

— Очень хорошо, — Лаврентьева поднялась. — Самое время поужинать.

Только теперь, когда загорелся костер, я увидел, что лес поменял окраску: потемнел, почернел, стал еще более зловещим. Пожалуй, в такой тревожной обстановке я не засну. Может, Ленка догадается оставить меня дежурным? Надо предложить это каким-нибудь образом.

— У меня с собой немного вяленого мяса, — Лас направился к дорожному мешку. — На ужин хватит, а утром придется охотиться.

Пацан вытащил из мешка полотняный сверток и развернул его. Внутри обнаружилось десяток приличных, с кулак, кусков мяса. С виду совершенно несъедобные — каменные и наверняка пересоленные, но когда я попробовал, понял, что десять кусков на троих очень мало — мясо оказалось вкусным. В магазинах такого точно не найдешь.

После ужина Ленка распорядилась о дежурствах:

— Первым дежурит Серлей, после полуночи — я, перед рассветом — Фрагор, а тебе, Лас, нужно хорошенько выспаться.

— Ладно.

Лас растянулся по правую сторону костра и уставился в ночное небо, Лаврентьева легла по левую, а я сел перед костром между ними, придвинув остатки хвороста. На месте Ласа я бы точно возмутился графиком ночных бдений, мало того, что одним из дежурных является девушка, так еще вместо самого Ласа перед рассветом его покой будет охранять конь. Он, конечно, говорящий, но все равно животное. А пацану хоть бы хны, будто так и должно быть. Нет, не понимаю я местных героев.

Молодой человек между тем повернулся лицом к костру и, обращаясь к Ленке, спросил:

— Видишь ту яркую звезду? Это Альдендерия — богиня красоты и женского начала. Мне кажется, она похожа на тебя. По крайней мере, у нее точно такие же глаза.

Ленка не ответила. Она не спала — я видел, что девушка лежит с открытыми глазами — но не ответила. И правильно сделала.

Я посмотрел в небо, усыпанное яркими сочными серебряными вишнями, и вздохнул. Не знаю как там у местной богини, но у Ленки действительно точно такие же глаза. Как звезды. Особенно в темноте.

Костер горел неярко, я подбрасывал в огонь хворост, но понимал, что на всю ночь дров не хватит, придется пошарить в ближайших кустах. Не хочется сидеть посреди леса в абсолютной темноте и оглядываться на каждый шорох.

Лас заснул, я слышал, как он посапывает, и позавидовал ему. Вот ведь человек — ничего не боится. Может спокойно уснуть в чужом мире в компании незнакомцев… Я так не могу. Я поднялся и направился к ближайшим кустам.

— Тоже что ли размяться, — донесся до меня знакомый голос.

Я обернулся и замер. Над костром висел призрак полуобнаженного мужчины. Ноги его по колено находились в огне, сквозь грудь пролетали искры, но ни то, ни другое не доставляло духу неудобств. Он зевнул и двинулся прямо на меня.

— Не узнал что ли? — спросил призрак. — Это я, Цимлянский. Мы встречались в Бюро.

Точно. Мог бы и сам сообразить — не так уж и много у меня знакомых призраков.

— Откуда ты здесь?

— Здрасьте—пожалуйста. А кто, по-твоему, коня говорить заставляет?

— Ты — конь?

— Сам ты конь. Педальный. Я призрак, временно привязанный к телу несчастного животного, которое вынуждено терпеть в своей голове присутствие постороннего духа. Знаешь, как бедняге страшно? Ему ведь не объяснишь, зачем нужно, чтобы его рот периодически издавал странные звуки, называемые человеческой речью.

— Тебя послало Бюро?

— Само собой, — Цимлянский потянулся и сделал в воздухе кувырок, отчего его подштанники задрались, обнажив волосатые полупрозрачные голени. — Без Бюро эта операция обречена на провал. Я в Отделе сопровождения числюсь, потому как очень удобно устроен — могу вселиться в любое живое существо независимо от размеров. Вот и появляются у фантастов говорящие кони, собаки и драконы. А ты куда пошел? Отлить?

— За хворостом.

— Насчет этого не волнуйся.

Призрак ракетой взмыл к небу, развернулся и ринулся к земле. Затормозить дух не успел, и распластался по траве тонкой белесой лужицей.

— Сейчас вернусь.

Лужица собралась в ручеек и потекла к деревьям. Я проводил призрака взглядом и вернулся к костру.

— За хворостом ушел? — сонно спросила Ленка.

— Да. Спи, я за тебя подежурю.

— Даже не думай, пусть Цимлянский дежурит, ему сон не нужен. Завтра трудный день.

— И что в нем трудного?

— Увидишь.

Лаврентьева перевернулась на другой бок и заснула. Цимлянский вернулся минут через двадцать.

— Теперь иди за хворостом, — произнес он. — Я подсветил дорогу и нужные ветки, больше ничем помочь не могу.

— Спасибо.

Я направился в лес по светящейся белой дорожке и вернулся с целой охапкой хвороста, каждая веточка в которой была окутана волшебной молочной пленкой.

— Кидай все в костер, — подсказал Цимлянский. — В течение ночи постепенно буду снимать с них заклятье, и огонь не потухнет.

— Разбуди меня пораньше, — попросил я.

— Договорились, — дух подлетел к лошади и тонкой струйкой влился в ее голову, — на случай, если Лас проснется.

Я вытянулся около костра и закрыл глаза. Не знаю, что там Ленка имеет против призрака, но по-моему, он славный малый.

О, если бы я знал, как ошибался!