"БОБЭ МАЙСЕС - БАБУШКИНЫ СКАЗКИ В СТИЛЕ ХИП-ХОП" - читать интересную книгу автора (Дорфман Михаэль)

Михаэль Дорфман

БОБЭ МАЙСЕС — БАБУШКИНЫ СКАЗКИ В СТИЛЕ ХИП–ХОП

В этом году на праздник Песах я допустил большую оплошность. Дожидаясь начала ритуальной трапезы–седера, я услыхал, как на другом конце большой комнаты моя тетя внушает своим внучкам: «Смысл праздника, как и смысл нашей жизни, – порядок. Недаром его символизирует седер (порядок ивр.)…». «Да нет, Песах – это праздник свободы, – ляпнул я с места, – праздник освобождения». Внучки взглянули на меня с интересом и повторили «Свободы? Освобождения?» Я добавил цитату из пасхального предания Агады: «Из рабства к свободе… были мы рабами в Египте, а теперь свободные, сыны свободы». Тетя отчаянно сверкнула очками: «Неправильно! Песах – это седер! Порядок!» Сообразив, что нарушаю педагогические усилия не одного года, я закусил, губу, и оставил разгневанную тетю, бороться с мировой энтропией и убеждать внучек, что главное – порядок, а не так называемая свобода, которая тоже вынужденная необходимость.

Интересно, изменила бы она свое мнение, если бы послушала диск «Так называемый седер» – So–called Seder. «Так называемый» здесь не фраза, а имя, верней псевдоним рэпера, еврейско–канадского артиста жанра хип–хоп DJ So–called – Сокал. DJ – это диск–жокей. В среде исполнителей этого своеобразного и необычайно популярного сегодня направления принято брать псевдонимы –Комитет Смерти, Предательская тройка, Мастер Дон, Нация Зулу, Занятая Пчела, Бешеные Ноги, Наличняк, Брат Вопрос, 50 центов, Поджигатель, Здравый смысл. Некоторые имена хип–хоперов и вовсе непонятны посторонним – Eminem, Мос Деф, Закир Джей–5, Расширенные Люди или SSUR. Так, что «Так называемый» – Сокал вполне уместно. —

Сейчас мы достигли периода, который я называю битвой за еврейскую самоидентефикацию, – голос с явным бруклинским акцентом, который по–русски лучше всего передать одесским произношением. Вмешивается виртуозный кларнет, а затем и ударники, ритмические темпы и характерные выкрики – Так мне бабушка говорила, так рассказывала свои майсы…

Так начинается и проект двух замечательных артистов – Дэвида Кракауэра и Сокала. О Кракауэре мы писали год назад в статье «Клезмер – выражение идиша в музыке». Теперь Кракауэр представляет еще более неожиданную для любителей «чистой» комбинацию – клезмер и хип–хоп. И все еврейское!

Кракауэр был хорошо известным джазовым кларнетистом, респектабельным педагогом. К нему случайно обратились участники клезмерского ансамбля и попросили порекомендовать им студента по классу кларнета. Кракауэр попробовал сам и увлекся на всю жизнь. Позже он вошел в легендарный ансамль «Клезматик» – один из пионеров современной клезмерской музыки. После семи плодотворных лет Кракауэр создал в середине 90–х собственный ансамбль «Безумье клезмеров», с которым продолжает играть, писать музыку и экспериментировать до сего дня. Кракауэр встретил Сокала в Монреале на фестивале «Клезм–Канада». Они провели целый день вместе, и на прощанье Сокал дал Кракауэру послушать самодельную запись «Так называемого седера». —

Я отнесся скептически. Седер и хип–хоп – звучало несколько странно, – рассказывал Кракауэр в одном из интервью, – Потом я все же послушал, и музыка захватила меня. Это было самое замечательное, что я слышал в жизни. Я понял, что хочу сотрудничать с этим артистом, что нашел соратника и единомышленника, душевного друга.

Здесь не просто смешение стилей. Надо именно вжиться в музыку, прочувствовать ее страсть и тогда получается истинный синтез.

Сокал, унаследовавший от родителей имя Джонатан Долгин, известен острым языком. Когда старичок–журналист из известной идишской газеты спросила его что–то о «возрождении идиша», артист вспылил: «Хватит говорить о е… возрождении, потому, что идиш – живой!». И все же интересно, как хип–хопер пришел к идишу? Сокал стал подбирать еврейские мелодии в качестве фона и заставок для речитативной декламации, в чем, по сути, и состоит техника хип–хоп. По–английски такой речитатив называется rap. В хип–хоп каждый приносит странные, малоизвестные мелодии. —

Я стал работать со старыми еврейскими звукозаписями и открыл целый чудесный мир, замечательных старых артистов, как Мики Кац, Аарон Лебедев, Мойше Ойшер. Я никогда и нигде этого не слышал, ни по радио, ни на концертах. Я и я понял, что это – мое. Это как раз оказался материал для такого еврейского парня, как я, делающего рэп–музыку. Оказалось также, что их звуки отлично ложатся в контур хип–хопа. Еще одно замечательное качество, – усмехается Сокал, – В глобализованном мире интеллектуальной собственности никто не предъявит ко мне претензий за нарушение авторских прав.

Кракауэр сделал программу, как бы воображаемую встречу–дуэт двух великих кларнетистов прошлого: клезмера Нафтуле Брадвейна и джазмена Сидни Буше. Здесь в Нью–Йорке нельзя избежать вопроса о связи еврейско–американской и афро–американской музыки. Особенно, если речь идет о хип–хопе, которые многие считают лишь музыкой черных кварталов. —

Я еврейский канадец, – отвечает Сокал с улыбкой… Разумеется, есть миллион вещей, связывающих еврейскую и негритянскую музыку: опыт гетто, притеснений и гонений. Общее в стремлении скрыться от жестокой реальности, забыться в музыке. Есть общее в выражении страданий и в выражении радости… Негритянские спиричуалс, как и хасидская музыка, черпает свое вдохновение в Ветхом Завете, в ТаНаХе… Да, здесь много связей… Но! Для меня хип–хоп – это, прежде всего, современное средство. Сейчас все используют имя «хип–хоп» для того, чтобы быть современными. Хип–хоп, музыка «рэп» давно уже оторвались от афро–американского контекста и означают лишь использование стиля, определенной технологии для художественного самовыражения. Бывает хип–хоп итальянский, индийский, латиноамериканский… Все используют стиль. Я не думаю, что там остался афро–американский контекст. Разумеется, от них пришел хип–хоп. Разумеется, афро–американцы были первыми. Они дали хип–хоп миру, но теперь – это всеобщее достояние. Примерно как рок–музыка. Целые библиотеки написаны о взаимоотношениях черной и еврейской музыки в Америке… Но! Я просто хочу делать свою музыку в стиле хип–хоп. Меня не волнует, еврей, негр или цыган, черный, белый, желтый или голубой, – продолжает Сокал. Мы смешиваем стили, смешиваем традиции абсолютно так же, как это происходит в реальной жизни.

Сообщество хип–хоперов хорошо приняло еврейского музыканта. Его рэп на фоне мотивов и отрывков клезмеров и еврейских театральных артистов, таких как Аарон Лебедев, сразу нашла отклик и понимание.

Итак, клезмер и хип–хопер. Еврейские эмигранты создали в Америке самобытную музыкальную культуру, выражавшую их ностальгию по старой родине. Считается, что клезмеры – это провинциальные музыканты из Восточной Европы, из черты оседлости, куда загнала евреев царская власть. Сегодня это далеко не так. Клезмерская музыка – это респектабельный музыкальный жанр, хорошо укорененный в мейнстрим американской и интернациональной музыкальной культуры. В 20–30–е годы здесь творили прекрасные артисты, играли на свадьбах, бар–мицвах, создавалась музыка для чрезвычайно популярного еврейского музыкального театра, на равных конкурировавшего с Бродвеем, было записано огромное количество замечательной клезмерской музыки. Фактически Америка спасла клезмерскую музыку от забвения и уничтожения. Ведь в Холокосте сгорела почти вся самобытная еврейская народная культура. То, что оставалось, было уничтожено Советской властью. Наследию замечательных клезмеров середины XIX века: Педоцера – Арн–Мойше Колоденко и Стемпеню – Йоселе Друкер, увековеченных Шолом–Алейхемом, грозило полное забвение. —

Третьим, и, наверное, самым опасным фактором стала ассимиляция в Америке… да и везде, – говорит Кракауэр. – Для нас, начинавших в 70–е, таких как Энди Статмэн, Капелия, других ансамблей, искавших корни, проблема состояла в том, чтоб что–то найти, возродить.

Они нашли свои корни совсем недалеко от дома. В Нью–Йорке в 20–30 годы работали и записывались великие клезмеры, такие как Нафтуле Брандвейн и Дейв Терас, сохранившие и обновившие традицию. Кстати, после публикации моей статьи, где упоминались эти артисты, я получил письмо из Израиля, где меня просили помочь найти Дейва Тераса, «который на самом деле Давид Тарасюк, родной брат моей бабушки из местечка Терновка в Днепропетровской области». В 1979 году я слышал музыку в исполнении почти столетнего тогда Тераса, но найти его – увы! Он ушел в 1989 году.

Программа, а также совместный диск Кракауэра и Сокала, называется «Бобэ майсес: байки, которые бабушка нам рассказывала». Что это, бабушкины сказки? —

Как бы старые рассказы, байки, которые нам рассказывают с детства, которые все считают общепринятым мнением, – говорит Сокал. – Такие байки, которые передают, которые живут в семье. Но это очень–очень неопределенно. Я когда–то услышал пьесу в исполнении Кракауэра с названием «Бобэ майсэ», и она послужила толчком к созданию диска. Пьесу эту я записал в серии «Архив американской еврейской музыки Милкина», посвященной 350–летию еврейской общины в Северной Америке, – продолжает Каракаэур. – Мелодия пришла от моего учителя Лиона Ришонова, а тот получил ее от своего учителя, замечательного кларнетиста Семена Белосина, игравшего в оркестре Нью–йоркской филармонии с 1920 по 1965 год. Белосин был большим энтузиастом, одним из зачинателей возрождения клезмерской традиции в Америке.

Несколько слов об «Архиве американской еврейской музыки Милкина» – замечательном проекте, призванном включить весь широкий спектр музыкальной деятельности евреев в Америке: клезмеров, театральную музыку, канторское пение, музыку еврейского кино. Архив возвращает к жизни творчество забытых композиторов, как Стивен Вольпе или Дариус Миклад, подчеркивает еврейский аспект творчества всемирно–известных известных, как Леонард Бернстайн, Джордж Гершвин, Ирвин Берлин, Курт Вейль. Вейль, к примеру, писал в Америке музыку еврейского театра, и это совсем другой Вейль, чем хорошо известная музыка для постановок Брехта. Архив восстанавливает старые записи, а часто и заново записывает музыкальные произведения. Проект поддерживается «Фондом семьи Милкин», и хотя сам глава семьи, крупный финансовый брокер Майкл Р. Милкин, сел в тюрьму за финансовые махинации на Уолл–Стрит, деятельность проекта успешно продолжается. Сам Милкин считает «Архив американской еврейской музыки» одним из важнейших, призванный как–то вернуть долг обществу и общине.

Как и во всем еврейском, «бобэ майсес» имеет много подтекстов. «Бобэ майсес» – одно из первых произведений светской литературы на идише, одна из первопечатных книг на идише в начале XVI века. Вероятно, эта книга была и самая распространенная – не бабушкины сказки, а «Истории Бовы». Она выпущена впервые в Италии христианским первопечатником еврейской книги Паулем Фангисом. «Бобэ майсес» – перевод итальянского рыцарского романа в стихах «Бова д’Амато», выполненный одним из первых идишских филологов Элией Левитом (известным в еврейской литературе, как Элия Бохер). Сам роман тоже является переложением нормандского рыцарского романа XIII века о полумифическом основателе Саутгемптона (Sir Bevis of Hampton, или по–старофранцузски Boeve de Hatone). Роман этот пользовался огромной популярностью по всей Европе в течение нескольких сотен лет, переводился и перетолковывался во многих странах. На Руси «Бова д’Амато» лег в основу одной из первых русских лубочных книг «Повесть о Бове–королевиче». В еврейском языке «бобэ майсес» стали нарицательным именем для всяких выдумок, баек. И имя легендарного рыцаря связалось с созвучным еврейским словом «бобэ» – баба, бабушка.

Итак, «Бобэ майсес»: считается, что бабушка печет самое лучшее в мире печенье, хотя она обычно покупает печенье в супермаркете. Если свистишь в доме, то приманиваешь крыс. Не ковыряй в носу, а то руки будут короткими. Ешь манную кашу, а то никогда не вырастешь. Куриный бульон – лучшее лекарство от всех болезней, а сквозняк, наоборот, вызывает все болезни. Надень шапку, а то простудишь голову. Отойди от кухонного стола, а то никогда не женишься…

Бабушкины сказки. Теперь еврейский рэпер и клезмер продолжают золотую цепочку народной традиции и доносят свои майсес до американской аудитории. —

Майсес – это, что–то такое, что нам говорили, вроде «На твоем отце держится вся больница», – говорит Кракауэр, – а папа действительно работал в больнице, но бабушка слишком преувеличивала… Но «майсес» и критическое осмысление многих расхожих истин, которыми живет американское еврейство – преемственность, Холокост, наше прошлое…

Многие сегодня сомневаются, слышали ли мы всю правду о еврейском прошлом от своих родителей. Опросы показывают, что традиционные американские еврейские лозунги перестают работать в возрастной группе 18–36 лет. Традиционные формы еврейской активности: Израиль, община, антисемитизм, даже Холокост воспринимаются многими, как «майсес». Именно поэтому вынесенная в начало статьи фраза – отрывок из записи покойного голливудского актера Гершеля Бернарди, одного из зачинателей компании поиска еврейской идентификации «Помни, кто ты есть… Возвращайся со мной…». —

Мы как раз записывали диск на следующий день после президентских выборов 2004 года, – рассказывает Кракауэр, – Мы уже знали, что победил Дж. Буш. Настроение было дрянное. Мы растерялись оттого, что доверие людей можно завоевывать с помощью «майсес»… Теперь уже не «бобэ майсес», а «Буш–майсес»…

Одна из наиболее запоминающихся вещей в программе – «Румыния, Румыния». Переработка старого эстрадного номера Аарона Лебедева, широко известного всем любителям клезмерской музыки. Впервые «Румыния» была записана в 20–е годы и широко разошлась по всему миру. —

Я всегда хотел исполнить «Румынию», – рассказывает Кракауэр. – Однако я понимал, что после Лебедева уже так не получится. Да и почти любой ансамбль клезмеров включает эту вещь в свой репертуар.

Действительно, вещь эту исполняют так часто, что ее во многом затаскали. Кракауэр придал своей интерпретации совершенно иной, мрачный, оттенок. «Румыния» в его обработке – не только веселые еврейские куплеты, но и надвигающаяся тьма, Румыния времен наступления фашизма, когда Лебедев создал свой шедевр, и темные улицы и слепые окна румынских городов времен Чаушеску, и сегодняшнюю Румынию, обремененную нищетой, коррупцией и преступностью. Кларнет Кракауэра плачет и стонет, оставляя очень мало от веселья классической еврейской оперетты. 20–30 годы многими осмысляются сегодня заново, как время наступления реакции, и как время удивительного творческого расцвета, и как время перелома, в чем–то напоминающего наше. Еще один важный аспект: 20–30–е годы – время, когда новые технические средства – звукозапись и радио – вторглись в музыкальное творчество, радикально изменив всю музыкальную культуру. Во много это напоминает техническую революцию сегодняшнего дня. Существует и сильная реконструктивная философия – попробовать воссоздать художественные тенденции, трагически прерванные Второй мировой войной.

Американская еврейская музыка всегда менялась, обогащалась и обогащала собой и еврейские театр на Второй авеню, и Бродвей, которые неразрывно связаны не только музыкальной традицией, но зачастую даже одни и те же люди работали и там, и там. Курт Вейль повлиял на обоих музыкантов. Поэтому последний вопрос: Вы не боитесь разрушить традиционную клезмерскую музыку, вторгаясь в нее, вводя столько разных элементов? —

Мы получаем множество гневных писем с призывами «не трогать клезмерскую музыку!», «оставить ее в покое!» Те, кто слышат нашу музыку, – действительно вдохновляются. Клезмерская музыка – изначально танцевальная музыка. Речь не идет о музейной этнографической реконструкции. Чтобы жить, танцевальной музыке необходимо обновляться, соответствовать современным ритмам и звучанию.