"Кто и как изобрёл еврейский народ" - читать интересную книгу автора (Занд Шломо)

I. «Народ», изгнанный в 70-м году

Прежде всего, следует отметить, что римляне вообще не изгоняли «народы». Добавим, что даже ассирийцы и вавилоняне (использовавшие изгнание как политическую меру) никогда не депортировали все завоеванное население. Сгонять с насиженных мест большие земледельческие народы, производившие сельскохозяйственную продукцию и платившие налоги, было чрезвычайно невыгодно. Но даже эффективная политика частичного выселения, применявшаяся Ассирийской, а затем и Вавилонской империями, когда вырывались с места целые государственные и культурные элиты, насколько нам известно, не практиковалась Римской империей. Известны несколько примеров, относящихся исключительно к Западному Средиземноморью, когда земледельческое население вытеснялось, с тем чтобы освободить место для немедленного расселения римских солдат, однако такая экстраординарная политика не применялась на Ближнем Востоке. Римские властители жестоко подавляли восстания местного населения: они безжалостно казнили воинов, продавали пленников в рабство, иногда изгоняли царей и князей, но, несомненно, никогда не депортировали все население завоеванных ими восточных земель. Кроме того, они не располагали необходимыми для этого техническими средствами: у них не было ни грузовиков, ни поездов, ни даже вместительных пассажирских судов, столь естественных в современном мире.[205]

Иосиф Флавий, важнейший летописец восстания зелотов 66 года н. э., едва ли не единственный (если не считать археологических находок) источник информации по данной теме, рассказывает в книге «Иудейская война» о трагических результатах восстания. Тяжелый ущерб был нанесен не всем районам Иудейского царства, а в основном Иерусалиму и нескольким укрепленным городам. По его оценке, в ходе осады Иерусалима, в сражениях и в устроенной римлянами после падения города резне погибли миллион сто тысяч человек и девяносто семь тысяч попали в плен. Число убитых в других городах составило еще несколько десятков тысяч[206].

Как водится у древних летописцев, данные Флавия сильно завышены. Подавляющее большинство современных исследователей полагают, что практически все демографические оценки, дошедшие до нас с древних времен, раздуты, причем многие из них являются, по существу, типологическими. Правда, Флавий сообщает, что как раз перед началом восстания в Иерусалиме собрались многочисленные иногородние паломники; тем не менее, утверждение, что в городе погибли миллион сто тысяч человек, явно недостоверно. Сравнения ради, великий Рим II века н. э., эпохи расцвета империи, по размерам соответствовал современному столичному городу средней руки[207]. В небольшом Иудейском царстве не могло быть и речи о городе такого масштаба. По аккуратным оценкам, Иерусалим той поры насчитывал от шестидесяти до семидесяти тысяч жителей.

Даже если мы примем совершенно нереальную оценку числа пленных — девяносто тысяч человек, «злодей» Тит, разрушитель Второго храма, все еще не изгнал «еврейский народ» с его земли. Вопреки тому, что преподается в израильских школах, на украшающей Рим триумфальной арке Тита изображены римские солдаты, несущие на своих плечах похищенный в Храме семисвечник, а вовсе не жители Иудеи, влачащие его на пути в изгнание. Необходимо отметить, что в обширной римской документации нет ни единого указания на какое-либо изгнание жителей из Иудеи. Кроме того, нет никаких данных о сосредоточении значительного числа беженцев в приграничных районах Иудеи после подавления восстания, что было бы неизбежно в случае массового бегства местного населения.

Нам неизвестна точная численность населения Иудеи накануне восстания против римлян и войны между зелотами. Цифры, приводимые Флавием, снова сильно преувеличены и противоречивы (к примеру, он сообщает, что в Галилее проживало свыше трех миллионов человек). Согласно археологическим исследованиям последних десятилетий, во всем Ханаане, то есть в мощном Израиле, небольшой Иудее и прочих государствах, взятых вместе, в VIII веке до н. э.проживало около четырехсот шестидесяти тысяч человек[208]. Израильский исследователь Маген Броши вычислил, проанализировав местный потенциал производства продуктов питания, что на территории от Иордана до Средиземного моря в период максимального экономического расцвета страны (в VI веке н. э., в эпоху византийского владычества) могло прокормиться не более миллиона жителей[209]. Таким образом, можно предположить, что накануне восстания зелотов общее число жителей в расширенной (до масштабов Ханаана) Иудее превышало пятьсот тысяч, но не доходило до миллиона. Войны, эпидемии, засухи или тяжелое налоговое бремя могли сократить численность населения страны, однако до внедрения ботанических и агротехнических изобретений Нового времени оно не могло существенно возрасти.

В ходе междоусобных войн между зелотами и их восстания против римлян Иудея перенесла страшное потрясение; кроме того, следует предположить, что разрушение Храма поначалу деморализовало местную культурную элиту. Вне всякого сомнения, население Иерусалима и его окрестностей временно сократилось. Однако, как уже было сказано, изгнано оно не было, да и экономическое возрождение произошло довольно быстро. Археологические раскопки показывают, что описания разрушений, приводимые Флавием, преувеличены, и уже к концу I века н. э. многие пострадавшие города переживали впечатляющий подъем. Мало того, вскоре начался один из самых ярких и продуктивных периодов в истории еврейской религиозной культуры[210]. К сожалению, мы мало что знаем о политической жизни этого периода.

Сходным образом сохранилось мало достоверных сведений о втором мессианском восстании, потрясшем Иудею во II веке н. э.Бунт, вспыхнувший в 132 году, в период правления императора Адриана (Hadrianus), и названный восстанием Бар-Кохбы, вскользь упоминается у римского историка Диона Кассия (Dio Cassius, 165-229), а также у Евсевия (Eusebius, 275-339), кесарийского епископа, автора книги «История церкви». Смутные отголоски этого восстания дошли до нас благодаря мидрашу[211] и археологическим раскопкам. К великому сожалению, эта эпоха не имела историка масштаба Иосифа Флавия, поэтому реконструкция данного восстания является чрезвычайно фрагментарной. В любом случае напрашивается следующий вопрос: быть может, традиционный рассказ об изгнании возник из-за тяжелых последствий этого восстания? Дион Кассий описывает трагическое завершение восстания Бар-Кохбы следующим образом: «Пятьдесят наилучших укрепленных городов и девятьсот восемьдесят пять превосходнейших деревень были полностью разрушены. Пятьсот восемьдесят тысяч человек погибли в ходе боев и налетов, бесчисленное множество умерло от голода, болезней и пожаров. Иудея почти целиком превратилась в пустыню...»[212].

Здесь также налицо характерные преувеличения (создается ощущение, что в числах, приводимых древними историками, всегда следует опускать один ноль), однако и в этом мрачном сообщении нет даже намека на насильственное переселение. Иерусалим был переименован в «Элия Капитолина», всем обрезанным было временно запрещено появляться в его стенах. На протяжении трех лет местное население, прежде всего в районе столицы, подвергалось болезненным, в основном религиозным, притеснениям. Можно предположить, что какое-то число воинов попало в плен и было продано в рабство, а также что часть местных жителей бежала из района военных действий. Однако широкие массы иудейского населения не были насильственно изгнаны со своей земли и в 135 году[213].

Хотя римская провинция Иудея с этого момента (и впредь) стала называться Палестиной, в II веке н. э. большинство ее жителей продолжали составлять иудеи и самаритяне, причем спустя всего несколько десятилетий после подавления восстания экономика страны достигла процветания, и ее население начало быстро расти. Это процветание было не только материальным, хотя в конце II и в начале III века объем сельскохозяйственного производства стабилизировался, а большая часть земледельцев восстановили свои хозяйства. В этот период местная культура достигла фазы, которую обычно называют «золотым веком Иехуды ха-Наси». Приблизительно в 220 году было завершено составление и редактирование всех шести разделов Мишны[214]. Это событие повлияло на долгосрочное развитие иудаизма и еврейской идентичности гораздо сильнее, чем восстание Бар-Кохбы. Откуда, в таком случае, взялся грандиозный миф об изгнании «еврейского народа» после разрушения Храма?

Хаим Милковский, исследователь из Бар-Иланского университета, доказал, проанализировав разнообразные танаические[215] источники, что во II и III веках термин «диаспора» означал политическое порабощение, а не выселение из страны и что второе вовсе не вытекало из первого. Другие раввинистические тексты признают лишь одну диаспору — вавилонскую, продолжавшуюся, по мнению многих авторов, и после разрушения Второго храма[216]. Исраэль Яаков Юваль, историк из Иерусалимского университета, сделал еще один шаг вперед и продемонстрировал, что обновленный еврейский миф об изгнании оформился относительно поздно и был «побочным продуктом» свежего христианского мифа об изгнании евреев в наказание за распятие Иисуса и отказ принять его учение[217]. Действительно, источник антиеврейского дискурса о рассеянии можно найти уже у Юстина Мученика (Justinus), в середине III века объявившего выдворение всех обрезанных из Иерусалима после восстания Бар-Кохбы божественной коллективной карой[218]. По его стопам пошли и другие христианские авторы, считавшие пребывание верующих иудеев вне пределов священной для них страны неизбежным следствием и неоспоримым доказательством их греховности. Начиная с IV века н. э. миф об изгнании начинает постепенно проникать в еврейскую традицию.

Однако только в Вавилонском Талмуде можно встретить высказывания, искусно объединяющие рассеяние с разрушением Второго храма. Следует помнить, что с VI века до н. э. в Вавилонии непрерывно существовала еврейская община, вовсе не стремившаяся «вернуться» в Сион (даже когда его контролировало государство Хасмонеев). Быть может, не случайно именно в Вавилонии после гибели Второго храма был старательно выстроен нарратив, связавший «новое разрушение» с «новым изгнанием» актом символического подражания («мимесис») древним деяниям. Катастрофа позволила осуществить религиозную рационализацию многовековых «стенаний на реках вавилонских», при том, что они текли не так уж далеко от Иерусалима.

После победы христианства в начале IV века и его превращения в официальную религию империи даже верующие евреи, проживавшие вне нее, примирились с логикой, рассматривающей рассеяние как ниспосланное свыше наказание. Связь между насильственным выселением и грехом, между разрушением Храма и рассеянием стала имманентной частью всевозможных объяснений всемирного распространения иудаизма. Корень мифа о «скитающемся еврее», расплачивающемся за свои поступки, лежал в христианско-иудейской вражде, переопределившей границы обеих религий в последующие столетия. Однако еще важнее другое: с этого момента понятие «диаспора» приобрело в еврейской традиции ярко выраженное метафизическое значение, смысл которого имел мало общего с тривиальным пребыванием людей вдали от своей родины.

Представление о генеалогической связи с изгнанниками из Иерусалима стало теперь таким же необходимым, как и принадлежность к «семени Авраама, Ицхака и Якова», поскольку без этого связь верующих иудеев с «избранным народом» утратила бы прочную основу. Тем не менее, пребывание в «диаспоре» приобрело экзистенциальный характер, постепенно утрачивало территориальный аспект. Вообще говоря, еврей находился в «диаспоре» повсюду, даже в Святой земле. Позднее, в каббалистическом учении, она стала основополагающей характеристикой самого Господа Бога, ибо он, присутствуя повсеместно, пребывает в перманентном «рассеянии».

Понятие «диаспора» по сути очертило границы раввинистического иудаизма, столкнувшегося с набирающим силу христианством[219]. Если для христиан самопожертвование Иисуса спасло мир, то иудеи, признававшие только Ветхий Завет, категорически отвергали избавление такого рода. Христианская концепция эпохи божественного милосердия, наступившей с временным воскрешением Иисуса, не была принята теми, кто упорно продолжал считать себя иудеями. По их мнению, мир все еще погружен в страдание, и его экзистенциальные муки будут продолжаться до прихода настоящего мессии. Следовательно, рассеяние — это своего рода религиозный катарсис, в определенной степени очищающий от грехов. Долгожданное избавление, антитеза жизни в диаспоре, наступит лишь в конце времен. Поэтому «рассеяние» — это не пребывание вдали от родины, а эпоха, предшествующая избавлению. Ожидаемое спасение настанет лишь с появлением царя-мессии из рода Давида, с окончательным возвращением в Иерусалим. Оно включает в себя воскрешение мертвых, которым также предстоит собраться в Святом городе.

Для угнетенного религиозного меньшинства, жившего внутри чужой доминирующей религиозной цивилизации, «рассеяние» означало временное поражение, имеющее, правда, историческую «дату рождения» — разрушение Второго храма, но в остальном чисто метафизическое, ибо развитие событий, которому суждено это поражение аннулировать, имело мессианский характер и ничуть не зависело от униженных иудеев. Только это абстрактное «будущее», не привязанное к мирскому времени, то ли близкое, то ли далекое, несло в себе надежду на избавление, быть может, не только национальное, но и универсальное. Поэтому евреи «во всех поколениях» не слишком стремились вернуться на свою «древнюю родину», а те, кто все-таки возвращались, обычно осуждались большинством соплеменников как лжемессии. Разумеется, время от времени религиозным паломникам дозволялось посетить Иерусалим в индивидуальном порядке; кроме того, люди приезжали в Святой город, чтобы быть здесь похороненными. Однако еврейская коллективная эмиграция с целью наладить в Иерусалиме полноценную общинную жизнь не являлась частью иудейской религиозной фантазии; люди, изредка выдвигавшие такую идею, были нестандартными или не вполне нормальными[220].

Особый характер отношения караимов к Иерусалиму побудил многих из них перебраться туда и даже призвать к «репатриации» в вожделенные места. Эти «еврейские протестанты», хранившие верность Библии и отказывавшиеся принимать «устную Тору», не разделяли концепцию диаспоры, связывавшую раввинистический иудаизм. Поэтому они могли игнорировать его запреты, касавшиеся Святого города, и массово селиться в нем. Глубокая скорбь караимов из-за разрушения Храма (они даже назывались «скорбящими по Сиону») стала причиной того, что в IX и X веках они, по-видимому, составляли большинство иерусалимского населения.

Важные раввинистические постановления категорически запрещали любые попытки ускорить избавление, в том числе эмиграцию туда, откуда оно должно начаться в будущем. Самым ярким примером таких ограничений являются три знаменитые «клятвы». В Вавилонском Талмуде говорится: «Сказал рабби Йоси сын рабби Ханины: "Три эти клятвы — зачем? Одна — чтобы не поднимались евреи стеной, одна — потому что Святой, Благословен Он, взял с Израиля клятву не восставать против народов мира, и еще одна — потому что Святой, Благословен Он, взял с идолопоклонников клятву не порабощать евреев слишком сильно" (Трактат Кетубот 111а).

Выражение «подняться стеной» означает массовую эмиграцию в Святую землю; однозначный запрет на это действие направлял евреев во все времена, объявляя диаспору божественным приговором, который не может быть оспорен. Запрещалось «приближать конец», восставая против Бога, потому богобоязненные еврейские массы воспринимали «диаспору» не как временную политическую ситуацию, которую можно изменить при помощи эмиграции, а как целостное состояние нынешнего материального мира[221].

Поэтому позднее, когда распались древние центры еврейской культуры в Вавилонии, евреи эмигрировали в Багдад, а не в Иерусалим, хотя оба этих города находились под властью халифата. Когда изгнанные из Испании евреи рассеялись по всему Средиземноморью, лишь считанные единицы устремились в Сион. В Новое время, в период страшных погромов и подъема агрессивного национализма в Восточной Европе, евреи, говорившие на идиш, массово эмигрировали на Запад, преимущественно в США. Только после закрытия границ США в 20-х годах прошлого века и чудовищной бойни, устроенной нацистами, началась значительная эмиграция в подмандатную Палестину, часть которой превратилась затем в государство Израиль. Евреи не только не были насильственно изгнаны со своей «родины», они даже не были склонны добровольно туда вернуться.