"Мадьярская венера" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Лин)

Глава седьмая

Только бы мои слова не внесли раздора, ведь это был намек на то, что в этой маленькой драме я на стороне Кароля. Диана тут же развернулась и ушла, даже не оставив деньги, чтобы оплатить свою долю счета. Остальные попытались вести себя так, будто ничего не произошло, пока, наконец, обед не закончился. Грэйс и Сибилла вернулись в отель на такси. Моргана и я решили прогуляться к Дунаю. Все мосты были освещены, как и Будайский замок на другом берегу. Зрелище было потрясающим. Я езжу во многие места, и многие из них мне нравятся. Но время от времени я нахожу что-то новое и влюбляюсь, и теперь я понимала, возможно, потому что это было так неожиданно приятно, что для меня существует опасность попасть под чары Будапешта.

Моргана чувствовала то же самое.

— Не хочешь немного прогуляться? — предложила она. Легким шагом мы поднимались вверх по улице Ваци к площади Вёрёшмарти, а потом направились в Жербо пропустить по рюмочке на ночь.

— Ты действительно на стороне Кароля? — спросила она.

— Сейчас я ни на чьей стороне, — ответила я. — Об этом я и пыталась сказать, все это время, что я…

— Знаю, — не дала она закончить фразу. — Ты проследишь происхождение венеры, но итог может оказаться совсем не таким, как нам хочется. Думаю, все мы, кроме Дианы, знаем это. Она так уверена в том, что права, что другого выхода даже представить себе не может. Поэтому ты станешь врагом для нее, если не докажешь ее правоту. М-да, ситуация у тебя непростая, но я хочу, чтобы ты знала, я все понимаю. Мне пришлось спрятать ухмылку, когда она заявила, что скрывать ей нечего, а потом рассказала, что в действительности воровала документы у своего работодателя. Кстати, что ты думаешь по поводу всей этой истории про постоянную должность?

— Даже не знаю, что и думать. Конечно, это — правда, что, если человек хочет сделать карьеру в научных кругах университета, а после получать приличную пенсию, нужно, чтобы его взяли на постоянную должность. Но разве мог один человек ей в этом помешать? Я не знаю. Разве такие решения не должны приниматься коллегиально? Этого я тоже не знаю, но я бы так не считала. И разве бы ей отказали, если бы все, кроме Кароля, сошлись во мнении, что она замечательная? Сомневаюсь.

— Я подумала то же самое, — кивнула она. — Не уверена, где в ее рассказе правда, а где нет.

— Кстати, о правде, у меня к тебе вопрос, — вспомнила я.

— Ну, давай, — сказала она.

— Что случилось в тот вечер в баре после того, как я, ну, отключилась?

— Ты не совсем отключилась, — поправила она. — Ты вела себя необычно. Я подумала было, что ты заболела. И глаза у тебя были странные. Я тогда подумала, уж не накачалась ли ты наркотиками. Извини. Уверена, что ты их не принимала. Ведь так? В любом случае, через некоторое время после этого мы все ушли. Диана вызвалась отвезти тебя до дома. Мне пришлось оттаскивать Вудварда от Кортни. Конечно, он спит с ней.

— Ты уверена?

— Да, — последовал твердый ответ. — Заставала ли я их вместе в постели? Нет. Видела ли я, как они обнимаются, целуются в ресторане? Нет. Но я уверена. Твой муж тебе изменял?

— Да, — призналась я. — Но пока он мне сам об этом не сказал, отношения продолжались. Знала ли я об этом? Да, знала. Полагаю, ты видела Клайва.

— Видела, — призналась она. — Сибилла сказала, что звонила тебе, но ты не ответила. Ты не отвечала на звонки и на следующий день. Потом мы получили твое письмо по электронной почте, а меня отправили выяснить, в каком отеле ты остановилась. Кстати, Клайв довольно симпатичный. Ты все еще любишь его?

— Нет. Теперь мне он нравится гораздо больше, чем когда мы были женаты. Вероятно, он то же испытывает и по отношению ко мне. Как супружеская пара мы были просто катастрофой, но из нас получились хорошие деловые партнеры. И он никогда не позволяет мне упиваться жалостью к себе, что очень даже неплохо, поскольку время от времени у меня проявляется к этому склонность.

— В последнее время и я сама грешу этим, — вздохнула она. — Вот бы и мне такого же Клайва. Ты и сейчас упиваешься жалостью к себе?

— Возможно, немного… Да что тут говорить, в последнее время от моего обычного оптимизма почти ничего не осталось. Недавно я порвала с мужчиной, с которым мы были вместе несколько лет. Это очень милый человек по имени Роб Лучка. Не знаю даже, почему я ушла, может, нам просто не повезло. С его дочерью случилась беда, мы старались помочь, но никто из нас по-настоящему не говорил о том, что мы чувствовали, что нам нужно было сделать. Возможно, это было слишком больно. Я всегда думала, что мы все обсуждаем вместе, а оказывается, что это не так. Словно червяк подтачивал мои чувства.

— Очень жаль, — сказала Моргана. — Если бы я могла высказать Вудварду все на тему его постоянных похождений, но я просто продолжаю вести себя так, будто ничего не замечаю. В тот вечер в Коттингеме он хотел, чтобы я «поболтала» с президентом какого-то банка, поскольку у его компании возникли некоторые финансовые трудности и требовался большой кредит. Конечно, я выполнила просьбу, хоть и ощущала себя шлюхой. Мне пришлось весь вечер любезничать с ним, пока мой муженек пожирал глазами Кортни. Жалкое зрелище, не правда ли?

— Полагаю, ты могла бы сказать нам обеим то же самое, что в последние дни Клайв регулярно повторяет мне: неприятности случаются, не падай духом.

Она смеялась, пока по щекам не покатились слезы.

— Я постараюсь, — выдавила она. — Я постараюсь.

— И я. С чего вы все кинулись сопровождать меня?

— Не знаю. Возможно, потому, что Диана настояла. Я просто хотела отдохнуть от Вудварда. Думаю, Сибилла тоже хотела отвлечься от всего. Никто из нас прежде не бывал в Будапеште, так что нам это показалось интересным. Кстати, Диана даже не могла оплатить перелет, хотя именно она настаивала на поездке. Так мы и заполучили наши замечательные билеты в последнюю минуту. Она говорит, что вернет мне деньги, но я не уверена, каким образом она собирается сделать это, учитывая обстоятельства. Ты не помнишь? Она и в колледже была такой недовольной и угрюмой?

— Да я бы не сказала, — покачала я головок. — Но всегда была некая грань. А Сибилла постоянно занималась самобичеванием, Грэйс же никогда по-настоящему не делилась с нами своими мыслями.

— Что-то не припомню я, чтобы она была такой лицемерной. А ты? Знаешь, мы уже далеко не дети, чтобы вот так пререкаться, — внезапно сказала она. — Она так утомляет, разве нет?

— Точно подметила, — согласилась я.

— А что же мы с тобой? — спросила Моргана.

— Я всегда восхищалась тобой, ведь в тебе было столько мужества, — ответила я. — Нам всегда хотелось поступать как ты, но мы не отваживались, а тебе было наплевать на то, что люди скажут.

— Теперь я не такая мужественная, — вздохнула она. — Мне нужно уйти от Вудварда, купить дом и найти настоящую, нормальную работу. Но потом я вдруг теряю самообладание, мне становится страшно. А что до тебя, если говорить о мужестве, то я всегда думала, что за всем твоим внешним лоском, за образом дочки дипломата, за личностью, которая все время старалась поступать и говорить правильно, было нечто большее. Я только выглядела бунтаркой. Я была той, кто постоянно прогуливал занятия, я пила и курила, спала, с кем хотела, но все это было притворством. Настоящей бунтаркой в группе была ты. В известном смысле ты не знала страха, я и сейчас так думаю.

— Даже не знаю, — смутилась я.

— Кстати! — встрепенулась она. — Чуть не забыла. Ты это видела? Ну где же это? — ворчала Моргана, извлекая из сумки по очереди минимум три косметички перед тем, как нашла, что хотела. — Вот. Что скажешь? Это вышло через день после твоего отъезда. Я вырвала из газеты в самолете.

«Это» было статьей из местной газеты Торонто. «Фальсификация прошлого» — гласил заголовок. В подзаголовке говорилось о фуроре, который произвела презентация Мадьярской венеры в музее Коттингем в Торонто, и что удивительно, какое множество наиболее ценимых в мире музейных экспонатов оказались подделками. Автор рассуждал о том, что изобретение все более точных методов исследования поставило на уши все музейное сообщество, и все чаще среди наиболее ценимых древних предметов обнаруживались подделки или фальшивки, или, по крайней мере, возникали сомнения в подлинности тех или иных предметов. Среди них курильницы майя, золотая маска Агамемнона, Минойская богиня со змеями и другие предметы древности, в подлинности которых в определенное время сомневались. Была еще голова женщины из слоновой кости, названная венерой Брассанпуи. Предположительно, она была того же возраста и из того же материала, что и Мадьярская венера, но какой-то эксперт решил, что она вызывает подозрение. В статье было несколько фотографий таких предметов, и на одной из них была Мадьярская венера. «Настоящие ли они?» — вопрошала подпись. Дочитав статью до конца, большинство делали вывод, что Мадьярскую венеру следует также занести в этот позорный список, за что их нельзя было винить. Это была умело состряпанная атака на Мадьярскую венеру. Хотя этого не говорилось напрямую, подлинность статуэтки была подвергнута сомнению.

— Ничего себе! — вырвалось у меня.

— То-то и оно. Интересно, кто этот автор, этот доктор Талия Ляжёнесс? Здесь нет никаких данных.

— Понятия не имею, — пожала я плечами. — Никогда о нем не слышала. Полагаю только, что это «она», раз носит имя Талия.

— Признаюсь, подозревала, что это Диана под псевдонимом, — сказала Моргана. — Я спрашивала, не ее ли это рук дело, но она все отрицает. Хотя она согласилась, что прочла статью с наслаждением.

— Да уж, — кивнула я.

— Понимаю, что теперь этот вопрос у всех на устах, но что нам делать? — поинтересовалась она. — Помогу, чем смогу.

— Каждому найдется дело, — ответила я. — Не беспокойся.

И нашлось. На следующее утро за завтраком я всем раздала копии списка, составляя который, я почти не спала (на сон ушло часа четыре, что было совсем неплохо). А с утра пораньше я отправилась вниз к стойке, чтобы размножить список для каждой.

— Итак, задание следующее, — начала я самым веселым тоном. — Это все те места, что упоминаются в дневниках. Некоторые из них будет очень легко найти. Другие — немного труднее. Например, Шугарут теперь больше не существует, по крайней мере, на моей карте. Но в дневниках говорится, что там располагался Оперный театр. Это может означать, что так раньше назывался проспект Андраши, который всего в паре кварталов отсюда. Вам нужно дойти до Оперного театра и выяснить, когда он был построен, был ли он на том же самом месте в 1900 году. Вашим заданием будет удостовериться, что все эти места существуют, что они расположены так, как описывается в дневниках. И если вдруг обнаружите несоответствие, обязательно сделайте пометку.

— А почему мы должны делать это? — возмутилась Диана. — Мне кажется, что ты просто отсылаешь нас, давая бессмысленное поручение, пока сама будешь заниматься совершенно другим.

— Просто надо удостовериться, что в дневниках нет ошибок, анахронизмов, — пояснила Сибилла. — Я права? И если обнаружится какая-нибудь ошибка, тогда все: и венера, и все остальное — будет под вопросом.

— Точно, — подтвердила я.

— Ну а сама что делать будешь? — спросила Диана, немного смягчив тон.

— Я попытаюсь найти лабораторию, в которой исследовали венеру. Посмотрим, что они скажут. А там…

— А как же счет-фактура? — не унималась Диана. — Ты сказала, что нашла ее среди документов, которые я дала тебе.

— Я уже была там, — ответила я. — И поговорила с владельцем.

— И?

— И он отказался говорить мне, кто был прежним владельцем венеры. Я конечно же спрошу, не передумал ли он, но на это не стоит сильно рассчитывать.

— Все это очень подозрительно, — задумчиво произнесла Сибилла.

— На самом деле нет, — сказала я. — Если бы Михаль Коваш вошел в «Макклинток и Суэйн» и спросил бы, кто был владельцем одного из моих товаров, я бы ему тоже не сказала. Стоило попытаться, но не сработало. Итак, возвращайтесь к четырем, и посмотрим, что мы узнали.

В десять я уже сидела в Интернет-кафе и искала на просторах Интернета доктора Фредерика Мэдисона, человека, которого Кароль благодарил в предисловии к своей книге за помощь в проверке венеры. Мэдисон возглавлял лабораторию в университете Аризоны. Мне довольно легко удалось найти его телефон. Поскольку нас разделяло несколько часовых поясов, мне пришлось ждать полудня, чтобы позвонить. Я послала ему письмо по электронной почте, в котором сообщила, что мне нужно и что я перезвоню ему утром по его времени.

Следующее, что я попыталась найти, были сведения о погоде на Британских островах столетней давности. Пайпер вскользь упоминал о необычно жарком предыдущем лете и о таком же неприятном на свой лад феврале. Мне понадобилось примерно полчаса, но Интернет — удивительный инструмент для поиска, и я смогла подтвердить, что действительно лето 1899 года было необычно жарким на большей территории Британии, а февраль 1900 года был одним из самых дождливых месяцев за всю историю. Посмотрим, что удастся выяснить остальным, но пока дневники не подкачали.

Потом я пошла к телефону-автомату, смогла разобраться, как он работает, и позвонила Михалю Ковашу.

— Джанет Маклин, — представилась я. — Я была у вас вчера.

Было отчетливо слышно, как г-н Коваш шумно вздохнул.

— Я наткнулась на, скажем так, некоторые несоответствия в счетах на Мадьярскую венеру, — закинула я удочку. — Мне не удалось связаться с доктором Молнаром и спросить его об этом, но я еще раз прошу вас предоставить информацию о предыдущем владельце.

— Нет, я не в праве, — ответил он. — Это невозможно, — он буквально прокаркал слова.

— Хорошо, — отступила я. — Тогда, полагаю, я могу позвонить начальству. Спасибо, что уделили мне время.

Буквально на мгновение я замолчала, чтобы проверить, как он отреагирует. Вместо «до свидания» и вообще любых фраз я услышала противный щелчок и гудки и поняла, что Коваш бросил трубку. Я подождала, пока телефонная линия не отключилась. Господин Коваш был, скажем так, весьма обеспокоен, и, кажется, я заставляла его нервничать еще больше. Если бы вы пожили при коммунистическом режиме, вас бы нервировало все, касающееся чиновников и бюрократов. Возможно, мой звонок и то, что я использовала термин «начальство», задели его за живое. С другой стороны, возможно, он что-то от меня скрывал.

Я решила еще больше испортить ему жизнь. Я снова отправилась на улицу Фальк Микша, где было полно антикварных магазинов, и просто бродила вокруг. Я заглянула в магазин Коваша и мельком увидела, как он быстренько ретировался в заднюю комнату. Я зашла и спросила про него, после чего помощник притворился, что не говорит по-английски, но с горем пополам смог объяснить, что Коваш вышел. Тогда я просто стала слоняться снаружи, заглядывая в окна магазина, пока мне это не наскучило и я не проголодалась. Отказавшись от идеи с Ковашем, я отправилась на поиски ресторана, на который наткнулась в предыдущий день: в нем подавали очень вкусный суп и десерт, но не смогла найти его по своим следам. Я попыталась спросить полицейского на углу, знает ли он, где это место, но он либо не понял меня, либо просто не знал. Пока я стояла рядом с офицером на светофоре, я увидела Коваша в проеме окна кафе на проспекте Сент Иштван, недалеко от его магазина, а он увидел меня. Он буквально стал белым как мел на моих глазах. Я не могла понять, с чего это он, пока до меня не дошло, что он смотрел не только на меня, но и на полицейского рядом со мной, с которым я только что разговаривала. Как я уже заключила, что-то действительно беспокоило Михаля Коваша, и я определенно испортила ему ленч. Может, позвонить ему сегодня еще разок?

Я вернулась в отель, по дороге завернув в кофейню перекусить, и направилась в свой номер, чтобы позвонить Фредерику Мэдисону. В электронном письме я сообщила ему, что пишу статью о венере для рассылки, предназначавшейся антикварным дилерам. В свою защиту скажу, что я иногда пишу статьи, хотя это был не тот случай. Я сообщила, что уже взяла интервью у доктора Молнара (что было правдой, хотя некоторые назвали бы это свиданием) и Кароль рассказал, что в лаборатории Мэдисона подтвердили подлинность венеры и предложила созвониться. Он сразу же взял трубку.

— Я получил ваше письмо, — сказал он. — Рад пообщаться с вами.

— Мне хотелось узнать немного больше про то исследование, которому подвергли Мадьярскую венеру, — пояснила я. — Доктор Молнар сообщил, что всю работу проделали в вашей лаборатории.

— Прелестная вещица, — произнес Мэдисон. — Да, мы проводили исследование. Возраст кости мамонта оказался в тех пределах, что утверждает доктор Молнар.

— Так венере двадцать пять тысяч лет или около того?

— Кости мамонта примерно двадцать пять тысяч лет.

— Вы хотите сказать, что кто-то мог вырезать статуэтку намного позднее?

— Мы не смогли найти этому доказательств. На ней не было никаких отметин от металлического ножа или чего-то подобного, — ответил он, посмеиваясь.

— Так вы абсолютно уверены, что венера подлинная?

— Чтобы я был полностью уверен, — начал он, — нужно стратиграфическое[18] подтверждение. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Немного.

— Для нас «происхождение» означает немного другое, чем для антикварных дилеров, — начал он объяснять. — Вы проверяете, кто был владельцем конкретного предмета. В археологии мы рассматриваем происхождение артефакта как место обнаружения. Существуют прецеденты в определении подлинности предметов древности, когда можно узнать, кто был владельцем объекта в любой момент времени в течение десятилетий, если не веков, но при этом никто не может сказать с уверенностью, где был найден этот предмет. И это как раз такой случай.

Несмотря на всю науку по определению возраста, стратиграфия является главным способом оценки предметов по месту раскопок. Мы называем это археостратиграфия, когда термин применяется в археологии, по очевидным причинам. Определяется, где конкретно был найден объект: в горизонтальной матрице или сетке, или в вертикальном измерении, то есть в каком слое или пласте находился объект, его соотнесенность с другими объектами, находящимися над и под ним, или даже в том же самом пласте. Если я изъясняюсь чересчур учено, скажите.

— Да нет, это очень познавательно, — заверила я. — Пожалуйста, продолжайте.

— Ах, нет ничего лучше, чем заинтересованная аудитория для лабораторного маньяка. Вы можете прервать меня в любой момент. Постараюсь покороче. Принципы, если хотите, законы, по которым работает стратиграфия, достаточно очевидны. Более старые пласты покрыты более молодыми. Материал из более старых может перейти в новые, но никак не наоборот. Если объект продвинулся сквозь несколько слоев, он не может быть более поздним, чем пласт, в котором он был обнаружен. Есть и другие правила, но это должно обрисовать общую идею. Вы все еще меня слушаете?

— Да, конечно. Если бы мне случилось участвовать в раскопках, скажем, в Месопотамии, то в процессе я бы прошла через несколько цивилизаций и, возможно, городов. Если бы я обнаружила предмет на одном уровне, он мог бы оказаться более древним, но его все-таки можно использовать. В конце концов, я занимаюсь торговлей антиквариатом. Я хочу, чтобы люди использовали предметы из более ранних эпох. Так что поставить у себя в гостиной статую из доколумбовой эпохи не только возможно, но и случается достаточно часто.

— Вот именно, — подтвердил он. — Но вы бы не нашли полиэтиленовый пакет в слое четвертого века, а если бы и нашли, возникла бы проблема. Это означало бы наверняка, что кто-то вмешался в раскопки.

— Правильно, — согласилась я.

— Таким образом, стратиграфия просто неоценима в определении последовательностей на месте раскопок и относительного возраста исследуемых артефактов. Теперь об этих так называемых венерах палеолита, — продолжил он. — Их находят повсеместно, и некоторые из них не задокументированы должным образом. Такое впечатление, что они просто появляются время от времени. Их находят где-нибудь в пещере, но никто не помнит, где именно. Их находят в фундаментах домов. Одна, например, была обнаружена на обочине дороги, согласно рассказу, которому я лично не верю. Нам бы пришлось сказать, что точный стратиграфический анализ был бы невозможен при таких обстоятельствах. Конечно, некоторые статуэтки были найдены археологами во время раскопок. Такие находки можно исследовать, но при этом есть и стратиграфическое подтверждение. Можно также датировать другие предметы в этом пласте, используя различные методы определения возраста в зависимости от самого объекта. Видите ли, у всех методов датирования есть свои ограничения. В случае с Мадьярской венерой мы использовали метод датирования по радиоактивному углероду, поскольку она сделана из кости мамонта, а данный метод применим к органическим объектам, то есть к объектам, которые прежде были живыми существами, если они не старше пятидесяти пяти тысяч лет, и неважно, где они были найдены. Датирование по углероду не очень точно за этим пределом, но венера вполне вписывается в этот отрезок. Для неорганики, керамики, например, или кремня, который был обожжен перед захоронением, можно использовать метод датирования по термолюминисценции, или ТЛ, который, в принципе, позволяет определять возраст еще более ранний, чем пятьдесят пять тысяч лет. Таким образом, если бы мы нашли венеру в том же пласте, что и кремневые орудия или керамические изделия, тогда можно было бы датировать двумя способами. И если бы они совпали, мы были бы более уверенны в результате.

— Итак, для этой конкретной венеры у нас есть дата, определенная по радиоактивному углероду, — примерно двадцать пять тысяч лет, и лишь отрывочные сведения о том, где она была обнаружена, — сделала я вывод.

— Точно. Говорят, что ее нашли в пещере. В какой пещере? Где находится эта пещера? В каком контексте? Доктор Молнар показывал мне дневники того человека… как там его по имени?

— Пайпер.

— Пайпера, — согласился он. — Мы и дневники исследовали, и чернила, и бумагу проверили. Кажется, Пайпер знал, что делал. Все его действие тщательно задокументированы. Так что отрывочные сведения — это лучше, чем ничего. Но ведь нам не известно место раскопок?

— Что вы конкретно имеете в виду?

— Я говорю, что возраст кости мамонта примерно двадцать пять тысяч лет, что нам не удалось найти никакого свидетельства, никаких явных улик, указывающих на фальсификацию, что чернила и бумага дневников датируется примерно 1900 годом. Это все, что я могу сказать. Могу только добавить, что большинство венер обычно датируются этим примерным временным периодом, по крайней мере, все сходится. И они все примерно одинаковой внешности: достаточно широкие в талии, большие отвислые груди, но маленькие головы, а также конусообразные конечности и головы. Эта венера подходит по всем параметрам.

— А что насчет охры?

— Вот. Были обнаружены следы охры. Доктор Молнар говорит, что недалеко оттуда была откопана охра возрастом примерно тридцать — сорок тысяч лет. Получается, что немного старше венеры, но это только показывает, что охра была ценным материалом в этой части света.

— Спасибо большое за информацию, — сказала я.

— Да не за что. Надеюсь, я не наскучил вам.

— Вовсе нет! — заверила я его. — По правде говоря, все это так интересно и волнующе. Спасибо.

— Пожалуйста, — ответил он.

— Можно задать вам последний вопрос?

— Давайте.

— По моей личной теории вы проводите исследования, когда у вас возникают сомнения насчет какого-нибудь объекта. То есть, когда, взглянув на предмет древности, меня что-то начинает беспокоить, даже если я не могу точно сказать, что именно мне не нравится, я отнесу его на проверку. Итак, если отбросить в сторону эту археостратиграфию и постараться забыть на время условия и оговорки, которые приходится делать, когда речь заходит об исследовании, вас что-нибудь настораживает в Мадьярской венере? Как вы считаете, она подлинная?

— Я не могу утверждать со стопроцентной уверенностью, — замялся он. — Но, полагаю, что мой ответ был бы «да», думаю, она подлинная.

— Благодарю, — сказала я.

— Вы не пришлете мне копию статьи? — спросил он.

— Конечно, — ответила я. Я бы, конечно, послала, если бы вообще ее написала.

Едва ли полученная информация хоть что-то прояснила и определено было пространство для маневра, не важно, с какой стороны головоломки подступаться. Если хотелось верить, что венера подлинная, имелись доказательства, что так оно и есть. Если вам не хотелось в это верить, если вы, к примеру, были бы Дианой, то и в этом случае у вас было бы достаточно фактов. Хотя, на мой взгляд, все начинало выглядеть убедительным и даже неопровержимым: венера — настоящая. Я посмотрела на часы. Настало время отчета для див.

Они сидели в фойе и пили чай. Выглядели девочки вполне довольными собой.

— Мы выполнили задание, — заявила Сибилла. — От начала до конца.

— Я впечатлена, — ответила я. — Что у вас там получилось?

— Сначала ты, — потребовала Грэйс.

Я рассказала им про длинный разговор с Фредериком Мэдисоном. Но не стала упоминать Коваша.

— Теперь ваша очередь, — сказала я.

— Давай, Сибилла, — подтолкнула ее Моргана. — Тебе же удалось сделать большое открытие.

— Какое еще большое открытие?

— Да погоди ты, — шикнула Моргана. — Ну, Сибилла?

— Мы прошлись вдоль проспекта Андраши, — начала Сибилла. — Проверили кое-какие путеводители и, как ты и подозревала, раньше проспект назывался Шугарут. Здания, в которых теперь находятся магазины и прочие конторы, действительно походят на особняки. Мы дошли до самого начала, или конца, проспекта — Хёошёк тер, то есть площади Героев. Там есть здание, совпадающее по описанию с тем, что ты дала нам. Оно называется Дворец Искусств или что-то в этом духе. И там есть, как уверяет Грэйс, Коринфские колонны, точно, как описано в дневниках. Потом мы отправились в городской парк. Кстати, очень чистый и аккуратный. Там находится замок очень интересной архитектуры. Мы купили путеводитель, согласно которому замок был возведен в 1896-м для празднований Венгерского Миллениума — именно миллениума, а не грядущего века. В парке также есть ресторан, называется «Гундель». Хотелось бы там отобедать. Однако из меню этого заведения мы узнали, что ресторан находился на этом же месте и в 1900 году, только назывался «Вампетич», как и говорил Пайпер.

Мы также прогулялись до Зданий Парламента, но нам показалось, что в 1900 году они уже были построены, а в дневниках говорится, что в то время их только строили. Потом мы остановились неподалеку на ленч, и именно тогда я нашла эту великолепную книгу. Это сборник фотографий Будапешта. Угадай, какого года?

— 1900-го, — хором выдали они.

Сибилла победоносно помахала книгой:

— Видишь, Здания Парламента и мост Эржебет действительно были в процессе строительства в тот год, как и часть Будайского Замка. Вот, смотри, мост весь в строительных лесах. Есть еще фотографии императора Франца Иосифа и его жены, Елизаветы, хотя я ничего не знаю касательно ее смерти.

— Зато я знаю, — выступила я. — Я проверила кое-какие исторические сведения в Интернете сегодня утром. Елизавету, или Эржебет, обожающие ее венгры на самом деле называли Сиси. Ее убил ударом ножа итальянский анархист в 1898 году. Кстати, я также проверила насчет погоды в Британии, поскольку в дневниках она упоминается. Все совпадает.

Не удивительно, что Диана притихла и выглядела еще более угрюмой, чем прежде.

— Совсем не обязательно, что это означает, будто дневники и, если уж на то пошло, венера — подлинные. Кто-то, желающий подделать дневники, мог найти точно такую же книгу, что и ты, — рассуждала я.

Диана значительно взбодрилась.

— Но эти детали действительно придают больше достоверности страницам дневников, в этом нет сомнений, — заключила я.

Лицо Дианы снова вытянулось.

— Так, что теперь? — спросила Моргана. — Есть задания на завтра?

— Мне надо подумать. Я пойду в номер, нужно провести еще кое-какое исследование. Увидимся утром.

Чего мне действительно хотелось, так это хоть немного поспать. Однако, несмотря на все свои похождения, я просто неподвижно лежала, сна — ни в одном глазу, пока не подскочила от резкого телефонного звонка телефона.

И снова звонивший не посчитал нужным хоть как-то представиться или поприветствовать.

— Ты поужинаешь со мной сегодня? — произнес голос.

— Я в Будапеште, Кароль, — ответила я.

— Ну и отлично, — сказал он. — Потому что, как оказалось, и я тоже здесь. Хочешь, я заберу тебя из отеля около половины восьмого?

— Здесь дивы, — заметила я. — В полном составе. Вчера приехали.

— Интересно, не заметили ли работники авиалиний этот неожиданный бум перелетов в Будапешт. Конечно, все шло не совсем так, как я планировала.

— Не думаю, что тебе захочется маячить в фойе моей гостиницы.

Он рассмеялся:

— Это значит, что ты не хочешь, чтобы тебя видели вместе со мной? Ладно. Ты же недалеко от Оперы? Рядом с проспектом Андраши? Там поблизости есть очень неплохое бистро. Если выйти на проспект и повернуть направо, то найдешь его через пару кварталов. Оно называется «Вёрёш еш Фэхер».

Он продиктовал по буквам.

— Это означает красное и белое, как в винах. Это винный бар. Встретимся там, скажем, в семь, выпьем по бокалу, а потом пойдем куда-нибудь подальше от твоего отеля и поужинаем. Если тебе нужно будет позвонить мне до этого времени, то я остановился в…

— Хилтоне, — опередила я. Разве он не постоянно там останавливался? По крайней мере, так говорилось в записях о расходах. — Что ты здесь делаешь?

— Да, в Хилтоне. Как ты…? Ладно, проехали. Мог бы задать тебе тот же вопрос: что ты здесь делаешь, но отвечу на твой: меня сюда притащил Фрэнк. Он хочет заключить какую-то сделку, связанную с книгой про венеру. А у меня назначена встреча с кое-какими людьми в Венгерском национальном музее, чтобы обсудить выставку доисторического искусства в Венгрии, которую я хочу организовать в Коттингеме, в дополнение к венере. Они заинтересованы в проведении совместной выставки, которая будет включать наш артефакт. Фрэнк наверняка захочет заняться каталогом. Он же изучал искусство в свое время. А ты?

— Скажу, когда увидимся, — схитрила я. Положив трубку, я набрала номер Клайва. — Клайв, мы уже обсуждали это. Ты никому больше не должен говорить, где я!

— Да я никому и не говорил, — запротестовал он.

— Нет, говорил. Ты разболтал Каролю Молнару.

— Это кто? Не тот ли парень из Коттингема? С чего бы ему интересоваться, где ты? Кстати, о Молнаре, ты уже слышала, что венера может оказаться подделкой?

— Нет. Тогда Фрэнку Калману?

— Да я и Фрэнка Калмана вряд ли знаю. Слушай, сознаюсь, что при виде весьма привлекательной Морганы, я как всегда утратил ощущение пространства и времени и потерял всякую осторожность. Да, я выболтал твое местонахождение. Но больше я никому и слова не сказал.

— Ладно, извини, — отступила я. — Еще созвонимся.

— Ты ради этого позвонила? Ты позвонила не для того, чтобы сказать, каким рейсом возвращаешься и когда, чтобы заняться, наконец, своими обязанностями в нашем магазине?

— До свидания, Клайв, — я повесила трубку прежде, чем он успел сказать еще что-нибудь против. Однако это было загадкой. Если он не говорил Каролю, тогда кто? И что это могло значить? Что одна из див была не совсем откровенна насчет причин своего пребывания здесь? Ну это и не удивительно. Кто-то же из них подсыпал мне наркотик. Надеюсь, не Моргана, но полной уверенности нет. Именно она, по ее признанию, отправилась к Клайву, чтобы выяснить, как меня найти. И вряд ли это была Диана.

«Вёрёш еш Фэхер» на самом деле оказался довольно уютным винным баром. Кароль заказал для меня бокал красного эгерского вина, что стало приятным сюрпризом. Венгерские вина всегда ассоциировались у меня с дешевой выпивкой, которую мне приходилось пить в бедные студенческие годы, но это было очень даже неплохим. Я бы и на ужин с удовольствием здесь осталась. На вид еда была аппетитной, да и пахла очень приятно, но у Кароля на этот счет были другие планы. Мы взяли такси и долго ехали через Дунай, а потом еще несколько миль до ресторана «Ремиц». Место было просто восхитительное: небольшие комнатки с окнами и дверями во французском стиле, милый садик снаружи. На этот раз я без возражений позволила Каролю сделать для меня заказ, раз уж я не понимала, что написано в меню. Для начала он заказал гусиную печень на гренке. Основным блюдом была рыба, нечто под названием «фогас». Как он заверил, эту рыбу можно найти только в венгерском озере Балатон, что-то вроде щуки или окуня. Что бы это ни было, на вкус — просто пальчики оближешь. Вина были вкусными, а десерт — бесподобным. А как только мы разрешили пару спорных моментов, разговор пошел как по маслу.

— Есть ли шанс, что «Молчаливая богиня» расскажет мне, что она делает в Будапеште? — спросил Кароль. — Я же рассказал тебе, почему я здесь.

— Но ты забыл упомянуть об этом, когда мы с тобой были в «Каноэ», — парировала я.

— Не сказал, потому что планы еще не были утверждены. Я звонил тебе рассказать, где буду, как только узнал от работников здешнего музея, что нужный мне человек будет свободен всего дня три-четыре. Я собирался предложить тебе поехать со мной, но тебя уже не было. Не помню, чтобы получал от тебя сообщение. Я подумал, что, несмотря на твои слова, я, возможно, обидел тебя. Тем комментарием насчет наркотика.

— Можешь об этом забыть, — успокоила я его. — Это было очень поучительно. Что же до того, почему я здесь… мне это трудно объяснить, даже себе самой. Пару недель назад я решила, что мне нужно отдохнуть от магазина, мне захотелось поехать куда-нибудь в новое место, куда я еще не ездила. На пляж мне не хотелось. И когда я искала, куда бы взять недорогой билет в самую последнюю минуту, всплыл Будапешт. Мы говорили о нем, и ты так расписал мне красоты этого города, что я забронировала место в самолете и оказалась здесь. Остальная компания, наши дивы, просто увязались следом. Прости, что не сказала тебе. Думаю, все из-за того, что у меня нет уверенности в наших отношениях.

— А я — напротив, — заявил он, — мне бы хотелось еще раз начать все с начала.

— Не знаю, — вздохнула я, наверное, уже в сотый раз повторяя эту фразу. — Возможно, прошло еще слишком мало времени после окончания моего последнего романа. Как ты нашел меня? Тебе Клайв сказал?

В любом случае, сколь ни жаль это признавать, я бы поверила скорее Клайву, чем Каролю, так что это определенно была проверка на вшивость.

— Мне рассказал Фрэнк, — ответил он.

— А он как узнал? — удивилась я.

— Без понятия. Могу только предположить, что ему сообщил кто-то из див. Он же сообщил мне, где ты остановилась. Почему ты не хочешь, чтобы нас видели вместе?

— Да я не против. Просто некоторые из див на данный момент не испытывают к тебе большой симпатии. Ты же уволил Диану? Ведь о ней шла речь в тот вечер в Коттингеме, когда ты сказал, что тебе пришлось уволить человека с ответственной должности, разве не так?

— Вопросами замучаешь, если признаюсь? — сказал он. — Да, я уволил ее, но только, пожалуйста, не спрашивай почему. С моей стороны не слишком уместно рассказывать тебе об этом.

— Она заявила, что ты помешал ей получить постоянную должность в университете, — произнесла я.

— Что?! — удивился он.

— Говорит, что получила докторскую степень и все такое, но ты так красноречиво выступил против нее, или что-то в этом духе.

— Ничего подобного не было. К тому же ты можешь поинтересоваться, где… — он остановился на середине фразы. — Нет, не буду сплетничать. Больше я ничего не скажу.

— А та женщина, с которой ты порвал в тот вечер? Уж не Моргана ли это?

— Это она так сказала? — неуверенно спросил он. — Не люблю я обсуждать любовные связи.

— Я просто складываю дважды два.

— Понятно. Остальные дивы тоже имеют на меня зуб?

— Ничего особенного, насколько я слышала, но они все подруги. Так что если одна зла на тебя, то существует большая вероятность, что и другие тоже.

— Не сомневаюсь, — проворчал он. — Вы, дивы, всегда держались вместе. Послушай, я знаю, что я был из тех, что, как говорится, «поматросил и бросил». Возможно, теперь я расплачиваюсь за это. Но от тебя ушел, потому что чувствовал себя обманщиком. Я уже говорил тебе почему. Больше не собираюсь отвечать на подобные обвинения. Тебе придется самой решать, кому ты веришь: им или мне. Итак, что ты выбираешь? Как насчет Кароля Молнара?

— Я здесь, ужинаю с тобой. Разве не так? — произнесла я. Он пару секунд помолчал, но вид у него был немного грустный, и было отчего. Я не ответила на его вопрос, но пока я этого просто не могла сделать.

— У меня такое чувство, будто я провел последние несколько лет в каких-то поисках. Любви, успеха, своих корней, душевного спокойствия, не знаю, — наконец, нарушил он тишину. — Я кочевал из музея в музей, конечно, с каждым разом работа была немного лучше прежней, но я нигде не задерживался надолго. У меня было много женщин, пока я не женился на Пегги, и все же я не был счастлив. У меня была хорошая работа в Брэмли, мы посещали лучшие вечеринки, но я чувствовал себя притворщиком. Поджав хвост, я вернулся в Торонто без гроша в кармане, прилюдно униженный собственной женой, уволенный из Брэмли, потому что либо не поладил с кураторами, либо по какой-то другой, но столь же нелепой причине. Я говорил, что отец моей жены является председателем совета директоров Брэмли?

Потом, совершенно неожиданно я обнаружил, что все, чего я хотел, все это время находилось здесь. Может быть, Коттингем — всего лишь блеклое отражение Брэмли, но я счастлив. Ты знаешь, что я всегда пытался сделать так, чтобы организации, в которых я работал, отвечали запросам публики. В Брэмли я попытался ввести кое-какие инновации в дизайн выставок, я старался сделать выставки популярными и интересными. А сотрудники, большинство из которых проработали там уже не один десяток лет, постоянно вставляли мне палки в колеса. Правда была в том, что они не хотели перемен. Музей мог обрастать пылью и паутиной, терять популярность, а они бы годами продолжали работать, как и раньше, называя это ученостью, даже если бы люди перестали совсем интересоваться музеем. В Коттингеме все по-другому. Я сказал Кортни и Майору, что хочу построить макет пещеры для детей, чтобы они могли в нем играть, возможно, организовать прямо в пещере игрушечные раскопки, где бы дети могли играть в археологов, ищущих венеру. Идея им очень понравилась. А пожелания Майора и Кортни выполняются безоговорочно. Думаю, мне удастся осуществить несколько по-настоящему новых идей.

А самое главное — после всех лет я снова встретил тебя. Я хочу, чтобы мы снова были вместе. Я хочу держать тебя за руку на людях, ходить на вечеринки, обниматься на заднем ряду в кино, как раньше, и неважно, кто находится рядом. Мне плевать на то, что подумают об этом дивы или кто-нибудь еще. Пока я женат, но скоро разведусь. Так что единственным препятствием для моего будущего являются твои чувства ко мне. Я знаю, что форсирую события, но мне кажется, что я и так потерял много времени.

— Кароль, я очень рада после стольких лет снова увидеть тебя. Честно. И мне нравится быть с тобой. Мне приятно слышать, что в Коттингеме у тебя все в порядке. Но на этом мы пока и остановимся. В моей жизни есть несколько нерешенных моментов, с которым мне нужно разобраться, прежде чем принимать подобные решения.

— Я не совсем понимаю, о чем ты. Мы можем продолжать встречаться? — с надеждой спросил он.

— Мне бы этого хотелось, — ответила я.

— Полагаю, этого уже достаточно, — произнес он. — Но я не собираюсь сдаваться.

Его последние слова вызвали в моей памяти не самые приятные на данный момент воспоминания, а именно Роба, когда он сказал, что приложит все усилия, чтобы вернуть меня, а не забыть.

— Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? — попросила я.

— Конечно! Извини. О чем хочешь.

— Тогда о Будапеште. Я ходила на улицу Фальк Микша. Видимо, мне трудно отстраниться от древностей. Я вспомнила, что ты упоминал о ней. Где конкретно был твой магазин?

— Ну, раз ты думала обо мне, меня это успокаивает.

Он скорчил рожицу, но достал ручку и листок бумаги и нарисовал карту. Я спросила его, какие еще места стоит посмотреть, и через несколько минут разговор естественным путем перетек в более спокойное русло.

В конце вечера, когда настала пора уходить, Кароль подал мне пальто. Он встал позади меня, но не отошел, а очень осторожно положил мне руки на предплечья и остался так стоять. Я чувствовала его дыхание на своей шее, тепло рук сквозь пальто. «Только не отклоняйся назад, — сказала я себе. — Если ты это сделаешь, ты знаешь, чем все это закончится». Но внезапно чувства волной накрыли меня. Одиночество, ностальгия и, если быть честной, огромное желание — чувства были настолько сильными, что у меня перехватило дыхание, будто не хватало воздуха. Очень медленно я отклонялась назад, пока наши тела не соприкоснулись, он обвил меня руками, и от моей решительности не осталось и следа.