"Бегущая от любви" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)Глава 1Поезд остановился на станции Монте-Карло. Салена вышла на платформу и осмотрелась вокруг широко распахнутыми глазами. Но город, вопреки ее ожиданиям, был вполне заурядный; ничего особенно экзотичного, ничего особенно угрожающего. Узнав, что Салена договорилась встретиться с отцом в Монте-Карло, мать-настоятельница была шокирована. Больше того – она пришла в негодование, и Салена была крайне удивлена: в светских вопросах мать-настоятельница обычно отличалась терпимостью и широтой взглядов. В пансион при французском монастыре, где Салена проучилась два года, принимали не только католиков. Поступить в него имела право девушка, исповедующая любую религию, но Салена прекрасно отдавала себе отчет в том, что сама она попала туда исключительно благодаря влиянию своей бабушки – точнее говоря, мачехи отца. – Монастырь Святой Марии очень известен, и лишь немногие могут позволить себе там учиться, – говорила Салене вдовствующая леди Карденхэм. – Но я всегда считала, что если уж получать образование, то оно должно быть хорошим. А самое главное – там ты научишься свободно говорить на иностранных языках. Леди Карденхэм сделала паузу, чтобы следующая фраза прозвучала как можно весомее: – Если что-то и отличает в наши дни девушку из высшего общества, то это – умение легко изъясняться по-французски, а также желательно по-итальянски и по-немецки. Салена догадывалась, что монастырь был выбран еще и потому, что мачеха отца не одобряла того образа жизни, который он вел после смерти жены. Ни для кого не являлось секретом, что леди Карденхэм не ладит со своим приемным сыном, и только чувство долга, а отнюдь не любовь к внучке заставило ее взять на себя ответственность за образование Салены. – Это единственная вещь, за которую она готова платить, – с горечью говорил Салене отец. – Так что не вздумай отказываться, когда речь зайдет о дорогих учебниках и дополнительных занятиях. И все же Салена испытывала неловкость при мысли о том, какой огромный счет получит в конце семестра отцова мачеха. Впрочем, леди Карденхэм без труда могла оплатить и десять таких счетов: она была очень богата. Но, к несчастью, полгода назад она умерла, чуть-чуть не дожив до первого выезда Салены в свет. Девушки, с которыми училась Салена, наперебой обсуждали, как они будут жить, когда вырастут: только и разговоров было, что о балах, которые будут давать родители в их честь, о приемах, на которых они будут блистать, и о прочих светских увеселениях, в которых они будут принимать участие. Салена тоже с нетерпением ждала того дня, когда она будет представлена ко двору и дебютирует на «блестящей лондонской сцене». Смерть леди Карденхэм поставила под угрозу эти надежды. Салене еще повезло, что за обучение было заплачено на год вперед, но она со страхом думала, что будет делать, когда семестр подойдет к концу: ведь у нее не было никаких сбережений на каникулы. С тех пор как умерла ее мать, Салена ни разу не приезжала в Англию. Вместо этого Салену, как и других учениц, чьи родители жили не на континенте, мать-настоятельница отправляла в деревню на ферму. Они ездили туда в сопровождении двух монахинь и некоторое время жили там такой же простой и спокойной жизнью, как окрестные крестьяне. Салене там очень нравилось, но в последний год ее отношение к этим поездкам переменилось: возвращаясь, ей было почти нечего рассказать подругам, и это ее расстраивало. И все же на вопрос, счастлива ли она, Салена ответила бы «да». Известие о смерти леди Карденхэм, а потом – письмо, в котором отец писал, что ей нужно ехать не в Лондон, как она предполагала, а в Монте-Карло, поразили Салену, как гром среди ясного неба. Монте-Карло! Это имя служило синонимом всего порочного и вульгарного, несмотря на то, что, если верить газетам, титулованные особы со всей Европы приезжали сюда время от времени; в том числе и король Эдуард со своей красавицей супругой королевой Александрой. Монахини именовали этот город не иначе как царством дьявола на земле, и, сходя с поезда, Салена готова была увидеть носильщиков-бесенят и паровоз, превращающийся в огнедышащего дракона. Но поезд никуда не делся, а к Салене подбежал лакей и, приподняв высокую шляпу с кокардой, вежливо осведомился: – M'mselle1 Карденхэм? – Oui, je suis mademoiselle2 Карденхэм, – ответила Салена. – Monsieur ждет вас в экипаже. Салена торопливо выбежала из здания вокзала. Лакей остался ждать, когда выгрузят ее багаж. Снаружи в открытой двухместной коляске, откинувшись на сиденье и попыхивая сигарой, сидел ее отец. – Папа! С радостным криком Салена кинулась к нему, забралась в экипаж и села напротив. Ей показалось, что отец как-то слишком внимательно посмотрел на нее, прежде чем поцеловать. Потом он сказал с обычной своей добродушной шутливостью: – Ну, как поживает моя крошка? Я-то надеялся, что ты подрастешь, но вижу перед собой все ту же малышку. – Вообще-то с тех пор, как ты в последний раз меня видел, я выросла на четыре дюйма, – ответила Салена. Лорд Карденхэм щелчком отбросил сигару и, положив руки на плечи Салены, слегка отстранил ее от себя. – Дай-ка мне рассмотреть тебя хорошенько, – сказал он. – Да, я был прав! – Прав в чем, папа? – Я заключил пари сам с собой, что ты станешь красавицей. Салена слегка покраснела: – Я надеялась, папа… что покажусь тебе… симпатичной. – Ты не просто симпатична, Салена, – ответил лорд Карденхэм. – Ты красива не меньше, чем была твоя мать, только по-своему. – Я всегда хотела быть похожей на маму, – сказала Салена. – Радостно думать, что в тебе есть и кое-что от меня, – улыбнулся отец. – Скоро ли будет доставлен багаж? Последний вопрос относился к лакею, который встретил Салену на платформе. Сейчас он стоял рядом с коляской. – Носильщик уже несет его, monsieur. – Много ли там вещей? – Нет, monsieur. – Тогда мы возьмем багаж с собой, – решил лорд Карденхэм. – Да, monsieur. Подошел носильщик с чемоданами Салены и маленьким саквояжем, в котором были почти исключительно книги. – Это все твои вещи? – удивился лорд Карденхэм. – Боюсь, у меня не слишком много нарядов, папа. Я выросла из платьев, которые носила до того, как умерла бабушка, а покупать новые не было никакого смысла: они все равно не пригодятся мне, когда я закончу учиться. – Ну да, разумеется, нет, – согласился лорд Карденхэм. Он не спеша извлек из кармана дорогой, с позолоченными уголками кожаный портсигар и так же не торопясь открыл его. Салена не сомневалась, что в эту минуту он думает не о том, какую бы взять сигару, а о том, какие выбрать слова. Носильщик погрузил чемоданы, лакей забрался на козлы, и коляска тронулась. – Мне кажется, ты что-то хочешь сказать мне, папа? – осторожно спросила Салена. – Многое, моя дорогая, – ответил отец. – Но прежде всего я хочу сказать тебе, где мы остановимся. – У друзей? – спросила Салена с оттенком разочарования в голосе. – А я так надеялась, что мы будем вдвоем… – Мне тоже этого бы очень хотелось, – ответил отец, – но, признаться, положение таково, что я вынужден полагаться на щедрость своих друзей. – У тебя финансовые затруднения, папа? – Не затруднения, Салена! Я разорен! У меня нет ни пенни! – О нет! Это был крик отчаяния. Лорд Карденхэм никогда не умел обращаться с деньгами. Салена и ее мать отказывали себе едва ли не в самом необходимом, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. – Как я понимаю, твоя мачеха тебе ничего не оставила, – сказала Салена, не сомневаясь, что именно так оно и есть. – Оставила ли она мне что-нибудь? – воскликнул лорд Карденхэм. – Да она скорее оставила бы все самому дьяволу! Но я поражен тем, что она и тебя исключила из списка наследников! Салена молчала, и отец продолжал: – Она меня ненавидела и думала, что, если ты получишь деньги, я их истрачу. Точно так же поступил в свое время и твой дед, отец твоей матери, черт бы его побрал! Лорд Карденхэм раздраженно пыхнул сигарой и добавил: – Таким образом, моя крошка, мы с тобой остались без гроша и должны быстро решать, что делать дальше. В отчаянии всплеснув руками, Салена спросила: – Что же тут можно поделать, папа? – У меня есть одна мысль, но об этом поговорим позже. А пока постарайся быть поприветливее с нашим хозяином. – Но ты еще не сказал, кто это, папа. – Князь Серж Петровский, – ответил отец. – Русский! – воскликнула Салена. – Да, русский, и к тому же чрезвычайно богатый! В Монте-Карло их полным-полно, каждый богат, как Крез, и, с радостью должен заметить, они не жалеют своих денег. – Но князь – твой друг, а не мой. Не думаю, что он собирался включать меня в число своих гостей. – Я намекнул, что мне некуда свозить тебя на каникулы, – ответил лорд Карденхэм, – и он сразу же предложил нам приехать к нему на виллу. Я в этом не сомневался, но нам нужно от него гораздо больше. Салена взглянула на отца с изумлением: – Больше… Что это значит? – Даже самому прекрасному алмазу требуется оправа. – Папа, неужели ты предлагаешь… – Я не предлагаю, а говорю, – твердо сказал отец, – что, если князь не купит тебе новые платья, ты будешь ходить в том, что на тебе сейчас… или вообще голой! – Но… папа! Это был возглас смятения. Лорд сказал нарочито грубо, как человек, чувствующий за собой вину: – Послушай меня, Салена, и послушай внимательно. Если я сказал, что разорен, значит, это действительно так. К тому же у меня слишком много долгов. Проще говоря, мы должны изворачиваться, как можем. – Ты умный и интересный человек, папа. Любой будет только рад оказать тебе гостеприимство. Но я – совсем другое дело! И ждать, что князь заплатит за мои наряды, – это ужасно! – У нас нет выбора, – с тяжестью в голосе сказал лорд Карденхэм. – Это… правда? – Неужели ты думаешь, что я не перебрал все возможные варианты? Но даже, когда живешь у кого-то, это все равно недешево, так или иначе. В последнее время мне не везло в картах и приходилось занимать деньги даже на чаевые официантам. Про себя Салена подумала, что опасно играть на деньги в таком положении, но знала, что вслух об этом лучше не говорить. Вместо этого она – впервые за всю поездку – оглянулась по сторонам. Город уже остался позади. Они ехали по узкой дороге; с одной стороны ее было море, а с другой нависали скалы. Пышная бугенвиллея обвивала голые камни; розовая герань и золотистые шарики мимозы, казалось, вобрали в себя солнце. – Это прекрасно! О, папа, как здесь красиво! Она взглянула на море и воскликнула: – Какая великолепная яхта! Ты только взгляни, папа! Снежно-белая моторная яхта, чьи мачты четко вырисовывались на фоне голубого неба, шла по лазурной воде, оставляя за кормой серебристый пенящийся след. Это было волшебное зрелище, и трудно было понять, почему лорд заметил, нахмурившись: – Это «Афродита». Собственность герцога Темплекомского, черт бы его побрал! – Почему «черт бы его побрал», папа? – Я просто завидую, моя малышка. Герцог Темплекомский – один из самых влиятельных людей в Англии. У него лучшие дома, лучшие лошади и лучшие охотничьи угодья в Англии. Я тоже хотел бы все это иметь – но не могу! – Бедный папа! – Не такой уж и бедный, – сказал лорд Карденхэм. – У меня есть то, чего нет у него. – Что же именно? – спросила Салена. – У меня есть прекрасная, милая дочка! Салена засмеялась от радости и прижалась щекой к плечу отца. – Я очень, очень рада, что мы с тобой вместе! – с нежностью проговорила она. – Тебе понравится на вилле у князя, – сказал лорд Карденхэм. – Она великолепна, хотя князь строил ее не сам, а купил у одного дьявола, который спустил все за игорным столом, а потом застрелился, не желая жить в бедности. Салена вздрогнула. Именно такие истории она слышала о Монте-Карло. В голове у нее промелькнула мысль, что она возненавидит жизнь в доме, предыдущий хозяин которого покончил жизнь самоубийством. – Это – выход из положения, и даже я, честно признаться, подумывал о нем, – угрюмо пожал плечами отец. – О нет, папа! Так нельзя говорить! – вскричала Салена. – Это неправильно! Это… грех. Жизнь драгоценна, она – подарок Бога. – Жаль только, что к нему больше ничего не прилагается, – ответил лорд Карденхэм и, посмотрев на Салену, добавил: – Впрочем, в одном Бог проявил ко мне щедрость: он дал мне красавицу дочь. Салена пододвинулась поближе к отцу и вложила свои руки в его. – Как хорошо, что ты так говоришь, папа! Мои подружки в пансионе посмеивались надо мной и говорили, что на вид я просто ребенок. Никто не поверит, что я уже взрослая. – Ты действительно выглядишь очень юной, – согласился лорд Карденхэм. Он еще раз посмотрел на свою дочь и подумал, что она похожа на хрупкий цветок. У Салены был упрямый подбородок и небольшое лицо, на котором особенно выделялись огромные, широко расставленные глаза. Им стоило быть голубыми, чтобы лучше гармонировать с белокурыми волосами, но они были серыми, с легкими зелеными искорками, и в них читалась доверчивая наивность ребенка, впервые увидевшего мир. Лорд Карденхэм взглянул в эти глаза и впервые подумал, не совершил ли он преступление, пригласив эту чистую и неопытную девочку в Монте-Карло. Впрочем, сказал он себе, выбирать не приходилось. Он надеялся, что, может быть, благодаря своей неискушенности Салена просто не поймет многого из того, о чем будет говориться и что будет происходить вокруг. Вслух он сказал: – На вилле ты увидишь разных людей, но всех их объединяет одно: они живут ради игры. – Море так прекрасно… – вздохнула Салена, глядя на расстилающуюся до самого горизонта синеву. – Ради игры? – переспросила она. – Но здесь, наверное, можно найти и другие занятия? – Ты сама увидишь, что им тут не придают значения, – сухо ответил лорд Карденхэм. – Зато я придаю, – возразила Салена, – потому что для меня очевидно одно: я не имею права рисковать даже сантимом, если есть опасность его потерять. – Разумеется, это так, – улыбнулся лорд Карденхэм. Коляска свернула с дороги. – Вот мы и приехали, – добавил он. – И позволю себе заметить, что это самая великолепная вилла на всем Лазурном берегу. Они медленно спустились по извилистой сосновой аллее вдоль стены, увитой геранью. Вилла была построена гораздо ниже дороги, на мысе, далеко выступающем в море. Ослепительно белый камень горел в лучах солнца, волнуя воображение, а войдя в прохладный холл, Салена почувствовала, что попала в сказочный мир. Вилла русского князя разительно отличалась от того высокого узкого дома на Итон-сквер, где они жили, пока не умерла мать Салены. Тот дом всегда был для них тесен, а здесь царили простор и роскошь. В зеркалах отражалось солнце, и казалось, что стены переливаются. Через длинную, великолепно обставленную гостиную лорд Карденхэм провел Салену на террасу, укрытую для защиты от жаркого солнца голубым тентом. На террасе в низких удобных креслах сидели двое: женщина, поразившая Салену своей красотой, и мужчина – несомненно, сам князь Петровский. Он поднялся им навстречу. – Наконец-то, Берти! – сказал он лорду Карденхэму. – Я так и думал, что поезд опоздает. – Но все-таки он пришел, – улыбнулся лорд. – Позвольте, ваше высочество, представить вам мою дочь Салену. Салена сделала реверанс и с любопытством посмотрела на князя. Это был мужчина лет сорока; в молодости он, наверное, был красив, но сейчас выглядел слегка обрюзгшим. У него были чуть тронутые сединой волосы и темные глаза навыкате; под их взглядом Салена смутилась. Вообще князь производил впечатление человека, привыкшего ни в чем себе не отказывать. – Добро пожаловать, Салена, – сказал он по-английски, но с заметным акцентом. – Надеюсь, ваш отец уже сказал вам, что я счастлив видеть вас своей гостьей. – Вы очень добры, ваше высочество, – пробормотала Салена. Ее отец подошел к женщине, лениво откинувшейся в кресле, и почтительно поцеловал ей руку. – Мадам Версон, я хочу, чтобы вы подружились с моей маленькой Саленой , – сказал он. – Разумеется – я очень рада, – ответила француженка. Впрочем, вид у нее был не слишком обрадованный, и во взгляде, который она бросила на Салену, сквозило пренебрежение. Салена сделала реверанс и ждала, когда ей скажут, что делать дальше. Мадам Версон поднялась с кресла. – Ну а теперь, раз уж вы наконец приехали, – сказала она лорду Карденхэму, – я хочу отдохнуть. Эта жара меня убивает. Но я не давала Сержу скучать – по крайней мере надеюсь, что это у меня получилось. Она вызывающе посмотрела на князя, и тот ответил ей комплиментом, которого мадам явно ждала. Мадам Версон необычайно обольстительно взмахнула шелковой юбкой и ушла в дом, оставляя за собой шлейф аромата весьма экзотических духов. – Прошу вас, присаживайтесь, – предложил князь. – После того, Берти, как ты столько времени проторчал на солнцепеке, тебе обязательно нужно выпить. – Никогда не думал, что в апреле здесь такая жара. Салена хотела сказать, что ей солнце, наоборот, очень нравится, но побоялась показаться навязчивой и промолчала, решив вместо этого получше осмотреться вокруг. Мыс, на котором была расположена вилла, спускался к морю тремя уступами. Чуть ниже самого здания был разбит сад, и к нему вели мраморные ступеньки. В центре сада был устроен фонтан, окруженный огромными, раскидистыми деревьями. На многочисленных клумбах росли диковинные цветы. Салена даже не знала, как они называются. Между деревьями можно было разглядеть отрезок берега у самого Монте-Карло; с другой стороны, если она правильно помнила, были скалы Иза. «Как здесь красиво! – подумала Салена. – Здесь даже лучше, чем я ожидала». Море было ярко-синим, но на горизонте оно превращалось в изумрудно-зеленое. Девушки в пансионе часто упоминали в разговоре Лазурный берег, но сами они всегда останавливались в Ницце или Каннах. И в Монте-Карло никто из них не бывал, хотя об этом городе тоже говорилось нередко, и, как правило, с испуганным восхищением. «А вот я здесь», – подумала Салена. На мгновение ей захотелось вернуться в школу, чтобы в следующем семестре рассказать подругам о своих приключениях. – О чем вы задумались? – спросил Салену глубокий голос. Она повернулась к князю; глаза у нее сияли. – Здесь так красиво! Я читала об этих местах и даже немного знаю об их истории, но даже не представляла, что они настолько очаровательны. Князь улыбнулся. – Я чувствовал то же самое, когда впервые приехал сюда, – сказал он. – Но моя страна не менее прекрасна. – Я об этом наслышана, – ответила девушка. Она была наслышана и о жестокости и страданиях, царящих в России, но решила, что говорить об этом не стоит. Вместо этого она хотела расспросить князя о царском дворе и о петербургских дворцах, но лорд Карденхэм неожиданно сказал: – Сними эту ужасную шляпку, Салена. Я хочу, чтобы его высочество взглянул на твои волосы. Салена посмотрела на него с удивлением, но, привыкшая слушаться отца, сняла шляпку, с беспокойством подумав, что после долгой поездки ее волосы наверняка выглядят грязными. В дороге Салена убрала волосы под шляпку. Теперь, освобожденные, они волной хлынули ей на плечи, а одна прядка упала на лоб, заблестев в луче солнца. – Никто лучше тебя, Серж, не разбирается в женщинах, – сказал лорд Карденхэм. – Я хочу, чтобы ты посоветовал, как и в какие цвета должна одеваться Салена. – Только один человек в Монте-Карло может об этом судить, – ответил князь, – и это – Иветт. Она в своем роде художник и никогда не допустит безвкусицы, как другие портнихи. – Да-да, Серж, я весь внимание, – сказал лорд Карденхэм. – Продолжай, прошу тебя. Мне представляется, что и ты в своем роде художник – хотя, быть может, эта черта вообще свойственна русскому темпераменту. – Одежда красивой женщины должна стать частью ее сущности и характера, – сказал князь. – И никогда, запомни это, Берти, никогда женщина не должна превращаться в «раму для сушки белья». – Я понимаю, – ответил лорд Карденхэм. – Но понимаю также, что не смогу заплатить Иветт – как не могу позволить себе морскую прогулку. Он говорил без тени смущения, а вот Салена почувствовала, как краснеет. Она отлично понимала, зачем отец привлек к ней внимание, и ей отчаянно захотелось убежать, спрятаться и не слушать, как он в непринужденной манере подводит разговор к нужной ему теме. Князь тоже понял, к чему клонит лорд Карденхэм, и с долей насмешки сказал: – Такая красавица, как твоя дочь, достойна самого лучшего! – Ты действительно так считаешь? – прямо спросил лорд Карденхэм. – Разумеется, – ответил князь. – Пошлите слугу в Монте-Карло, пусть скажет Иветт, что чем скорее она будет здесь, тем лучше. Не сомневаюсь, что она найдет дорогу даже с закрытыми глазами. – Весьма признателен, – сказал лорд Карденхэм. – И знаю, что Салена тоже тебе благодарна. Ты должна поблагодарить князя за столь щедрый подарок, моя дорогая. – Спасибо… Огромное вам… спасибо… – послушно проговорила Салена. В то же время она была так смущена, что даже не могла заставить себя посмотреть князю в глаза, а на ее щеках полыхал румянец. Как унизительно, думала она, что отец вынужден просить кого-то заплатить за ее наряды. Конечно,/князь вполне мог позволить себе такие затраты, но Салена не сомневалась, что, узнай об этом, ее мать была бы потрясена, а настоятельница просто пришла бы в ужас. Слуга, который принес шампанское в серебряном ведерке со льдом, избавил Салену от необходимости смотреть на князя. Когда начали разливать шампанское, она прикрыла рукой свой бокал. – Благодарю вас, но мне не нужно. – Вы не любите шампанское? – удивился князь. – Я пью его редко, – сказала Салена. – Только на Рождество и в день рождения папы. – Тогда, может быть, лимонаду? – Да, пожалуйста. Князь распорядился принести лимонад, а потом сказал задумчиво: – Вам можно позавидовать, Салена: вы только начинаете жить, и все вокруг кажется новым и увлекательным. Интересно, что бы мы чувствовали, Берти, если бы нам вновь стало по восемнадцать? – Давние времена, – вздохнул лорд Карденхэм. – Но я помню, как чуть с ума не сошел, когда выиграл в стрипл-чез. – Для меня живее всего воспоминания о любви, которую я испытал в этом возрасте, – задумчиво произнес князь. – Это было не первое мое увлечение, но я был влюблен до безумия. Я смотрел один и тот же балет день за днем, и он неизменно мне нравился. Оба мужчины засмеялись, а Салена подумала, что если она когда-нибудь оглянется на прошлое, то вспомнит свое первое впечатление о юге Франции и белую яхту, рассекающую волны Средиземного моря. Когда она допила свой лимонад, князь предложил ей взглянуть на ее комнату. – Скоро приедет Иветт, и тогда мы выберем платье для сегодняшнего вечера и другие, которые вы сможете носить до того, пока она не сошьет что-нибудь получше. – Не думаю, что мне понадобится слишком много, – смутившись, быстро сказала Салена. После этих слов лорд Карденхэм нахмурился: без сомнения, он собирался взять от князя все, что только возможно. Салене опять стало стыдно, и она поднялась в свою комнату. Ее вещи уже были распакованы. Глядя на портрет матери, стоящий на туалетном столике, она подумала: интересно, что сказала бы мать по поводу всего происходящего? Леди Карденхэм не приходилось пользоваться услугами профессиональных художников, но этот набросок, сделанный каким-то любителем, был очень схож с оригиналом, и Салене показалось, что мать смотрит на нее укоризненно. – А что я могу поделать? – вслух спросила Салена. – Отец, разумеется, не прав, но я не могу остаться на этой великолепной вилле, если у меня не будет приличных нарядов. Но платья, которые привезла Иветт из Монте-Карло, никак нельзя было охарактеризовать словом «приличные». Портниха приехала отнюдь не так быстро, как говорил князь, и Салена, стесняясь спуститься вниз, улеглась на кровать и стала смотреть в окно. В мыслях она унеслась так далеко, что не заметила, как пролетело время. Но решительный стук в дверь мгновенно спустил ее с небес на землю. Мадам Иветт оказалась жизнерадостной темноволосой француженкой; она была некрасива, но в ней, без сомнения, чувствовался настоящий шик. Она привезла с собой огромное количество чемоданов и ассистента, который занялся их распаковкой. – Я уже видела вашего отца, – сообщила она Салене, – и его высочество. Они сказали, что мне следует одеть вас, mademoiselle, в свои особые произведения, а потом отправить в гостиную, где они будут ждать, чтобы оценить результат. – Но я… мне будет… очень стыдно, – пробормотала Салена. – Когда я закончу вас одевать, вы увидите, что вам совершенно нечего стыдиться, mademoiselle, – сказала мадам Иветт. – Но о-ля-ля! Как леди могла позволить напялить на себя такое, просто уму непостижимо! Салена объяснила, что она только что приехала из монастырского пансиона. Мадам понимающе покивала, но простенькое и плохо скроенное платье, в котором Салена путешествовала, с отвращением бросила на пол. Облачившись в вечернее платье, Салена посмотрела в зеркало и увидела в нем незнакомку. Корсет, с которого начала мадам Иветт, был затянут до предела, подчеркивая ее тонкую талию. – Слишком туго, мадам! – воскликнула Салена, но француженка лишь отмахнулась. – У вас замечательная фигура, mademoiselle! Прятать её – великий грех! – Но мне трудно дышать. – Это потому, что вы распустили свое тело. Это неправильно, очень неправильно. За телом нужно следить всегда. Белое мягкое платье довольно смело подчеркивало нежный изгиб груди и белизну кожи Салены – и вместе с тем придавало ее облику что-то воздушное, неземное. Сразу стали заметнее ее юность и свежесть лица, похожего на цветок. Мадам Иветт внимательно осмотрела Салену. – C'est bien3! – сказала она. – Пожалуй, не помешали бы еще несколько драгоценностей, но… – Нет-нет! Пожалуйста, не упоминайте об этом, – перебила Салена. Она не сомневалась, что отец не постыдится попросить князя и о драгоценностях, если француженка скажет, что без них не обойтись. – Ступайте в гостиную, – сказала мадам Иветт, – а потом я подберу вам платье на завтра. В крайнем смущении Салена спустилась в гостиную. Отец и князь, попыхивая сигарами, сидели на диване. Перед ними стояла бутылка вина и бокалы. Занавески были опущены, и в комнате царила приятная прохлада и полумрак. Несмотря на это, Салена, остановившись на пороге, почувствовала себя так, словно залита ярким светом. – Ну-ка, ну-ка, позвольте мне взглянуть на вас! – требовательно произнес князь. – Ты был прав, Серж, – воскликнул лорд Карденхэм. – Эта женщина просто гениальна! Лучшего платья для Салены и представить нельзя. Салена нерешительно подошла ближе. Она понимала, что это – глупое желание, но ей очень хотелось, чтобы платье было не таким облегающим и открытым. Под взглядом князя она чувствовала себя обнаженной и на мгновение пожалела, что на ней не то бесформенное и даже уродливое платье, в котором она приехала. – Вы великолепны! – воскликнул князь. – И несомненно, до конца вечера вам еще не раз скажут эти слова. – Надеюсь, что нет, – быстро проговорила Салена. Князь вскинул брови, и она, запинаясь, добавила: – Я… смущаюсь, когда люди… обращают на меня внимание… Но вы, наверное, просто… добры ко мне. – Конечно, я добр к вам, – ответил князь. – И готов быть еще добрее. – Д-да… я знаю… и очень вам благодарна, – пробормотала Салена, спотыкаясь на каждом слове. В этот миг ей отчаянно хотелось очутиться в пансионе, где никто не смотрел на нее так, что она теряла дар речи. Чувствуя, что больше не выдержит этого осмотра, Салена повернулась. – Мадам просила меня примерить другие платья, – выпалила она и выбежала из гостиной. Несколькими часами позже, одетая в белое вечернее платье, Салена делала прическу у парикмахера из Монте-Карло и говорила себе, что должна держаться, как взрослая женщина, а не как перепуганная школьница. Четыре раза она спускалась в гостиную, чтобы продемонстрировать отцу и князю очередное платье, и с каждым разом взгляд и слова князя смущали ее все больше. Князь говорил двусмысленности, которые весьма веселили лорда Карденхэма, в то время как самой Салене они отнюдь не казались смешными. – Я не должна делать из себя дурочку, папа, – прошептала Салена своему отражению в зеркале. Служанка, которая помогала ей одеваться, была на редкость любезна. – M'mselle est ravissante!4 – рассыпалась она в комплиментах. – Прямо как лилии в Ницце на рынке! – Цветочный рынок? – спросила Салена. – Я о нем слышала и очень хотела бы увидеть. Там, наверное, столько прекрасных цветов… – Гвоздики везут туда со всего побережья, – ответила служанка. – И лилии тоже – лилии для церквей. – Она улыбнулась и сделала рукой типично французский жест. – Такой красавице, как вы, тоже надо быть в церкви, а не в игральных домах Монте-Карло. – А разве сегодня мы собираемся в Монте-Карло? – спросила Салена. – Mais oui!5 – воскликнула служанка. – Каждый день его высочество с гостями едет в казино. А иногда – даже утром. Что до меня, то я считаю, это пустая трата денег. – Я тоже так думаю, – согласилась Салена, но про себя подумала, что интересно будет взглянуть на казино, даже если сама она не станет играть. В дверь постучали. Это был лорд Карденхэм: он зашел за дочерью, чтобы вместе спуститься вниз. На его накрахмаленной манишке красовалась булавка с жемчужиной, а в петлице была красная гвоздика. Салена подумала, что, взглянув на отца, никто не скажет, что этот человек разорен. – Ты готова, моя дорогая? – Как я выгляжу, папа? – По-моему, князь наговорил тебе достаточно комплиментов, и мне больше нечего добавить, – ответил лорд Карденхэм, и Салена уловила в его голосе нотку удовлетворения. «Как же мы отблагодарим князя за его щедрость?» – мелькнуло у нее в голове. Когда служанка ушла, Салена задала этот вопрос отцу. – Будет лучше, если это сделаешь ты, – ответил лорд Карденхэм. Салена смутилась: – Я? Но, папа… Я даже не знаю, что ему сказать. – Тогда просто будь с ним мила – насколько это возможно, – посоветовал лорд Карденхэм. – Немногие мужчины проявили бы такую щедрость по отношению к девушке, о которой им ничего не известно. – Признаться, я думала… что ты рассказал ему обо мне. – Разумеется, я объяснил князю ситуацию, в какой ты оказалась, – сказал отец. – Русские очень сентиментальны, а девушка, которая осталась без матери и у ее отца дыра в кармане, достойна по крайней мере сочувствия. Салена вздохнула: – Князь был так добр… но мне не хотелось бы, чтобы ты… просил его о чем бы то ни было. – Он все предложил сам, – словно бы защищаясь, сказал лорд Карденхэм. Салена хотела возразить, что на самом деле отец просто-напросто напросился, но знала, что это бесполезно. Лорд Карденхэм не хотел упустить ни малейшего шанса, и трудно было осуждать его за это, тем более сейчас, когда они были на грани банкротства. – Но одно несомненно, – продолжал отец. – Тебе придется платить за свои платья, тем более когда они так великолепны. – Он обнял Салену и поцеловал в щеку. – А пока – поблагодари князя и, ради Бога, постарайся быть более красноречивой. Англичанки, увы, чересчур сдержанны, особенно по сравнению с женщинами других национальностей. – Я… постараюсь… – пробормотала Салена. – Любопытно будет взглянуть на мадам Версон, когда она увидит тебя. Будь осторожнее с ней: это настоящая тигрица. – Что ты имеешь в виду? – насторожилась Салена. Лорд Карденхэм открыл было рот, чтобы объяснить, но в последний момент передумал. – Скоро сама узнаешь, – сказал он. – Только держи себя естественно и скрести пальцы на счастье. – На счастье? – переспросила Салена. – На счастье, – с серьезным видом повторил лорд Карденхэм. – На счастье, о котором я мечтал и которое ты принесла с собой, – я понял это, едва увидел тебя на станции, моя крошка. По широкой лестнице они спустились в гостиную. Там было много людей; разговоры и смех не умолкали. Салена увидела князя, а рядом с ним – мадам Версон. Утром эта женщина показалась Салене очень красивой, но сейчас, в вечернем наряде, она выглядела просто потрясающе! Подол ее платья был украшен страусовыми перьями; перьями были укрыты и ее плечи. Мадам Версон напоминала Афродиту, вышедшую из пены морской. Превосходным дополнением к платью служило большое изумрудное колье и огромная брошь с изумрудами и бриллиантами, скрепляющая темные волосы мадам Версон, собранные в сногсшибательную прическу. Салена смотрела на нее с таким восхищением, что даже не заметила, как князь извинился перед своей собеседницей и подошел к ним. Опомнившись, она торопливо сделала реверанс. – Вы выглядите в точности, как я ожидал, – сказал князь. – Благодарю вас, – ответила Салена. – Даже не могу подобрать слов, чтобы сполна выразить мою признательность вашему высочеству. – Мы поговорим об этом позже, когда останемся наедине, – предложил князь. – Да… разумеется, – охотно согласилась Салена, не желая, чтобы кто-нибудь из гостей князя узнал о его великодушии по отношению к ней. – А сейчас позвольте представить вас моим друзьям. Князь взял Салену под руку и повел по залу. Здесь было столько новых лиц, столько трудно произносимых имен и столько титулов, что Салена запуталась и, когда князь закончил ее представлять, поняла, что знает о присутствующих немногим больше, чем до того. Князь, извинившись, занялся еще одним новым гостем, а Салена вернулась к отцу. Он разговаривал с мадам Версон, и Салена заметила, что при ее появлении глаза мадам посуровели. – Вашей дочери, милорд, следовало бы начать с бала для тех, кто впервые выходит в свет, а не устраивать свой дебют на столах, крытых зеленым сукном. – Ничего подобного Салена делать не собирается, – ответил лорд Карденхэм. – И потом, боюсь, в Монте-Карло дебютанток становится все меньше и меньше. Мадам Версон пожала плечами. – У них недолгий век в любом климате, – с неприятным смешком сказала она. – И он, разумеется, будет еще короче, если над ними кружат имперские орлы. В ее словах содержался намек, которого Салена не поняла. Мадам поискала глазами князя и направилась к нему, а лорд Карденхэм заметил: – Я уже предупредил тебя насчет этой женщины. Остерегайся ее коготков! – Кажется, я ей не нравлюсь, – сказала Салена. – Только не пойму почему, ведь она никогда меня раньше не видела. Лорд Карденхэм улыбнулся: – Тебе не обязательно доискиваться до сути. – И все же скажи мне… – начала Салена, но тут лорда Карденхэма отвлекли разговором, и он не успел ответить. За обедом Салена сидела между русским, который говорил только о картах, и французом, чьи нескончаемые витиеватые комплименты казались ей ужасно нелепыми. Все блюда были приготовлены превосходно. На столах, украшенных золотой инкрустацией, стояли пышные орхидеи. Салена смотрела на них едва ли не с благоговением. Она знала, как дорого стоят эти цветы, и ей казалось безумием украшать ими всего лишь обеденный стол. Но князь, как видно, любил излишества и экстравагантность. Эта любовь проявлялась во всем: в изысканных винах, в драгоценностях женщин, в напыщенности мужчин, похваляющихся своим богатством. Даже сигары у них, казалось, были длиннее и толще, чем у простых смертных. Это был мир, в котором, по представлениям Салены, вращался ее отец; но до сих пор она никогда не видела этого мира. Салена никак не могла избавиться от чувства, что их с отцом присутствие здесь неуместно: ведь они были, по существу, нищими и не имели понятия, откуда взять денег. «Вероятно, папа мог бы их заработать, – размышляла она. – Но я – что я могу сделать?» Салена часто жалела, что у нее нет никаких особых талантов. Она умела рисовать, но не профессионально; играла на фортепиано – но не виртуозно. И она хорошо понимала, что для девушки вроде нее существуют лишь два пути в жизни: стать компаньонкой или гувернанткой. Салена легонько вздохнула. – Я не хочу быть ни тем, ни другим, – сказала она себе, с тревогой подумав о том, что готовит ей будущее. Она не могла избавиться от мысли, что, когда они уедут от князя, им просто негде будет жить. Но отца, разумеется, это ни капельки не встревожит. Всегда находились люди, готовые оказать ему гостеприимство; готовые, как он сам это называл, предложить ему «кровать и крышу над головой». Ведь лорд Карденхэм был чрезвычайно мил и способен украсить любую компанию. Салена вспомнила, как мать ей сказала однажды, когда отец получил несколько приглашений, в которые она включена не была: – Видишь ли, дорогая, каждый желает видеть у себя в гостях свободного мужчину, особенно такого привлекательного, как твой отец. А супружеская пара всегда создает затруднения, тем более если ей нечем отплатить за приглашение. – Но чем же можно за это отплатить? – удивилась Салена. – Ответным гостеприимством, – пояснила мать. – Если бы у нас был дом за городом или возможность давать в Лондоне балы или большие обеды с увеселениями – тогда другое дело. Именно это твой отец называет «возвращением долгов». Но мы не можем позволить себе устраивать приемы. В то время Салена была совсем маленькой. Но, став старше, она заметила, что даже самые близкие друзья не приглашают родителей к себе на вечера. Мать воспринимала такое положение дел как нечто само собой разумеющееся, а отец неизменно ворчал. Он очень расстраивался, что не принимает участия в жизни света. «Как же мне теперь расплатиться с тем, кто что-то делает для меня?» – подумала Салена. Она посмотрела на другой конец длинного стола, где сидел князь с мадам Версон с одной стороны и еще какой-то привлекательной дамой – с другой. Дамы что-то говорили наперебой, и князь весело хохотал. Их поведение, позы, выражение глаз – все говорило Салене, что они выражают князю свою благодарность и, может быть, даже восхищение им. «Это то, чего он… ждет от них», – подумала Салена. И при мысли о том, что князь ждет того же самого и от нее, она содрогнулась. |
||
|