Барбара Картленд Очаровательная грешница

Глава 1

Дверь в классную комнату резко отворилась.

– Ты еще не починила моего платья? – недовольно спросила Шарлотта.

Ее кузина, Мелинда, подняла голову. Она сидела у окна, освещенного заходящим солнцем, и его последние лучи едва освещали нежный рисунок, который она вышивала на бальном платье из розовой тафты.

– Я почти закончила, Шарлотта, – мягко ответила она. – Я начала недавно.

– Это потому, что ты опять пропадала на конюшне со своими лошадьми, – сердито возразила Шарлотта. – Право, Мелинда, если так и дальше будет продолжаться, то я попрошу папа запретить тебе ездить верхом, чтобы у тебя было время на выполнение твоих обязанностей по дому.

– Шарлотта, пожалуйста, не будь так жестока! – воскликнула Мелинда.

– Жестока! – ответила кузина. – Едва ли ты можешь сказать, что я жестока к тебе. Сара Овиньон не далее как на этой неделе рассказывала мне, что их бедной родственнице, живущей с ними, никогда не позволяют спускаться вниз к завтраку или обеду, а когда они едут кататься, то она всегда сидит спиной к лошадям. И ты знаешь не хуже меня, Мелинда, что я позволяю тебе садиться рядом с собой, когда мы выезжаем кататься в коляске.

– Ты очень добра ко мне, Шарлотта, – сказала Мелинда тихо, – и мне очень жаль, что я задержалась с починкой твоего платья. Нед прислал мне записку, что Флэш ничего не ест. Конечно, когда я пришла, он сразу же начал есть свой овес.

– Ты совершенно помешана на этих дурацких лошадях, – язвительно заметила Шарлотта. – Не понимаю, почему папа выделил Флэшу место в конюшне, если нашим собственным лошадям там тесно.

– О, пожалуйста, Шарлотта, пожалуйста, не говори об этом дяде Гектору, – умоляла Мелинда. – Я сделаю для тебя все, что ты захочешь, я буду сидеть ночи напролет и чинить твои платья или вышью их сверху донизу. Только не говори твоему отцу, что Флэш – обуза. – В глазах Мелинды появились слезы, а голос сорвался от охвативших ее чувств.

Некоторое время ее кузина смотрела на нее сверху вниз, но потом внезапно смягчилась.

– Прости, Мелинда. Я была слишком груба с тобой. Я не хотела. Папа снова ругал меня.

– Из-за чего на этот раз? – сочувственно поинтересовалась Мелинда.

– Из-за тебя! – сказала Шарлотта.

– Из-за меня? – удивилась Мелинда.

– Да, да, – повторила кузина и, подражая голосу отца, добавила: «Почему ты не можешь выглядеть изящно и аккуратно, как Мелинда? Почему твои платья сидят на тебе так дурно, тогда как у Мелинды даже обноски выглядят элегантно?»

– Не могу поверить, что дядя Гектор мог так сказать! – воскликнула Мелинда.

– А вот и мог, – настаивала Шарлотта. – И что хуже всего, мама говорит то же самое. Ты же знаешь, что она недолюбливает тебя, Мелинда.

– Да, я знаю, – согласилась Мелинда со вздохом. – Я так стараюсь понравиться тете Маргарет, но ей никак не угодишь.

– Дело не в том, что ты делаешь, – прямо сказала Шарлотта, – а в том, как ты выглядишь. О, я не так глупа, чтобы не понимать, почему мама негодует из-за того, что ты здесь. Она хочет выдать меня замуж, но стоит кому-нибудь из джентльменов появиться в нашем доме, он обращает внимание только на тебя.

Мелинда засмеялась:

– Какая глупость, Шарлотта. Ты все выдумываешь.

А капитан Перри на прошлой неделе, он увивался только за тобой. Ты сама говорила, что он не отходил от тебя на празднике в саду.

– Но это было до того, как он увидел тебя, – кисло ответила Шарлотта.

Совершенно неожиданно она схватила кузину за руку и заставила встать.

– Иди сюда и посмотри, что я имею в виду, – сказала она.

– Что ты делаешь! – воскликнула Мелинда. – Осторожнее с платьем! Я не успею зашить еще одну дырочку.

Но платье из розовой тафты упало на пол, а Шарлотта потащила кузину через всю комнату к высокому зеркалу в тяжелой раме из красного дерева. Шарлотта подтолкнула Мелинду и встала рядом с ней.

– Ну, смотри! – приказала она. – Просто посмотри!

Почти со страхом Мелинда повиновалась. Она не могла не видеть, насколько они разные с кузиной, для этого не нужно было быть слишком умной.

Шарлотта была широкая в кости и склонная к полноте. Из-за огромного количества поглощаемых ею пудингов и шоколада кожа на лице покрылась прыщами и лоснилась. Несмотря на все усилия горничной, леди Стэнион, жидким мышиного цвета волосам никак не удавалось придать сколько-нибудь опрятный вид. Правильные черты лица Шарлотты портило недовольное выражение глаз и вечно опущенные вниз уголки рта. У нее был бы неплохой характер, если бы его не ожесточало чувство зависти к кузине.

Мелинда была невысокой, стройной девушкой с тонкими белыми руками и длинными пальцами. Когда она двигалась, ее движения были преисполнены врожденной грации, делавшей ее почти невесомой. В ее нежном, в форме сердечка лице было что-то возвышенное. Огромные синие глаза, опушенные темными ресницами, выдавали ее ирландское происхождение, а волосы цвета спелой пшеницы ниспадали на плечи мягкими естественными волнами, обрамляя лицо.

– Ну что, теперь понятно, о чем я говорю? – резко спросила Шарлотта.

Мелинда быстро отошла от зеркала, потому что слишком хорошо понимала, почему Шарлотта последнее время называла ее «кукушкой в чужом гнезде».

– Моя мама любила говорить, что сравнения всегда хромают, – произнесла Мелинда мелодичным голосом. – Все люди разные, и у всех есть свои достоинства. Ты вот прекрасно знаешь иностранные языки.

А твои акварели намного лучше моих.

– Кому нужны мои акварели? – горько отозвалась Шарлотта.

Мелинда вернулась на свое место у окна и подняла упавшее платье.

– Оно будет готово через пять минут, – примирительно сказала она. – Завтра вечером на обеде с леди Визеринг ты будешь очаровательна. Возможно, капитан Перри тоже будет там, и ты знаешь, что я не была включена в число приглашенных.

– Ты была, – откровенно призналась Шарлотта, – но мама им сказала, что ты уедешь.

На секунду нежные губы Мелинды напряглись. Но потом она сказала:

– Тетя Маргарет совершенно права, что отказалась от моего имени. Ты же знаешь, что мне нечего надеть.

– Ты могла бы попросить у папа новое вечернее платье.

– Я еще в трауре, – ответила Мелинда.

– Это не правда, и ты прекрасно знаешь об этом, – запротестовала Шарлотта. – Тебе приходится ходить в сером и лиловом, потому что мама боится, что если ты начнешь носить другие цвета, то тебя придется брать на приемы, где бываю я, и тогда никто на меня не посмотрит.

– О, Шарлотта, дорогая, мне так жаль! – воскликнула Мелинда. – Ты же знаешь, что я ничего не делаю, чтобы привлечь к себе внимание.

– Знаю, но от этого мне не легче, – ответила Шарлотта. Она снова повернулась к зеркалу. – Мне надо похудеть! Но я не могу отказаться от вкусных пудингов, которые печет наш повар, и от его хрустящего, только что испеченного к завтраку хлеба. Я иногда думаю: стоит ли так переживать из-за мужчины, хотя что еще нам остается, кроме как выйти замуж?

– Не думаю, что я когда-нибудь найду себе мужа, – улыбнулась Мелинда. – Кто захочет жениться на бедной родственнице без гроша за душой? Об этом мне не устает все время напоминать тетя Маргарет!

– Я не понимаю, почему твой отец был так расточителен, – сказала Шарлотта. – А на что вы вообще жили до того, как твои отец и мать погибли?

– Кажется, небольшие деньги были всегда, – ответила Мелинда. – И конечно же был дом, сад и слуги, жившие у нас много лет. Мы никогда не считали себя бедными, кроме того, беспечный папа никогда не платил по счетам.

– Я помню, как папа и мама были поражены, когда узнали, насколько он увяз в долгах, – откровенно сообщила Шарлотта. – Это когда они решили взять тебя жить к нам. «Больше никто не возьмет ее, – сказал папа. – Даже без жалованья».

– Тогда я была бы более независима, – вздохнула Мелинда. – Мне следовало стать гувернанткой или компаньонкой.

– Папа никогда не позволил бы тебе этого! – убежденно вставила Шарлотта. – Соседи решили бы, что он не заботится о своей племяннице из скупости. А папа очень чувствителен к тому, что о нем говорят в графстве. Очень жаль, Мелинда, что ты такая хорошенькая.

– Я вовсе не считаю, что я так уж хороша, – быстро возразила Мелинда. – Это только так кажется, потому что я меньше тебя ростом, Шарлотта.

– Ты прелесть! – возразила Шарлотта. – Знаешь, я вчера слышала, как лорд Овингтон сказал…

– Что он сказал? – спросила Мелинда, продолжая шить, склонив голову над платьем.

– Конечно, он не знал, что я слышу, – объяснила Шарлотта, – он разговаривал с полковником Джиллингемом и сказал: «Эта племянница Гектора будет красавицей. За ней нужен глаз да глаз, иначе у него будут неприятности».

– Лорд Овингтон правда так сказал? – поинтересовалась Мелинда удивленно.

– Да, и я не хотела тебе об этом говорить, – начала Шарлотта, – как-то к слову пришлось. Я ничего не могу утаить от тебя, Мелинда.

– И что ответил полковник Джиллингем? – спросила Мелинда. – В этом человеке есть что-то страшное, Шарлотта. В прошлый раз, когда он обедал здесь, я заметила, что он смотрит на меня. Не знаю почему, но у меня по спине пошли мурашки. Мне кажется, это дьявол в человеческом облике.

– Ну ты скажешь, Мелинда! Не преувеличивай! – воскликнула Шарлотта. – Полковник Джиллингем всего лишь самовлюбленный старый друг папа. Они вместе охотятся и сидят допоздна в курительной комнате, что очень не нравится маме. И он такой же прескучный, как и все папины друзья.

– Но он мне правда не нравится, – добавила Мелинда. – А ты мне так и не сказала, что ответил полковник Джиллингем.

– Я не уверена, что я правильно поняла, – ответила Шарлотта, – но мне кажется, он сказал: «Я и сам так думаю. Если представится случай, эта кобылка возьмет первый приз!»

– Как они смеют так говорить обо мне? – возмутилась Мелинда, покраснев. Когда она сердилась, ее глаза сверкали как молнии.

– Не думай об этом – засмеялась Шарлотта. – Прости, что я тебе это рассказала. Мне только хотелось подслушать комплименты в свой адрес.

– Уверена, что сегодня вечером ты их наслушаешься вволю, – примирительно сказала Мелинда. – Ну вот, платье готово, и ты знаешь, Шарлотта, оно станет лучшим из твоих вечерних нарядов.

– Мама всегда говорит, что ничто так не выделяет девушку на балу, как цвет ее наряда, – согласилась Шарлотта. Некоторое время она молчала, а затем шепотом добавила:

– Интересно, нравится ли розовый цвет капитану Перри?

– Уверена, что ты ему понравишься в этом наряде, – заверила ее Мелинда.

– Надеюсь, – неуверенно проговорила Шарлотта. – И мне кажется, что очень хорошо, что тебя там не будет, Мелинда.

Постучали в дверь.

– Войдите! – позвала Мелинда.

Дверь отворилась, вошла одна из младших горничных в слегка сбившейся набок белой накрахмаленной наколке в волосах и, запыхавшись, сказала:

– Сэр Гектор просит вас, Мелинда, спуститься к нему в библиотеку немедленно.

Девушки со страхом переглянулись.

– Что мне теперь делать? – спросила Мелинда. – Шарлотта! Ты ничего не говорила ему о Флэше?

– Нет, конечно, не говорила, – ответила та, – я просто дразнила тебя.

– Тогда зачем он хочет меня видеть, – спросила Мелинда, – в это время дня? Не похоже на него!

Она посмотрела на часы на камине и увидела, что стрелки показывают шесть часов.

– Ну ладно, я лучше пойду и переоденусь к приему, – сказала Шарлотта. – Приходи потом рассказать, что ему от тебя нужно. Надеюсь, что это ко мне не относится.

Мелинда не ответила. Она побледнела, на лице появилось беспокойство, которое она заметила, быстро взглянув в зеркало, чтобы пригладить волосы и поправить белоснежный, туго накрахмаленный воротничок своего серого хлопкового платья. Тусклого, мрачного, немодного платья без кринолина, который придавал платьям Шарлотты элегантность и покачивался при ходьбе. Но каким-то образом, несмотря на простоту платья, Мелинде удавалось выглядеть привлекательно и в нем, особенно когда она бесшумно, но грациозно бежала по толстому ковру вниз по лестнице и пересекала мраморный холл, направляясь в библиотеку.

На одно мгновение она остановилась перевести дух, держась за ручку двери, ведущей в библиотеку.

Затем она подняла подбородок и сказала себе, что бояться нечего.

– Вы посылали за мной, дядя Гектор?

Ее голос прозвучал очень тихо и почти терялся в этой помпезно обставленной комнате с высоким потолком, бархатными занавесями, огромными чиппендейловскими книжными шкафами и тяжелой кожаной мебелью.

Сэр Гектор Стэнион поднялся из-за письменного стола, за которым он что-то писал, и встал у камина.

Это был грузный мужчина пятидесяти лет. У него были темные, глубоко посаженные, небольшие глаза и едва тронутые сединой волосы. Когда он заговорил, показалось, что от его низкого, громкого голоса задрожали хрустальные подвески на люстрах.

– Входи, Мелинда. Я хочу поговорить с тобой.

Мелинда закрыла дверь и, пройдя по персидским коврам, почтительно остановилась перед дядей, сложив руки и опустив глаза. Он смотрел на нее сверху вниз с непроницаемым выражением лица.

– Сколько тебе лет, Мелинда? – спросил он.

– Восемнадцать… дядя Гектор.

– И ты живешь здесь уже целый год.

– Д… да, дядя Гектор. После того как мама и папа… умерли, вы великодушно дали мне приют.

– Иногда я жалею об этом, – ответил сэр Гектор. – Не буду притворяться перед тобой: не раз за прошедший год я подумал, что это ошибка. Ты неподходящая компаньонка для Шарлотты, и мне следовало подумать об этом раньше.

– Мне… мне очень жаль, – сказала Мелинда, – потому что я л… люблю Шарлотту и я… думаю, что и она… любит меня.

– Ты не тем забиваешь ей голову, – обвинительно прогрохотал сэр Гектор. – Вчера она посмела мне перечить. Год назад она не додумалась бы до такого.

Это все твое влияние, Мелинда. У тебя слишком сильный характер, и в тебе слишком много дерзости.

– Я стараюсь… быть… скромной, – упавшим голосом произнесла Мелинда, пытаясь подобрать как можно более уместное слово.

– Не очень-то у тебя получается, – мрачно отозвался сэр Гектор.

– Простите, – сказала Мелинда. – Я пытаюсь угодить вам и тете Маргарет.

– Именно так ты и должна себя вести! Да, именно так! – проскрипел сэр Гектор. – Ты осознаешь, что мой транжира братец оставил тебя нищей? Нищей! Даже продажи дома едва хватило на выплату его долгов.

– Я знаю, – кротко согласилась Мелинда.

Она уже не раз слышала об этом и всегда с большим трудом подавляла желание гордо поднять голову и сказать дяде, что каким-нибудь образом она заплатит за все, что он сделал для нее. Но она знала, что беспомощна, что она может лишь пролепетать что-нибудь в ответ, как всегда, о своей благодарности за то, что ей перепадают крохи со стола богача дяди.

– Я не говорю, что виноват только мой брат, – продолжал сэр Гектор. – Твоя мать не оказывала на него должного влияния. Может, она и была внучкой герцога, но у Мельчестеров всегда была дурная кровь, они всегда были слишком… несдержанными и недисциплинированными! Им нужна была узда, так же как и тебе, Мелинда!

– Да, дядя Гектор, – пробормотала Мелинда.

Она не знала, сколько он еще будет так разглагольствовать. Ей столько раз уже приходилось выслушивать подобные наставления, с тех пор как она поселилась в доме дяди. Первое время она с безрассудным упрямством считала, что с ней должны обращаться как с равной. Потребовалось множество лекций, упреков и наказаний, прежде чем она начала понимать свое место и запомнила, что у бедной родственницы нет никаких прав, тем более права на гордость. Ей пришлось учиться быть покорной, извиняться за то, чего она никогда не делала, и раскаиваться в том, что она имеет свое мнение, и даже больше – что смеет его высказать.

Теперь почти автоматически она пробормотала:

– Простите, дядя Гектор. Вы были очень добры.

– А теперь у меня есть для тебя новость, – неожиданно произнес дядя Гектор. – И могу сказать, Мелинда, что считаю тебя очень удачливой девушкой! Очень!

От нее, кажется, ждали ответа, и Мелинда автоматически произнесла, :

– Да, вы правы, дядя Гектор. Благодарю вас.

– Ты еще не знаешь, за что благодарить, – сказал сэр Гектор. – У меня на самом деле есть кое-что очень важное для тебя, Мелинда. Это, несомненно, удивит тебя. Как я уже сказал, можно считать, что это необычайная удача для любой девушки в твоем положении. – Он помолчал немного, а затем зычным голосом сообщил:

– Ты получила предложение выйти замуж.

– Предложение… выйти з… замуж?!

Мелинда едва вымолвила эти слова. Несомненно, новость совершенно ошеломила ее.

– Ты такого не ожидала, – довольно сказал сэр Гектор. – По правде говоря, я тоже не ожидал.

Мелинда была в смятении. Она быстро вспомнила нескольких мужчин, с которыми встречалась за последние недели. Некоторое время она носила глубокий траур, и тетя не разрешала ей покидать дом и окрестности. Единственный мужчина, о котором она могла вспомнить, был капитан Перри. Да и с ним она едва ли словом перемолвилась, кроме разве что «Как вы поживаете?», когда Шарлотта представляла их друг другу. Мелинда тогда горячо молилась, чтобы мужчина, который вызвал симпатии Шарлотты, не обратил свое внимание на нее, Мелинду.

– Вижу твое смущение, – сказал сэр Гектор. – Так и должно быть. В противном случае, если бы ты, Мелинда, посмела взглянуть на мужчину прежде, чем он обратился ко мне, я бы очень рассердился. Сейчас слишком много разговоров о том, что девушки должны поощрять мужчин до того, как они получат одобрение родителей. Такого в своем доме я не потерплю.

– Нет, нет, конечно нет! – поспешно заверила его Мелинда. – Дело в том, что я вообще не могу представить, сэр Гектор, о ком вы говорите.

– Тогда позволь мне еще раз сказать, что ты весьма удачливая молодая женщина, – сообщил сэр Гектор, и я больше не буду держать тебя в неведении. Джентльмен, оказавший тебе великую честь, попросив выйти за него замуж, – это полковник Рэндольф Джиллингем.

Мелинда вскрикнула:

– О нет! Нет! Я просто не могу выйти замуж за полковника Джиллингема.

– Не можешь! Это почему же? – поинтересовался сэр Гектор.

– Потому… п… отому что он… такой… старый, – заикаясь, произнесла Мелинда.

Последовало недолгое молчание.

– Да будет тебе известно, – ледяным голосом произнес сэр Гектор, – что полковник Джиллингем и я – одногодки, а я не считаю себя старым.

– Нет… нет, я… я не то имела в виду. – Мелинда с трудом выговаривала слова. – Просто… он стар… для меня. Кроме того, вы… мой дядя.

– Я всегда говорил тебе, Мелинда, – медленно проговорил сэр Гектор, – что тебе нужна узда. Более того, тебе нужна сильная рука. Тебе нужен мужчина, которого ты бы уважала, который бы направлял и сдерживал тебя. Тебе очень нужна строгая дисциплина, Мелинда.

– Но… я… не хочу… выходить за него замуж! – заплакала Мелинда. – Я и не помышляла о таком шаге.

– Не помышляла о таком шаге? – с сарказмом переспросил сэр Гектор. – А кто ты такая, могу я спросить, чтобы вообще иметь собственное мнение?

Полковник Джиллингем – состоятельный человек, я даже сказал бы, что он богат. Не понимаю, почему ты не желаешь носить его имя, он заверил меня, что уже питает к тебе глубокие чувства. Ты должна встать на колени, Мелинда, и благодарить Господа, что такой благородный и уважаемый человек готов взять на себя ответственность за столь взбалмошное существо, как ты.

– Это очень любезно с его стороны, очень, – сказала Мелинда, – но я… я не могу выйти за него… замуж. Пожалуйста, дядя Гектор, выразите ему… мою благодарность и скажите, что… что хотя я ценю честь, оказанную мне, но я… вынуждена отказать ему.

– Ты что же, правда думаешь, что я могу передать ему такой ответ? – прервал сэр Гектор.

В любом случае Мелинду бы напугал столь громкий голос и внезапно появившееся выражение ярости на его лице. Но сейчас ей нужно было стоять на своем.

– Простите, дядя, но таков мой ответ, и я не передумаю. Папа всегда говорил, что он никогда не принудит меня выйти замуж за того, кого я не люблю.

– Не любишь! – воскликнул сэр Гектор. – Твой отец, наверное, был сумасшедшим. Я слышал, что современные мисс образца 1856 года считают, что могут пренебрегать приличиями и игнорировать родительскую волю! Но не в моем доме! Ты слышишь меня? Не в моем доме! Приличные девушки все еще выходят замуж только после того, как получат разрешение родителей, и поскольку у тебя нет отца и я взял на себя ответственность за твое благополучие, я буду решать, за кого тебе следует выходить замуж, и я уже принял такое решение.

– И напрасно, дядя, я не выйду замуж за полковника Джиллингема. Он мне не нравится. В нем есть что-то страшное и отталкивающее.

– Ты дерзкая девчонка! – закричал сэр Гектор. Как ты смеешь так отзываться о моих друзьях? Ты, нищенка, без гроша в кармане, смеешь отказывать одному из самых богатых людей в графстве, человеку, который оказал тебе большую честь, чем ты того заслуживаешь, предложив стать его женой! Ты примешь предложение полковника, а твоя тетя по доброте сердечной организует прием у нас дома. Иди в классную комнату! Решение принято!

Мелинда сильно побледнела и так крепко стиснула руки, что побелели суставы пальцев, но ее голос не дрожал, когда она сказала:

– Мне очень жаль, если я рассердила вас, дядя Гектор. Но, сообщив полковнику Джиллингему, что я выхожу за него замуж, вы поставите себя в неловкое положение. Я никогда не выйду за него, и, даже если вы потащите меня в церковь силой, я все равно скажу «нет».

Сэр Гектор взревел от ярости.

– Скажешь «нет», вот как? – рычал он. – Откажешься принять предложение, которое большинство девушек приняло бы с благодарностью? Ты сделаешь так, как я велел! Ты что же думаешь, что можешь выставить меня дураком перед одним из самых моих больших друзей? Более того, о свадьбе будет объявлено в «Газетт» и в «Монинг пост» послезавтра.

– Мне все равно, где об этом будет объявлено, пусть даже об этом прокричит городской глашатай, – быстро отпарировала Мелинда. – Я не выйду замуж за полковника Джиллингема! Я ненавижу его! Я не выйду за него, что бы вы со мной ни сделали!

– Это мы еще посмотрим, – прорычал сэр Гектор.

Его сотрясал один из обычных приступов ярости, о которых так хорошо знали его жена и прислуга. Лицо побагровело, торчащие брови почти сомкнулись на переносице, слова застревали у него в горле.

– Ты покоришься мне! – кричал он. – Я не потерплю неповиновения ни от кого, тем более от тебя – от нищей девчонки, которой я предоставил кров. Ты выйдешь за него замуж.

– Не выйду! Я не выйду замуж за человека, которого не люблю! – кричала Мелинда в ответ. Она также повысила голос, чтобы он услышал ее.

То, что она смеет кричать ему в ответ, кажется, разрушило последние сдерживающие шлюзы на пути гнева сэра Гектора. Он схватил лошадиный хлыст, лежавший на столе, и одним быстрым движением опустил его на плечи Мелинды с такой силой, что почти свалил ее на колени. Но она почему-то удержалась, не упала и продолжала кричать:

– Я не выйду за него замуж! Нет! Нет! Нет! – закрываясь руками от ударов.

Теперь, совершенно обезумев от ярости, сэр Гектор схватил ее за руки и, осыпав ударами, бросил на диван. Не один раз на ее плечи опускался хлыст, причиняя острую боль, но она продолжала кричать:

– Нет! Нет! Нет! – снова и снова.

– Ты пойдешь за него, или я убью тебя, – угрожающе произносил сквозь зубы сэр Гектор и продолжал хлестать ее до тех пор, пока в конце концов почти с удивлением не понял, что Мелинда молчит. Неловко подвернув руку и не двигаясь, она лежала на дальнем конце дивана, волосы рассыпались по ее лицу…

На мгновение он испугался. Бросил хлыст на пол.

– Вставай! – прокричал он. – Ты сама напросилась и получила по заслугам.

Мелинда не двигалась. Тяжело дыша, он поднял ее на руки и уложил на диване. Она была на удивление легкой. Голова скатилась набок, глаза были закрыты.

– Мелинда! – позвал сэр Гектор. – Мелинда! Черт побери эту дурочку! Она получила хороший урок!

Пусть Рэндольф сам занимается ее объездкой.

Он отошел к столику с напитками, стоявшему в углу комнаты. Там посреди внушительного строя стеклянных графинов был оправленный в серебро кувшин с водой. Он налил немного жидкости в хрустальный стакан, вернулся к Мелинде и плеснул на нее водой.

Несколько мгновений девушка лежала неподвижно, затем ее веки затрепетали. Но даже если сэр Гектор и почувствовал облегчение, то не показал виду.

– Вставай, – грубо проговорил он. – Иди в свою комнату и оставайся там до завтра. Ты не получишь еды, и если ты не согласишься выйти замуж за полковника Джиллингема, когда я пришлю за тобой, то я снова побью тебя и буду бить снова и снова. Тебя нужно переломить, девочка, и я не потерплю неповиновения в моем доме. Ты меня слышишь? А теперь иди в свою комнату и не смей ходить жаловаться тетке.

У нее ты не найдешь сочувствия.

Он отошел от дивана к столу с напитками, повернулся к ней спиной и налил себе большую порцию бренди с видом человека, заслужившего вознаграждение.

Медленно, с полузакрытыми глазами, Мелинда приходила в чувство. Сначала она ухватилась за угол дивана, затем оперлась на стул, потом – на стол и с трудом добралась до двери. В холле она шла как во сне, будто у нее отказали все чувства и она двигалась инстинктивно, повинуясь приказу.

Она поднялась по лестнице, преодолевая ступеньку за ступенькой, как только что научившийся ходить ребенок. Сначала она поднимала на ступеньку одну ногу и только после этого приставляла к ней другую ногу. Она поднималась выше и выше, чувствуя, что каждую секунду на нее может навалиться темнота, и она не сможет идти дальше.

Но сила воли не позволяла ей остановиться, и, хотя ей понадобилось много времени, она наконец добралась до своей маленькой, безрадостной комнатки в конце длинного коридора, напротив классной комнаты. Она закрыла дверь, повернула ключ в замке и рухнула на пол.

Сколько она так пролежала, она не знала. Но и в полуобморочном состоянии она страдала от сильной боли: не только и не столько от боли физической, сколько от унижения, которому подверглась. Было темно, и ее трясло от холода.

Наконец она поднялась с пола и ощупью нашла кровать. В это время кто-то постучал в дверь.

– Кто… там? – спросила Мелинда пронзительным от страха голосом.

– Это я, мисс, – послышался голос.

Она узнала Люси, молоденькую горничную, которая приходила стелить ей постель на ночь.

– Все… в порядке… Люси. Я сама… справлюсь… спасибо, – едва смогла выговорить Мелинда.

– Хорошо, мисс.

Мелинда слышала удаляющиеся по коридору шаги Люси. Она заставила себя зажечь свечи на туалетном столике, посмотрела на свое отражение в зеркале и поняла, что изменилась. Ей показалось, будто она видела не себя, а кого-то другого, смотрящего на нее в зеркале.

Она видела бледное, осунувшееся лицо, глаза словно большие темные озера боли, волосы, в беспорядке повисшие вдоль щек. Она повернула голову и заметила на спине кровь, которая сочилась сквозь хлопковое платье, оставляя темные влажные пятна.

Она принялась медленно раздеваться, любое движение причиняло ей боль. Ей с трудом удалось стянуть платье и белье со спины, где кровь запеклась и присохла к ткани. Не раз она была близка к обмороку, но знала, что должна избавиться от своей покрытой пятнами одежды.

В конце концов ей удалось раздеться, и она завернулась в старенький фланелевый халат, села к туалетному столику и невидящими глазами уставилась в темноту комнаты. Она ничего не чувствовала, но ясно слышала слова дяди: «Ты не получишь еды, и если не согласишься выйти замуж за полковника Джиллингема, то я буду бить тебя снова, и снова, и снова…»

Она знала, что не раз с тех пор, как она поселилась в доме дяди, он был готов побить ее, как бил своих собак и лошадей. В доме шепотом рассказывали, что он избил одного из мальчиков-конюхов, да так, что родители мальчика грозили подать на него в суд.

Он был человеком дикого нрава, неконтролируемого темперамента, и она понимала: больше всего его приводило в ярость то, что если она откажется выйти замуж за полковника Джиллингема, то и он, и другие люди в графстве решат, что сэр Гектор – не хозяин в своем доме. Деспот в нем требовал повиновения от всех подряд, независимо ни от чего, и Мелинда, как и все остальные, обязана была подчиняться его приказам.

– Я не выйду за полковника Джиллингема! Не выйду! – шептала Мелинда.

Затем она замолчала, из глаз полились слезы. Они поднимались из самых глубин ее души, сотрясали ее хрупкое, изувеченное тело, и вскоре она уже вся дрожала.

– О, папа! Мама! Как вы могли допустить, чтобы это… случилось со мной? – рыдала она. – Мы были так счастливы, жизнь шла так чудесно, пока… вы… не умерли. Вы и представить не могли, что… мне придется выносить.

Слезы застилали глаза и мешали говорить, но она все равно продолжала повторять эти слова снова и снова, как потерявшийся ребенок:

– Папа! Мама! Я хочу… чтобы вы были со мной.

Где… вы?

И они словно услышали ее: неизвестно откуда пришел ответ. Она вдруг поняла, что ей делать. Ее будто молния озарила, так ясны и безошибочны были ее мысли, как будто кто-то разговаривал с ней и подсказал, что ей делать. Ни на минуту она не сомневалась в правильности своего решения, не думала, хорошо это или плохо для нее и для ее будущего. Она просто знала, что это ответ на ее вопрос. Отец и мать не оставили ее.

Она вытерла слезы, встала из-за туалетного столика, взяла с полки гардероба небольшую сумку и принялась собирать вещи. Она отбирала только самые необходимые предметы, так как знала, что никогда не отличалась физической силой, даже при лучшем самочувствии, а теперь ей будет тяжело нести даже легкую поклажу.

Затем она надела свежее белье и свое воскресное платье из лавандового льна с белым воротничком и манжетами. У нее была шляпка в тон, простая и строгая, но тетя Маргарет не позволяла никаких фривольностей во время траура, кроме украшений из лиловых лент. Она взяла с собой также поношенную набивную шаль, принадлежавшую ее матери, но не стала класть ее в сумку, а приготовила, чтобы накинуть в последний момент.

Она, должно быть, просидела у зеркала дольше, чем ей показалось, так как услышала, что дедушкины часы в холле пробили два. Она открыла кошелек.

В нем было только несколько шиллингов – все, что она накопила из скудных карманных денег, которые ей выделял дядя на церковные подношения и другие мелкие расходы.

Она все еще двигалась с осторожностью, словно планируя заранее каждое движение. Она вытащила из ящика своего туалетного столика бархатную коробочку, открыла ее. В ней лежала небольшая бриллиантовая брошь в форме полумесяца – единственная вещь, которую родственники ей разрешили сохранить, когда продавали все, что принадлежало ее родителям, чтобы покрыть долги отца.

Эта маленькая брошь избежала продажи, потому что уже принадлежала Мелинде, так как досталась ей после смерти бабушки. Это была почти детская брошка, но бриллианты есть бриллианты, и Мелинда знала, что она стоит довольно дорого.

Держа коробочку в руке, очень осторожно она открыла дверь спальни. Прокралась по коридору, пугаясь всякий раз, когда скрипела половица, сдерживая дыхание и прислушиваясь, не появится ли кто и не спросит ли, что она здесь делает. Но в доме было тихо, и только тиканье часов нарушало ночной покой.

Она дошла до тетиного будуара, находившегося рядом с большой спальней, где спали дядя и тетя. Мелинда двигалась как привидение, казалось, ее ноги не касаются ковра. Она открыла дверь. Там было темно, но она знала, куда идти. Она пересекла комнату и приоткрыла шторы на окне, чтобы впустить в комнату лунный свет. У окна стоял секретер тети, инкрустированный севрской эмалью, – элегантное произведение французских мебельщиков времен Людовика XV.

Мелинда хорошо знала, где хранились деньги на домашние расходы, так как каждую неделю помогала тете проверять хозяйственные счета и помнила, что даже после того, как выплачивалось жалованье слугам, там всегда оставалась небольшая сумма на мелкие расходы.

Она выдвинула ящик. Как она и ожидала, там лежало десять золотых гиней. Она забрала их и положила на их место бабушкину бриллиантовую брошь.

Она хорошо понимала, что дядя, когда узнает о том, что она взяла деньги, обвинит ее в краже, но она была убеждена, что брошь стоит больше десяти гиней и что если тетя Маргарет захочет продать ее, то не продешевит.

Мелинда снова задернула шторы и добралась до двери будуара в полной темноте. Она закрыла дверь и вернулась в свою комнату. Несмотря на то что при ходьбе у нее болела спина, она знала, что сейчас было не время обращать внимание на боль. Если она решила убежать, то должна бежать сейчас.

Положив гинеи в кошелек, она оглядела комнату и задула свечи. В темноте она закрыла глаза.

– Папа и мама! – прошептала она. – Помогите мне! Помогите мне, потому что я боюсь уходить, но еще больше я боюсь остаться! Помогите мне, потому что это единственный для меня выход.

Она замолчала, подождала немного, будто могла услышать ответ, но слышалось только тиканье часов на каминной полке, напоминавшее ей, что время не ждет. Она взяла сумку и очень, очень тихо спустилась по лестнице к выходу из кухни.