"Зодиак" - читать интересную книгу автора (Стивенсон Нил)

29

Бун настаивал, что пойдет он.

– Черт, ты же всего неделю назад пытался его взорвать, – твердил он мне. – Твоя физиономия – на плакатах «Его разыскивают…» Тебя сразу сцапают. А про меня все забыли. Разве только Плеши тайком промышляет китобойством.

С таким аргументом не поспоришь. В конечном итоге договорились, что мы с Джимом пойдем по пешему маршруту, а Бун поедет на пикапе. Он покатается вокруг Праздника Лесорубов, разведает обстановку. Планировать что-либо не имело смысла, все зависело от случая. Если повезет и Плеши окажется рядом, Бун ухватится за возможность завести разговор о бактериях и привлечь внимание журналистов к реакции Плеши. Если подобраться будет невозможно, он плюнет на эту затею, растворится в толпе и станет высматривать высокого бледного психопата, который прячет руку под плащом.

– Может, вызвать полицию и рассказать про Дольмечера? – в последнюю минуту предложил Джим.

Такая мысль мне в голову не приходила. Честно говоря, если Плеши схлопочет пару пуль, я нисколечко не расстроюсь. Меня беспокоил Дольмечер, вероятно, единственный человек на свете, кто знает, как остановить надвигающуюся глобальную катастрофу. Его же могут пристрелить в заварушке! И даже если нет, увезут в какую-нибудь психушку, где от него никому не будет проку.

– Плевать на Плеши. Нужно захватить Дольмечера.

– Если предупредить копов, усилят охрану, – вмешался Бун. – К Плеши мы тогда и близко не подберемся.

– У нас уйма времени изловить Дольмечера, – объяснил Джим. – И если мы дадим копам подробное описание, они все усилия направят на его поиски. А тогда любому, кто на Дольмечера не похож, будет проще подойти к Плеши.

– Джим прав, – согласился Бун. – Если все провалится и нас повяжут, а Дольмечера найдут, то полиция поинтересуется, почему мы их не предупредили. Скажут, что мы действовали заодно. А если предупредим, то окажемся на стороне закона.

Поэтому мы проехали полмили по шоссе до бензоколонки с телефоном, и я позвонил в полицию. Мы решили, что лучше это сделать мне, так как любое мое слово запишут на пленку, а полезно иметь доказательство того, что меня ужасно беспокоит благополучие Плеши.

– Не могу назвать вам мою фамилию, потому что на меня пытаются повесить преступление, которого я не совершал, а поверить в это может только последний идиот… – сказал я в трубку, и Бун тут же пнул меня ногой. – Но сейчас я докажу свою невиновность. Думаю, на Олвина Плеши будет совершено покушение сегодня, на Празднике Лесорубов.

Я подробно описал Дольмечера, подчеркивая все мелочи, в которых он отличался от Буна, а их набралось немало.

– Хорошо… понятно… хорошо… – твердила весь разговор женщина на том конце провода. Определенно из робких. Явно не обучена ловить профессиональных убийц.

Наконец Бун высадил нас у начала пешего маршрута и поехал на праздник.

В этих лесах я был полным географическим кретином, совершенно не знал, как действовать, поэтому просто последовал за Джимом. Перед выходом он облачился в объемистый поношенный плащ, который держал в багажнике для замены масла, например. Под ним он спрятал свой лук. Выглядело глуповато, но все лучше, чем размахивать примитивным оружием перед носом у спецслужб. Он почти бежал по тропе, присогнув ноги и повернув голову в сторону. Я радовался, что он умеет охотиться с луком – это нам на руку. Но невольно думал о черном поясе Дольмечера в «игре на выживание» и спрашивал себя, насколько тот все-таки хитер и параноидален. От поляны праздника нас отделяла миля, ну может, полторы леса: по равнине, затем на высокую скальную гряду и вниз по склону на той стороне. Разве, с точки зрения Дольмечера, не логично было бы пройти немного вперед, а после дать кругаля и вернуться на тропу, чтобы посмотреть, не идет ли кто за ним?

Едва ли. Кто может за ним идти? С чего бы ему волноваться?

А с того, что он ограбил несколько аптек. Возможно, кто-то запомнил номера его машины. Возможно (я просто поставил себя на его место), его машину заметили здесь и послали за ним копов.

И что сделают копы? Пойдут в лобовую атаку. Десяток человек растянутся цепью и начнут прочесывать лес. Всех ему не перестрелять.

Впрочем, имея пистолет с глушителем, он-то, возможно, такое провернет. Не удивлюсь, если у Дольмечера есть глушитель или даже автомат. Он еще в университете был одержим «узи» и «мак-10» и, кажется, сохранил свое навязчивое увлечение, а сейчас – помоги нам, Господи! – достаточно зарабатывает, чтобы собрать целый арсенал.

Бедный Дольмечер. Все его бесценное знание, вся информация, способная спасти мир, – довесок к увечной личности. Если мы сумеем его остановить (нет, черт побери, никаких «если», мы сумеем его остановить!), следующие несколько дней нам придется иметь дело с этой личностью. Безрадостная перспектива, как ни крути.

Следующий вопрос: что он сделает, если за ним пойдут всего двое? Во-первых, без собак им его ни за что не отыскать. Джим кое-что знает про выслеживание, но я сомневался, что он так уж хорош. А если эти двое его найдут, им самим грозит опасность. Вспомните про типа в ванне.

Да и вообще где, черт побери, Джим? Стоило мне отвести взгляд, как он исчез. Я прошел еще несколько ярдов и остановился. Звать его по имени – не самая лучшая идея. В кустах вдоль тропы имелся просвет, куда я и нырнул, забрел на несколько ярдов в лес – и вот вам, пожалуйста, Джим мочится на дерево.

– Он скорее всего здесь прошел, – сказал Джим.

– С чего ты взял? – Я никогда не понимал следопытов. Пожав плечами, он продолжил свое дело: похоже, предвидится мочеиспускание эпических масштабов.

– Ни с чего. Но праздник в той стороне. Это – очевидный проход через подлесок, самый легкий путь к гряде. И отпечатки вон там как будто свежие.

Я проследил взглядом, куда он кивнул. Земля в том месте раскисла от влаги. Там определенно прошел кто-то с тринадцатым размером обуви. Нет, Дольмечер далеко не каланча. Запястья и колени у него как связки палочек, но руки и ноги – как у баскетболиста-профессионала. И тот, кто тут прошел, был в крепких ботинках на шипованной подошве, которые состоятельные люди наших дней предпочитают тяжеленным сапогам на рифленке.

Либо ему было плевать, идет за ним кто-то или нет, либо он хотел, чтобы мы нашли эти следы. Я оглядел лес вокруг, и внезапно каждое дерево показалось мне подозрительным. Подлесок не такой уж густой. Если присесть и спрятаться, можно видеть на сотню ярдов вокруг, а тебя и с десяти не заметят. Нечестно!

– Меняем план, – сказал я. – Что, если Дольмечер нас подкарауливает?

– Не я же учился с этим типом, а ты.

– Это как раз в его духе. Пробежать через лес и всадить пару пуль в Плеши для него слишком просто. Ему надо превратить все в военную игру.

– Ну и? Я думал, ты говорил, что умнее его.

– Спасибо, Джим! Я сейчас расплачусь.

Джим только пожал плечами.

– Давай просто пойдем на праздник. Но кружным путем. У нас еще час в запасе. Нам не обязательно его выслеживать, мы и так знаем, куда он направляется. А двинувшись по его следу, только попадем в ловушку.

– Можем зайти подальше в сторону и не подниматься на скалы, – предложил Джим.

– Тогда окажемся на шоссе.

Он вздохнул.

– Или поднимемся прямо здесь.

– Ты в состоянии?

– Придется.

– У тебя часы есть, Джим?

– А у тебя?

– Черт, нет.

– Великолепно. Значит, надо поторапливаться.

Когда ты в лесу и спешишь, время растягивается. Кажется, что прошло два часа, а на самом деле только один. Поэтому если у тебя есть крайний срок, ты всегда немного на взводе. И обычно приходишь раньше времени.

Во всяком случае, так я себя утешал, но лучше от этого не становилось. Если честно, я чувствовал себя круглым идиотом. Мы с Джимом настроились выслеживать Дольмечера, но сообразили, что сами можем превратиться в дичь. А Бун тем временем там совсем один. Он способен потягаться и с десятком спецагентов, но мне хотелось бы на это поглядеть.

Когда мы добрались до того места, где равнина вдруг переходила в почти вертикальную скалу, у нас все болело. Меня подташнивало, и желудок начало сводить спазмами, а Джим угодил ногой в яму и вывихнул лодыжку.

Я открыл было рот, чтобы предложить пойти на шоссе и там поймать машину до поляны, когда услышал шорох. Джим разворачивал пакетик из фольги, который достал из кармана.

– Уже ленч? – спросил я.

– У большинства людей галлюциногенные грибы связаны с юго-западом, но северным племенам известно четырнадцать разновидностей. Я навестил там кое-кого прошлым летом.

– Изучал их культуру?

– Это занятие для белых. Я возил семью на «Международную выставку» в Ванкувер. А по дороге кое-где останавливался, и смотри, что оттуда привез. – Он забросил в рот что-то сухое и бурое. – Мне закон позволяет, а тебе нет.

– Плевать, еще большим преступником в глазах закона я все равно не стану.

Первую часть подъема грибы не слишком помогали, но на последнем отрезке сотворили чудо. Мы по-прежнему чувствовали себя скверно, зато думали о другом. Окружающее стало очень ярким (ну да, мы же поднимались!), и все чувства словно бы обострились. Мы утратили представление о времени. Впрочем, как я уже говорил, такое всегда случается, когда ты в лесу и спешишь. Особенно если приходится то и дело возвращаться или обходить препятствия. Но со временем мы добрались до вершины, а там уже было на все плевать. Без наркотика меня бы парализовал страх перед Дольмечером, но под его действием мы просто побежали вниз с пологого склона, когда же он стал крутым, то покрепче уперлись ногами в землю и заскользили по прелым листьям. Имелось тут и несколько земляных холмиков – с них мы съехали на пятой точке.

Наконец земля под ногами выровнялась, лес снова стал густым, и мы сообразили, что безнадежно заблудились. В отличие от меня Джим сохранил присутствие духа и заставил меня постоять, пока сердцебиение и одышка не уймутся. Наконец мы различили гул с шоссе. Сверившись с картой и положением солнца, мы прикинули, где находится поляна праздника, а после разошлись на сотню футов и попытались двигаться тихо.

Но, когда бредешь по колено в прошлогодней листве, это пустая затея. В кронах шелестел ветер, несколько скрывая наш шум, но я все равно чувствовал себя слишком уж заметным – точно еду по лесу на танке. Тонкие деревья стояли здесь далеко друг от друга, и я был почти уверен, что уж здесь-то не мог притаиться Дольмечер, готовый выскочить из укрытия, сжимая обеими руками пистолет и целясь в меня. Очень бы не хотелось, чтобы он оказался последним, кого я увижу в этой жизни.

Становилось все хуже и хуже. Впереди показался просвет, очевидно, искомая поляна. Мы услышал шум толпы и звон кассового аппарата. Дольмечер, вероятно, где-то между нами и опушкой. Подлесок тут был гораздо гуще, и, зазевавшись, я угодил в овраг. Мне пришлось съехать с одного склона и карабкаться на другой – чувствовал я себя беспомощным и глупым бледнолицым. Мне невольно вспомнились старые фотографии времен Второй мировой войны, на которых военнопленные стоят вдоль оврага в ожидании расстрела.

Корешок у меня под рукой оборвался, и я скатился назад на дно. Теперь я стоял по колено в вязкой жиже, прикрытой грязью и листьями. Я прошел несколько ярдов по оврагу – приблизительно туда, где должен был красться Джим. Но я уже десять минут его не видел и не слышал. Наконец стенки оврага немного раздвинулись, и я нашел легкий путь, как из него выбраться.

Но Дольмечер меня опередил. Застыв в полном изумлении, я до самого верха проследил взглядом отпечатки его ботинок. И плеть дикой малины на краю оврага еще подрагивала.

Наверху кто-то двигался. На фоне гудения толпы и монотонного бормотания ведущего я слышал чьи-то шаги. Кто там? Джим? Дольмечер? Или они оба? А после все звуки потонули в аплодисментах.

Их я счел бесплатным билетом из оврага. Большую часть пути я прополз, забыв про шум ради скорости, а выбравшись, бросился ничком. Нет смысла изображать из себя мишень: если Дольмечер знает, что я наступаю ему на пятки, то будет начеку.

Но он не знал. Я увидел, как всего в пятидесяти футах этот гад осторожно подбирается к поляне. В просветы между деревьями я разглядел навес над сложенной из бревен трибуной и развевающийся американский флаг, а когда поднялся на ноги, то – даже автостоянку. Ее я точно запомнил, потому что, когда некоторое время идешь напролом через горы листьев и грязи, блеск начищенных машин кажется самой странной вещью на свете.

Джима нигде не было видно. Неужели Дольмечер уже его уложил? Я оглянулся и осмотрел овраг: никаких следов Джима. Скорее всего он перебрался еще раньше меня. Значит, он где-то здесь, справа от Дольмечера.

Подхалим монотонно бубнил в громкоговоритель, но потом поднялась какая-то суматоха. Дольмечер тут же скорчился за деревом. Я увидел, как на краю поляны материализовался человек в плаще и побежал прочь от нас.

Дольмечер тоже его заметил, вскочил и со всех ног бросился на опушку. Он знал, что это его шанс. Он понимал, что хотя бы минуту может шуметь сколько влезет, что его прикроет галдеж через мегафоны.

– Дайте ему слово! Подождите, послушаем, что он скажет! – кричал Плеши. – По части охраны окружающей среды мне нечего стыдиться.

Шум поднялся из-за Буна. Кажется, он добился своего: втянул Плеши в перепалку. А Плеши по глупости купился. Все помнят выступление Рейгана в Нью-Гэмпшире много лет назад: «Я заплатил за этот микрофон!» Эта фраза принесла ему победу на выборах. Любой с инстинктами Плеши и его репутацией тряпки увидит в вызове Буна возможность поиграть в Рейгана на общенациональном телевидении.

Вскочив, я ветром дунул за Дольмечером. Все шло к тому, что он вот-вот сделает свой шаг, но уже на опушке он опять спрятался за дерево. Если он повернется сейчас, мне хана, потому что я совершенно забыл про осторожность и просто несся по открытому пространству в тридцати футах за ним.

Он обернулся. Я застыл. Он меня увидел.

И сделал в точности то, чего я ожидал: сунул руку себе под мышку, выхватил пистолет, сжал его обеими руками и прицелился, так что дуло застило мне весь свет. Я бросился на землю. Но тело – не баскетбольный мячик, его не так-то просто уронить. Лучшее, что можно сделать, – упасть: поджать ноги и ждать, когда земное притяжение вдавит тебя в листья со скоростью тридцати двух футов в секунду. Когда падаешь с моста, кажется, что это очень быстро. Но когда пытаешься избежать пули, никакого проку.

По счастью, в этот момент между ребер у Дольмечера засела стрела. Он поморщился, будто его пнули, но явно не понял, что произошло. Он просто повернулся, задевая оперением за березы, а после спокойно и решительно вышел на поляну, унося с собой свое знание об опасной бактерии, хранящееся где-то в его большой, ничем не защищенной черепушке.

Тип в плаще, оставивший свой пост, когда Бун пробился к трибуне, возвращался. Дольмечер вырубил его тазером, расплавив нервную систему и оставив тихонько биться в судорогах на земле. Даже с шага не сбился. У самой опушки стояли раскладные стулья для зрителей, и сейчас он залез на один из них.

– Это из области научной фантастики, – говорил Плеши. – Выпустить трансгенную бактерию в окружающую среду… да это же… это же противозаконно!

Обзор мне закрыл Джим Грандфазер, заступив передо мной, чтобы прицелиться в Дольмечера. Стрела попала в левую почку Дольмечера, как раз когда он спускал курок.

На экране телевизора зрелище вышло почти невероятное. Плеши стоит на трибуне с видом сумчатой крысы, забредшей на шоссе. Глаза у него широко открыты, очочки сверкают в софитах телекамер, сквозь пудру на лбу проступает пот. Бун в шести футах от него непоколебим как скала: говорит невозмутимо тихо и ровно, точно учитель в младших классах с непослушным ребенком. Они спорят из-за трансгенной бактерии. Но на заднем плане суматоха, и внезапно, пьяно качнувшись, камера отворачивается от них. Все происходит в тот момент, когда Плеши произносит: «Это же… противозаконно!» Картинка расплывается и на пару секунд сереет, поскольку приходится брать другой план, но электроника в камере быстро подстраивается, и… Бледный, исполненный праведного гнева Дольмечер стоит на складном стуле и целится в Плеши так же спокойно, как минутой раньше целился в меня.

Говорят, в последних кадрах даже заметно, как вылетает стрела. Но если вы смотрели репортаж, в котором использована съемка с другой камеры, той, которая снимала трибуну, то видели, как Плеши глядит куда-то поверх голов (Дольмечера он даже не заметил) и как взгляд Буна, на мгновение растерявшегося, быстро отыскивает человека с оружием. И на его лице в буквальном смысле читается работа мысли. Это поразительно: видно, как он взвешивает ситуацию. А после он делает шаг вперед и дергает Плеши вниз. Плеши валится как жестяной утенок в тире, а Бун – почти победно – рывком поднимает руки. И как раз тогда, когда он поворачивается к Дольмечеру, его лицо исчезает, сменяясь размазанной кляксой красного. Красные брызги повсюду: на записках Плеши, на его дурацкой плиссированной манишке и на объективе камеры.

Перебивка планов, и мы видим, как Дольмечер (из спины и бока у него торчат стрелы) сдается, как к нему слетаются спецагенты в плащах, как он исчезает за их спинами. А после возврат на трибуну, и мы видим, как Бун, спотыкаясь, бредет, зажимая руками голову, как на лицах зрителей проступает шок (так всегда бывает на пленке, где заснято покушение): брови сдвигаются и ползут вверх, руки поднимаются от боков, рот растягивается в «О», но тело словно окаменело и не реагирует. Бун мечется, потеряв контроль над собой. Потом вдруг трясет головой и наклоняется к копу, подскочившему на помощь, и просит у него носовой платок. Ему в лицо попал мягкий шарик с красной краской, которая теперь ест глаза.