"Леонардо да Винчи и Братство Сиона" - читать интересную книгу автора (Пикнетт Линн, Принс Клайв)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. СЕКС: ВЫСШЕЕ СВЯЩЕННОДЕЙСТВИЕ

Старые алхимические тексты содержат непонятные, но тщательно проработанные образы, непонятные намеренно, поскольку они должны были быть такими для непосвященных, которые не были приобщены к тайнам. Однако, как уже было показано, алхимия занимается на глубочайшем уровне личной, духовной и сексуальной трансформацией, и ее тайны имеют отношение к технике достижения этой «Великой Работы».

Признавая глубочайшие нематериальные и сексуальные разработки алхимии, психолог Д. Д. Юнг видел в них начальную стадию психоанализа[282].

Как мы уже показали выше, «Великая Работа» алхимиков была редким, меняющим жизнь опытом, и никто в точности не знал, в какой форме она осуществляется. Однако Никола Фламель (предположительно Великий Магистр Братства Сиона), который достиг этой сияющей вершины 17 января 1382 года в Париже, подчеркивал, что сделал это в компании со своей женой Перенеллой[283]. Они выглядели исключительно преданной друг другу парой: она, видимо, тоже была алхимиком — алхимией занимались многие женщины, но тайно. Но не подчеркивал ли Фламель присутствие женщины в тот судьбоносный день специально в виде намека на истинную природу «Великой Работы»? Может быть, это деяние происходило в форме какого-то рода сексуального ритуала?

В том, что в практике алхимии по меньшей мере присутствует сексуальный компонент, сомнений нет. Вот что сказано в классическом алхимическом тексте «Венец природы», который цитируется в труде «Алхимия» Иоанна Фабрициуса:

Знаменательно, что в двух восточных учениях — индийской Тантре и китайском Дао — подчеркивается религиозное и духовное значение сексуальности. В этих очень древних, пользующихся глубочайшим уважением учениях подчеркиваются потенциальные возможности определенной сексуальной практики в деле достижения мистического прозрения, физического омоложения, долгожительства и единения с Богом. Многое из этих учений стало сегодня широко известным, но мало кто знает, помимо немногочисленных посвященных, что, как это ни удивительно, существует алхимическая ветвь учений Тантры и Дао. Как мы увидим далее, это вполне согласуется с истинной природой западной алхимии.

Например, в Тантре «химическая» терминология используется для описания сексуальной практики. Оккультный писатель Бенджамен Уокер пишет в своей книге «Человек, миф и магия»:

Ирония заключается в том, что сексуальные элементы западной алхимии обычно считались метафорой при описании химических процессов. Как пишет Брайян Иннес в своей статье «Необъяснимое», посвященной сексуальной алхимии учений Тантры и Дао:

Однако существует огромное различие между публичным образом и уровнем восприятия алхимии на Востоке и на Западе. В Китае и Индии не было запрещенных наук, а отношение к сексу никогда не было столь невротическим и подавляемым, как в Европе, следовательно, алхимики могли вести себя более открыто и честно рассказывать о своей работе.

Совсем недавно «священную сексуальность» «открыли» и на Западе. По своей сути, эта идея заключается в том, что секс есть высочайшее священнодействие, приносящее с собой не только радость, но и чувство единения с Божественным и Вселенной. Секс представляют себе как мост между небесами и землей, как нечто, высвобождающее огромную творческую энергию, как средство уникального омоложения вплоть до клеточного уровня. Знание священной сексуальности означает, что старые алхимические тексты могут, наконец, быть полностью поняты на Западе, хотя (как обычно) исследованиями этого аспекта алхимии занялись в первую очередь французы. Из тех немногих англосаксонских авторов, которых не смутила эта тема, А. Т. Манн и Джейн Лайл высказали следующее в своей книге «Священная сексуальность», изданной в 1995 году:

Один из многих французских авторов, пишущих на эту тему, говорит: «...секрет, который ищет большинство алхимиков, имеет эротический характер... алхимия это просто поиск любви, «сплав» эротического и духовного начал»[288].

Учения Тантры и Дао, разумеется, давно были признаны проводниками восточного понимания священной сексуальности, но на Западе нет столь же ясного и легко прослеживаемого в истории учения — если не принимать во внимание алхимии.

Сексуальные образы алхимических текстов в наш постфрейдистский век кажутся слишком простыми: Луна говорит своему супругу Солнцу: «О Солнце, не дано тебе свершить что-либо одному, если нет меня с моею силой, так петух беспомощен без курицы»[289]. Химические эксперименты принимают форму «брачных отношений» или «совокуплений», например трактат Валентина Андреа назван «Химическая свадьба».

Конечно, все может быть и проще, и такой образный ряд означает именно то, о чем говорится: слово «совокупление» используется в буквальном смысле, и нет никаких секретов, спрятанных в алхимической символике. Однако слова подбирались очень тщательно, поскольку служили проводниками весьма сложных инструкций, смысл которых был как сексуальным, так и химическим. По сути своей алхимические тексты были уроками как сексуальной магии, так и химии одновременно.

Любопытно, что при очевидной сексуальной направленности большинства работ алхимия, по общепринятым представлениям, представляет собой просто химию, а вся символика — плод фантазии. Причина таких представлений кроется в том, что до того времени, пока не стали широко известны тайны Востока, не было аналога, который позволил бы воспринять идею сексуальности алхимии. Но теперь такой проблемы нет, и эта концепция быстро завоевывает признание.

Барбара Дж. Уокер догадалась о подспудном значении алхимии:

(Но Уокер упускает одно обстоятельство, раскрывая предположение о поисках vas hermeticum, сосуда Гермеса, который алхимики якобы идентифицировали с vas spiritual, духовным сосудом или чревом Девы Марии. Какая известная нам Мария обычно изображается несущей сосуд или кувшин? Кто традиционно изображается в кроваво-красных одеждах или с длинными красными волосами? О какой другой Марии сложилось представление как о шлюхе, какая из Марий сексуальнее? И снова мы встречаемся с Девой Марией, которая служит прикрытием тайного культа Магдалины.)

Сегодня мы часто говорим о «сексуальной химии», но для алхимиков этот термин имел более глубокое значение, чем представление о мгновенном определении взаимной тяги. Во французском эзотерическом журнале «L'Originel» авторитетный оккультист Денис Лабур анализирует понятие «сокровенной» в противопоставлении с «металлической» алхимией и проводит параллель с Тантрой, причем настоятельно утверждает, что «сокровенное» есть часть «традиционного Западного наследия» (курсив наш). Он говорит:

Затем он цитирует трактат Сезаре дела Ривера, датируемый 1605 годом, и добавляет:

Фактически использование «металлического» символизма берет начало в I—III веках в Александрии. Связанные с металлами метафоры в отношении секса можно найти в египетских магических заклинаниях: алхимики просто воспользовались ими как образцами. Вот образец египетского любовного заклинания, приписываемого Гермесу Трисмегисту, которое датируется, по меньшей мере, I веком до н. э.: здесь используется образ символического закаливания лезвия меча.

Алхимия в том виде, в котором ее подпольно практиковали в Средневековье, сформировалась в Египте в первые века христианской эры. В алхимии того времени важную роль играла Исида. В одном из трактатов, озаглавленном Исида — Пророчица своего сына Гора, Исида рассказывает, как она получила тайны алхимии от «ангела и пророка» с помощью женских ухищрений. Сначала она поощряла его страсть до такой степени, что он не мог уже ее сдерживать, но отказалась отдаться, пока он не раскроет свои секреты — недвусмысленный намек на сексуальный характер алхимической инициации или посвящения[293].

(Это напоминает историю папы Сильвестра II и Меридианы, о которой говорилось в четвертой главе: он получил знание алхимии через половую связь с этой сущностью женского пола.)

В другом раннем трактате, авторство которого приписывают женщине-алхимику по имени Клеопатра — посвященной школы, основанной легендарной Марией-Еврейкой[294], — содержатся явно сексуальные образы: «Смотри исполнение искусства объединения жениха и невесты, как они становятся единым целым». Это поразительно напоминает современный гностический текст, в котором сказано:

Ранние алхимические тексты насыщены символикой, намекающей на тайную технику священной сексуальности, которая, вероятно, была заимствована из египетского эквивалента Тантры и Дао. Существование такого учения доказывает текст, известный под названием «Туринского эротического папируса» (по месту хранения), который долгое время считался примером египетской порнографии. И здесь снова мы видим пример западного академического непонимания: то, что представляется историкам порнографией, на самом деле является религиозным ритуалом. Некоторые из наиболее священных ритуалов древних египтян были сексуальными: например, ежедневный религиозный ритуал фараона и его супруги включал элемент — супруга мастурбирует фараона. Этот элемент символизировал акт создания Вселенной богом Птахом, который был произведен именно таким образом. В религиозном убранстве дворцов и храмов недвусмысленно изображен этот акт, но изображения казались археологам и историкам столь неприличными, что только сейчас начали признавать их значение — и даже сейчас эту тему обсуждают с колебаниями и извинениями. Очевидно, что Западу надо пройти еще долгий путь, чтобы проникнуться египетским отношением к сексу как священнодействию.

Такое нежелание признать истинное значение секса для древних — явление не новое. Для ученых I и II веков эта тема не была проблемной, но, как заметил Джек Линдсей, к VII веку сексуальная символика в алхимических работах уже предстала «в замаскированном виде через аллегории и аллюзии»[296]. Итак, с самых первых времен западная алхимия имела и сильную сексуальную сторону. Можем ли мы реально поверить, что в Средние века это древнее и влиятельное учение полностью исчезло?

Некоторые из ранних антиномистских гностических сект — таких, как карпократы[297] из Александрии — практиковали сексуальные ритуалы. Неудивительно, что отцы Церкви заклеймили их как блудников и содомитов, и в отсутствие менее враждебных архивных документов мы не знаем точно, в какой форме они проводились. За все время существования христианства постоянно возникали «еретические» секты со сравнительно свободным отношением к сексу, но они неизменно осуждались и подвергались репрессиям — примером может служить секта Братья и Сестры Свободного Духа, известные также как адамиты, которые, как говорят, практиковали сексуальные «секреты», сохранившиеся еще с XIII и XIV веков[298]. Философия адамитов оказала заметное влияние на трактат «Швестер Катрей» (Schwester Katrei) — в котором, как мы установили, имеются свидетельства знакомства женщины-автора с образом Марии Магдалины из гностических Евангелий. Эта женщина, видимо, была членом этой секты[299]. Другой группой, связанной с эротической мистикой — но не религиозной сектой, — были трубадуры, знаменитые певцы, прославлявшие любовь, странствуя по юго-западу Франции. Их немецким аналогом были minnesinger — миннезингеры, — в этом слове minne означает идеализированную женщину или богиню[300]. Любовь рыцаря к своей возлюбленной отражает преданность, или поклонение, Женскому Началу. И содержание поэм — смесь «духовности» и «вожделения»[301] — можно трактовать как ряд слегка прикрытых аллюзий к священной сексуальности. Даже академический историк Барбара Ньюмен, анализируя эту рыцарскую традицию, не смогла не прибегнуть к языку, в котором чувствуется аромат священной сексуальности. Она, в частности, пишет: «...эротическая игра с поразительно широким разнообразием движений: можно стать невестой бога или любовником богини, полностью слиться с любимым или любимой и стать единым божественным целым...»[302]. Традиция куртуазной любви связана со знанием приемов специфической сексуальной техники, например, приема maithuna, намеренного задерживания оргазма для того, чтобы испытать блаженство и мистическое прозрение. Как пишет британский писатель и поэт Питер Редгроув: «Можно найти следы традиции maithuna (тантрический секс через любование) в литературе рыцарского романа[303]». Трубадуры использовали в качестве своего символа розу, может быть, потому, что название этого цветка (на французском и английском языках) представляет собой анаграмму Эрос — бога эротической любви. Не исключено, что образ вездесущей «дамы» — ей должно повиноваться, пусть даже в отдалении — следует понимать на эзотерическом уровне, как нечто иное, что позволяет предположить немецкое название трубадуров — миннезингеры.

Этим собирательным образом женщины не может быть Дева Мария, хотя в Средние века роза считалась ее символом, но культ Мадонны не надо было прятать с помощью кодов. Кроме того, символом, в большей степени отвечающим ее характеру, была не эротичная роза, но более сентиментальная восточная лилия, прекрасная, но строгая без намека на чувственность. Так кого еще могли прославлять в своих песнях трубадуры? Кто еще был «богиней», которую так любили еретические группы того времени? Кто еще, как не Мария Магдалина?

Огромные окна готических соборов в форме розы всегда обращены на запад, традиционное направление, священное для богинь[304], — и никогда не отстоят далеко от храмов, посвященных Черной Мадонне. Как уже было показано, эти загадочные статуи представляют собой языческих богинь в другой одежде, воплощение старого прославления женской сексуальности.

Помимо священной розы в готических соборах имеются и другие языческие символы, например, изображение паутины/лабиринта в Шартрском соборе есть прямое напоминание о Великой Богине в ее роли ткачихи человеческих судеб, а во многих других церквях имеется большое количество женских образов. Некоторые из них выполнены в такой манере, что, расшифровав их, христиане уже никогда не будут относиться к этой церкви по-прежнему. Например, огромные двери готических соборов, через которые столь смиренно проходят христиане, на самом деле являются символом наиболее интимных частей тела богини. Впускающие желающего помолиться в темное, подобно матке, чрево Матери-Церкви, они имеют резные кромки, образующие раструб воронки, и, как правило, даже похожий на розу выступ в верхней части арки, напоминающий клитор. Оказавшись внутри, католический прихожанин останавливается у чаши со святой водой, часто выполненной в виде гигантской раковины, символа рождения богини — как замечательно изобразил Боттичелли, предположительно Великий Магистр Братства Сиона перед Леонардо, в своей картине «Рождение Венеры». (А раковина каури, которая когда-то была символом христианских паломников, как известно, является классическим символом наружных женских половых органов[305].) Все эти символы были намеренно использованы приверженцами Женского Начала, и хотя воздействуют они на подсознательном уровне, они все-таки подсознание активизируют.

Для посвященных в таинства Женское Начало было концепцией одновременно чувственной, мистической и религиозной. Посвященный черпал энергию и силы в сексуальности, а мудрость — иногда называемую «мудрость шлюхи» — из знаний «розы» — эроса.

По пословице «знание — сила» секреты такого рода дают силы превыше всех других и в этом качестве представляют собой реальную, уникальную угрозу Римской церкви и, разумеется, всем другим ответвлениям христианской религии. Секс считался — и во многих случаях считается — приемлемым только для тех союзов, результатом которых является продолжение рода. По этой причине в христианстве нет концепции секс как радость, не говоря уже об идее — как в Тантре или алхимии, — что секс может принести духовное просветление. (И в то время как католическая церковь запрещает контрацепцию, другие христианские церкви, например мормоны, неодобрительно относятся даже к сексу после климакса.)

Однако главная цель всех этих запретов — контроль над женщиной. Женщина должна относиться к сексу со страхом — и потому, что он безрадостен, является супружеским долгом, и ничем больше, и потому, что он неизбежно ведет к мукам деторождения. Вот суть векового отношения к женщине Церкви, а также мужчин в общем случае: если снять у женщин страх деторождения, несомненно воцарится хаос.

Одним из главных мотивов жестокости охоты на ведьм были ненависть и страх перед повитухами, чьи знания и умение облегчить боль при родах считались угрозой приличной цивилизации: Крамер и Спренгер — двое доминиканских священников, авторы печально известного труда «Молот ведьм» (1486 г.) — настольной книги европейских охотников на ведьм, — особо выделили повитух как заслуживающих наихудшего возможного воздействия в их руках. Ужас перед женской сексуальностью привел к гибели сотен тысяч в основном женщин за три столетия охоты на ведьм.

Со времен первых отцов Церкви, когда подвергалось сомнению наличие души у женщин, делалось все для их отчуждения на каждом уровне. Они не только считались греховными по природе своей, но и были самой главной — временами единственной — причиной грехопадения мужчины. Мужчин учили, что, испытывая плотскую страсть, они всего лишь жертва ухищрений женщины, которая совратила их на деяние, о котором без нее они бы даже не подумали. Крайним выражением такого подхода было отношение средневековой Церкви к изнасилованию: женщина, которая была изнасилована, несла ответственность не только за то, что провоцировала насилие против себя, но и за загубленную душу насильника, за что и понесет кару в Судный День[306].

Р. Е. Л. Мастерс пишет:

Инквизиция, которая была создана специально для борьбы с катарами, быстро переключилась на поиск ведьм, на пытки и убийства ведьм, хотя и протестанты занялись этим с удовольствием. Знаменательно, что первый суд над ведьмами состоялся в Тулузе, центре антикатарской инквизиции. Был ли этот суд расправой над какими-то остатками катарской ереси или сексуально озабоченными инквизиторами руководил простой страх перед лангедокскими женщинами?

Подоплекой ненависти и страха перед женщинами было знание того, что женщины обладают уникальной способностью наслаждаться сексом. Средневековый мужчина, конечно, не мог иметь анатомических знаний, распространенных сегодня, но при личном исследовании не мог не обнаружить странно тревожащий орган — клитор. Этот крошечный выступ, так явно — пусть даже подсознательно — выставленный в виде розочки в верхней части арки готического храма, является единственным органом в человеческом теле, единственное предназначение которого доставлять удовольствие. Последствия этого есть и всегда были огромны и являются сутью патриархального подавления женщины, с одной стороны, и тантрических и мистических сексуальных ритуалов — с другой. Наличие клитора, который даже сейчас считается неприличной темой для обсуждения, свидетельствует о том, что женщина была создана для сексуального экстаза в противоположность мужчине, чей сексуальный орган имеет двойную функцию продолжения рода и мочеиспускания.

И вместе с тем женоненавистническая позиция иудейско-христианской веры была столь успешна и живуча, что только в XX веке на Западе утвердилось понятие о допустимости сексуального наслаждения у женщины, хотя и теперь Церковь придерживается прежних воззрений. Несмотря на то что сексуальное неравенство и ханжество не являются исключительной принадлежностью трех великих религий — христианства, иудаизма и ислама, — стоит только взглянуть на обращение с женами в Индии — представление о том, что секс вещь изначально грязная и постыдная, является западной традицией. Там, где господствует такое отношение, всегда будут присутствовать подавляемые желания и чувство вины, которые неизбежно ведут к преступлениям против женщин, иногда даже к ведьмомании. Западная пуританская культура с ее ненавистью к сексу и страхом перед ним привела в конце тысячелетия к широкому распространению побоев в семье, педофилии и изнасилований. Там, где к сексу относятся подозрительно, роды и младенец также считаются изначально греховными, и дети становятся жертвой насилия в той же степени, что и их матери.

Непоследовательный и вспыльчивый бог Яхве из Ветхого Завета создал Еву — и, видимо, пожалел об этом. Почти сразу после того, как Ева «появилась на свет», она, как оказалось, имеет способность к самостоятельному мышлению, что было не дано Адаму. Ева со змеем составили сильную команду, что неудивительно, поскольку змей был древним символом Софии, премудрости, а не зла. Но был ли Бог рад тому, что женщина проявила инициативу и вкусила от Древа Познания — то есть хотела учиться? Проявив странное отсутствие предвидения в отношении способностей Евы, особенно удивительное во всемогущем творце всего мира, Бог определил ей жизнь, полную страданий, начиная, заметьте, с обязанности шить... (Поскольку она и голый Адам должны были сразу прикрыть свою наготу, для чего требовалось изготовить одежду из фиговых листьев.) Так Адам и Ева узнали, что надо стыдиться своего тела и, разумеется, своей сексуальности. Самое странное, что все это можно понять так, будто сам Бог ужаснулся при виде обнаженной плоти, творцом которой он был.

Этот миф, рассчитанный на неискушенный ум, придуман для оправдания унижения женщин и препятствовал любым действиям, направленным на облегчение страданий женщин при родах. Он лишил женщин права голоса на тысячи лет, унизил и даже демонизировал половой акт, который должен быть радостным и волшебным. Любовь и экстаз он заменил на стыд и чувство вины, внушил страх перед мужчиной Богом, который по мифу настолько ненавидит себя, что относится с отвращением даже к лучшему своему творению — человечеству.

Этот отравленный рассказ дал жизнь концепции первородного греха, согласно которой даже абсолютно невинные, но некрещеные младенцы попадают в чистилище, из-за нее вплоть до совсем недавнего времени чудо рождения нового человека было окружено завесой суеверий. Эта концепция лишила женщин их уникальной женской силы, для чего в первую очередь она и была придумана.

Хотя до сих пор секс в нашей культуре находится за стеной огромного количества предрассудков и чудовищного невежества, сейчас дела в этом отношении стали гораздо лучше, чем даже десять лет назад. Несколько основных книг высветили новое поле, точнее, заново открыли старое. Помимо других, этими книгами были «Искусство сексуального экстаза» Марго Ананд (1990 г.) и «Священная сексуальность» А. Т. Манна и Джейн Лайл (1995 г.): каждая их этих книг прославляет секс как средство духовного просвещения и преображения.

Как было показано, в других культурах этой проблемы не было (если культура не отравлена западным мышлением). А в определенных культурах секс поднят на уровень выше искусства: его считают священнодействием — считают, что он дает возможность участникам стать единым целым с Божественным. Этот тезис является raison de'etre — основой учения Тантра, мистической системой единения с Богом через сексуальную технику такого типа, как karezza — или искусство достижения блаженства без оргазма. Тантра представляет собой «искусство любви», связанное с поразительной самодисциплиной и продолжительными тренировками как для мужчин, так и для женщин, причем партнеры считаются равными. Искусство Тантры, однако, не является исключительной принадлежностью экзотического Востока. Сегодня можно встретить школы Тантры в Лондоне, Париже и Нью-Йорке, хотя крайняя суровость искусства отпугивает от него многих: например, обучение правильному дыханию может потребовать нескольких месяцев тренировок. Тем не менее использование секса как священнодействия для Запада теперь не новость. Мы видели, каковы сексуальные корни алхимии и как следует понимать культ розы у трубадуров, который может быть представлен как поклонение эросу. Мы отметили, как строители великих готических соборов типа Шартрского широко эксплуатировали символ красной розы и построили храмы Черной Мадонны, вызывающие ассоциации с язычеством.

Мы показали также, что Грааль есть женский символ, и — что совсем уж очевидная параллель — в легенде о Тристане и Изольде великий герой Грааля Тристан меняет свое имя на Тантра[308]... Писатель Линдсей Кларк считает любовную поэзию трубадуров «Тантрическими текстами Запада»[309].

В легендах о Граале разорение земли происходит из-за того, что король теряет сексуальную потенцию, что часто выражено через символ «король ранен в бедро». В «Парсифале» Вольфрама указано точнее: он был ранен в пах. Эти произведения можно считать реакцией на подавление Церковью естественной сексуальности[310], в результате которой произошла духовная стагнация. Преодолеть ее можно только через поиск Грааля, который, как мы видели, всегда связан с женщинами. В итальянской картине XV века рыцари Грааля поклоняются Венере (см. иллюстрацию на вкладке), что не оставляет сомнений относительно природы поиска.

Как в легендах о Граале, так и в лирике трубадуров подчеркиваются духовная возвышенность и уважение к женщине. По нашему мнению, весьма знаменателен тот факт, что эта традиция имеет по меньшей мере некоторые корни на юго-западе Франции.

Большинство современных исследователей полагают, что учение Тантры пришло в Европу через контакты с мистической ветвью ислама — суфиями, которая исповедовала идеи священной сексуальности, ставшие неотъемлемой частью их верований и практики. Конечно, нельзя отрицать, что формы языка, которым выражены эти идеи у трубадуров и суфиев, близки между собой. Но, может быть, Тантра суфиев пустила корни в Провансе и Лангедоке именно потому, что в этих местах уже существовала подобная традиция? Мы уже показали, что Лангедок всегда придерживался традиции равенства женщин. Когда охота на ведьм началась с Тулузы, что хотели уничтожить на самом деле? И снова мы встречаемся с символом этого культа любви — с Марией Магдалиной.

Другой женщиной, которая в полной мере оценила мистические возможности секса, была до недавнего времени малоизвестная Святая Хильдегард из Бингена (Бингенская) (1098—1179). Вот что пишут о ней Манн и Лайл:

Хильдегард, подобно всем средневековым поклонникам куртуазной любви, верила, что мужчины и женщины могут приобщиться к божественности через любовь друг к другу, так чтобы «вся земля стала подобна единому саду любви». И эта любовь должна быть цельным, полным выражением союза и тел и душ, поскольку, как она писала, «властью самой вечности создан физический союз и провозглашено, что два человеческих существа станут физически едины»[311].

Хильдегард была замечательной женщиной, имела глубочайшие познания, особенно в медицине. Уровень ее образованности не поддается объяснению: сама она относила его за счет видений. Возможно, в этом содержится намек на какую-то школу таинств или другое, аналогичное хранилище знаний. Знаменательно, что многие ее труды свидетельствуют о знакомстве с герметической философией[312].

Эта известная аббатиса дала детальное описание женского оргазма, сокращения матки и все прочее. Создается впечатление, что была знакома она с этим не только теоретически, что, вы согласитесь, довольно необычно для святой. Какова бы ни была тайна той информации, которой она владела, она имела огромное влияние на Святого Бернара Клервоского, покровителя и вдохновителя тамплиеров[313].

Эти воины-монахи, на первый взгляд, кажутся препятствием на пути распространения подпольного культа любви. Якобы они были целибаты, но кажется маловероятным, что они по меньшей мере были практическими носителями философии, которая прославляет женскую сексуальность. Но есть намек на такую связь в трудах одного из наших наиболее преданных единомышленников — великого флорентийского поэта Данте Алигьери (1265—1321).

Давно признано, что в его творчестве имеются гностические и герметические темы, например, веком раньше Элифас Леви писал об «Инферно» Данте как о произведении «иоаннитском и гностическом»[314].

Поэта вдохновляли трубадуры юга Франции, он был членом общества поэтов, которые называли себя fidele d'amore — «верные приверженцы любви». Этот кружок всегда считался собранием эстетствующих, но недавно ученые обнаружили, что у них была и тайная эзотерическая мотивация.

Уважаемый ученый Уильям Андерсон в своем исследовании «Данте — творец» пишет о кружке fidele d'amore как о «тесном братстве, стремящемся достичь гармонии между сексуальной и эмоциональной сторонами природы и своим интеллектуальным и мистическим духом»[315]. Он ссылается на исследования французских и итальянских ученых, которые пришли к выводу, что «женщины, которых воспевали поэты, были не женщинами из плоти и крови, но символами идеального Женского Начала и Сапиента — Святой Мудрости» и «женщины этих поэтов были... аллегорией поиска Божественной мудрости»[316].

Андерсон — вместе со своим коллегой Генри Корбиным — видит духовный путь Данте как поиск озарения через сексуальный мистицизм, аналогом которого является творчество трубадуров.

Генри Корбин говорит:

Однако самое замечательное в этом — связь между Данте и его приятелями-мистиками с рыцарями-тамплиерами. Он был одним из их наиболее рьяных единомышленников, даже после разгрома, когда связь с ними стала предосудительной и опасной. В своей «Божественной комедии» он выводит Филиппа Красивого как «нового Понтия Пилата» за его действия против рыцарей. Сам Данте был членом Третьего Ордена рыцарей Храма, который назывался Ла Феде Санта — La Fede Santa. Связь, свидетельствующая о слишком многом, чтобы ее игнорировать, — возможно, Данте не был исключением, но истинным тамплиером в своем поклонении культу любви.

Андерсон говорит:

Затем он обобщает выводы Генри Корбина:

Вместе с революционными доказательствами, обнаруженными такими исследователями, как Нивен Синклер, Чарльз Байуотер и Николь Дейв, сказанное позволяет предположить, что по меньшей мере внутренний круг рыцарей-тамплиеров придерживался тайного учения, связанного с поклонением Женскому Началу.

Аналогичным образом обсуждаемая ветвь тамплиеров Братство Сиона всегда имело женщин — членов организации, и список Великих Магистров содержит четыре женских имени, и, что особенно странно, именно в средневековый период, когда следует ожидать наиболее последовательного разделения по признаку пола. Будучи Великими Магистрами, эти женщины обладали реальной властью — и эта должность, несомненно, требовала высочайшего уровня ума и способности улаживать на многих уровнях конфликты интересов и личностей. Если кажется странным, что женщина занимала столь высокий пост в те времена, когда даже женская грамотность практически отсутствовала, то в контексте тайной традиции поклонения богиням это становится вполне объяснимым.

Многие из более поздних школ таинств были основаны розенкрейцерами, чей интерес к сексуальному мистицизму отражен даже в самом названии, в котором соединены фаллический крест и женская роза. Этот символ сексуального союза напоминает о древнеегипетском кресте с полукругом (анх): прямая верхняя часть которого символизирует фаллос, а миндалевидная нижняя — вульву. Розенкрейцеры, исповедуя смесь из алхимических и гностических учений, прекрасно понимали основной принцип, который объясняет алхимик XVII века розенкрейцер Томас Вейган: «...жизнь сама по себе не что иное, как союз Мужского и Женского Начал, и тот, кто хорошо знает эту тайну, знает... как использовать жену...»[320]. (Помните огромную розу в основании креста росписи Кокто в лондонской церкви — очевидно, что это аллюзия розенкрейцера. Имеет значение и тот факт, что изображение розы с крестом обнаружено в тамплиерской гробнице сэра Уильяма Сен-Клера...)

Даже если существуют, как мы видели, доказательства того, что тамплиеры, алхимики и Братство Сиона были преданными поклонниками культа любви, маловероятной кажется возможность, что чисто мужская философия герметиков могла привести к связи с Женским Началом, — возможно, феминистской организацией. Но и здесь образ, который лежит на поверхности, обманчив.

Сам Леонардо причисляется к гомосексуалистам-женоненавистникам, и, действительно, насколько нам известно, наружно он не высказывал любви к женщинам. Его мать, таинственная Катерина, по всей видимости, бросила его на произвол судьбы во младенчестве, хотя впоследствии доживала свой век вместе с ним в течение многих лет — точно известно, что у Леонардо была домоправительница, которую он любовно называл «моя Катерина» и похороны которой он оплатил. Возможно, он и был гомосексуалистом, но это никогда не было препятствием для поклонения Женскому Началу, зачастую прямо наоборот — способствовало. Кроме того, известно, что Леонардо был близок к Изабелле де Эсте, женщине умной и образованной. Хотя предположение о ее принадлежности к Братству Сиона или иному феминистскому «подпольному» учению было бы слишком смелым, данный факт по меньшей мере свидетельствует о том, что Леонардо одобрял женскую грамотность.

Флорентийский герметик Пико дела Мирандоло потратил много слов на тему власти женщин. В его книге La Strega (Ведьма) рассказывается об итальянском культе, основанном на сексуальных оргиях, где председательствовала богиня. Интереснее всего то, что он приравнивал богиню к «Матери Бога»[321].

Даже явный сторонник власти мужчин Джордано Бруно был тесно связан с Женским Началом. Во время своего пребывания в Англии в 1583—1585 гг. он опубликовал несколько принципиально важных работ, раскрывающих философию герметиков: выдержки из них можно найти во многих антологиях исторических текстов. Однако обычно игнорируется тот факт, что он опубликовал также том страстных любовных стихов под названием De gli eroitci furori (О героической безумной страсти), которая была посвящена его другу и покровителю сэру Филиппу Сиднею. Книга представляла собой гимн проходящей безумной страсти или даже взгляд в неизвестную тайную жизнь распутника. Хотя признано, что в этих стихах есть и другой, более глубокий смысл, большинство авторитетных ученых полагают, что содержание книги является аллегорическим изложением опыта герметика. На самом деле, любовь, показанная в этих стихах, вовсе не аллегорическая, но буквальная.

Термин «furori», использованный в названии, представляет собой, по словам Френсис Йейтс, «выражение опыта, который делает душу «божественной и героической» и может быть уподоблен трансу furor (экстазу) страстной любви»[322]. Другими словами, то, что мы у него читаем, снова предстает как знание преображающей человека силы секса.

В этих стихах Бруно говорит об альтернативном состоянии сознания, через которое герметик реализует свою потенциальную божественность. Это выражено через экстаз полного единения со своей другой половиной. Френсис Йейтс пишет: «...я думаю, религиозный опыт Eroitci furori в реальности нацелен на гностические знания: это мистическая любовная поэзия человека-мага, который создал божественное, имеет дело с божественной силой и снова находится в процессе обретения божественности, с божественной силой»[323].

При взгляде на учение, которому следовал Бруно, становится ясно, что подобные чувства не были просто метафорой. Этот процесс озарения через секс был сердцем философии и практики герметизма. Концепция священной сексуальности полностью соответствует словам самого Гермеса Трисмегиста из Corpus Hermeticum. «Если, мое дитя, ты, ненавидишь свое тело, ты не можешь любить себя»[324]. Такие герметики, как Марсилио Фичино, говорили о четырех типах альтернативных состояний, в которых душа воссоединяется с Божественным, каждое из этих состояний связано с одним из мифологических героев: поэтическое вдохновение — с Музой, религиозное рвение — с Дионисом, пророческий транс — с Аполлоном и все формы глубокой любви — с Венерой.

Последняя обеспечивает наивысшее проявление всех чувств, поскольку именно в любви душа действительно достигает воссоединения с Божественным[325].

Знаменательно, что историки всегда воспринимали описание трех первых состояний в буквальном смысле, а четвертое трактовали как простую аллегорию или любовь безличную или духовную. Но если бы это и было так, то вряд ли герметики отнесли бы любовь к категории покровительства Венеры! Очевидная стеснительность историков связана с их невежеством в отношении существа подпольных учений. Это еще один пример концепции, ранее неясной, которая становится абсолютно понятной, как только принимается во внимание священная сексуальность.

Великий маг-герметик Генрих Корнелиус Агриппа фон Неттесгейм (I486—1535) дал совершенно точное разъяснение. Он писал в своей классической работе De occulta philosofia («Оккультная философия»): «Что касается четвертого furor, то это состояние, связанное с Венерой, переворачивает и преображает душу человеческую в божественную, жар любви делает его подобным Богу, истинным образом Бога»[326]. Отметьте использование алхимического термина «преображение», который обычно используют для обозначения глупейшего занятия по превращению свинца в золото. Однако в этом случае идет поиск ценностей другого рода. Агриппа также подчеркивал, что сексуальный союз «полон магических даров»[327].

Не следует недооценивать место Агриппы в этом еретическом учении. Его трактат De nobilitate et praecellentia foeminei sexus («О превосходстве и высшем назначении женского пола»), который был опубликован в 1529 году, но был основан на диссертации, написанной на двадцать лет раньше, представляет собой более сильное выступление в защиту прав женщины, чем многие современные призывы. Эта поразительная работа Агриппы, ранее игнорируемая, получила известность сравнительно недавно по одной, к сожалению, вполне предсказуемой причине. А именно: в трактате был выдвинут тезис о половом равенстве женщин — предлагалось даже посвящать женщин в духовный сан, — но воспринят он был как сатирическое произведение! Тот факт, что страстное выступление в защиту женщин было воспринято как шутка и, соответственно, проигнорировано, представляет собой печальное отражение нашей культуры. Но сейчас понятно, что Агриппа не шутил!

Он выступил не просто в защиту дела, которое мы сейчас называем борьбой за права женщины, то есть пересмотр политического статуса женщины, но попытался провозгласить основной принцип такой кампании. Профессор Барбара Ньюмен из Северо-западного университета (Пенсильвания), пишет в своей работе, посвященной исследованию этого трактата:

Ньюмен и другие ученые проследили источники вдохновения Агриппы до нескольких корней, включая каббалу, алхимию, герметизм, неоплатонизм и традиции трубадуров. И снова мы встречаем указание на то, что главное влияние оказал поиск Софии (премудрости).

Было бы ошибкой думать, что Агриппа выступал просто за уважение к женщине и равные права. Он пошел дальше. Его главный тезис — на женщину надо молиться в буквальном смысле слова:

(Знаменательно, что Агриппа, подобно всем алхимикам, верил, что менструальная кровь имеет особое практическое и мистическое применение[330]. Алхимики полагали, что в ней содержится уникальный эликсир или химическое вещество, проглотив и переварив которое, по древнему ритуалу, человек гарантированно получает физическое омоложение, почти бессмертие и познание истины. Разумеется, позицию, более далекую от мнения Церкви, представить трудно.)

Агриппа был не просто теоретиком, не был он и трусом. Он не только женился три раза, но свершил практически невозможное: он защищал женщину, обвиненную в колдовстве, — и выиграл процесс. Конечно, и Воган, и Бруно, и Агриппа — мужчины, и возникает подозрение: может быть, они наслаждались своим сексуальным блаженством исключительно ради самих себя, даже в том случае, если наслаждение было чисто духовное. Однако, заметив, что женщину, если бы она осмелилась написать о вещах такого рода, сразу же обвинили бы в колдовстве, напомним: чтобы ритуалы Венеры «сработали», требуется, чтобы оба стремились к одной цели, достигли ее и получили равное озарение как партнеры, аналогично китайской концепции единого целого, состоящего из ян и инь.

Джордано Бруно был не из тех людей, что держат свои мысли при себе. В своих поздних работах он использовал еще более точные сексуальные образы[331], но даже в этом случае историки предпочли их не замечать. Если о них и говорили, то объяснение было одно: это аллегория. Не только эти, но и другие конкретные — или ассоциированные — упоминания в его работах трактовались неправильно. Когда Бруно писал о «богине» как об анонимной даме, которой посвящена его любовная поэзия, это воспринималось как нежный эпитет. Позднее, когда в своем прощальном выступлении в Германии он прямо сказал, что богиня Минерва есть София (Премудрость), это тоже было воспринято как еще одна аллегория. Но его слова, бесспорно, были словами человека, поклоняющегося богине:

Еще интереснее тот факт, что в своем посвящении Eroitci furori он специально уподобляет это произведение Песне Песней[333]. Снова мы встречаемся с культом Черной Мадонны и по ассоциации — с культом Магдалины. (Разумеется, был и другой великий герметик/розенкрейцер Вильям Шекспир, посвятивший сонеты таинственной Темной Даме, споры о личности которой дали пищу целым поколениям критиков. Хотя не исключено, что это могла быть реальная женщина — или даже мужчина, — вполне вероятно, что она представляла собой, au fond (в сути своей), Черную Мадонну, темную богиню. Известно, что герметики избрали символом особого альтернативного состояния — особого транса — даму темного облика[334].)

Храбрая атака Бруно на христианскую веру и нравы принесла ему страшную смерть, которая была предупреждением всем другим храбрым душам. Чудовищное истребление женщин в процессе охоты на ведьм требовало осмотрительности среди «еретиков» (следует помнить, что, хотя сжигать живьем прекратили довольно давно, последнее судилище над «ведьмой» по «Акту о колдовстве» состоялось в Великобритании в 1944 году). Но мистический секс, будучи особой тайной оккультного подполья, не был принадлежностью отдельных лиц и вместе с ними не погибал.

Довольно трудно проследить прямую традицию священной сексуальности в Европе из-за отношения к ней Церкви и соответствующей необходимости хранить ее в тайне теми, кто владел знанием. Однако в XVII и XVIII веках эта традиция, по всей видимости, укоренилась в первую очередь в Германии, хотя до настоящего времени исследований на эту тему было мало. По данным современных исследований французских ученых, таких как Денис Лабур, практика «внутренней алхимии» была сосредоточена в Германии в различных оккультных обществах. Другие современные исследования, включая работы доктора Стефана Е. Флауерса, подтвердили, что немецкий оккультизм этого периода был в основном сексуальным по своей природе[335].

Проблемой исследователя в этой области является то обстоятельство, что сведения о сексуальных культах поступают главным образом от Церкви или, в крайнем случае, от тех, кто считает все, связанное с сексом, сатанизмом. Когда такая группа обнаруживается, следуют репрессии, в результате которых архивы или уничтожаются, или подвергаются цензуре, и в результате мы вынуждены судить о событиях только по версии врагов группы. Так было с катарами и с тамплиерами, и, разумеется, достигло своего ужасающего апогея во время охоты на ведьм. Мы встречаемся с этим явлением всегда, когда речь заходит о священной сексуальности, — как это снова случилось во Франции в XIX веке.

В это время появилось несколько взаимосвязанных движений. Хотя они расцвели в рамках католической церкви и состояли из людей, считающих себя добрыми католиками, в этих группах была принята концепция священной сексуальности и выдвигался на первый план тезис о Женском Начале (обычно в виде особого поклонения Деве Марии). Группы ассоциировались другими с оставшимся в тени «иоаннитским» обществом — на этот раз, бесспорно, особо почитающим Иоанна Крестителя.

Произошла исключительно сложная цепь событий, которую невозможно распутать, и в результате эти группы были признаны безнравственными. Произошло это не столько из-за неортодоксальных идей и священной сексуальности, сколько из-за участия в политических делах, которое вызвало враждебность властей. Вследствие этого все архивные данные со сведениями о них исходят от их врагов.

Политические мотивы деятельности этих групп лежат вне рамок этого исследования, хотя они были очень важны для тех, кто был в свое время вовлечен в группы. Достаточно упомянуть, что они поддержали претензии некого Карла Вильгельма Нондорфа (1785—1845), который утверждал, что он Людовик XVII (считается, что он был убит во младенчестве вместе со своим отцом Людовиком XVI во время Французской революции).

Одной из таких групп была Элиатская Церковь Кармель, известная также под названием Oeuvre de la Misericorde (Дело милосердия), которая была основана в начале 1840-х годов Эженом Винтра (1807—1875). Харизматический лидер и страстный проповедник Винтра привлек в свою секту сливки высшего общества. Секту тем не менее вскоре обвинили в поклонении дьяволу. Вне сомнения, ритуалы имели некоторую долю сексуальности, и в них (по словам Яна Бегга) «высочайшим священнодействием был половой акт»[336].

Еще хуже, с точки зрения властей, было то, что он вступил в союз с Нондорфом. Конец был неизбежен: над Винтра устроили показательный суд по обвинению в мошенничестве, хотя даже предполагаемые жертвы отрицали, что было преступление, и он был приговорен к пяти годам заключения в 1842 году. После освобождения он выехал в Лондон, и в это же время один из бывших членов его церкви священник по имени Гоззоли опубликовал памфлет, обвиняющий его в разнообразных сексуальных оргиях. В основном памфлет был плодом воспаленного воображения, но что-то в нем было основано на фактах. Затем в 1848 году секта была объявлена папой еретической, а все ее члены отлучены от Церкви. В результате она стала независимой, и в ней священниками были и мужчины, и женщины — как у катаров, хотя исповедовал Винтра их высокие принципы или нет, осталось неясным.

За Винтра и Нондорфом стояла остававшаяся в тени секта, известная как «Спасители Людовика XVII», или иоанниты. Деятельность этой секты можно проследить до 1770 года, и она, видимо, имела некоторое отношение к волнениям, которые предшествовали революции. В отличие от масонских «иоаннитов», сомнений в том, какому Иоанну они поклонялись, нет — Иоанну Крестителю[337].

После революции иоанниты озаботились восстановлением монархии. Они были главной силой за кампанией Нондорфа в качестве претендента на трон, а также за такими «пророческими» движениями, как секта Винтра. Другого самозваного «гуру» того времени — Томаса Мартина, ракетой взлетевшего из простых крестьян в советники короля[338], — тоже поддерживали иоанниты, затем они «срежиссировали» явления Девы Марии, такие как явления Девы в Ла Валетте, в холмах Западных Альп в 1846 году[339]. Трудно сказать, что в точности тогда происходило, но главные тенденции по ряду названных событий проследить можно.

Первое: явно была сделана попытка разложить католицизм изнутри. Это осуществлялось путем подмены главной догмы — основанной на авторитете апостола Петра — на мистическое и эзотерическое христианство в надежде, что начинается новый век, в котором властвующим будет Святой Дух. Особенностью царства Святого Духа было поклонение Женскому Началу в образе Девы Марии, но эта особенность быстро приобрела более сексуальный характер и стала выглядеть откровенно враждебной Церкви. Явление в Ла Валетте — которое было проклято Церковью — было составной частью плана. И, таким образом, для развития событий решающей стала роль Иоанна Крестителя.

Это движение поддержало попытку Нондорфа получить признание в качестве короля Франции, вероятно, потому, что в случае успеха он с благосклонностью отнесся бы к новой форме религии (он уже вступил в союз с Винтра). Знаменательно то, что Мелани Карвет, которой было явление в Ла Валетте, потеряла покровительство Нондорфа. А Церковь отправила ее в монастырь в Дарлингтоне на северо-запад Англии, чтобы обезопасить себя от нее[340]. Объединенными усилиями Церковь и государство предотвратили осуществление этого плана, и то, что случилось на самом деле, теперь погребено под грудой скандальных инсинуаций. Но, несомненно, интересен тот факт, что реакцией Церкви на эту угрозу было введение в 1854 году концепции непорочного зачатия Марии в качестве акта веры. (Эта доктрина была весьма кстати подтверждена самой Девой Марией, когда произошло ее явление крестьянской девушке Бернадетте Субиру в Лурде четыре года спустя, хотя девушка сначала описывала свое видение просто как «эта вещь».)

Пророков таких, как Мартин и Винтра, видимо, сотворили иоанниты, вряд ли они сами были членами секты. Винтра был связан с ними через свою наставницу, некую мадам Боше, которая жила в Париже и была известна под навевающим определенные ассоциации именем «Сестра Саломея». (Церковь Кармель, основанная Винтра, все еще функционировала в Париже в 1940 году, и ходили слухи, что такая группа имелась в Лондоне в 1960-х годах[341].)

С Церковью Кармель объединилось другое движение, основанное несколько раньше, в 1838 году. Именовалось оно Братья Христианской Доктрины и было основано тремя братьями-священниками Баллардами. Они — снова, считая себя католиками, — устроили два монастыря в горах Мон-Сен-Одиль в Эльзасе и в Сион-Ведемонте в Лоррейн. Это были важные места в своих регионах, и как братья Баллард сумели заполучить их себе, остается загадкой.

В античные времена местечко Сион-Ведемонт было языческой святыней, посвященной богине Розамерта, и — как можно догадаться по названию — его давно ассоциировали с Братством Сиона. Исторически признанный Ordre de Notre-Dame de Sion был основан здесь в XIV веке Ферри де Ведемонтом, и по уставу этот Орден был связан с аббатством Монт Сион в Иерусалиме — название Братства Сиона было взято именно по этому аббатству. Сын Ферри был женат на Иоланте де Бар (1428—1483), которая была Великим Магистром Братства между 1480 и 1483 годами, а также дочерью Рене Анжуйского, предыдущего Великого Магистра. Иоланта пропагандировала Сион-Ведемонт как важный центр для паломничества, делая упор на Черной Мадонне. Сама статуя была уничтожена во время революции и заменена на средневековую — не черную — статую Девы Марии, взятую из церкви Ведемонта, посвященной Иоанну Крестителю[342].

Поэтому нам кажется значимым тот факт, что одна из новых церквей братьев Баллард была заложена в этом месте. Идеи братьев были схожи с идеями Винтра, включая особое внимание к грядущему веку Святого Духа и к священной сексуальности, что неудивительно, поскольку происхождение идей одно и то же. Их движение пользовалось серьезной поддержкой, включая покровительство дома Габсбургов. Но и это общество было запрещено в 1852 году.

После смерти Винтра в 1875 году движение возглавил аббат Булей (1824—1893) — фигура еще более противоречивая, один из наиболее известных сатанистов XIX века. До этого он совратил молодую монахиню в монастыре в Ла Валетте Адель Шевалье. Вдвоем они основали Общество Исцеления Душ в 1859 году. Это общество, без сомнения, было основано на сексуальных ритуалах: общая философия заключалась в тезисе — человечество найдет искупление грехов через половой акт, если он будет рассматриваться как священнодействие. Хотя все это кажется чисто алхимической философией, Булен, к несчастью, расширил блага этого ритуала и на животное царство. Сообщалось, что Адель Шевалье и Булен принесли в жертву своего собственного ребенка во время Черной Мессы в 1860 году. Несмотря на то что в современной литературе это преподносится как факт, проследить возникновение слуха до надежного источника невозможно. Если Булен и совершил такое преступление, то он каким-то чудом избежал уголовного преследования. Действительно, в этом году он был лишен сана священника, но он был ему возвращен через несколько месяцев. В 1881 году его и Адель привлекли к суду по обвинению в мошенничестве (не исключено, что это был излюбленный прием властей, когда нельзя подобрать никакого другого обвинения). После приговора Булена снова лишили сана, но это решение было затем вновь пересмотрено. После освобождения он добровольно предстал перед святой Палатой (в то время официальное название инквизиции) в Риме, признан невиновным и возвратился в Париж[343].

В Риме Булен изложил свою доктрину в блокноте (известном как розовый из-за цвета обложки), который среди бумаг обнаружил писатель Дж. К. Гаисманс после его смерти в 1893 году. Точные подробности содержания неизвестны — хотя о нем отзывались как о «шокирующем документе», — и в настоящее время он хранится в библиотеке Ватикана. На все заявления с просьбой просмотреть его там отвечают отказом[344].

В истории Булена явно было нечто большее, чем кажется на первый взгляд. На поверхности все выглядит как заурядная история о клубе извращенцев. Однако Церковь, видимо, в какой-то степени защищала Булена. Например, было дано указание не беспокоить его, и ходили слухи, что он владеет каким-то секретом, защищающим его. История Булена отвечает классическому образцу действий агента-провокатора, который проникает в организацию с определенной целью в пользу другой группы, а именно — дискредитировать организацию. Этим можно объяснить разительные противоречия в его действиях и официальное отношение к ним.

Вернувшись из Рима, Булен присоединился к Церкви Кармель Винтра и стал ее лидером. Это привело к расколу: те, кто к нему присоединился, последовали за ним в Лион, где они и разместили свою штаб-квартиру. Последовали дикие оргии сексуальной вседозволенности, что, как и прежде, выглядело странно противоречащим заявлению Булена, что он есть реинкарнация Иоанна Крестителя.

Возможно, именно это вдохновляло Гаисманса (поклонника культа Черной Мадонны), когда он использовал Булена в качестве модели для своего героя доктора Иоаннес (один из псевдонимов Булена) в своем романе La-Bas «Лабас» («Там внизу») (1891 г.) о сатанизме в Париже. Однако не спешите с очевидными выводами: доктор Иоаннес был выведен как священник, который занимается магией для того, чтобы противостоять сатанизму, и цели которого Церковь не поняла, объявив, естественно, всю магию как дело сатанинское. Гаисманс подружился с Буленом и общался с ним в Лионе в процессе подготовки к созданию романа. Хотя он хорошо знал магию по меньшей мере теоретически, он всегда оставался верным сыном Церкви.

Роман La-Bas «Лабас» теперь помнят только по мрачному, сенсационному описанию Черной Мессы, сделанному, как кажется, очевидцем. Однако настоящими злодеями в этом романе показаны розенкрейцеры, что подано через битву магий Булена с членами некого Ордена розенкрейцеров, действующего в то время во Франции. Кажется несообразным, что из всех именно розенкрейцеры выбраны противниками Булена и всего того, что он проповедует. Разумеется, конфликт мог иметь просто личностный характер, что свойственно таким движениям, но не исключено, что некоторые розенкрейцеры были обеспокоены открытостью Булена по отношению к их тайнам.

Франция стала родным домом для всякого рода оккультных лож. Несколько Орденов розенкрейцеров представляли собой последователей линии тамплиеры — масоны — розенкрейцеры, которая характерна для юго-западной Франции. Хотя это были не строго масонские братства, они явно придерживались оккультных масонских систем, таких как Исправленный Шотландский Обряд и Египетский Обряд. Группы масонов и розенкрейцеров придерживались философии мартинизма — оккультного учения Луи Клода де Сент-Мартина. Значение мартинизма недооценивать не следует; масонский Исправленный Шотландский Обряд набирается сегодня исключительно среди мартинистов[345].

Первая из этих организаций розенкрейцеров была, по всей видимости, ответвлением от непризнанной масонской ложи в Тулузе, известной как La Sagesse (Мудрость или София). Около 1850 года один из ее членов Викомт де Лапасс (1792—1867), уважаемый доктор и алхимик, основал Ordre de la Rose-Croix du Temple et du Graal (Орден Розы и Креста, Храма и Грааля)[346]. После него главой Ордена стал Жозеф Пеладан (1859—1919), тоже уроженец Тулузы, ставший, образно выражаясь, крестным отцом французских обществ розенкрейцеров того времени.

Пеладан был великим специалистом в оккультизме и стал таким под влиянием французского писателя Элифаса Леви (настоящее имя Альфонсо Луи Констант, 1810—1875). Пеладан создал систему магии, которую характеризовали как «эротику, совмещенную с католицизмом»[347], и организовал популярный Salon de la Rose + Croix (Салон Розы и Креста). (Интересно, что на плакате, извещающем об одном из собраний, Данте изображен как Гуго Пайенский, первый Великий Магистр, а Леонардо изображен как Хранитель Грааля (см. иллюстрацию).). Он верил, что католическая церковь была кладезем знаний, которые забыла — в частности, его интересовало Евангелие от Иоанна[348]. Он также опередил современных ученых в том, что он понимал fidele d'amore как эзотерическое общество, которое он подчеркнуто связывал с розенкрейцерами XVII века[349].

Пеладан встретил другого оккультиста Станисласа де Гуайта (1861—1898), и в 1988 году они вдвоем основали Ordre Kabbalistique de la Rose-Croix (каббалистический орден розенкрейцеров). Именно Гуайта проник в церковь Булена и вместе с Освальдом Виртом, разочарованным поклонником этого культа, написал книгу «Храм Сатаны», в которой это движение разоблачалось как сатанинское. В результате возникла битва магов, в которой Булен и Гуайта обвиняли друг друга в использовании магических средств для убийства противника. К общему разочарованию, Булен умер, видимо, от естественных причин, но вражда привела к двум дуэлям: одна между Гуайта и одним из учеников Булена Жюлем Буа, а другая между последним и одним из розенкрейцеров Жераром Энкоссе (известным под именем Папюс). Обе дуэли закончились без убийства.

Этот эпизод очень любят писатели на оккультные темы, но он так никогда и не получил удовлетворительного объяснения. Почему Гуайта и парижские розенкрейцеры начали вендетту против Булена? (Вспомните в этой связи, что обвинение в безнравственности Булена и его последователей основано только на словах Гуайта и Вирта.) Однако нет какой-либо реальной связи или общей темы для диспута между оккультными ложами и религиозным, по сути своей, Орденом Булена.

Но, слегка покопавшись, можно добраться и до причины: де Гуайта и трибунал розенкрейцеров прокляли Булена за «профанацию» и «разглашение каббалистических тайн», то есть того учения, которое, по общему мнению, считается прерогативой розенкрейцеров[350]. (Проклятие было провозглашено 23 мая 1887 года до того, как Гуайта проник в группу Булена.) Это и было реальной причиной, почему розенкрейцеры считали, что Булена следует остановить.

Другие комментаторы, видимо, не заметили важного вывода: если обряды Булена считаются принадлежащими розенкрейцерам, следовательно, они тоже должны были практиковать сексуальные обряды. Ошибка Булена, по мнению розенкрейцеров, была связана с тем, что он известил о них публику.

В Париже конца XIX века многие занимались просвещенным оккультизмом и философией — что отражает, по всей вероятности, fin de si#232;cle — поиск смысла жизни в конце века. В этом принимали участие такие мыслители и творцы, как Оскар Уайльд, Клод Дебюсси и У. Б. Йейтс. (Как всегда, истинным Европейским Союзом было оккультное братство.) В салонах была масса знаменитых лиц, страстно желающих узнать, помимо сплетен, магическую формулу, в том числе Марсель Пруст, Морис Метерлинк и оперная певица Эмма Кальве (1858—1942). Прославленная красавица со временем начала собирать у себя вечера для всех, кто мог поделиться чем-либо интересным — предпочтительно великой оккультной тайной. В этих кругах было много людей, подобных Пеладану, Папюсу и Жюлю Буа (который был одним из многочисленных любовников Эммы Кальве).

Движущей силой этих вечеров были уроженцы Лангедока, включая саму Эмму Кальве. (Она была хорошо знакома с мистицизмом, в частности, именно ее родственница Мелани Кальве имела знаменитое видение в Ла Валетте. Интересен также тот факт, что Адель Шевалье, монахиня, которую совратил Булен, ставшая затем его партнером, была подругой Мелани.) Эмма Кальве сыграла существенную роль в запутанной истории аббата Соньера, приходского священника лангедокской деревни Ренн-ле-Шато, о которой мы расскажем позднее.

Наводит на размышления тот факт, что в 1894 году Кальве купила шато Кабриер (Авьерон) около своего родного города Милле, который, как говорят, в XVII веке был тем местом, где была спрятана «Книга Авраама, Иудея, Священника, Астролога и...», которой пользовался Фламель для того, чтобы достичь Великой Работы[351]. В своей автобиографии Кальве пишет, что шато «было убежищем для определенной группы тамплиеров»[352], но никаких разъяснений по этому поводу не дает.

Было несколько и других оккультных групп, которые были основаны в Лангедоке и имели связи с розенкрейцерами. Они находились под влиянием «Строгого Тамплиерского Послушания» франкмасона барона фон Хунда, хотя главное воздействие на них оказала фигура гораздо более зловещая, граф Калиостро (1743—1795)[353].

Широко известный всем как шарлатан, этот талантливый человек был искренним искателем оккультных тайн. Урожденный Джузеппе Бальзамо, он взял себе титул графа Алессандро Калиостро по своей крестной матери. С оккультизмом он познакомился в возрасте двадцати трех лет во время посещения Мальты, где встретился с Великим Магистром Мальтийского ордена — алхимиком и розенкрейцером. Калиостро овладел оккультным набором, стал алхимиком и франкмасоном и находился под сильным влиянием «Строгого Тамплиерского Послушания» фон Хунда. Франкмасоном он стал в лондонском Сохо, где его посвятили в ложу «Строгого Тамплиерского Послушания» в апреле 1777 года. Он много путешествовал по всей Европе, но большую часть времени проводил в Германии, занимаясь поиском утраченного знания тамплиеров. Кроме того, он приобрел репутацию целителя.

Получив разрешение папы на посещение Рима в 1789 году, он сразу после приезда — по приказу папы — попал на судилище инквизиции по обвинению в ереси и политическом заговоре и был приговорен к пожизненному заключению. Умер он в темнице крепости Сан-Лео в 1795 году.

Калиостро основал систему «египетского» масонства (материнская ложа была создана в Лионе в 1782 году), которое состояло из мужских и женских лож, причем женские ложи возглавляла его жена Серафина. Леви описывает это как попытку «воскресить таинственный культ Исиды»[354]. Плодом исследования Калиостро оккультных обществ в Европе стал свод знаний, известный под названием Arcana Arcanorum (Тайна Тайн), или А. А. Этот термин он заимствовал у первых розенкрейцеров XVII века, но его свод документов состоял в основном из описаний магической практики, в которой особый упор делался на «сокровенную алхимию». Как уже было сказано, то была в основном сексуальная практика, близкая к Тантре, — Калиостро овладел этими знаниями в Германии у розенкрейцеров[355].

Под эгидой Калиостро в Венеции в 1788 году был основан Обряд Мисраим (Иудейство для «египтян»). Приблизительно в 1810 году братья Бедаррид привезли эту систему во Францию, где она была включена в Исправленный Шотландский Обряд франкмасонов[356].

Обряд Мисраим был прямым предшественником Мемфисского Обряда: уже говорилось, что он был основан Жаком-Этьеном Маркони де Негр, с которым ассоциируется Братство Сиона. (Эти две системы объединились в Обряд Мемфисско-Мисраимский в 1899 году при Великом Магистре Папюсе, который оставался им до своей смерти в 1918 году.) Мемфисский Обряд ассоциировали также с тайным обществом, которое называли Филадельфийским, основанным в 1780 году, — еще одно ответвление «Строгого Тамплиерского Послушания» фон Хунда, сформированное специально для овладения оккультными знаниями. Маркони де Негр подчеркивал свои тесные связи с филадельфийцами и назвал одну из ступеней посвящения в своем обществе «филадельфийской»[357].

Ни один из этих обрядов, ни Мемфисский, ни Мисраимский, особым влиянием не пользовался, но вместе, как Мемфисско-Мисраимский Обряд, — они были силой, с которой следовало считаться, и их влияние распространилось в оккультном подпольном мире Европы как приливная волна. Среди членов этого Обряда были такие темные звезды, как британский оккультист Алистер Кроули, и светила мистицизма, подобные Рудольфу Штайнеру. Членом Обряда был также Карл Келлнер, который впоследствии организовал вместе с Теодором Рейсом Орден Храма Востока, известный как ОТО.

Эта организация занималась — и занимается — исключительно сексуальной магией. Хотя Орден ОТО считают приспособленным к западной культуре учением Тантры, по сути своей, он был логическим продолжением хранителя тайн, которые преподавали в Мемфис-Мисраим. А этот Обряд, в свою очередь, почерпнул свои знания от Калиостро, который тот заимствовал от алхимических групп розенкрейцеров Германии и лож «Строгого Тамплиерского Послушания».

Кроули покинул Мемфис-Мисраим, чтобы вступить в ОТО, где он впоследствии стал Великим Магистром, другим влиятельным членом этой организации был Рудольф Штайнер. Он прославился своим «чистым» мистицизмом — антропософией — и намеренно принижал свою роль в ОТО настолько успешно, что многие из его современных ревностных поклонников не знают о том, что он состоял в этом Ордене. Однако когда он умер, то был похоронен в регалиях ОТО[358].

Знаменательно, что Теодор Рейс писал о сексуальной магии ОТО, как о «КЛЮЧЕ, который открывает все масонские и герметические секреты...»[359]. Он также прямо заявил, что сексуальная магия была тайной рыцарей-тамплиеров[360].

Другое ответвление движения Мемфис-Мисраим возникло в Англии в конце XIX века под названием герметический Орден Золотой Зари. Членами этого Ордена был Брэм Стокер, театральный менеджер, который прославился как автор «Дракулы»; ирландский поэт, патриот и мистик-оккультист Алистер Кроули, У. Б. Йейтс и Констанс Уайльд, жена известного Оскара. Основанный в 1888 году Макгрегором Матерсом и У. Винном Вестготтом, Орден был прямым продолжением немецкого Золотого и Розового Креста, Строгого Тамплиерского Послушания, о которых мы писали в прошлой главе, и в Ордене использовались многие взятые у них названия степеней посвящения и ритуалы. В конечном итоге возник Орден благодаря барону фон Хунду — и немецкое, и французское отделения появились под его влиянием и включают тамплиерские ритуалы.

Золотая Заря известна в англоязычном мире гораздо лучше, чем другие, более экзотические группы. Общество имеет репутацию неколдовского и на первый взгляд выглядит собранием эзотериков, которые любят распевать заклинания, переодевшись в старинные наряды, но в основе своей представляют собой немногим более, чем оккультисты послеобеденного развлечения, имеющие высокие идеалы. Однако среди французских ученых, занимающихся оккультизмом, Золотая Заря имеет дурную репутацию: когда отделение общества открылось в Париже в 1891 году, в него были приняты многие из сомнительных героев, о которых говорилось выше, включая вездесущего Жюля Буа.

На самом же деле, даже английская Золотая Заря имеет малоизвестные глубинные аспекты деятельности. Фактически существует два отдельных Ордена, с одной стороны, широко известное респектабельное общественное лицо, а с другой — внутренний круг, называемый Рубиновая Роза и Золотой Крест, посвящение в который производится только по персональному приглашению. Внешняя часть Ордена служит местом вербовки для внутреннего, тайного, круга, который практикует, помимо прочего, сексуальные ритуалы.

Золотая Заря успешно хранит свои тайны. В течение многих лет даже те писатели, такие как Катан Шааль[361], которые сами являются частью оккультного мира, могут только предположительно говорить о сексуальных ритуалах в этом Ордене. Но эти ритуалы, по всей видимости, все же существуют, хотя информация о них имеется только отрывочная. По всей вероятности, сексуальные элементы присутствовали с момента образования общества. Золотая Заря выросла из другого общества, Societas Rosicruciana, одним из основателей которого был Харгрейв Дженнингс (1817—1890), творения которого на сексуальную тему были столь точны, насколько можно этого ожидать от викторианского джентльмена. В своем обширном труде «Розенкрейцеры: ритуалы и мистерии» (1870 г.) Дженнингс, по словам Питера Томпкинса, «намекал столь сильно, насколько это возможно, что эти ритуалы и мистерии были в основе своей сексуальными»[362]. Например, рассказывая о сексуальном символизме взаимно переплетенных треугольников, которые составляют печать Соломона (или Звезду Давида), Дженнингс считает нужным добавить:

Восемнадцатого июля 1921 года Мойна Матерс — одна из основательниц Золотой Зари («Золотой Денницы»), сестра философа Анри Бергсона — написала наставнику Нью-Йоркского отделения Ордена Полю Фостеру Кейзу, узнав, что он преподает сексуальные ритуалы:

Когда оккультная писательница и член Золотой Зари Дион Форчун (настоящее имя Violet Mary Firth) начала писать статьи о сексе, Мойна пожелала исключить ее из общества за разглашение секретов Ордена. Но затем она узнала, что Дион Форчун ничего разгласить не могла, поскольку еще не была посвящена в достаточно высокие ступени[365].

Такие комментаторы, как Мари Грир[366], теперь признают, что имеются доказательства, свидетельствующие о том, что Золотая Заря практикует сексуальную магию, которая считается слишком могущественной и драгоценной, чтобы растрачивать ее на новичков на низших ступенях.

Намеки на внутренние тайны Золотой Зари можно найти и в словах, которыми описывают совместное видение Флоренс Фарр и Элейн Симпсон, двух адепток системы, которое они имели в 1890 году. Первая, знаменитая актриса лондонской сцены, прославилась также из-за своих любовных связей со многими знаменитостями, включая Бернарда Шоу и брата оккультиста У. Б. Йейтса. Флоренс и ее наперсница по колдовству Элейн совершили совместное астральное путешествие — нечто подобное двойному путешествию или совместной галлюцинации.

Это достаточно часто практикуемое в магии явление, обычно часть каббалистического «пути», представляющее собой создание в уме череды ассоциированных образов, которые возникают в классических рамках «Древа Жизни».

Флоренс и Элейн настроили себя на посещение «сферы Венеры» в общем «глазе ума». Кульминация их астрального путешествия приняла форму встречи с поразительной образцовой женщиной, которая, улыбаясь, сказала:

Эти слова сопровождались отчетливыми образами чаши с рубиновой жидкостью и креста с тремя перекладинами.

На первый взгляд, все это выглядит набором увлечений, характерных для Нового Века, в котором Иисус и египетская богиня Исида смешаны с понятием Святого Грааля только потому, что это кажется загадочным и мистическим. Но, как писал впоследствии специалист по оккультным наукам Френсис К. Кинг, в этом видении есть два значимых момента: «Первый заключается в идентификации Богородицы, «Матери Богочеловека» с Венерой, богиней любви — то есть с сексуальной любовью, эросом, а не любовью-милосердием. Второй — в идентификации Грааля... с Венерой, первичной, изначальной yoni или женским органом репродукции»[368].

Современный читатель может цинично предположить, что видение этих дам представляет собой исполнение желаний, совместную сексуальную фантазию, особенно учитывая репутацию Флоренс Фарр как британской Эммы Кальве. Вместе с тем видение должно было открыть секрет, который содержит магическая философия Золотой Зари. Естественно, Френсис К. Кинг выразил недоумение, откуда эти женщины почерпнули образный ряд, учитывая, что это общество, предположительно, не практиковало каких-либо сексуальных ритуалов. Однако это видение свидетельствует о том, что ритуалы практиковались, но только для посвященных высоких степеней, для внутреннего круга.

Знаменательно то, что видение связывает Исиду с Граалем и с сексом, что показалось бы странным алхимикам, гностикам и трубадурам; то, что Грааль, представленный здесь как традиционная чаша, есть символ Женского Начала сейчас, после Фрейда, понять легко, но для тех, кто жил раньше, является откровением. Но здесь красную жидкость, кровь, которая в чаше содержится, несет Исида...

Интересно, что тема Спящей Красавицы, которая упоминается в видении этих дам, фигурирует также в Le serpent rouge (Красная змея), ключевом тексте Братства Сиона. Поиск Спящей Красавицы представляет собой постоянно повторяющийся мотив, переплетающийся с поиском королевы потерянного королевства. Как мы видели, документ свидетельствует также о поглощенности Марией Магдалиной и Исидой, с характерным представлением о них как об одной личности.

Поиск королевы относится к алхимическому ряду образов, поэтому мы не удивились, обнаружив это воплощение сексуальности — Магдалину и Исиду — в качестве объекта алхимических изысканий. Поскольку даже сегодня роль сексуальности в оккультных и еретических движениях признается с трудом или вообще не признается, важность этого элемента переоценить трудно. Секс никогда не был побочным элементом или просто делом чьей-то личной слабости, но всегда в самом сердце мощных подпольных организаций.

Учение, которое в наибольшей степени интересует нас и которому посвящено это исследование, в реальности связано с понятием священной сексуальности. Как мы видели, это учение, видимо, состоит из двух элементов — поклонения Марии Магдалине и поклонения Иоанну Крестителю. На этой стадии нашего исследования мы оказались перед лицом возможности того, что Магдалина была просто символическим персонажем, который олицетворяет священный секс, и образ ее не связан с реальной исторической личностью. Как бы там ни было, связь между Марией Магдалиной и сексом понять нетрудно, и она представляется совершенно естественной.

Разумеется, совершенно по-иному выглядит момент присутствия Иоанна Крестителя и идея священной сексуальности. По библейскому описанию и христианской традиции, перед нами предстает образ крайнего аскета, человека бескомпромиссно нравственного, непоколебимого целибата. Каким образом такой человек из всех прочих может быть существенным элементом любого культа, основанного на сексуальных ритуалах? На первый взгляд, кажется, что нет и никогда не могло быть такой связи — а вместе с тем наше исследование снова и снова показывало, что поколение за поколением оккультисты как минимум верили, что такая связь есть. Как мы видели в случае Золотой Зари, первое впечатление от оккультной группы может быть обманчивым. Их истинная raison d'etre (причина бытия) может иметь удивительные следствия.

Флоренс Фарр и ее коллеги по Золотой Заре принадлежали к широкому кругу международных оккультистов, где были также и Жозеф Пеладан, и Эмма Кальве. Общества, с которыми их ассоциировали, были очень влиятельными, и именно эта сеть обществ служила обрамлением одной из самых знаменитых тайн Франции, тайны, прямо связанной с Братством Сиона.

Центральным элементом «Секретных досье» и всех связанных с ним материалов, которые выпустило Братство Сиона, несомненно, является тайна Ренн-ле-Шато. Например, Le serpent rouge (Красная змея) многократно возвращается к местам вокруг и в этой деревне. Мы вряд ли сможем избежать обращения к Ренн-ле-Шато и снова вынуждены вернуться в Лангедок — средоточие ереси.