Мой непутевый дедушка

– Ну, наконец-то! Васька перешагивая через две ступеньки, поднимался по лестнице на третий этаж. Конечно, ему лучше было бы вызвать лифт — сумку, которую он нес на плече, легкой нельзя было назвать даже с большой натяжкой. Но, отдуваясь и на каждой лестничной площадке поудобнее устраивая ее на плече, Васька упорно тащился наверх — тренировал мышцы.

Наконец-то дед уехал в свой санаторий, что грозил сделать уже полтора года, и теперь в Васькином распоряжении образовалась неделя-другая для того, чтобы отдохнуть как следует перед экзаменами.

Родители, конечно, отпустили его со скрипом. Но за квартирой деда ведь нужно кому-то присматривать? А кому охота было ехать в дедово логово, где в его отсутствие требовалось соблюдать строжайший порядок, да и привычных вещей под боком не было… Папане, когда он оставался сторожить квартиру, то галстук требовался, то какие-то бумаги, и он мчался домой как ошпаренный, мамане — ее косметика жизнь портила. В прошлый раз она так папаню запилила, что он среди ночи за каким-то ночным кремом помчался домой. Так что кроме как Ваське ехать на житье к деду никому не хотелось.

К тому же Васька успел утром талантливо провести охмуреж первой степени:

– Ну, мам, ты хочешь, чтобы я девятый класс без тройбанов закончил? Чтобы в путягу не пошел? Ну? Так надо ребенку в тишине и спокойствии алгебру зубрить или нет?

И вот теперь, пыхтя и сопя, как паровоз, Васька тащил на третий этаж сумку, набитую продуктами и пепси-колой.

Дело было в том, что Васькины друганы уже давно подбивали Ваську на то, чтобы оттянуться как следует в квартире его деда. И вот час настал! Пробил! Сегодня вечером Васька собирался принять в трехкомнатных апартаментах деда пол класса и еще двух знакомых девчонок из соседней школы. А алгебра, что она, алгебра? Она две тысячи лет, между прочим, алгебра. Ждала раньше, подождет еще. Вот только сбросить напряжение, а потом…

Отдуваясь, Васька остановился перед дверью и опустил сумку на пол. Ее содержимое зашуршало и призывно звякнуло. Васька покосился на дверь соседки. Настучит — не настучит? Решив, что пенсионерка Анна Федоровна, которой кроме как присматривать за жизнью соседей делать особо было нечего, настучит деду обязательно, Васька стал отпирать квартиру.

Ну и пусть! В конце концов у него с дедом взаимопонимание еще то! Он же, уезжая, не давал наказа вечеринки не проводить. В карты играть, курить, вино пить со всей своей партийной прямотой не рекомендует. А насчет вечеринок разговоров никогда не было…

Васька открыл два сложных замка и, подмигнув маленькому красному огонечку, мерцавшему в микроскопической дырочке, просверленной в дверной коробке, быстро прошел в прихожую. Он бросил сумку на половик и, не разуваясь, направился к телефону.

Дед, вероятно, боялся за судьбу своей коллекции восточных редкостей и потому обзавелся спецсигнализацией, которая подключалась на милицейский пульт. Стоило кому-нибудь войти в квартиру и тут же не позвонить по секретному телефону и не назвать код, как уже через пять минут в прихожей объявлялись крепкие ребята в камуфляже.

Васька пододвинул к себе телефон.

– Алло, пост? — вежливо осведомился он. — Рига сто десять. Да, все в порядке. Граница на замке.

Васька поставил сумку в кухне на табурет и принялся разбирать покупки. Ветчина, помидоры, огурцы, колбаса, шпроты, черный и белый хлеб, кокосы… И все ради чего? Оливки с перцем, кока-кола, лечо… А все ради того, чтобы пришла Ленка… Сыр, спрайт, салат… А она возьмет и не придет, с нее станется…

Тяжело вздохнув, Васька убрал покупки в холодильник и налил из двухлитровой бутыли в стакан кока-колы.

И ведь что за штука такая странная — любовь? Вот так живешь-живешь, горя не знаешь и вдруг — ба-бах! Она! Сердце прыгнет, как теннисный мячик. В груди словно тает большая сладкая карамель и…

Проглотив воду залпом, Васька пододвинул к себе телефон:

– Алло, Рентген? А Рентгена можно? То есть Мишу, я хотел сказать…

…И все, что занимало тебя в этом мире, проваливается в тартарары, и ничего уж не нужно больше — ни сидения на скамейке с приятелями, ни боевиков по видаку, ни компьютерных игрушек… Торчишь целый день, как Прометей прикованный, у телефона — а вдруг она позвонит? А вдруг позвонит?

– Рентген? Ну что — хата в порядке. Конечно, молоток. Я уже и жратвы накупил. Но пиво там — за вами. Обзвони всех, я пока в квартире приберусь. Куда идти, надеюсь, помнишь?

Но Ленка никогда не звонила. Да-а, не зря он прочитал как-то у одного классика: «Любовь — страшное дело, остерегайся!»

Вооружившись веником, Васька принялся за ковер в гостиной. Но сколько он ни мел, ни одной пылинки ему извлечь не удалось. Дед всегда был аккуратистом, и это было его слабым местом. Васька скептически оглядел протертые до блеска стекла в серванте и книжных шкафах, чистенький светлый паркет, аккуратный ворс ковра и с тоской подумал, как трудно будет после вечеринки привести это в соответствие. Но дело того стоило, потому что…

А вдруг она не придет?!

Васька остановился перед зеркалом и критически посмотрел на свое отражение. Русые взлохмаченные волосы, рыжеватые брови, длинные, почти девчоночьи ресницы, нос очень даже ничего. Глаза карие, каурые, как называл их дед. Подбородок мог бы быть, конечно, помужественней. А вот взгляд — забитой собаки, круги под глазами — тьфу! — до чего он дошел!

А вдруг она не придет?! Нет, не может такого быть. Рентген позвонит сейчас Кальсону, тот — Баксу, Бакс не преминет найти свою Кочерыжку, а Кочерыжка — самая близкая Ленкина подруга.

Потеряв надежду убить время до вечера с помощью уборки, Васька подошел к книжной полке. Стояли тут в основном книги по истории и искусству Средней Азии и Ближнего Востока, попадались тома на арабском. Один раз Васька нашел у деда какие-то старые кассеты и записал на них «Металлику». Что потом было! Оказалось, он стер запись проповедей какого-то жутко ученого дервиша…

Да, надо будет объяснить этим варварам — Баксу и Кальсону, что изразцы на стенах — это не то что плитка в ванной, — им чуть ли не тысяча лет. А кинжалы со стен надо, наверное, убрать. Еще надумают их в паркет метать…

Скользя пальцем по корешкам книг, Васька читал названия и хмурился — нет, не дорос он еще до постижения восточных мудростей. И вдруг палец Васьки остановился, а сам он остолбенел. На полочке, как обычно, в самодельной рамочке стояла старая фотография бабушки. Но ведь дед никогда — ни-ког-да! — не уезжал больше чем на два дня без того, чтобы не взять этот снимок с собой. Выходит, либо дед не поехал ни в какой санаторий, либо он забыл фото и на ближайшей станции сойдет с поезда на юг и вернется домой! Представив, как дед открывает своим ключом дверь в самый разгар вечеринки, Васька аж зажмурился.

Надо срочно звонить домой — прояснять ситуацию!

Васька отстучал на кнопках телефона маманин рабочий номер.

– Мам, это я, — сразу перешел он к делу. — Слушай, а ты точно уверена, что дед в санаторий поехал?

– Конечно, — удивилась мама. — А чего это ты, Василий, забеспокоился, а?

– Да тут понимаешь, — засомневался Васька, говорить правду или нет, и решил ограничиться ложью во спасение: — Голова страшно болит, хотел поспать лечь, а дверь на засов закрыть. Ну, а вдруг дед приедет? Ты же знаешь, я, как полярник на станции, сплю…

– Я что-то не пойму — а с чего ты решил, что он нагрянет? — нетерпеливо перебила его мама.

– Да потому что он фотографию бабушки дома забыл!

– Ну, знаешь ли… — сделала паузу мама. — Видишь ли… Может быть, он в санаторий поехал не один…

– Как это не один?! — возмутился Васька. — Он уже не в том возрасте!

– Много ты понимаешь! — прикрыла трубку рукой мама. — И вообще — это не совсем твое дело. Дедушка уж как-нибудь без тебя разберется!

– Ладно-ладно, — сдался Васька. — А куда он все-таки поехал?

– Понятия не имею, — призналась мама. — Ты же знаешь — он всегда темнит. Позвонил мне, сказал, что неделю-другую будет отсутствовать, отдохнуть, мол, решил, здоровье поправить. И вообще не приставай ко мне — дел невпроворот! Не забудь поужинать и за книжками долго не сиди!

Повесив трубку, Васька почувствовал укол совести. За книжки-то он как раз садиться и не собирался.

Нет, ну а дед каков? Хоть бы слово ему сказал…

Гости начали собираться к семи вечера.

Первым примчался Рентген и тут же предложил покурить.

Стоматолог пришел со своей новой девушкой, которая тихо, как мышка, проскользнула на кухню и тут же застучала ножом, нарезая салат.

Не успел Васька мысленно порадоваться за Стоматолога, как в квартиру ввалились Кальсон и под ручку с ним Кармен.

Ленки с ними не было.

Четвертая партия состояла из Князя, Глобуса, Жевастика, Пудры и Мамы.

О Ленке никто не обмолвился и словом.

Конечно, у всех ребят и девчонок были нормальные имена — Петя, Света, Ира, Костя, но ими в школе никто не пользовался, предпочитая приобретенные тем или иным способом клички. Так, например, Рентгену приклеили кличку из-за темных очков, которые он носил по настоянию своей мамани, опасавшейся вредного воздействия солнечных лучей на его глаза.

Стоматолог еще с младших классов посещал секцию бокса в спортивной школе и в драках выбил не один зуб, Кальсон был внуком генерала, Кармен однажды экспрессивно расцарапала лицо своей сопернице, Князь как-то упал лицом в грязь. Пудра любила обманывать, то есть, попросту говоря, пудрить людям мозги, Жевастика никто не видал без жевательной резинки, Мама держала в страхе всю женскую часть местной дискотеки, где заставляла проходить девчонок обязательную процедуру «прописки». Глобус перестал быть Мишей из-за своей комплекции, Бакс имел неосторожность родиться в семье преуспевающего бизнесмена, а его подружка Кочерыжка как-то не вовремя отрезала свою косу, отчего голова ее и в самом деле стала напоминать капустную кочерыжку… Было прозвище и у Васьки. Однажды он подрался с местной школьной шишкой — Гоблиным и сумел расквасить ему нос. За такой геройский подвиг его фамилия, созвучная фамилии легендарного русского богатыря — Буслаев, чуть укоротилась и стала звучать как «Буслай».

Только у Ленки не было клички. Несколько раз ей пытались приклеить разные варианты, но она их гордо игнорировала и оставалась как и была — Леной.

Васька устало прикрыл глаза. И вновь перед ним стояла Ленка — она, казалось, глядела на него своими изумрудными глазами, поправляла каштановую челку и улыбалась, отчего симпатичная ямочка появлялась на ее левой щеке…

Пока девчонки на кухне разбирались с продуктами, а парни настраивали принесенный с собой видеомагнитофон, Васька вертелся у телефона. Когда тот зазвонил, он оказался у трубки первым.

Это были Бакс и Кочерыжка. Они зависли на какой-то презентации в ночном клубе и, как можно было догадаться, вылезать оттуда не очень-то хотели.

У Васьки упало сердце — значит, Ленке никто не передал, что у него сегодня намечалось. Раздумывая — звонить Ленке или нет, Васька дефилировал вдоль прихожей.

Вдруг задребезжал звонок, и Васька, торопясь, распахнул дверь. Если бы он догадался посмотреть в дверной глазок, то, наверное, так бы не спешил. Перед ним стояла Анна Федоровна — соседка деда по лестничной площадке.

– Здравствуй, Василий! — оглядела она прихожую за Васькиной спиной. — А где дедушка?

– Уехал на несколько дней, — признался Васька.

– Да-а? — картинно удивилась Анна Федоровна. — Вот ведь беда какая! А мне нужно у него одну вещь забрать…

– Какую? — хмуро поинтересовался Васька. — Я сейчас ее найду.

– Да я сама, сама, — бочком протиснулась в коридор Анна Федоровна.

Ваське, конечно, не хотелось, чтобы она сейчас шастала по квартире, примечая полузатушенные бычки, распиханные по цветочным горшкам, пустые жестянки из-под пива и смелые девчоночьи наряды, но было уже поздно — Анна Федоровна прошмыгнула в гостиную.

Махнув на это рукой — после того как Васька понял, что Ленка не придет, ему было все равно что тут происходит, — он поплелся на кухню.

– А почему у вас дверь открыта и меня никто не встречает? — донесся до него — самый красивый на свете — Ленкин голос.

Еле скрывая на своем лице глупую, но радостную ухмылку, Васька бросился в прихожую…

Вечеринка прошла так же бестолково и сумбурно, как и многочисленные предыдущие мероприятия того же рода. Вначале девчонки, агрессивно отгоняя парней от нарезанной колбасы и ветчины, делали бутерброды и салаты. Потом всей компанией весело поглощали еду, приправляя ее анекдотами. Ближе к вечеру все разбрелись по разным углам — Кальсон и Стоматолог спорили о политике, Пудра и Мама листали какие-то модные журналы и вяло обменивались новостями, Рентген и Глобус крутили по видаку очередной боевик, Кармен, Ленка, Васька и Жевастик танцевали.

Постепенно, один за другим, ребята и девчонки стали расползаться по домам. Первыми отчалили Стоматолог со своей девушкой, которой уже прилепили кличку Мышка. Растворились, словно их и не было, Пудра, Мама и Жевастик. Оставшаяся часть компании, прихватив с собой Кармен, удалилась «за добавкой», да так и не вернулась.

Когда Васька очнулся на диванчике, где он прикорнул, было уже одиннадцать часов вечера. На кухне кто-то гремел тарелками. Васька прошел на кухню и увидел там Ленку, которая складывала в мойку грязную посуду.

– Да, Василий Алибабаевич, это тебе за весь завтрашний день не перемыть, — обернулась она к щурившемуся от яркого света хозяину.

– Я не Алибабаевич, — обиженно буркнул Васька. — Да ты брось, я завтра сам.

– Неудобно как-то получается, — пожала плечами Ленка. — Мы тут развлекались, а разгребать все тебе. Ну да ладно, осталось только посуду помыть. А теперь можно я позвоню — мне домой пора.

Ленка прошла в прихожую, а Васька поставил на плиту полный чайник. Все-таки здорово, что он устроил сегодня эту вечеринку. А Ленка молодец — на него всю уборку не бросила…

Сквозь свист закипающего чайника Васька услышал, как Ленка говорила с кем-то на повышенных тонах, а потом зло впечатала трубку в аппарат.

– Ты чего? — подошел к ней Васька. — Случилось что-то?

– С предками поссорилась, — нахмурилась Ленка. — Отец говорит — не пойду тебя встречать, мать в слезы: ты нас совсем не любишь, нам завтра рано вставать на работу, а ты… Ну, слово за слово, поцапались.

– Ну, давай я тебя провожу, — робко предложил Васька.

– Сначала нужно выяснить куда, — достала Ленка из своего полиэтиленового пакета записную книжку.

Пока Ленка обзванивала своих подружек, Васька слонялся по квартире.

А может, предложить Ленке остаться у него? Есть, конечно, в этом некоторая двусмысленность, но он ведь ничего плохого не хочет. Какая ей в конце концов разница — ночевать здесь или у подружки?

В сомнении потирая подбородок, Васька несколько раз прошелся мимо книжных полок. Каждый раз, совершая в конце комнаты поворот, он испытывал какое-то странное чувство, будто что-то не в порядке. Чувство тревоги становилось все сильнее. Васька остановился и огляделся. Да все вроде бы в порядке. Разве что кто-то пролил пепси-колу на пол и ноги к паркету липнут. Ну, а бычки он завтра уберет…

«Стоп! — замер Васькин взгляд на книжном шкафу. — А где фотография бабушки?!»

Но не успел Васька сделать и двух шагов к книжному шкафу, как его позвала Ленка.

Она по-прежнему стояла в коридоре и, поджав губы, расстроенно теребила свою записную книжку.

– Слушай, — виновато посмотрела она на Ваську, — а можно у тебя переночевать? Домой я сегодня все равно не пойду, а у всех как назло либо телефон на ночь отключен, либо какие-то проблемы. Только ты… Ты в школе завтра… не растреплешь?

– Что я — идиот, что ли? — с огромным трудом скрыл Васька чувство, которое чуть не подбросило его до потолка и не заставило там, подобно мухе, вверх ногами плясать тарантеллу. — Я тебе постелю в гостиной, там, правда, накурено, но меньше, чем у меня в комнате.

Тут Васька с Леной, наконец, заметили, что на кухне не перестает призывно свистеть чайник, и двинулись заваривать чай.

В два часа ночи Васька проснулся от кошмара. Ему приснилось, что бабушкину фотографию украли какие-то злоумышленники и один из них — поразительно похожий на Гоблина — рвал ее на мелкие части, бросал в мусорное ведро и громко хохотал над Васькой, который, корчась, пытался избавиться от связывающих его веревок.

Васька сел на кровати и потер лицо руками.

А в самом деле — где же бабушкина фотография?!

Вчера он не увидел ее на привычном месте… Скорее всего, когда они танцевали, шкаф чуть покачнулся, и фото просто упало вниз — на первую полку.

Конечно, иначе и быть не могло. Кому мог понадобиться этот снимок? Ну, в крайнем случае, его могла взять Пудра — ей всегда до всего есть дело — и поставить в другое место…

Ваське ужасно захотелось немедленно убедиться, что фотография никуда не пропала. Он решительно откинул одеяло в сторону и двинулся в гостиную. Однако, открыв дверь, застыл на месте. Ну, этот сон совсем у него память отшиб. У него же Ленка ночует!

Васька заглянул в комнату, посмотрел на мирно сопящую под пледом Ленку и так и не рискнул зайти. Во-первых, он был в трусах. А во-вторых, мало ли что Ленка подумает. Еще решит, что он к ней решил пристать.

Аккуратно притворив дверь, Васька двинулся на цыпочках обратно в свою комнату.

Надо ложиться спать, а разбираться во всем завтра. Да и куда могла деться эта фотография? Ведь пропасть она не могла!..

Утром Васька проснулся от того, что услышал Ленкин голос.

– Да все в порядке со мной, — говорила она с родителями. — У подружки заночевала. Но папа же меня встречать не захотел. Ну ладно, я виновата, но ведь и вы вчера на меня напустились, а за что? Еще одиннадцати часов не было… Ну конечно, в школу пойду, куда же еще…

Пока Васька влезал в свои брюки, Ленка уже принялась за посуду на кухне. Васька не без удовольствия подумал, что по части хозяйственной жилки Ленка будет ничуть не хуже Мышки.

Настроение у Васьки было прекрасное. Таких результатов от вечеринки он даже не ожидал.

– Привет, — улыбнулся он Ленке и пригладил взъерошенные волосы.

– Привет, — засмеялась Ленка. — Как спалось?

– Плохо, — хмыкнул Васька и тут же вспомнил свой сон. — Погоди-ка минуту, я сейчас…

Васька пошел в гостиную, взглянул на книжный шкаф, и сердце его упало. Фотографии на месте не было. Не было ее и на нижней полке. И на подоконнике. И на полу. И на диване. И на столе. И на телевизоре. И ни в одном из ящиков серванта…

– Ты как — завтракать собираешься или нет? А то… — заглянула в комнату Ленка и тут же осеклась: — Вася, что случилось?

– Да вот, — прикусил губу тот, — вчера на этом самом месте стояла бабушкина фотография, а сегодня ее нет…

– А что — ценная фотография? — вытерла Ленка руки кухонным полотенцем.

– Офигенно! — сглотнул слюну Васька. — Если она пропала — мне кранты. Лучше бы отсюда всю мебель, библиотеку и дедову коллекцию вынесли бы, а квартиру спалили, чем это…

– Да кому она могла понадобиться? — подняла бровь Ленка. — Завалилась, наверное, куда-нибудь. Давай поищем.

Целых полчаса Васька с Ленкой вынимали из шкафа книги, а потом водружали их обратно, перетрясали покрывало на диване, перекладывали бумаги на столе.

– Понимаешь, — по ходу обыска пояснял ситуацию Васька, — дед бабушку очень любил, когда она умерла, страшно переживал. А снимков ее почему-то у него не было — только один-единственный. Ну кто про это при жизни думает. Ну вот — бабушка умерла, кинулись снимки на памятник искать, а их нет. Сделали копию с одного-единственного, который был. С тех пор дед его всегда с собой таскал. А в этот раз почему-то уехал и оставил. И фотография тут же пропала. Мистика, да?

Однако, как тщательно ни обшаривали Ленка с Васькой всю гостиную, а вслед за ней другие комнаты и кухню, никаких следов фотографии найти не удалось.

– Погоди ты расстраиваться, — успокаивала Ленка Ваську, вяло ковыряющего вилкой яичницу. — Ну, в самом деле — кому эта фотография нужна? Может, это Рентген с Кальсоном решили так приколоться. Или Пудра с Мамой. Небось сегодня в школе отдадут…

Конец апреля — начало мая выдался в том году холодным. Уже прошли праздники, а чахлую прошлогоднюю траву еще едва-едва прикрывали вихры свежей молодой зелени. Однако, несмотря на то, что глубокие лужи в канавах еще хранили ледяной холод ночи, легкая, изжелта-зеленоватая дымка над деревьями ясно свидетельствовала о том, что солнце с каждым днем будет припекать все сильнее.

Васька шел в школу рядом с Ленкой и вдруг заметил, что идет гораздо медленнее, чем обычно — вчера и позавчера. Оно и понятно, когда жизнь кажется прекрасной и исполненной смысла, нет резона куда-то торопиться. Но, как ни сдерживал Васька свой шаг, вскоре показался перекресток, на котором им с Ленкой пришлось разойтись в разные стороны.

Конечно, это было странно и глупо, но что оставалось делать — в школе было слишком много девчонок и даже ребят, которые больше обращали внимания на то, что происходит с другими, чем на самих себя. Васька даже зажмурился, как только представил, какие версии могут родиться у Пудры в голове, если она заметит их вместе с Ленкой.

К счастью, никто, кроме мелкоты из младших классов, им по пути не попался…

Еще до начала первого урока Васька успел отловить за углом школы Кальсона и Рентгена.

– О-о! Буслай! — обрадовались они, протягивая ему пачку сигарет: — Курнуть хочешь?

– Нет, не курю я! — сказал Васька и сразу перешел к делу: — Слушайте, вы вчера не видели, чтобы кто-нибудь фотографию на книжной полке трогал?

– Какую фотографию? — искренне удивился Рентген.

– На полке стояла, — терпеливо повторил Васька. — Вечером я ее хватился — нет.

– Да кому она нужна? — фыркнул Кальсон. — Из платины она что ли сделана? Ну, пропала и пропала, черт с ней. На вот лучше курни…

Так и не добившись от приятелей вразумительного ответа, Васька поспешил в класс и отозвал в сторону Маму.

– Слышь, Мама, — посмотрел он ей прямо в глаза, — ты у нас наблюдательная, все примечаешь. Не видела, вчера у меня кто-нибудь фотографию на книжной полке не трогал?

Мама выдула розовый пузырь жвачки и хищно им щелкнула. Потом она посмотрели в окно и задумалась. Чувствовалось, что подробности вчерашней вечеринки она вспоминает с огромным трудом, будто с тех пор прошло никак не менее года.

– Это ба-абка твоя, что ли, была-а? — наконец изрекла она, растягивая слова, словно свою жвачку. — Или мама-ан?

– Не важно, — перебил ее Васька, поскольку звонок на урок уже гремел вовсю. — Видела или нет?

– Фотку видела-а, стояла она та-ам. Только кто ее стырить мог? Кому она нужна-а-то?

С этим она развернулась и пошла прочь — на урок истории.

– Здра-асьте, Вера Семеновна, сесть можно? — обратилась она к невысокой худенькой учительнице истории.

– Можно, — съязвил Князь. — По статье.

– Витя, дату начала второй мировой войны, — тут же активизировалась Семеновна.

Вообще-то всех учительниц истории в школе по традиции называли Истеричками, но Вере Семеновне — на удивление спокойной и, несмотря на свою субтильную комплекцию, сильной женщине — эта кличка не подходила. Даже самые отъявленные хулиганы не могли вывести ее из состояния холодного равновесия. Максимум, что она себе позволяла, — так это взять проказника своими крепкими, как клещи, пальцами за ухо и вышвырнуть его в коридор. После этого она не кричала, не пила валерьянку, не бегала жаловаться к директору, а спокойно, как ни в чем не бывало, продолжала вести урок. Поэтому привычную Истеричку пришлось заменить на Семеновну.

– Ну вот, Вера Семеновна, — в три приема стал вылезать из-за стола длинный, как жердь, Князь. — Уж и слова сказать нельзя.

– Говори цифрами, — хитро прищурилась учительница, — я ведь тебя дату попросила назвать…

Пока Князь пытался хоть что-то вспомнить, Васька проскользнул на свое место.

– Нашел фотку-то? — шепнул ему Рентген.

– Нет, — мрачно отрезал Васька.

– Сегодня у нашего урока будет маленькая преамбула, — хлопнула в ладоши Семеновна, одним этим движением прекращая шепот и хихиканье в классе. — Академия наук России направила в нашу школу экспериментальный учебник по курсу истории для старших классов. Учебник этот уникален — впервые в нем использованы тексты ранее секретных или закрытых для печати данных, документов и никогда не публиковавшиеся фотографии. Для тех, кто в будущем решил поступать в гуманитарный вуз, новый труд наших ведущих историков станет настольной книгой.

Рассказывая все это, Семеновна разносила пачки учебников по столам. Некоторые из учеников тут же принимались его листать, другие лишь хмуро покосились на обложку.

Васька, чтобы хоть как-то отвлечься от своих печальных мыслей, тоже взял в руки новое творение академиков.

Листая книгу от конца к началу, Васька приостановился, разглядывая снимок Брежнева в спортивном костюме с внучкой на руках, Хрущева в соломенной шляпе и с кукурузой в руке, что-то экспрессивно объясняющего американским фермерам, дочь Сталина Светлану Аллилуеву, групповой портрет каких-то военных со Сталиным в центре…

Васька уже перевернул пару страниц, как какое-то странное чувство с мурашками по спине заставило его вернуться.

На фотографии, озаглавленной «Члены советской делегации на переговорах в Тегеране. 1943 год», во втором ряду справа, почти нависая над Сталиным, стоял не кто иной, как его дед! Снимок был немелкий, ошибиться было трудно, тем более что Васька видел несколько дедовых снимков в молодости. Но как мог дед

оказаться в Тегеране в 1943 году, да еще в свите Сталина?! Ведь он всю войну работал в Иркутске, у него была бронь от фронта!

Васька знал это прекрасно, потому что, когда он учился в пятом классе, им к Дню Победы задали писать домашнее сочинение «Боевой путь моего дедушки». Тогда Ваське, несмотря на насмешки одноклассников, пришлось писать о бабушке, потому что дед по линии отца пропал еще в тридцатых годах в лагерях, а дед по линии матери, как оказалось, на войне не был вовсе!

Остальные уроки Васька просидел как в тумане. За одни сутки на него обрушилось столько событий — как хороших, так и не очень, что впору было крепко задуматься. Васька даже не заметил, как проскочили четыре урока, и опомнился только на контрольной по алгебре, да и то в конце, когда Рентген, удивленный тем, что приятель и не пытается хотя бы для виду решать примеры, толкнул его в бок кулаком.

Пришлось сдуть, не задумываясь, у Пудры, которая сидела впереди и, на Васькино счастье, писала в тетради крупным, разборчивым почерком.

Наконец, Васька вышел на школьное крыльцо и ошарашенно посмотрел вокруг. Было такое ощущение, что со вчерашнего вечера он постарел лет на двадцать, тогда как вся окружающая действительность осталась почему-то неизменной.

– Тебе на квартире прибраться помочь или ты сам справишься?

Васька обернулся и заискрился счастьем, как малыш в цирке при виде долгожданного фокусника.

– Ну, если тебе не в лом, — как можно незаметнее поправил Васька выбившуюся из джинсов рубашку.

– Ладно, часа в четыре зайду, — пообещала Ленка и, уже сбегая по ступенькам вниз, добавила: — А ты и правда не растрепал никому про вчерашнее…

Четырех часов Васька ждал, как когда-то школьных каникул. Когда Ленка позвонила в дверь, весь мусор из квартиры уже был вынесен, полы (несколько, правда, наспех) помыты, а сам Васька облачен в чистую рубашку и новые носки.

– Ты что — домработницу приглашал? — недоверчиво огляделась кругом Ленка. — А я-то тогда зачем пришла?

– Просто в гости, — пожал плечами Васька. — А что — нельзя?

– Можно, — улыбнулась Ленка.

Она прошла в гостиную, подошла к книжному шкафу.

– Ну что — фотографию не нашел?

– Как в воду канула, — махнул рукой Васька. — Дед приедет — убьет. Так что пока я жив, пойдем чаю выпьем.

Ленка провела пальцем по пыльной поверхности полки и заключила:

– Халтурщица твоя домработница. Неси влажную тряпку.

Ленка подходила к процессу уборки гораздо более основательно, чем Васька. Она не поленилась вынуть все книги из шкафа и сложить их аккуратными стопками на диване.

Когда нутро шкафа было протерто влажной, а вслед за ней и сухой тряпкой, Васька начал возвращать фолианты на место. Он так торопился поскорее разделаться с уборкой, что начал таскать книги в шкаф большими стопками. Два раза этот номер прошел, в третий башня из толстых томов накренилась и рухнула на пол.

– Вот, ешки-матрешки, — выругался Васька и стал поднимать упавшие книги.

Когда он взял в руки один из пухлых фолиантов, затянутых в кожу, в нем вдруг что-то звякнуло. Удивленный Васька потряс томом как следует, и звук повторился!

– Может, застежка гремит? — предположила Ленка.

Васька осторожно положил книгу на стол, ногтем подцепил большую медную застежку и открыл титульный лист.

Поначалу, пока Васька листал страницы, книга выглядела точно так же, как обычная энциклопедия. Однако за первой сотней страниц вдруг обнаружилось углубление, прорезанное в самой середине книги. На месте вырезанных страниц, от которых осталась только кайма по сторонам, оказался тайник. В нем, обернутые в бархат, лежали четыре ордена, Звезда Героя Советского Союза и часы с изображением летучей мыши.

– Мне все понятно, — произнесла с улыбкой Ленка, — твой дедушка — Бэтмен.

– Ну, а я вообще ничего не понимаю! — взмахнул руками Васька. — Вначале бабушкина фотография, потом снимок с Тегеранской конференции, а теперь еще вот это! Нет, с меня хватит!

Васька заперся на кухне и пододвинул к себе телефон.

– Але, мам? У тебя опять совещание? Я тоже очень занят! Поэтому объясни мне, пожалуйста, в двух словах — кто мой дед? Ничего не дурацкие вопросы! Откуда, блин, у профессора искусствоведения, который не был на фронте, четыре ордена и Звезда Героя?! Ничего не чушь… Ну, когда я потом перезвоню… А у нас с тобой — что, не совещание? Я просто хочу знать, кто мой дед! Да не разыгрываю я тебя! Четыре ордена и звезда. И часы еще. Какого приятеля? Что, у приятеля своей книжки дома не нашлось, чтобы тайник устраивать? Ну, как хочешь, тогда я сам все узнаю! Пока!!!

– Ну, у тебя и долготерпеливая мама! Как сфинкс! — покачала головой Ленка, вторгаясь на кухню. — Моя бы за такие разговорчики уже давно по шее надавала.

– Надо же, — продолжал кипятиться Васька, выпив третью чашку чая, — я что — не имею права знать, кто мои предки? Да хоть рецидивисты в третьем поколении — чего тут скрывать-то? Тем более награды…

– Ну вот, вернется твой дедушка, у него все и узнаешь, — принялась мыть чашки Ленка.

– Как же, — хмыкнул Васька, — у него имени-отчества не узнаешь, пока, как клещ лесной, не вцепишься. Да и потом — не очень-то я горю желанием с дедом встречаться, пока фотографию не найду. А он в любое время может домой вернуться. Не верю я, что он без снимка мог уехать. Здесь он где-то, в Москве…

– Может, мне тогда лучше пойти? — забеспокоилась Ленка. — А то попадет тебе.

– Ну, пожалуйста, посиди еще! — попросил ее Васька. — «Кавказскую пленницу» по телеку посмотрим. А то и так на душе тошно…

Проводив Ленку, Василий принялся за тотальный обыск дедовой квартиры. Все, что казалось ему необычным, не вписывающимся в обычный дедов образ жизни, он складывал на стол в гостиной.

Всего получилось немного: большие резиновые ботфорты (а ведь дед фанатом рыбалки вроде бы не был), видеокассета (при полном отсутствии в квартире видеотехники это не могло не показаться странным), какие-то записи, сделанные дедовой рукой на арабском, чек из «Макдональдса» (дед всегда принципиально ел только дома!), пробитый билет на пользование наземным транспортом (все приятели и родня жили недалеко от метро, и, кроме того, он сам — пенсионер, а общественный транспорт в Москве для пенсионеров бесплатный)…

Закончил Васька обыск глубоко за полночь и, решив разобраться со всеми подозрительными предметами завтра, завалился спать…

Наутро, как Васька ни торопился в школу, но вернулся с первого этажа обратно в квартиру и сунул в карман странные часы, найденные им в тайнике. На одном дыхании он домчался до школы, повернул за угол и наткнулся на Рентгена и Кальсона.

– О-о! Буслай! — обрадовались они, традиционно протягивая ему пачку сигарет: — Курнуть хочешь?

– Да не курю я! — мрачно отмахнулся от них Васька. — Кальсон, отойдем в сторонку, дело есть.

Васька отвел приятеля к грибку постовой службы, сооруженному еще в те времена, когда в школе изучали курс «Начальной военной подготовки».

– Тут вот какое дело, Кальсон, — достал Васька часы из кармана. — Ты можешь у своих ребят, которые ордена-медальки продают, узнать, сколько может стоить вот эта штука?

Кальсон взял часы, повертел их в руках.

– Никогда такие не видел, — признался он. — А ходят? Или чинить надо перед продажей? У меня один знакомый мастер есть…

– Ты что! — испугался Васька. — Ни в коем случае не продавай! Хоть шестисотый «Мерседес» тебе предложат! Это я так — на всякий случай, на черный день интересуюсь…

– Ну ладно, — надел часы себе на руку Кальсон. — Только вряд ли эта штука хотя бы на десять баксов потянет…

Как и следовало ожидать, за контрольную по алгебре Васька получил пару — невнимательно списывал у Пудры, которая нарешала на трояк. Но пара не очень его огорчила. Во-первых, на перемене он договорился встретиться с Ленкой в парке, а во-вторых, расследование загадок, связанных с дедом, настолько его увлекло, что остальные, пусть даже самые неприятные мысли отошли прочь…

В парк Васька примчался за полчаса до условленного с Ленкой времени. А что было делать — попробуй усидеть на месте, когда такое творится — у него свидание с девушкой!

Поймав себя на этой мысли, Васька покраснел и тревожно оглянулся — а не слишком ли явно его чувства отражаются на лице, и не следит ли кто за ним украдкой.

Но никто за Васькой не наблюдал — полная старушка в старом драповом пальто тщетно старалась оттащить внука от грязной лужи, в которой он купал плюшевого медведя, коротко стриженный парень в высоких армейских ботинках и черной куртке, скучая, перекатывал во рту жвачку, мужчина в костюме и при галстуке сидел на скамейке и читал книгу… Никому до него, к счастью, дела не было.

– Эй, привет, я здесь!

Васька обернулся. Опять он проглядел Ленку. И как это ей всегда удается появляться незаметно?

– Ты о чем задумался?

Васька задумался, решая, соврать ли ему или рассказать все как есть, и в конце концов остановился на втором варианте:

– Сильно за деда беспокоюсь. Не нравится мне вся эта история — пропажа фотографии, какие-то непонятные награды, чек из «Макдональдса»…

– Погоди, — перебила его Лена, — давай попробуем во всем по порядку разобраться. Кто был тогда у тебя на вечеринке?

– Да ты всех видела — Рентген, Кальсон, Стоматолог, Князь, Глобус, Жевастик. Из девчонок — подруга Стоматолога, ты, Кармен, Кочерыжка, Мама, Пудра, Жевастик…

– Кто-нибудь из них мог знать, что фотография — это нечто для твоего деда ценное?

– Никто. Я никогда никому об этом не говорил… Уж не думаешь ли ты, что кто-то ее свистнул, чтобы деньги с меня потом слупить?

– Откуда я знаю? Я просто пытаюсь рассмотреть все версии, какими бы они ни были. А что ты знаешь о девчонке, которая со Стоматологом пришла?

– Ничего особенного. Учится в соседней школе. Да она в гостиную и не заходила — сначала на кухне вкалывала, а потом к Стоматологу как прилипла, так от него до конца вечера не отходила — боялась, что ли, что его другие девчонки сманят?

– Если бы это была шутка в стиле Князя, то фотографию бы тебе уже давно подкинули. Ну, зачем она парням?! Слушай, а может, она пропала раньше, чем началась вечеринка?

– Нет, когда я находился в комнате, она на месте была…

Молча Васька с Ленкой дошли до конца асфальтированной дорожки, потом, как по команде, повернули и двинулись в глубь парка. Навстречу им, пронзительно вопя паровозным гудком, бежал мальчишка с мокрым плюшевым медведем, за ним — его бабушка.

– Погоди-погоди… — остановился Васька. — Мы забыли одного человека. Соседка ко мне заходила, Анна Федоровна…

– Я ее не видела.

– Ты еще тогда не пришла. Она мне про какую-то вещь говорила, которую ей у деда нужно забрать… А что она там в гостиной взяла — убей меня, не знаю.

– Но ведь кто-то из наших, наверное, там крутился. Надо у них спросить.

– И выяснить, что это была за вещь. Ах, Анна Федоровна, старая перечница!

– А может, у нее с дедом твоим роман был — вот она и приревновала и снимок украла? — предположила Ленка.

– Да что вы все как один — у деда роман, у деда роман… Не было у него никакого романа, понятно? И не мог он просто так фотографию дома забыть. Это ис-клю-че-но!

– Зря ты на меня кричишь, — холодно заметила Ленка. — Я всего лишь высказываю предположение.

– Извини, — вздохнул Васька. — Просто ум за разум заходит. С человеком явно что-то произошло, а никто ни сном ни духом…

– Может быть, сообщить в милицию? — робко предложила Лена, сама понимая всю безнадежность этого предприятия.

Васька в ответ только раздраженно поддал ногой лежавшую на тротуаре жестянку из-под пепси.

И почему в жизни так происходит: только солнышко засветит, девушка заметит, как сразу на голову обрушиваются всякие проблемы…

– Ну, давай попробуем восстановить ход событий, разузнаем, чем твой дед занимался до того, как пропал, — тронула Ваську за плечо Лена.

– Знаешь что, — пришла вдруг Ваське в голову гениальная идея, — давай проведем следственный эксперимент. Сдается мне, что чек из «Макдональдса» не на одного был выбит. Вряд ли дед слопал столько всего. Давай сейчас сходим — и проверим…

– Было бы неплохо, — сглотнула слюну Ленка, — а то я не обедала… Только… Я с собой денег не взяла.

– Ерунда, — бодро заявил Васька. Как хорошо, что он догадался взять с собой часть денег, скопленных им на компьютер!

Подгоняемые голодом, Васька и Ленка быстрым шагом двинулись к метро…

В «Макдональдсе» было немноголюдно, и потому у нескольких касс были опущены верхние крышки, свидетельствующие о том, что они не работают. От этого, правда, возникли очереди к другим кассам, что почему-то очень возмутило Ваську.

– Свободный клиент! Свободный клиент! — забубнил он, барабаня пальцами по стойке.

– Вась, прекрати, — возмутилась Ленка. — Стой спокойно, как все!

Но Васькину выходку уже успел заметить менеджер, и тут же, будто ниоткуда, как контролер в электричке, за стойкой возникла симпатичная девица в фирменной бейсболке:

– Добрый день, что будете заказывать?

Васька, удовлетворенно хмыкнув, полез в карман за дедовым чеком и быстро его просмотрел. Значилось на нем вот что:

Описание Цена Кол. Итог

БОЛ ЧАЙ 4500 2 9000 о

РОЯЛ ЧИЗБ 12000 1 12000 о

ЧИЗБУРГЕР 6500 1 6500 о

APPLEPIE 6000 2 12000 о

СТД КАРТОФ 5000 2 10000 о

КАПУЧЧИНО 5000 2 10000 о

Итог 59500

Оплата руб 6000

Сдача руб 500

3579 6 Наименован.

Кассир # 324 Номер заказа #38

Фискальная печать 00002775

Приятного аппетита!

– Дайте нам, пожалуйста, два большущих чая, — стал Васька считывать заказ с чека, — один «Роял чизбургер», один — простой… А это что такое? — показал он непонятную строчку кассирше.

Та посмотрела на него, как на сумасшедшего, но ответила:

– Яблочный пирожок… Два… И стандартная картошка… Два…

– Вот все это и давайте, — спрятал Васька чек в карман. — И капуччино этого — тоже.

– Капуччино нет, есть только обыкновенный кофе.

– А почему? — спросил настырный Васька.

– У нас его не готовят.

– А где готовят?

Девица уже открыла рот, чтобы ответить Ваське то, что она хотела, но, заметив краем глаза менеджера, расплылась в улыбке:

– Может быть, на «Пушкинской»?

Васька протянул деньги, кассирша мелкими купюрами отсчитала ему сдачу.

– Приятного аппетита, приходите к нам еще! — скороговоркой выдала девица, пододвигая Ваське его поднос.

– Ну и работенка у них! — вздохнул Васька, присаживаясь за свободный столик. — «Приходите к нам еще»! Да если я еще раз к ним приду, она же мне лично пирожок с цианистым калием изготовит!

– А ты не выпендривайся, — засмеялась Ленка.

Сверив чек деда со своим заказом и основательно потрудившись над бутербродом, Васька, отдуваясь, откинулся на спинку стула:

– Эксперимент можно считать удавшимся — один дед столько съесть не мог.

– Так, может быть, версия о том, что у него появилась дама сердца, не так уж нереальна?

– Не-ет, — добродушно возразил Васька. — Он бы ее домой повел, лично что-нибудь приготовил. Он знаешь какой борщ может забабахать — ни одна девушка не устоит. Раз он пошел в «Макдональдс», значит, он хотел поговорить с кем-то наедине, но не приводить этого человека к себе домой.

– Уф, наелась, — допила чай Ленка. — Следующий следственный эксперимент — с меня.

– Да брось ты, — махнул рукой Васька.

Ну как ей объяснить, что он готов кормить ее гамбургерами хоть сто пятьдесят лет подряд, лишь бы она, как сейчас, сидела с ним рядом?

– Пойду руки помою, — бросила салфетку на поднос Ленка. — Встречаемся у выхода.

Васька некоторое время посидел за столиком, а потом решил, что он успеет заскочить в туалет.

Следуя указателю, он спустился по лесенке в подвальное помещение, открыл дверь и огляделся.

Чувствовалось, что здание ремонтировали совсем недавно и — капитально. На кафельных плитках еще не было никаких наскальных надписей. Ни металлисты, ни панки, ни рэперы еще не успели начертать лозунги, превозносящие свое движение. Пол блистал. Из крана в раковину вода не капала. Однако не успел Васька порадоваться за успехи капиталистов в поддержании чистоты, как в туалете погасли лампы.

Через секунду узкая полоска света рассекла темноту — кто-то вошел из коридора. Не успел Васька оглянуться, как мощный удар по голове отбросил его к стене. От неожиданности мальчик присел. Это спасло его от следующего выпада — судя по звуку, от которого дрогнула стена, били ногой.

Васька, резко распрямившись, ринулся к выходу. Он ударил кулаком наугад и попал во что-то кожаное и металлическое, больно оцарапавшее ему руку. Его противник оказался точнее — третий удар пришелся Ваське прямо в челюсть.

В глазах вспыхнули бенгальские огни, тело обмякло, словно из него выпустили воздух, ноги подкосились, и Васька рухнул на пол.

Медленно приходя в сознание, он чувствовал, как его переворачивают с боку на бок и шарят в кармане. Наконец он услышал, как хлопнула дверь, и этот звук немного привел его в себя. Васька стал подниматься, и тут в туалете вспыхнул свет. Васька рывком отворил дверь. В коридоре никого не было.

Пошатываясь, он побрел к умывальнику и включил холодную воду. Затылок раскалывала тупая ноющая боль. Руки тряслись. В скулу словно вкатили большую свинцовую сливу. Подбородок саднило.

Кое-как приведя себя в порядок, Васька двинулся наверх.

Лена стояла у входа в «Макдональдс» и недоуменно озиралась.

– Ты где был? Я уж думала, что ты ушел… — набросилась она на Ваську, но тут же осеклась, увидав на его подбородке свежую ссадину. — Кто это тебя… так?

– Знал бы прикуп, дал бы в морду, — потрогал лицо Васька и поморщился. — Сходил в туалет, называется. У них тут, наверное, дополнительная услуга такая. Для тех, кому в гамбургерах не хватает соли, перца, а в жизни — острых ощущений.

– Чего от тебя хотели? Кто? Расскажи толком…

– Да не видел я ничего… Свет погас. Кто-то вошел и сразу на меня напал. Потом карманы обшарил.

– Тогда понятно, — вздохнула Ленка. — Наркоман…

– Вряд ли. Денег-то он не взял…

– Да-а? — удивилась Ленка. — А что тогда?

– Сейчас посмотрю.

Васька добросовестно вывернул карманы. Купюры, мелочь, жетоны на метро были в целости и сохранности. Старая квитанция из прачечной, кассета с «Металликой», ключи от квартиры — все на месте, даже часы.

– Странно, — пробормотал Васька. — Чего же ему нужно было?

Пройдя несколько шагов, Васька вдруг остановился и начал перетряхивать карманы вновь. Он методично вывернул наружу все отделения куртки, внимательно обшарил карманы на джинсах, но того, что искал, не нашел:

– Дедов чек из «Макдональдса». Исчез только он, — упавшим голосом прошептал Васька. — За нами, выходит, кто-то следил… Иначе откуда он мог знать, в какой карман я сунул бумажку после того, как мы ее рассматривали.

– Это какой-то дурдом! — возмутилась Ленка. — Пропадают почему-то вещи, которые для посторонних людей никакой ценности не имеют. Может, за нами какой-нибудь псих увязался? Но почему — фотография? И чек?

– А вдруг это не единственные вещи, которые его — или их? — интересуют?

– Что еще? У деда в квартире что-то ценное?

– Еще бы, — кашлянул Васька, намекая Ленке, что громко говорить не стоит. — Жутко древние изразцы. Коллекция холодного оружия, тоже очень старого, между прочим. Какие-то свитки на арабском — он за них вообще трясется, будто они на тысячедолларовых купюрах напечатаны. Книги. Рисунки, картины… Но пропадают почему-то не они.

– Чек из «Макдональдса» имел отношение еще к одному человеку, — задумчиво накручивала локон на палец Ленка, пока эскалатор бережно нес их в подземное чрево Москвы. — Он мог понадобиться ему, чтобы замести следы. Значит…

– … нужно его найти, — подхватил ее мысль Васька. — И начать с того самого заведения, где подают кофе «Капуччино»…

Приехав к деду на квартиру, Васька первым делом начал трезвонить в дверь Анны Федоровны. Но старушка не открывала — то ли ее не было дома, то ли она затаилась.

Васька вернулся к себе и устроился на диване. Ну и дела! Что еще можно сегодня предпринять?

Первым делом Васька решил проинспектировать свои финансы. Выяснилось, что на светские развлечения он ухнул клавиатуру от несостоявшегося пока компьютера. Васька грустно хмыкнул, но делать ничего не оставалось — пришлось отнять от своих сбережений еще несколько приятно хрустнувших купюр.

Покончив с неутешительным подведением баланса, Васька подошел к столу и положил в конверт записи деда на арабском и использованный талон. Немного поколебавшись, он засунул конверт под обложку учебника по алгебре и кинул тот в свой рюкзак.

Теперь предстояло спрятать видеокассету, что было не так просто. Вначале Васька пробовал пристроить ее где-нибудь на антресолях или в духовке на кухне, но понял, что эти места были не самыми надежными. Тогда он достал из рюкзака видеокассету с фильмом Ван Дамма «Некуда бежать», которую ему дал посмотреть Рентген, и, вздохнув — поскольку за испорченную кассету придется платить из компьютерных денег, — поплелся на кухню.

Чайник вскипел быстро, и Васька принялся отпаривать наклейку на кассете с боевиком. Таким же образом он отлепил наклейку с кассеты деда. Аккуратно поменяв наклейки местами, Васька поставил лжекассету на книжную полку, а настоящую забросил в рюкзак.

За окном на город наплывали сумерки. Васька открыл дверь балкона и шагнул на воздух.

Он перегнулся через перила и сплюнул вниз. Потом стал рассматривать окна дома напротив. Лампочки в нем то зажигались, то гасли, образуя причудливый, завораживающий узор. Васька облокотился о перила и глубоко задумался.

Потом он еще раз меланхолично сплюнул вниз и решил перед тем, как сесть за уроки, пойти прогуляться. Он натянул на ноги ботинки, завязал шнурки и, не поставив квартиру на сигнализацию, хлопнул дверью.

На улице ночь стремительно растушевывала тени, темнота скрадывала углы домов, растворяла в печальном муаре весеннего вечера обрубленные кроны деревьев и еще не одетые в листву кусты.

Повернув направо, Васька неторопливо зашагал по асфальтированной дорожке. Во дворе простужено чихнул и завелся чей-то мотоцикл. Васька автоматически обернулся на звук, зевнул, да так и застыл с открытым ртом. На приступочке детской песочницы, будто кого-то поджидая, сидел тот самый парень, которого он видел, когда ждал Ленку в парке. Ошибиться было трудно — та же куртка, то же лицо, только теперь вместо жвачки у парня во рту была сигарета. Придя в себя от изумления, Васька щелкнул зубами и быстро отвернулся. Выходит, за ними действительно следят. Но только кто и зачем?!

Ускорив шаг, Васька двинулся через двор напрямик к гаражам. Краем глаза он заметил, как парень встал, потянулся, взглянул на часы, будто так и не дождался того, кто назначил ему встречу.

Васька обогнул гаражи. Тут же, нырнув за один из них, он стал пробираться по темному переходу между ржавыми задами гаражей и шершавой бетонной стеной, примыкающей ко двору школы.

Дойдя до первого угла, Васька осторожно выглянул в узкий, заваленный досками, старыми шинами прогал между двумя гаражами. Парня в кожаной куртке видно не было. Аккуратно, чтобы не шуметь, Васька проскочил опасную зону и проверил следующий прогал. Прячась за третьим гаражом, он, наконец, увидел, как через двор быстрыми шагами в том направлении, где исчез он, Васька, шел Кожаный.

Теперь следовало поторопиться, чтобы Кожаный его не заметил. Перепрыгивая через мусор, ржавые кастрюли и прохудившиеся радиаторы от машин, Васька вылетел на простор. Подобрав с земли толстую суковатую палку со следами зубов какой-то собаки, он двинулся вслед за Кожаным.

Честно говоря, он четко не представлял себе, что будет делать, если Кожаный вдруг разгадает его маневр и повернет обратно, но на всякий случай решил бить первым. Теперь Васька был твердо уверен, что это тот самый парень, который напал на него в «Макдональдсе». Недаром ему тогда запомнилось, что он ткнул кулаком во что-то кожаное и металлическое.

Присев на одно колено, Васька выглянул из-за гаражей. Кожаный стоял недалеко — метрах в ста — и озирался. Было видно, что ему стало досадно из-за того, что он упустил Ваську. Пнув со злобой какой-то камешек, Кожаный пошел вдоль улицы. Стараясь скрыться в темных местах, Васька последовал за ним.

Кожаный остановился у таксофона, порылся в карманах и стал накручивать телефонный диск. Васька побоялся подходить к нему близко и, о чем был разговор, не слышал. По позе Кожаного было видно, что он перед кем-то оправдывается. После втыка он, вероятно, получил новые инструкции, потому что несколько раз кивнул и даже что-то записал в блокнот.

После этого Кожаный решительно двинулся к метро. За ним пробирался Васька. Не рискнув соваться в метро со своей суковатой дубиной, он сунул ее в урну.

В подземном переходе Кожаного уже не было. Васька занервничал, заторопился и из-за этого чуть не испортил все дело.

Отодвинув ногой качающуюся на сквозняке дверь, Васька выскочил в светлый холл станции. К счастью, Кожаный повернулся к нему спиной, и потому Васька, сделав вид, что он завязывает шнурок, успел спрятаться за стоявшей у стены поломоечной машиной.

Кожаный стоял у закрытых по причине позднего времени авиакасс и изучал расписание рейсов. Что-то для себя выяснив, он сунул в турникет магнитный билет и прошел на станцию. Васька было ринулся за ним, но вспомнил, что выскочил из дома без денег. Можно было, конечно, проскользнуть на перрон мимо турникета или просто перепрыгнуть его, но, встретившись со злобным взглядом контролерши, Васька решил этого не делать.

Он проследил за тем, как Кожаный сел в поезд, который унес его в сторону центра. Теперь нужно было возвращаться домой.

Дед, во что же ты влип?!

Утром Васька первым делом решил посетить угол, где его приятели обычно пускали дым по ветру.

– О-о, Буслай! — раскрыл ему объятия Рентген. — Курнешь?

Однако друг Рентгена — Кальсон — был настроен не так лучезарно. Отведя Ваську в сторону, Кальсон быстро сунул ему в руку часы с таким видом, будто это была граната со взведенным взрывателем.

– Ну что?

– Ничего, — зашептал несколько побледневший Кальсон. — Ты где это взял?!

– А что? — искренне удивился Васька.

– То, — сплюнул Кальсон, — пиджак через плечо. У меня из-за твоих часов чуть все деловые контакты не накрылись. Принес я часы своим ребятам, вот, мол, хоть не часы с кукушкой, а с мышой, но, может быть, и их можно толкнуть? Они как про мышь услыхали, переглянулись и говорят: «А ну, покажи». Даже в руки брать не стали, издалека рассматривали. А потом мне допрос первой степени устроили — не брал ли я из того же источника, что и часы, остальные побрякушки, которые им продавал. Всего наизнанку вывернули, сволочи. И наказали, чтобы я у тебя ничего на продажу не брал, хоть орден Победы предлагать будешь… И вообще, — помялся Кальсон, — советовали держаться от тебя подальше… Я так ничего и не понял, домой пришел, дай, думаю, у деда спрошу… Дед Кальсона, отставной генерал авиации, держал свою семью в строгости, а потому сам Кальсон, зная за собой грехи — и немалые, предпочитал с дедом видеться как можно реже. Васька понял, что раз он обратился к нему за помощью, да еще и в такой щекотливой ситуации, значит, он здорово перетрухнул.

– Дед тоже, как только на часы взглянул, стал про тебя выспрашивать, — нахмурился Кальсон. — Оказывается, эта летучая мышь — эмблема ГРУ — Главного разведывательного управления.

– ФСБ, что ли? — не понял Васька.

– ФСБ, — фыркнул Кальсон. — ФСБ — это, считай, бывший КГБ. А ГРУ — это армейская разведка. Круто так, что круче не бывает. Узнай гэрэушники, что кто-то часы с их эмблемой продает или, того хуже, медали того, кто у них работал, — голову бы отвернули, а вместо нее ведро помойное бы приставили. Ты мне поверь — это мне дед сказал, а он такими вещами не шутит… Слушай, а у тебя-то эти часы откуда?

– Да так, взял у одного приятеля, — уклонился Васька от ответа.

– Отдай ты их обратно, — наклонился к Ваське Кальсон. — Отдай, пока беды не случилось.

Васька внимательно взглянул на Кальсона и понял, что орденоносный генерал авиации не только прочел внуку лекцию на познавательные темы, но и как следует пропесочил ему мозги проверенными солдатскими методами.

С Ленкой перед уроком Ваське переговорить не удалось — он влетел в класс вместе со звонком. Он лишь успел на нее посмотреть. Ленка чуть заметно покачала головой, призывая его на виду у всего класса соблюдать осторожность. Пришлось скрепя сердце сесть на место и слушать вполуха хвастливые байки Рентгена о том, как тот вчера в беседке детского сада пил пиво с Веркой из 10«А».

«Интересно, — подумал Васька, — что осталось бы от знаменитых очков Рентгена, узнай Верка, что она, оказывается, вчера вечером не сериалы по ящику смотрела, а пиво пила?»

Поход в «Макдональдс» с «Капуччино» обошелся в треть звуковой платы «Sound Blaster» и никаких результатов не принес.

Ленка сразу не поверила, что кто-нибудь из суетящихся за стойкой юношей и девушек может вспомнить клиента, который приходил сюда, возможно, всего один раз. Но Васька решил попробовать и стал расспрашивать девчонок в униформе — не видел ли кто из них седого старика, стриженного «под ежик», одетого скорее всего в костюм с галстуком и черный плащ.

Однако никто Ваське ответить не удосужился. Лишь одна девушка открыла было рот, но соседка — длинноногая белобрысая девица — зыркнула в ее сторону и, обронив: «Захлопнись! А то вылетишь отсюда, как «макчикен»!», тут же отбила у нее охоту болтать с клиентами на посторонние темы.

– Так они ничего не скажут, — решительно подвела итог этому эксперименту Ленка. — Надо поискать выход на них через знакомых и разговаривать, конечно, не на работе. Возможно, тут я смогу помочь — мне одна девчонка говорила, будто ее подружка то ли в «Русском бистро», то ли в «Макдональдсе» подрабатывает…

– Я тебе вот еще какие новости не рассказал, — двинулся Васька, увлекая за собой Ленку вдоль бульвара. — По-моему, мой дед такой же профессор искусствоведения, как я — австралийский кенгуру. По крайней мере, думаю, это не единственная его профессия. Он еще в военной разведке, оказывается, подрабатывает. По совместительству, вероятно. И еще — не считай меня придурком, но за нами следят.

– Кто?

– Ну, не могу же я пальцем показать, — хитро прищурился Васька. — Нельзя показывать, что мы знаем, кто за нами шпионит. Давай, я сделаю вид, что хочу тебя поцеловать. А ты в это время посмотри мне за спину. Я прозвал его Кожаный. Он коротко стрижен, в черной куртке, джинсах и ботинках со шнуровкой.

– Хорошо… Давай попробуем, — замялась Лена.

Васька осторожно взял за талию Лену и нерешительно поцеловал ее в щеку. Господи, да за это мгновение он бы сам нанял этого парня, чтобы тот ходил за ними по пятам целыми днями!

– Ты прав, — смущенно сказала Лена. — Он шел за нами быстрым шагом и вдруг решил на скамейку присесть.

– Я его вчера вечером во дворе засек. Это он меня тогда в «Маке» по башке стукнул.

– Вот гад, — возмутилась Ленка.

– Черт с ним, — махнул рукой Васька. — Встретимся на узкой дорожке — отыграюсь. А пока нам вот что нужно выяснить: куда мог дед ездить на трамвае, троллейбусе или автобусе? С кем ходил в «Макдональдс»? Что записано на видеокассете, которую я нашел в квартире? И о чем говорится в рукописи на арабском?

– Кассету можно у меня посмотреть, — предложила Лена и, увидев Васькино замешательство, добавила: — Не бойся, никого дома нет — все на работе.

– Да я и не боюсь, — храбро заявил Васька.

– Тогда тем более. Пошли, — потянула его Лена в сторону метро. — И давай попробуем аккуратно оторваться от нашего шпика.

Подходящий случай им представился почти что сразу. Когда они сбежали по эскалатору, то увидели, как по перрону растекается толпа только что приехавших пассажиров.

– Осторожно, двери закрываются! — донеслось до них из-за угла.

Васька, схватив Ленку за руку, протащил ее сквозь толпу и, придержав левой ладонью закрывающуюся дверь, втиснулся в вагон. Краем глаза он успел заметить Кожаного, который застрял в людском водовороте. Васька злорадно усмехнулся: сейчас Кожаный побежит докладывать хозяину и получит еще один втык.

Ленкина трехкомнатная квартира Ваське вначале не понравилась: уж больно все тут было чисто и аккуратно — совсем как у деда. Однако, попав в Ленкины апартаменты, он почувствовал себя дома.

В комнате царил уютный беспорядок. На полированном столе в окружении кассет и компакт-дисков возвышался музыкальный центр. В одном углу расположился телевизор с видеомагнитофоном, а другой гордо занимала гитара. Разъехавшаяся стопка любовных романов в мягком переплете валялась на ковре. Там же стоял телефон. На стенах, тесня друг друга, висели плакаты кинозвезд. Разглядев среди них Жан-Поля Бельмондо и Чака Норриса, Васька почувствовал укол ревности.

– Располагайся, — шлепнула свою сумку на пол Ленка. — Я пока пойду чайник поставлю.

Пока Васька вытаскивал из своего рюкзака видеокассету, Ленка гремела посудой на кухне. Вскоре она появилась с подносом в руках. На нем стояли две розетки, две вазочки с вареньем, лежали шоколадные конфеты, мармелад и салфетки. Васька все это оценил, и Чак Норрис вместе с Бельмондо были прощены.

Ленка поставила поднос на табуретку и из завала учебников извлекла пульт от телевизоpa. Экран «Sony» вспыхнул, и Ленка переключила телевизор на канал «Видео». На кухне засвистел чайник.

– Поставь пока кассету, — попросила Ленка и умчалась выключать газ.

С довольным урчанием видеомагнитофон проглотил кассету. Вначале на экране не было ничего, кроме «снега», а затем засветились символы в виде буквы «X» и пятиконечной звезды и пошли титры.

– «Центрнаучфильм», — с удивлением прочитал Васька, — «По заказу Министерства народного образования СССР». «Отроги Тянь-Шаня».

– Ничего себе, — прокомментировала Ленка. — Нам что-то подобное показывали в третьем классе. Правда, уже цветную ленту.

Васька согласно кивнул:

– Теперь таких фильмов в школах нет. Их же на кинопроекторах крутили. Значит, это копия из какого-нибудь «Госфильмофонда». Думаю, ее не так просто было сделать — кинопленку на видео в домашних условиях не перекатаешь…

– Отроги Тянь-Шаня, — бодро начал вещать голос диктора, с трудом пробиваясь сквозь патетическую музыку, — часть мощного горного массива, охватывающего кольцом Ферганскую долину…

Смотреть ленту было интересно — возникало такое ощущение, что перед тобой старинные фотографии с незнакомыми, но от этого отнюдь не менее интересными людьми.

На видеокассете было записано несколько фильмов — про отроги Тянь-Шаня, пустыню Каракум, архитектуру средневековой Бухары… Некоторые из них длились не до конца — вероятно, деду нужны были из этих картин только определенные куски.

– Ясности от этого больше не стало, — разочарованно вздохнул Васька, когда кассета тихо щелкнула и автоматически начала перематываться на начало, — однако будем эту информацию иметь в виду…

Из всех загадок, связанных с дедом, Ваську особенно интересовал трамвайный талон. Почему Васька решил, что талон был пробит именно в трамвае, он не знал, но мысленно он так его и именовал — «трамвайный талон». Так ли это было на самом деле, проверить было сложно, но необходимо.

Вначале Ленка и Васька решили, что скорее всего талон был использован кем-нибудь из приятелей деда на одном из трамваев, троллейбусов или автобусов, что ходили в его районе. Ну мало ли что — почувствовал человек себя плохо или сумка тяжелая в руках была — вот они и воспользовались общественным транспортом. Вот только где это было? И что там делал дед с приятелем? И кто он — этот приятель? Не москвич? Не пенсионер?

Гипотезы продолжали оставаться гипотезами, пока не получили бы подтверждения. Ленка взяла на себя автобусы, Васька — полюбившиеся ему трамваи, и, вооружившись выдранными из школьной тетрадки листками, ребята разошлись на охоту.

Встретились они в шесть часов вечера на квартире у деда.

– Ничего похожего, — махнула Лена перед Васькой бумагой, испещренной проколами от компостеров.

– А у меня квитанция за штраф, — кисло улыбнулся Васька, памятуя о том, что сумму штрафа придется вычесть из «компьютерных денег».

– Троллейбусы проверять будем? — осведомилась Ленка.

– Бесполезно это, — вздохнул Васька. — Я тут разузнал: в Москве только одних автобусных маршрутов больше пятисот. А сколько там автобусов ходит… Тут что-то другое придумать надо…

– Надо, — кивнула Ленка. — А пока — поедим.

– Сейчас, я колбасы нарубаю, — полез Васька в холодильник.

Лена с холодным изумлением наблюдала за его манипуляциями. Васька, не замечая ее реакции, кромсал колбасу крупными ломтями и шлепал ее на толстые куски черного хлеба.

– И часто ты так питаешься? — зажгла конфорку Ленка.

– М-м-м, — кивнул Васька, откусив от бутерброда огромный кусок.

– До ста пятидесяти лет ты так точно не дотянешь, — улыбнулась Ленка. — Давай, что ли, яичницу с колбасой пожарим… Не знаю, как насчет других блюд, но в этом деле я вроде специалист.

– Постой-постой, — проглотил бутерброд Васька. — Специалист! Вот кто нам может помочь! Рисунок от компостера может помнить только тот, кто проверяет билеты, — контролер! Ты заметила, что некоторые из них, когда ловят «зайцев», к компостерам, чтобы сделать контрольный прокол, даже не подходят. А почему? Да потому что они все компостеры на своем маршруте наизусть знают! Вот у кого спрашивать надо, — победно махнул своей квитанцией на штраф Петька.

– Точно! — подхватила его мысль Ленка. — А я даже знаю, с кого можно начать! У нашей Мамы дядя, кажется, контролером чуть ли не всю жизнь вкалывал. Она нам как-то рассказывала про него — странный, мол, субъект. Он один раз Маму в трамвае без билета застукал, так знаешь что сделал? Оштрафовал!

– Свою племянницу?!

– Ну!

– Кремень старик! — присвистнул Васька. — Этот, наверное, точно из старой гвардии, работает давно.

Васька хотел было немедленно броситься на поиски Мамы, но Ленка удержала его и заставила сначала съесть яичницу и выпить чай.

Хотя Васька ел яичницу, вероятно, в тысячный раз, сегодня она показалась ему очень вкусной.

Когда с обедом было покончено, Васька было бросился к телефону, но Ленка его осадила:

– Я готовила, ты — помой сковородку и тарелки!

Васька хотел было вначале возмутиться или просто заскладировать грязную посуду до тех времен, когда ему ужасно захочется что-нибудь срочно помыть, но потом подумал, что Ленкины слова были справедливыми, и, засучив рукава, пошел к мойке.

Ленка тем временем набрала домашний телефон Мамы:

– Здравствуйте. Я могу с Машей переговорить? Ушла? А давно? Понятно, спасибо большое…

– Мама у Кочерыжки, — сообщила Ленка Ваське, когда он появился в прихожей. — Пойду их навещу, может быть, что-нибудь удастся разузнать.

– Ладно, — нехотя согласился Васька. — А я пока соседку посторожу…

Кочерыжка жила в маленькой двухкомнатной квартирке, которая по габаритам не превышала метраж кухни ее приятеля Бакса. Но поскольку у ее родителей детей больше не было, то Кочерыжке выделили отдельную комнату, в которой она обычно и устраивала свои мини-девичники.

Ленку впустила в квартиру Кочерыжкина мама. Когда Ленка зашла к подружке в комнату, та живо обернулась, и ее заинтересованный разговор с Мамой тут же оборвался.

Ленка поняла, что девчонки только что перемывали ей кости, но сделала вид, что ничего не заметила.

– Привет, девчонки, — плюхнулась она на диван и подхватила какой-то женский журнал.

– Привет! — захлопотала вокруг нее Кочерыжка. — А мы тут с Мамой сидим скучаем…

– Да-а, — подтвердила Мама, — скукоти-ща-а…

– На историю завтра пойдем? — спросила Ленка, стараясь заполнить паузу.

– Неохота-а, — зевнула Мама, — но придется. Мои ста-арые просто пасут меня ближе к концу го-ода. Скоро за ру-учку водить бу-удут.

– Эх, предки, они все такие, — постаралась перевести разговор на интересующие ее рельсы Ленка, — принципиальные… Как твой дядя, ну, помнишь, который тебя оштрафовал?

– Ко-озел, — смачно выдала Мама. — Придурок.

– Он еще работает или на пенсии? — как бы между прочим поинтересовалась Ленка.

– Рабо-отает, что с ним сделается, с пне-ем старым, — накрутила себе кудряшку на палец Мама.

– На твоих маршрутах? — хитро подначила ее Ленка. — Смотри, еще раз поймает!

– Не пойма-ает, — кинула в рот жвачку Мама. — У меня сейчас один па-арень накле-евывается. С та-ачкой. Будет от подъезда до школы меня возить, или я — не я-а…

– Ой, а я этого дядьку недавно видела, — вдруг оживилась Кочерыжка, которая до этого молчала. — Такой представительный, брюнет, никогда бы не подумала, что такой контролером в автобусе может работать…

– Кто-о?! — изумилась Мама. — Мой дя-адька брюнет? Да он лы-ысый, как шар бильярдный. И на автобусах никогда не работал, все по трамва-аям. Брюне-ет, скажешь тоже-е. Мой маленький такой, невзра-ачный. Так бы ногтем и перешиби-ила, да мама-ан потом вся лекциями изойде-ет… Квитанцию-то хоть твой брюнет тебе выписал?

– Какую квитанцию? — захлопала глазами Кочеры

– Все поня-атно, — сказала Мама. — Жулик он, твой брюне-ет. На пузы-ырь, наверное, не хватало, вот он таких дур, как ты, и вышел подои-ить…

Поскольку Мама отличалась бесцеремонностью, ни Кочерыжка, ни Ленка на ее обидные реплики не обратили ровно никакого внимания. Вскоре разговор трех подружек перекинулся на последние новинки моды и на косметику. Проболтав больше, чем предполагала, Ленка наконец распрощалась со своими одноклассницами и заспешила к телефону-автомату.

– Вася, это я! — объявила она, как только Васька поднял трубку. — Мне тут кое-что удалось разузнать. Мамин дядя действительно работает контролером в ее районе.

– Чей мамин? Мамин или — мамин?

– Да нет, ну не моей мамы, а нашей Мамы!

– А-а, у нас уже общая мама! — хохотнул Васька.

– Да ну тебя! — рассердилась Ленка. — Я тебе о серьезных вещах, а ты…

– Ладно-ладно, — поспешил успокоить ее Васька. — Постараюсь больше таких шуточек не допускать. У меня тут тоже новости кое-какие есть. Я соседку свою расколол. Как ты ушла, я все по коридору маршировал, чтобы услышать, когда она в магазин вытряхнется или мусор пойдет выносить. Ходил-ходил, чуть голова кругом не поехала, вдруг — слышу! Дверь открывается. Я — наружу. Выходит Анна Федоровна, собственной персоной. Я к ней — и сразу на пушку взял, мол, зачем вы бабушкину фотографию взяли?

Она от неожиданности растерялась, стала фигню какую-то лепетать, а я на нее еще больше наседаю — верните немедленно, а то у меня крупные неприятности с дедом будут. Тут она вроде в себя пришла и говорит: а я и не знала, что ты такой наблюдательный. Думала уж, что все молодые люди такие — их старики не интересуют вовсе. А с дедушкой у тебя неприятностей не будет — это он сам меня попросил, чтобы я фотографию взяла.

Тут я просто в осадок выпал. Как, говорю, дед в Москве?

Нет, отвечает, это он через одного своего знакомого передал.

Какого знакомого? И тут она мне описывает. Картину Репина «Приплыли». Точный портрет Кожаного. Представляешь?! Оказывается, он к Анне Федоровне подкатил — будто от деда. Мол, вы — соседка, точно знаете, где эта вещь стоит, а сам он не хочет никого на вечеринке беспокоить, смущать то есть. Ну, эта… легковерная женщина взяла и согласилась.

Я ей говорю: как же так, а вдруг он не тот, за кого себя выдает? Правда, она резонно ответила: а зачем ему обманывать? Кому кроме твоего дедушки эта фотография нужна? Вот какие пироги, — закончил Васька свой длинный монолог.

Ленка готова была слушать его гораздо дольше, но она уже бросила в таксофон последний жетон, да и домой пора было отправляться, а не то, как она знала по опыту, гражданская война между ней и родителями могла вспыхнуть снова.

Утром Васька аккуратно обошел «дымный угол», поскольку по-прежнему курить не собирался, а отказываться в очередной раз от хлебосольства Рентгена и Кальсона было неудобно.

Поэтому Васька к началу урока истории не опоздал и даже успел шепнуть Ленке, где они могут встретиться после школы, чтобы обсудить дальнейший план действий.

Семеновна в тот день немного ослабила вожжи — вероятно, теплынь на улице, озорное чириканье воробьев и по-весеннему чистое, веселое небо действовали на всех людей, включая и заслуженных учителей России, расслабляюще.

В отличие от других преподавателей Семеновна не расхаживала по классу, запруживая ручейки плавающих по партам записок, а сидела за столом и вещала про последние дни Второй мировой войны:

– Японская военщина, понимая безнадежность своей ситуации, тем не менее не сдавалась. Мощная пропагандистская машина работала на войну. Сотни обманутых «самураями» молодых парней становились самоубийцами-камикадзе — таранили на самолетах корабли военного флота США. К концу войны истерия достигла таких масштабов, что самолетов на всех желающих помочь «великой Японии» не хватало…

– Тоже мне, нашли проблему, — процедила Мама, — садились бы в самолет по двое…

Класс зашелся от хохота. Даже Семеновна, прикрывая рукой рот, залилась сухим, рассыпчатым смехом. Да, положительно в тот день в природе разливалась какая-то непостижимая благодать.

После окончания занятий Васька, улучив момент, показал Ленке знаками, что он ей перезвонит, и умчался искать лысого невзрачного контролера.

Место поисков, к счастью, теперь было сужено — Мама жила в районе станции «Сокол», а значит, с большой долей вероятности можно было предполагать, что ее дядя шерстит «зайцев» на линии трамваев, которые ходили вдоль по Ленинградскому проспекту.

Васька выскочил со станции «Сокол» и огляделся в поисках киоска, где можно было бы приобрести талоны на проезд. Начинать знакомство с принципиальным дядькой, не имея в руках пробитого по всем правилам талона, не хотелось. Выложив за талоны положенную плату, Васька в который раз тяжело вздохнул — на эти деньги можно было бы купить отпадный коврик для компьютерной «мыши»… Но ничего не поделаешь…

Прокатавшись почти полтора часа, Васька начал уставать от трамвайной суеты, бесконечных дерганых движений вагона, ругани теток-вагоновожатых, которым то и дело приходилось вскакивать со своего места и вручную, с помощью ломика направлять в нужную сторону неработающие «автоматические» стрелки.

За это время билеты проверяли два раза — какая-то девица неопределенного возраста в страшной боевой раскраске и помятый жизнью парень, от которого подозрительно пахло перегаром.

В который раз проезжая мимо «Сокола», Васька вышел из трамвая и двинулся к ближайшей палатке, чтобы перекусить. -

Расследование, как ни странно, не приносило ему того интереса, который всегда присутствовал, когда он читал о них в детективах. Поиск свидетелей и улик оказался процессом довольно занудным и денежно обременительным. Никаких погонь на «Харлеях» и блондинок в красных «Порше» в этом деле не наблюдалось.

Васька, размышляя об этом, горько усмехнулся. Ну да, он не Джеймс Бонд. И, весьма вероятно, вся эта история с дедом прояснится каким-нибудь неожиданным образом, а он, Васька, как всегда, останется в дураках, и над ним будут смеяться и маманя, и папаня, и дед. Ну, ничего. Зато, во-первых, его совесть будет чиста, потому что, видя факты так, как он видит их сейчас, ничего не предпринимать — это преступление, чтобы там ни говорила мама. А во-вторых, не случись вся эта история — еще неизвестно, подружились бы они с Ленкой.

С трудом выдирая зубы из «сэндвича порционного», Васька потянулся за остатками пепси-колы и тут приметил одного невзрачного мужичонку, что, не торопясь, шел к трамвайной остановке.

Автоматически с начала этого дня Васька отмечал вокруг себя лысых, но их, на удивление, встречалось совсем немного — по крайней мере, реклама средств от облысения попадалась ему на глаза гораздо чаще. Был ли мужичонка лыс целиком, Васька определить не мог — голову его прикрывала фетровая шляпа.

Но, как бы то ни было, незнакомец подошел к трамвайной остановке и, развернув газету, погрузился в чтение.

Васька одним глотком расправился с остатками пепси и, не отрывая глаз от заинтересовавшего его человека, двинулся к остановке.

Так и есть! Мужичонка читал газету «Известия», что явно выдавало в нем консервативные наклонности. Васька отошел чуть в сторону и стал терпеливо ждать. К его удивлению, первый трамвай Объект, как стал его мысленно величать Васька, пропустил. Зато он вошел во второй. Васька последовал за ним.

Объект, ни на кого не оглядываясь, что для Васьки явилось несомненным доказательством его коварства, скромно встал в уголке у кабины водителя и снова уткнулся в газету.

Васька отвоевал себе место рядом с компостером и стал лихорадочно соображать, что ему делать дальше. Может быть, разговор с Объектом лучше начать с честно уплаченного штрафа? Контролер, наверное, будет доволен — им же зарплата от суммы взятых штрафов идет. А потом будет легче завязать разговор — пока он будет квитанцию выписывать, сдачу отсчитывать…

С другой стороны, принципиальный Мамин дядька мог с нарушителями быть и строгим — чего ему с ними в беседы вступать?

Времени для выбора вариантов оставалось все меньше — приближалась следующая остановка. До этого момента — и Васька это знал — никто его оштрафовать не мог. Но вот после…

Наконец, Васька решился и полез в карман за талоном.

– А твой билет где? — опустилась ему на плечо чья-то тяжелая ладонь.

Васька изумленно оглянулся — неужели теперь контролеры по двое работают? — и тут сердце его упало. За ним стоял Кожаный собственной персоной!

От неожиданности Васька растерялся. Память услужливо подкинула ему один эпизод из какого-то детектива, где преступники выкрали жертву прямо из троллейбуса, представившись контролерами. При этом они лихо подменили пробитый талон и, якобы потащив жертву в милицию, запихали ее в машину и увезли в какие-то казематы.

Попасть в подобную историю Ваське совсем не хотелось.

– А я еще остановку не проехал, — заявил он, нагло глядя в глаза Кожаному.

– Да-а? — процедил тот. — А ну-ка, давай на выход, там разберемся…

Васька испугался не на шутку. Детективный сценарий развивался самым наихудшим образом. Теперь стоит ему, Ваське, выйти из вагона — и что будет дальше, страшно даже подумать.

– Никуда я не пойду, — рванул Васька свой рукав из руки Кожаного. — Я как раз собирался этот талон пробить.

– Пойдешь как миленький, — прошипел Кожаный и поволок Ваську к выходу.

– Зря вы так, — оторвался от газеты Объект. — Парень действительно зашел в трамвай со мной, на прошлой остановке.

«И когда это он успел заметить?» — пронеслось у Васьки в голове.

– А тебя не спрашивают, — грубо ответил Объекту Кожаный. — Твой билет где?

– А я пенсионер, — спокойно отреагировал Объект. — А пенсионеры в Москве ездят бесплатно. Или вы не знали?…

Кожаный еще крепче вцепился в Ваську. Трамвай стал притормаживать у остановки.

– Отпустите мальчика, — потребовал Объект, — он ни в чем не виноват.

Васька тем временем уже успел прийти в себя.

– Покажи удостоверение, — потребовал он у Кожаного. — Ну…

– Я тебе сейчас такое удостоверение покажу, — взвился Кожаный. — А ну, на выход пошел!

– Да что же это делается! — заголосила какая-то старушка. — Вы же мальчонке руку сломаете!

Трамвай тем временем остановился, и двери его, заскрежетав, отворились.

Кожаный толкнул вперед Ваську. Васька уцепился руками за поручень. Кожаный стал на него напирать, но вдруг хватка его ослабла. Васька обернулся и увидел, что Объект схватил Кожаного за большой палец руки и, легонько надавливая, отжимает того в сторону. Охнув сквозь зубы, Кожаный отпустил Ваську и развернулся к Объекту. Тот, будто переворачивая газетный лист, на секунду заслонился им от салона и молниеносно ткнул Кожаного двумя пальцами под ребра.

Кожаный, открывая рот, как живой карп, выброшенный немилосердной продавщицей на весы, застыл на месте.

Васька выпрыгнул из вагона. Двери трамвая шумно закрылись, и состав двинулся дальше по маршруту. Васька, обалдев от этих вихрем пронесшихся событий, застыл на месте, пока настойчивые гудки машин не напомнили ему, что он стоит посреди проезжей части…

Васька решил Ленке ничего не говорить. Уж больно невероятной ему самому показалась вся эта история. Еще подумает, что он рисуется перед ней, вот и выдумал весь этот эпизод, чтобы казаться покруче! Нет, этого Васька допустить не мог.

Врать оказалось не так легко, как он предполагал. Раньше почему-то ложь всякого рода и выдумки слетали с его языка свободно, как воробьи, вспархивавшие с проводов. Теперь же каждое слово в разговоре с Ленкой давалось ему с трудом.

– Целый день мотался, — говорил он ей по телефону. — Нашел. Да, такой лысый, невзрачный, все как Мама описывала. Нет, он даже со мной и разговаривать не стал — кремень-старик. Ну, спросил: вы из милиции, что ли? Нет, говорю. На этом разговор и окончился.

– Жалко, — посочувствовала ему Лена. — Только давай еще одну попытку сделаем. Попробую я этого неподкупного служаку разговорить. Есть у меня одна идея.

– Какая? — поинтересовался Васька.

– Завтра расскажу, — решила подразнить его Ленка. — Если она выгорит…

Домой Васька шел в плохом настроении.

Плохо было уже то, что ему пришлось врать Ленке. Кстати, наверное, лучше ее от этого дела отстранить. Еще случится, не дай Бог, что… Не случайно же Кожаный к нему привязался. Выходит, на что-то они с Ленкой действительно напали. На какой-то след. С которого Кожаный его всячески хочет сбить. Нет, неправильно, не только Кожаный. Он — исполнитель. Ведь кто-то давал ему по телефону указания. Интересно — они действуют вдвоем или тут целая организация?

Задавая себе все эти вопросы, Васька опомнился только тогда, когда поднял у какой-то стройки короткий отрезок стальной трубы.

Инстинкт подсказывал ему, что следует предпринять меры безопасности.

Следующий день начался с пренеприятнейшего события.

Первым уроком, как и значилось в расписании, должна была быть алгебра.

Однако прошло уже пять минут, а преподавательница этого предмета — Вера Николаевна Колокольцева, в просторечии Колокольчик, не появлялась.

– Щас нам подменять Колокольчика кто-нибудь придет, — мрачно стал пророчествовать Рентген. — И будет это Овчарка.

– Смотри у меня, если накаркаешь! — сунул Рентгену под нос свой кулачище Стоматолог.

Если Веру Николаевну ученики старших классов, и тем более малышня, терпели без напряга, то завуча по учебно-воспитательной работе чуть ли не в открытую ненавидели.

Колокольчик была, по определению Мамы, «девочка-цветочек»: одевалась всегда строго и скромно, обращалась с учениками вежливо, никогда им не тыкала и смотрела сквозь пальцы на их многочисленные художества.

Овчарка же была человеком совершенно противоположного склада характера. Малейшее неповиновение выводило ее из себя. Как только Овчарка замечала какой-то вопиющий, по ее мнению, беспорядок — запах сигарет от мальчишек или накрашенные ресницы у девчонок, она тут же покрывалась красными нервными пятнами, принималась вопить что есть силы и обсыпать провинившегося угрозами. При этом не имело значения, в самом ли деле человек виноват или его прегрешения были плодом богатого воображения завуча — самой Овчарке это уже важно не было. В эти моменты она рвалась вперед, как нервная собака, что, хрипя и надсадно лая, тащит за собой хозяина, проклинающего вредный нрав своей псины. Именно за такие черты своего характера Овчарка в конце концов и получила столь нелицеприятную кличку.

Пока Рентген и Стоматолог выясняли отношения, Мама с Кочерыжкой, перемигнувшись, уже было собрались двинуть из школы прочь — в магазин модных тряпок «Наф-Наф». В это время в двери вальяжной походочкой ввалился Бакс, и девчонки налетели прямо на него.

– А у нас Колокольчик заболела! — первой доложила Баксу радостную новость Кочерыжка.

Но в этот момент в класс вошла преподавательница алгебры. Она рухнула на стул, сняла с носа очки и стала нервно полировать их стекла носовым платочком.

– Что случилось, Вера Николаевна? — спросил Стоматолог после минутной паузы.

Стоматолог, после того как Колокольчик целый месяц ходила к нему в больницу заниматься алгеброй, относился к ней с таким же благоговением, как к своему тренеру — чемпиону Европы по боксу.

– Ребята, я понимаю, что задаю риторический вопрос, но все-таки… Кто сегодня утром взял из учительской журнал?

Мама выразительно посмотрела на Кочерыжку, но та едва заметно покачала головой. Стоматолог зыркнул в сторону Рентгена, но ничего не разглядел за его темными очками. Кальсон открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал.

Ситуация складывалась идиотская.

Дело в том, что как раз на вечеринке у Васьки кто-то в шутку кинул фразу о том, что неплохо было бы свистнуть в конце учебного года классный журнал. Мол, наставили препы двоек и тройбанов, вот пусть потом повспоминают, что и кому они лепили.

Шутку подхватили, немного ее помусолили, выдумывая новые варианты предложенной затеи: сделать точную копию журнала, но со скорректированными отметками и подменить его или просто залить чернилами и вернуть на место с надписью: «Это зделал выпускник школы Фантамас!!!»

Конечно, никто не собирался заниматься этим опасным и малопредсказуемым делом всерьез. Кто его знает — ты журнал стибришь, а потом тебе же устроят переэкзаменовку по всем предметам!

Но теперь, со слов Колокольчика, выходило, что кто-то все же сподвигся на это мероприятие.

– Это не игрушки, ребята, — вернула очки на нос Колокольчик. — Лучше бы вам его вернуть. С милицией шутки плохи…

Не успела Колокольчик договорить, как дверь класса отворилась, и какой-то шустрый пятиклассник, решивший, видимо, заработать себе благоволение завуча, выпалил:

– Буслаева к Овчар… К Людмиле Игоревне вызывают!

До Васьки не сразу дошло, что эта фраза относится к нему. Но, почувствовав толчок Рентгена, недоуменно воззрился на Колокольчика.

– Ну иди, раз вызывают, — пожала плечами Колокольчик.

С нехорошим предчувствием в душе, ибо ни за чем хорошим к Овчарке вызвать не могли, Васька поплелся к двери.

– Пропусти, что ли, папский нунций, — отодвинул в сторону Васька младшеклассника.

Тот, однако, еще не проходил историю инквизиции, а потому иронии в свой адрес не понял…

Овчарка сидела в своем кабинете за столом, заложив ногу на ногу, всем своим видом выражая нетерпение по поводу еле телепающегося по ее вызову ученика Буслаева.

– Здравствуйте, — довольно робко протиснулся Васька в дверь к грозной завучихе.

– Здравствуй-здравствуй, герой, — бросила на Ваську взгляд поверх очков Овчарка, — ну-с, садись, рассказывай.

– Что рассказывать? — присел на край стула Васька и почувствовал себя пионером-героем на допросе в гестапо.

– Тебе виднее, — прищурилась Овчарка и принялась похлопывать указкой по ладони, — так я жду…

Васька уже догадался, что речь пойдет о пропавшем журнале. Овчарка за долгие годы работы в школе разработала целую серию изощренных приемов, с помощью которых она, по ее выражению, «поддерживала в школе порядок». Один из них состоял в том, что пойманные ею на месте преступления дети (а иной раз и добровольцы — попадались и такие)совали ей под дверь записочки, в которых закладывали своих товарищей, сообщали, кто был инициатором побега с урока, кто стащил из буфета булочку или курил перед уроком за углом.

Но Васька, к счастью, никогда не попадал в сферу пристального интереса Овчарки, а потому не мог понять, чего от него ждут. Может быть, кто-то уже стуканул, что на вечеринке у него, вернее, у деда дома они в шутку говорили о том, что неплохо бы было увести журнал? И теперь его просто-напросто берут на пушку?

– Да нечего мне рассказывать, — чистосердечно сказал Васька.

– Да ты еще и лгун, Буслаев, — продолжала ритмично похлопывать себя по руке указкой Овчарка. — Лгун, лжец, враль! Куда ты дел журнал?!

Васька понял, что дело принимает нешуточный оборот — Овчарка начала выходить из себя.

– Молчиш-шь? — прошипела завучиха, наклоняясь к Ваське так близко, что отлетевшая слюна брызнула ему прямо в лицо. — Ну, молчи-молчи. Только знай, что выбитое стекло, сломанный в учительской замок в сумме потянут на уголовное дело. Да-да, на уголовное!

– Я не крал журнал, — покрылся Васька холодным потом.

Но Овчарка его уже не слушала:

– На уголовное! Вы, конечно же, теперь все ученые, знаете, что до совершеннолетия в тюрьму не посадят. Но ничего, голубчик ты мой, ничего! Тебе срок условно дадут! И потом посмотрим, в какой институт ты сможешь поступить и куда на работу устроиться! Вы у меня все там будете, воры, бизнесмены, предатели Родины!

Васька не понял, почему Овчарка отнесла его к так ненавидимым ею бизнесменам и предателям Родины, но от того, как она зашлась в гневе, ему стало не по себе. И все-таки он решился еще раз перебить — и довольно громко — завучиху:

– Да с чего вы взяли, что это я?!

Овчарка захлебнулась на полуслове, как долговременная огневая точка, накрытая минометным огнем. Но тут же, глотнув воздуха, понеслась в новую атаку:

– А с того, милый ты мой, гос-сподин Буслаев, что об этом говорят оперативные сведения.

– Какие еще оперативные сведения? — разозлился вдруг Васька и встал со своего места. — У вас тут что — Петровка, 38? Огарева, 6?!

– Видели тебя, голубь ты мой, видели-с, как ты в окно влезаешь, как вылезаешь с журналом… Смотри, не признаешься, я сейчас в милицию звоню, и тогда тебе же хуже будет!

– Ну и звоните! — вышел Васька из себя. — Только журнала я не брал!

Разъяренный Васька выскочил из кабинета завуча и направился в кабинет математики. Овчарка бросилась вслед за ним. Она догнала его уже в классе, когда красный, как будто только что с верхнего полка бани, Васька закидывал в свой рюкзак учебник и тетрадь.

– Буслаев, а куда это ты собрался? — уперла руки в бока Овчарка. — То, что ты провинился, еще не значит, что тебе позволено будет с уроков уходить, милостивый ты мой государь. А ну-ка, положи вещи на место!

С этими словами Овчарка схватила Васькин рюкзак и рванула его на себя. Между ними завязалась отчаянная борьба: Васька тянул рюкзак к себе, а завуч, не привыкшая к какому-либо сопротивлению со стороны учеников, а потому злая вдвойне, — к себе.

Класс в немом изумлении смотрел на эту схватку.

Колокольчик бегала вокруг парты и пыталась образумить то Ваську, то завуча:

– Василий! Прекрати немедленно! Людмила Игоревна, но нельзя же так! Василий… Людмила…

Ленка привстала со своего места и уже собиралась броситься на помощь Ваське, как вдруг из его рюкзака выпал на пол и громко звякнул обрезок стальной трубы. На излете труба шарахнула Овчарку по ноге, и та, тут же картинно закатив глаза, рухнула на стул и стала искать на груди то место, где у нее должно было быть сердце.

– Все понятно. Теперь все понятно! — восклицала завуч. — Это — вещественное доказательство! Именно этим ломиком… Этой фомкой… Или как там это у воров называется… Ей ты и разбил окно и взломал дверь учительской. Какой позор!

С этими словами завуч эффектно взмахнула «вещественным доказательством» и откинулась на спинку стула, вероятно, в глубоком обмороке. Однако обрезка трубы из своих цепких пальцев она не выпустила и сквозь опущенные ресницы за ситуацией вокруг наблюдать не забывала.

Васька сгреб в охапку свой рюкзак и бросился к выходу.

– Только с родителями! — догнал его голос Овчарки. — Вход тебе, Буслаев, в школу теперь только с родителями!

Васька выбежал за территорию школы и рухнул на скамейку.

«Ну и бред! — подумал он. — С чего это Овчарка могла взять, что я ночью по школе шлялся? Ну да, были у меня по алгебре, биологии и химии трояки, так у кого их не было? К тому же в конце учебного года наклевывались неплохие отметки за четверть. С чего бы мне красть журнал? Да и потом, эту ночь я провел в своей постели, дома…»

Тут Васька нахмурился и хмыкнул. Ведь даже родители не смогут с чистой совестью сказать, что он ни в чем не виноват. Ночевал бы он действительно дома — все было бы просто. Но он ведь был на квартире у деда, один…

Васькина жизнь осложнялась с каждым часом все больше и больше. И почему все это совпало с дедовым внезапным исчезновением? И что теперь делать — позвонить мамане и попытаться все объяснить? Увы, Васька по опыту знал, что скажет маманя: «Нет дыма без огня», «Будь взрослее и ответственнее», «Попробуй во всем разобраться — а не ты ли сам причина всех твоих бед?» А папаня еще пару крепких добавит…

– Да ни в чем я не виноват! — с такой злостью стукнул себя по коленке Васька, что присевшая рядом юная мамаша с чадом тут же, отчаянно скрипя своей несмазанной коляской, отчалила прочь широким солдатским шагом.

К Ленке после уроков Ваське удалось подойти не сразу. Вначале от школы класс шел гурьбой, оживленно обсуждая потасовку Буслая и Овчарки. Потом за пределами школьного двора группки стали растекаться в разные стороны — кому-то нужно было на автобус, кому-то удобнее было подскочить до дома на метро.

Васька неторопливо шел за компанией, в которой была Ленка. Вначале рядом с ней были три человека, потом осталась одна Кочерыжка. Ваську то и дело подмывало ускорить шаг, чтобы поскорее обсудить с Ленкой события сегодняшнего дня, но торопиться было нельзя. А Кочерыжка как назло, вероятно, никуда не спешила — семенила рядом с Ленкой и болтала без умолку.

Васька подумал, что хорошо было бы подбежать сейчас к Кочерыжке и шепнуть ей на ушко, что ее обожаемого Бакса видели с Кармен у входа в ночной клуб — небось сразу бы сорвалась с места с третьей космической скоростью…

Будто услышав Васькины мысли, Кочерыжка вдруг заторопилась и отвалила в сторону. Васька выждал еще минуту и побежал за Ленкой.

– Ну наконец-то! — обернулась она к нему. — А я уж думала: не случилось ли чего с тобой?

– Что со мной случится? — сразу расхрабрился Васька. — От Кожаного я утек, от Овчарки я утек и от остальных утеку…

– Да-а, — процедила Ленка, — а с родителями что будешь делать?

– С предками беда, — скис Васька. — Придется как-то от них скрывать. Может, эта история позабудется… Или журнал найдется…

– Слушай, — наморщила лоб Ленка, — ас чего это Овчарка взяла, что это ты его увел?

– А я почем знаю? — развел руками Васька. — Ты же знаешь, ей как в голову что-нибудь взбредет… Колом потом оттудова… Или как там у Некрасова?

– Колом, колом, — подтвердила Ленка. — Только знаешь, вряд ли Овчарка стала бы устраивать такую бучу, если бы у нее не было твердой уверенности, что кражу провернул именно ты. Это же дело подсудное — клевета и все такое прочее. Не может она этого не понимать — при свидетелях же говорила. Целый класс слышал…

– Верно, — поморщился Васька так, будто проглотил позапрошлогодний йогурт. — Выходит, кто-то Овчарке на меня настучал? То есть не на меня, а на того, кто действительно в школу залез. Может, меня с кем-то перепутали?

– Давай рассуждать логично, — предложила Ленка. — Первое — журнал никому, кроме нашего класса, не нужен. Второе — в нашем классе больше блондинов нет. Вывод — тебя не могли ни с кем перепутать.

– Выходит… — растерялся Васька, — выходит, что меня подставили?

– Выходит, — подтвердила Ленка.

– Но вот только кто и зачем? Несколько минут Васька и Ленка шли молча.

– Выясним, — решила подбодрить Ваську Ленка. — По крайней мере, попробуем. Ведь Овчарка могла узнать что-то либо рано утром, если ей позвонили по телефону, или уже в школе.

– Или по дороге в школу, — подсказал Васька.

– Да-а, придется теперь еще и с этим разбираться, а тут и так голова пухнет, — пожаловалась Ленка. — Правда, есть и неплохие новости — я нашла контролера и выяснила, на каком маршруте был пробит талон твоего деда.

– Да ты что?! — изумился Васька и потребовал: — Рассказывай!

– Для начала я взяла у подружки проездной. Она в школу на метро ездит, вот родители ее деньгами и ссужают на школьный «единый».

Подстраховалась, в общем, и поехала на «Сокол». Каталась на трамваях почти до семи часов вечера. Наконец, вижу: маленький, лысый — все как Мама рассказывала.

– Ну да, — подтвердил Васька. — Лысый мужик, в шляпе.

– В какой шляпе? — удивилась Ленка. — Не было у него никакой шляпы… Я его как увидала — сразу решила, что с ним военную хитрость применить надо.

Как только дошел он до меня — я ему талон предъявляю. Копию того самого, от твоего дедушки. Мамин дядька на него мельком глянул и сразу: «Платите». Я: «За что?» Он: «За безбилетный проезд, разумеется». Я: «Как это за безбилетный?! Я собственноручно вот этот талон только что пробила!» Он: «Таких компостеров на этом маршруте нет». Я (так с издевочкой, чтобы его завести): «Да что вы говорите… А с какого это маршрута? Может быть, вы меня просветите?» Тут он мне и выдал. И номер маршрута, и номер вагона, и фамилию вагоновожатого. Представляешь? Вот память у человека!

Короче, штраф ему платить я так и не стала — показала проездной, наврала с три короба, мол, хотим организовать при районном доме культуры музей трудовой славы, вот наиболее достойных кандидатов отбираем.

Он немного рассердился — не ту, говорит, методику вы избрали. Никакого подвига в моей работе нет, а только лишь одна совесть да человеческое отношение к своим должностным обязанностям. В общем, очень витиевато так выразился.

А маршрут того трамвая проходит большей частью по Ленинградскому проспекту…

Договорившись созвониться, Васька и Ленка распрощались — Ленка пошла домой, а Васька — на квартиру к деду.

Побродив некоторое время по комнатам, Васька попытался привести свои сумбурные мысли в порядок. Он взял ручку, бумагу и, как заправский следователь из кино, принялся на нем рисовать квадратики и прямоугольнички и вписывать в них ключевые слова.

Первый квартал прямоугольничков занимали надписи «Фото бабушки», «Видеокасс.», «Записка на араб.», «ЧекизМ-Д», «Трамв. талон». Напротив него выстроились ромбики «Кожаный», «Хозяин Кож.», «Анна Федоровна». Немного поколебавшись, Васька добавил в группу ромбиков «Проп. журнал» и объединил всю свою геометрию большим квадратом с надписью «Дед».

Минут пять Васька молча рассуждал. Потом, обращаясь в пустоту, пробормотал:

– Бред какой!

Из имеющих отношение к пропаже деда Васька пока выделил только «Чек из М-Д» и «Кожаный». Этими пунктами, вероятно, нужно было заняться в первую очередь.

Васька не успел продумать дальнейший ход расследования, как начал трезвонить телефон.

– Алло, — снял Васька трубку.

– Это мясокомбинат?

– Нет, макаронная фабрика, — вяло отшутился Васька, узнав голос Стоматолога.

– Это я, Буслаич, — прекратил валять дурака Стоматолог.

– Ну я понял…

– Кто ж тебя заложил-то, Буслаич? — грустно осведомился Стоматолог. — И вообще — на какую редиску тебе все это было нужно?

– Стоматолог, — обиделся Васька, — я же русским литературным языком сказал — не крал я журнал!

– Да ты что! — изумился Стоматолог. — Выходит, тебя подставили?

– Выходит…

– Западло, — вынес вердикт Стоматолог. — Надо с этим разобраться. Морду бить будем?

– Будем, — охотно поддержал Васька товарища. — Если найдем ее, эту морду.

– Найдем, — пообещал Стоматолог. — Если это не девчонка — лично харю расшибу.

– Спасибо, — ответил растроганный Васька.

– Сочтемся, — хмыкнул Стоматолог. — Ну ладно, Буслаич, я сейчас еще звякну кой-кому, если что — ты будь на проводе.

– Постараюсь, — заверил его Васька. Минут через двадцать телефон затрезвонил снова. На этот раз это была Ленка.

– Слушай, — сразу приступила она к делу, — мне только что Стоматолог звонил. Минут десять выспрашивал, кто сегодня утром около Овчаркиного кабинета вертелся. Это он по поводу журнала, что ли?

– Ну, — подтвердил Васька.

– Интересно, чего это он так засуетился?

– Мужская солидарность, — пояснил Васька.

– А-а… У меня, кстати, тоже новости кое-какие есть. Я вышла на одну девчонку, которая в «Маке» вкалывает. Можно ее порасспросить.

– Слушай, я Стоматологу обещал, что у телефона буду. Ты не можешь ее ко мне в гости притащить?

– Вряд ли, — засомневалась Ленка. — С чего это она к тебе попрется? Хлеб за брюхом не ходит…

– Что же делать, — наморщил лоб Васька, — откладывать-то никак нельзя…

– Давай я сама с ней поговорю, — предложила Ленка.

– Годится, — тут же согласился Васька. — Деда моего ты хорошо помнишь?

– Уж как-нибудь опишу.

– Как-нибудь лучше не надо. Ты его точно опиши, ярко. А то сама знаешь, сколько там народу через «Мак» проходит. Скажи, что дед у меня прикольщик. Может, он шуточки какие там отпускал. Или еще — он порядок очень любит везде наводить. В общем, что-то вроде этого мог отчебучить.

– Ладно-ладно, — поторопила Ваську Ленка. — Я побежала, а то у нее, по-моему, сейчас смена кончается…

– Да, и еще, — напомнил Васька. — Спроси, знает ли кто-нибудь из твоих знакомых арабский.

– Уже трясла всех. Нету. Уж больно язык редкий — не английский, сам понимаешь…

Отклеившись от телефона, Васька прошел на кухню и почувствовал, что он здорово проголодался.

Эх! Сейчас бы взять с полки том Роджера Желязны, заварить чай, наделать бутербродов и завалиться со всем этим добром на диван. И не думать о всяких там Кожаных, пропавшем деде, фотографии бабушки, классном журнале…

Чай и бутерброды Васька мог себе позволить, а вот Роджера Желязны — нет. Вздохнув, он зажег газ на плите и подгреб к себе свои геометро-детективные изыскания.

Однако, чтобы делать какие-то выводы, не хватало данных. Кто такой Кожаный? Кто украл журнал? Что дед делал в районе Ленинградского проспекта?

«Что? Почему? Кто?» — эти вопросы перебивали друг друга, пихаясь, нахально влезали в Васькины мысли.

Но, увы, пока приходилось заниматься самым муторным и скучным делом — ждать.

Стоматолог проявился часа через четыре, когда Васька извелся вконец.

– Буслаич, сядь на пол, а то щас упадешь!

В голосе Стоматолога Васька почувствовал плохо скрываемое раздражение и вместе с тем удивление.

– Кажется, утром в кабинете Овчарки был Бакс!

– Не может быть!

– Точно тебе говорю! Это я через своего мелкого выяснил.

Васька понял, что речь идет о младшем брате Стоматолога, который учился в той же школе, только в третьем классе.

– Его другана Вовчика, да видел ты его — совсем мелкий такой пацан, на пианино еще играет… — Ну вот, его к Овчарке погнали за то, что он без сменки пришел. Мой за ним увязался — ну, друганы, все такое, сам понимаешь. Так вот, Овчарка этого Вовчика сразу в кабинет не пустила. Она там с каким-то старшеклассником толковала. Я стал выяснять с кем — по описанию вроде на Бакса похож.

– Надо проверить, — предложил Васька. — Нужно точно знать.

– Щас проверим, — пообещал Стоматолог. — Ты музыкальную школу знаешь?

– Ну, — подтвердил Васька.

– Подгребай через пятнадцать минут к входу. Там у этого Вовчика как раз занятия с репетитором кончатся…

Медлить Ваське было нельзя — до музыкальной школы было неблизко. Он позвонил в охранную службу и попросил, чтобы квартиру поставили на пульт, влетел в свои туфли и через две секунды был уже на лестничной площадке.

Решив обойтись без лифта, Васька побежал вниз по ступенькам и вдруг остановился. А не поджидает ли его во дворе Кожаный?

Васька дошел до окна и осторожно выглянул наружу. К счастью, листья деревьев только-только начали распускаться, и потому двор пока еще просматривался целиком.

Так и есть — на своем уже привычном месте сидел, ковыряясь палочкой в песочке, Кожаный.

Кожаной куртки на нем, правда, по причине потепления не было, но это суть дела не меняло — Кожаный он Кожаным и оставался. А потому Ваське ужасно не хотелось, чтобы он за ним увязался. Но как незаметно выбраться из дома? Не из окна же прыгать — третий этаж все-таки…

Ленка встретилась со своей подружкой у входа в метро.

– Слушай, — начала пытать ее Ленка, — как эта девчонка из «Мака» — ничего?

– В каком это смысле? — хихикнула подружка. — Ты что, ее с мальчиком познакомить хочешь?

– Ага, щас тебе еще и жвачку, — засмеялась Ленка. — Просто спросить надо кое о ком…

– Ну тогда не тушуйся — она девчонка разговорчивая. А потом их там, на работе, учат общительными быть. Застенчивых там не держат…

– Привет, без меня не скучаете? — подошла к Ленке и ее подружке высокая белобрысая девчонка.

– А-а, — сделала круглые глаза Ленкина подружка и вытянула вперед губки бантиком, — сколько я тебя, Милка, не ви-идела!

Звонко чмокнувшись, девчонки повернулись к Лене.

– Вот, Милка, Лена что-то хотела у тебя спросить.

– А ты не из газеты какой-нибудь? — насторожилась Мила. — А то нас строго-настрого предупредили: никому никакой информации не давать. Тут одна недавно разболталась…

– Нет, не из газеты, — поспешила успокоить Милу Лена, — и не из журнала. Просто надо одному парню помочь…

При слове «парень» Ленкина подружка тут же стала заинтересованно слушать. Чувствовалось, что интерес к мальчикам занимал в ее жизни далеко не последнее место.

– Пропал один человек, — осторожно подбирая слова, стала объяснять ситуацию Ленка, — есть подозрение, что он ходил в «Мак» с типом, который, возможно, что-то знает…

– А чего же в милицию не обратились? — пожала плечами Милка.

– Обратились, — соврала Ленка. — Ну, только ты сама знаешь, им же все до фени…

Ленка говорила без остановки и понимала, что выбрала неверную тактику — Мила насторожилась, ей явно не хотелось впутываться в какие-то истории, тем более связанные с милицией.

– Может, пойдем куда-нибудь, посидим? — предложила Ленка.

– В «Мак», — хитро прищурилась Ленкина подружка. — А то Милка там еще не набилась…

– Да уж, — усмехнулась Милка, — только туда мне после рабочей смены и не хватало…

Девчонки посмеялись, и это немного разрядило атмосферу.

– А ты где работаешь — на «Пушкинской»?

– Точно, — кивнула Мила.

– Слушай, а почему на «Пушкинской» иногда верхний этаж закрывают?

– Так там ведь детские праздники теперь устраивают, — стала пояснять Мила. — Ну вот, наши менеджеры и…

Ленка слушала ее вполуха. Ей важно было разговорить Милу, и это, кажется, у нее получалось.

Незаметно разговор с закулисной стороны жизни «Макдональдса» перекинулся на клиентов этого заведения.

– Конечно, всех их не упомнишь, — говорила Мила, — но иногда такие экземпляры попадаются! Один вот уже два года приходит ровно в двенадцать часов, заказывает стандартный чай, садится в уголке и до вечера его пьет! Представляете? До вечера!

Другой — молодой парень всегда, когда поест, начинает из стаканчиков башни и крепостные стены сооружать. Из пакетиков для чая флажки сделает, из трубочек от коктейля — громоотводы для своих замков… Дурдом, правда?

А то еще был один старичок — так он вообще всех менеджеров на уши поставил. Ему в чеке машина пробила яблочный пирожок по-английски, ну — applepie. А он так развозмущался: почему это в России мы на русском языке писать не хотим?! А сам по-английски шпарит будь здоров. У нас как раз с инспекционной поездкой был менеджер из Канады, так они вот с ним и сцепились. А у того старичка еще друган был — тот чистый англичанин, родной. Вот они втроем там устроили курсы языкознания…

– Погоди-погоди, — вдруг встрепенулась Ленка. — А как они выглядели?

– Кто?

– Ну, эти… профессора.

– Ой, да я помню, что ли? — отмахнулась Мила. — Постой, так не про них ли ты спрашивала?

– Может быть, — уклончиво ответила Ленка, — может быть, если ты вспомнишь какие-то детали…

Любопытство победило в Миле осторожность:

– Наш-то старичок, русский, роста невысокого — в черном плаще и при шляпе. Он ее еще все у сердца держал, будто в любви хотел объясниться. А его друган-англичанин ростом повыше, тоже весь седой, а усы и бакенбарды — рыжие. Ужасно смешно. Он, когда говорил, ими шевелил, как кот плюшевый… Ну, неужто эти?

– Похоже, — наморщила лоб Ленка. — А что они потом делали, ну, когда всех уже на уши подняли?

– Есть пошли, чего же еще. И наш канадец за ними увязался, чего-то они там про Японию стали рассуждать — я толком не поняла что…

Васька, инстинктивно стараясь не шуметь, спустился на первый этаж — туда, где под лестничной площадкой находился вход в подвал. Дверь была заперта на висячий замок, но это Ваську не пугало. Чтобы ее открыть, нужно было потянуть на себя одну скобу, и та вместе с гвоздями легко выходила из гнилого дерева.

«Хорошо, что о том, что замок висит здесь для видимости, — подумал про себя Васька, — знает весь подъезд, кроме деда. А то поставил бы он здесь новую дубовую дверь, с него бы сталось».

Подумав также о том, что теперь, в связи с вновь открывшейся дедовой профессией, ему стали понятны многие поступки и привычки деда, Васька нырнул в темноту подвала.

Пробравшись по темному коридору с сырым, землистым запахом проросшей картошки, Васька попал в небольшую комнату, которую облюбовала местная шпана. Стены помещения были расписаны граффити, в углу валялись банки из-под кока-колы, сточенные колесики от роликов, сломанные клюшки…

Эта комнатка выходила своим единственным, забитым досками окном на сторону дома, противоположную входам в подъезды.

Забитое окно, однако, легко открывалось. Вся конструкция «заплатки» крепилась на большом деревянном щите. Стоило сдвинуть его в сторону, и можно было пролезть как с улицы в подвал, так и обратно: из подвала на улицу.

Васька нарушил маскировку окна и быстро выбрался наружу. Никто его не заметил — сверху над ним нависал чей-то балкон, а со сторон подвальное окно обступали кусты.

Обойдя клумбу, Васька помчался к музыкальной школе. Он успел как раз вовремя — Стоматолог, вытянув шею, разглядывал вылетающие из музыкальной школы стайки мальчишек и девчонок. Наконец он увидел того парнишку, которого искал, и поманил его к себе пальцем.

Васька, Стоматолог и тщедушный на их фоне Вовчик отошли за угол.

– Ну, как дела, Вован? — потряс руку присмиревшего Вовчика Стоматолог. — Бытховены не донимают?

– Бетховен — фигня, — потирая переносицу, натертую очками, заявил Вовчик. — Его «Сурка» каждый сыграет. А вот с Рахманиновым беда, надоел так…

– Ладно, с ним разберемся если что, — авторитетно пообещал Стоматолог, — ты его нам только в лицо покажи. А пока расскажи, кого ты утром в кабинете Овчарки видел?

– Ах это, — отлегло от сердца у Вовчика, который боялся, что ему надают тумаков за то, что он слишком долго не отдает своему приятелю картриджи от компьютерной приставки. — Ну, пацан такой плотный, невысокий, в пиджаке…

– В пиджаке, — развел руками Стоматолог, — их знаешь сколько в пиджаках ходит. Ты потолковее приметы давай.

– Да зачем вам приметы? — захлопал глазами Вовчик. — Вы что, Бакса не знаете? Он же с вами в одном классе учится.

– Черт, так и есть, — впечатал свой кулачище в ладонь Стоматолог, — ну, Баксик, щас я из тебя пятнадцать центов сделаю!

Приятели отпустили Вовчика восвояси, и тот вприпрыжку умчался домой.

– Слышь, Буслаич, — поскреб в затылке Стоматолог, — а как ты думаешь — где сейчас Бакс может ошиваться?

– В «Мортал Комбате», наверное…

Клуб «Мортал Комбат», он же в просторечии «Смертельный комбат», был модной в их районе точкой, куда парни и девчонки ходили на дискотеку. Танцы и пляски начинались там в семь часов вечера, а до этого в баре просиживали штаны те, кого местные пенсионерки называли «золотая молодежь».

По причине раннего времени Васька и Стоматолог прошли в клуб без особых препятствий — охранник лишь покосился в их сторону и мельком взглянул на индикатор металлодетектора.

Интерьеры «Мортал Комбата» были выдержаны в соответствии с названием, взятым из известной компьютерной мочиловки и одноименного фильма.

Стены были облицованы бамбуком, потолки украшали цветные китайские фонарики, а пол — циновки. Охрана, официанты и бармены были одеты в костюмы персонажей игры — Рэйдена, Сабзиро, принцессы Китаны…

Васька, который в таком шикарном заведении был в первый раз, вертел головой по сторонам, но Стоматолог живо вернул его к действительности, толкнув локтем под ребро.

Стоматолог пробрался среди столиков и подбородком указал Ваське на Бакса.

Бакс, вальяжно развалившись на легком соломенном стульчике, что-то втолковывал симпатичной девице, которая не очень талантливо изображала глубочайшее внимание.

– Бакс, хватит базарить, — довольно бесцеремонно ворвался Стоматолог в его монолог. — Пошли, потолковать надо.

Бакс обернулся, лицо его вытянулось и побледнело. Мелкие капельки пота заблестели на его верхней губе. По решительно настроенному виду Буслаева и Стоматолога он понял, зачем они пришли. Но врожденная наглость подсказывала ему, что при благоприятном раскладе он сумеет вывернуться из щекотливой ситуации.

– Я сейчас! — шепнул он своей девице и уверенным шагом двинулся к выходу.

Девица, оценивающе взглянув на Ваську и Стоматолога, поняла, что Бакс после разговора с двумя такими крепкими ребятами вряд ли вернется, и тут же подсела к другому парню.

До выхода Бакс не добрался. Стоматолог, заметив, что охранник вышел на крыльцо покурить, тут же резким толчком задвинул Бакса в мужской туалет.

– Ты что — рехнулся? — вырвал Бакс рукав своего пиджака из пятерни Стоматолога.

Вместо ответа Стоматолог залепил ему в ухо звонкую плюху.

– За что?! — спикировал Бакс на пол. — За что, ребята?!

– Сам знаешь за что, — рывком приподнял Бакса за шиворот Стоматолог. — А ну, колись, зачем Овчарке на Буслая накапал?

Бакс хотел было соврать, что ни разу в жизни не был в кабинете у завуча, но не склонный терять время Стоматолог еще раз отвесил ему затрещину, и Бакс тут же сознался в содеянном:

– А что мне оставалось делать?!

– Но почему? — искренне удивился Васька. — Зачем? Ведь я не брал журнал.

– А я понимаю зачем? — сорвался в истерике Бакс. — Все по глупости… попался… В карты проиграл… Триста зеленых… А он говорит — или деньги завтра… Или…

– Подожди, кто это он? — перебил Бакса Васька.

– Да парень один, ты его не знаешь, — опустил голову Бакс.

– В нашей школе не учится? — уточнил Стоматолог.

– Нет, он уже давно, наверное, не учится. Старше нас лет на пять, наверное. Из скинхедов, может быть, — он в черную куртку был одет…

– Джинсы, высокие десантные ботинки, — уточнил Васька, который сразу смекнул, о ком идет речь.

– Ну, — удивился Бакс. — Как в воду смотришь… Вот… Сели мы играть, сначала мне карта шла, а потом как заклинило. Сначала на пятьдесят баксов влетел, хотел отыграться, да еще двести пятьдесят просадил. Думал, мне уже кранты пришли, а тут он и говорит: Ваську Буслаева знаешь? Отвечаю: как не знать — в одном классе учимся… Тогда он приказал мне это сделать…

– Что — это? — встряхнул Стоматолог Бакса за шиворот.

– Ну, журнал стырить. А на Ваську все свалить. Так и приказал. Сделаешь, говорит, долг списывается.

– Ну ты и гнида, — плюнул Стоматолог на лацкан пиджака Бакса. — Прямо руки об тебя марать неохота. Чтобы завтра журнал в учительской был, понял?

Бакс согласно кивнул. Условия сделки он выполнил, а насчет того — возвращать журнал потом на место или нет — уговора не было.

Стоматолог и Васька вышли из клуба.

– Да, Буслаич, — хлопнул Ваську по плечу Стоматолог, — здорово ты кому-то дорогу перешел. Никак из-за девчонки, а?

Васька хотел было сказать, что этой девчонке уже как десять лет пенсия начисляется, но решил, что важнее будет говорить по делу:

– А я знаю этого парня.

– Ну, — насторожился Стоматолог, у которого чесались руки кому-нибудь начистить физиономию, — а где он живет?

– Он сейчас в детской песочнице живет, недалеко отсюда, — махнул Васька в сторону дома деда.

– Интересно, — процедил Стоматолог, — пойдем позырим на этого карточного гения.

Васька не ошибся — Кожаный терпеливо сидел на своем месте и не спускал глаз с двери подъезда.

– Здоровый кабан, — окинул опытным глазом Кожаного Стоматолог.

– Да ладно, я и сам справлюсь, — расхрабрился Васька.

– Смотри, дело твое, — кивнул Стоматолог, — только я на всякий пожарный тут рядом постою.

Васька уже и сам был не рад, что предложил расправиться с Кожаным немедленно. Но отступать было поздно. Чувствуя противное подрагивание в коленках и холод в животе, Васька решительно двинулся вперед.

Кожаный заметил его, когда Васька был в двух шагах. Он удивленно открыл рот и упустил на землю сигарету.

Васька, помня о сцене в туалете «Макдональдса», решил не играть в благородного рыцаря Айвенго и не дать возможности Кожаному подняться. Ударив его ногой в подбородок, Васька прыгнул на поверженного противника.

Однако Кожаный на удивление проворно откатился в сторону, изогнулся, оттолкнулся от земли и тут же вскочил на ноги! Васька попытался еще раз с ходу достать его, но его нога ушла в пустоту, а сам он получил мощный удар в челюсть. От падения его спасла железная шведская стенка, в которую он въехал спиной.

Теперь уже уворачиваться от ударов приходилось Ваське. Быстро нагнувшись, он удачно избежал встречи с твердым кулаком Кожаного, но тут же получил от противника коленом в лицо. Через долю секунды левое Васькино ухо вспыхнуло нестерпимым огнем.

Падая, Васька попробовал ухватить Кожаного за волосы, но это ему не помогло — его рука соскользнула с короткой шевелюры неприятеля. Еще два удара ногой опрокинули Ваську на землю.

В это время к Кожаному на всех парах мчался Стоматолог.

– Эй ты, бык фанерный, — кричал Васькин друг, — а ну, стой!

Кожаный оглянулся и бросился было прочь, но понял, что оказался зажатым между высоким забором и не менее высокими гаражами, на которые ему с ходу было не влезть.

Стоматолог в два прыжка догнал его и правым хуком врезал в челюсть.

Кожаный отлетел к бетонной стене, зубы его от удара клацнули.

Прикрывая свой подбородок левым плечом, а лицо — кулаками, танцующим шагом Стоматолог пошел в атаку. Кожаный понял, что перед ним противник посерьезнее, чем Васька, и сам нападать не спешил.

Стоматолог сделал обманное движение левой рукой и попытался провести аперкот в живот Кожаного. Однако тот был настороже, от его резкого движения в воздухе мелькнула стальная окантовка выбившегося из лямки пояса, и кулак Стоматолога прошел по касательной.

Неудачная атака стоила Стоматологу дорого: Кожаный встретил несущегося на него по инерции противника ударом в горло.

Стоматолог закашлялся, но по привычке рук не опустил и сразу же отскочил назад, внимательно наблюдая за Кожаным. Воспользовавшись секундным замешательством противника, Кожаный стал наносить один за другим удары ему в лицо. Но Стоматолог не зря не один месяц провел на ринге и даже однажды целый год был спарринг-партнером будущего чемпиона Москвы по боксу среди юниоров. Опытные тренеры не только наладили парню дыхалку, преподали тактические приемы, но и преподали искусство держать удар. Поэтому все выпады Кожаного попадали Стоматологу по кулакам или уходили в сторону, соскальзывая с его плеча.

Улучив момент, Стоматолог прямым справа звезданул Кожаного в челюсть. Тот, как подрубленный, упал. Стоматолог наклонился над ним — проверить, не убил ли он сгоряча неприятеля, и тут же получил удар ногой в лицо.

Разъяренный Стоматолог принялся обрабатывать вскочившего Кожаного серией ударов в корпус, но в пылу боя не заметил, что они поменялись с ним местами. Теперь Стоматолог оказался прижатым к стене, а Кожаный повернулся спиной к открытому пространству двора. Как только Кожаный заметил это, то прыгнул в сторону и бросился бежать. К сожалению, Стоматолог дрался лучше, чем бегал, и потому догнать Кожаного не смог.

Постанывая и сплевывая кровь на песок, Васька поднялся сначала на четвереньки, а потом смог сесть на край песочницы.

Отдуваясь, неспешной походкой к нему шел Стоматолог. Мимо прошмыгнула в подъезд старушка. Бродячая собака, насладившись бесплатным сеансом рукопашного боя, спряталась в кусты.

– Не догнал, — сокрушенно развел руками Стоматолог. — Еле-еле с ним справился, здоровый, гад.

– Да уж, — потрогал челюсть Васька, — не хилый.

– Ладно, — протянул руку Ваське Стоматолог, — вставай. Сам домой дойдешь — или проводить?

– Сам, — покачиваясь, встал Васька.

– Ну ладно, придешь домой, полежи, — посоветовал Стоматолог. — Если вырвет — назавтра сходи в больницу — это, может быть, сотрясение. А если нет — считай легко отделался. И не волнуйся — больше, я думаю, он сюда не сунется.

– Спасибо, — попрощался за руку со Стоматологом Васька. — Сам бы я не справился.

– Свои люди, сочтемся, — кивнул Стоматолог и пошел прочь.

У Васьки закружилась голова, и, подойдя к бетонной стене, он решил немного постоять. На том месте, где тузили друг друга Кожаный и Стоматолог, он заметил небольшую записную книжку. Стоматологу она принадлежать не могла — он был яростный противник всякой писанины и всю необходимую ему информацию держал в голове.

Значит, это была записнуха Кожаного.

Сунув ее в карман, Васька быстрым шагом двинулся к деду на квартиру.

Включив холодную воду, Васька сунул голову под кран.

Ледяное покалывание в затылке немного притупило боль, и, отфыркиваясь, Васька сел на край ванны.

Ну и денек! Ладно, вот вернется дед, он ему выставит счет — по полной программе!

Однако какое-то тревожное чувство подсказывало Ваське, что дед может и не вернуться. Не могла вокруг пропавшей фотографии бабушки просто так завариться такая каша: с кражами, обманами, слежкой, драками…

Промокнув осторожно голову махровым полотенцем, Васька прошлепал на кухню.

Записнуха Кожаного лежала на столе и просто взывала о том, чтобы ее исследовали. Вообще-то Васька не был любителем чужих секретов. Даже когда он звонил куда-нибудь по телефону и случайно вклинивался в чужой разговор, то всегда аккуратно опускал трубку на рычаг и заново набирал нужный ему номер. Но сейчас было не до вежливости, и потому Васька решительно открыл первую страницу.

Ее украшала надпись: «Надо жить так, как будто этот день последний, и когда-нибудь ты не ошибешься».

Васька хмыкнул — в чувстве хоть и черного, но юмора Кожаному отказать было трудно.

Следующие страницы оказались не такими интересными. На разные буквы алфавита тут были вписаны телефоны Лялек, Верок, Надек, Женек и даже каких-то загадочных Заиньки и Кисоньки.

Ближе к концу записнуха стала любопытнее — тут были выведены столбиком расписание пригородных электричек Горьковского направления, цены на материнские платы Intel, список литературы, где фигурировал Маркес, Борхес, Кастанеда, Карпентер… На тупого скинхеда, у которого только и есть делов, чтобы набить негру или хиппи морду, а потом оттянуться пивом, Кожаный явно не тянул.

Тогда кто же он?

Васька перевернул последнюю страницу. На обложке с внутренней стороны ему попались на глаза цифры. Первый ряд был, безусловно, телефоном. Васька постарался запомнить номер — 396. 91. 23.

Второй номер был трехзначным, да к тому же перед ним стояли две буквы — ХИ670. Что это могло обозначать?

Ваську властно потребовал к себе чайник. Он оторвался от чтения, выключил газ и заварил чай. Но присесть так и не успел — затрезвонил телефон.

Это была Ленка. Чувствовалось, что она страшно довольна собой и хочет как можно быстрее рассказать о результатах своего расследования. Поэтому они договорились встретиться немедленно — у деда на квартире.

Васька озабоченно взглянул в зеркало. Удар Кожаного не прошел бесследно — кожа с левой стороны челюсти покраснела. Васька цыкнул зубом — час от часу не легче, теперь еще маме на глаза не показывайся, замучает ведь вопросами — кто да как. Хорошо еще журнал нашелся — может, Овчарка не будет его, Ваську, доставать…

Ленка впорхнула в квартиру переполненная впечатлениями и оживленная. Она даже не стала ругать Ваську за свалку посуды в мойке, а сразу налила себе теплого чая и почти залпом выпила его.

– Уф, устала, — откинулась она на спинку «стула.

– Ну, рассказывай, — поторопил ее Васька, которому и самому не терпелось выложить свои новости.

– Твой дед навел шороху в «Макдональдсе», ты как в воду глядел!

– Да уж чего там… — застеснялся Васька. — Что я — деда своего не знаю?

– В общем, был он там с каким-то рыжим фруктом, предположительно англичанином.

– Англичанином? — переспросил Васька. — Что он там с англичанином делал?

– Наверное, в качестве переводчика его взял, чтобы слово «applepie» перевести, — съязвила Ленка.

– Ладно тебе, — отмахнулся Васька. — Давай лучше посмотрим, какие факты у нас есть на руках.

Первое — дед уехал настолько неожиданно, что не успел взять с собой фотографию бабушки.

Второе — некто не хочет, чтобы кто-то обратил на это внимание, и потому изымает снимок.

Третье — перед исчезновением дед с неким «англичанином» ходил в «Макдональдс», а также ездил по какому-то делу в район Ленинградского проспекта.

Четвертое — кто-то опять же не желает, чтобы мы все это выяснили, и активно нам мешает.

Пятое — для того чтобы создать дополнительные препоны, из школы крадут журнал.

– Как?! — поразилась Ленка. — Ты думаешь, что…

– Я не думаю, я знаю, — уверенно отрубил Васька и рассказал Ленке все, что знал о пропавшем журнале, утаив лишь, что его похитил хорошо известный ей Бакс.

– Ну и дела, — схватилась за голову Ленка. — Может быть, все-таки попробовать в милицию обратиться?

– Дохлое дело, — приговорил эту идею Васька. — Что у нас пропало? Чек из харчевни, фотография… Чтобы официально, по закону открыть уголовное дело, надо, чтобы у тебя вещей не меньше чем на пятьдесят-сто штук украли. Но это по закону. На самом деле миллионы хапают — и то никого найти не могут. Нет, нам только на свои силы нужно рассчитывать. Хорошо бы, конечно, родителей под это дело подписать, да разве им что-нибудь объяснишь…

– Да, дела, — мрачно уставилась в свою кружку Ленка. — Что же нам дальше делать?

– Нужно выяснить, куда дед уехал. Или… может быть, его увезли насильно? В связи с этим у меня есть пара идей.

– Ну, — перегнулась через стол Ленка к Ваське.

– Необходимо узнать, что это за телефон и что это за цифры, — раскрыл блокнот Кожаного на последней странице Васька. — Есть у меня подозрение, что, когда Кожаный следил за мной и потерял из виду, он звонил именно по этому номеру.

– Я могу проверить, — вызвалась Ленка. — Вот только дай цифры перепишу.

– Из дома не звони, — предупредил Васька. — Вдруг на том конце АОН — автоматический определитель номера стоит…

– Обижаешь, — развела руками Ленка. — Кстати, ты забыл, что у нас еще какой-то текст на арабском есть.

– Да, с ним тоже надо разбираться, — допил чай Васька. — Это я возьму на себя. Хотя где искать переводчиков с арабского — просто не представляю…

Проводив Ленку, Васька взял с книжной полки пухлый том справочника «Вся Москва» и принялся его листать. Вскоре между разделами «Пенсионеров — Общественные организации» и «Перевозка грузов автомобильным транспортом» он нашел координаты Ассоциации переводчиков.

Васька подгреб к себе телефон и попытался изобразить солидный мужской бас. В результате от непривычных для его горла модуляций он закашлялся и решил не увлекаться конспирацией и говорить нормально.

Когда нужный номер был набран, Васька услышал вместо привычных  гудков песню, сбацанную на рояле под блатные аккорды:

Васька ухмыльнулся. Ему и раньше приходилось слышать у мамани на работе, когда никто из служащих не мог сразу подойти к телефону, специальные музыкальные заставки. Но все они были спокойного свойства и большей частью инструментальные. Похоже, ребята из Ассоциации переводчиков отличались нестандартным мышлением.

Наконец Ваське ответили. Он изложил свою просьбу.

– С арабского? — удивились в трубке. — Ну, приносите. Только это будет недешево.

Узнав сумму, Васька поморщился. Мечта завести в скором времени персональный компьютер рассыпалась прямо на глазах.

Тем не менее, узнав точный адрес, Васька кинулся туда с листочком, найденным у деда. По пути — на станции «Площадь революции», в просторечии именуемой «Лошадь революции», его осенила гениальная мысль — сделать с дедова листка ксерокс, потому что отдавать неизвестным людям оригинал было бы глупо.

Пришлось вылезти в город и искать ксерокс.

Платить нужно было, естественно, втридорога — в центре города что-то дешевое найти было невозможно.

Контора Ассоциации переводчиков располагалась во дворе обшарпанного дома. Поднявшись по шаткой и ужасно скрипучей лестнице на второй этаж, Васька потянул на себя старую дверь, обитую дерматином, из-под которого живописной седой бородой выпирал клок ваты.

В душном коридорчике Васька нашел еще одну дверь — не менее древнюю — и вошел в комнату.

В тесном помещении, заставленном рассохшимися шкафами, набитыми канцелярской мелочью, сидели шесть человек. Трое из них увлеченно корпели над какими-то бумагами, двое пили чай, а один резался на компьютере в «Тетрис».

– Я вас слушаю, — обратился к Ваське один из тех, что гонял чай. — Что у вас?

– Текст на арабском…

– А, давайте-давайте, — обрадовался бородатый мужик, отставляя в сторону свою кружку. — Давненько не брал я в руки вязи.

Переводчик выхватил из рук Васьки листочек и углубился в чтение.

– Любопытно, — наконец изрек он. — А вы, молодой человек, Петру Ивановичу Буслаеву кем приходитесь?

– Внуком, Петру Никодимовичу, — автоматически поправил бородача Васька и тут же удивился: — А вы откуда знаете, что это от него?

– По каллиграфии, дорогой мой, по каллиграфии. Видите ли, арабскую вязь, равно как и китайские иероглифы, можно просто написать, а можно начертать с большим искусством, так что в рукописи будет видна рука мастера. А поскольку я с вашим дедушкой учился…

– Чего ж вы тогда его отчества не знаете? — подозрительно спросил Васька.

Бородач захохотал:

– Так это я тебя проверял — вдруг ты не тот, за кого себя выдаешь? Текст ведь может иметь личный характер, а где ты его взял, я не знаю.

Васька понял, что без подробных объяснений тут не обойтись. Опуская лишние, по его мнению, детали, он рассказал о своих подозрениях по поводу пропажи деда бородачу.

Тот, слушая Ваську, мрачнел и мрачнел. Потом, извинившись, вынул из кармана сотовый телефон, набрал какой-то номер и вышел в коридор.

Вернувшись обратно, бородач взял ксерокс:

– Думаю, если я переведу — твоему деду это не повредит. Паша, записывай!

Человек у компьютера свернул свою игру и приготовился стенографировать.

– «Тем, кого это касается, — начал диктовать бородач. — Сведения о проекте «А». Историческая справка.

Эмир бухарский Музаффархан (время правления — 1860–1885). Последний представитель средневековой Средней Азии. Часто, переодевшись, подобно Харуну-аль-Рашиду, отправлялся под видом ремесленника в мечеть, подслушивал, разузнавал подробности судебных тяжб и самолично чинил расправу. Казни совершались на его глазах, часто прямо на базаре.

После поражения под Зерабулаком от русской армии экономический упадок в его владениях был неизбежен. Однако дела эмирства помогала вести сокровищница, унаследованная от отца.

Эмир бухарский Сеид Абдуллахад Бахадур хан, он же Ахадхан. В 1906 году побывал в Москве, где изучал технологию производства жестяных изделий, наводил контакты с поставщиками белой жести. По возвращении в Бухару с помощью кози-колона — имеется в виду верховный судья, — глянул переводчик на Ваську поверх очков, — с помощью кози-колона Бад-реддина наладил более чем в тридцати мастерских производство бакалеи: кружек, чайников, пиал из белой жести. Огромные партии товара сбывались в Оренбурге, Иргизе, Ак-Мечети, Коканде, Ташкенте по ценам ниже цен русских производителей аналогичного товара. По приблизительным подсчетам норма прибыли у Ахадхана составляла более трехсот процентов.

При посредстве своего компаньона Лятиф-ходжи эмир Ахадхан принимал непосредственное участие в торговых делах русских промышленников в Средней Азии. При Ахадхане (вероятно, как вид неперспективный для получения прибыли) была прекращена официальная работорговля, а рынок Пойостона, где традиционно совершался торг рабами, был закрыт.

Примерный торговый оборот компании Ахадхана — миллион двести тысяч золотых рублей.

Эмир Алимхан (1910–1920) поддержал дело отца и внедрился на среднеазиатский и даже русский рынок еще глубже. При его правлении в Бухаре появились частный телефон, кинотеатр, цирк, магазины европейских товаров, банки. Несколько иностранных (в том числе и английских) — на английских, Паш, поставь восклик, в скобочках, — еще раз оторвался от рукописи переводчик, — фирм открыли в Бухаре свои представительства.

Сам Алимхан был человеком неприхотливым, но содержал двор из шести тысяч человек… — Чтоб я так жил, — поправил очки бородач и продолжил: — Алимхан считал себя муридом, духовным учеником святого Ишани Коканди. Среди его ближайших советников были два отшельника-дивана — это, — еще раз пояснил Ваське переводчик, — что-то вроде наших кликуш и ясновидящих. Один дивана состоял при дворе, другой — Ходжа Хаким — жил в Ташкенте. К последнему Алимхан не раз ездил за благословением.

По примерным подсчетам, личное состояние Алимхана составляло пять миллионов золотых рублей.

В эмирской сокровищнице широко были представлены изделия народных умельцев-мастеров — Камалетдина, Кордшарифа (чеканка), усто Едгар Ходжи (изготовление браслетов), усто Мирзо Фазиля (головные украшения), Мурсинджона (печати), Умар бини Хает (золо-тошвей), усто Абдул Ходжи (ковроткачество)…

Важно, взять на заметку: на монетном дворе-сиккахона при Алимхане изготовляли монеты — золотые, ручной выделки, серебряные таньга, медные монеты хулля и бронзовые — бириндж. Проследить по музеям и запасникам!

Подвергать сомнению исторические источники, особенно контролируемые Алимханом. В убранстве дворцовых помещений часто использовалась латунь вместо золота или еще более дешевая бутафория.

Эмирская казна охранялась не лучшими солдатами — сарбозами. Почему?

В 1920 году под натиском частей Красной Армии Алимхан бежал из Бухары в Афганистан. Все богатства через горные перевалы он переправить не мог. На месте, в Бухарском Арке, они найдены не были. Тогда где?!

Примечание: еще раз пролистать дневники отца. В государственном музее в Ташкенте новый директор? Почему? Кто?»

– Интересный текст, интересный, — прокомментировал рукопись переводчик, отдавая Ваське ксерокс. — Впрочем, тема не случайная. Помнится мне, что, когда мы с Петром Никодимычем учились, он мне рассказывал о своем отце — красном командире. Его отец, то есть твой прадед, в двадцатых воевал в Средней Азии, судя по этим бумагам, как раз в районе Бухары. Да-а, дела давно минувших дней, преданья старины…

– Но почему текст написан на арабском? — спросил Васька, запрятывая ксерокс в нагрудный карман.

Переводчик внимательно посмотрел на Ваську и пожал плечами:

– А это, наверное, тебе лучше знать… Впрочем, Петр Никодимыч был всегда у нас оригиналом. Помнится, как-то пошли мы в самоволку, стоим у пивной бочки, уже пену сдуваем, губу раскатали… Тут патруль из-за угла выворачивает. Я от неожиданности аж кружку уронил, «атас!» кричу — и деру! А Петька, Петр Никодимыч то есть, убежать не успел. Но не растерялся. Честь начальнику патруля, капитану, отдал и скороговоркой предлагает: «Разрешите догнать?» А тот по привычке и ляпнул: «Исполняйте!» Тут и твой дед задал стрекача от патруля — только нас и видели…

Васька посмеялся с бородачом над прикольчиками своего деда и полез в карман за деньгами.

– Ну-у, милостивый государь, — развел руками переводчик, — вы меня обижаете! Деньги оставьте себе на мороженое, а Петру Никодимычу, когда вернется, привет от Евгения Петровича передавайте!

– А откуда вы знаете, что дед уехал? — уже в дверях спросил Васька.

Бородач торопиться с ответом не стал. Он снял очки, подслеповато моргнул и улыбнулся:

– А зачем тогда вы, шер ами, принесли текст мне, а не спросили у дедушки, что там написано?

Васька понял, что Евгению Петровичу известно нечто большее, но говорить он этого не хочет. Ничего не оставалось, как попрощаться с членами веселой Ассоциации переводчиков и шлепать потихоньку домой.

У выхода со станции метро Ваську вдруг осенило. Он подошел к авиакассам, где совсем недавно отирался Кожаный. Текст рукописи и coдержимое дедовой видеокассеты касались Средней Азии и Бухары в частности.

Васька стал искать глазами рейс на Бухару. В верхней строчке расписания значилось: Бухара, ХИ692, время отправления — 01.30, время прибытия — 07.50, тип самолета — ТУ-154, аэропорт отправления — «Домодедово».

Он недоуменно смотрел на эту строку и никак не мог сообразить, почему буквы из записи в блокноте Кожаного совпадали с номером бухарского рейса, а цифры — нет. Вдруг он вспомнил, что когда Кожаный смотрел в расписание, то изучал не верхнюю часть, где были напечатаны сведения о самолете на Бухару, а нижнюю! Значит, скорее всего это был рейс в близкий с Бухарой регион. Васька провел пальцем по строчкам номеров рейсов и вскоре зацепился глазами за то, что искал. Он наморщил лоб, потом полез в карман и вытащил оттуда записнуху Кожаного. Номер, помеченный тем для памяти, совпадал с номером рейса аэробуса «А-310» назначением на Ташкент.

Как только Васька примчался домой и сообщил на милицейский пульт, охраняющий дедову квартиру, пароль, то принялся названивать Ленке.

Телефон упорно не отвечал.

– Ну же, ну, — уговаривал его Васька, — хоть кто-нибудь возьмите трубку!

Однако прошло не меньше десяти минут, пока Васька не услышал в трубке запыхавшийся Ленкин голос:

– Алло!

– Лен, это я, — не стал терять времени Васька. — Я, кажется, понял, куда мог деваться дед!

– Ну и где он?

– Где, где? В Бухаре!

– Это что — шутка? — растерялась Ленка.

– Никакая не шутка! Все это не случайно, все закономерно! Вспомни тот фильм, который мы с тобой смотрели! Ну, про отроги Тянь-Шаня, про Бухару… Это — раз. Второе — мне перевели текст на арабском. И знаешь, о чем там шла речь? О кладе эмира бухарского, который с 1920 года найти не могут! И последнее — помнишь, я тебе рассказывал, что Кожаный стоял как-то у авиакасс и что-то записывал? Так вот — он помечал для себя номер рейса на Ташкент! Соображаешь, чем пахнет?

– Так, выходит, твой дед в кладоискатели записался?

– Нет, — помялся Васька, — это вряд ли. Хотя, конечно, стоит она, то есть казна бухарского эмира, освинительных денег. Но, думаю, деда в первую очередь интересовала художественная ценность спрятанных сокровищ. Не зря же он у меня доктор искусствоведения…

– Ну что ж, раз вся эта история объяснилась…

– Погоди-ка минутку, — отложил трубку в сторону Васька.

Разговаривая с Ленкой, он вдруг вспомнил, что забыл маманин наказ — поливать цветы. Выглянув из коридора, он скользнул взглядом по подоконнику — ни один цветок еще, к счастью, не загнулся. Но тем не менее Васькин взгляд остановился на странном пятне прямоугольной формы. Подойдя поближе, Васька понял, что пятно — не что иное, как след на пыльном подоконнике — след от видеокассеты с фильмом Жан-Клода Ван Дамма, которую он подложил вместо настоящей, дедовой! Теперь от видеокассеты остался в буквальном смысле слова только след!

Васька растерянно оглядел комнату. Да никуда она деться не могла — он же ее оставил именно на этом месте! А теперь она исчезла! У родителей ключей не было, да и зачем им видеокассета — они от усталости после работы только новости по телевизору смотрят…

Ошеломленный, Васька подошел к телефону:

– Ничего не закончилось, Ленка. Только что я обнаружил — пропала видеокассета.

– Та самая?

– Та самая, — подтвердил Васька. — Причем украли ее какие-то верхолазы. Когда я пришел — дверь стояла, как и положено, на охране. А вот форточка была открыта. Представляешь, значит, они средь бела дня ко мне забрались!

Некоторое время Ленка не отвечала. В трубке слышалось лишь потрескивание и шуршание. Наконец Ленка сдавленным, растерянным голосом попросила:

– Вась, давай в милицию позвоним… Я… Я боюсь…

– Да и мне что-то не по себе, — признался Васька. — Но оттого, что видеокассету украли, это дело для милиции интереснее не стало. Не тянет оно на уголовное. А потом пойди докажи, что ко мне кто-то через форточку залез. Я тут сам на днях отцу звонил — попробовал рассказать, что тут творится. Так он даже слушать меня не стал, что, говорит, ты за ахинею несешь, лучше скажи, когда ты свою тройку по алгебре исправлять будешь? Я мамане звякнул — ноль эмоций. Или они спокойные оттого, что в отличие от нас что-то знают и потому не дергаются?

– Ну это же глупо! — рассвирепела Ленка. — Ну не будет же твой дед в собственную квартиру через окно лазить, чтобы забрать любимую видеокассету!!!

– Не будет, — грустно согласился Васька. — Ладно, Ленка, давай на час возьмем тайм-аут. Попью сейчас чаю с вареньем — может, какая идея и появится…

Васька поплелся на кухню. Идей у него никаких не было, и с какого перепугу они могут родиться, было непонятно. Хотя перепугу сейчас как раз хватало.

Васька вспомнил, как бывало в детстве, начитавшись веселеньких рассказов типа «Убийства на улице Морг» Эдгара По или «В 249» Конан-Дойла, он потом запирался на кухне, вынимал из мойки нож и, проверяя во всех шкафах — не спрятался ли где бандит с небритой мордой, трясся от страха и ждал, когда наконец придут с работы родители.

Да, нечто подобное он испытывал и сейчас. Только вместо вымышленных злодеев его, похоже, окружали настоящие, а родители с работы приходить не собирались…

Нужно было надеяться на собственные силы. Поэтому раскисать Васька себе позволить не мог. Он выдохнул воздух всей грудью и сделал несколько приседаний. Не спать! Он должен быть в полной боевой форме, как индеец, только что откопавший томагавк на тропе войны.

Васька подкрепился двойной дозой черничного варенья, чаем, усиленным кардамоном, и снова принялся рисовать свои излюбленные прямоугольнички.

Допив чай, он сгреб свои бумажки и отправился в гостиную, где у деда на книжной полке стояла Большая советская энциклопедия.

Чтобы поиск принял правильное направление, необходимо было хотя бы в общих чертах представлять, что же происходило в Бухарском эмиратстве в двадцатых годах. Дальше просмотра фильма «Белое солнце пустыни» у Васьки знание этого исторического периода не пошло.

В последующие полчаса Васька, перебираясь от статьи к статье, штудировал историю.

Как сообщала энциклопедия, Бухарская операция Красной Армии началась в конце лета 1920 года. Примерно девять тысяч красногвардейцев при двухстах тридцати пулеметах и сорока орудиях сражались против армии эмира — шестнадцати тысяч солдат-сарбозов. В результате 2 сентября 1920 года Бухара пала, а само эмиратство стало Бухарской народной советской республикой.

Но на этом дело не закончилось. В октябре 1921 года в Бухару прибыл бывший военный министр Турции Энвер-паша. Сколоченная им армия в шестнадцать тысяч человек весной 1922 года вытеснила красных со значительной части эмиратства. Однако, когда в августе 1922 года Энвер-паша был убит, армия его была разбита, и сторонники старого строя начали партизанские, басмаческие действия.

Куда делись веками сберегаемые сокровища бухарских эмиров, ни в одной статье сказано не было. Да что там «сказано» — на это не было даже намека!

Когда Васька почувствовал, что он тонет в потоке исторических фактов, статистических выкладок, аналитических заметок, то захлопнул очередной увесистый том энциклопедии и сунул его на полку.

Нужно было посоветоваться с Ленкой, что делать дальше.

Васька повернулся и, отодвинув в сторону груду бумаг, взял трубку телефона.

Этот аппарат был в квартире деда вторым, параллельным. Первый стоял в коридоре, а с этого дед звонил, когда возился со своими бумагами. Аппарат номер два был гораздо современнее своего допотопного собрата. Здесь была функция автодозвона, дисплей, на котором высвечивался набираемый номер, память на двадцать номеров…

Васька уже занес палец над клавиатурой, как ему в голову пришла мысль о том, что в памяти телефона должен был остаться номер, по которому дед звонил перед своим отъездом. Конечно, это скорее всего номер его, Васькиных, родителей или каких-нибудь Рентгеновских друганов, с которыми тот трепался во время вечеринки, но чем черт не шутит… Тем более что во время сабантуя этот аппарат, за книгами, скорее всего никто не заметил — все бегали звонить в коридор.

Васька поднял трубку и нажал на кнопку «Redial».

В аппарате что-то едва слышно защелкало, и на дисплее всплыл номер — 285.80.12.

Васька не успел еще придумать, что он будет говорить, как кто-то, на той стороне провода, поднял трубку.

– Петь, вернулся?! Неужто все обошлось?

Сразу несколько мыслей ураганом пронеслись у Васьки в голове.

На АТС номер был набран неправильно, и он «попал не туда». В таком случае следовало извиниться и положить трубку.

Никакой ошибки не произошло. «Петь» — это было обращение к его дедушке. Кто-нибудь из знакомых его возраста вполне мог так его назвать.

Из тона, которым было сказано это «Петь», можно было заключить, что человек знал, что дед куда-то уезжал, причем эта поездка была связана с риском.

Как реагировать на все это, Васька с ходу придумать не мог. Поэтому на фразе «Петь, да что с тобой?!» он просто-напросто бросил трубку.

Не самый, конечно, лучший выход из положения, но, по крайней мере, все это происшествие можно будет обдумать.

Однако времени на обдумывание таинственный дедов друг не дал. Телефон настойчиво запиликал, и Васька, нажав на кнопку «АОН» — автоматический определитель номера, увидел цифры — 285.80.12.

Выходит, он, Васька, попал куда надо, никакого неправильного соединения на АТС не было.

Собравшись с духом, Васька взял трубку:

– Алло…

– Петь, что проис… — осекся голос. — Простите, а кто у аппарата?

– А вы кто? — довольно бесцеремонно ответил Васька.

Его собеседник, вероятно, от такой наглости поперхнулся.

– Выходит, что я говорю с Василием, — после небольшой паузы изрек голос из телефона.

– Точно так, — решил не отнекиваться Васька.

– Вот что, Василий. — Голос в трубке казался измученным и донельзя усталым. — Меня зовут Валентин Борисович Берберов, я друг твоего дедушки. А теперь возьми ручку, бумагу и записывай…

– Что записывать?

– Адрес. Мой адрес. Приезжай быстро, как только сможешь. Разговор у нас будет долгим и совсем не телефонным.

Васька нацарапал на старой открытке адрес и пообещал быть как можно быстрее.

Попрощавшись со своим загадочным собеседником, Васька тут же набрал Ленкин номер.

Ленка, вероятно, крейсировала где-то рядом со своим аппаратом, потому что ответила подозрительно быстро — после второго звонка.

– Вась, я выяснила — по телефону, который ты мне дал, ну, 396.91.23, проживает какая-то старушка. Тьфу ты, то есть она не по телефону проживает, а по адресу, где этот телефон установлен, ну, ты понял…

– Как бы то ни было, лед тронулся! И знаешь каким образом? Э-ле-мен-тар-ным! Спросил у телефона. Ага, соображаешь, именно так я и сделал, нажал кнопочку «Redial». Лен, ну, ты прямо мои мысли читаешь… В общем, насколько я понял, этот старик — хороший дедов знакомый. Что он скажет — по существу дела или нет — не знаю. Но не поехать к нему нельзя. Пометь себе где-нибудь его адрес. Если я тебе до полуночи не перезвоню и не скажу, что все в порядке, сообщи моим родителям, что я честно погиб за бухарцев…

Васька шел по улице и все прибавлял шаг. Когда он понял, что делает это оттого, что находится в нервном, возбужденном состоянии, то заставил себя идти медленнее. Потом расслабил, как советовали в одной умной книжке по психотренингу, мускулы лица.

Ему во что бы то ни стало нужно было сейчас иметь свежую голову. Попробовать не стискивать зубы так сильно. Не сжимать кулаки. Дышать спокойнее.

Но попробуй тут дышать спокойнее, когда за один длинный, как год, день ты узнаешь, что тебя за триста долларов продал одноклассник, что тебя обвиняют в краже и грозятся упечь в тюрьму, что твой родной дедушка бросился на старости лет на поиски сокровищ…

Тут не то что зубами — мозгами заскрипишь!

Как ни хотелось Ваське побежать вниз по эскалатору, он и тут себя сдержал.

Успокоиться, успокоиться во что бы то ни стало! И нечего похлопывать рукой по ноге! Это — тоже от нервов!

Пока Васька ждал поезда в нужную сторону, он прохаживался по перрону. Ну, не мог он устоять на месте. А тут еще на глаза ему попалось электронное табло для машинистов. Время на нем подпирало под десять часов, и отнюдь не утра.

Васька понимал, что очень скоро, когда папаня заберет обалдевшую от работы маму со службы, они приедут домой и выпьют первую чашку чаю, то непременно позвонят ему на дедову квартиру — чтобы исполнить свой родительский долг. А если сына там не окажется, начнутся звонки по больницам и моргам.

«Только не это!» — взвыл про себя Васька.

Васька проехал три станции и выскочил в город. По пути он купил жетон для телефона. Родительский звонок следовало упредить.

Дома довольно долго никто не отвечал, и Васька понял, что попал как раз вовремя — на первую после работы чашку чая.

– Алло, мам, это ты? — постарался придать своему голосу беззаботно-скучающую нотку Васька.

– Нет — папа. Карло… — отшутилась мама.

– Ну, как у вас дела?

– Как сажа бела, — помрачнела мама.

– Что, на работе покоя не дают? — посочувствовал Васька. — У меня тоже дел полно. Вот, сижу, алгебру мучаю…

– Ну, давай, давай, сынок, — подбодрила мама Ваську. — Ты уж прости, что мы с отцом сейчас мало на тебя внимания обращаем. Вот возьмем отпуск, махнем куда-нибудь, а?

Хотя Васька прекрасно понимал, что раза два в год повторяемая фраза «Вот возьмем отпуск, махнем куда-нибудь, а?» никогда ни к какому отпуску не приводила, но ему тем не менее стало стыдно за свою бессовестную ложь.

Распрощавшись с мамой, Васька с нехорошим чувством повесил трубку. Единственное, что его успокаивало, это то, что цель, ради которой он врал, была святая.

Теперь дело обеспечения родительского спокойствия можно было считать завершенным. Была, конечно, небольшая вероятность того, что маманя, забыв дать ему какое-нибудь жутко ценное напутствие, наберет номер деда еще раз. Но ведь он, Васька, мог быть в это время в ванной и не слышать звонка. Врать и изворачиваться потом будет опять стыдно, но уж раз начал лгать, то надо идти до конца…

Нужный адрес Васька нашел не сразу. В респектабельном, центральном деловом районе людей в это время было уже мало — конторские служащие разошлись по домам, а немногочисленные обитатели в сохранившихся жилых этажах сидели по квартирам.

Лавируя между иномарками, облепившими все тротуары, Васька, наконец, отловил какую-то местную старушку, которая, подслеповато щурясь, огляделась кругом и указала Ваське на нужный дом.

К Васькиному удивлению, никакого домофона и службы охраны у входа тут не было. Лифт тоже не работал, но в подъезде было чисто — не то что у него дома.

Васька нашел нужную квартиру и, несколько раз глубоко вздохнув, нажал на кнопку звонка.

За дверью послышалось какое-то шуршание, и твердый, поражающий своей властностью голос приказал:

– Я сам открою, подожди меня в кабинете. Щелкнул засов, звякнула металлическая цепочка, скрипнул, проворачиваясь в замке, ключ.

Дверь открылась. На пороге стоял совершенно седой старикан в тренировочном костюме и шлепанцах. Вид у него, несмотря на преклонные годы, был суровый и мужественный настолько, чтобы хулиганы задумывались, прежде чем его доставать. Спокойно, не мигая, он посмотрел на Ваську и… улыбнулся:

– Василий, если не ошибаюсь?

– А вы — Валентин Борисович?

– Собственной персоной. Проходи, разувайся. Вот, бери тапочки. Бери-бери, пол у нас не особо теплый.

Старик тщательно запер дверь, обнял правой рукой Ваську за плечо и почти поволок его в комнату.

Ладонь у Валентина Борисовича была широкая, как лопата, и тяжелая, как колун.

Васька сел в широкое велюровое кресло. Валентин Борисович расположился напротив, достал из нагрудного кармана очки и некоторое время молча рассматривал Василия. Васька от нечего делать тоже вертел головой.

Квартира Валентина Борисовича чем-то сильно напоминала дедову. Вскоре Васька понял отчего: так же как и у деда, здесь было много вещей, имевших прямое отношение к Востоку. Вдоль стены выстроилась коллекция кальянов. На полочках гордо отсвечивали позолотой кумганы и кумганчики разного роста и толщины. Несколько иранских миниатюр, то ли копий, то ли подлинников — в этом Васька разобраться не мог, — висели на стенах. Большой деревянный Будда оккупировал верх безразмерного телевизора, два скрещенных ятагана зловеще поблескивали на ковре.

– Одно лицо, — наконец изрек Валентин Борисович. — Вы с дедом — одно лицо.

Потом он закинул ногу на ногу, потер подбородок:

– А теперь перейдем от лирики к делу. Признаюсь честно: если бы обстоятельства не складывались в такую неудачную и запутанную… э-э-э… ситуацию, то этого разговора, конечно бы, не было. Надеюсь, твой дед и мой друг, Петр Никодимович, это поймет…

– Где он? Что с ним?

– Все по порядку, — отгородился ладонью Валентин Борисович. — А началось все с того, что отец Петра Никодимовича, то есть твой прадед, в составе революционной Красной Армии под командованием Михаила Фрунзе был направлен для прохождения службы в Среднюю Азию. Впрочем, вероятно, ты это слышал от Евгения Петровича.

– Как, вы и его знаете?!

– Об этом-то я и веду речь. Но не перебивай меня, а то мы до утра не закончим, а тебе, между прочим, еще домой топать. Так вот, красный командир Никодим, отчество его я запамятовал, принимал непосредственное участие во взятии Бухары. Праведная то была война или нет, судить не возьмусь, да и во всей этой истории нас интересует другое — сокровищница эмира бухарского.

Когда красноармейцы ворвались в Арк — это что-то вроде нашего Кремля, то. первым делом принялись за розыски казны. Но ее не нашли. Ни в первый день, ни во второй — во время тотальных обысков и облав.

Никодиму Афанасьевичу… А-а, — обрадовался Валентин Борисович, — вот и отчество вспомнил, значит, еще не совсем склероз меня заел!

Никодиму Афанасьевичу было поручено найти сокровища. Он провел ряд следственных мероприятий и выяснил, что двор эмира готовился к эвакуации задолго до осады Бухары. Готовился настолько серьезно, что ряд особо ценных вещей был упакован и подготовлен к перевозке еще в начале 1920 года.

В связи с розыском сокровищницы было допрошено множество людей — от начальника караула Арка до простых водоносов, обслуживающих дворец. Были названы несколько версий: казну вывез в июле караван верблюдов через Каршинские ворота; заботы о ней взял на себя караван-баши Абдулладжон, который отправился в путь в августе через Самаркандские ворота; деньги и драгоценности забрали с собой нукеры эмира Алимхана, бежавшие из Бухары незадолго до ее осады… По материалам дела проходила еще одна гипотеза. Как известно, последний эмир бухарский был человеком чрезвычайно набожным. Так что весьма вероятно, что свои сокровища он доверил ордену дервишей-каландаров, и те мелкими порциями, просачиваясь через кордоны красноармейцев, вынесли всю сокровищницу, передали доверенному лицу эмира, а тот позаботился спрятать все в надежное место.

Следствие затянулось на годы, но никаких результатов не приносило. В 1937 году Никодима Афанасьевича по ложному доносу арестовали и фактически без суда и следствия, как и многих других красных командиров, верой и правдой служивших советской власти, расстреляли.

Всю эту историю рассказал нам Петр Никодимович, твой дедушка, когда мы учились, в школе раз… м-м-м… в одном учебном заведении. В те годы мы были друзья-не-разлей-вода и жили в одной комнате: твой дед, Евгений Петрович и твой покорный слуга, — сделал легкий ироничный поклон в сторону Васьки Валентин Борисович. — Все мы заинтересовались поисками сокровищ эмира бухарского не по меркантильным причинам.

Поскольку вся наша тройка была арабистами, то мы не могли не понимать, что в Бухаре за многие века осели настоящие произведения искусства ювелиров, художников, огранщиков драгоценных камней — и лучшие из них в сокровищнице эмира. Было ужасно жаль, что они пылятся в каком-нибудь бархане или погибают в земляной яме, вместо того чтобы украшать залы музеев…

И мы принялись за дело, которое не успел закончить Никодим Афанасьевич. Поскольку в таких делах время работает всегда против тех, кто ищет следы, работа наша продвигалась с трудом. Информацию приходилось собирать по крупицам, порой извлекать из самых неожиданных мест.

Недавно мы выяснили еще одну удивительную вещь. Оказывается, все эти годы бухарскими сокровищами интересовались не только мы!

Во время гражданской войны в Средней Азии там была активизирована и без того активная в этом регионе разведсеть службы «Интеллиджент сервис». Англичане не только активно снабжали партизан и повстанцев, другими словами, басмачей оружием и средствами, но и осуществляли широкую разведдеятельность.

Один из разведчиков — полковник Джон МакХорнет, оказывается, вел дневник! И его бумаги раскопал в архивах Британского музея его сын — Пол МакХорнет. Из записей отца он узнал, что Никодим Афанасьевич Буслаев многие годы занимался поисками сокровищ. Въедливый англичанин, вернее, шотландец, что следует из его фамилии, разыскал родственников Никодима Афанасьевича. То есть твоего деда. Так состоялась историческая встреча — тут в голосе Валентина Борисовича послышались язвительные нотки, что Ваське не очень-то понравилось, — историческая встреча в Москве, в…

– В «Макдональдсе», — подсказал Васька.

– Ах, чертенок, — крякнул Валентин Борисович. — Докопался-таки! Именно в «Макдональдсе». Хотя Петр Никодимович мог бы и в «Русское бистро» зайти, что ли… из соображений патриотизма.

Мы, то есть я и Евгений Петрович, делегировали твоего деда на эту встречу. В ходе переговоров мы решили объединить наши силы с англичанином — все равно, судя по результатам, по отдельности успеха мы добиться не могли.

Твой дед и Пол МакХорнет должны были вылететь в Ташкент на следующий день. Однако по какой-то причине и Петр Никодимович, и МакХорнет направились в Ташкент почти сразу же после встречи. Решение это, по-видимому, было принято так неожиданно, что твой дед не успел заехать домой…

– … и забрать бабушкину фотографию.

– Совершенно верно, — глянул из-под кустистых бровей на Ваську Валентин Борисович. — И из-за этой досадной оплошности ты нам, братец, немало крови попортил.

– Я?! — изумился Васька. — А я-то тут при чем? Я вижу, что дело не в порядке, — вот и бью тревогу. То фотография есть, то ее нет. Потом еще какие-то психи за мной охотятся, чеки из «Макдональдса» воруют…

При этих словах Валентин Борисович хмыкнул и кисло улыбнулся.

– Кому я крови попортил? — не на шутку рассердился Васька. — Позвонил бы дед домой, сказал бы, что все с ним в порядке, мол, уехал по делу — искать клад в Бухаре — и все! Никто бы не волновался… Может быть, он вам звонил?

– Звонил, — признался Валентин Борисович, — один раз. Скороговоркой сказал, чтобы мы не рыпались, не гнали волну, забрали у него из дома фото, не впутывали тебя, то есть внука, в его дела, что он нашел дневник отца, и — положил трубку.

– Ну, замечательно, — откинулся на спинку кресла Васька. — Прямо гора Арарат с плеч.

– Так-то оно так, — нахмурился Валентин Борисович, — только чутье развед… Чутье подсказывает — что-то здесь не то.

– А что конкретно? — насторожился Васька.

– Меня волнует примерно то же, что и тебя, — закурил сигарету Валентин Борисович. — Почему он не взял фотографию? Это же для него — святое. Почему не позвонил сразу по прилете в Ташкент из аэропорта? Почему разговор был короткий, как под дулом пистолета? Почему семье ничего не сказал? И почему не звонит сейчас? Вопросов больше, чем ответов, а это не может не настораживать.

Именно поэтому я и просил тебя прийти, — после некоторой паузы, прерываемой неглубокими затяжками, сказал Валентин Борисович. — Может быть, ты сможешь прояснить некоторые детали. Правда, я хочу, чтобы при разговоре присутствовал еще один человек — мой внук. Он тоже, как ни парадоксально, теперь имеет прямое отношение к этому делу…

– Игорь, заходи! — крикнул Валентин Борисович кому-то в соседнюю комнату.

Портьеры, загораживающие темный провал двери, колыхнулись, и Васька от неожиданности привстал со своего места. Перед ним стоял Кожаный — собственной персоной!

– Не ожидал? — широко улыбнулся Кожаный и протянул Ваське ладонь. — Ну, давай знакомиться по новой.

Васька в растерянности посмотрел на Валентина Борисовича.

Тот с виноватой усмешкой кивнул головой, и Васька пожал руку Игорю.

– Вижу, что надо прояснить ситуацию, — впечатал окурок в пепельницу Валентин Борисович. — Тут вот какое дело получилось… Твой дед почему-то ни в какую не хотел, чтобы вы, то есть семья, знали, куда и зачем он уезжает. Теперь этот факт для меня становится еще одним аргументом в пользу того, что он что-то подозревал, но не хотел ни на кого перекладывать опасную информацию.

Нам же с Игорем пришлось заниматься самым неблагодарным делом — то есть тобой. А ты, извини, оказался не таким простым фруктом. Поначалу мне казалось, что, как только Игорь изымет снимок из квартиры твоего деда, на этом все и закончится. Но ты вцепился в чек из «Макдональдса». Игорь на свой страх и риск решил принять меры…

На этой фразе Валентин Борисович метнул в своего внука такой взгляд, что, будь тот молнией, вероятно, оставил бы от Игоря только кучку дымящегося пепла.

– … решил принять меры, — достал из пачки новую сигарету Валентин Борисович, — соответственно своему уровню умственного развития…

– Но, дед… — умоляюще развел руки Игорь.

– Соответственно своему умственному развитию, — подчеркнул Валентин Борисович, — и далее действовал в том же ключе, за что в результате и получил. Правильно я говорю, Игорь?

– Правильно, — буркнул Игорь, — чтоб я с вами, со стариками, еще связался…

– Короче говоря, — продолжил Валентин Борисович, — Игорю как будущему учащемуся милицейской школы была поставлена задача отвлечь тебя, Василий, от факта пропажи фотографии, чтобы ты не путался под ногами у нас и у своего деда в частности. И задание это он, — тут последовал еще один многоваттный взгляд Зевса на провинившуюся перед богами древнегреческую реальность, — провалил. Провалил, провалил, — убил еще один бычок Валентин Борисович. — Это же надо — додумался журнал из школы украсть! Не кулаками надо, Игорь, работать, а головой, головой!

– Ладно, — прекратил Валентин Борисович распекать своего внука, — теперь перейдем к более насущным проблемам. Расскажи, Василий, пожалуйста, о том типе, который тебя защищал в трамвае, — где ты с ним познакомился, о чем у вас с ним был разговор?

Ваське пришлось разочаровать Валентина Борисовича и выложить всю правду.

– Так ты говоришь, что это не он за тобой, а ты за ним следил? — поправил очки Валентин Борисович. — Нет, дружок, ошибаешься. Просто за тобой наблюдали профессионалы. Профессионалы никогда не будут посылать на наблюдение за объектом одного человека. Ведь заметить в таком случае слежку не так трудно, особенно если ее ждешь. Поэтому ее ведут несколько человек сразу, которые меняют друг друга по мере надобности.

На беду, один из тех, кто за тобой наблюдал, оказался похожим, по твоим представлениям, на контролера. Причем этот Лысый тебя уже сдал с рук на руки — иначе как объяснить, что он сел в трамвай раньше тебя? Выходит, в трамвае был еще кто-то, кто был обязан ходить за тобой хвостом. Кто? Это первый вопрос. Второй вопрос — почему Лысый решил тебя защищать?

– Не знаю, — пожал плечами Васька. — Постараюсь что-нибудь вспомнить, но пока… Кстати, а зачем вы у деда видеокассету взяли?

– Какую видеокассету? — удивленно поползли вверх кустистые брови Валентина Борисовича. — Опять твои художества, Игорь?

– Ничего подобного, — возмутился Игорь. — За квартирой наблюдал, а сам туда не входил — ни через дверь, ни через форточку!

– Что ж, — потер глаза пальцами Валентин Борисович, — все это только подтверждает, что в деле замешана некая третья сила. Как же нам теперь действовать, учитывая все эти обстоятельства?

– А почему вы просто не хотите обратиться в ГРУ? — спросил Васька.

– Куда-куда? — наклонил голову Валентин Борисович.

– Ну-у… в искусствоведческую контору, в которой вы с дедом работали…

– Этого не будет, — твердо заявил Валентин Борисович. — Они всех стариков на пенсию спровадили, а сами теперь дров наломали. Ну, раз им ничего от нас не нужно, то нам уж и подавно. Сами справимся, и не из таких переделок выпутывались, так-то!

Первым делом нам с тобой, Игорь, следует лететь в Ташкент, выручать Петра Никодимовича. А ты, Василий, будь наготове. Если заметишь за собой слежку, а особенно того, лысого фрукта, не подавай виду, но постарайся получше запомнить его в лицо.

Перед отлетом мы сообщим тебе номер телефона, по которому нас можно будет найти в Узбекистане. Будешь связным между нами и дедом, если вдруг от него поступит какая-нибудь информация.

По телефону, который установлен на квартире у деда, никаких серьезных разговоров не веди — возможно, там установлена «прослушка».

Вот пока все инструкции. Не тушуйся и держи хвост пистолетом.

С этим Валентин Борисович пожал Ваське руку и повел его к выходу.

– Игорь, проводи, — распорядился он, стоя в дверях.

Игорь накинул куртку и вышел во двор вместе с Васькой.

– На, держи, — протянул ему Васька записнуху. — Извини, что мы тебя так…

– Ничего, дело житейское, — потрогал Игорь желвак на скуле, несколько увеличившийся в размере после удара Стоматолога.

– Кстати, забыл спросить, — ушел Васька от неприятной темы. — А чей это телефон — 396.91.23? Ну, тот, что у тебя в конце записнухи помечен?

– Ах это? — рассмеялся Игорь. — Так это номер моего деда, Валентина Борисовича. Просто я его на всякий случай немного зашифровал — к каждой цифре его номера 285.80.12 по единичке прибавил…

– Понятно, — усмехнулся Васька. — И как это я сам не дотумкал?

Постепенно, слово за слово, Васька и Игорь разговорились.

Оказалось, что Игорь закончил школу давно.

С тех пор он успел поучиться в институте, но подумывал о том, чтобы идти служить в армию, а потом — по армейской рекомендации — поступать в школу милиции.

Выводы Васьки о том, что его бывший противник Игорь не был тупым хулиганом, подтверждались. Теперь Игорь казался ему умным, немного даже сентиментальным парнем.

Васька поговорил с ним о книгах, новых записях «Металлики», о девчонках, о видео…

– А ты «Мортал Комбат» смотрел? — спросил Васька Игоря, когда они ехали в метро.

– Видел, — зевнул Игорь. — Мура. Компьютерная игрушка гораздо интереснее. А в фильме самое примечательное — титры. Знаешь, сколько они идут? Девять минут — я сам засекал!

– А с Ван Даммом «Некуда бежать» смотрел?

– Да, недавно. Тоже не впечатляет. Мне вообще-то из всех этих актеров, которые ногами машут, больше всего Чак Норрис нравится. Все-таки чемпион мира по карате. По его фильмам учиться можно.

– А ты сам занимался где-нибудь? Ну, боксом, таэквандо или карате? — спросил Васька, помня о нехилых Игоревых хуках.

– Боксом немного. Но ничего серьезного. Вот поступлю в школу милиции, дед обещал меня к какому-то классному мастеру по мэнчудо устроить…

– Мэнчудо? — заинтересовался Васька. — Никогда не слышал. Это что-то вроде айкидо?

– Это нечто противоположное айкидо, — засмеялся Игорь.

Парни стояли у подъезда, но разговор настолько заинтересовал их обоих, что расходиться по домам они не спешили.

– Видишь ли, — с видом знатока стал объяснять Игорь, — о мэнчудо никто тебе особо распространяться не будет. Им в Москве-то владеют человек пять, ну, может быть, в Улан-Удэ еще несколько, в Узбекистане, говорят, есть мастер. Мэнчудо — это воинская дисциплина маньчжуров. Была такая нация воинов, что-то вроде самураев, они в свое время малочисленными отрядами покорили весь Китай, а народу в то время там было ненамного меньше, чем сейчас. Кроме того, и мастера у-шу и прочих единоборств попадались нехилые. Тем не менее маньчжуры захватили власть, и последние китайские императоры как раз были из их родов.

Мэнчудо никогда не включат как вид спорта ни в одно состязание. Потому что если даже в контактном карате есть какие-то правила, то в мэнчудо их нет. Есть один постулат — если ты начал схватку, твой противник должен быть убит.

Там вообще полно нетрадиционных подходов к бою. Например, один из приемов атаки — введение противника в заблуждение. Враги тебя гасят, бьют ногами и останавливаются, будучи совершенно уверены, что тебе каюк. Вот тут-то ты вскакиваешь и наводишь шорох.

Конечно, для таких приемчиков нужно быть невосприимчивым к боли. Поэтому одно из упражнений в мэнчудо — ночевки в снегу без одежды. Другое — тушение углей голыми руками. В общем, не соскучишься…

– Да-а, — пробормотал потрясенный Васька, — не соскучишься.

– Такие дела, — докурил и отбросил в сторону сигарету Игорь, — ну, мне пора, бывай, звони, если что… Да, кстати, у тебя еще телефоны какие для связи есть?

Васька назвал свой домашний телефон.

– А у брата-сестры? — оторвался от своей записнухи Игорь.

– Сестры у меня нет, — потянулся Васька. — А брат за границей, в Нигерии, в посольстве вкалывает.

– Старший брат, выходит, — резюмировал Игорь, — намного старше?

– Да не очень, — пожал плечами Васька. — Он институт-то закончил только в прошлом году.

– Ну ладно, — попрощался Игорь, — теперь точно — пока!

«Голыми руками… угли… — вспоминал Васька разговор с Игорем. — Ну и садизм. Зато какие небось результаты!»

Утром Васька проспал и еле успел застать Ленку дома, чтобы передать ей, что у нее к ней есть нетелефонный разговор.

В классе на первом уроке чувствовалось оживление. Все ждали, чем закончится история с похищенным, а теперь чудесным образом возвращенным журналом.

Васька как ни в чем не бывало сидел на своем месте и вида не подавал, что эта история его касается.

Но забыть о происшествии не дала Овчарка, которая за десять минут до конца урока ворвалась в класс и тут же принялась буравить Ваську глазами, как дядюшка Скрудж свой амулет-десятипенсовик.

– Буслаев, — наклонилась над Васькой Овчарка, — разве я тебе не говорила, чтобы ты не смел являться в школу без родителей?

Васька глубоко вздохнул — его худшие опасения подтвердились: возвращенный журнал пыла Овчарки не остудил.

– Немедленно выйди из класса, — болотной гадюкой прошипела завуч над ухом у Васьки свой приказ.

– На каком основании? — начал наступление Васька по продуманному еще утром, по пути в школу, сценарию.

– Как это на каком основании? — растерялась завуч, которая не привыкла к тому, чтобы ее приказы обсуждались. — На том основании, голубь ты мой, что ты украл школьный журнал.

– Ну вот так и напишите, — набычился Васька, — прямо в дневнике: «Родителей вызывают в школу в связи с кражей Буслаевым Василием школьного журнала». И подпись поставьте. И число. Чтобы потом этот дневник мои родители могли в суд отнести.

– В какой суд? — испугалась Овчарка. — Что ты несешь? В какой еще суд?

– В обыкновенный, народный, — не стал уточнять Васька, прекрасно понимая, что, стоит ему чуть углубиться в юридические дебри, он безнадежно в них увязнет. — Вы же собирались меня засудить за кражу. Вот и судите. Но если вы не сможете доказать, что это именно я брал журнал, а доказать вы этого не сможете, потому что я этого не делал… Так вот, — решился Васька на одну из самых отчаянных врак, — если вы не докажете, что все это дело провернул я, мои родители подадут на вас в суд. Встречный иск. За клевету.

Васька краем глаза заметил, как Стоматолог, обалдевший от такого количества мудреных слов, молча, но очень выразительно выражает ему свою солидарность.

Класс замер и не дышал.

Овчарка жадно глотала синими губами воздух и ничего не могла сказать в ответ. Наконец, бросив свое коронное «Бизнесмены!», она вышла из класса, грохнув при этом казенной дверью так, что из-под косяка вырвался фонтанчик пыли.

Васька понял, что сегодня из школы его не выкинут. Но вот в том, что он сможет закончить здесь одиннадцатый класс, он уверен не был. Впрочем, многие учителя тоже ненавидели Овчарку за ее педагогические приемчики образца 1937 года, поэтому можно было надеяться на некоторое количество тайных союзников в лагере преподавателей.

Однако нескольких приятелей Васька потерял немедленно.

Когда на перемене к нему подошли Стоматолог, Рентген, Мама и Ленка, Васька заметил, что рядом, бочком-бочком прошмыгнули, как мимо прокаженного, Кармен, Глобус и Бакс.

С Баксом все было ясно. Впрочем, как и с Глобусом, и с Кармен. Оба они тянули на золотую медаль и теперь боялись потерять доверие со стороны председателя экзаменационной комиссии, коей по традиции всегда была Овчарка.

– Здорово ты ее… укоротил, — сжал своей лапищей Стоматолог Васькину ладонь. — Прямо адвокат… Этот… Как его…

– Плевако, — подсказал Рентген. — Или Кони. Такой знаменитый адвокат тоже был.

– Во-во, — загоготал Стоматолог. — Коняка плевачая! Обадвокатил Овчарку — с ног до головы!

Хоть юмор Стоматолога и показался Ваське грубоватым, вида он не подал. Ведь Стоматолог ничего обидного в его, Васькин, адрес, сказать не хотел — теперь-то Васька знал это точно.

Выразив своё восхищение, Стоматолог и Рентген «покопытили за уголок» — до конца перемены оставалось пять минут, а им срочно захотелось «провентилировать легкие».

Другие ребята тоже побрели на следующее занятие.

Васька и Ленка остались в относительном одиночестве. Поглядывая на снующих вокруг младшеклассников с вечно настороженными ушами, Васька пересказал Ленке события вчерашнего вечера.

– Ух ты, — тряхнула волосами Ленка. — Вась, а вдруг это будет открытие века? А твоему деду дадут за это Нобелевскую премию? Представляешь?!

Васька живо прикинул в уме, сколько можно будет купить на Нобелевскую премию навороченных компьютеров, и честно признался себе, что такую сумму он себе не представляет.

– Это же будет научное открытие века!

– Или не будет, — рискнул высказать свои худшие опасения Васька. — Если клад эмира переправят за границу, никакое открытие не состоится. Все распродадут каким-нибудь миллионерам в частные коллекции, и дело будет шито-крыто.

– Да как же они его вывезут? — не поверила Ваське Ленка. — Через границу? Это же не один чемодан…

– Да, не чемодан, — подтвердил Васька. — Примерно двести чемоданов или ящиков — черт его знает. В общем, целый караван сокровищ. Как из «Тысячи и одной ночи». И раньше его, конечно же, никуда дальше границы бы не увезли. А теперь слышала, наверное, что в Таджикистане делается? Война. Граница, что называется, прозрачная. Уведут клад, как пить дать уведут. Не случайно дед туда улетел с такой скоростью, что даже снимок бабушки не взял.

– Ну, может быть, этот твой новый знакомый… Валентин Борисович поможет?

– Да, я смотрю, и у него не очень-то получается деда разыскать. Вот сам со своим внуком в Ташкент собирается.

– Ну ты-то, надеюсь, туда не полетишь?

– Да ты что, — вздохнул Васька. — Кто же меня в самолет без паспорта пустит? Теперь знаешь как с этим строго…

Вероятно, Васька за эти дни насобачился врать так ловко, что Ленка никакого сомнения в его голосе не заметила. На самом деле Васька вовсе не исключал той возможности, что ему придется лететь в Узбекистан. Вот только как это провернуть? И — стоит ли это делать?

После окончания занятий Ваське слинять домой не удалось. Как только учительница вышла из класса, на парту, как пламенный трибун, о которых рассказывала Семеновна на уроках истории, вскочил Кальсон и, перебивая шум, заорал:

– Нар-ро-од! Слушай сюда! Что будем с экзаменами делать?

Риторический вопрос Кальсона никакого ответа не вызвал, но тем не менее шум в комнате сильно приутих.

– Пр-редлагаю обмен опытом по части шпар-ргалок! — провозгласил Кальсон с таким чувством, будто выносил на суд общественности очередную конституцию очередной Французской республики.

– А чо, давайте, — обрадовался Стоматолог, который по поводу своих способностей к сдаче экзаменов иллюзий не питал. — Излагай, Кальсон!

– Если у кого предки с хорошим зрением, можно снять стекло у часов и на циферблате заставить их формулы написать! — похвасталась своей придумкой Пудра.

– Да, тебе легко, — поскреб в затылке Рентген, — ты вон какие будильники на руке носишь. А у меня «Электроника», сюда много не впихнешь.

– Есть еще такая штука — «гармошка», — закинула очередную жвачку в рот Жевастик. — Берут узкую полоску бумаги, передирают туда что надо и складывают. Получается что-то вроде бумажной палочки — ее легко хоть в карман, хоть в носок засунуть.

– Эх, братцы, — почесал свою взлохмаченную шевелюру Глобус, — нет ничего лучше хорошей, мощной такой «бомбы». Только вот как заранее тему сочинения или задачи контрольной узнать?

– Еще есть такие линейки, на них прямо формулы уже написаны, — поделилась своими сведениями Кармен.

– Ну? — заинтересовался Глобус. — Где продаются? Адрес скажешь?

– Девки еще на бедре-е пишут, чо на-адо, я сама ви-идела, — лениво вступила в разговор Мама.

– Где-где? — заинтересованно наклонился над ней Бакс.

– На бедре-е, — хлопнула себя чуть выше коленки Мама.

– Да нет, ты в натуре покажи где, а то я не понял, — нагло подмигнул ей Бакс.

– Юбку наде-енешь, покажу-у, — тут же нашлась Мама, и все участники шпорного симпозиума закатились в хохоте.

– А еще шпоры можно писать на карандашах…

– Вкладывать их во фломастеры…

– Приклеивать скотчем к подолу юбки…

– Рисовать формулы на парте…

– Или в туалете, на стене, пусть кто-нибудь задачу решит, а другие — сходят и сдуют…

– Учебник можно в коридоре «забыть». Потом с контрольной отпроситься и полистать то, что забыл…

Васька слушал и изумлялся — нет предела человеческому гению!

– Солнечным зайчиком можно что-нибудь передавать, по системе Морзе…

– В корешке книги можно черта лысого спрятать…

– На внутренней стороне манжеты белой рубашки что хочешь можно написать. А потом — рукава закатал — и сдувай спокойненько что надо…

– А мой брат в институте вот что делал: всю информацию писал на листе серой бумаги, но карандашом — еле заметно! Преподаватель смотрит на бумагу сверху — ему кажется, что листок совершенно чист. А ты — все видишь…

Предложения сыпались на Кальсона со всех сторон. Он стоял посреди бушующего моря идей, и сам, кажется, был уже не рад, что заварил такую кашу.

Раскрасневшаяся Мама что-то яростно доказывала Кармен, Рентген засучивал брючину и тыкал пальцем в носок, именно в этом месте, по его мнению, и следовало прятать самые нужные шпаргалки.

Васька незаметно для окружающих подмигнул Ленке и выскользнул в коридор. Нельзя было сказать, что предстоящие экзамены совсем его не волновали, но пока у него хватало других забот.

Как только из класса выпорхнула Ленка, Васька схватил ее за локоть и поволок к лестничной клетке — там можно было спокойно поговорить без свидетелей.

– Ситуация может измениться каждую минуту, — обратился Васька к Ленке. — Поэтому постарайся быть поближе к телефону. Или на крайний случай если куда-то идешь — оставь маме номер, по которому я тебя смогу разыскать.

– Хорошо, — согласилась Ленка. — Только обещай… Нет, ты в глаза мне смотри — обещай, что не будешь скрывать от меня ничего…

Васька почувствовал себя неуютно. Откуда Ленка узнала, что он был вынужден делиться с ней не всей информацией, добытой в ходе расследования?

Или кто-то проболтался, что прямое отношение к пропаже журнала имеет Бакс, или Ленка просто-напросто видит вокруг себя и понимает гораздо больше, чем ему, Ваське, казалось.

Не очень уверенно кивнув головой, Васька стремглав ринулся вниз по лестнице — двери кабинета словно пушкой вышибло, и оттуда повалила толпа разгоряченных спором Васькиных одноклассников.

Ленка сделала вид, что смотрится в зеркальце. Кажется, никто не заметил, что они с Васькой только что секретничали.

Как только Васька вернулся домой, события стали развиваться стремительно.

Все началось, как это часто бывает, с телефонного звонка.

Внутренне холодея от того, что это может быть перепуганная Овчаркой мама, Васька поднял трубку.

– Васька, ты? — узнал он голос Игоря. — У меня ЧП. Представляешь, купил два билета на Ташкент, приехал к деду домой — вещи паковать, а у него сердечный приступ! Вот так-то, а он еще хорохорился…

– И что теперь? — тупо спросил Васька, огорошенный этой новостью.

– Что-что, в больницу повезут…

– Да я не об этом. Что с моим дедом теперь будет?

Игорь некоторое время молчал, а потом принял решение:

– Один поеду, ничего другого не остается. Уж больно мне, вернее, конечно же, Валентину Борисовичу, нужен был напарник, но, видно, не судьба. Придется одному вертеться…

– Не придется! — уверенно перебил его Васька. — Я с тобой поеду!

– И не думай! — испугался Игорь. — Дед потом мне таких марципанов вклеит! Да и потом, как ты на самолете полететь можешь, когда у тебя паспорта нет?

– Зато есть одна идея! — поспешил вставить свое слово Васька. — Только не пытайся меня отговаривать — если не с тобой полечу, так сам! Должен же я своего деда найти — или нет? Короче говоря, встречаемся через час на «Маяковке»!

Васька, поглядывая на часы, заметался по комнатам. Перво-наперво следовало быстро намазать хлеб маслом и шлепнуть на него кусок колбасы помощнее — нормально пообедать сегодня вряд ли удастся. Во-вторых, кинуть в сумку все вещи, которые могут понадобиться ему в пути. В-третьих, наконец-то полить цветы! И — не забыть поставить квартиру на пульт!

В считанные минуты все было сделано, и Васька, стуча каблуками по ступенькам, помчался вниз по лестнице.

Домой он добрался за пятнадцать минут.

На его счастье, и маманя, и папаня были на работе.

Стараясь действовать аккуратно, чтобы не оставить дома никаких следов своего присутствия, Васька прошел в гостиную.

В ворохе квитанций, старых счетов, абонементов на посещение бассейна и книжек на квартплату Васька разыскал черную кожаную папку, в которой родители хранили самые важные документы: дипломы о высшем образовании, его, Васьки, свидетельство о рождении, военный билет отца и общегражданский паспорт Олега.

Когда Олег уезжал за границу, паспорт он всегда оставлял дома, потому что за кордоном ему приходилось пользоваться другим удостоверением личности — заграничным паспортом.

Красный, немного потрепанный паспорт Олега, еще старого образца, но вполне благонадежный, оказался на месте.

Васька запихал все остальные, ненужные ему документы обратно на место и открыл Олегов паспорт на том месте, где была вклеена фотография брата.

«Одно лицо!» — довольно улыбнулся Васька. Только у Олега на снимке были усы, но ведь хозяин усов не обязан по закону носить их всю жизнь, а потому мог и сбрить, верно?

Утешаясь этой мыслью, Васька двинул в свою комнату — потрошить остатки сокровищницы.

С идеей о компьютере теперь пришлось распрощаться навсегда — Васька выгреб все деньги и не сомневался теперь, что ни один рубль обратно в уютное хранилище во втором ряду книжного шкафа не вернется.

Собираясь выходить на улицу, Васька еще раз внимательно осмотрел квартиру — вроде он не наследил. Но тут же он вспомнил об одном немаловажном обстоятельстве, о котором в спешке не вспомнил.

А как он будет объяснять родителям свое исчезновение?! Стоит им вечером позвонить деду домой и не получить ответа… Тут такое начнется!

Нужно срочно что-то придумать!

Васька в растерянности побродил по коридору.

И в самом деле — почему бы нет!

И вовсе не стоит тогда думать — наследил он тут или нет! Наоборот, должен наследить и — побольше!

Васька отворил дверки встроенного шкафа и принялся агрессивно там рыться, передвигая вещи с места на место и обрушивая стопки тряпок вниз.

Маманя, конечно же, разохается, когда увидит такой разгром, но тут уж ничего не поделаешь — это лучше, чем потом объяснять, какого дьявола вместо того, чтобы зубрить алгебру, он с дикой и необузданной скоростью усвистал в Ташкент.

Наконец Васька нашел то, что искал, — старый рюкзак защитного цвета.

Набив его для полноты картины своей школьной сумкой, старым свитером, продуктами из холодильника и одноместной папаниной палаткой, Васька поставил его к дверям.

Теперь самое главное — сочинить психологически достоверную записку.

«Мама, папа», — вывел он на листке бумаги в клеточку, но эта фраза показалась ему немного напыщенной — было такое ощущение, что он сейчас будет просить благословения венчаться в церкви на незаконнорожденной девушке.

«Мам, пап, — наконец выбрал он новый вариант, — я уехал с классом на Оку — там будет проводиться олимпиада по географии, и нас выдвинули в ней участвовать. Вернемся через пять дней. Не скучайте! Вася».

Васька еще раз критически обозрел свое послание. Это «не скучайте» ему активно не понравилось — казалось, что он прощается с родителями надолго и, кроме того, пытается их ободрить, чувствуя за собой какую-то вину.

Никакого ощущения чувства вины в записке не должно было быть, и потому пришлось Ваське еще раз настрочить выверенный текст.

Прижав листочек сахарницей на кухонном столе, Васька закинул на плечи рюкзак и вышел на улицу.

Ему следовало поторопиться — время встречи поджимало. Поэтому Васька не стал ждать автобуса, благоразумно решив отмахать три остановки до метро на своих двух, но зато не нервничать, чем топтаться на углу, высматривая — где же застрял битком набитый народом автобус?

Васька опоздал к месту встречи ровно на две минуты. Он быстро обежал станцию, но Игоря нигде не увидел.

Неужели он его не дождался? Не может быть, чтобы он был таким пунктуальным — даже английскую королеву ждут пятнадцать минут…

Опасения Васьки оказались напрасными — Игорь, взлохмаченный и бледный, приехал на следующем, после Васькиного, электропоезде.

– Давай отойдем в сторонку, — взял он Ваську под локоть и потащил в ту сторону станции, которая оканчивалась тупиком.

– В Ташкент надо лететь ближайшим рейсом, — наклонился он над Васькиным ухом. — Я уже почти собирался выходить из дома, вдруг слышу — телефон трезвонит. Кто-то пытается достучаться по междугородному. Сначала не знал, слушать или нет — дед никаких инструкций мне отдать не успел. Ладно, думаю, возьму на свой страх и риск — вдруг что серьезное?

Так оно и оказалось. Только я трубку снял, кто-то говорит: «Валентин Борисович, ваш друг в опасности». И тут же сигнал прервался. То ли человек сам трубку бросил, то ли его от линии отсоединили…

Васька, чтобы прогнать нехорошее, сосущее предчувствие беды, два раза глубоко вздохнул. Потом он поудобнее устроил рюкзак на плече:

– Ну, чего мы тогда стоим? Надо двигать. В какой аэропорт — «Домодедово» или «Внуково»?

– «Домодедово», — подхватил с пола свою сумку Игорь. — Только ты тут при чем?

– Есть у меня паспорт, не беспокойся, — обернулся к нему Васька. — Все будет в порядке.

– Брат? — спросил после секундного раздумья Игорь.

– Соображаешь, — хмыкнул Васька.

Электричка тащилась до поселка Домодедово, рядом с которым и был расположен аэропорт, ужасно медленно.

А усидеть на месте, когда разворачивались такие события, было чрезвычайно трудно. Тем более, когда тебя постоянно донимают ходячие торговцы, пытающиеся тебе впарить то катушки ниток, то книжки по тибетской медицине, то лазерные ножи для мясорубок.

Наконец, один из продавцов — особенно настырный, который вещал в вагоне про свою прессу целых пять минут, доконал Ваську, и он купил у него газету — не для того, чтобы ее читать, а для того, чтобы этот парень отвязался от него в частности и от всего вагона в целом…

Серое, неприветливое здание аэропорта не могли оживить даже веселые солнечные зайчики, разлетающиеся кругом от распахивающих свои дверцы такси. Внутри, в самом здании, царила сутолока и бестолковщина.

Пытаясь перекричать гул толпы, что-то втолковывали своим клиентам продавцы коммерческих палаток, трещали табло, выводя на своих поверхностях новую информацию, что-то вещали о задержанном рейсе…

Игорь побежал выяснять, где можно сдать билет Валентина Борисовича и есть ли места на ближайший рейс до Ташкента для Васьки.

Васька тем временем поглядывал по сторонам.

Ему еще никогда не приходилось бывать в аэропорту (поездка на море в трехлетнем возрасте была, конечно, не в счет).

Было удивительно думать, что через час-другой десятки людей, что покорно двигают чемоданы к стойкам регистрации, окажутся в разных концах страны: одни — на Дальнем Востоке, другие — на Севере, третьи — в Сибири. Что такое возможно, Васька знал твердо, однако поверить в это по-настоящему было сложно.

Васька настолько задумался, что не сразу смог среагировать на то, что он увидел. Далеко в толпе, у прилавка бистро, вдруг мелькнула шляпа и фигура, показавшаяся Ваське страшно знакомой. Васька прищурился, чтобы получше разглядеть — действительно ли он видел Лысого, он же Объект, или ему почудилось. Но ему помешал Игорь.

– Бегом к кассам! — поволок он его сквозь поток туристов, шествовавших гуськом, словно новорожденные утята, за своим гидом. — Как раз сейчас сдадим один билет и купим другой — для тебя!

Покупка билета прошла без осложнений. Операционистка скучающим взглядом пробежала по страничке паспорта, занесла в свою персоналку нужные ей сведения и через три минуты выкинула в окошечко Васькин билет.

Переволноваться Ваське пришлось во время проведения, досмотра. Благополучно миновав арку металлодетектора, Васька увидал, что одного из милиционеров, смотрящих в экран рентгеноскопа, заинтересовал его рюкзак.

Милиционер снял его с конвейера, подвозящего вещи на «просвечивание», и развязал тесемки. Из темного чрева он извлек школьную сумку Васьки и с удивлением стал рассматривать учебники, тетради и дневник.

– Не понял, — уставился он на Ваську совиными, желто-серыми глазами.

– В лагерь труда и отдыха едем, — тут же стал вдохновенно врать Васька, — вожатыми. Вот свои старые школьные конспекты взял — олимпиаду по географии проводить.

– А-а, — ухмыльнулся милиционер, — а я уж думаю: зачем это в Ташкенте парню дневник московской школы?

До трапа аэробуса Васька и Игорь добрались без приключений. Они нашли свои места и со вздохом облегчения рухнули в кресла. Вскоре самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, и стюардесса попросила пассажиров пристегнуть привязные ремни.

Как можно пристегивать привязные ремни, Васька не понял, но приказу подчинился.

Самолет мелко затрясся, будто от беззвучного смеха.

Васька смотрел в иллюминатор, как вдруг невидимый музыкант сильно и уверенно ударил смычком по струнам скрипки. Он сыграл тончайшие звуки, такие, что последующая тишина казалась их продолжением, и тут Васька почувствовал, как целый оркестр застыл на мгновение с поднятыми смычками, смычки плавно опустились вниз, и невиданной силы и красоты аккорд впился ему в сердце, и музыка, как ласточка, стремительными, непредсказуемыми пассажами стала уходить выше, выше… — самолет взлетел.

За иллюминаторами уже была белая вата облаков, подсвеченная рассеянным спокойным солнцем, когда к Ваське подвезли на тележке прохладительные напитки.

Но он уже спал.

Васька, как и все, сказал стюардессе — до свидания! — и, блаженно улыбаясь, спустился вниз по шаткому трапу. В Ташкенте было раннее утро. Теплый ветер приласкал Ваську. Очарованный этой теплынью, ярким кругом солнца на горизонте, нежно-белесым небом, он шел вперед по летному полю, далеко оторвавшись от толпы, которая стояла, ожидая автобус, продрался через плотный ряд ожидающих и на вопрос — какой номер рейса прибывшего самолета — ответил невпопад: из Москвы.

Все это длинное, удивительное, будто сказки Шахерезады, утро он засматривался на все и удивлялся всему. Он вместе с Игорем шел от аэропорта, видел, как просыпались на газонах цыганки в разноцветных юбках, они лениво взглянули на него и снова прикрыли глаза ресницами, вяло, спросонок переговариваясь на своем тарабарском языке; он шел дальше и глядел на машину, похожую на слона, машина выпускала из головы вниз две сильные, белые, будто бивни, струи воды и скребла под собой тротуар, от этого остро и приятно пахло пылью; он же шел мимо просыпающегося квартала: слышал позывные «Маяка» в чьей-то квартире, видел старух в длинных ситцевых платьях, собравшихся у магазина «Сут — Молоко». Звонко мигающий светофор и мягкий шорох колес пока немногих машин настораживал его; благодушные, хоть и непроспавшиеся собаки и хитрые кошки, что сидели у отдушин подвалов, забавляли его; он шел и замечал, как солнце трогает пока еще добрыми, нежгучими лучами верхушки деревьев; а на железнодорожном вокзале, куда они завернули перекусить и позвонить какому-то Тахиру — другу Игоря, он забыл и о еде, и обо всем на свете, стоило только поднять голову вверх, к потолку, а там причудливыми цветными змеями мастерами был сплетен дивный узор, захватывающая красота: одна только роза там то разбухала бутоном, то складывалась в радужный поясок, то вырывалась углами, то снова закруглялась, выпрямлялась, извивалась, и он все разглядывал этот узор, пока сильной болью не свело шею; и когда они двинулись дальше, ему стало казаться, что глаза его стали больше и зорче, что он стал видеть гораздо глубже и ярче, и он со страхом и замиранием в груди вертел головой по сторонам, боясь упустить, не увидеть что-то важное в этой волшебной стране.

Пока Васька осматривал экзотические для него окрестности, Игорь то и дело подбегал к телефонным аппаратам и вызванивал своего приятеля. Наконец ему повезло. Удовлетворенно кивнув, он опустил трубку:

– Пошли, тут недалеко. Нас уже ждут.

Игорь и Васька двинулись по проспекту, потом свернули в какую-то неприметную улочку. Та, в свою очередь, вывела их к современному торговому центру, возведенному на вершине кургана. Оттуда открывался вид на старинную мечеть и яркую среди серо-желтых лоскутов домов и участков частного сектора заплатку базара.

Именно туда — в узкие, склизкие от протекавших тут и там ручейков воды улочки и потащил Игорь Ваську. Несколько раз он останавливался, осматривался кругом, а потом уверенно шел дальше. Наконец они добрались до деревянной, рассохшейся до трещин двери. Игорь постучал в нее специально привешенным кольцом.

Во дворе, за дувалом, кто-то зашебуршился, пискнул что-то детский голосок, во дворе заблеяли бараны, и дверь, страшно скрежеща, распахнулась.

– Что не посмотрел — кто стучит? — улыбнулся Игорь.

– А нам тут бояться некого. У нас спокойно, — обнял его Тахир.

Тахир оказался юношей небольшого роста, лицо его, насквозь прокаленное солнцем, оживляли черные и блестящие, как мокрые изюмины, глаза. Уголки его глаз смеялись, но в двух узких полосках сжатых губ, коротком ежике волос и решительном, сухом рукопожатии чувствовалась скрытая сила.

Игорь и Тахир еще раз обнялись, похлопывая друг друга по плечам.

– А это мой приятель, тоже из Москвы, — представил Ваську Игорь. — Тот самый парень, у которого пропал дед. А Тахир, — обернулся Игорь к Ваське, — мой друг еще с тех пор, как мы альпинизмом занимались. Тут в горах, недалеко, километров восемьдесят, вечные снега. Вот там, на турбазе, мы и познакомились…

– Пойдемте в дом, — гостеприимно пригласил гостей Тахир, — а хотите, сядем на чайхане — там попрохладнее.

Васька прошел за приятелями через двор, аккуратно подметенный и освеженный водой, и увидел перед собой ступеньки спуска к большому каналу. С наслаждением он вслед за Игорем скинул туфли и присел на странном сооружении: на четыре сваи, две из которых были вбиты в воду, были настелены доски, а на них накиданы подушки и одеяла.

– Сейчас сестренка чай принесет, — пообещал Тахир и расстегнул рубашку.

Вскоре к ним спустилась маленькая девчонка лет пяти-шести, которая, несмотря на свой малый рост, с весьма хозяйственным видом тащила поднос с чайником, тремя пиалами и тарелками, на которых были насыпаны конфеты и сахар-нават.

Некоторое время Тахир и Игорь, соблюдая известный им церемониал, пили чай и обменивались последними новостями. Только тогда, когда Лейла — сестренка Тахира — принесла блюдо с черешней, Игорь приступил к делу:

– Насколько я понимаю, ситуация складывается непростая. Найти твоего деда, Васька, можно, только пойдя по его следам. Что мы знаем? Петр Никодимович уехал в Ташкент в поисках клада эмира бухарского. Так где его следует искать — в Ташкенте или в Бухаре?

Васька огорошенно молчал. То, что деда надо искать в Бухаре, казалось ему само собой разумеющимся. Однако теперь Игорь заставил его в этом засомневаться.

– Почему Петр Никодимович, — продолжал Игорь, — улетел в Ташкент, а не прямым рейсом в Бухару, а такой рейс есть, я проверял. Думаю, тут дело вот в чем.

С этими словами Игорь достал из своей сумки географический атлас:

– Смотрите сюда и, если сможете, возражайте. Представьте себе — на дворе 1920 год. С севера в Бухарский эмират рвется Красная Армия. Армия эмира достаточно сильна, он пользуется услугами английских военных советников. Но, думаю, наученный горьким опытом предшественников, Алимхан решил «подстелить соломки» и хотя бы временно припрятать сокровища. Это к тому, что клад вообще стоит искать на территории Узбекистана, а не в Афганистане, например.

Куда могли двинуться караваны с сокровищами? На юг?

– Нет, — отогнал муху Тахир. — Только не на юг. Там Каракумы — Черные пески. Через них летом мало кто отваживался ходить. А сокровища увезли в июле.

– А на севере, — ткнул пальцем в атлас Игорь, — Красные пески — они же Кызылкумы. На юго-востоке — Голодная степь, район в те времена достаточно бандитский. Да и потом вряд ли казну повезли в сильно удаленное место. Ведь деньги могли понадобиться в любой момент, хотя бы для покупки тех же английских пулеметов. Поэтому место для сокровищ нужно было выбирать такое, где и Красная Армия не смогла бы удержаться долго, и было кому присмотреть за казной.

Как раз летом и осенью 1920 года в Ферганской долине, а это на востоке от Бухары, велись серьезные боевые действия между Красной Армией и частями Курширмата — человека, близкого эмиру. И дела шли явно не в пользу красноармейцев. Именно туда, следовательно, и можно было направить караван — в Ферганскую долину.

Но, если вспомнить историю, в 1800–1826 годах Бухара воевала с Хивой и Кокандом. Поэтому отношения между кокандскими баями и бухарскими правителями оставляли желать лучшего. А значит, в Ферганскую долину караван не дошел. А что у нас стоит на пути между Ферганой и Бухарой?

Васька наклонился над атласом. Точкой, куда указывал Игорь, был Ташкент.

– Есть еще один довод за то, что к этому выводу пришли и Петр Никодимович, и мы. Духовник Алимхана — Ходжа Хаким жил в Ташкенте! А кому мог довериться эмир, как не человеку, известному строгим соблюдением законов шариата. Ходжа Хаким не смог бы обокрасть эмира, а потому Алимхан совершенно спокойно мог отдать ему казну на сохранение — то есть либо до своей победы, либо до победы Курширмата.

– Это могло быть, — подтвердил Тахир. — Бухара — вообще духовный центр ислама. Даже название города, переводится с санскритского «вихара» — «монастырь». А в Ташкенте до революции тоже было много святых и отшельников — каландаров, ходжей, мюридов, ишанов…

– Вот то-то и оно! — захлопнул атлас Игорь. — Возможно, остальные указания мы найдем в дневнике твоего прадеда, Васька, Никодима Афанасьевича. У Тахира родственница как раз работает в музее, где в запасниках должен храниться этот дневник. Ближе к вечеру туда и отправимся…

Вскоре Игорь и Тахир пошли в дом — потолковать о каких-то своих делах, а Васька, разморенный жарой, остался возлежать на чайхане.

Закинув руки за голову, он долго смотрел на воду, оценивал изящные па маленьких бесчисленных водоворотов, кружащихся в бесконечном вальсе, скользкую толщину канала, думал о его покорности заданному природой пути: с гор на поля, а оттуда — в облака, а потом — в океан, а дальше еще куда-нибудь, пока цепь странствий не замкнется и все хаотические передвижения воды не примут смысла…

От философских рассуждений Ваську отвлекла Лейла.

– Можина пиальки забрать? — пролепетала она, испуганно глядя на Ваську из-под своей длинной черной челки.

– Конечно, — улыбнулся Васька. — Давай я тебе помогу на поднос их поставить.

– Вы сегодня на самолете летали? — почувствовала себя увереннее девочка. — Страшно?

– Ничуть. Страшно интересно. Поднимаешься наверх, а дома оттуда — ма-асенькие, меньше спичечных коробков. Машины — еще меньше. А людей и вовсе не видно.

Широко раскрыв глаза, Лейла внимательно слушала.

– А я дядю Игоря помню, — решила и она похвастаться чем-нибудь. — Он с Тахиром вместе в Вавгане был.

– Это где? — поинтересовался Васька. — высоко в горах?

– Да-а… — неуверенно закусила губку Лейла. — Вавган — далеко в горах. И там теперь знают Усмановых, — не без гордости добавила она.

Уже когда Лейла ушла и его опять стало клонить ко сну, Васька вдруг понял, какой «Вавган» имела в виду девочка.

Это открытие так потрясло его, что сон с Васьки тут же слетел. Он вскочил с одеяла-курпачи и двинулся в дом.

Войдя в прохладный полумрак прихожей, слепленной, как и весь дом, из глины, смешанной пополам с соломой, Васька вежливо кашлянул.

Из комнаты выглянул Тахир:

– Что, жарко? Проходи к нам, еще чаю выпьем…

– Да как же в такую жару можно столько чаю пить? — возмутился Васька.

– Э-э-э, — крякнул от досады Тахир, — ничего ты не понимаешь! Думаешь, бабай в теплом халате на базаре сидит и целый день чай дует оттого, что глупый? Просто физику хорошо знает! Если пить холодную воду, то разница между температурой тела и воздуха будет большой — и жидкость из тела станет быстро испаряться. А когда халат наденешь да горячего чаю выпьешь — температура тела становится ближе к температуре воздуха. Так жару легче переносить!

– Что-то не верится, — с сомнением покосился на очередной горячий чайник Васька. — Пойду-ка я лучше на базар прогуляюсь…

Васька заметил, как Тахир с сомнением посмотрел на Игоря, и тот еле заметно кивнул.

– Значит, так, — стал объяснять Тахир. — Выйдешь на улицу — спускайся вниз, она сама тебя на базар выведет! Если там потеряешься — спросишь, как пройти к улице Пахтакор. Ну, а дом мой по кольцу узнаешь. Часа тебе хватит?

– Конечно, — кивнул Васька.

Щурясь от яркого солнца, Васька двинулся вниз по улочке. Вскоре он вышел в довольно оживленный район. Там его подхватила и повела вперед длинная суетливая струя людского потока и, отклоняясь то вправо, то влево к ларькам и киоскам, потащила на базар.

От среднеазиатского базара Васька ошалел — уж больно он не был похож на какой-нибудь Центральный рынок или стандартную столичную «оптушку». За то время, что в Москве Васька успевал обойти целый комплекс, тут он не успевал одолеть и нескольких торговых рядов; он протискивался, проталкивался, поднимался на цыпочки, вытягивал шею, ему было страшно любопытно все вокруг. Он, никого не зная и будучи уверен, что и его никто не знает, совал свой нос повсюду, улыбаясь целому лугу разноцветных самодельных бабочек, пришпиленных к тряпочке торговца украшениями, нескромно заглядываясь на непривычные шаровары, которые там и тут, не прикрывая лодыжек, вполне обеспечивали невидимость коленкам, ярким водопадом вырывались из-под края женских платьев; следил за ловкими руками прощелыги-игрока, который клал горошину под один из трех наперстков и гонял их по доске, призывая делать ставки; щупал зоб у одного из многочисленных сонных петухов; пробовал на язык красный перец и чимчу; слушал заунывные прекрасные песни, вырывающиеся из старых, раздолбанных магнитол; и шел, и шел дальше, и, наконец, набрался наглости обменять у какой-то русской бабки рубли на местную валюту — сомы и выспросил у нее, где можно позвонить по междугородному телефону.

Заказ на Москву, даже срочный, пришлось ждать довольно долго. Наконец, когда Васька уже начал терять терпение, телефонистка, не надеясь на разборчивость слов, выплевываемых в зал ожидания древним громкоговорителем, крикнула:

– Москва, третья кабина!

Васька сорвался с места и оккупировал место.

Вначале в телефонной трубке слышались только щелчки и какой-то подозрительный шорох, а потом Васька услыхал такой далекий и оттого страшно близкий Ленкин голос:

– Алло…

– Алло! — обрадовался Васька. — Это я, Лен!

– Ты откуда? — ахнула Ленка. — Неужели оттуда?

– Оттуда, оттуда, — весело подтвердил Васька.

Казалось, голос его исходил не из горла, а из жестяного ведра. Кроме того, по какой-то непонятной причине слова его в трубке двоились, как при сильном эхе, и налезали друг на друга. Но Ленка тем не менее как-то ухитрялась его понимать.

– Лен, — Васька стал лихорадочно собирать свои разбежавшиеся в критический момент мысли, — не забудь классной, да и всем учителям сказать, что я болею. А то, не дай Бог, вздумает кто домой мне звонить. Да, и еще — если моя маманя вдруг тебе позвонит, скажи, что весь класс ушел в поход на пять дней. А ты осталась, мол, горло разболелось.

– Ох, Васька, врать меня заставляешь, — рассердилась Ленка, — а я этого страсть как не люблю.

– Ладно, Лен, выручай! — взмолился Васька. — Не для себя же стараюсь — сама знаешь. То есть, конечно, и для себя немножко — дед все-таки мой… В общем, ты поняла. А пока выполни, пожалуйста, одну мою просьбу. Записывай…

Вырвавшись из душного зала ожидания междугородного переговорного пункта, Васька глубоко вдохнул горячий воздух и посмотрел на часы. Следовало поторопиться, оговоренный час уже давно прошел.

Васька двинулся к улице Пахтакор кратчайшим путем. Он протиснулся между рядами зеленщиков, заставленных ящиками, и попал в Царство чревоугодников.

На небольшом пятачке рыночной площади жались друг к другу пельменная, шашлычная, чебуречная и чайхана. Васька остановился, прицениваясь к аппетитному румяному пирожку с мясом и луком — самсе. Роясь в кармане в поисках своих тугриков, он поднял голову и застыл. В старом, потрескавшемся, с облезлой амальгамой зеркале чайханы он снова увидел знакомую голову Лысого Объекта!

На этот раз Лысый Объект голову прикрывал не шляпой, а тюбетейкой, но лицо было прежним. И что самое удивительное — рядом с типом, которого когда-то Васька принял за контролера, кажется, промелькнул Тахир!

Васька не был уверен в этом на сто процентов — зеркало было мутным, да и таких парней, как Тахир, на базаре было пруд пруди, но профиль лица был жутко похож.

Забыв заплатить, Васька ринулся к чайхане. Но торговец самсой живо его осадил:

– Э-э, стой! Денги забыл!

Васька отдал без сдачи какую-то бумажку и махом перепрыгнул три ступеньки, ведущие в чайхану.

Кружок стариков тесно сомкнулся вокруг чайника, который подозрительно не дымился, двое мужчин постарше резались в нарды. Еще один налегал на лагман — узбекскую лапшу. Ни Лысого Объекта, ни Тахира в чайхане не оказалось…

– Ты где был? — накинулся на Ваську Тахир. — Я уже плов приготовил, а тебя все нет… Вот только что с базара вернулся — за приправами ходил… Иди скорее на чайхану, а то там Игорь от голода уже погибает…

Васька спустился к каналу.

Выходит, Тахир действительно выходил на базар. Но встречался ли он в самом деле с Лысым Объектом? Или, может быть, они просто оказались рядом? Или — что еще естественнее предположить — все это Ваське привиделось в старом потрескавшемся зеркале…

Плов, настоящий узбекский плов с бараниной, приготовленный на настоящем курдючном сале, так понравился Ваське, что он съел кроме основной огромной плошки еще две добавочные. Да, это был совсем не тот плов, которым пичкали их иногда в школе.

В плове, приготовленном Тахиром, каждая рисинка была сама по себе, искрилась на солнце золотом. Несмотря на жир, рис действительно был рассыпчатым, а не представлял из себя комок некоего варева. Поэтому такое блюдо, как ни странно, удобнее было есть руками, как это принято на Востоке, а не вилкой, как это делают на Западе.

– Что, нравится? — подмигнул Тахир Ваське. — Такой плов только у нас и поешь. А то я слышал, что в Москве его делают из свинины…

– Да, а что? — осведомился Васька.

– Не понимает, — повернулся Тахир к Игорю.

– Делать плов из свинины все равно что компот из мазута, — доходчиво объяснил Игорь. — К тому же мусульмане не едят свинины.

– Надо же, — пробормотал Васька.

С каждым часом, проведенным на новой для него территории, он понимал, что представлял себе жизнь людей на Востоке слишком упрощенно, а многого, как выясняется, и вовсе не знал.

После очередного чая Игорь, отдуваясь, стал травить байки:

– Был я как-то в командировке в Коканде. Утром просыпаюсь — стук в дверь. Входит товарищ, который меня встречал в аэропорту, в руках у него авоська. Там дыня, виноград, персики.

Говорит: утром, Игорь-джон, у нас положено попить чаю.

Посидели, попили, поговорили, полтора часа прошло.

Пора по делам идти. Но только мы до угла первого от гостиницы дома дошли, мой провожатый берет меня за локоть:

– Игорь-джон, тут недалеко, через дорогу, мой дядя работает. Давай зайдем, а то дядя узнает, что я с человеком из Москвы рядом проходил и не заглянул — обидится…

Ладно, заходим к дяде.

Сидим, пьем чай, болтаем. Разные люди к нам подваливают, присаживаются, что-то начинают спрашивать, о чем-то со мной спорить. Так проходит еще три часа.

Наконец, когда солнце уже припекает вовсю и каблуки к асфальту приклеиваются, двигаем дальше.

Прошли чуть больше квартала, меня опять мой приятель в сторону тянет:

– Тут рядом, за углом, другой мой дядя работает. Узнает, что мы того дядю навестили, а его — нет, обида будет. Нехорошо получится.

Что ж, идем навестить второго дядю. На этот раз попадаем в шашлычную. Ух, и нахрюкался я там шашлыков, благо время уже обеденное было. Такого мяса, сочного, мягкого, аппетитного, больше никогда в жизни не ел.

За разговорами, спорами проехало еще два часа.

Я потихоньку приятеля в сторону отвожу, мол, дела пора обтяпывать, имей совесть.

– Сейчас, — говорит, — только чаю попьем… Чай в меня уже не лез, но я поднапрягся, влил в себя еще четыре пиалы.

Провожали нас из шашлычной, как на Северный полюс — всем народом.

Но до места мы дойти не успели. Свернули на боковую улочку, а она перекрыта!

Оказывается, там свадьбу играли — постелили вдоль улицы ковры, поставили столы и веселятся — человек триста!

Я хотел быстро задний ход дать, но нас заметили — приглашают к столу. Начал я отнекиваться — дела горят! — но тут замечаю, что приятель глаза страшные делает и шипит:

– Ты что, когда приглашают на свадьбу, отказываться грех, тем более на третий день!

Оказывается, они там уже третий день эту свадьбу играли, представляешь?

Пришлось посидеть «пять минут».

«Пять минут» растянулись на полтора часа! А когда я уже совсем распрощался — еще и подарки нам всучили!

Боковыми улицами, чтобы не попасть на свадьбу с другого конца и не потерять еще полтора часа, пробрались мы, наконец, к учреждению, куда я, собственно, и приехал.

Заходим в кабинет, нас встречает начальник и тут же дает распоряжение секретарше: приготовь чайку, конфеты, мармелад-бармелад…

Я уже почти кричу: какой чай?! Нам по делу ехать с вами надо!

А он удивляется: какое дело на ночь глядя? Сейчас чайку попьем, потом на той поедем — мой племянник в институт поступил, барана зарежут, плов будет. А дело — никуда до завтра не денется!

Тахир улыбнулся во весь рот:

– Да, это наши традиции. Вначале — закон гостеприимства, а остальное, знаешь, как мой дедушка говорил: «Э-э-э, лядно!»

Васька засмеялся. Настолько симпатичными ему казались эти люди, что он и думать забыл о том, что он, рискуя получить по первое число ремня от отца, остаться без аттестата, приехал сюда не чай пить, а выручать из беды родного деда.

Но Тахир и Игорь об этом не забыли.

Тахир все время посматривал на часы и, наконец, скомандовал:

– Нам пора.

Васька ополоснул руки и лицо в канале и, закатывая на ходу рукава рубашки, поспешил за Тахиром и Игорем.

Метро в Ташкенте оказалось почти таким же, как и в Москве, даже станции тут были похожими.

– Ишклар екиламиз. Кенска станцияси — Пушкинская, — услышал Васька из динамиков, и ему вдруг так захотелось приехать сейчас на родную «Пушку», увидеть маму и папу, Ленку, Стоматолога и даже нелюбимого им теперь Бакса.

И надо же было деду вляпаться в какую-то историю с древним кладом! Сидел бы себе спокойно дома — и внуку бы было легче жить на Земле…

Здание музея показалось Ваське издалека весьма симпатичным. А когда он вошел внутрь, то оценил его еще с одной стороны — оно еще было прохладным, что в такую жару было качеством более ценным, чем внешняя привлекательность.

Тахир оставил Ваську и Игоря бродить по залам, а сам куда-то умчался. Появился он минут через пять в сопровождении невысокой девушки, чем-то неуловимо похожей на маленькую Лейлу.

– Зухра, моя двоюродная сестренка, — представил Тахир свою спутницу. — Работает здесь вот уже пять лет.

– С тобой, я чувствую, этот год будет последним, — добродушно пробурчала Зухра и подала Ваське свою сухую узкую ладошку. — Привет, Игорь, — кивнула она Игорю. — Поскольку двоих из вашей троицы я знаю, выходит, правнук автора дневников — Никодима Афанасьевича Буслаева — это ты, — положила она руку на плечо Ваське.

– Точно, — признался Васька, — могу паспорт показать.

– Да нет, зачем же, — смутилась Зухра, — я тебе верю. Только видите ли какое дело: наш директор сейчас в отпуске, поэтому показывать вам что-то из запасников музея или нет — придется решать мне. Вообще-то никакие частные посетители в архивы музея допуск иметь не должны, — нахмурилась девушка, — но тут, как я вижу, особый случай…

– Ну такая случилась ситуация, — развел Тахир руками. — Попал человек в Ташкент в первый и, может быть, в последний раз в жизни. Что же ему — так и не увидеть дневников своего прадеда?!

– Ладно, — решительно кивнула Зухра, — пойдемте.

Девушка повела всю делегацию по залам, а потом открыла ключом неприметную дверь.

Мраморная отделка стен и паркет пола тут же сменился конторской обстановкой — линолеумом на полу и стенами, выкрашенными масляной краской.

Зухра подошла к стальной лесенке, которая уходила в подвал, и предупредила:

– Осторожно, не подскользнитесь — ступеньки крутые.

Лестница вывела ребят и ее провожатую в довольно мрачноватые казематы, где в сухом прохладном воздухе хранились раритеты музея.

Зухра уверенно шла вдоль полок. Около одной из них она остановилась и достала из полумрака пластиковый контейнер. Кивком головы показав направление движения, Зухра двинулась дальше. Она вошла в небольшую комнатку без окон, щелкнула выключателем и показала свободной рукой на стулья, сгрудившиеся вокруг стола:

– Присаживайтесь…

Открыв контейнер, Зухра осторожно извлекла оттуда кипу бумаг и из нее вытянула за корешок тетрадку в коленкоровой обложке.

– Вот он, этот дневник. И чего к нему в последнее время такой интерес — просто не представляю.

– А кто еще его хотел посмотреть? — тут же спросил Васька.

– Какой-то искусствовед, тоже из Москвы. Я сама его только мельком видела — он с директором беседовал, и тот ему дал разрешение ознакомиться с этими материалами.

– А как он выглядел, этот искусствовед? — перекинулся Васька выразительным взглядом с Игорем.

– Ой, он уже старенький был! Роста невысокого, волосы короткие, ежиком подстрижены. В руках он еще держал черный плащ и шляпу. Я тогда подумала — забавно, на дворе плюс тридцать, а он с плащом ходит.

Васька вздрогнул: Зухра описала его деда почти так же, как Мила из «Макдональдса».

Да-а, может быть, еще вчера или позавчера дед сидел в этой комнате, читал дневник своего отца… Что он там хотел найти? И удастся ли это обнаружить ему, Ваське?

Васька сел за стол, аккуратно, чуть ли не благоговейно открыл тетрадь и погрузился в чтение.

Васька уже собирался перевернуть страницу, как вдруг заметил на полях дневника еле заметную точку, поставленную шариковой ручкой.

Откуда у красного командира в 1920 году, дневник которого написан чернилами, слегка выцветшими от времени, могла взяться шариковая ручка? Выходит, пометки делал кто-то совсем недавно. Может быть, это был дед?

Решив повнимательнее смотреть на поля дневника, Васька перевернул страницу.

Переворачивая страницу, Васька еще раз осмотрел поля рукописи и снова заметил крохотное пятнышко на полях, как раз напротив записи от 7 ноября. Васька постарался дословно запомнить этот текст и снова склонился над рукописью.

Но, увы, читать больше тут было нечего — часть страниц, в начале и в конце тетрадки — была вырвана.

– В таком виде дневник к нам и поступил из архивов госбезопасности, — стала оправдываться Зухра, — это все, что осталось…

Подождав Зухру, которая аккуратно запаковала все бумаги в контейнер и поставила его на место, вся компания вышла на улицу.

Дневная жара спала, оставив после себя дрему и негу.

Ветви ивы над темным прудом устало свесились в воду, пыльные листья вишен в парке чуть подрагивали в такт теплому, как парное молоко, ветру.

От всего этого походка у Васьки становилась расслабленной, мысли медленно вязли в каком-то болотном безразличии, глаза, будто сами собой, закрывались.

Но Васька прекрасно понимал, что спать сейчас — не время.

Они напали на след! Дед явно делал пометки в дневнике неспроста — просто так он никогда ничего не делал, это Васька знал точно.

Дед, вероятно, подошел к тайне клада эмира бухарского совсем близко — иначе зачем бы он так спешно улетел в неблизкий Ташкент?

Найти его теперь здесь можно только одним способом — разгадать примерное местоположение клада…

– О чем задумался, Василий? — с улыбкой хлопнул его по плечу Тахир.

– Да все о том же, о своем родственнике бедовом, — признался Васька.

– Да-а, дед у тебя боевой, — не расслышал Тахир, — равно как и прадед. Если и ты в ту же породу пошел, то найдешь ты своего деда — не сомневайся. А мы с Игорем поможем, чем сможем. Я попрошу моих друзей из милиции проверить — не регистрировался ли он где по приезде. Опросим шоферов на автостанциях, билетных контролеров на электричках, кассиров. Не иголка твой дед — найдем!

После сытного плова и дневной жары ужинать совсем не хотелось.

Тахир, всю жизнь проживший в Узбекистане, это понимал. Но врожденное чувство гостеприимства не позволяло ему оставить гостей без сытного ужина, и потому он пошел на маленькую хитрость:

– Чаю попьем, а больше, наверное, ничего не будем, — пообещал он, ставя на огонь чайник.

Тахир заварил зеленый, а не черный, к которому привыкли гости из Москвы, чай.

– Зеленый чай немножко для вас странным будет, — пояснил он, — но его большее выпить можно — он не такой крепкий, как черный, и на сердце не так давит…

К чаю Лейла принесла черешни, сладкую нишалду, кос-халву и сахар-нават.

Зеленый чай действительно казался странноватым, но — вот чудо! — после третьей пиалы Ваське стало легче дышать и будто бы даже прибавилось сил!

Тахир, видя, как гости опустошают чайник, подмигнул Лейле, и та, взмахнув своими косичками, тут же исчезла, чтобы через минуту появиться с большим блюдом зелени и салатов.

– Попробуйте вот этот, — указал клинком ножа-пчака Тахир на салат из помидоров. — Он называется кисло-сладкий.

Васька зачерпнул салат раз, другой и принялся поглощать его с не меньшей скоростью, чем до этого — чай.

Кислый сок со сладковатым привкусом от спелых, сочных помидоров, пряный аромат черного перца разожгли в Игоре и Ваське такой аппетит, что от предложения Тахира поесть еще немножечко плова никто уже не отказывался — ни бурно, ни ради приличия.

Ужин прошел в разговорах.

Игорь, Тахир и Васька размышляли вслух о том, куда мог направиться Петр Никодимович из Ташкента.

Вообще-то из столицы Узбекистана легко было попасть в любой областной город Средней Азии, но методом исключения из сферы поисков они отпадали один за другим.

Бухару, Самарканд, Чимкент, Нукус было решено скинуть со счетов, потому что туда легче было прилететь прямым рейсом из Москвы, чем транзитным через Ташкент.

Коканд, Маргилан, Фергана отпадали по причинам исторического характера — по версии Игоря клад там оказаться не мог, а следовательно, и искать Петру Никодимовичу его там было бы бессмысленно.

Термез — самая южная точка Узбекистана, соприкасающаяся с Афганистаном — был отметен по той причине, что ничто не указывало на желание эмира бухарского эвакуировать свои сокровища в Индию через Афганистан.

– Алимхан был человек европейски направленный, — убеждал друзей Игорь, — хотя и считал своей родиной Восток. Он ведь очень долгое время провел в России, дружил со многими русскими промышленниками, а в Бухаре, по сути, только вел дела.

Теперь сами посудите — куда человек повезет свои деньги: в Ташкент, поближе к Сибири, где еще воевали остатки белой гвардии, откуда можно было бежать в Китай, или в Афганистан, наводненный дикими, по сути, племенами, основным занятием которых на протяжении многих веков был разбой.

Попадись караван какому-нибудь афганскому племени и — поминай как караван-баши звали!

А белые отряды в Сибири, при протекции знакомых промышленников, взяли бы часть денег в виде пожертвования на нужды армии, да и пропустили бы эмира на Дальний Восток и с выездом в Америку или Японию препятствовать не стали бы.

Поэтому я уверен — Петра Никодимовича необходимо искать здесь, в Ташкенте, или на крайний случай в области…

Ни Тахир, ни Васька не могли ничего толкового возразить Игорю. Версии он выдвигал обоснованные, но это были, увы, лишь версии…

От огромного количества новых для него впечатлений Васька долго не мог заснуть. Рядом уже давно похрапывал Тахир, сопел, разметавшись на курпаче, Игорь, а Васька все беспокойно ворочался.

Бесконечные версии того, что могло случиться с дедом, опасения того, что кто-то позвонит из школы домой справиться о самочувствии «заболевшего» Василия Буслаева, будто назойливые комары, терзали его до полуночи.

Совершенно отчаявшись, Васька сдался, открыл глаза и приподнялся на локте.

Он дотянулся до самопального выключателя, и сбоку от чайханы зажегся свет. Васька взял атлас, который перед сном листал Игорь, и раскрыл его на странице с разделом «Ташкентская область».

Рассматривая карту, Васька в очередной раз мысленно перемалывал события последних дней, пытаясь ухватить ускользающую от него ниточку понимания, прозрения…

Янгиюль, Тойтепа…

Почему в дневнике дед поставил две точки?

Алмалык, Красногорск…

Надо попробовать вспомнить…

Первая точка: речь шла о причастности к пропаже эмирской казны мулл, то есть духовенства. Может быть, сокровища спрятаны в Ташкенте — в какой-нибудь мечети? Да, точно, там еще упоминался какой-то имам по имени…

Васька поднял глаза к небу и нахмурился. Неужели забыл? Он же так старался все запомнить, чуть ли не дословно… Святой имам по имени… По имени… Ходжа! Ходжа Хаким!

Завтра надо будет спросить у Зухры: знает ли она что-нибудь об этом человеке, какова была его судьба после революции?

Если к нему незадолго до бегства эмир ездил за благословением, то они люди друг другу не чужие…

Ну и что из этого? Что дает эта информация для более целенаправленных поисков деда?

Да ничего! — вынужден был признать Васька и снова склонился над атласом.

Чирчик, Ходжикент…

А что говорилось на страничке дневника за 8 сентября? Про какого-то водоноса… Абдулла… Абдулла-факир? Абдулла-кефир?

Было еще название ворот… Каршинские ворота…

Васька склонился над картой.

Карши от Ташкента далеко…

А какие города еще есть на карте поблизости?

Кибрай, Пскент…

Стоп, стоп! Что-то в дневнике было про Пскент!

Запись за 7 ноября!

Чтобы лучше сосредоточиться, Васька закрыл глаза и попытался представить себе каморку в музее, чернильные строчки в тетради, шелест страниц, запах…

Есть! Запах помог ему!

Уже давно Васька читал, что запах — одно из самых мощных средств, которое оказывает влияние на память. Лицо человека можно позабыть, но характерный его запах — никогда.

При ощущении запаха скошенной травы тут же всплывает в памяти детство, сенокос. В подробностях гораздо более ярких, чем при простом упоминании этих слов…

Индейцы носили с собой в походе мешочек с травами из родной местности. Нюхали, видать, перед тем, как выкурить трубочку мира или снять с кого-нибудь скальп…

Запах у рукописи был точно такой же, как у листьев яблони, склонившей свои ветви над чайханой. Запах пыли, но не затхлой, а даже как будто свежей, только что прибитой дождем…

Итак, запах и запись. Запись в дневнике от 7 ноября…

Праздновали годовщину Октября. За осень сделали много… Результатов нет… Про воробьев еще что-то… А! — чирикают воробьи, а Ходжа Хаким, говорят, совершил хадж в Кент…

Опять этот Ходжа Хаким!

И снова в том куске текста, который был отмечен дедом! Нет, с этим парнем явно что-то было не то!

Тогда, когда он, Васька, помогал Зухре закинуть контейнер с бумагами на музейную полку, он спросил, что такое Кент?

Интересно, что Зухра ответила, что «кент» по-узбекски — «камень». Не город, не поселок, а «камень». Может быть, такого города вообще нет?

Сна у Васьки не осталось ни в одном глазу.

Он вместе с атласом пододвинулся поближе к свету и принялся внимательно разглядывать карту.

Никакого Кента там не было!

И потом — как этот Ходжа Хаким мог совершить хадж, то есть святое паломничество, в какой-то Кент?

Мусульмане-паломники идут в хадж в Мекку, это любой школьник знает. А Мекка находится в Аравии, что от Узбекистана далеко почти так же, как от Москвы.

«Стоп-стоп, — осадил себя Васька. — А может быть, в этом Кенте похоронен какой-нибудь святой? Может быть, и к могилам святых можно совершить хадж?»

Так ли это было на самом деле, Васька не знал, а будить Тахира, чтобы задать ему этот вопрос, не хотелось.

И еще одно обстоятельство: может быть, до революции этот город и назывался Кент, а потом его переименовали — в какой-нибудь Красногорск. Очень даже запросто — раньше с этим не очень-то церемонились…

А может быть, прадед хотел написать «Ташкент»?! Или они так называли этот город, ну, скажем, на своем жаргоне. Ведь они в школе тоже никогда не говорят: «Пойдем в «Макдональдс», а «Пойдем в Мак». Может быть, в двадцатом-то году было модно называть Ташкент — Кентом?

Версии плодились с такой скоростью, что у Васьки даже пересохло в горле.

Нацедив из чайника остывшего чаю, Васька выпил его одним махом и снова засел за карту.

Но тут плодотворный поиск гипотез как заклинило. Названия городов и районных поселков сливались в один непонятный хоровод, где после каждой согласной, как пара, стояла гласная, отчего весь этот ряд названий казался бесконечным словом: кокандангреналмалыкянги-абадканибадам__

Очнулся Васька от того, что клюнул носом в книгу.

Да, с ночным бдением пора было завязывать — на завтра хватит отрабатывать те версии, что имеются.

Васька погасил свет и растянулся на одеяле-курпаче.

Рядом уютно журчал канал, поскрипывал чигирь, что под напором течения поднимал в чей-то огород воду. Крупные, как орехи, звезды весело перемигивались каждый раз, когда ветер ворошил листву яблони.

Кокандангреналмалыкянгиабадканибадам…

Тяжесть уже навалилась на Васькины глаза, но мозг упорно продолжал поиск.

Ходжа Хаким…

В Кент…

Чирчик, Пскент…

Чирикали воробьи…

Годовщина революции…

7 ноября…

Кибрай, Янгиюль…

Чирикали воробьи…

Почему они чирикали?

Не лето ведь было, не весна…

Алмалык…

Сон своими мягкими лапами обхватил голову Васьки. Тело перестало бороться с дремой, и мозг нехотя, сопротивляясь, засыпал.

Теперь сквозь шелест листвы пробивались лишь отдельные слоги, которые часто не имели ничего общего с осмысленным текстом:

Чирик… кент…

…алык хаджи…

револю… чирик…

чирикчик…

хаджи… кент…

Хаджи… кент…

Хаджикент.

Хаджикент!

Хаджикент!!

Потрясенный, будто только что ему снился жутчайший кошмар, Васька резко открыл глаза.

Хаджикент!

Чирикчик!

Это же… Это же…

Путаясь в одеяле, Васька стал шарить вокруг себя. Он же оставлял атлас где-то рядом! Вот он!

Яркая, полная луна, своей светящейся желтизной похожая на срез круглой дыни, давала достаточно света, чтобы все, даже самые мелкие надписи на карте были ясно видны.

Вот оно!

Примерно в сорока километрах от Ташкента — город Чирчик и река Чирчик! А в семидесяти, уже в горах, — поселок Ходжикент! Так вот в какой Кент совершал хадж святой Хаким!

Чирчик! Ходжикент!

Ходжикент! Чирчик!

Васька был так потрясен своим открытием, что не заметил, как его шепот перешел в торжествующий вопль.

С перепугу где-то в махалле залаяла собака, и Тахир с Игорем испуганно вскочили со своих мест.

– Что случилось? Да что с тобой?! Только когда над чайханой вспыхнула лампочка, Васька пришел в себя:

– Я нашел его!

Кого нашел Васька, пояснять не требовалось, но тем не менее оба — и Тахир, и Игорь спросили:

– Кого?

– Кого-кого, — глупо ухмыльнулся Васька, — деда моего, вот кого!

– Где? — зевнул Игорь и помотал головой. — Где ты его мог найти, когда ты всю ночь на чайхане продрых?

– Текст дневника хорошо помните? — подался к Игорю и Тахиру Васька.

– Ну, более-менее, — ответил Тахир. — А что?

– В предпоследней записи мой прадед упоминает о том, что воробьи чирикают, а Ходжа Хаким недавно совершил паломничество в Кент.

Васька выдержал паузу, но по тому, как на него смотрели парни, понял: чтобы они не считали его за идиота, нужно срочно все пояснить.

Васька раскрыл карту и показал на ней две точки:

– Вот вам почему чирикали воробьи, видите

реку Чирчик? А вот вам хадж в Кент — он же Ходжикент!

– Вай-бо! — воскликнул Тахир. Бледный Игорь взял в руки карту и внимательно ее рассмотрел:

– Похоже, что ты — прав, а мы все — стадо недоделанных баранов…

– Вай, зачем так говоришь? — возмутился Тахир.

– Так это же очевидно! — потряс книгой в воздухе Игорь. — Проще пареной репы!

– Лепешка тоже, кажется, простая штука, — пожал плечами Тахир, — а ты попробуй ее испеки… Молодец! — легонько стукнул Ваську в плечо Тахир. — Голова у тебя варит на все сто! Завтра в этот Ходжикент и наведаемся. Чем черт не шутит — вдруг именно там и найдем свежие следы твоего деда? А теперь — спать, ночь уже на исходе…

Выспаться Васька не успел — Тахир поднял всю компанию в пять часов утра, когда рассвет еще не окрасил облака в ярко-золотой и нежно-розовый цвета, а потому казался серым, как больничная простыня, началом тяжелого дня.

С канала тянуло прохладой.

Васька спустился вниз, наклонился над водой и, отфыркиваясь, умылся.

Вода освежила его, и он улыбнулся.

А действительно, чем черт не шутит — может быть, уже сегодня они найдут деда и весь этот кошмар закончится?

Оказаться бы сейчас в классе, пусть даже на уроке Овчарки…

Пусть бы даже она ему двойку влепила. За четверть. Но чтоб на душе было спокойно, чтобы все живы-здоровы…

Воспоминание о классе тут же подтолкнуло Ваську к размышлениям о Ленке. Успела ли она выполнить его поручение? И как ему с ней связаться — ведь в зависимости от того, что она там накопала, нужно действовать дальнее…

Завтрак приготовили на скорую руку. Тахир лучше всех понимал, что сейчас не время распивать чаи.

– Выехать желательно бы первым рейсом, — присел он за дастархан, — во-первых, быстрее до места доберемся, во-вторых, сейчас торговцы с базара могут домой ехать — в автобус не влезешь. Да и до автостанции нам добираться — не близкий адрес. То есть нет, не близкий свет, да?

За минуту до того, как выходить из дома, Васька вспомнил о своем рюкзаке.

– Возьму с собой, — заявил он, взваливая рюкзак на спину.

– Брось, — отмахнулся Игорь, — никто его тут не тронет.

– Да я не потому, — покраснел Васька. — У меня там палатка, а поскольку мы идем в горы, она нам может пригодиться.

– Палатка? Зачем ты ее на себе из Европы в Азию тащил?

– Так я же по официальной версии в походе, разве нет? — отшутился Васька.

– Он прав, — бросился в комнаты дома Тахир, — сейчас я еды с собой возьму. Как и что там сложится, действительно неизвестно. А у нас говорят — идешь в пустыню на два часа, бери воды на три дня…

Кассы на автостанции еще не работали, но вокруг на узлах стерегли свою очередь дехкане, которые привозили продавать в Ташкент овощи, а теперь отправлялись домой.

– Привал, — плюхнулся Игорь на Васькин рюкзак, — присаживайтесь, ребята.

Тахир на рюкзак садиться не стал, а устроился на корточках — так ему было удобнее.

Васька же, который приметил в квартале от автостанции пункт междугородных переговоров, решил, что более подходящего случая улизнуть не представится.

– А я пойду туалет поищу, — шепотом сообщил он. — А то ехать далеко…

Игорь только вяло махнул рукой, мол, понял.

Васька вышел из здания автостанции и неторопливо направился к дощатому сарайчику с покосившимися буквами «М» и «Ж» над входом. Он обогнул уборные и быстро, как только мог, побежал к телефонам.

Разбудив телефонистку, которая никак не ожидала столь ранних посетителей, Васька купил три жетона и кинулся в будку.

Прикинув в уме, что в Москве сейчас два часа ночи и Ленкины родители вряд ли обрадуются столь позднему звонку, Васька снял трубку.

Отступать было некуда — ему необходимо было знать то, о чем он спрашивал Ленку. Вряд ли в горном поселке попадется еще один пункт для междугородных переговоров.

В очередной раз успокоив себя мыслью, что он действует в интересах святого дела, Васька набрал код Москвы и Ленкин номер.

Телефонная трубка простуженно засипела, что-то обиженно затрещала и, наконец, выдала щелчок, означавший, что аппаратура на АТС нашла нужный номер.

Длинные гудки доходили до Васьки приглушенно, будто из другой галактики.

– Раз, — считал он их шепотом, — Два… Три… Четыре… Пять… Лен?! Лен, это ты?! Да, это я! Что, есть новости?

Васькина просьба застала Лену врасплох. Она никогда не интересовалась военными, службой в армии, порядком учета военнообязанных и прочей сферой чисто мужских развлечений.

Вначале Лена хотела попросить совета у папы, но поскольку она не знала — санкционировал бы такие действия Васька, сделать это не рискнула.

Зато она нашла в комоде папин военный билет и внимательно его просмотрела. Из него она выяснила, что папа находится ныне в звании старшего лейтенанта, имел какую-то военно-учетную специальность с труднозапоминаемым названием и прикреплен для учета к райвоенкомату.

Лена сразу сообразила, что, вероятно, эта система прикрепления к военкоматам в своем районе — практика повсеместная, и потому первым делом взяла телефонный справочник и нашла в нем адрес и телефон соответствующей организации, той самой, что обслуживала район, в котором Васька побывал в гостях у Валентина Борисовича Берберова.

У здания военкомата было немноголюдно, но то и дело в двери этого серьезного учреждения озабоченно протискивались люди или не менее озабоченно выскакивали из них и неслись куда-то по своим делам.

Ленка собралась с духом и открыла дверь на тугой пружине.

К ее удивлению, вход в военкомат отнюдь не был свободным.

Слева от нее за стеклом сидел пожилой дядька в погонах с тремя звездочками и, не говоря ни слова, смотрел на нее.

Лена хотела сделать вид, что она здесь своя, и потому уверенным шагом пересекла коридорчик и дернула на себя дверь, которая вела внутрь.

Но та оказалась запертой.

– Вам кого? — сухо осведомился постовой.

– Я… Не знаю, — принялась выкручиваться Лена. — У меня… У меня брат пропал. Третий день домой не приходит. Родители думают, что он пропал, а он, по-моему, от призыва скрывается. Вот я и подумала — может быть, его уже забрали в армию?

Постовой побарабанил пальцами по столу. Дело было в том, что в последнее время, когда число парней, играющих с военкоматом в прятки, становилось все больше, совместно с милицией призывная комиссия бывало проводила облавы, хватая мальчишек на чердаках, у дверей дома — везде, где их можно было поймать и отправить на сборный пункт.

Так что весьма неправдоподобная, каковой ее считала Лена, история в глазах постового вовсе не была чем-то невероятным. Вот почему он потянулся к кнопке, разблокирующей двери:

– Вам в десятый кабинет.

Щелкнул язычок электрического замка, и Лена впорхнула в следующий коридор.

Десятый кабинет оказался приемной военкома.

Лена робко вошла в комнату, поздоровалась с секретаршей.

– Вы по какому делу? — спросила та, одним глазом глядя на посетительницу, а другим — на лист печатной машинки, на которой она отстукивала какой-то новомодный гороскоп.

Лена опять путано начала объяснять что-то про потерявшегося брата и про то, что ее направили сюда с поста.

– Понятно, — кивнула секретарша лишь с тем, чтобы поскорее расстаться с мешающей ее срочному (гороскоп нужно было вечером вернуть соседке) делу визитершей, — проходите.

Главной чертой кабинета райвоенкома была тотальная прокуренность. Воздух здесь, вероятно, никогда не был чистым, а всегда так и висел по углам комнаты сизыми облачками, подобно паутине.

Серый, будто подернутый дымом, несгораемый шкаф, зеленое сукно допотопного стола, присыпанное пеплом, кладбище бычков в потускневшей от копоти хрустальной пепельнице — все говорило о том, что в этом кабинете много и напряженно работали.

– Что вам? — поднял усталые, красноватые от недосыпания глаза военком.

В третий раз Лена изложила историю потерявшегося брата более уверенно, а потому выглядела та более правдиво.

– Фамилия? — прервал поток ее слов военком.

– Чья?

– Ну не моя же, — усмехнулся полковник. — Фамилия брата какая?

– Берберов. Игорь Берберов.

Военком нажал кнопку селекторной связи:

– Виктория Петровна, найдите мне, пожалуйста, личное дело Игоря Берберова, если оно, конечно, у нас есть.

Чертыхнувшись про себя, что не отшила девчонку в какой-нибудь другой кабинет, секретарша спрятала гороскоп в стол и пошла в архив.

Пока Виктория Петровна искала досье, военком не промолвил ни слова. Тишину в кабинете нарушал лишь настойчивый и какой-то раздраженный скрип его пера.

Наконец дверь отворилась, и Виктория Петровна, бодро стуча каблучками, подала какие-то бумаги военкому.

Тот поблагодарил ее кивком головы, поставил подпись на бумаге и открыл папку с досье.

– Что вы мне голову морочите! — вскипел он, просмотрев первую страницу. — Твой брат уже свое отбарабанил в Афгане, теперь никто его во второй раз призывать не будет.

– Но он пропал, и я… — попыталась что-то пискнуть Лена.

– Раз пропал, значит, обращайтесь в милицию, — отрезал военком. — А теперь, извините, у меня дела!

Лена, усиленно скрывая свою радость по поводу того, что хоть какую-то информацию она смогла выцедить из этой недоверчивой организации, поплелась вон из кабинета.

На улице она окончательно пришла в себя и выработала дальнейший план действий.

Ведь Васька просил ее выяснить отношение к службе не только Игоря Берберова, но и какого-то Тахира Усманова.

Где жил этот Тахир, Лена точно не знала, но догадалась, что в Ташкенте. Вероятно, он, равно как и Игорь, служил в Афганистане. Почему-то Ваське было важно знать ответ на этот вопрос.

«Где можно получить такие сведения? — размышляла Лена. — Не в Министерство же обороны идти…»

Пришлось ей возвратиться домой и снова взяться за телефонный справочник.

Быстрее, чем рассчитывала, Лена нашла то, что нужно — некоммерческую организацию бывших афганцев «Снежный барс». Вполне возможно, что люди, которые там работают, могут обладать какими-то сведениями или хотя бы подскажут, где их можно раздобыть…

Воодушевленная своей первой победой, Лена бросилась по указанному адресу.

«Снежный барс» ютился в четырех комнатках бывшей коммунальной квартиры в доме, подлежащем сносу. И здесь, как и в военкомате, все кругом были в форме. Только у «афганцев» она была несколько иная — не парадная или повседневная, а полевая, камуфляжная. Многие из тех, кто выходил из комнат или спускался по подъездной лестнице вниз, были на костылях. У других пустой рукав десантной куртки был пришпилен к плечу.

Лена в недоумении огляделась — на дверях «Снежного барса» не было ни указателей, ни табличек.

– Тебе чего, сестренка? — склонился над ней загорелый голубоглазый гигант в тельняшке и камуфляже.

Лена, посмотрев на него, интуитивно решила, что врать ему выйдет себе дороже, и потому сказала правду:

– Мой один очень хороший… Очень хороший друг попросил выяснить, служили ли в Афганистане два человека. Один из них живет в Москве, а другой — в Ташкенте.

– А зачем твоему другу такие сведения? — насторожился «барс».

– Потому что мы ищем еще одного человека — он ушел из дома и до сих пор не вернулся. Что-то знать о нем могут как раз те двое. Если они, конечно, служили в Афганистане.

– Так, — обнял за плечо Лену ее новый знакомый и завел в кабинет, — садись. Паспорт у тебя есть?

– Нет, — оробела Лена, — я еще в школе учусь…

– Ну тогда, — растерялся бывший десантник, — какой-нибудь другой документ… Свидетельство о рождении там…

– Это чтобы меня в случае чего нашли, да? — догадалась Лена.

– Да ты не обижайся, — смутился парень. — Отказывать тебе в просьбе не хочется, но кто ты такая, у нас выяснять нет ни времени, ни возможности… А подставлять своих ребят мы не имеем права.

– Подождите, — развязала тесемки своего рюкзачка Лена, — а школьный дневник подойдет?

Прежде чем парень успел прийти в себя, Лена сунула ему в руки свой дневник.

– Учишься ты ничего, — пометил в своем настольном календаре имя, фамилию Лены и номер ее школы «барс». — Укладывай свое имущество обратно, а я пока попробую найти твоих ребят. Как их фамилии?

– Берберов и Усманов.

Парень включил компьютер, подождал, пока операционная система загрузит все необходимые файлы, и застучал по клавиатуре.

Машина что-то жалобно пискнула, и жесткий диск ворчливо принялся перебирать свое электронное досье.

– А Усманов какой? У меня тут их несколько…

– Тахир, — подсказала Лена.

– Есть такой, — кивнул парень. — Что ж, видать, ты не совсем со стороны. Оба они — и Берберов, и Усманов служили в одной части, даже в одной роте — охраняли в Кабуле российское торговое представительство. Усманов дембельнулся благополучно, а вот у Берберова приключилась беда. Он попал в плен, и выручил его оттуда английский Красный Крест. Так что вернулся он в Москву таким вот транзитом — через Карачи и Лондон.

– Спасибо вам большущее, — вскочила со своего места Лена, — мне домой пора!

– Не за что, — кивнул парень. — Если что — заходи…

Лена, чувствуя, что добыла весьма важную для Васьки информацию, неслась домой на всех парах.

Отворив двери квартиры, она первым делом перенесла телефонный аппарат в свою комнату, наготовила на кухне бутербродов, заварила чай и завалилась с любовным романом из любимой серии «Соблазны» на диван — ждать Васькиного звонка.

Но ни в шесть вечера, ни в восемь, ни в девять он не позвонил. Лена объяснила родителям, что ждет важных новостей, касающихся контрольной по алгебре, а потому телефонный аппарат останется у нее в комнате.

Уснула Лена одетой, так и не выключив свет. Поэтому, когда в ее сон ворвался настойчивый междугородный звонок, она, открыв глаза, из-за яркой лампы ничего не увидела.

Прикрывая одной рукой глаза, другой Лена нашарила трубку и подняла ее.

– Лен?! Лен, это ты?! — донесся до нее далекий, будто с другого края Вселенной, голос Васьки, — Да, это я! Что, есть новости?

О-о, у Ленки были новости, да еще какие!

Но больше всего ей хотелось узнать, что там происходит у него. Однако междугородная связь — это тебе не городская. Тут три часа, если ты, конечно же, не владеешь парой скважин в Саудовской Аравии, не поболтаешь.

Поэтому пришлось обменяться новостями скороговоркой.

Когда разговор прервался, у Ленки возникло стойкое ощущение, что Васька торопился закончить его поскорее. И не потому, что у него не хватало денег на жетоны. Он куда-то спешил и, кажется, был напуган результатами ее расследования…

Васька, словно камень из рогатки, вылетел из переговорного пункта — и помчался обратно к автостанции.

Он успел как раз вовремя — вывернув из-за угла туалета, он столкнулся с Тахиром.

– Пошли скорее, — потащил его к какому-то старому, раздолбанному «пазику» Тахир, — мы уже билеты купили, а тебя все нет…

– Желудок, понимаешь, столько переваривать не привык, — вяло оправдался Васька.

Тахир показал билеты шоферу и усадил Ваську на заднее сиденье рядом с каким-то дедом в толстом цветастом халате и черной тюбетейке.

– Ну, рахмат-мархамат, Ташкент-Джалала-бад, — хлопнул шофер дверью, — поехали, что ли…

Еще оставалось ровно полминуты, чтобы выскочить из автобуса, добежать до ближайшего отделения милиции и попытаться убедить оперов в том, во что он и сам с трудом верил.

Нет — это точно бред, в такое никто не поверит, тем более без доказательств, которых у него нет! Одни лишь стойкие мрачные предчувствия и гипотезы — вот и все, чем он располагает…

Осталось меньше полминуты, чтобы сбежать от того, что ужасно — до нервного подрагивания глаза — испугало Ваську.

Что же делать?!

Автобус, рыкнув, дернулся вперед, и здание автостанции стало медленно уплывать назад.

Теперь путей к отступлению у Васьки не было. В горах ведь далеко не убежишь…

Недосыпание сказалось на Ваське, едва автобус выехал из Ташкента. Он терял в дреме равновесие и то и дело медленно заваливался на плечо деда-узбека. К счастью, дед попался понимающий и стоически терпел Васькину слабость.

«Пазик» то и дело притормаживал на остановках или просто около голосующих пассажиров, а потому двигался вперед медленно.

Когда в очередной раз автобус застрял на светофоре, Васька встряхнулся и открыл глаза.

Через дорогу спешили пешеходы: босоногий мальчишка в семейных трусах, женщина в цветастом платье с большим тазом лепешек на голове, мужчина в костюме и при галстуке, школьницы в форме, какой-то мужик в шляпе…

Мужик в шляпе! Его лицо Васька увидел только мельком, но ему снова, как и на базаре, показалось, что это тот самый Лысый Объект, которого он видел в Москве в трамвае.

Васька, как мог, вывернул голову, но автобус уже двинулся вперед, и он ничего толком разглядеть не смог.

Или у него глюки, что весьма вероятно в свете происходящих событий, или вокруг него действительно творится нечто странное.

Сон с Васьки сошел, как будто его и не было.

Что будет, что будет?!

Разработать план действий наперед было невозможно, — Васька и предположить не мог, что ждет их в Ходжикенте. А вдруг он вообще пошел по ложному пути и деда там нет? Что ж, по крайней мере, эта версия будет проверена…

Трудная это вещь — сомнение. Хорошо Джеймсу Бонду или Рэмбо — у них наперед все расписано, опыт сказывается. Маши себе руками, стреляй из пистолета да девушек в себя по ходу дела влюбляй. А у него, у Васьки, какой опыт? Драка в «Макдональдсе» да несколько приемов, подсмотренных у Стоматолога, когда тот в шутку отрабатывал на Рентгене новые хуки и апперкоты. Ни мощных серых клеточек Эркюля Пуаро, ни здоровых бицепсов Шварценеггера…

Размышляя обо всех этих грустных вещах, Васька посматривал за стекло.

Покинув пределы городков и поселков, автобус, догоняя свою тень, понесся по трассе. В просветах между посадками пирамидальных тополей были видны горы, и не так далеко, как час назад, а совсем рядом, казалось, рукой подать.

Коричнево-зеленые холмы предгорий плавно переходили в серо-розовые скальные массивы, а над ними гордо возвышались снежные вершины, с которых тут и там белыми языками спускались вниз небольшие ледники.

Ровная дорога кончилась — теперь она поднималась вверх, петляла, как заяц, улепетывающий от волка, виляла пьяным зигзагом.

Иной раз, взглянув в окно, Васька видел перед собой пропасть, на дне которой в легкой утренней дымке блестела река Чирчик. В этот раз Васька пожалел, что сел у окна, потому что нестись на потрепанном «пазике» по горной дороге оказалось куда как страшнее, чем лететь на самолете.

Уже высоко в горах, когда дорога стала взбираться вверх градусов под тридцать, автобус остановила милицейская патрульная машина.

Шофер выскочил из кабины и подошел к желтому «жигуленку» с проблесковым маячком на крыше.

– Сель… Говорят, лавина сошла… Опасная обстановка… — прокатился шепот по салону.

Шофер пару раз развел руками, кивнул, с чем-то согласившись, и занял свое место за баранкой.

Ехал он теперь гораздо медленнее и осторожнее, то и дело притормаживая на поворотах и посматривая на нависшие над дорогой снеговые шапки.

В двух местах им попались следы селя — грязевого потока, что образуется в горах во время таяния снегов и несется вниз, в долину, сметая по пути порой целые горные кишлаки. То, что они увидели, впечатляло. Страшная сила сбила в один ком деревья, камни, опоры линии электропередач — все это было сброшено в сторону мощными бульдозерами.

Когда от бесконечных поворотов и запаха бензина в салоне Ваську начало мутить, пытка горным серпантином наконец закончилась.

Автобус нырнул в небольшую уютную долинку, подняв облачко пыли, притормозил у столба с покосившейся жестяной вывеской.

– Ходжикент, — объявил шофер, утирая потное лицо подолом майки, — слава Аллаху, прибыли.

– Куда теперь? — спросил Васька, когда вся экспедиция в количестве трех человек вытряхнулась из «пазика».

– Где все новости можно узнать? — развел руками Тахир. — Конечно, в чайхане!

Тахир огляделся вокруг и опытным глазом сразу определил, где в Ходжикенте располагается местный рынок. Там же, по старой традиции, должна была быть и чайхана.

Игорь пошел потолкаться на рынок и узнать новости.

Тахир и стреляющий кругом глазами Васька пошли вдоль пыльной улочки — к чайхане.

Дома здесь стояли гораздо вольготнее, чем в Ташкенте, и заборы-дувалы были не такими монументальными. На крышах многих сарайчиков, примыкающих к саманным домам, росла трава, среди которой то и дело выпирал ярко-алый мак.

Оплывшие под дождем дувалы тоже часто были покрыты вихрастой зеленью, которая в горах использовала каждую трещину, для того чтобы использовать свой шанс пожить.

И все-таки, несмотря на то, что все вокруг — от пронзительно-глубокого неба до прозрачного, вибрирующего воздуха — дышало чистотой и свежестью, само горное селение казалось древним до нереальности.

Чайхана — грубо сколоченный помост, нависший над местной речушкой — была полна народа. Чайханщик и его помощник, шустрый чумазый мальчишка, еле успевали разносить приехавшим из города дехканам прокопченные на огне жестяные чайнички и щербатые пиалки.

Васька, уже зная, что на чайхану входить в обуви не принято, снял у входа свои ботинки и сбросил рюкзак.

Тахир на узбекском спросил позволения присесть рядом с компанией седоусых аксакалов и, получив разрешение, посадил Ваську, а сам пошел и о чем-то пошушукался с мальчишкой-помощником.

Мальчишка куда-то умчался, и вскоре сам чайханщик принес к дастархану, где сидел Васька, чай, пиалы, варенье из айвы и свежие, еще пышущие жаром печи-тандыра лепешки.

– Тахир, спроси же скорее, не видел ли кто-нибудь здесь моего деда? Поселок-то маленький, не может быть, чтобы никто ничего не заметил, — попросил Васька.

– Погоди, — осадил его Тахир, — так здесь не принято. Сначала нужно о погоде поговорить, о детях, о здоровье. О деле беседовать будем после первого чайника.

Васька понял, что от условностей местного этикета ему уйти не удастся и, чтобы чем-то занять время, потянулся к ножу-пчаку — нарезать лепешек.

– Стой! — испугался Тахир. — Ты что делаешь?!

– Как что? — пожал плечами Васька. — Хлеба хочу нарезать, только и всего…

– Лепешки нельзя резать, — покачал головой Тахир. — По народному поверью лепешка — это лицо Аллаха. Ее можно только ломать на части.

Сконфузившись от того, что он только что чуть не опростоволосился, Васька уткнулся в свою пиалу.

Вскоре на смену первому чайнику, как по волшебству, появился второй, а за ним и третий.

Разомлевшие старики расстегнули халаты и то и дело утирали крупные, как спелый крыжовник, капли пота.

Тахир осторожно подвел тему разговора к интересующему его предмету. Улучая секунду-другую, пока кто-то подходил и подсаживался к их компании или чайханщик менял чайники, он пересказывал разговор со стариками Ваське:

– Говорят, сейчас приезжих стало меньше. Раньше было много туристов с крючками, альпинисты, вероятно, имеются в виду, туристов с гитарами, это на бардовские фестивали народ собирался…

На горных лыжах теперь здесь тоже не катаются. А из города, из Ташкента то есть, приезжала недавно внучка Камалетдина-ака, она работает в университете, а сюда привозила внуков…

Был какой-то кооператор, скупщик грецких орехов, только никто ему товар не продал — слишком малую цену предлагал…

А вот это, кажется, касается нас! Двое стариков — один русский, но местные обычаи хорошо знает, а второй — нерусский, рыжий, сильно все время ругался, звонил из чайханы куда-то…

Васька, почувствовав, что они напали на горячий след, стал слушать незнакомый язык очень внимательно.

Из разговора он ничего не понимал, кроме каких-то имен и фамилий, самой частой из которых была фамилия некоего Абдул Ходжи.

– Подождите, подождите, — дрогнула у Васьки рука, и горячий чай расплылся по рукаву его рубашки. — Тахир, я уже где-то слышал эту фамилию, точно тебе говорю! Это же… Это же из рукописи, которую дед перевел на арабский.

Там упоминался усто Абдул Ходжа — то ли чеканщик, то ли мастер по коврам!

Тахир на секунду замолчал, переваривая Васькины слова, а потом что-то стал выяснять у сухонького, сморщенного, как курага, старичка.

Старичок ерзал на месте, морщил лоб и, явно что-то пытаясь вспомнить, отрывисто обращался к Тахиру.

– Точно, — повернулся Тахир к Ваське, — он говорит, что отец этого Абдул Ходжи как-то, сильно выпив на свадьбе, хвастался, что он — внук знаменитого мастера, который жил при дворе эмира бухарского! Что бы это значило?

– Не знаю, — соврал Васька, — но совпадение странное.

– Это не совпадение, — внимательно посмотрел Тахир в глаза Ваське.

– А что там с двумя стариками — русским и иностранцем?

Что-то об этом знали несколько аксакалов. Они, будто мальчишки, которым не терпится выложить свою новость, перебивали друг друга, махали руками и страшно сердились. Васька даже испугался, как бы они не переругались — тогда ведь ничего узнать не удастся.

Но Тахир успокоил Ваську, мол, все нормально, старики — старые друзья, если уж они за шахматами не ссорятся, то уж за разговором — сам Аллах не велит.

Через десять минут гвалта Тахир рассказал, что ему удалось узнать:

– Твой дед и англичанин, судя по описанию, это были именно они, купили в магазине припасов, одеяла и ушли в горы. До этого они расспрашивали местных об источнике Святого Ишана, есть здесь такой. Рядом с ним — система разветвленных пещер. Раньше их исследовали спелеологи из Москвы, четыре раза приезжали, сказали, что пещеры уникальные. Много, как бы это сказать правильнее… много тайников — когда подводный ход через горное озеро выводит в другую пещеру. Аксакалы догадались, что приезжие что-то ищут, но что — не знают. Думают, нефть или газ — золота и серебра тут отродясь не было, они бы были в курсе, — продолжал переводить Тахир. — Недавно тот самый Камалетдин, к которому приезжала внучка, ходил к источнику — молился, чтобы у внучки муж выжил, — тот попал в аварию, лежит в реанимации. Так вот, старик молился там три дня и не видел, чтобы кто-нибудь приходил за водой. Значит, приезжие либо ушли через перевал, что сомнительно, так как такой переход им не по годам, либо пропали в пещерах.

– Вот черт, а мы без снаряжения, — отставил пиалу в сторону Васька.

– Ничего, сейчас найдем где-нибудь веревку покрепче и поищем их следы у Святого Ишана, — одобрительно похлопал Ваську по плечу Тахир.

Тахир поблагодарил аксакалов и отозвал чайханщика в сторону. Они вдвоем куда-то ушли, и вскоре появился Тахир, груженный двумя мотками прочной веревки, свитой из конского волоса, рюкзаком-хурджуном и двумя пустыми бурдюками.

– Вот и твоя палатка пригодится, — улыбнулся Ваське Тахир. — Не зря ты ее из Москвы тащил.

Васька и Тахир встретились с Игорем на площади у рынка. Игорю ничего ценного узнать не удалось. Васька сказал Игорю лишь то, что определен примерный район поисков деда. Парни вышли из поселка и свернули на тропинку, которая пересекала ручей Чир и уходила выше, теряясь в скальных массивах.

Перед рекой Васька остановился, снял ботинки и подвернул штанины.

– Ты что это собираешься делать? — осведомился Тахир.

– Вброд перейдем, — кивнул в сторону шумящего потока Васька.

– Не перейдешь, — покачал головой Тахир.

– Да ерунда! — возмутился Васька. — Тут по колено!

– Ладно, попробуй, — прищурился Тахир. — Только рюкзак оставь.

Васька сбросил рюкзак на землю и решительно вошел в ручей.

Вода оказалась настолько холодной, что онемевшие ступни мгновенно перестали чувствовать покалывание острых камешков.

Сделав два шага вперед, Васька покачнулся и, чтобы удержать равновесие, замахал руками. Рассерженный поток бился об его икры, плевался пеной и будто вырывал землю из-под ног.

Васька почувствовал, что еще шаг — и ручей потащит его вниз и размажет по какому-нибудь валуну. Скрепя сердце он вернулся обратно.

– Обувайся, — посмотрел на него Тахир, с интересом до этого наблюдавший его эквилибристику, — и впредь в горах слушайся меня или Игоря, хорошо?

Когда Васька взвалил на себя рюкзак, Тахир повел их чуть вправо — там, за поворотом, они по камням благополучно форсировали горный поток и вышли на нужную тропу.

Солнце уже припекало вовсю. Каждый шаг вперед давался ценой напряжения мускулов, и вскоре Васька почувствовал, что его рубашка на спине промокла и пот струится по лбу и от подмышек к поясу.

– Давай сменю, — предложил Игорь и перехватил у Васьки рюкзак.

Мерный, тяжелый подъем в гору продолжался.

Через полчаса Васька заметил, что они поднялись над той самой тропой, по которой проходили. До нее было рукой подать — она змеилась внизу, метрах в двухстах.

– Вот черт, — огорчился он, — можно же было напрямик пройти…

– В горах коротких путей нет, — устроил поудобнее у себя на спине хурджун Тахир. — Пойдешь напрямик — застрянешь в кустах, обдерешься, устанешь, а во времени не выиграешь…

Васька внимательно посмотрел вниз и вынужден был признать, что Тахир прав — горная ель-арча устилала весь склон. Ее колючие, узловатые ветви переплетались между собой в хаотичные узлы, которые не взял бы ни один топор, будь он хоть из чистого алмаза.

Тропа, изредка разветвляясь, становилась все уже и, наконец, превратилась в тропинку, жавшуюся к скалам и всю усыпанную мелким щебнем.

Ветви арчи то и дело задевали Ваську, цеплялись, словно не хотели пустить дальше, за рубашку и брюки.

Вскоре Игорь остановился и прислушался.

– Да, уже скоро, — подтвердил Тахир. — Я тоже слышу шум воды.

Тропинка, изогнувшись чуть ли не под прямым углом, вдруг вывела их на небольшую утоптанную полянку. В одном ее углу, под навесом, стопками лежали одеяла-курпачи, стоял кувшин-кумган и несколько пиал. В другом — журчал родник. Васька при виде его остолбенел — вода из источника собиралась в небольшой каменный бассейн, а потом… Нет, в том-то и дело, что она не вытекала! Казалось, что вода в ручье шла не от источника, а к нему! Вода явно поднималась в гору!

– По преданию, — пояснил Тахир, — здесь возвращался из хаджа в Мекку святой имам, имя его история не сохранила. В пути он заболел и упал, сраженный недугом, на этом самом месте. Аллах, увидев это, приказал ручью повернуться вспять и напоить святого имама. Такая вот легенда…

– Но ведь он действительно течет вспять! — махнул в сторону источника Васька.

– Оптический обман, — буркнул Игорь. — Здесь такая линия гор.

Васька, не поверив, подошел к ручью, нагнулся, поднял с земли сухой лист и бросил его в воду.

Было немного жутковато наблюдать, как лист поплыл «против» течения и вскоре скрылся из виду. Чтобы еще раз увидеть это, Васька наклонился, решив найти веточку побольше, и тут краем глаза заметил в траве какой-то блеск. Блестела, отражая солнце полированным боком, батарейка «Energiser» с надписью «Made in UK».

Васька хотел было спрятать ее в карман, но, вспомнив Рентгена и обмен опытом по части заныкивания шпаргалок, сунул ее в носок.

– Привал, — объявил Тахир. — Только я вас очень прошу — ничего здесь не трогайте, а самое главное, не сорите. По всем личным делам лучше отойти отсюда подальше.

Васька с наслаждением прислонился спиной к рюкзаку и закрыл глаза. Находка заставила его задуматься. Как ни печально, но, кажется, его гипотеза была верна. Только вот кому он может доверять? Или — никому?

Через пятнадцать минут Тахир наполнил бурдюки водой, и вся компания двинулась дальше вверх по тропе.

Через два поворота Васька увидел вросшее в скалу удивительное дерево. Вместо листьев на нем висели, колыхаясь на ветру, тысячи маленьких разноцветных лоскутков. Было такое ощущение, что какой-то сумасшедший мастер решил создать это чудесное дерево и посвятил этому всю свою жизнь.

– Дерево просьб, — кивнул в сторону тряпичных листьев Тахир. — Каждый лоскуток — день молитв Аллаху. Кто-то молился о здоровье детей, кто-то о пропавших в горах родственниках, бывало, наверное, и о торговых делах просили. Некоторые старики тут по три дня постились, а то и неделю. Молились, а вместо еды — пили воду из источника…

– Подожди-ка, — прервал Тахира Игорь, — я нашел следы.

Тахир и Васька склонились над полосой пыли, нанесенной ветром к склону скалы.

– Может быть, кто-нибудь из местных? — засомневался Тахир.

– Какой был размер обуви у твоего деда? — не ответил ему Игорь.

– Сорок второй, кажется.

– Да, это точно не местные, — подтвердил догадку Игоря Тахир. — Здесь люди носят галоши-кауши или ичиги — мягкие сапоги. А след с европейским протектором — рубцы достаточно четкие.

– А где здесь пещеры? — спросил Васька.

– А вон они, — показал подбородком Игорь на склон, в котором выбитым зубом чернела пещера. — Пожалуйте на экскурсию…

После яркого до рези в глазах солнца пещера казалась абсолютно темной. Троица остановилась в самом ее начале, ожидая, пока глаза привыкнут к отсутствию света.

Васька вспомнил похожие ощущения — однажды он, чтобы перезарядить пленку в фотоаппарате, залез с головой под одеяло. Там тоже вначале ничего не было видно — хоть глаз выколи, а потом начинали проступать микроскопические дырочки в ткани, становились видными руки и черная коробка фотоаппарата.

Правда, теперь вместо фотика в пещере постепенно вырисовывались валуны на земле, черный прямоугольник шахты с покосившимся крепежом, какая-то ржавая консервная банка…

Игорь, Тахир и Васька в недоумении остановились, решая, куда им идти дальше.

Из пещеры, кроме шахтного хода, вели куда-то еще две узкие расщелины. Тахир в сомнении посмотрел в их сторону:

– Думаю, для начала лучше пойти в шахту.

Тахир достал из хурджуна фонарик, и беспомощный по сравнению с окружающей темнотой луч заметался по стенам пещеры.

Осторожно ступая, процессия двинулась вперед.

Вязкий, пронзительный холод пещеры медленно забирался под Васькину рубашку, отчего мурашки побежали по его телу. По крайней мере, Ваське хотелось думать, что это произошло оттого, что в шахте было прохладно, а не от страха.

Тахир, едва касаясь левой рукой стены, осторожно шагал в темень.

Ход становился то выше, то ниже, местами приходилось пролезать между обрушившимися и покосившимися крепежными балками.

Вдруг какой-то звук заставил Тахира насторожиться. Он поднял руку, и Игорь, поняв этот жест, тут же остановился. Васька уткнулся в спину Тахиру.

Звук повторился. Казалось, что кто-то стонет жалобно-жалобно, как могут это делать только духи и привидения.

Теперь Васька обливался потом. И сомнений относительно причин, вызвавших его у него, не было.

Стон повторился, на этот раз громче.

Тахир осторожно выглянул из-за угла.

На полу пещеры, загораживая рукой глаза от нестерпимо яркого света, лежал человек.

– Дед! — кинулся к нему Васька. — Ты живой?!

– Вася? — изумленно приподнялся на локте Петр Никодимович. — Что ты здесь делаешь?! Беги!

– Да ты что, дед, ты что! Сейчас мы тебя освободим! — залепетал Васька, с ужасом глядя на худое, небритое лицо деда, его грязный пиджак и тонкий стальной тросик, которым дед за запястья был привязан к ржавому костылю, вбитому почти по самую головку в стену.

Игорь растерянно посмотрел на эту картину, потом достал из кармана нож и принялся перепиливать тросик.

Избавившись от пут, Петр Никодимович вскочил на ноги и, охнув оттого, что от долгой неподвижности его пронзила острая боль, сгреб Ваську в охапку и передвинул его к себе за спину.

– Кто это, Василий? — спросил Петр Никодимович, сжимая в руках, будто плетку, обрывок тросика.

– Да это наши, — попытался успокоить его Васька. — Это Игорь, внук Валентина Борисовича, твоего друга. А это Тахир, друг Игоря.

– Не все тут друзья, Вася, — мрачно насупился дед и грозно предупредил двинувшегося было вперед Игоря: — Стоять на месте! Один из них — связной.

– Какой связной? — изумился Васька.

– У МакХорнета села на спутниковом телефоне батарейка. Без него он не может подготовить переход границы. Один из этих парней привез ему батарейки. Этот человек — предатель!

«Батарейки. У кого могли быть батарейки?» — лихорадочно соображал Васька. У Игоря он их не видел. У Тахира — тоже. Стоп! У Тахира есть батарейки! В фонарике!

Страх прибавил Ваське сил, он ринулся прямо на Тахира, стараясь ударить его головой в живот.

Тахир с легкостью парировал его удар, но, отвлекшись на Ваську, пропустил выпад ногой Игоря и со стоном покатился по земле.

Васька, Петр Никодимович, Игорь насели на Тахира и принялись его вязать веревкой, сдернутой с его же плеча.

– Отпустите! — хрипел Тахир. — Это ошибка! Это ошибка, я вам говорю!

– Вот сейчас тебя спеленаем, — пыхтел Петр Никодимович, — и разберемся, кто тут кто.

Закончив затягивать узлы, Петр Никодимович сел на Тахира и обернулся к Ваське:

– С чего ты взял, что связной — это он?

– Фонарь, — пояснил Васька, — в нем — батарейки.

Дед хмыкнул, подобрал с земли фонарь с разбитым предохранительным стеклом. Потом он нашарил в карманах зажигалку, запалил от нее валяющийся рядом недогоревший факел и погасил фонарь.

Красные блики плясали на помятой алюминиевой поверхности фонаря, когда дед разбирал его корпус.

– Двойка тебе по логике, — повертел он в руках толстые бочонки батареек «Крона». — В спутниковом телефоне используются пальчиковые алкалиновые бата…

– О, Пьетр Никодимович, вы решьили нам помочь? — перебил деда чей-то голос.

Васька обернулся и увидел перед собой человека с красным обрюзгшим лицом, похожим на перезревшую грушу. На его рыжих бакенбардах висели капельки пота. В правой руке он сжимал какой-то чудной пистолет. Васька понял, что он видит перед собой того самого англичанина, с которым дед ходил когда-то в «Макдональдс», а потом уехал в Ташкент.

Больше ничего понять Васька не успел — удар камнем пришелся ему почти в висок, он, не издав ни звука, рухнул на землю, и сознание его поглотила тьма.

Очнулся Васька оттого, что кто-то толкал его ногу.

– Василий… Василий, очнись! Василий, ты жив?

Васька открыл глаза и чуть не взвыл — в голове будто осколочная граната взорвалась. Осторожно, стараясь не мигать, Васька повернул голову.

В слабом свете догорающего факела, брошенного на землю, Васька увидел деда — опять привязанного тем же тросиком, к тому же костылю.

– И-игорь, — пролепетал Васька. — Игорь, да? Я его сразу подозревать начал, когда он про фильм «Некуда бежать» сказал, мол, смотрел его недавно. А когда узнал, что он альпинизмом занимался, понял, что он спокойно мог в форточку залезть и кассету украсть…

Поскольку дед вначале в объяснениях Васьки ничего не понял, пришлось тому рассказать свою одиссею с самого начала.

– Выходит, они нас перехитрили… — помрачнел дед. — Вась, скажи, а фотография Тамары, случайно, не с тобой? Ее не вернули?

Васька так и знал, что дед при первой возможности спросит о снимке бабушки.

– Нет, — признался Васька. — Думаю, ее Украли.

– Худо, — огорчился дед и от этого известия как будто сразу постарел и ссутулился. — Я-то предполагал, что мы уезжаем на сутки-двое…

– Как же так получилось, дед, а?

– Долгая история… Насколько я понимаю, она началась с твоего прадеда, ты знаешь… Я тебе никогда не рассказывал, но твой прадед в Ташкенте жил со своей семьей. Мне тогда было пять лет, так что кое-что из того периода я запомнил. В частности, что отец искал какой-то клад.

Много лет спустя, после XX съезда партии, того самого, где осудили действия Сталина и его, как сейчас выражаются, команды, мне удалось найти в архивах госбезопасности бумаги отца.

Так я начал интересоваться сокровищницей эмира бухарского. Но много времени этому делу я посвятить не мог, мешали другие дела, э-э-э…

– Искусствоведческие, — язвительно подсказал Васька.

– В общем, это не важно, — ушел от ответа дед. — Но в прошлом году мне позвонил из Лондона один человек — Пол МакХорнет, тот самый, которого ты видел пять минут назад. Оказалось, что его отец, который в двадцатых годах служил в английской разведке «Интеллиджент сервис», тоже по заданию своего правительства искал клад эмира бухарского!

Англичане с помощью этого золота рассчитывали финансировать партизанскую войну против советской власти в Средней Азии. Но, как и мой отец, Джон МакХорнет клада не нашел, однако оставил много интересных гипотез на этот счет.

Пол МакХорнет представился профессором искусствоведения и сказал, что сокровища мировой культуры не должны погибнуть в земле и мы единственные, кто сможет их отыскать.

Он прилетел в Москву, мы встретились там с ним…

– … в «Макдональдсе», где попутно объяснили канадскому менеджеру все прелести Японии, — опять влез в разговор Васька. — А потом вы еще ездили на трамвае в аэровокзал на Ленинградском проспекте. И там ты купил талон и пробил его за МакХорнета.

– … Да-а, ты, я вижу, времени там зря не терял, — потер щетину дед. — Побриться-то и воздухом свежим подышать как. хочется! Я же здесь пятый день сижу…

В общем, договорились мы действовать сообща — с тем чтобы найденные сокровища передать властям Узбекистана для организации выставки в каком-нибудь крупном музее.

Именно в этот день из Ташкента мне сообщили, что найдены дневники моего отца. Пол загорелся идеей прочитать их немедленно — у него в скором времени кончалась виза на пребывание в России. Транзитная виза в Узбекистан у него уже была готова, и это первое, что меня тогда несколько насторожило.

Пол буквально сорвал меня с места, убедив, что мы летим в Ташкент всего на один день, а в случае чего я всегда смогу связаться с родными по его спутниковому телефону.

Мы прибыли в Ташкент и из аэропорта сразу приехали в музей. В первый день — это было уже под вечер — мне удалось просмотреть дневники лишь мельком…

– Это ты оставил там чернильные пятнышки? — решил уточнить Васька.

– Да, времени было мало, а мне важно было пометить те строки, которые меня заинтересовали, чтобы не забыть о них завтра.

Утром следующего дня я еще раз внимательно прочитал дневник. И мне показалось, что его тон от страницы к странице менялся — от откровенного и пространного до краткого и туманного. Я понял, что по какой-то причине отец стал писать намеками. Из того, что я слышал от него в своем детстве, и из записей я понял, что место, на которое отец возлагал надежды, — горный кишлак Ходжикент.

Я сообщил об этом Полу, и он пришел в дикий восторг. Я предложил рассказать об этом узбекским археологам, чтобы организовать совместную экспедицию, но МакХорнет и слышать ничего об этом не хотел. Он стал убеждать меня, что для него очень важно быть одним из первооткрывателей загадки клада эмира бухарского. Что только так он сможет привлечь внимание английской и американской прессы. И под сенсацию выбить деньги для приведения сокровищ в первозданный вид и строительства зала спецхрана, где лучшая в мире аппаратура сможет уберечь сокровища от сильного окисления.

Это упорство, с которым МакХорнет тянул меня в горы, насторожило меня еще больше.

Когда мы прибыли в Ходжикент и первые дни поисков не увенчались успехом, МакХорнет стал нервничать, все время названивал кому-то по телефону.

– Кому он трезвонил, это понятно, — осторожно, чтобы не пробудить вулкан в голове, проглотил слюну Васька. — Твоему дружку Берберову и его внуку.

– А с чего ты заключил, что Берберов — мой друг? — скептически посмотрел на Ваську дед. — У меня, между прочим, из-за него в свое время были бо-ольшие неприятности. Шкурник и жила он, этот Берберов… И МакХорнет — скотина. Только английская, вернее, шотландская.

В общем, во время лазаний по пещерам, когда мы пытались найти хоть какой-то ориентир, указывающий путь к тайнику, я проговорился, что у меня есть одна версия, которую обсуждать еще рано, так как нужно по ней навести справки в Москве.

МакХорнет подумал, что я увидел и понял нечто такое, чего не заметил он, и теперь пытаюсь выпроводить его обратно в Англию, чтобы самолично завладеть сокровищами.

Сообразив, что он может потерять все, Пол решился на крайние меры — ночью он оглушил меня, связал, приволок в пещеру и стал допрашивать. Потратив на меня полдня, он пришел к выводу, что я не расколюсь. Пытать меня он боялся — не знал, насколько я здоров и не унесу ли тайну с собой в могилу. И тогда он решил шантажировать меня.

– Чем? — сплюнул Васька на пол, ибо каждый глоток вызывал у него в голове жуткую боль.

– Не чем, а кем. Тобой, дорогой мой человек. Тебя везли сюда для того, чтобы я рассказал о всех своих гипотезах.

– Ничего не понимаю, — нахмурился Васька. — Меня никто не пытался схватить, засунуть там в мешок или еще чего…

– Естественно, — пожал плечами дед. — А как ты представляешь транспортировку из России в Узбекистан человека в мешке? Только на автомобиле — в багаж самолета тебя ведь не сдашь, верно? А тогда — ехать до Ташкента четыре-пять дней. Корми тебя, смотри, чтоб не убежал. Не проще ли было тебя заманить сюда, чтобы своими ножками дошел и — не брыкался?

– Выходит, Игорь знал про Ходжикент с самого начала?!

– Естественно — ему же отсюда МакХорнет звонил. Только сначала они тебя хотели с моего следа сбить, а потом решили, что ты можешь им быть полезен. И если бы, прочитав дневники, ты сам не догадался, где следует меня искать, Игорь бы навел тебя на эту мысль.

– Подожди-подожди, а зачем все это Мак-Хорнету надо? Неужели он так хочет прославиться?

– Он так хочет разбогатеть! — стукнул кулаком в стену дед. — Он такой же искусствовед, как я…

– Как ты — искусствовед, — опять не выдержал Васька.

– Язвительный ты, Вася, весь в мать, — покачал головой дед. — МакХорнет хочет украсть клад и вывезти его через горы в Афганистан, оттуда в какую-нибудь нейтральную страну, а там продать его частным коллекционерам. Истинную стоимость клада оценить трудно, но, думаю, речь идет о миллионах долларов…

– Круто, — поперхнулся Васька. — Но неужели это так легко сделать?

– Нелегко, естественно. Но сейчас можно — там, где на юге Средней Азии идут межплеменные войны, граница уже давно не на замке. Игорь, который пробыл в плену у моджахедов почти два года, а потом, как я понимаю, был завербован английской разведкой МИ-6, должен был обеспечивать прохождение ценного каравана через границу и доставку его в Пакистан или Индию.

Именно Игорь, я думаю, навел авантюриста МакХорнета на меня. Правда, я не удивлюсь, если выяснится, что и МакХорнет имеет к МИ-6 отношение…

– Вы не ошибаетесь, Петр Никодимович, — подал голос из темного угла Тахир, который до этого внимательно слушал диалог Васьки с его дедом. — Пол МакХорнет был кадровым разведчиком.

– А вы откуда это знаете?

– Из досье, — спокойно пояснил Тахир. — Я — тоже кадровый офицер. Органов госбезопасности Узбекистана.

– Да? — процедил дед. — А почему же тогда вы привезли Игоря сюда?

– Он не владеет узбекским языком. Поскольку Игорь знал меня еще по службе в Афганистане, то попросил быть у него переводчиком. Лучшего предлога, чтобы внедриться в стаю этих аферистов, и придумать было нельзя…

– А откуда у МакХорнета пистолет? — подозрительно спросил Васька. — Он же не мог его привезти из Москвы — его бы в самолет металлодетектор не пропустил…

– Пистолет у него, Вася, — моргнул дед, — сделан из особой пластмассы, которая не «фонит». Это — самое новейшее оружие, что лишний раз подтверждает близость МакХорнета к разведке. И телефон у него самый что ни на есть современный. Вот только сам МакХорнет — жлоб. Когда у него в Ташкенте батарейки сели, он их не в валютный магазин пошел покупать, а на рынок — где они подешевле. Не мог же он предположить, что наши умельцы на рынке часто продают те батарейки, что сначала сами используют — в своих плейерах и фотоаппаратах. Вот и накололся — остался без международной связи. Так что с полевыми командирами в Афганистане он связаться не мог. Пока не приехал Игорь.

– А где он прятал батарейки?

– В каблуке ботинок, — попытался приподняться и сесть Тахир, — старый трюк: дома каблук отрывается, сердцевина его вырезается, получается тайник. Остается его наполнить и присобачить каблук обратно.

– Чего же теперь делать? — задал Васька риторический вопрос.

– Выбираться отсюда надо, а то… — не успел договорить Тахир, как в штольне послышался звук шагов, и из темноты вынырнули Игорь и Пол МакХорнет.

– Так, — решительно взял факел в руки Игорь. — Финита ля трагедия. Вам, Петр Никодимович, придется сейчас все выложить начистоту, или у вашего внука никогда больше не будут расти волосы.

Васька с ужасом посмотрел на Кожаного, который медленно подносил огонь к его лицу.

– Не знаю, черт вас побери! — закричал дед, пытаясь ногой достать Кожаного. — Не знаю, не знаю!

Васькина челка вспыхнула, но, к счастью, огонь не занялся, а лишь опалил ему ресницы.

– Ладно, подойдем с другой стороны, — двинулся к деду Кожаный. — Может быть, вы поделились новостью с внуком, и он захочет поделиться ею с нами?

– Не нужно. Не нужно, Кожаный, — закусил губу Васька. — Я знаю, у кого можно найти точные координаты клада.

В пещере на секунду повисла могильная, пронзительная тишина.

– Ты этого не слышал, в чайхане говорили — здесь, в Ходжикенте, живет потомок народного мастера, который создавал рисунки для ковров и руководил ткацкой мастерской. Его фамилия — Абдул Ходжа. Я думаю, что именно его дед был хранителем тайны эмира…

Потрясенные Петр Никодимович, Тахир, Кожаный и МакХорнет молчали.

– Они сидели и болтали в чайхане — это точно, — глянул на Пола Кожаный.

– Lets go, — приказал Кожаному идти на выход МакХорнет.

– Зачем ты ему это сказал?! — набросился на Ваську дед, как только Игорь и Пол, прихватив с собой факел, ушли.

– А что оставалось делать? — набычился Васька. — Пока они там будут этого человека искать, может быть, мы освободимся?

– Не беспокойся, факел они не зря с собой забрали, — отрезал дед, — пережечь веревки теперь будет нечем.

– А мы их перережем, — спокойно пояснил Васька.

– Чем?! — сухо осведомился дед. — Ближайший режущий предмет — ржавая консервная банка у входа в пещеру. А здесь — за пять дней я пещеру изучил — никаких острых камней нет и в помине…

– Зато у меня в носке есть батарейка… Та самая, которую выбросил МакХорнет, чтоб она у него в аппарат не протекла.

– Кажется, я понял, — вклинился в разговор Тахир. — Батарейка обернута кусочком жести. Если его взять в зубы, то можно попытаться…

Васька начал извиваться почище известного фокусника-иллюзиониста Дэвида Коперфильда, и вскоре батарейка оказалась на земле.

Некоторое время Тахир не мог ее найти, но наконец при помощи Васьки задача была решена.

Морщась от едкого содержимого, Тахир надкусил батарейку и за приподнявшийся край содрал губами и зубами ее оболочку.

– Готово, — прошептал он, зажав в зубах Жесть острым концом наружу, — мозо побовать.

Казалось, целую вечность Тахир приноравливался к Васькиным веревкам и две вечности пытался их перерезать.

Но мало-помалу волокна на веревке расползались, пока вдруг с легким шелестом путы под усилием Васькиных рук не упали вниз.

Еще десять минут понадобилось, чтобы сбегать к рюкзаку, достать оттуда перочинный нож, освободить Тахира и расщепить камнем тросик на дедовых руках.

Выбежав из пещеры, Васька, дед и Тахир минуту переводили дыхание, а потом бросились к поселку.

День клонился к закату. Длинные тени и блеклые краски придавали горному пейзажу печальный вид. Святое дерево вяло трепетало своими тряпичными листочками. Тихо журчал источник. Но Ваське было не до красот природы. Поддерживая на крутых спусках деда, он мчался вперед.

На окраине Ходжикента Тахир спросил у прохожего, где живет Абдул Ходжа.

Тот кивнул на соседний дом и с интересом проводил взглядом троицу, чья одежда была так выпачкана в земле, словно люди копали колодец или искали клад.

Тахир первым добежал до двора Абдул Ходжи и, подтянувшись на руках, посмотрел через дувал.

– Никого, — сообщил он. — Нужно быть осторожнее, может быть, они еще здесь…

Тахир постучал большим железным кольцом в дверь и показал знаком, чтобы его спутники спрятались за угол.

Вскоре на стук из дома вышел хозяин.

Да, не далее как час назад к нему приходили двое, расспрашивали о родственниках — не оставляли ли те ему фамильные бумаги, карты, планы или что-нибудь в этом роде. Он, конечно, посмеялся над ними — его предки были бедные, откуда им было взять денег, чтобы их закапывать? А вот одна вещь от прадеда осталась. Ковер ручной работы, правда, ныне никакой особой ценности не представляющий. Что за ковер? Да он уже совсем пришел в негодность, им дыру в сарае закрывали на ночь, чтобы лиса в курятник не пробралась. Но приезжим ковер очень понравился, потому что на нем был изображен один вид поселка Ходжикент. Вернее, не самого поселка, а одного места рядом, там, где стоит пиала Рустама — священный камень. Ковер, хоть и старый, им очень понравился, они решили его купить, вот, дали целых сто долларов. А что — что-нибудь не так?

Дед, который прислушивался к разговору, хлопнул себя по лбу:

– Ну конечно же, пиала Рустама! Это же опознавательный знак! Вот почему при эвакуации двора эту реликвию не забрали из бухарского Арка! Нужно срочно догнать МакХорнета!

– Не пешком, — потянул вниз, на валун деда Тахир. — Присядьте, Петр Никодимович. Вон, видите, за перевалом вертолет? Это — за нами.

– Так вот кому ты звонил из чайханы, — догадался Васька.

– Точно, — подмигнул Тахир. — Группе захвата.

Когда вертолет подлетел поближе, Тахир снял рубашку и принялся ею подавать сигналы. Вскоре, взметая пыльную бурю, вертолет ткнулся колесами в землю. Оттуда выскочили крепкие парни в камуфляже и небольшого роста человечек в костюме и шляпе.

– Лысый Объект! — ахнул Васька.

– Не Лысый Объект, — поправил Ваську Тахир, — а майор госбезопасности Усман Батыров. Он руководил операцией в Москве.

– Значит, в Москве за мной следили? — догадался Васька.

– Не следили, а вели, — опять поправил его Тахир. — Между прочим, если бы не Батыров, неизвестно, что с тобой сделал бы Игорь тогда в трамвае. Не исключаю, что вначале он получил приказ тебя ликвидировать и лишь потом созрел план твоей транспортировки в Узбекистан. Впрочем, следствие разберется во всем досконально.

Тахир перекинулся словом с Батыровым, тот показал знаками, чтобы Васька и дед заняли места в вертолете, и группа захвата двинулась в горы по пути к местной достопримечательности — пиале Рустама…

– … А все-таки жаль, что мы не нашли клада, — подпер щеку рукой Васька, чтобы удобнее было смотреть на медленно проплывающее внизу озеро Балхаш.

– Ничего не поделаешь, судьба. Эх, мог бы я заняться этим вопросом пораньше — до Ташкентского землетрясения. А теперь весь район пещер у пиалы Рустама безнадежно завален. Тектоника, понимаешь ли…

– Хорошо хоть фотография бабушки нашлась, — вздохнул Васька, — не пойму только: зачем ее Кожаный с собой таскал?

– Понимал, наверное, что она мне дорога. Не получилось бы тобой меня шантажировать, чем черт не шутит, попробовали бы со снимком Тамары. Мы, старики, с возрастом становимся сентиментальными…

– Что я теперь в школе скажу? — театрально закатил глаза Васька.

– Не боись, выкрутимся, — хлопнул его по плечу дед. — Главное, сейчас садись за учебники, надо сдать экзамены, а потом…

– Что — потом? — насторожился Васька.

– Суп с котом, — попытался отшутиться дед, но, видя, что Васька готов вцепиться в него репейником, ответил: — Есть у меня один приятель-спелеолог. Не съездить ли нам этим летом в Ходжикент, не заняться ли туризмом, а? Только никому — ни родителям, ни в школе!

– Хорошо, — кивнул Васька. — Только Ленке расскажу, ладно? Если бы не она, может быть, я и не догадался бы спрятать ту батарейку, что у источника нашел.

– Ну ладно, Ленке можно, если она, конечно, не болтушка, — милостиво разрешил дед.

– Ленка — девчонка классная, настоящий мужик, — брякнул Васька и сам засмеялся от нелепицы.

— Кстати, если не ошибаюсь, она тоже очень интересовалась спелеологией, пещерами и кладами… А, дед?