"Мученицы монастыря Святой Магдалины" - читать интересную книгу автора (Бруен Кен)* * *Следующие несколько дней были настоящим адом. Жуткое похмелье. Провел я эти дни, в основном лежа поперек кровати. И постоянно виски и пиво взывали ко мне: «Иди к нам, мы тебя вылечим». Да уж. На каком-то этапе я очнулся с петлей из простыни вокруг шеи. На комоде стояла маленькая фотография. У меня что, галлюцинации? Я дважды моргнул, но фото не исчезло. Я медленно приблизился. На снимке был запечатлен мужчина в дешевом костюме из твида, с явными следами страданий на лице. Внизу фото стояла подпись: «Мэтт Талбот». Я перевернул фотографию изображением вниз и снова залез в постель. Когда я очнулся в следующий раз, фотография исчезла. Я никогда не посмею спросить про нее у Джанет. Если не она виновница, то… КТО? На третий день я был слаб, как котенок. Но принял душ и надел чистую одежду. Меня сдувало ветром с тротуара. Мой мозг зациклился на виски. Я направился в кафе на Проспект-хилл. Заказал яичницу, тост и чай. Столик плыл перед глазами. Я весь был в поту. Может быть, если мне удастся поесть… Несколько месяцев назад, когда я занимался предыдущим делом, я здорово злоупотреблял кокаином. Но кокаин кончился, и я запаниковал. Кэти еще со времен своей панковской поры знала всех торговцев наркотиками. Я нагло воспользовался нашей дружбой и заставил ее дать мне адрес. Это сильно повредило нашим отношениям, но кокаину плевать на дружеские чувства. Я нашел этого «Стюарта» и получил то, что хотел. Он был далеко не типичным торговцем. Жил в аккуратном домике недалеко от колледжа и больше напоминал банкира, чем наркодилера. Стюарт держался тише воды, ниже травы, и это приносило ему успех и избавляло от неприятностей. Я отодвинул завтрак, не мог есть. Официантка забеспокоилась: — Что-то не так? Но дело было не в еде. Я даже чай не мог пить. — Нет… Неважно себя чувствую. Она одарила меня материнской улыбкой: — Наверное, желудочный грипп, сейчас весь город болеет. Я пошел к каналу, причем меня бросало то в жар, то в холод. Я взмолился, чтобы Стюарт оказался дома. Постучал, подождал и, когда тот открыл, проговорил: — Стюарт, не знаю, помните ли вы меня. Он прищурился: — Приятель Кэти… не подсказывайте… вы Джон Тейлор. — Джек. Тут возникает интересный вопрос: а надо ли вам, чтобы торговцы наркотиками помнили, как вас зовут? — Проходите, — пригласил Стюарт. В доме было идеально чисто, как в витрине. На хозяине были выглаженные брюки, белая рубашка, свободно повязанный галстук. Он предложил мне сесть и спросил: — Чай, кофе, лекарства? — Сигареты случайно не найдется? Я почувствовал уже забытое было томление. Стюарт сдержанно рассмеялся и сказал: — Только в магазине на углу. Я не разрешаю курить в доме. И разумеется, на стене висело объявление: У НАС НЕ КУРЯТ Я заметил: — Вы шутите. — Это дурная привычка. — Стюарт, да будет вам… вы же наркотиками торгуете. Он поднял палец: — Я бизнесмен. Сам никогда не употребляю. — Довольно гибкая система моральных ценностей, приятель, вы не находите? Стюарт развел руки: — Мне годится. Но я не думаю, что вы заглянули, чтобы поговорить об этических принципах, ведь так? — Конечно, вы правы. Мне нужны сильные транквилизаторы. У меня ломка. Он наклонил голову, напомнив мне врача, и спросил: — Чем вы пользовались… вернее, чем злоупотребляли? Я тут путаюсь в терминологии. — А я нет. Злоупотреблять — значит дойти до ручки. — Понятно. Я запомню разницу. Извините меня. Стюарт отправился наверх. Если бы я приметил бар с напитками, то обязательно ими «злоупотребил». Хозяин вернулся с кейсом и посмотрел на меня: — Сколько вы собираетесь потратить? — Сколько потребуется. Широкая улыбка, все ради денег, никакого юмора. Стюарт выложил на стол шеренгу маленьких бутылочек: — Обратите внимание, здесь красные, синие, желтые и черные капсулы. — Вижу. — Красные — сильное болеутоляющее, желтые — средние по силе транквилизаторы, синие — кваалюды, а черные… Он с восхищением вздохнул и продолжил: — …Черные красотки! Я попросил: — Воды можно? — Сейчас? — Нет, в следующий вторник. Будет вам. Когда Стюарт вышел за дверь, я отвинтил крышку с бутылочки с красными таблетками и всухую проглотил две из них. Хозяин вернулся с водой, и я выпил ее залпом, продемонстрировав трясущиеся руки. — При употреблении этих таблеток требуется осторожность, — предупредил он. — Вы — как правительство, уведомляете об опасности для здоровья. Стюарт достал маленький калькулятор, произвел вычисления и показал мне результат. — Бог мой, тут нужны мощные транквилизаторы… — Я присвистнул и выложил на стол деньги. — Покупателю, который платит наличными, я добавлю кое-что необычное, — сообщил Стюарт. — Надеюсь, вы шутите. Он вытащил маленькую коричневую бутылочку: — Что вы знаете о ГХБ? — Гибель, хана, болезнь? — предположил я. — Не в том смысле, что вы подразумеваете. Этот наркотик еще называют «жидкостью Е», болеутоляющее средство. Через двадцать минут он начинает воздействовать на ваши движения, зрение и разум. Сомнения, стыд, одежда, самоконтроль — все исчезает. Хотите знать, как они на это средство наткнулись? Глаза Стюарта горели лихорадочным огнем. Я понял, что фармакология — его слабое место. И кивнул: — Валяйте рассказывайте. — Впервые этот наркотик произвели в качестве синтетического средства для анестезии и для обезболивания родов. Он расслабляет мускулы. Увы, в Америке его запретили, потому что он вызывает судороги. Затем его соединили с рогипнолом. Его преимущество — утренний эффект. Вы остаетесь бодрым и деятельным. — Мне уже нравится. Стюарт поднял бутылочку: — Теперь об опасности. Если спутаете дозу, можете впасть в кому. Если принимать правильно, получите эйфорию и либидо. Слушайте внимательно… вы меня слушаете? Те две таблетки, которые я выпил, еще не могли начать действовать, но мне явно становилось лучше. — Я весь внимание… — Я снова кивнул. — Ладно. Правила таковы: всегда принимайте правильную дозу. Между дозами должен быть интервал не менее сорока минут. Поставьте кого-нибудь в известность насчет того, чем вы занимаетесь. Ни в коем случае не садитесь за руль. — Понял. — Уверены? — Ну да. Стюарт положил бутылочку рядом с остальными. Затем сел и внимательно посмотрел на меня. Я вскинул брови: — В чем дело? — Вы знаете, Джек… вы не возражаете, если я буду звать вас Джек? — Это мое имя, только не затрепите его. Его глаза вспыхнули, и он сказал: — Не подсказывайте… Роберт де Ниро и Эд Харрис в… черт, как же назывался фильм? Таблетки уже действовали вовсю, и хозяин мне даже начал нравиться. Я и сам не мог вспомнить название фильма, только мило улыбнулся. Стюарт продолжил: — Ладно, надо подождать, я обязательно вспомню. Короче, я хотел сказать, что, несмотря на ваш острый язык, а этого ужу вас не отнимешь, я начал испытывать к вам симпатию. Я уже был почти на седьмом небе, поэтому с улыбкой произнес: — Рад слышать. Стюарт поднялся: — Вот что я сделаю. Я ждал. Черт, я чувствовал себя так хорошо, что мог прождать неделю. — Я вас, пожалуй, викну. Я не знал, это что-то сексуальное или я неправильно расслышал. Он пояснил: — Викодин — болеутоляющее средство, выдается по рецептам. Именно из-за него Мэттью Перри так долго торчал в реабилитационной клинике. — Кто? — Вы не смотрели «Друзей»? — Я смотрел «Баффи». Он отмахнулся: — Это любимый наркотик репперов, рокеров и тому подобное. У Эминема яйцевидная татуировка на руке. Он даже поместил графическую схему викодина на обложку одного из своих альбомов. Я совсем перестал успевать за ним, хотя и чувствовал себя превосходно. Стюарт снова продолжил тему: — Один американский психолог описал среднестатистического потребителя викодина как сегодняшнего экономического победителя — ловкого, решающего все проблемы, гибкого. Невероятно трудно его достать, но я вскоре ожидаю поставку и запишу вас в список желающих. — Спасибо, Стюарт. Он посмотрел на меня, и я понял, что пора уходить. Я встал, подавив желание прокатиться на каблуках. — Не пропадайте, Джек, следите за поставками. — Понял. Он сложил мои покупки в пакет из «Макдоналдса» и проводил меня до двери. Чтобы порадоваться тому, что я могу ходить, не испытывая боли, я направился в гостинцу «Ривер». Нигде поблизости реки не наблюдалось, да и до канала было не меньше двух миль. Я был здесь всего один раз. Когда я сел у окна, ко мне подошла девушка лет двадцати. — Как дела? — с улыбкой спросила она. — Отлично. — Что принести? — Кофе. Мне не требовалось выпить, я и не хотел — наслаждался действием наркотика. Рядом сидел мужчина с книгой. Он поднял голову и кивнул. Вновь обретенное дружелюбие заставило меня произнести: — Что вы читаете? — «Пальто убийцы». — Детектив? — Господи, нет же. Это антология дневников. Вы можете прочитать одну запись за какой-то день. Самых разных людей, от Пепиз до Вирджинии Вулф. — Нравится? — Замечательно. Я пропустил несколько дней, так что сейчас получаю наслаждение, догоняя. И тут я вспомнил про Риту Монро. Я порылся в карманах и нашел ее адрес. Так, это практически рядом. Выйдя на улицу, я ощутил новый прилив эйфории. Я прошелся мимо больницы. Найти дом не составило труда. Прошедший мимо францисканский монах гневно взглянул на меня, и я решил, что ему не понравился пакет с символикой «Макдоналдса». В последний раз я разговаривал с францисканцем около аббатства. Рядом с кафе. Я зашел в церковь, чтобы зажечь свечу. С детства усвоил, что свеча — это молитва в действии. Однажды мне помогло. Все люди, которых я больше всего любил и с которыми хуже всего обращался, умерли и лежат на кладбище Рахун. В Ирландии посещение могил считается делом чести, священной традицией. В смысле, разве у англичан есть Кладбищенское воскресенье? Не стану спорить. Я скверно исполняю свои обязанности. Хожу туда все реже и реже. Не могу даже сказать, что хотел, как лучше, потому что ничего я не хотел, ни тогда, ни сейчас. И вот я украдкой расплачиваюсь. Отсюда свечи, нечто вроде готового возмещения. Один из моих самых любимых авторов детективов, Лоуренс Блок, написал четырнадцать романов про Мэтта Скаддера. Герой, безнадежный алкоголик в первых книгах, становится к концу вылечившимся алкоголиком, цитирующим святого Августина. Мне ранние романы нравятся больше. Если Мэтту в руки попадали какие-либо деньги, он их тут же раздавал. Любой церкви, но католикам доставалось больше всего. Я положил деньги в ящик для пожертвований на выходе и стоял у церкви, и тут появился монах. Его голые ноги в открытых сандалиях покраснели от холода. Он пояснил: — Полезно для кровообращения. — Верю на слово. Он внимательно всмотрелся в меня. Так же делают полицейские. Это не унижает, но где-то близко. — Вы не из этого прихода, — заключил монах. — Нет, из прихода святого Патрика. Он нахмурился и спросил с явным недовольством: — С чего это вдруг вы решили посетить нас сегодня? Мне очень захотелось послать францисканца куда подальше, но я сдержался. Он ведь был без носков. Поэтому я сказал: — Я шел мимо. К этому времени меня уже не пускали во многие пабы. Не хотелось думать, что к ним присоединятся церкви. Разговаривать со священниками довольно просто. Ничему не удивляйтесь. Они не живут по обычным правилам. И этот парень не исключение. — Знаете, каких двух мужчин я больше всего уважаю? — продолжил вопрошать монах. На секунду я испугался, что он запоет песню Дона Макклина, где есть такие слова: «Отец, Сын и Святой Дух». Я попытался изобразить интерес: — Кого? — Чарльза Хоги и Имонна Данфи. — Странные приятели. Я скорее бы подумал о святой Франциске. Подъехала машина, и монах сказал: — Мое такси. Все это промелькнуло у меня в голове, пока я звонил у дверей Риты Монро. Дом был чистеньким, аккуратным, приличным. В два этажа, явно чистые занавески. «Осталась привычка с тех лет, что она провела в прачечной», — подумал я. Дверь открылась. Передо мной стояла высокая, худая женщина; волосы стального цвета она стянула в тугой узел на затылке. Наверное, ей лет семьдесят, решил я, но сохранилась она прекрасно. На лице почти нет морщин. Остались даже следы былой красоты. Одетая в белое с ног до головы, она вполне сошла бы за санитарку. — Да? — Рита Монро? — Да. — Я — Джек Тейлор. Мне… — Вы полицейский? — Да. — Входите. Рита Монро провела меня в скупо обставленную гостиную. Там были тысячи книг, аккуратно расставленных в каждом подходящем месте, — ничего, кроме книг. — Мне нравится читать. — Мне тоже. Она как-то странно взглянула на меня, и я поспешил добавить: — Полицейские тоже читают, знаете ли. Хозяйка взглянула на мой хрустящий пакет и с удивлением спросила: — Вы принесли с собой ваш ленч? Какого черта. Врать так врать. Я сказал: — Мы не всегда имеем возможность нормально поесть. Мне никогда не приходилось встречаться с сержантом морской пехоты, занимающимся муштрой, но я мог хорошо себе его представить. У Риты Монро был именно такой взгляд. — Я думала, они пришлют офицера в форме, — заметила она. Надо сосредоточиться. Она считала, что я полицейский в гражданской одежде. Я решил действовать по наитию и произнес: — Миссис Монро. — Мисс. — Простите. — Если вы не знаете, замужем ваша собеседница или нет, то правильно будет обращаться к ней «мисс», — вразумила меня Рита Монро. При этом вид у нее был абсолютно глупым, так что я едва не заорал: «Старая дева!» Но я изобразил на лице заинтересованное выражение и проговорил: — Мисс Монро, не могли бы вы мне объяснить своими словами… почему вы нас вызвали? Глубокий вздох. Единственная женщина на земле, умеющая вздыхать так многозначительно, как моя матушка. По правде сказать, я с трудом видел в этом существе «ангела святой Магдалины». Но Билл был так уверен в ее милосердии. Она сказала: — Уже в третий раз ко мне вламываются. Потом помолчала и спросила: — Вы не собираетесь ничего записывать? В самом деле. Я постучал себя по лбу: — Я запомню. Рита Монро явно не поверила, поэтому я заторопился: — В трех случаях, вы говорите? — Да, и один раз среди белого дня. Она с отвращением поморщилась и сообщила: — В последний раз… они нагадили на ковер. Ощущая действие таблеток, я едва не сказал: «Обделаться можно». Но вместо этого произнес: — Очень неприятно. Как вы думаете, кто бы это мог быть? Рита Монро щелкнула зубами. Очень неприятный звук. — Кто-то из особняка, вне сомнения. — Мисс Монро, особняков много, нельзя ли конкретнее? Теперь я уже явно ощутил ее раздражение. Она огрызнулась: — Перестаньте! Как будто есть какой-то другой. — Понятно. Если она не собиралась называть имен, то я уж точно. Я попытался изобразить задумчивость. Как будто взвешивал слова хозяйки. На самом деле ничего подобного. — Я напишу подробный отчет, — произнес я после паузы. Она уперла руки в бедра и ехидно сказала: — Иными словами, вы не будете ничего делать. Я встал, подумав при этом: «Могла бы хоть чаю предложить». Тут она приложила руку ко лбу и охнула. Можно было подумать, что она вот-вот грохнется в обморок. Я подвел ее к креслу, усадил. От нее пахло карболкой или еще каким-то дезинфицирующим средством. Я спросил: — Вам что-нибудь дать? — Рюмку шерри. Там, на кухне, в ящике над плитой. Я отправился на кухню, которая тоже оказалась стерильно чистой. Нашел шерри, стакан для воды, налил добрую порцию напитка, сам отпил глоток и подумал: «Господи, до чего же сладко». Сделал еще глоток. Ужас до чего приторно. Я понес стакан в гостиную. Старая женщина взяла его обеими руками, деликатно отпила и тихо проговорила: — Я должна извиниться. У меня недавно случилось большое несчастье. Если бы… Если бы я был внимательнее, если бы не был под действием химии, если бы я был больше полицейским, если бы вместо головы у меня не была задница… Я бы ее расспросил. Может быть, даже узнал имя и, видит Бог, предотвратил бы кучу несчастий. Вместо этого я спросил: — Теперь все в порядке? У хозяйки уже был более нормальный цвет лица. Она почти улыбнулась: — Вы были очень добры. Явно чуждый ей тон. Ей нелегко было быть благодарной, состояние это было для нее неестественным. — Вам ничего больше не надо? Может быть, позвать кого-нибудь? — Нет, звать некого. Если вы такое слышите, то обычно начинаете жалеть собеседника. Но я не мог заставить себя испытать к Рите Монро жалость. Честно говоря, она вызывала у меня отвращение. Больше всего мне хотелось убраться из ее дома куда-нибудь подальше. Я решил, что шерри, добавленное к наркотикам, лишило меня способности выносить здравые оценки. Поэтому я сказал: — Тогда я пошел. Хозяйка молчала, когда я уходил. Я подумал было, не стащить ли мне несколько книг, но не хотелось трогать ничего из того, что принадлежало Рите Монро. Пока я шел мимо университета, я представлял, как она сидит, сгорбившись, в кресле, рядом одинокий стакан с шерри и абсолютная тишина в доме. Я должен был испытывать восторг или хотя бы облегчение от того, что я теперь избавился от Билла Касселла. Ничего подобного. Единственная мысль в моей голове сфокусировалась на пинте «Гиннеса», которую я выпью максимум через пять минут. |
||
|