"Идеальная пара" - читать интересную книгу автора (Крейг Джэсмин)

8


Когда Линн приехала на работу, ее отношение к Дамиону уже обрело поразительную ясность. Правда заключалась в том, что она все эти месяцы пребывала в ослеплении его актерского таланта. Он замечательный актер, пожалуй, один из лучших на нынешнем телевидении, один из немногих, кто одинаково хорош как на экране, так и на сцене.

Она влюбилась в Дамиона-актера, и ей потребовалось десять месяцев, чтобы понять, что Дамион-человек совершенно ей не интересен. Вся его энергия направляется в роли, остается на кинопленке, почти ничего не оставляя самой личности. Его чувства едва ли выходят за пределы исполненных им ролей. Говоря с одним человеком, он подсознательно обращается к широкой зрительской аудитории, двигаясь, неосознанно оценивает ракурс камеры, а самим собой становится лишь в те минуты, когда обсуждает технические аспекты своей профессии. Когда он сообщил ей об отказе сопровождать Тиффани Брандон на премьеру фильма, она вообще впервые увидела, как Дамион-человек остановился и оценил жертвы, на которые он идет, чтобы быть Дамионом-актером. И Линн поняла, что ее долго завораживала его преданность своему ремеслу. Дамион уважает ее мнение, опирается на ее профессиональные рекомендации и в какой-то степени раскрывается перед ней больше, чем перед всеми остальными. Когда она вспоминает о разочаровании в собственных актерских амбициях и сопоставляет их с выдающимся талантом Дамиона и его поразительной внешностью, неудивительно, что за деревьями не видит леса. А еще ее приводит в смущение мысль, что она вообразила себя влюбленной, совершенно не имея на то веских оснований.

Бетти появилась ровно в восемь часов.

— У тебя бледный и жалкий вид, даже лицо осунулось, — сказала она. — Господи, как я завидую тебе! Но что с тобой? Еще неделю назад ты выглядела отвратительно здоровой и безмятежной.

Линн засмеялась, и в ее смехе послышались истерические нотки.

— Я влюбилась, — призналась она не только Бетти, но и самой себе. — Мне двадцать шесть лет, и я только что поняла, что люблю этого человека уже много лет. Разве это не смешно?

— Ответ зависит от того, любит ли он тебя тоже, — осторожно высказалась Бетти.

— Конечно же, нет, или, по крайней мере, не так. Он считает меня своим лучшим другом. Встречаясь, мы вспоминаем про множество случаев — как он помогал мне хоронить мою любимую лягушку или как я с размаху упала с велосипеда в грязь. — Она снова нервно рассмеялась. — Бетти, мне кажется, что я рассыплюсь на маленькие кусочки, если он еще раз дружески похлопает меня по плечу.

Бетти задумчиво посмотрела на нее, потом усмехнулась.

— Я посочувствовала бы тебе более искренне, если бы неразделенная любовь так тебя не красила. Линн, милая, если этот человек еще не заметил, что ты буквально вибрируешь от подавляемого сексуального напряжения, то он, вероятно, дурак. На твоем месте в следующий раз, когда он заговорит о лягушках, я бы перевела разговор на то, как они спариваются. Кажется, иногда они не расцепляют плавники по нескольку дней.

— У лягушек нет плавников.

— Твоя беда в том, Линн, что ты всегда цепляешься за пустяки.

Зажужжал интерком на столе Линн, Дамион вызвал ее к себе в кабинет.

Когда она вошла, он стоял у окна и, освещенный утренним солнцем, игравшим в его черных как смоль волосах, казался еще красивее, чем обычно.

Она положила на его стол пачку писем от поклонников, а также приготовленные ответы.

— Я отложила отдельно письма, присланные из различных больниц, — пояснила она. — Я приготовила стандартный ответ, но считаю, что ты мог бы подписать некоторые из них собственноручно.

— Хорошо, я займусь этим чуть позже. Линн, ты пообедаешь со мной сегодня? Где-нибудь в спокойном месте, чтобы нам никто не мешал?

Она тяжело вздохнула.

— Огромное спасибо за приглашение, Дамион, но сегодня я уже иду на деловой обед с вероятными покупателями гостиницы, принадлежащей моим родителям.

— А завтра вечером?

— Думаю, что нет, Дамион. Еще раз спасибо, но выходные я провожу с родителями.

— И с твоим старинным другом Адамом Хантером? — резко спросил он.

Она почувствовала, что ее щеки залила краска.

— Да, и с Адамом тоже.

Дамион подошел к столу, прочитал лежащее сверху письмо и небрежно нацарапал внизу страницы подпись. Затем поднял голову и улыбнулся с легким сожалением.

— Вчера я занялся интересным исследованием по дороге домой, когда я ушел от тебя, — сказал он. — Я подсчитал, что в Нью-Йорке живет около трех миллионов одиноких женщин и что приблизительно четверть миллиона из них вполне симпатичны на вид. А по крайней мере сто тысяч поразительно красивы, а около двадцати тысяч поразительно красивы, а также довольно умны. И решил не тратить время на мысли об одной женщине из трех миллионов, которая от меня упорхнула. А ты ведь упорхнула, Линн?

— Да, — тихо призналась она. — Но я с удовольствием работала с тобой, Дамион.

— Ты говоришь об этом в прошедшем времени? — Он с недоумением вскинул брови.

— Я вряд ли поеду с тобой в Голливуд, а тебе нужен человек, целиком посвященный в эту работу. Бетти тут будет справляться одна, а тебе нужен ассистент, который бы жил неделю в Нью-Йорке, другую — в Лос-Анджелесе, постоянно готовый к переездам. Я искренне польщена твоим предложением взяться за устройство твоего офиса на Западном побережье, но сейчас у меня появились дела здесь — неожиданные новые возможности в моей карьере, которыми я не прочь воспользоваться. Конечно, я останусь у тебя до тех пор, пока ты не подыщешь мне замену, и, если хочешь, помогу новому человеку войти в курс дела.

— Да, я попросил бы тебя об этом. — Дамион криво усмехнулся. — Моей партнершей в новом фильме будет Джулия Блейк, — сообщил он, назвав одну из самых ярких суперзвезд Голливуда, пользующуюся всемирной известностью благодаря сочетанию интенсивной эмоциональности и глубины исполнения и яркой, чувственной внешности. — Так что месяцы съемок обещают стать для меня весьма интересными, ты не находишь?

— Очень интересными, — с улыбкой согласилась она.

Остаток дня Линн работала интенсивней обычного, стремясь закончить как можно больше дел до того, как отправится с Адамом на встречу с представителями «Комплекса». В три часа пятнадцать минут она зашла в ванную комнату и привела себя в порядок, а в половине четвертого спустилась в вестибюль. Адам уже оставил у подъезда машину и ждал, опираясь на свой серебристый «файербёрд». Загорелый и худощавый, он выглядел потрясающе сексуально. Идя по устланному ковром вестибюлю, Линн неожиданно поняла, что с недавних пор видит его другим взглядом. Много лет она смотрела на него глазами девочки и наконец-то теперь позволила себе взглянуть глазами женщины. И от увиденного у нее буквально захватило дух.

Он смотрел куда-то в другую сторону и не заметил ее появления.

— Я пришла вовремя, — сказала Линн, легко тронув его за руку. — Оставила позади себя хаос, но не опоздала.

Адам резко повернулся, его глаза буквально впились в нее, и она ощутила пробежавшую по всему телу дрожь желания.

— Я рад, что тебе удалось вырваться, — произнес он ровным голосом. — Хотя движение уже довольно сильное.

Простые слова, сказанные будничным тоном, показались ей многообещающими. Она была готова поклясться головой, что Адаму требовалось усилие, чтобы выглядеть таким невозмутимым.

За время долгой поездки говорили они мало. Его внимание целиком сосредоточилось на лавировании в сплошном потоке машин. Она же развлекалась тем, что продумывала планы на вечер, когда закончится встреча с представителями «Комплекса».

Она вздохнула с облегчением, когда, оставив позади смог, повисший над городом, и оглушительные сигналы машин в тоннеле при выезде на магистраль, они вырвались на чуть менее забитый машинами хайвэй, ведущий к Принстону. Резиденция корпорации «Комплекс» находилась в приятном пригороде возле ее флагманского отеля, среди красивых лужаек и цветущих клумб. Перед зданием фирмы били фонтаны, а позади отеля протянулись площадки для гольфа. Аккуратные ряды поздних хризантем украшали дорогу, ведущую к корпусам. Первый вице-президент, отвечающий за развитие корпорации, вице-президент по финансам и вице-президент по юридическим проблемам встретили Линн и Адама в вестибюле и провели в просторную квадратную комнату, щедро отделанную обшивкой «под дуб» и освещенную большими хрустальными люстрами. После приветствий, сопровождавших процедуру знакомства, все участники переговоров уселись вокруг овального стола, где были предусмотрительно приготовлены стопки чистой бумаги, ручки и бокалы с холодной минеральной водой, и с улыбкой посмотрели друг на друга.

Все три чиновника оказались компетентными, активными и любезными джентльменами, которые не делали секрета из того, что «Комплекс» в восторге от перспективы приобрести гостиницу «Вистерия». Первый вице-президент сообщил Линн, что фирма решила создать цепь «индивидуализированных» гостиниц. Личностная окраска, как серьезно заметил он, будет в будущем характерной чертой гостиничного дела, и «Комплекс» планирует произвести кардинальные изменения в характере своей работы.

— Мысль интересная, — заметил Адам. — Вы хотите сказать, что местные управляющие будут иметь почти полный контроль над ведением дел в конкретной гостинице?

— Нет, что вы! — Такое предположение, казалось, ужаснуло вице-президента по финансам. — Видите ли, вся прелесть нашего подхода состоит в том, мистер Хантер, что корпорация сохраняет централизованный контроль над финансами, имуществом, закупками продуктов и так далее, гарантируя в нашей системе таким образом высокий уровень обслуживания. Гости «Комплекса» смогут ездить из одной гостиницу в другую, всегда точно зная, что они там найдут. Ведь они не любят сюрпризов.

— Я понимаю эту часть концепции, — вмешалась в разговор Линн. — Но только в чем же будет выражаться индивидуальный стиль ведения хозяйства? Мои родители долго работали над созданием особого деревенский стиля в гостинице «Вистерия». Как вы планируете сохранить ее особую атмосферу?

Вице-президент по юридическим вопросам сложил руки на объемистом животике.

— Мы весьма тщательно подыскиваем объекты, чтобы обеспечить некое единство и неповторимость архитектурного стиля, — сказал он и чуть покровительственно улыбнулся Линн. — В настоящее время мы прилагаем максимум усилий, чтобы уникальный внешний вид здания производил на приезжающих гостей максимальное визуальное впечатление.

— Говоря простым языком, вы стараетесь, чтобы все гостиницы выглядели по-разному?

Первый вице-президент просиял.

— Совершенно верно, мисс Фрамптон. И помимо оформления внешнего вида здания местные управляющие могут сами принимать решения по всем важным деталям вроде выбора мебели, декоративных предметов обстановки или местного фирменного блюда в обеденном меню. Мы все в восторге от нашей концепции, мисс Фрамптон. Наконец-то объединились в гармонии индивидуальные черты и стандартизация.

— Ваши слова звучат прямо как зажигательный лозунг, — пробормотала она.

Так прошло еще полчаса в подобном обмене вопросами и ответами, после чего вице-президент по финансам повел их на экскурсию в соседний отель, где, по его словам, успешно претворяются в жизнь черты их новой концепции.

Для руководства «Комплекса» индивидуализация отеля вероятнее всего означала, что каждая спальня покрашена в свой, присущий только ей цвет, а орнамент покрывал на кроватях в каждой комнате сочетался со стенами. На верхних этажах комнаты были просторней, и в каждой из них букетик искусственных цветов из шелка, поставленный пунктуально в центр стола, имитирующего ореховое дерево, соответствовал доминирующей цветовой гамме. Цветы, как гордо пояснил вице-президент, предложены декоратором фирмы. И тут же он как бы извинился за то, что одинаково белые ванные комнаты пока еще не перекрашены и не приобрели новый, индивидуальный облик.

Линн не выдержала и заметила, что постояльцы будут спать в одной спальне и скорее всего так и не узнают, в какой цвет окрашены другие номера отеля. А изощренные варианты оттенков кажутся ей скорее бессмысленными, поскольку абсолютно ничего не меняют в основной меблировке номера. Вице-президент по финансам взглянул на нее то ли с раздражением, то ли с полным непониманием. Адам усмехнулся и пожал плечами. И она решила больше не вмешиваться.

Их экскурсия завершилась в баре первого этажа, где своеобразие помещения выражалось в том, что одну из стен занимал огромный снимок Принстонского университета, а персонализация в том, что официанты представлялись по имени. Первый вице-президент стал их уговаривать самым сердечным образом, чтобы они провели ночь в отеле в качестве гостей корпорации «Комплекс». Линн с облегчением вздохнула, когда Адам вежливо, но решительно отклонил их предложение.

Лишь когда после ритуального обмена прощальными любезностями они сели в машину и помчались назад в Манхэттен, они обменялись замечаниями по поводу помпезности хозяев фирмы.

— Твой отец нигде не получит более выгодной цены, — заметил Адам. — Даже близко к этому ему никто не предложит. «Комплекс» готов щедро платить ради «индивидуальной архитектурной независимости».

— Но ведь невыносимо думать, что «Вистерия» окажется в руках этих людей. Все равно что пригласить вандалов, которые явятся и разграбят твой дом.

— Я и раньше встречал людей, которые имели дело с корпорацией «Комплекс», — сказал Адам. — И хорошо знаю, какие планы они предпишут внедрять в гостинице. Могу также признаться тебе, что я руководствовался тайными мотивами, когда пригласил тебя сегодня с собой. Я догадывался, какой окажется твоя реакция на этих вице-президентов, и рассчитывал таким способом повлиять на твое решение.

В темном автомобиле невозможно было разглядеть выражение его лица.

— Ты говоришь так, будто лично заинтересован в моем решении, — тихо заметила она.

Прежде чем ответить, Адам перестроился на другую полосу.

— Гостиница «Вистерия» всегда была для меня вторым домом, а твои родители близкими друзьями, — сдержанно заметил он. — Разумеется, мне не все равно, какая ее ожидает судьба.

— Такой уклончивый ответ на мой вопрос достоин любого из вице-президентов «Комплекса», — усмехнулась Линн.

— Верно, — отрывисто сказал он. — По-моему, тебе стоит хорошенько подумать, прежде чем позволить гостинице «Вистерия» уйти из рук твоей семьи. В этот момент ты, возможно, и колеблешься, стоит ли тебе отказываться от… общения… с Дамионом Таннером. Но потом, как мне кажется, ты горько пожалеешь о потере гостиницы.

Линн хотелось услышать от него не такой ответ, поскольку он абсолютно ничего не сказал ей о собственных чувствах к ней. Какая нелепость, подумалось ей, что она вот так сидит в автомобиле рядом с человеком, о котором раньше думала, что знает его лучше всех в мире, а на деле не имеет ни малейшего представления о том, как он к ней относится.

— Корпорация дает на размышления совсем мало времени, — сказал Адам. — Не хочу на тебя давить, Линн, но хотелось бы узнать, способна ли ты сейчас принять решение насчет предложения, которое делают твои родители? Интересует ли тебя возможность взять на себя управление гостиницей?

Ей пришлось прикусить язык, чтобы не сказать — да, конечно же, ее интересует такая возможность, конечно же, она возьмется за такое дело. Беда в том, что ей никак не удастся выразить свой энтузиазм, не провоцируя Адама на ряд неудобных вопросов насчет ее планов на будущее и несколько еще более неудобных вопросов о ее отношениях с Дамионом. Пока еще она не готова признаться, какими поверхностными и незрелыми оказались ее чувства к Дамиону. За последнюю неделю она обнаружила, что уважение Адама жизненно важно для нее и что она не понимает, как он сможет уважать женщину, которая в субботу признавалась в своей страстной любви, а через шесть дней заявляет, что все было досадной ошибкой.

Имелась и еще одна причина для колебаний. Если она и дальше проявит неуверенность в принятии решения насчет гостиницы, у нее появится удобный повод пригласить Адама к себе домой, когда они вернутся в город. Она сделает вид, что нуждается в его совете.

Какая ирония судьбы, что ей приходится изобретать предлог, чтобы пригласить Адама к себе! Впрочем, за бессонные часы предыдущей ночи она обнаружила несколько ошеломляющих истин насчет их отношений.

Одна из этих истин заключается в том, что в последние годы они почти никогда не бывали наедине друг с другом. Правда, Адам частенько заезжал к ней на квартиру, но редко заходил внутрь, а если и заходил, то до последней недели редко задерживался больше нескольких минут. Выходные они проводили в гостинице родителей, вместе ездили на рыбалку или катались на машине по окрестностям. Но вот обедать в рестораны ходили редко и никогда еще не проводили время так, чтобы поблизости не находились другие люди.

Она никогда не бывала в квартире Адама на Парк-авеню, хотя он жил на одном месте пять лет. Теперь Линн поняла, что с его стороны это делалось намеренно. Несколько раз она предлагала ему приготовить обед или у нее дома, или у него. Еще просила взять напрокат видеофильм, чтобы они вместе посмотрели его как-нибудь вечерком. И Адам неизменно отклонял ее предложения, приглашая взамен сходить в новый ресторан либо в кино куда-нибудь на другой конец города. Его отказы облачались неизменно в такую умелую форму, что она лишь теперь начинала понимать, как ловко он избегал всякой интимности в их отношениях.

— Эй, Линн, ты что, заснула? Я спрашиваю тебя насчет «Вистерии».

Голос Адама звучал тепло, дружески и слегка фамильярно, однако чувства, которые он в ней пробудил, оказались совершенно новыми и немного пугали ее своей силой.

— Я не сплю, — сказала она, надеясь, что дрожь в ее голосе не будет ему заметна. — Я стараюсь логически мыслить, отчего, вероятно, у меня на лице появилась болезненная гримаса.

— Ну и как? Преуспела? Приняла какое-нибудь решение?

Линн тяжело вздохнула.

— Не очень. Очень трудно понять, что же делать, тем более что приходится думать на пустой желудок. Сегодня я работала без перерыва, а вечером тоже ничего не удалось перекусить, кроме горстки арахиса, когда этот жалкий вице-президент предложил нам выпить. Может, поедем ко мне? У меня есть ветчина, яйца и бутылка белого вина. Я могу сделать омлет.

Его ответ прозвучал так естественно, что еще пять дней назад она бы и не уловила ни малейшей заминки.

— Спасибо, только я не могу принять твое предложение, Линн. Мы приедем к тебе не раньше десяти часов. Это поздновато для ужина.

— Я все равно что-то приготовлю себе, так что мне не составит разницы, одну порцию сделать или две. Пожалуйста, Адам, ведь сегодня уже вечер пятницы. Да и скучно ужинать одной. И вообще мне ужасно хочется посоветоваться с тобой. Как ты сам сказал, времени на размышления у нас почти не осталось, завтра придется дать ответ «Комплексу».

Тишина, повисшая в машине, внезапно зарядилась напряжением, но потом он весело улыбнулся ей, и Линн подумала, не переносит ли она собственные чувства на Адама.

— Ты знаешь меня, — ответил он. — Я легкая добыча для тех, кто просит моего совета, и всегда с восторгом слушаю комплименты в свой адрес. Но будет лучше, если мы поужинаем где-нибудь в ресторане. Там мы сможем сосредоточиться на обсуждении проблемы, не беспокоясь о том, что на кухне что-то подгорает. Недалеко от моего дома французский ресторан со спокойной обстановкой. Почему бы нам не поесть там?

«Потому что в проклятом ресторане нет кровати, — разочарованно подумала она. — Потому что мне хочется увидеть твои глаза, ослепшие от страсти, а не непроницаемые от скрытых эмоций или серебристые от безмолвного смеха».

Она изобразила капризную, слегка обиженную улыбку.

— По некоторым причинам у меня сегодня нет настроения никуда идти. Да и потом, мне нравится готовить, и я с удовольствием займусь этим дома. Мне хочется показать тебе свои достижения в кулинарии. В последние годы мама постоянно учила меня хозяйничать на кухне. По-моему, она заподозрила, что отсутствие у меня кухонных навыков препятствует моему скорому счастливому замужеству.

Она одарила его еще одной бесхитростной улыбкой, которой остался бы доволен ее педагог по актерскому мастерству.

— Пожалуйста, Адам. Мне хочется показать тебе, какая я хорошая. Я имею в виду хорошая хозяйка.

Его руки стиснули руль, а ответ прозвучал чуть быстрее, чем надо.

— Ладно, раз уж ты настаиваешь. Мы поедим у тебя дома, если тебе этого хочется.

Объехав дважды комплекс зданий, где она жила, он так и не нашел место для стоянки и в конце концов вынужден был оставить машину в гараже за переулок от ее дома. Луну закрыли тяжелые черные тучи, когда они вышли из машины. Ветер подталкивал их в спину, пока они поднимались по подъездной аллее. Ее била дрожь, когда они торопливо шли по тротуару. С тех пор как они днем выехали из города, резко похолодало.

Они находились еще довольно далеко от ее дома, когда молния прорезала небо, и сразу же раздался оглушительный гром. Через секунду разверзлись хляби небесные, пролив на улицы яростные потоки ледяного дождя.

Адам обнял Линн за талию, и они побежали к дому. Ветер швырял дождевые струи им в лицо, они почти ничего не видели. Стараясь не отставать от Адама, она оступилась, попала ногой в лужу с грязной водой, которая собралась в мелкой выбоине, подвернула лодыжку, сломала каблук и потеряла равновесие.

От падения ее спасла только сильная рука Адама, крепко державшая ее за талию. Он буквально дотащил ее до козырька подъезда, и она прислонилась к стене, убирая с глаз мокрые волосы. Адам встал перед ней, уперевшись руками в стену и загораживая ее от злого дождя. Он не прикасался к ней, но его теплое дыхание согревало ей щеку, и Линн почувствовала, как жар сползает вниз по ее лицу и начинает наполнять вены.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. В его голосе слышалась озабоченность, но других чувств она не обнаружила. — Ты можешь идти дальше?

Линн закрыла глаза, опасаясь, что они ее выдадут. За последнее время она совершила много ошибочных шагов. А если она ошибается, считая, что Адама влечет к ней физически? Если он абсолютно ничего не испытывает к ней, кроме нежности, вызванной годами дружбы? В этот самый момент в его словах слышалась лишь нормальная забота о старом друге. Он не был похож на человека, у которого сердце бешено бьется от страсти. «Может, я сейчас выгляжу как мокрая крыса и не нравлюсь ему», — промелькнуло у нее в голове, и она подавила смех, больше похожий на рыдания.

— Все в порядке, — ответила Линн, убирая с глаз прилипшую прядь. — Только вот до дома мне придется хромать.

— Хочешь, я попробую отломать второй каблук, — любезно предложил Адам.

— Не думаю, что у тебя это получится. Каблуки никогда не ломаются, когда ты этого хочешь. — Она попыталась придать голосу насмешливую ноту, хотя это далось ей с большим трудом. — Я смогу идти, если ты позволишь опираться на твое надежное плечо.

К тому времени, когда они добрались до дома Линн, одежда их промокла насквозь. Он поскорей втолкнул ее впереди себя в вестибюль и вызвал лифт. В ожидании кабины она оглядела свою вымокшую одежду и сняла несколько увядших листьев со своего жакета. Дыхание ее было слегка учащенным, видимо, оттого, что она шла через переулок со сломанным каблуком. Вода капала с ее мокрой юбки, под ногами образовалась лужа. Справа от нее появилась еще одна лужа. Она подняла глаза и увидела, что Адам промок ничуть не меньше.

Прибыл лифт, они вошли в него. Их обволакивало молчание своей мертвенной, удушающей тяжестью. Адам шагнул к ней, однако лицо его ничего не выражало, когда он вытащил из ее волос сморщенный увядший листок.

— У тебя испачкан кончик носа, — сказал он.

— Вот тебе и Манхэттен, — с усилием улыбнулась Линн. — Даже в дождевой воде полно сажи.

Лифт остановился на седьмом этаже, она достала ключ и торопливо направилась впереди него по короткому коридору. Адам закрыл за собой входную дверь, она включила верхний свет. Его светлые волосы прилипли к голове, отчего лицо стало казаться более строгим, чем обычно, а вокруг рта залегли глубокие морщины то ли от усталости, то ли от напряжения. Ей потребовалось неимоверное усилие воли, чтобы не протянуть руку и не провести пальцами по этим жестким линиям.

Она поскорей вышла из крошечной прихожей, подальше от искушения.

— Я сейчас приму горячий душ, — сказала она. — Абсолютно вся промокла. Две минуты, и освобожу ванную. Ты можешь принять душ после меня, если хочешь.

— Можешь не спешить. Я пока открою вино. — Адам снял обувь и носки. — Дай мне, пожалуйста, полотенце, я вытру ноги, чтобы не оставлять мокрые следы на ковре.

— Конечно, подожди секунду. Сейчас только достану из шкафа, — суетилась Линн.

Она даже представить себе не могла, как ей удается говорить так непринужденно. Она протянула ему большое бежевое полотенце, изобразив при этом ослепительную улыбку, затем вернулась в ванную, стянула с себя намокшую одежду и бросила в бельевую корзину. Потом стояла под горячим душем, включив его на полную силу, и яростно терла себя губкой, словно и впрямь верила, что натертая докрасна кожа поможет избавиться от сексуального томления.

Вытершись насухо, Линн причесалась, скорчила гримасу, когда увидела в запотевшем зеркале копну мокрых кудряшек. За последнюю неделю лицо ее обрело неожиданную чувственность, а вот волосы по-прежнему напоминали смешной персонаж из мультфильма. Сокрушенно пожав плечами, она закуталась в махровый купальный халат, туго запахнувшись и накрепко подпоясав талию поясом.

Однако тело не удалось обмануть этим псевдоскромным жестом. Груди упирались в грубую ткань и сладко ныли, а кожа горела от постоянного внутреннего огня. Тугой пояс и скромно запахнутый высоко у горла халат могли обмануть только стороннего наблюдателя. Сама Линн справлялась с разбушевавшейся чувственностью из последних сил.

— Ванная твоя, — заявила она с фальшивой жизнерадостностью, как только открыла дверь.

Собственная улыбка напомнила ей рекламу зубной пасты.

Линн прошла через комнату, не глядя в сторону Адама, и достала из ящика комода самую просторную футболку и шорты. Больше предложить Адаму было нечего.

— Возьми, — сказала она. — Тебе не стоит снова влезать в мокрую одежду. Вот только боюсь, что другого у меня ничего не найдется.

— Ничего. Наверное, я в это влезу.

— Будем надеяться. — Способность весело улыбаться наконец-то оставила ее. Она могла лишь надеяться, что выглядит не настолько напряженно, как ощущает себя внутри.

— Вино открыто, — сказал Адам. — Я возьму с собой стакан в ванную, если ты не возражаешь.

— Прекрасно. Когда ты выйдешь, ужин будет готов.

Едва за ним закрылась дверь, она направилась на кухню, чувствуя себя будто зомби. Оперевшись о стол, Линн некоторое время стояла, прижавшись лбом к дверце полки, с благодарностью чувствуя разгоряченной кожей ее прохладу. И как только ей могло показаться, что она влюблена в Дамиона Таннера? Как могла она перепутать легкое увлечение и жгучую боль истинной страсти? С трудом подняв голову, Линн поглядела незрячими глазами на приколотый к стене календарь. И с удивлением подумала, как это ей удалось дожить до зрелого возраста, ни разу не узнав, что любовь— настолько сильное чувство, что способна разорвать тебя на кусочки, заставить испытать настоящую физическую боль.

Открыв холодильник, она извлекла пять яиц, взбила их хорошенько с солью, перцем, петрушкой и небольшим количеством сливок. По крайней мере часть того, что она говорила Адаму сегодня вечером, оправдается. За последний год она стала намного лучше готовить. Она нарезала четыре куска ветчины на аккуратные квадратики и положила кусок масла в низкую кастрюлю с длинной ручкой, но решила не включать плиту, пока Адам не выйдет из ванной. Омлет, как она теперь знала, нельзя долго держать готовым, чтобы он не опал.

До краев налив себе вина в бокал, она стала потягивать его с большим удовольствием, чем обычно. Прикончив первый, налила еще. Прежде ей было непонятно, почему иные восприимчивые души пытаются утопить свои горести в вине, но теперь наконец-то стала понимать привлекательность этого. К концу второго бокала боль под ложечкой перешла в довольно сносную пульсацию физического желания. Может, третий бокал полностью снимет боль.

— Тебе помочь?

При звуках голоса Адама она резко повернулась, едва не потеряв равновесия. Его руки тут же подхватили ее, удержали от падения.

— Линн, ты не ушиблась? — спросил он. — Присядь на минутку, чтобы я мог посмотреть, все ли в порядке. Все-таки ты сильно подвернула ногу, когда мы шли сюда, и теперь это может сказаться.

— Нет, я уверена, что все в порядке. Лодыжка не распухла. Если бы я ее растянула, сейчас боль была бы сильнее, — отнекивалась Линн, боясь, что прикосновения Адама сметут последнюю преграду, сдерживающую ее чувства.

— Я все же проверю. Ничего страшного, это всего лишь несколько секунд. — Когда Адам заставил ее сесть на стул, она перестала сопротивляться. Его пальцы осторожно пробежались по мышцам голени, проверили стопу.

— Тебе больно? — спросил он.

Настоящая агония, хотелось ей ответить. Изощренная пытка. Линн слегка поерзала и уселась, подложив руки под себя. Теперь уж ей не грозит опасность погладить его по густым светлым волосам.

— Нет, совсем не больно, — ответила она. — Беспокоиться совершенно не о чем.

— А мне кажется, что лодыжка немного распухла. — Его руки пошевелили ступню, водя ее круговыми движениями. Линн закрыла глаза. — Это точно, что у тебя ничего не болит?

Она открыла глаза, но не могла вымолвить ни слова. Адам протянул руку и прикоснулся к ее щеке, и, прежде чем она смогла понять, что делает, повернула голову и поцеловала теплую кожу его ладони.

— Линн… — повторил он, но на этот раз его голос звучал более жестко.

Она не могла ему ответить. Если она скажет хотя бы слово или даже просто посмотрит на него, он тут же поймет все ее чувства, а Линн слишком робкая или, быть может, слишком гордая, чтобы показать ему всю их глубину. Она знала, что Адам любит ее как друг и не захочет видеть ее боль. И если он поймет, как отчаянно она его хочет, то может согласиться и лечь с ней в постель просто ради того, чтобы не обидеть ее. И эта любовь из жалости хуже всего на свете, даже хуже опасности вообще не познать физической близости с Адамом.

Она услышала, как он вновь произнес ее имя, и прошептала что-то в ответ, не слыша своих слов. Внезапно Линн поняла, что его сильные ладони уже оставили в покое лодыжку, они быстро движутся вверх по ногам, лихорадочно гладят ее тело, добрались до лица. Адам встал на ноги, приподнял ее, заставил посмотреть ему в глаза.

— Черт возьми, Линн, — пробормотал он. — Мне не следовало приезжать сегодня к тебе.

Она едва слышала, что он говорит. Лишь тревожный тон его слов проник сквозь окутавший ее туман. Желание охватило все ее тело, сделало ее дыхание жестким и прерывистым, руки и ноги перестали слушаться.

— Поцелуй меня, — тихо попросила она. — Прошу тебя, Адам.

Ее губы с дрожью разжались, когда он погрузил пальцы в ее влажные кудри, держа лицо Линн совсем близко от своего и пристально вглядываясь в него. В какое-то мгновение в его глазах сверкнул серебряный огонь желания, потом они резко закрылись, и он уже вслепую нашел ее губы.

Жар поцелуя разлился по всему ее телу. Она ощущала губами его вкус и всем своим существом вибрировала от неодолимой жажды. Его язык врывался к ней, яростный и соблазняющий, губы прижимались в бесконечной страсти и мольбе. Ощутив губами его неровное дыхание, она крепко прижалась к нему бедрами, желая узнать, что он хочет ее, что она для него желанна.

Вытащив руки из ее волос, Адам нетерпеливо скользнул ими в распахнувшийся на груди халат. Пальцы на миг замешкались, и она ждала в мучительной агонии, пока он распахнул его полы до конца и взял в ладони ее груди.

Он дотронулся губами до соска, и шум крови в ушах заглушил звук дождя, стучавшего по стеклам. От влажного языка кожа сделалась прохладной, но внутри все горело. Ее била дрожь, и она заметила, что Адам тоже весь дрожит.

Линн застонала, протестуя, когда он отодвинулся от нее. Протянула к нему руки, яростно хватая воздух; он взял ее за плечи и отстранил подальше от себя. До ее сознания донесся чей-то тихий шепот, и тут же она поняла, что шепчет сама. Медленно открыв глаза, Линн попыталась понять, что происходит.

Адам отошел от нее и встал по другую сторону маленького стола.

— Ты на самом деле не хочешь этого, — произнес он напряженным голосом. — Завтра утром пожалеешь об этом.

Она удивленно заморгала. Разве он не понял, с какой страстью отзывается ее тело? Как может Адам говорить, что она не хочет его?

— Я ничего не понимаю, — растерялась Линн. — Что ты имеешь в виду, Адам?

— Существуют некоторые вещи, которые не в состоянии сделать даже лучший друг, — тусклым голосом произнес он. — Прости, Линн, но я не готов заниматься с тобой любовью как двойник Дамиона Таннера. Я прошу прощения, если вчера прервал что-то важное, происходившее между вами, но только я не привык приносить облегчение при обострении физической неудовлетворенности. Может, на следующей неделе ты получишь от него сполна все, что недополучила вчера.

Она побледнела от нахлынувшей на нее ярости и глубокой обиды.

— Не очень-то ты обо мне лестного мнения, Адам. Неужели ты и впрямь считаешь, что я из тех женщин, которые используют любовников как взаимозаменимые удобства? Не удалось с Дамионом в четверг, так заменю его стариной Адамом в пятницу. Так ты об этом думал, когда я отзывалась на твои ласки? Что у меня обострение гормональной активности?

Он резко повернулся и засунул руки в карманы, все еще сохраняя между ними преграду в виде стола.

— Прости, Линн, ты права. Это обидная мысль. Пожалуй, я сказал сейчас глупость.

Обида и гнев сменились новой волной желания.

— Почему? — спокойно спросила она. — Ты ведь всегда мыслишь очень логично. Почему сегодня у тебя путаются мысли?

Адам пожал плечами.

— Неделя получилась нелегкой. Мой запас рациональности иссяк в прошлый вторник.

Она поглядела на него с легким вызовом.

— Если я верно припоминаю вводный курс психологии, люди перестают четко мыслить, если в дело вступают эмоции. Я готова признаться тебе, что мне хочется лечь с тобой в постель, Адам. А ты хочешь этого?

Его плечи неопределенно поднялись, но яркие красные пятна выступили на его скулах, когда он шагнул из-за стола, представ перед ней на обозрение.

— Ты сама видишь, — ровным тоном произнес он. — Я ужасно хочу тебя, Линн. Адски хочу.

Она шагнула к нему. Запустила пальцы за пояс брюк, затем медленно засунула руку еще глубже.

— Кажется, я обнаружила нечто очень интересное, — тихо сказала она.

Его реакция последовала немедленно. Дыхание с шумом вырвалось из груди, когда она прикоснулась к нему, губы потянулись к ней со взрывом новой страсти. Адам сорвал с нее халат, бросил на пол и подхватил ее на руки. Не отрывая губ от ее рта, принес ее на диван. Линн лишь смутно ощутила голой спиной жесткую твидовую ткань диванных подушек, почти не заметила, когда он положил ей под голову подушку. Сознавала лишь лежавшее на ней стройное тело, длинное и мускулистое, его руки, превращавшие ее кожу в шелковую рябь, когда он ласкал ее ловкими, умелыми пальцами.

Его рот наконец-то оторвался от ее губ и провел лихорадочную дорожку по шее, добрался до ямки между грудями. Она выгнулась от инстинктивного наслаждения, когда он стал осторожно покусывать ее груди зубами, однако ее ответная реакция оказалась слишком мощной, напугала ее, и она попыталась оттолкнуть его, напуганная интенсивностью вызванных ощущений. Ее тело вышло из-под контроля, забилось в агонии, чего никогда не случалось с ней прежде.

— Ох нет, Линн, милая, теперь мы уже не можем остановиться, — пробормотал он. — Теперь слишком поздно.

Глаза его ласково смотрели на нее, успокаивая и возбуждая одновременно. Не успела она ответить, как Адам быстро завел ее руки за голову и крепко прижал их к дивану, а другая рука погладила ей бедра и решительно двинулась по их внутренней поверхности. Когда его губы обхватили ее рот и он приник к нему в долгом и страстном поцелуе, Линн испугалась, что они задохнутся.

Ласки его губ и рук превратились в два центра наслаждения в мире, где существовал только Адам. Через несколько секунд ее уже сотрясала дрожь под волшебными прикосновениями его пальцев. Ее тело охватывала одна сокрушительная конвульсия за другой.

Обмякшая, удовлетворенная, она постепенно приплыла на землю. Нерешительно взглянула на Адама, смущенная силой и быстротой своего отклика. И обнаружила, что Адам глядит на нее сверху вниз, и его глаза уже не серые и непроницаемые, а жаркие и потемневшие от желания. Он лежал, оперевшись на локоть, ноги переплелись на узком диване с ее ногами, рука лениво чертила эротические круги на ее животе. Пряжка ремня вдавилась ей в кожу, ткань брюк терлась о ее голую кожу. До этого момента она и не замечала, что он одет.

Она прерывисто вздохнула, не уверенная, что обрела контроль над голосовыми связками.

— Так, значит, мои шорты оказались тебе малы? Поскорей сними с себя мокрые брюки, — сиплым голосом сказала она. — Разве ты не знаешь, что можешь заработать ревматизм, если будешь лежать в мокром?

Его рот скривился в улыбку.

— Тогда лучше раздень меня. Мне не хочется скрипеть при движении.

Она просунула руки под отданную ему напрокат футболку, стянула ее через голову и припала губами к загорелой колее. И вновь возбуждение охватило обоих. Когда ее руки стали возиться с застежкой брюк, Адам перестал делать вид, что ждет, пока она его разденет. С нетерпеливым стоном он сбросил оставшуюся одежду и обнял ее. Крепко прижал к себе, плоть к плоти, жар к жару, пока ей не стало казаться, что кожа ее сплавилась с его кожей, надолго и нераздельно.

Он положил руки по обе стороны от ее лица, заставив ее не отводить взгляд, когда входил в нее. Но она и не собиралась скрывать испуг и наслаждение, пробежавшие по ее телу, когда он задвигался в ней ритмичными движениями. Она двигалась под ним, приноравливая свое мягкое лоно к натиску его властных движений. Он бормотал какие-то бессвязные слова любви возле ее губ, и она пила их, смешивая его дыхание со своим. Ей хотелось сказать, как она его любит, но какая-то непонятная осторожность удерживала; вместо этого она старалась выразить все своим телом, раз уж боялась произнести вслух эти слова.

Линн обхватила руками его плечи и запустила пальцы в густые пряди волос, выгнула навстречу ему бедра, чтобы он знал, что она готова, чтобы он ощутил, как она бьется в момент экстаза.

Он подложил руки ей под ягодицы, прижимая покрепче к себе.

— Ты прекрасна, Линн, — прошептал Адам, и его слова перенесли ее в середину огромной вселенной, пульсирующей от звездных вспышек ее собственного желания.

И когда вселенная наконец-то взорвалась во тьме, Адам летел рядом, разделяя ее страсть, унося в светлые просторы.