"Куршевель. Dounhill. Записки тусовщицы" - читать интересную книгу автора (Нечаева Наташа)

SKIP-PASS (ДЕНЬ ПРИЛЕТА)

– Слушай, отстань от нас, а? Ну, чего прилип? Тебе куда? На автобус? Вот и иди!

Я уже почти орала. Шепотом, но все равно орала, потому что этот белобрысый урод шоркался рядом, заглядывая в глаза, и очень мешал.

Мне было видно, как Юлька стоит у багажной ленты, равнодушно пожирая глазами пеструю гомонящую массу, из которой трудно вычленить хоть одно нормальное человеческое лицо. Но это – для меня. Для Юльки же сей бомондный кипеж был привычным, как пузырьки в навороченной джакузи. Пусть стоит. В конце концов, это ее дорогущий чемодан едет там, среди родственничков, светло-кожаный, зубастый от многочисленных молний, набитый до отказа дизайнерским тряпьем. А моя скромная сумочка, скорее всего, вынырнет последней, если грузчики вообще не забудут кинуть ее в багажную прорву на эти вот черные, расползающиеся, как громадные змеи, транспортеры. – Даш, ну мы на склоне увидимся? – снова он.

– Максик, – я вложила в голос всю дарованную природой нежную язвительность, – а не пошел бы ты… на склон… прямо сейчас?

Он приклеился к нам еще в Шереметьеве. Даже не к нам – ко мне. Юлька-то поначалу решила, что именно к нам, то бишь к ней, потому что парень по возрасту мне никак не подходил. Дура! Она, конечно, знала, сколько мне лет, но он-то – ни сном ни духом! Стала строить ему глазки, кокетничать, типа: «Ах, ах, вы тоже в Куршевель? И мы туда же! Говорят, в этом сезоне там ужасно ветрено, просто сдувает. Вот в прошлом году погода была изумительная, солнце, тишина…»

Юлька, кстати, вполне могла говорить об этом со знанием дела. Она уже бывала тут с предками. Потом жаловалась, что время прошло впустую. В одиннадцать папаша загонял ее спать. Племяшка вообще за свои шестнадцать успела исколесить все приличные и модные курорты. И что же? Как говорится, не в коня корм. Хотя. ей-то как раз корм ни к чему. Дома такая кормушка, что на полк голодных солдат пожизненно хватит.

– Даш, ну я пошел?

– Давно пора, – вежливо ответила я. – Иди, Максик. Лыжи смазать не забудь. Или что там у тебя? Сноуборд? Для скорости.

– Язва, – засмеялся он. – Ладно, Куршевель – маленькая деревня. Все на одном пятачке пересекаются.

– Ты же говорил, что в первый раз?

– А Интернет на что?

Еще в самолете, где этот Максик умудрился поменяться местами и оказаться рядом, он радостно доложил, что заканчивает универ, тащится от горных лыж, исколесил во время каникул все горы бывшего СССР, переквалифицировался в сноубордисты и вот теперь, ощущая себя крутым райдером, едет покорять самые модные горы. Типа папашка дал денег, сказал: «Гуляй, сынок, на всю катушку!»

Я, честно говоря, сразу поняла, что этот светловолосый и сероглазый красавчик не тот, за кого себя выдает. Вроде и прикид достойный, и пахнет от него чем-то суперским, а все равно – не то. Глаза, что ли?.. Вон, весь самолет – полный расслабон. Кто винишко потягивает, кто вискарик кушает… Лица сытые, довольные, как у нормальных людей, которые после трудов праведных позволили себе отдохнуть. В глазах такая тишь, будто на кладбище. Вечный покой. Картина Левитана. А у этого – рот не закрывается, реснички хлопают, глазенки стреляют. Небось года три деньги копил, чтобы на этом рейсе оказаться.

Кстати, как он на нем оказался? Ну ладно, в Париж нам по пути было, а в Женеву? Тоже, что ли, курьером служит? Интересно. Думаю, что из всей его болтовни правда только то, что он – студент. Да и то вряд ли московский. Развязности маловато, а любопытства – наоборот. Скорее всего, мальчонка откуда-то из провинции. Может, даже сын какого-нибудь ларечника. Приодет-то все-таки вполне. Хотя… Может, его Armani с местного толчка китайского разлива? Разовый аксессуар?

Мне-то это сразу видно – глаз-алмаз, а Юлька тут же сомлела, говорить стала тягуче, как ее мамаша, при этом беспрестанно высовывая язык, чтобы сексуально облизать верхнюю губу. Кстати, я научила. При умелом использовании этого приема – эффект сногсшибательный. Мужчины неотрывно впяливаются в твой рот, немедленно начинают облизываться сами, глаза тут же наполняются влагой, словно в них капнули «Визионом», а руки непроизвольно тянутся к предмету нечаянного вожделения, то есть к тебе. Так я объясняла Юльке. И на тренировочных занятиях она все это исправно повторяла. А сейчас. Махнула язычищем пару раз, блеск с губ слизала да еще умудрилась розовым перламутром верхний зуб раскрасить. Пришлось ей шепнуть горькую правду. И про зуб, и про белобрысого красавчика.

Уяснив, что новый знакомый всего лишь малообеспеченный студент-провинциал, Юлька к нему тут же потеряла интерес: не ее поля ягода. Стала жеманно зевать, намекая на скуку, исходящую от соседа. А потом устало (она это умела) пожаловалась:

– Даш, ну скажи, почему ко мне всегда липнут провинциалы?

Макс услышал это и, нисколько не обидевшись, разулыбался:

– Девчонки, вы такие блестящие, такие гламурные, такие – из другой жизни, что хочется рядом постоять…

– А чего тогда расселся? – поинтересовалась я.

– Так стюардесса велела, – удивился моему вопросу Макс. – Иначе бы всю дорогу перед вами на коленях провел.

Услышав про колени и, видимо, живо представив, как она потом рассказывала бы подругам о безнадежно влюбленном дурачке, простоявшем всю дорогу от Парижа до Женевы в самолетном проходе, Юлька снова оживилась, а я в этот же момент его возненавидела. Да нет, что я говорю, не возненавидела. Он для меня просто исчез. Растворился, как сахар в чае. Распылился, как освежитель воздуха в ванной. Я про него окончательно все поняла.

Провинциальный умненький мальчик изо всех сил заработал себе копеечку, возможно, даже занял, хотя вряд ли, такие в долг не живут, чтобы вот тут, на французском курорте, подцепить какую-нибудь девочку элитных кровей. С папой, квартирой, машиной и приданым в виде маленькой нефтяной вышки. В Москве у него на это шансов нет, закрытые тусовки не для него, да и чужой он в столице, а тут. Наверное, катается в самом деле хорошо. Может, язык знает. На горнолыжный костюм накопил, снаряжение возьмет напрокат, чем не денди? Задурит голову какой-нибудь Юльке, влюбит в себя, трахнет с удовольствием, причем без презерватива, а потом «прошу руки и сердца вашей дочери, потому что у нас будет ребенок». Молодец. Вот гад!

А я, между прочим, к Юльке приставлена, чтобы именно этого с девчонкой и не случилось. Вот так! Поэтому врагов будем уничтожать на дальних подступах к объекту. Ишь ты, какой шустрый! Просто электровеник! Еще и до Куршевеля не добрался, а уже в поиске. Хотя. В самом деле – молодец. Чего время терять? Это я уже оценила как профессионал и на минуточку увидела в нем себя. Поэтому еще больше разозлилась.

Я – женщина, и мне уже почти тридцать. Через два года. И время мое, я это чувствую, бежит сквозь пальцы, как белый песок в Тунисе. Кстати, Тунис был большой моей ошибкой. Только зря деньги потратила. Потому что в отеле были одни соотечественники и ни одного – с деньгами. Ну, написала репортаж. Дальше что? В Куршевеле уж точно так не лопухнусь.

Я сделала вид, что мне надо в туалет, а по возвращении попросила племяшку передвинуться к окну и заняла место между отчаянно кокетничающими голубками. Во избежание. Вот, зуб даю: Максик мой маневр понял! Что ж, тем лучше. Быстрее отвяжется. Нам с Юлькой сопровождающие не нужны, тем более такие бесперспективные. Юльке – родители не велели, а для меня он, тем более, просто опасен. С какой стати создавать у порядочных и перспективных мужчин ложное впечатление, что я несвободна? Мы едем в Куршевель как одинокие самостоятельные девушки, уставшие от столичной суеты.

Хотя с Юлькой так оно и есть.

– Даш, может, вас подвезти? Меня встречают.

Снова он. На плече спортивная сумка, за плечом – серебристый чехол с бордом. Смотри-ка, и на снаряжение разорился. Ну, денди!

– Спасибо, добрый человек, – выгнула я шею в поклоне. – У нас трансфер до отеля.

– А отель какой?

– Дом колхозника.

– Даш, ну что ты такая колючая? – смеется.

Достал.

– Максик, – не выдержала я, – ты на Юльку глазки не клади, а то обратно собрать не сможешь. Понял? – И я улыбнулась со всем присущим мне очарованием.

– Вы – сестры?

– А тебе-то что?

– Да нет, ничего, просто очень похожи.

– Мы – лесбиянки.

– Оп… – Он подавился! Чем там, не знаю, удивлением или восторгом. Сглотнул. Шмыгнул носом. – Да ладно тебе!

– Не веришь?

– Не-а! Лесбиянок мужики не интересуют. А вас – очень.

– Да пошел ты.

– Даш, ну не злись! Смотри, тут нашего возраста и людей почти нет. Одни папики. Компания-то все равно нужна.

Его слова про «наш возраст» меня смягчили. Уж в чем-чем, а признаваться в том, что мне давно не двадцать, я не собиралась. К тому же, если он не видит серьезной разницы между мной и Юлькой, то он – нормальный пацан! Хотя в данное время все равно – лишний.

– Шучу. – Теперь мне пришлось улыбнуться виновато. – Просто устала. Езжай! Еще увидимся.

– Так отель-то какой?

– Понятия не имею. – Я пожала плечами. – Я, что ли, путевки покупала? Вроде нормальный, в Куршевеле, 1850.

Мне приятно было играть в эту игру, чувствовать себя обеспеченной барышней, которой все равно, какой отель и в каком месте, потому что она наперед знает, что у нее будет только самое лучшее.

– Ого! – уважительно протянул Макс. – Самое крутое место на курорте.

– Понятия не имею. – Я легкомысленно зевнула: – Какая разница? Куршевель он и в Африке – Куршевель.

Тут его кто-то окликнул откуда-то из-за колонны. Он обернулся, махнул рукой:

– Все, Даш, побежал. До встречи!

– Бай-бай, – мило отозвалась я.

С равнодушно-тоскующим видом я присела на краешек пластикового кресла. Изящно выгнула спину и тюльпаном свесила голову набок. Со стороны это должно выглядеть красиво: девушке наскучил перелет, она хочет поскорее оказаться в комфортном номере, а пока сидит и ждет, когда к ее ногам доставят багаж.

Удивительное дело! Женевский аэропорт просто кишмя кишел нашими соотечественниками. Я бы еще поняла, если бы это был чартер из Москвы, но чтобы столько с парижского рейса?.. Мы, кстати, тоже могли бы лететь чартером, но Ильдару, Юлькиному героическому папаше, потребовалось попутно передать какой-то важный пакет французскому партнеру. Почте он доверить не мог, отрядил нас поработать курьерами. Вернее, подработать. Потому что «за неудобства, причиненные девочкам глупой пересадкой», как выразилась Галка, моя двоюродная сестра, Юлькина мамаша и супруга Ильдара, девочкам, то есть нам, именно нам, а не персонально Юльке, Ильдар отслюнил пятьсот евриков. На кофе. Конечно, можно было бы покочевряжиться, настропалить Юльку выцыганить больше, но во мне, как всегда некстати, заговорила совесть. И так ведь еду на халяву. Да еще и «командировочные» положили.

Представляю, как теперь стану говорить: «Вот когда я была в Париже…» И это будет чистая правда. Врать я не люблю, очень, даже из хвастовства. А так – была в Париже? Была. Да, город не весь сумела посмотреть. Что ж, Лувр я и в Интернете увижу. А Елисейские Поля хоть сейчас описать могу в подробностях. Мне, как профессиональной журналистке, достаточно атмосферу почувствовать, воздуха глотнуть. А дальше. Таланту все равно, что в уме представлять – Париж или Жмеринку. Хотя во втором населенном пункте я тоже не бывала. И даже не знаю, есть ли там аэропорт. Ох, забыла! Теперь же еще я и в Женеве была!

Да, с этой поездкой мне повезло. Не прихвати Ильдар в своей Татарии бронхит, сидела бы я сейчас в Москве, смотрела бы, как за окном мельтешит не то снег, не то дождь, пакость, одним словом, и высасывала бы из пальца очередной шедевр про какую-нибудь эстрадную диву. В лучшем случае – собралась бы в апреле в Египет. С какой-нибудь такой же нищей, как я, подругой. Путевка – семьсот долларов, на развлечения еще пятьсот. И весь каприз.

А тут Ильдарчик – дай ему Бог (или кто там у них – Аллах?) частых бронхитов! – потащился в свои нефтяные владения, куда-то под город Салават, и так там уработался, что простыл. Осложнился бронхитом. Я-то, зная Ильдара, была уверена, что простудился он не на нефтяной вышке, как излагал семье, а на какой-нибудь фотомодели, которую, ради сексуального экстрима, мог и на вышку затащить. Вот и продуло бедолагу. Видели однажды, знаем. Но об этом – ни-ни! Зятек мне за толерантность тогда отвалил пятьсот баксов на часы от Cavalli. Вот они, мои малепусечки. Тикают. К тому же и Галка, моя сестрица, верит мужу свято. И правильно делает: доверие в семье – это главное. Я тоже своему олигархику, когда замуж выйду, во всем потакать стану. Жалко мне, что ли?

Вот Ильдара мне очень жалко. Особенно я его стала жалеть, когда Галка попросила меня сопроводить Юльку в Куршевель. Они всей семьей сюда собирались и шале заранее заказали, да подлая болезнь подкосила отца-молодца. Галка быстро переориентировалась, сняла бронь с куршевельского шале и намылилась в Эмираты. Причем не куда-нибудь, а в самый дорогущий отель – «Парус» или как это? – «Burj Al Arab». Правильно, куда же им, бедолагам, еще податься, ежели Куршевель по климату не подходит?

Видела я этот «Парус» позапрошлой зимой. Мы из своего трехзвездочного туда на экскурсию ходили. Просто пещера Али-Бабы, да и только: золото, кожа, камни-самоцветы, мрамор, красное дерево. 202 VIP-номера, причем 200 – бронируют наши, а два оставшихся – какие-то местные шейхи. Я когда про это услышала, просто раздулась от законной гордости за свою державу. Могла бы и лопнуть, поскольку с таким сильным чувством трудно совладать. Хорошо, море рядом, прыгнула, охолонула. У портье спрашиваем: а простые номера у вас есть? Он расцвел, как бензин в луже. Есть, говорит, очень дешево. Светка меня под бок пихает: спроси да спроси, сколько это – дешево. Вдруг у нас денег хватит? У нее тоже к местам кучкования олигархов непреходящий интерес. Профессиональный. Она в автомобильном журнале трудится.

Спросили. Десять ночей в дешевом номере – 25 тысяч баксов. Вышли мы со Светкой из золотомраморных ворот, как из сказки, а тут прямо возле ступенек шикарное авто останавливается. Белое, длинное, сверкает, как перламутровая ракушка на берегу.

Светка аж задохнулась от восторга. Это, говорит, Rolls-Roy^ Phantom, последняя модель, в Москве таких еще нет!

Глядим, а номера на автозаднице – хохляцкие. Нормально? Оказалось, какой-то киевский дядя только что себе эту миленькую игрушечку купил, расставаться не пожелал – не налюбовался еще – да и притаранил сюда на «Ил-76».

Вот, значит, туда, в семизвездочный «Burj Al Arab», мои родственнички и намылились. На излечение олигархического бронхита. А Юлька заартачилась. Не поеду, говорит, на море, и все! Чего, говорит, я как лохушка буду! Все с горным загаром приедут, а я с морским. А комбез новый зачем покупали? А лыжи? На будущий сезон из моды все выйдет.

Разговор был при мне. Ильдар аж прослезился, поняв и разделив горе дочери. Говорит: Юлдусик, звезда моя (Юлдусик – это Юлдуз. Юлькино настоящее имя. Ильдар в свое время выпендрился и назвал дочурку по-татарски – звезда. Галка не возражала. Она вообще возражать не умеет), ну хочешь, мы с тобой вдвоем во Францию съездим?

Тут уж сестрица моя, дура дурой, но сообразила: у кого, говорит, из нас бронхит? Кому на горячий песок надо?

Ильдар сник – вспомнил.

Короче, Юлька вечер проревела, выторговывая себе горнолыжные каникулы, но разве ж дочурку, умницу, красавицу, одну в развратные джунгли отпустишь?

Галка носилась по квартире, заламывая руки от несчастья, постигшего семью, а Ильдар с мокрым полотенцем на лбу уволокся в спальню и с расстройства уснул. Я закончила переписывать видеофильм, из-за которого и приходила, собралась домой. Тут Галка меня на выходе узрела, и словно третий глаз в ней открылся.

– Дашуня, – говорит, – зайка моя, съезди с Юлькой в Куршевель. Видишь ведь, в каком сумасшедшем доме живу! Ильдар слег, на лечение срочно ехать надо, пока болезнь не запущена, а у Юльки нервы расшатаны до безобразия. Смотри, у нее верхняя губа дергается – нервный тик.

Честно, если б я секунду назад не видела, как племянница в рот «Рафаэллу» впихивает, я бы в этот тик поверила. А так – ест ребенок конфету, кокосовая стружка за губу завалилась, вот и тик… Но я Галку разубеждать не стала. Ей и так переживаний хватает. Поэтому просто сказала:

– Не могу, у меня – работа.

– Дашуня, – сестрица пустила слезу, да такую увесистую, что вместе с ней стекли ресницы, – выручай, солнышко! Ну, за свой счет возьми, или как там у вас? Творческий отпуск. А хочешь, Ильдар тебе больничный купит?

Юлька перестала подвывать, насторожилась и стала делать мне за материной спиной недвусмысленные знаки. От неожиданно наступившей тишины пробудился хозяин дома. Выполз из спальни, испуганный, тихий. Наверное, подумал, что тут уже все с инфарктами валяются.

– Ильдарчик, – подскочила к нему супруга, – уговори Дашутку! Пусть Юльку в Куршевель свозит. И сама развеется. Ну ведь ни сна, ни отдыха на своей работе не видит. Пашет как проклятая. Посмотри, кожа да кости!

– Даша! – твердо, с бронхитной хрипотцой, прокашлял зять. – Выручай семью.

– Нет, – так же твердо ответила я. – Нам, честным журналистам, и здесь хватает работы по расчистке авгиевых конюшен. К тому же на какие шиши я в ваш Куршевель поеду?

– Не вопрос, Дашка! – веско ответил нефтяной магнат. – Ты у нас девушка принципиальная, подачек не берешь, взяток – тем более. Давай решим проблему по-деловому. Типа, я тебя нанимаю на работу на десять дней. В качестве этой. Ну. как ее, которая за детьми присматривает?

– Няни? – осведомилась я, глядя на распустившую сладкие слюни Юльку.

– Типа да. Гувернера.

– Тогда уж – гувернантки.

– Один хрен.

– Путевка, билеты, командировочные?

– Все за мой счет.

– А спецодежда? – хитро поинтересовалась я.

– Какая спецодежда? – опешил Ильдар. – Зачем тебе на курорте спецовка?

– Горнолыжная.

– Дашунька, – заторопилась Галка, – так я же все новое себе купила! А у нас размер один! Пойдем, прямо сейчас примерим!

Глядя на себя в зеркало, я недоуменно рассматривала длинное стеганое пальто, отороченное пушистым белым мехом. Может, я полная идиотка, но как в нем кататься с горы?

– Это самый писк от Dior! – хлопотала вокруг меня Галка. – Смотри! – Она чем-то щелкнула, дернула меня за подол, и, как в известном фильме «Брюки превращаются…», пальто усохло до размеров стильной курточки «бомбер».

Сестрица прошлась по моим бицепсам, защипывая мягкую ткань рукавов вместе с моей кожей, дернула, и я оказалась в восхитительном жилете.

– Штаны покажи! – приказала Юлька.

– Ой, Дашка, штаны вообще улет! Они простеганы пером сибирского гуся, представляешь?

– Нет, – честно ответила я. – А этот гусь, случайно, не из Красной книги?

– Не знаю, – оторопела Галка. – Вряд ли. Красное перо, наверное, просвечивало бы.

– Его осветлили, – сообщила Юлька. – Пергидролем.

– Кого?

– Гуся.

– Не говори глупости! – отмахнулась мать. – Тут все натуральное, никакой химии.

Юлька плюхнулась в кресло и начала ворчливо приговаривать, что ее опять обделили.

– Себе – сибирского гуся, а мне какого-то феникса сраного! Вот скажи, Даш, ты все знаешь, сибирский гусь существует?

– Отвечаю! – влез Ильдар. – Лично охотился. Хотя. Это давно было, до того, как мать себе штанцы прикупила. Теперь, может, весь к Диору улетел.

– Ну вот, – кивнула Юлька. – А птица феникс?

– Не знаю, – задумался магнат. – Не слыхал, чтоб кто-нибудь подстрелил.

– Папа, кончай пургу нести! Феникс – из сказки птичка. Которая из пепла возрождается. А мне маман весь прикид фениксовский купила. Сэкономила на ребенке.

– Ну, ты, Юлька. – не нашлась Галка. – PHENIX – одна из самых известных фирм! Она норвежскую сборную одевает! Тут семь разных слоев, чтоб тепло было!

– Мать, не пыли, – посоветовала Юлька. – Шучу.

– Шуточки у тебя! – обиделась сестрица. И принялась снова хлопотать вокруг меня. – Вот масочка, вот очки. Все от Dior. Это я все по каталогу выписала. Полный эксклюзив.

– Ага, – снова прогундосила племянница. – А у меня – полный ширпотреб!

– Ничего себе, ширпотреб, – возмутилась Галка. – У тебя одни очки от Brico сколько стоят?

Я вертелась перед зеркалом и так, и этак. Нет, все-таки Джон Галльяно – это класс! Я выглядела роскошно! И очень сексуально. Оч-чень!

Купила бы я когда-нибудь себе такой прикид? Ну, если не есть, не пить, носить одни трусы лет десять, то, наверное, вот на эту шапчонку накоплю. Или на одну перчатку.

– Ну, как, Даш? – заискивающе заглянула мне в глаза Галка. Юлька не заглядывала, она давно все поняла. Просто подыгрывала.

– Дашуня, лыжи мерить будешь? – спросил вполне успокоившийся Ильдар.

– На фига? – искренне спросила я.

– Правильно, – одобрил зять. – Надеть тебе их там помогут, а кататься не обязательно. Главное – выйти на гору.

– Папа! – топнуло ножонкой капризное чадо. – Это ты у нас горнопляжник! А мы кататься едем!

– Кто? – изумилась я.

– Горнопляжник, – хмыкнула племянница. – Это те, кто загорать приезжают, а лыжи им по барабану.

– Хорошее слово! – восхитилась я. – Мудрое.

– Неси лыжи! – приказала Галка супругу. – В самом деле, девчонки отдыхать едут, спортом заниматься. Они, как ты, по барам да ресторанам шляться не будут.

Ильдар удивленно оглядел нас с Юлькой, словно говоря: а что, в Куршевеле есть еще, чем заняться? За лыжами, однако, сходил.

– Это Volant! – с восхищенным придыханием сообщила Галка. – Лучшее, что есть сейчас на рынке.

– А модель? – со знанием дела поинтересовалась я, хотя ни единой марки производителей горных лыж не знала, а уж модели – тем более.

– Vertex Genesis Silver. – Из сестрицы просто била законная гордость. Словно вот эти серебристые, в самом деле очень красивые, блестящие лыжики сотворила она сама. Бессонными ночами на собственной кухне.

– Мам, неужели название выучила? – удивленно протянула Юлька, проверяя сказанное матерью по красочной этикетке.

– А то! – важно качнула головой Галина. – Я же кататься на них собиралась, а не загорать!

Отец с дочерью ошарашенно посмотрели на мать и – промолчали. Видно, слов не нашлось.

– Лыжи для круизного катания, – продолжила ликбез Галка. – Исключительно легкие и послушные. Как на склоне, так и на поворотах.

– Ты еще и поворачиваться на них собиралась? – Ильдар уставился на жену с искренним восхищением, словно лишь сегодня с ней познакомился и намертво влюбился с первого взгляда.

Галка метнула на него победоносный взгляд и ответом не удостоила.

Возились мы в тот вечер долго. После меня устроила дефиле Юлька. Потом мы занимались термоформовкой, то есть грели феном лыжные ботинки, чтобы те сели строго по ноге. Потом испытывали на прочность палки, потом устали, и я решила никуда не ехать, а остаться в гостевой комнате. Все родственное семейство обрадовалось этому чрезвычайно. Они все еще побаивались, что я передумаю.

Народ отходил от багажного терминала, важно толкая перед собой тележки с роскошными чемоданами и яркими сумками. Чуть ли не каждый третий бережно придерживал выпирающие сигары лыжных чехлов. «Наши», – удовлетворенно подумалось мне. Имелись в виду, конечно, не соотечественники, а горнолыжники. «Наши» были в основном упитанными самодовольными мужчинками с высокомерными, розоватыми от самолетных напитков глазками. Двигались они качественно и жестко, ставя на блестящий белый пол аэропорта ногу целиком, без всяких там глупостей, типа, носок-пятка. Рядом с ними вышагивали верные подруги, то бишь супруги. В основном.

Не-супруг отличить было вполне легко: по возрасту, одежде, птичьему щебетанию и особенным, рассеянным взглядам, от которых не ускользала ни одна особь противоположного пола. Под коротенькими норковыми курточками практически у всех светились вызывающие декольте. На декольте посверкивали камушки. В ушках – тоже. Девчонки приехали отдыхать. А какой же отдых без брюликов?

Супруги, напротив, по сторонам не смотрели, только вперед, в одном направлении с мужем, как и положено семейным уставом. Одеты они были в роскошные, норковые же манто, бюст не оголяли, принимая скромность за несомненное и вечное достоинство. Как одна, отличались рубенсовской статью, монументальностью памятников известного скульптора Вучетича и такой же поволокой во взоре. Впрочем, поволока ничуть не мешала им зорко приглядывать за безопасностью собственного брака. Напротив, удачно маскировала неусыпный, тотальный интерес.

Я лениво разглядывала и тех и других, попутно размышляя, что, видимо, правы мои коллеги-журналисты, назвавшие олигархических жен хрюшками. Впрочем, стоп! Чего это я на собратьев по цеху напраслину возвожу? Мало нам шишек от читателей перепадает? Как только не честят, как только не унижают. И за что? За правду.

Хрюшками своих боевых подруг кто-то из самих олигархов окрестил. В «Sunday Times», кажется. Банкир какой-то. Ну да! Точно, вспомнила! Раппопорт. Что-то он там блеял, будто жены-хрюшки, с которыми олигархи связали жизнь в студенчестве, – единственные, кто в них, олигархов, верит и дает им ощущение стабильности. Поэтому олигархи жен и не бросают. А те из благодарности прощают им молодых любовниц, потому что понимают, что сами – хрюшки. Во как.

Блин! Ну почему мне в студенчестве не попался будущий олигарх? А попался, наоборот, разгильдяй и охламон Пашка? Хорошо, вовремя развелась. Ребеночка родить не успела. А ведь хотела! Вот сейчас был бы мне и Куршевель, и лыжи с сибирским гусем. Но уж я бы хрюшкой не стала, это точно! Кстати, когда Галка за Ильдара замуж собралась, помню, вся моя рафинированная интеллигентная семейка билась в истерике и вопила: «Мезальянс! Он „звонит" говорит…»

И что? Вот вам и мезальянс! Куршевель, «Парус». А мамаша моя, доктор биологических наук, всю жизнь устремленная в пробирку, колготки лаком заклеивает: дескать, в сапогах все равно не видно. Ильдар, правда, и сейчас лучше говорить не стал, но его неправильные ударения зарабатыванию денег никак не мешают.

Я, конечно, не Галка. Я точно знаю, что мне нужно от жизни. Я – журналистка до мозга костей. Причем хорошая. И этот куршевельский вояж мне нужен для того, чтобы написать гениальный материал о том, как отдыхают наши олигархи. Ну а если еще и получится с кем-нибудь стоящим познакомиться. пуркуа бы и не па?

Нет, ну вот что я за человек? Сама с собой до конца откровенной быть не могу. Издержки профессии, что ли? Хотя. И не в откровенности вовсе дело. Просто сама я еще не решила, что для меня главнее – профессия или замужество. Нет, если, конечно, я не найду стоящего олигарха, тогда – профессия однозначно. А если найду? И он мне скажет: бросай работу?

Щас! На работе я – человек. Уважаемый. Востребованный. И небесталанный, между прочим! Что ж, угробить все свои природные способности среди кастрюль?

Так ведь у всех олигархов – домработницы. Их жены с кастрюлями не пересекаются. А ходить по модным тусовкам я и без мужа-олигарха могу. Как представитель прессы.

Короче, мне нужно идеальное сочетание. Чтобы и муж, и профессия, но чтоб работать в охотку, ваять нетленку, получать разные журналистские премии.

Олигарх он ведь тоже не дурак, если жена не только красавица, но и умница, то к чему любовниц заводить? Вот тогда брак будет счастливым. Он – на нефтяной вышке или на международном симпозиуме, я – в командировке или на вручении Оскара. А отдыхаем вместе. Хоть в Куршевеле, хоть в «Burj Al Arab». Ну и домик на Лазурном берегу – тоже неплохо. Со своим причалом для собственной яхты.

Я живо представила себе белый тугой парус, перекрывающий синее-синее небо, белый шезлонг, белый лед в ведерке с шампанским. Себя в короткой белой юбочке, открывающей вытянутые загорелые ноги. Возле меня, склонив черную кудрявую голову в подобострастном поклоне, стоял официант-араб, смиренно дожидающийся моих распоряжений.

– Мадам, – говорил он мне, – мадам.

– Мадам, – кто-то легонько тронул меня за плечо, – вас зовут!

Я оторвала глаза от бескрайнего бирюзового горизонта, где море в страстном поцелуе сливалось с небом, и обнаружила рядом рыхлую тетеньку в соболином кожушке. Тетенька указывала толстым набриллианенным перстом в сторону резиновых змей. Оттуда, отчаянно подпрыгивая, чтобы быть замеченной, махала перчаткой Юлька:

– Дашка, иди сюда, быстрее!

Толпа, окружавшая транспортеры, рассосалась, по черной восьмерке одиноко кружился в странном задумчивом танце чей-то черный пластиковый чемодан, обтерханный и пыльный. Как он тут оказался? Такой вполне мог выкатиться из хабаровского рейса или откуда-нибудь из Нарьян-Мара, пролетом в Урюпинск.

– Дашка, заснула, что ли? – ворчливо осведомилась племянница. – Зову, зову.

– Что, сама на тележку вещи сложить не можешь? – высокомерно спросила я. – Обязательно надо старую тетку заставлять больные ноги топтать?

– Сумки твоей нет. – Юлька показала на место рядом, где чинно отдыхал ее кожаный монстр в радужном перекрестье лыжных чехлов – моего, серебряного, и ее, золотого. – Весь багаж уже разобрали.

– То есть, – врубилась я, – как это – нет? А где она? Сперли, что ли?

– Кто? – уставилась на меня Юлька. – Кому твой Nike замызганный нужен?

– Дуся, – наставительно произнесла я, еще не осознавая трагедии произошедшего, – не пыхти.

Юлька молча проглотила «Дусю», хотя в иной момент взвилась бы уколотой лягушкой. Дусей я ее называла по аналогии. Ильдар, не признавая общеупотребимого «Юлька», величал свою дочь исключительно национальным именем, иногда для ласковости приправляя к напыщенному «Юлдуз» всякие плебейские суффиксы. Тогда выходило «Юлдусик», «Юлдашка», «Юлдуся». Я, как человек, в этимологии продвинутый, обкорнала имечко, оставив чисто русское «Дуся». И определяла им племяшку, когда та вела себя, на мой взгляд, глупо и неинтеллигентно. В конце концов, ровно наполовину Юлька была чисто русским продуктом.

– Ищи давай, – потребовала Юлька. – Не видишь, мы одни остались!

– Чего искать? – не поняла я.

– Чего-чего, сумку свою!

– И где я ее найду? – До меня, кажется, начало доходить. – Обратно в Париж пешком топать? Искать, где вывалилась по дороге?

– Откуда я знаю! Говорила тебе, возьми материн баул. А ты. Вот и выбросили твою Nike как несоответствующую. Кто в Куршевель с такой сумкой пустит?

– А этот? – Я тупо показала на все еще вальсирующий чемодан. – Этот – лучше?

– Отстань! Этот, может, местный. Специальный. Раз уж он выехал, значит, остальные кончились.

Я с интересом взглянула на племяшку. Иногда ее умозаключения представлялись очень неординарными. Тоже, наверное, журналисткой станет.

Видно, наш растерянный вид все-таки привлек к нам внимание. Не тех, кого хотелось бы, но.

– У дам проблемы? – подкатился к нам форменный лысый швейцарец.

Услышав о нашем горе, долго думал, чесал за ухом, вздыхал, вытирал синим платком красную шею, потом, видно, вытащил из своей жирной памяти инструкцию о том, как надо вести себя в подобных нештатных ситуациях.

В квадратной клетушке без окон с нас взяли заявление о пропаже багажа, ласково успокоив, что Швейцария тут ни при чем, все дело в рассеянных и безответственных французах из Air France, которые, наверное, запулили мою сумку на другой рейс. Может, в Нью-Йорк, может, в Сидней. Как раз туда в это же время летят самолеты.

Юлька обалдело хлопала глазами, а я, как старшая и опытная, не преминула поинтересоваться, за чей счет мы полетим в один из означенных аэропортов вызволять сумку.

– Не стоит хлопот! – вежливо успокоили меня аэропортовские куртуазники. – Мы сами свяжемся с коллегами и сами доставим вам багаж. Swiss air, дескать, всегда на стороне пассажиров..

Я расстроилась. Все-таки, согласитесь, прибавить к собственному географическому списку Нью-Йорк или Сидней мне, как известной журналистке, совсем бы не помешало.

Толкая перед собой багажную тележку, мы вырулили в зал прилета, и вот только тут до меня дошло. Я без багажа! То есть босая и голая. В прямом смысле. Ни сменных джинсов, ни джемперков, ни белья.

Но главное, вместе с сумкой улетело в загадочную Австралию мое вечернее платье от Ргаёа! Единственное, в котором я чувствовала себя вполне достойной олигархического ухаживания. Оно, собственно, было единственным. Галка подарила на день рождения. Сама я за три тысячи баксов никогда бы его не купила.

И что теперь? Хорошо, что горнолыжный сибирский гусь упакован в чехол вместе с лыжами. Ильдар сказал, что так все опытные спортсмены делают, чтобы снаряжение, не дай бог, при перегрузках не сломали. А то ведь грузчики они во всех странах одинаковы. Запулят с десятиметровой высоты, потом склеивай лыжи «Моментом» из осколков. Поэтому наши с Юлькой прикиды пушисто обнимали лыжи, страхуя их от непродуманных и вредительских действий международной погрузочно-разгрузочной мафии.

Это столько же радовало, сколько и огорчало. Неужели в бар или ресторан я в своих гусиных штанах пойду?

– Все, Юлька, съездили в Куршевель, – грустно доложила я племяшке. – Что там у нас с обратным билетом?

– Ты что? – взъярилась Юлька. – Сдурела? Без сумки не обойдешься?

– Без сумки – обойдусь, – понуро согласилась я, – а вот без ее содержимого – вряд ли. У меня же все – там. Ну просто все!

– Все, что нажито непосильным трудом, – язвительно продолжила юная стерва. – Куртки кожаные – три штуки.

– Дуся, – я тяжело смерила родственницу взглядом, – я не дочь олигарха. У меня нет денег, чтобы в местных бутиках купить себе одежду вместо утраченной.

– У меня есть, – пожала плечами Юлька. – Сейчас предкам позвоним, все расскажем. Они из жалости еще подкинут. Да не переживай ты, Дашка, у меня шмоток – целый гардероб, вместе складывали! Что нам – не хватит, что ли?

В принципе Юлькин багаж собирался под моим неусыпным контролем с вполне определенной целью. Размеры-то у нас идентичные! Но Юлькина фраза о том, что предки из жалости окажут посильную финансовую помощь пострадавшей родственнице, мне очень запала в душу. Ее-то я и стала обдумывать. Выказывать преждевременную радость по поводу нечаянной возможности пополнить свой гардероб представлялось мне непедагогичным. Нет, пусть Юлька попереживает, подергается. Во-первых, послушней будет, а во-вторых, может, поймет, что деньги в этой жизни – не главное. Есть и иные, вечные ценности.

Наши с Юлькой мобилы оказались одинаково мертвыми. Забыли отключить в самолете – пожалуйста, полная разрядка. Теперь мы еще и в информационной изоляции?

Юлька достала из сумки празднично-лакированную карточку Travelclub, на всякий случай всученную нам Галкой:

– Надо найти клубный зал ожидания. Там по этой карте что угодно делать можно.

Припарковав багаж почти у выхода, мы потащились в зал ожидания Travelclub, на самый верхний уровень аэропорта, в Международный сектор, откуда можно было позвонить родственникам.

– Девочки, что случилось? – тут же завопила Галка. – Ваш самолет захватил террорист? Вас ограбили? Вы живы?

– Не ори, а, – попросила я. – Без тебя тошно. Короче, вы с Ильдаром сейчас должны решить, и очень быстро, могу ли я оставить Юльку тут одну на эту неделю. Разумеется, я договорюсь, чтоб за ней кто-нибудь присмотрел. Или мы летим назад вместе.

Юлька, прижав нос к моему плечу, истошно зарыдала. Прямо мне в ухо. Пришлось показать ей кулак, чтоб не переигрывала. Девчонка умненькая, в нашу породу, все поняла. Зашмыгала носом, уже не так громко, заскулила, жалобно, протяжно, тонко, будто электрический лобзик включили. Поскольку на нас тут же стали оглядываться люди, пришлось дать племяннице легкую затрещину.

– Дашенька, милая, что там у вас? – билась в истерике непонимания сестрица.

Я передала трубку Юльке. Главный вопрос решился быстро, почти мгновенно, а потом еще минут десять племяшка докладывала озверевшим от одиночества родителям о том, как мы летели, чем кормили в самолете, как долго ждали багаж и прочую лабуду, на которую, честное слово, было жалко и времени, и денег.

– Дашенька, – искательно засюсюкала в трубке сестрица, как только уставшая от разговора Юлька передала ее мне. – Ты только не расстраивайся. Тебе с твоими нервами вредно. Ильдар уже деньги на карту перевел, пока мы с Юлькой болтали. Десять тысяч. Не хватит – звоните сразу. Ему без разницы, откуда переводить, из Москвы или Эмиратов. Все, мои лапулечки, езжайте в отель. А то нам в аэропорт пора, самолет через два часа.

«Лапулечки», вполне удовлетворенные развитием событий, с удовольствием выпили тут же в баре Travelclub капучино и спустились к багажу.

– Так… – столбом остановилась я у тележки. – Еще одна беда.

– Какая? – хмыкнула Юлька. – Что лыжи не сперли? Ты тоже на это надеялась, когда мы багаж тут оставляли? Можно было родителей еще и на это развести!

– Дуся! – строго прикрикнула я. – Как ты можешь? Что за плебейский жаргон?

– Да ладно тебе, Дашка, – отмахнулась развращенная богатством племянница, – от них не убудет.

– И у нас не прибудет, – философски заметила я. – Бумажка с номером машины, которая должна нас ждать, в кармашке сумки осталась. И телефон водителя на ней.

– А чего он нам сам не звонит? – удивилась Юлька. – Вот гад!

– Куда звонить? Телефоны не работают.

– А...

Мы выкатились на площадку перед входом в аэропорт, огляделись. Автомобили сновали чуть ниже, видно, как раз у зала прилета. Тут, где тусовались мы, такси причаливали на секунду, выплевывали пассажиров и тут же уносились обратно. Никто к нам не подбегал. Услуг своих не предлагал.

Короче, не Москва.

Единственный водила, зацепившись за нас взглядом, высунулся из окошка, но и тот на мое недвусмысленное предложение довезти нас до Куршевеля лишь качнул головой, объяснив, что едет в Женеву, а это совсем в другой стороне.

Мы потащились вниз, где резвились в темноте огоньки автомобилей. Почти дошли, попутно сомневаясь, что найдется дурак, готовый везти нас в ночь за 150 километров. А ведь где-то стоял наш персональный «рено», взнузданный трансфером и готовый стартовать в Куршевель. Только – где?

– Дашка, когда мы уже приедем? – загундосила Юлька. – Я на дискач хочу!

– Цыц! – грубо пресекла я родственные мечты. – Нам еще часа два пилить, и то, если повезет.

Нам повезло через пару секунд. Мы с Юлькой еще шныряли глазами по выстроившимся на стоянке машинам, по наитию пытаясь отыскать свой законный «рено», а сзади вдруг возникли ясные столбы света и принялись запеленывать нас в золотую кисею пылинок, приближаясь все ближе.

– Девчонки, – услышали мы знакомый голос, – что, машину найти не можете? Садитесь к нам!

Макс махал нам из окна крохотного белого «пежо».

– Ну, тут уж не до жиру, – рассудила я, разворачивая тележку наперерез «пежо». С паршивой овцы – хоть до Куршевеля добраться!