"Сильбо Гомера и другие" - читать интересную книгу автора (Босов Геннадий)

ТАЙНА КАНАРСКИХ ОСТРОВОВ (АНТИЧНОЕ ВРЕМЯ)

Тайна Канарских островов (Античное время)

Давнии вопрос: кто принес язык свиста на Канары? Может быть, история и этнография, а так же и археология ответят нам на него. Кто были первыми поселенцами на островах и кого они там застали, если кто-то уже обитал задолго до них на Канарах?

Историки географии считают, что Канарские острова за свою долгую, тысячелетнюю историю открывались и «закрывались» (в прямом и переносном смысле этого слова) много раз. Настолько часто, что ко времени их последнего открытия на средневековых морских картах всего только один из группы Канарских островов, остров Тенерифе, существовал сразу в двенадцати вариантах, а другой остров — Лансароте — даже разросся в целый архипелаг из… 19 островов! Это объяснялось незнанием языка и неточностью переводов названий с самых различных карт и описаний морей и берегов.

Как считают некоторые историки, в древности — первый раз! — Канарские острова, видимо, были открыты где-то в промежутке между 2700 и 2000 гг. до н. э. критскими или какими-то малоазийскими мореходами в период критского или троянского могущества на море. Правда, никаких достоверных сведений об этом до нашего времени не дошло, если не считать косвенных улик — находок предметов критского импорта на Атлантическом побережье Пиренейского полуострова да очень древних мифов о походах Геракла к западным берегам Атлантики и островам Гесперид, лежащих где-то за Гибралтаром. В это же время, а может быть, на полтысячелетие позже, в море вышли греки-ахейцы, преемники критян, у которых они учились своему мореходному искусству. Это произошло где-то около 1400 года до н. э., может быть, чуть раньше, а может быть, и позже…

Потом на смену исчезнувшим в огне последующего дорийского завоевания Греции мореходам-критянам и ахейцам — последние частично переселились в Малую Азию, где среди милетцев-ионийцев и сохранялись долгое время морские сказания предков, знаменитые «Аргонавтика», «Одиссея» и другие, — пришли новые хозяева Средиземного моря. Финикийцы… Где-то с 1200 года до н. э. или несколько позже они начинают осваивать и западные районы древнего Средиземноморья, идя по следам своих учителей и торговых конкурентов — критян и ахейцев. Уже в 800 годах до нашей эры финикийские мореходы, пишет известный историк географии Рихард Хенниг, случайно или преднамеренно открывают за безымянным «проливом в океан», то есть за поздними Столбами Мелькарта (или Геракла), остров Мадейру и Канарские острова. Появляются первые сведения о них.

Один из историков античности, Диодор Сицилийский, каким-то образом сохранил в своих сочинениях память об этом открытии: «В середине океана против Африки находится остров, отличающийся своей величиной. Он находится от Африки лишь на расстоянии нескольких дней морского пути… финикияне, обследовавшие… побережье по ту сторону Столбов и плывшие на парусах вдоль побережья Африки, были сильными ветрами отнесены далеко в океан. После многих дней блуждания они достигли наконец названного острова». Вероятно, как считают историки географии, это был остров Мадейра, от которого уже не трудно добраться и до Канарских островов («оптимисты» полагают, что речь идет даже об Америке).

А хоть раз побывав на Канарах, пишет Хенниг, финикийцы должны были бы вновь вернуться туда. И даже больше — основать свои поселения и фактории, ибо острова манили их не только своим волшебным климатом, за что их еще в древности прозвали Счастливыми или Островами Блаженных. (Как писал знаменитый историк Плутарх: «Даже среди туземцев успело распространиться занесенное извне верование, что здесь должны находиться Елисейские поля, местопребывание праведных, воспетое Гомером».) Дело в том, что финикийские знатоки флоры открыли на островах сырье для получения устойчивых лакмусовых красителей — например, знаменитого в древности тирского пурпура, приносившего огромные доходы правителям и купцам Сидона и Тира. Производство тирского пурпура всегда было окружено тайной — которая, кстати говоря, до сих пор так и не раскрыта! — и не один шпион был принесен в жертву Баалу за попытку выяснить секрет его изготовления…

Между тем, на Канарских островах как раз и произрастал лишайник-орсель (или «трава оризелло», как его именовали в Европе в средние века), содержащий высококачественный краситель и притом в больших количествах. Исследователи предполагают, что орсель Канарских островов и был как-то связан с секретом массового получения тирского пурпура (одних раковин-пурпурниц, встречающихся в Средиземном море, из которых пурпур тоже изготовляли, для этого явно не хватило бы). «Орсель, — сообщали моряки в средние — века, — растение-, которое, подобно мху, встречается на утесах, и, если море временно покрывает его, оно окрашивается в красный цвет… До открытия этих островов орсель стоила 40 крузадо, а теперь — только 15, и говорят, что без этой орсели нельзя изготовить изящную кожу».

Кроме лишайника-орселя, острова Блаженных поставляли и еще один, правда, менее ценный краситель — «кровь дракона», то есть смолу драцены, или «драконова дерева». Арабские авторы, во многом хорошо осведомленные в географии, за исключением страшного Моря Тьмы (Атлантики), всерьез полагали, что на одном из Канарских островов некогда поселился дракон, опустошивший острова, но его будто бы убил Александр Двурогий, то есть Македонский, как именовали его в Коране и в арабских сказаниях. Отсюда, мол, на островах и встречаются «месторождения» «крови дракона», хотя как она выглядит, они толком не представляли, считая полудрагоценный минерал красного цвета, реальгар, рудой означенной «крови дракона» (сандараха — «камень из драконовой крови» у Плиния).

За все свои достопримечательности уже в римское время и даже раньше, видимо, далеко не случайно Канарские острова стали называться еще и Пурпурными островами. Судя по этому названию, римляне в конце концов установили один из источников баснословных доходов финикийских купцов и их потомков-карфагенян, впоследствии уничтоженных римлянами. Благодатный климат Счастливых островов, к тому же еще и окрашенных в заманчивый цвет благородного пурпура, так любимого богами и знатью, еще в античное время должен был, вне всякого сомнения, привлекать толпы поселенцев на океанические острова. И действительно, мы находим прямые свидетельства плаваний карфагенян за Гибралтар не только с разведывательными и торговыми целями, но и с целями колонизации вновь открытых «райских островов» и земель. Таким, например, было плавание карфагенского суфета Ганнона в 530 году до н. э. к загадочной «Колеснице Богов» (Феон-Охема), куда-то к берегам Западной Африки. Правда, узнали об этом лишь спустя столетия, когда Карфаген, разрушенный римлянами в 146 году до н. э., лежал в развалинах…

Не удивительно, что обладание Пурпурными островами составляло одну из важнейших государственных тайн Финикии, а затем и ее дочерней колонии Карфагена, заставляло их хранить в секрете местонахождение богатых островов и жестоко расправляться с соглядатаями и агентами их основных торговых конкурентов, в то время — греков и римлян. Источники античного времени сообщают нам, к каким крайним мерам прибегали соперники, чтобы сохранить эти тайны в сфере своей монополии. Например, когда какое-то греческое или римское судно, рассказывает историк и географ Страбон, увязалось за карфагенским торговым кораблем, вышедшим в Атлантику, чтобы разведать маршрут и цель его похода, карфагенский капитан предпочел выброситься вместе с судном на скалы и погибнуть, но не выдать тайны своего маршрута и цели плавания…

В сочинении, приписываемом древнегреческому философу Аристотелю, «О чудесных слухах» содержится, в частности, и такое сообщение: «Говорят, будто по ту сторону Столбов Геракла карфагеняне обнаружили в океане необитаемый остров, богатый множеством лесов и судоходными реками и обладающий в изобилии плодами. Он находится на расстоянии нескольких дней пути от материка. Но когда карфагеняне стали часто посещать его и некоторые из них из-за плодородия почвы поселились там, то суфеты Карфагена запретили под страхом смерти ездить к этому острову. Они истребили жителей, чтобы весть об острове не распространилась и толпа не могла бы устроить заговор против них самих, захватить остров и лишить карфагенян счастья владеть им».

Видимо, в самом Карфагене, помнившем о героическом времени мореходов Ганнона и Гимилькона, об их плаваниях на юг и на север Атлантики, открытии островов и основании колоний, куда уходил избыток городского населения, дело дошло до серьезных разногласий, раз «толпа», то есть простой народ, знавший о свободных и прекрасных островах в океане, решил поселиться там и выйти из-под власти деспотичных суфетов. Выход был один: Карфаген решил перебить своих взбунтовавшихся соплеменников и сохранить власть над островами. Борьба за свободу «заморских территорий», подобная той, что когда-то привела к образованию самого Карфагена и отделению его от метрополии, города Тира, здесь закончилась поражением…

Случайно не об этих ли событиях повествуют легенды Канарских островов, когда их жителям были «отрезаны языки»? Может быть, в такой иносказательной форме до наших дней сохранилось предание о запрете разглашать важную государственную тайну Карфагена о местоположении и богатствах Канарских островов, когда островитян, «ни в чем не повинных, жестоко наказал король, приказавший отрезать им языки»? Увы, мы можем об этом только догадываться…

После падения Карфагена в 146 году до н. э. в результате серии знаменитых в истории Пунических войн с Римом, единственным, кто хорошо знал об атлантических островах и владел ими — более того, устраивал на них свои поселения и красильни, был нумидийский, гетульский и мавританский царь Юба II (30 г. до н. э.- 22 г. н. э.). Античные авторы сообщают, что этот знаток коммерции, образованный ливийский правитель не нашел на островах жителей (хотя вряд ли его люди обшарили все острова Канарской группы), но обнаружил там остатки древних каменных строений. Может быть, следы тех поселений, которые были основаны еще Ганноном и разрушены в период «гражданских смут» в Карфагене? Конечно, при этом все жители маленькой островной колонии не были перебиты своими соотечественниками, часть из них вполне могла избежать карфагенского погрома и поселиться на соседних островах архипелага или затаиться в густых лесах и глухих горах… Прибытие любого судна с востока могло привести их в паническое бегство: кто знает, что за люди прибыли на корабле и не собираются ли они повторить уже знакомую островитянам операцию…

Но кто же был первыми жителями Канарских островов — финикийцы, карфагеняне, ливийцы или кто-то другой? Это не решено окончательно до сих пор. Доктор Вейкман, долго живший на острове Тенерифе, сообщал в 1937 году, что на Канарских островах им обнаружены многочисленные наскальные надписи и рисунки неизвестного происхождения. Крупнейший специалист по доистории Канарских островов француз Р. Верно писал еще в конце прошлого века, что в глубокой древности на островах проживал малорослый и темнокожий народец «пигмеев», на смену которым затем пришли загадочные голубоглазые и светловолосые гуанчи, которых Л. Грин назвал «блондинами с неясным прошлым». Здесь мы еще раз вспомним Геродота, писавшего о последних низкорослых жителях Сахары и Северо-Западной Африки, еще в древности уничтоженных ливийскими племенами (может быть, предками или родственниками гуанчей).

Так, в рассказе об известном путешествии насамонов в поисках «истоков Нила» — на самом деле насамоны, державшие все время путь на запад, достигли излучины Нигера — сообщается, что во время путешествия они были захвачены в плен какими-то маленькими, ниже среднего роста, чернокожими дикарями. По мнению исследователей, комментировавших это место у Геродота, насамоны пересекли Сахару в юго-западном направлении от берегов Средиземного моря и дошли, вероятно, до Тимбукту на Нигере, где и встретились с сахарскими «пигмеями», ныне давно уже исчезнувшими.

В другом своем сообщении Геродот рассказывает о «пещерных эфиопах» (африканцах) и о том, как уничтожали их предки сегодняшних туарегов Сахары — наездники-гараманты, одно из сильнейших ливийских племен, имевших свое государство: «Там обитают люди по имени гараманты (весьма многочисленное племя)… эти гараманты охотятся на пещерных эфиопов на колесницах, запряженных в четверку коней. Ведь пещерные эфиопы — самые быстроногие среди всех людей, о которых нам приходилось когда-либо слышать. Эти пещерные жители поедают змей, ящериц и подобных пресмыкающихся». И здесь следует, на наш взгляд, самая интересная часть сообщения Геродота: «Язык их не похож ни на какой другой: они издают звуки, подобные писку летучих мышей…»

К каким же предположениям можно прийти, анализируя сообщения Геродота? Что когда-то, в глубокой древности, в Сахаре и на побережье Западной Африки, вероятно, проживало низкорослое чернокожее население (оно же предположительно отмечено и на Канарских островах), ныне и там и там исчезнувшее. Сейчас пигмеев можно встретить лишь в девственных лесах Конго (р. Итури и др.), но раньше область их расселения простиралась далеко на север.

На знаменитых фресках сахарского Тассили, детально исследованных французом Анри Лотом, встречается очень много изображений людей карликового роста — чернокожих, танцующих, с круглыми, непропорционально большими головами, украшенными перьями или «рогами». Этих негроидов Лот назвал людьми «бушменского типа». Как известно, сегодня бушмены, эти низкорослые бегуны, способные догнать страуса или антилопу, сохранились лишь в южной части Африканского континента — в пустыне Калахари. Хотя исследователи, считающие бушменский тип одним из самых древнейших в Африке (наряду с пигмеями тропических лесов), высказывают предположение о том, что в далекой древности они были расселены гораздо шире и, возможно, населяли даже Сахару и север Африки…

Интересно сообщение Геродота о странном языке врагов гарамантов — «троглодитов», питавшихся, как это делают и сегодня бушмены Калахари, ящерицами, змеями, различными насекомыми, кореньями растений и другими «дарами пустыни» (особенно в сухой сезон, когда животные откочевывают в леса и саванны). «Троглодиты» Геродота издавали звуки, похожие на свист или писк летучих мышей. Может быть, за эти странные писки и был принят их необычный язык свиста, если на нем подавали друг другу сигналы маленькие темнокожие жители «пустынных горизонтов». Тем более, что именно в саваннах Нигера, на южной окраине Великой Пустыни, у гурунси-нанкансе и бваба до наших дней сохраняется древний язык свиста, о котором сообщал в Париж французский губернатор и который наблюдал в наши дни миссионер Жюль Гено.

Не следует думать, что низкорослое население Северной Африки — эти «пещерные эфиопы» и «троглодиты» — исчезло еще в «Геродотово время». Оно сохранялось в отдельных районах Магриба чуть ли не тысячу лет спустя. В арабских сказках «Тысячи и одной ночи» рассказывается об одной экспедиции в Северную Африку за сосудами, опечатанными магической «печатью Соломона», в которых будто бы были заключены непокорные джинны — образ, подсказанный античными амфорами, которые можно было в изобилии встретить в развалинах финикийских, карфагенских, греческих и римских городов-колоний на побережье Северной Африки (до сих пор амфоры здесь выбрасывает на берег бушующее море).

Во время своего похода арабские путешественники, «охотники за «сосудами Соломона», встретили где-то в горах Атласа одно древнее племя, «спасшееся от всемирного потопа» и в страхе поселившееся в горах. Правитель маленьких чернокожих негров-горцев, одетых в шкуры животных и разговаривающих на «неведомом языке», объяснил через проводников удивленным путешественникам, что его народ, несмотря на свой карликовый рост, не относится к джиннам, но происходит от праотца Адама по линии Хама. Специалисты-мифологи считают, что арабские странники побывали в районах Сирта в ливийской пустыне или же в горах Атласа, населенных сейчас берберами Лувата, истинными троглодитами, до сих пор живущими в пещерных жилищах. Кстати, в Тунисе и Ливии можно еще встретить, как дань древней традиции, земляные подземные жилища, хорошо спасающие жителей от жаркого солнца…

Анри Лот, исследовавший фрески Тассили, назвал рогатые изображения «бушменов» стилем «круглоголовых» или «стилем бесенят», полагая его одним из самых древнейших в Сахаре, сложившемся в раннем неолите, где-то около 8-10 тысяч лет назад. А на более поздних фресках были встречены и знаменитые «колесницы гарамантов», охотившихся на убегающих «пещерных эфиопов» или «троглодитов», как их часто называли античные авторы. Колесницы эти изображены в известном историкам и искусствоведам стиле «летящего галопа», свойственном, по их мнению, лишь искусству критомикенского времени. Исследователи связывают появление этого стиля (вместе с колесничьими!) с походами так называемых «народов моря» против Древнего Египта. Высадившись в Киренаике, на севере Африки, «народы моря», возглавляемые ливийскими «князьями», напали на Египет, но, потерпев поражение, отошли в глубь Ливии. Часть из них вернулась назад, часть же смешалась с местными ливийцами и впоследствии составила племена гарамантов, которых и застал Геродот.

«Можно предположить, — пишет Анри Лот, — что после неудачных походов против Египта воинственные племена критского происхождения (они, возможно, пришли из гораздо более дальних мест, быть может, с севера Европы, потому что египтяне изображали их с синими глазами, характерными для народов севера) двинулись по направлению к Сахаре, где впоследствии ассимилировались среди своих ливийских союзников». Интересно, что в составе самих ливийцев встречались племена различного происхождения и антропологического типа, в том числе и светлопигментированные. Кстати, пишет Лот, до сих пор среди туарегов Сахары нет-нет, да и мелькнет вдруг необычный тип голубоглазого и рыжеволосого «северянина» — потомка рыжих «темеху» египетских надписей, которыми они именовали светловолосых ливийцев, владельцев быстроходных колесниц, позволивших им освоить сахарские прерии и выйти к берегам Атлантического океана. Отсюда уже «рукой подать» и к Канарским островам…

Вряд ли все эти факты не образуют какой-то законченной логической системы — по крайней мере, в порядке предположения. Слишком здесь много случайных совпадений, от которых можно протянуть воображаемую, но вполне возможную связь к малорослому населению Канарских островов — самым древнейшим их жителям, возможно принесшим на острова загадочный язык свиста. Думается, что «авторство» в его изобретении в районах Западного Средиземноморья принадлежит именно им. От них язык свиста мог поэтапно, со временем, перейти и к тем, кто жил рядом с ними, прибывал позже них на острова и смешивался с ними. Подобное произошло и тысячелетия спустя с их преемниками, гуанчами, о которых сказал Лоуренс Грин, что они «исчезли с лица земли, а с ними и их язык. Но они успели научить испанских завоевателей свистеть. Принципы, положенные в основу языка свиста у гуанчи, были использованы в испанском варианте, и островитяне продолжали «вести беседы» над грохочущими стремнинами…»